Полная приключений ночь сменилась прекрасным утром. Щебетали птички, сияло солнце. Но лилипуты не заметили красоты этого утра. Они угрюмо шли на работу и вздыхали, как и часто за последние дни:
— Освободит ли нас в конце-концов великан? Освободит ли он нас?
Никто из них и не подозревал того, что Муц в тюрьме, так как полицейские получили приказ от короля держать в строгой тайне все, что произошло ночью. Одни только толстосумы узнали радостную весть, что великан попался и к вечеру будет повешен.
Муц не подозревал о грозящей ему страшной опасности. Он все еще спал глубоким сном. Советники короля собрались и стали уже обсуждать, как лучше убить великана, сделать ли это просто или с музыкой, повесить ли его сначала, а потом расстрелять и сколько для этого понадобится музыкантов. А Муц все спал. Толпа полицейских уже строила на площади высокую виселицу, а в голове у Муца начинались лишь обычные утренние сны.
Ему снился его школьный товарищ Фриц Килиан. Он собирался итти с ним в школу, но не сделал арифметической задачи. Поэтому ему пришлось потеть, копаться в книгах. Он еще не готов, а тут звонит уже школьный колокол. И, пока длилась эта школьная кутерьма, Фриц неожиданно превратился в маленького седовласого и белобородого человечка. Он держал в руках коричневую дубинку и говорил:
— Возьми эту дубинку. Она крепка, как сталь, и бьет за троих. Она сломается только, когда придет свобода!
А когда он протянул руку за дубинкой, то не смог пошевельнуть ни одним членом. Он почувствовал, как с него градом катится пот, проснулся, ощутил холодный каменный пол за спиной, зевнул, захотел протереть глаза, но не смог. Тогда он жалобно крикнул:
— Мама! Не могу пошевелиться, меня душит домовой!
— Чепуха! Ты просто связан! — глухо прозвучало в комнате.
Ах, как быстро Муц раскрыл глаза! И как ему плохо стало! Он увидел над головой серый потолок, кругом серые стены, серую дверь и окно с решеткой. А на груди его сидел Буц с помятым пером на шляпе и теребил веревки. Дубинка стояла в углу.
Муц попробовал напрячь силы, но ничего не вышло. Он хотел встать, — то же самое.
— Буц, помоги! Буц, я пойман! Ах, Буц, если бы мы с тобой не заснули!
— Если бы! Если бы! Если бы у меня нос был обвязан платком, я не упал бы с марципановой башни! Если бы ты не напился, мы прогнали бы полицейских, как зайцев, и были теперь в Беличьем бору, где поют птицы, или у марципановой башни, или в каком-нибудь другом хорошем месте.
И он стал рассказывать великану о том, что произошло ночью, но был вынужден остановиться, так как с улицы донеслись шум колес и беготня.
Буц, схватил дубинку, снова залез под платье Муца. В дверях загремел ключ. Дверь распахнулась, появился начальник тюрьмы в сером мундире и стал у входа с обнаженной саблей и связкой ключей в руках. Он отвешивал низкие поклоны. Послышались шаги, начальник тюрьмы стал кланяться все ниже и ниже. Чем ближе приближались шаги, тем ниже становились поклоны тюремщика. Звякнули шпаги, и вошел король с советниками и свитой радостных толстосумов, весело потиравших руки и ликовавших:
— Действительно, он в наших руках! В наших руках! Действительно!
Десятка два человек окружили заключенного.
— Он никогда больше не будет отламывать карнизы с пряничных дворцов! — с язвительной усмешкой сказал один и нанес Муцу такой удар, что тот заскрежетал зубами от боли.
— Он больше не скажет про нас, что откусит нам головы! — торжествовал второй и так двинул Муца по ноге, что тот пришел в ярость.
— Он больше не будет удерживать народ от работы! — с улыбкой, произнес третий и так дернул Муца за волосы, что тот в бешенстве завращал глазами.
— Он больше не будет прогонять наших всадников! — ликовал четвертый и так сильно пырнул Муца ножиком, что тот взвизгнул и прорычал:
— Негодяи! Трусы! Сколько против одного, который к тому еще связан! Горе вам, если я вырвусь!
— Он никогда не вырвется! — торжествовал король и, окруженный своими советниками, вплотную подошел к связанному великану.
— Я поклялся своей короной! Его выставят в клетке на показ на площади столицы, а затем повесят. Он будет висеть для устрашения народа. А его приятель Громовое-Слово навсегда останется в тюрьме.
Но у Муца все еще так шумело в голове, что эти страшные угрозы заходили ему в правое ухо и выходили из левого, не производя на него никакого впечатления. Он только чувствовал, как глубоко врезались веревки в тело, дергал за них и возмущался:
— Трусы! Напасть на человека во сне! Хвастунишки, моськи, сморчки!
— Просим ваше королевское величество удалиться! — просили советники короля. — Кто знает, какие еще обидные слова в пасти у чудовища?
— Убийцы! Коварные трусишки! — продолжал Муц.
— Ты будешь висеть! — язвительно засмеялся король и вышел со своей свитой. На прощанье каждый наносил еще по удару Муцу. Дверь хлопнула, замок прогремел, и тюрьма снова стала темной, тихой, уединенной…
— Итак, мы будем висеть! — раздалось под платьем Муца. — Вместе шли, вместе поймали, вместе повесят! — И Буц вылез наружу и упал на грудь Муца.
Если бы не стыд перед маленьким, то большой бы заплакал. Ему было так плохо, так душило его раскаяние, что он вздохнул:
— Ах, Буц, если бы я тогда не пил!
Горюя, Муц вспомнил о задаче, которую однажды задал ему отец. Она гласила: «если один осел стоит сто марок, сколько стоит Муц?» Теперь он ее сразу решил: он должен, по меньшей мере, стоить столько, сколько стоит целый табун ослов. Как все было чудесно до того, как он так по-ослиному легко дался в руки полицейским. Как пели птицы в Беличьем бору, как шелестели деревья, как плескалась река… Муца сильно потянуло в Беличий бор и снова по всей тюрьме прозвучал его глубокий вздох:
— Буц, нам нужно сейчас же придумать, как бежать отсюда.
— Да! — ответил Буц, который где-то возился в платье Муца.
— Я думаю, немедленно! — горячился Муц.
— Да!
— Немедленно!
— Да!
— Немедленно!
— Да!
Муц взглянул и заметил, что Буц возится с веревками.
— Ах, вот как! Какой же ты молодец, Буц! Если мы отсюда вырвемся, никто не посмеет тебя обидеть! Никто, понимаешь, никто!
И ему захотелось освободить всех бедняков и прогнать толстосумов, а для Буца придумать какую-нибудь особенно прекрасную награду. А когда он, Муц, вернется домой, то никогда больше не будет ссориться с сестрой.
Но, несмотря на все его хорошие обещания и намерения, веревки сидели на нем так же крепко, как и до сих пор.
— Эх, Буц, если бы я захватил с собой из дому перочинный ножик! Ах, остолоп я безголовый! Никогда больше я ничего не буду забывать! — тужил и охал Муц.
Буц не прислушивался к его словам. Он слез с великана, притащил острый булыжник и начал тереть им веревки. Со лба его градом катился пот, но веревки не резались. Снаружи снова послышались шаги. Опять загремел замок, скрипнула дверь и, не успел Буц спрятаться с дубинкой за кудрявой головой Муца, как снова вошел тюремщик.
Это был высокий мрачный полицейский, поседевший на королевской службе. В его руке болтался сосуд с водой, который он поднес к губам Муца со следующими словами:.
— Пей, король приказал! Чтобы ты был свежим и дольше болтался в петле. Король приказал.
— Если бы эта сабля была у меня, — подумал Буц, тогда — раз, два, три, и веревки были бы перерезаны. И — раз, два, три! — Буц выскочил из-за своего прикрытия, прихлопнул дверь и очутился перед полицейским.
Тюремщик в испуге выронил сосуд и уставился на коренастого, точно выросшего из земли лилипута, который стукнул дубинкой и кратко приказал:
— Давай сюда саблю!
— Откуда тты вззялся? Кто… тты ттакой? Чего ттебе ннужно? — заикался в замешательстве полицейский. Но он быстро пришел в себя, выхватил саблю и бросился на Буца.
Ах, как лихо заплясала дубинка, как отражала она каждый удар сабли! Как храбро извивалась, прыгала и ловко наносила удары! А Муц в своих путах вертелся и кричал:
— Крепче, Буц! Крепче, Буц!
И дубинка так ловко обрушилась на правое плечо тюремщика, что тот выпустил из рук саблю и, шатаясь, упал на стену.
Раз, два, три! Буц схватил сверкающую саблю, перерезал путы великана и вложил ее обратно в ножны тюремщика, который, все еще оглушенный, стоял, прислонясь к стене.
Освобожденный Муц поднялся с полу, выпрямился, насколько позволяли тюремные своды, выбежал, согнувшись, на двор и так потянулся, что его скрученные и онемевшие члены затрещали.