Четыре дня безобразничал Муц в столице. В эти дни на королевских дощечках можно было читать:
Его Королевское Величество провели бессонную ночь.
Аппетита — никакого.
Цвет лица: белый как известь.
Общее состояние: две новых морщины на лбу.
Поведение великана сильно угнетало короля. Он беспокойно ходил по замку и скрежетал зубами:
— Он должен висеть! Он будет висеть!
Но, так как и в Лилипутии нельзя кого-нибудь повесить, не поймав, — король вздыхал после каждого припадка ярости:
— Ах, если бы уже прибыли войска!
Вызванные войска находились на расстоянии двухдневного перехода от столицы. Пипин изнывал от нетерпения и вымещал злобу на слугах. Он велел натянуть на себя длинные кавалерийские сапоги и бесцельно слонялся по двору. Блеянье двурогих в конюшнях казалось ему насмешливым хохотом. Поэтому он велел стянуть с себя сапоги, надел легкие комнатные туфли и направился в синий конфетный зал. Там сидел за бутылкой вина принц Пип и, неустанно водя пальцами по винной луже, разукрашивал стол сетью каналов. Это еще больше взбесило Пипина: он вышел оттуда в своих шитых пантофельках и для своего успокоения приказал подать себе в шоколадной гостиной два паштета из улиток. Но аппетитный завтрак был испорчен королевой Пипиной. Она ядовито посматривала на своего супруга и сопровождала каждый кусок какой-нибудь колкостью:
— Беда с этим человеком! Иметь войско и несколько сот полицейских, и допустить, чтобы великан все еще был на свободе. Да, такому королю легче одолеть паштет из улиток!
Рассерженный Пипин убежал в уединенную светелку, приказал лейб-слуге разостлать перед собой карту страны и стал высчитывать, когда войска доберутся, наконец, в столицу.
Но ему не удалось закончить своих вычислений. В то время, как он водил пальцем по карте, из города донесся какой-то шум.
— Не успело взойти солнце, как там уже опять начинаются проделки этого великана! — злобно поморщился Пипин.
Шум усилился. Его сменил громкий гам, и Пипин приказал закрыть окна.
Гам усилился и перешел в тысячеголосый гул.
Тогда Пипин велел закупорить себе уши ватой и разразился проклятиями.
— Вот окаянный! Что он натворил там внизу?!
Но Муц на этот раз ничего не натворил: он смирно сидел перед своей пещерой. Гул, доносившийся из столицы, испугал его самого, и пробудил его от утреннего сна. Он сидел с Буцом на скате горы, протирал заспанные глаза, глядел на город, который, как затейливая игрушка, раскинулся у его ног, и наблюдал необычное, загадочное зрелище: высоко над столицей реяли странные необыкновенные существа. Они летели, но то не были птицы; все же они имели крылья. Бело-красные крылья, прикрепленные к темным, стройным крохотным телам…
У Муца от изумления отвисла нижняя челюсть, а Буц подскочил, как ошпаренный, сжал кулаки и заревел:
— Бело-красные! Жители Страны Чудес! Бело-красные! Жители Страны Чудес!
И бросился бежать вниз, а Муц следом за ним. Оба мчались в город, на улицах которого раздавались крики лилипутов.
* * *
Столица редко видела на своих улицах такую массу возбужденного народа. Мужчины, женщины, дети потоками струились из домов, фабрик, полей, собирались на улицах, пристально глядели в воздух, поднимали кулаки к небу, шумели, ревели, орали:
— Вон из нашей страны!
— Чортово отродье!
— Вон из нашей страны!
Шапки, сапоги, камни, комья земли летали в воздух и падали вниз — на головы рассвирепевшей толпы. А чужестранцы гордо реяли над ней, описывая большие круги между небом и землей и, с видом превосходства, смотрели на шумный город.
Полицейские с сверкающими саблями прибежали на площадь, важно уставились в воздух и заревели:
— Стой! Ни с места! Вы все арестованы именем короля! — И дали несколько выстрелов вверх.
Но странные существа продолжали отважно крутиться над угрожающей, озлобленной и стреляющей толпой и смело смотрели вниз на город, где тысячи лилипутов неистовствовали до хрипоты, а толстосумы с вышек своих вилл боязливо поглядывали на бело-красных летчиков.
Солнце просвечивало через красные полотнища крыльев, они походили на языки пламени. Так, в огненном сиянии солнца, чужестранцы около часа крутились над столицей Лилипутии, а затем большими взмахами крыльев повернули обратно на северо-запад. Но кутерьма в столице не ослабевала. Лилипуты словно забыли свою нужду, пряничные муки и толстосумов. Ненависть к пришельцам как бы смела с лица земли их бедствия.
Народ так обезумел, что не удостоил Муца ни одним взглядом, несмотря на то, что тот побывал в разных местах города, и стоял задрав голову и устремив взгляд на северо-запад, где исчезали в синеве неба бело-красные крылья. А Буц, обычно скупой на слова, сидел на левом плече великана, без конца проклинал пришельцев и неожиданно воскликнул:
— Муц! Уничтожь жителей Страны Чудес! Растопчи их! Убей их! Откуси им головы!
Это повторило несколько лилипутов, за ними вся улица, а затем и весь город заполнился криками:
— Великан! Уничтожь жителей Страны Чудес! Растопчи их! Убей их!
Муц рассердился. Он замахал руками и крикнул:
— Я, вообще, больше не играю! Вы сами не знаете, чего хотите. То прогнать толстосумов, то избавить вас от волшебной короны. Теперь — опять новость. Я больше не играю!
Лилипуты не слушали его слов, они беспрерывно кричали:
— Великан! Уничтожь жителей Страны Чудес!
Они так надрывались, что их крики доносились до пряничного квартала.
Там, на балконе своей виллы, стоял старый Сыр-в-Масле. Он следил в длинную подзорную трубу за уплывающими за горизонт жителями Страны Чудес и вдруг услыхал крик лилипутов:
— Великан! Уничтожь жителей Страны Чудес!
Тогда Сыр-в-Масле опустил подзорную трубу и издал тихий свист, как человек, которому пришла в голову великая, тонкая идея…
В раздумьи, Сыр-в-Масле медленно спустился в свою гостиную, сел за стол и окунул перо в чернильницу.
Немного спустя, верховые гонцы поскакали по всей стране, от одного пряничного замка к другому, и передали каждому толстосуму письмо, в котором говорилось:
Кто еще не забыл про клад в Стране Чудес — понимаете? — того я приглашаю сегодня вечером на важное совещание (важное, — понимаете?) в свой замок!
Вечером по дорогам катились кареты толстосумов. Конфетный зал замка Сыр-в-Масле был набит битком.