Редко когда приходилось генералу Евахнову оказываться в шкуре просителя. Но что оставалось делать? Его ребятки весь болотный ил чуть ли не чайными ложечками перечерпали, нашли оплавленный корпус компьютера, нашли много гильз и шапку с «дедовской» кокардой (а мичман Мильян получил-таки свои пять вне очереди за нарушение формы одежды), нашли невесть откуда взявшийся деревянный полусгнивший инвалидный протез на левую ногу с десятком зарубок и вставную челюсть отечественного производства, нашли пуговицу от женского нижнего белья и дамскую пилочку для ногтей, а вот табельный пистолет, закрепленный за товарищем генералом, как сквозь землю провалился.

И теперь на полном серьезе перед генералом Евахновым маячил суд офицерской чести с последующими неторжественными проводами на пенсию.

— Слышь, Гулливер… — обратился как в старые, да что там старые, доисторические курсантские времена генерал Евахнов к генералу Гулину. Обратился не в штабном шестисотом «мерседесе», потому что машина вполне могла оказаться нашпигована жучками — коллеги однокурсника не зевали, да и шоферская рожа доверия не вызывала. А обратился, когда они вышли из машины и стали подниматься по ступеням внешне обычного подъезда с табличкой «ООО „Железная маска“».

— Ну? — через плечо дал знать, что помнит, и окончательно остановился товарищ юности, а ныне начальник спецкомиссии по расследованию происшествия на объекте У-18-Б генерал Гулин.

— Комиссия твоя будет работать еще деньков пять-шесть? — Неловко чувствовал себя Евахнов и потому говорил куда-то вниз, под ноги, тоскливо разглядывая контрастные, набирающие силу тени.

— Ну? — притопнул на месте то ли нетерпеливо, то ли потому что мороз донимает, генерал Гулин.

— И никаких сомнений, что след бразильский? — Слова опять ушли вниз, к немодным лыжным ботинкам. Другой гражданской обувки в гардеробе Евахнова не оказалось. А появляться ему в Москве по форме было строжайше запрещено. Во избежание утечки. Да разве бы он появился, не случись такое? Сдалась ему эта провонявшая бензином Москва…

— Ну? — Самым неприятным было то, что Гулин смотрел не в лицо Евахнову, а куда-то за его спину. Туда, где по-зимнему рано садилось красное заидневевшее солнце. Словно Евахнов — пустое место.

— Слышь, Гулливер, отпусти меня в Бразилию на эти пять-шесть дней.

Гулливер, получивший свою кличку за малый рост, тряхнул затылком, будто пытался отогнать нехорошую мысль. Но мысль оказалась цепкой:

— Ноги решил сделать? — выдыхаемый воздух тяжело осел инеем на ворсе воротника пальто.

— Да ты что?! — отвисла челюсть у вскинувшегося Евахнова. И подкрадывающаяся к вмерзшей в снег корке хлеба ворона испуганно запрыгала прочь резиновым мячиком.

— Тише, дурак, — зашипел низенький Гулин. — Не привлекай внимания.

— Сам ты дурак, — вновь опустив глаза, обиженно буркнул Евахнов. Но в рамках требуемой громкости. Жесткий воротник гражданского пиджака, колом торчащий из непривычного гражданского пальто, больно врезался в шею.

— Что, на пенсию не охота? — ехидно начал подначивать друг юности. — Дача, внуки, альбом фотографий… Хотя нет. Про фотографии это я не подумав. Ты ж всю жизнь по секретам проваландался. Никаких фото.

— Так что, не отпустишь? — набычился провинившийся генерал.

— Загранпаспорта у тебя нет, визы нет. Визы на Герцена, к твоему сведению, от четырех до семи рабочих дней оформляют, да и по нашим каналам всяко не меньше двух суток. А у тебя их, суток этих, всего пять. Какая, к черту, Бразилия? — загнул первый палец на руке бывший однокурсник. Гражданское пальто на нем сидело не в пример ловчее и, кажется, даже свидетельствовало о высоком социальном статусе. Потому как в глазах посторонних прохожих на улице легко читалась зависть. Впрочем, в современной моде Евахнов не петрил.

— Так отпустишь или не отпустишь?

— И где ты там собираешься искать этот треклятый пистолет? Рожа у тебя совершенно не латиновская, друзей и родственников за рубежом нет, личных сбережений, чтобы нанять людей, насколько мы проверяли, тоже нет. И, наконец, даже языка ты не знаешь, — загнул второй, третий и четвертый пальцы Гулливер.

— Не отпустишь, — еще больше понурился генерал Евахнов, и воротник еще суровее обошелся с шеей. Хотя сейчас генералу было начхать на физическую боль. Настоящая боль копошилась в сердце.

— Ладно, братуха, не бзди, прорвемся, — как в юности ответил вдруг улыбнувшийся Гулливер и хлопнул приятеля по плечу. — Я все эти сутки, пока мои орлы на объекте ковырялись, только и кумекал, как бы старого приятеля на путешествие в Бразилию подбить. Ведь жалко, если тебя по такому пустяку уйдут. Мало нас с курса в строю-то осталось…

Дружеская улыбка тронула губы генерала Евахнова. Не сомневался он в старом приятеле. Или сомневался? Неважно. Распрямил плечи обрадованный командир бывшего объекта У-18-Б.

— Ты за паспорт и язык не переживай. Выкручусь как-нибудь, — порывисто пообещал он, с удивлением отмечая, что жесткий воротник перестал терзать шею.

— А ты, Лесник, как был дремучим, так и остался, — недовольно свел брови Гулливер, тоже назвав товарища курсантским прозвищем. — Никакой партизанщины! Будет тебе и паспорт, будет и свисток. Я тут не только кумекал, но и задним числом кое-какие шажки предпринял. Смастрячил кое-что… Короче, Сашка — мой лучший шофер — отвезет тебя в одно турагентство, которое к диким обезьянам чартер гоняет. Работает, увы, не на нас — но на нас.

— Как это?

— А вот так: наши просьбы выполняет аккуратно, а что мы за фирма — ведать не ведает. Короче, назовешься там Егором Дмитриевичем Лопушанским.

— И что это за птица — Егор Дмитриевич?

— Агент мой. Сегодня его черед прокатиться в Бразилию пришел — что-то там, в Бразилии этой, неправильное выклевывается… Впрочем, тебе это знать не след.

Генерал Гулин сухо прокашлялся, как будто намекая, что нечего тут рассусоливать. Что он сделал все от него зависящее. Пора и честь знать.

— Спасибо, век не забуду! — растрогался генерал Евахнов. — А как же этот Лопушанский?

— Не бери в голову. Тебе нужнее.

— Ох, как и благодарить-то не знаю…

— Беги, беги, вижу, неймется. Да и торопиться тебе надо, самолет скоро. Короче: пять дней прикрывать тебя буду, а дольше — извини… Табачок врозь, — сказал Гулин так, словно боялся, что товарищ с курсантских времен сейчвас бросится ему на шею. Словно стеснялся своей доброты.

Генерал Евахнов хотел еще что-то сказать. Но что тут скажешь? Оставив товарища на ступенях «Железной маски», генерал вернулся к машине и, усевшись на заднее сиденье, весело бросил ковырящему спичкой в зубах шоферу:

— Ну, брат, вези туда, где Лопушанского ждут!

Шофер удивленно воздел брови, но ничего не спросил, завел мотор и покатил вперед.

Если б начальник объекта У-18-Б оглянулся, он бы увидел, что генерал Гулин совершил правой рукой невнятный жест. То ли перекрестил старого товарища на дорожку, то ли поставил крест на старом товарище. А потом генерал Гулин смотрел вслед машине, пока та не скрылась за поворотом. И в глазах его не было ничего, кроме печали.

На третьей по счету улице окутанный паром гаишник в задубевшем от мороза тулупе махнул было «мерсу» полосатой палкой, но, рассмотрев номерной знак, лишь отдал честь.

На пятой по счету улице машина буксанула перед вывеской турагентства «Карнавал-Трэвел». Приглушенный хлопок дверцей «мерса», отбрасывающего почти черную непрозрачную тень. Генерал бодро протопал по морозцу, пересилил дверную пружину и оказался внутри бесхитростно оформленного зала. Чистенько, аккуратненько, на столике рекламные проспекты дял посетителей.

Вдоль стены на полке в ряд — припорошенные пылью семь фарфоровых Колумбов. Мал мала меньше. Во всю стену до потолка — расписание рейсов из Шереметьева и в Шереметьево. А поверх расписания скотчем приклеена вырезка из газеты с перечнем стран, сулящих смертную казнь за ввоз марихуаны.

— Слушаю вас, — вежливо сказала подпирающая ладошкой щеку девушка за стойкой. Хотя слушала она не генерала, а спрятавшегося внутри магнитолы Хулио Иглесиаса. И смотрела она не на генерала. Среди массы ярких проспектов она выбрала самый неброский, рекламирующий не контрасты Стамбула, не пот и зной Майорки и не сумасшествие Нью-Йорка, а тихий уют дома-музея Льва Толстого в Ясной Поляне.

— Егор Дмитриевич Лопушанский, — доложился генерал и, поскольку мордашка у девушки была смазливой, прищелкнул каблуками. Чуть не свернув при этом сверкающий патрон урны.

Девушка оживилась, выбежала из-за стойки, вернулась и почти тут же снова оказалась рядом с Евахновым — уже с загранпаспортом и большим пухлым конвертом в руках. От девушки мило пахло духами. Настроение у генерала стало такое, словно он попал в сказку с обязательно хорошим концом. И словно он сбросил годков эдак тридцать.

— Что же вы опаздываете! — с наигранным возмущением прикрикнула девушка. — Ну-ка немедленно в аэропорт! Хотите, я такси вызову? — И передала бумаги. И от случайного соприкосновения рук словно искра пробежала. И не отвела девушка задорный и одновременно заботливый взгляд.

Было в ее заботливости что-то от учительницы младших классов, только-только закончившей педучилище.

Генерал открыл паспорт там, где должна обретаться фотография этого… как его… Лопушанского, и обнаружил знакомые по зеркалу черты. Да уж, оперативная фирма — «ООО „Железная маска“». Евахнов глянул в окно — дожидается ли шофер, — и остановил девушку жестом:

— Да я вроде как при машине. Спасибо, милая, дай бог тебе жениха хорошего.

Девушка зарделась, ответила после непонятной паузы:

— И вам желаю… ни пуха, ни пера… — и вдруг подмигнула загадочно, по-заговорщецки.

Генерал молодцевато развернулся на каблуках и был таков. За те две минуты, что он провел в агентстве, тень «мерса» успела ощутимо вырасти. Из-за крыш выглядывал самый крешек солнца.

«Мерседес» помчался в аэропорт по имбирному прянику дороги. Евахнов повозился на заднем сиденьи, пристраивая полы пальто так, чтоб не мешали, и заглянул в незапечатанный конверт.

Разноцветный ворох авиабилетов вложен в похожую на рекламный буклетик турпутевку. Понятно, это сказка о тридевятом царстве. Генерал путевку достал, раскрыл. Все правильно: оформлена на Е. Д. Лопушанского (на всякий пожарный генерал запомнил телефоны бразильского посольства в Москве (290-40-22) и российского консульства в Рио (274-00-97)). Аккуратно сунул путевку обратно в конверт, достал следующую бумажку. Сложенную пополам и скрепленную жутко официальной с виду печатью: уведомление об уплате консульского сбора (пятьдесят баксов — тарифы, однако!). Это тоже легко угадываемая сказка: о витязе на распутье.

Следом за уведомлением на свет божий вынырнула расцвеченная защитными узорами виза и загадочная бумажка, озаглавленная «мультивиза». Зачем последняя нужна, генерал не понял, там все было написано по-английски и — судя по тому, что собрался он в Бразилию — по-португальски, а, как мы уже говорили, ни один из этих языков Евахнов не разумел.

Повертев документ и так, и сяк, генерал пожал плечами — раз выдали, значит, так нужно — и попытался вернуть ее в конверт; пусть это будет сказка о потерянном времени. Но документ почему-то возвращаться не спешил, что-то мешало. Евахнов сунул два пальца внутрь конверта и выудил неприметную желтую бумажку, которая уведомляла, что сие есть сертификат о прививке от желтой же лихорадки, сделанной на Неглинной, 14. Засунув-таки все документы обратно, генерал положил конверт в боковой карман пальто. Больше там, в конверте, ничего интересного не было — кроме нескольких простынных размеров купюр. На общую сумму в восемьсот пятьдесят реалов. Не густо, если честно. Хотя, наверное, такие времена настали — ну не может более крутую благотворительность позволить себе ООО «Железная маска» (или как там нас называют на самом деле).

А в общем — все как полагается. Вот только неведомый Лопушанский, должно быть, крепко обидится на контору, когда узнает, что зря перетерпел болезненный укол от желтой лихорадки. Плевать.

Самому же Евахнову никакие прививки не требовались. Со времен «собачьей» должности в его крови бродил столь заковыристый коктейль из всевозможных вакцин, что, начнись бактериологическая война, Максимыч остался бы последним живым и здоровым представителем рода человеческого. Генерал безмятежно улыбнулся, бережно упрятав документы в один внутренний карман пиджака, а деньги в другой, вольготно откинулся на спинку «мерса» и расслабленно глянул в окно. Словно утраченный пистолет уже вернулся.

Мягко покачиваясь в такт рессорам, проплыла станция метро «Речной вокзал» в окружении сдвинутых на обочину терракотов грязного пересоленного снега — из окна «мерседеса» похожая на избушку на курьих ножках — вот только ножки эти отморозившую. Потом «мерс» обогнал автобус номер 551 со стеклами, разрисованными кефирными узорами. Потом позади осталась пара маршруток, буксующих на укатанном снегу. А потом направо ушла коробка отеля «Novotel», и из пены разбрасываемого автомобильными шинами снега, похожего на неочищенный тростниковый сахар, родилось в окружении автостоянок слепящее электрическим светом здание «Шереметьево 2».

Саша потыкался-помыкался туда-сюда… Обложил матом такого же водилу такого же «мерса»… Потом шоферское приветствие досталось работнику автостоянки, не умеющему по номерам узнавать ведомственную принадлежность авто…

Вещей у генерала не было. Но генерал на этот счет не беспокоился. В душе пело: в Бразилию, в Бразилию, к далеким берегам!..

Он пожал на прощание Сашину руку и с удивлением уставился на прилипшую к ладони сотку баксов. А уже убравшийся на безопасное расстояние Саша — не дай бог, Евахнов вздумает отказаться от финансовой поддержки — виновато пожал плечами. Генерал благодарственно кивнул на прощание. Саша зафырчал мотором и укатил.

И начальник сверхсекретного объекта остался в одиночестве играть в таинственную, полную многозначительных недомолвок игру.

А далее началась суматоха, которая Евахнову ужасно понравилась.

Аэропрт, зал ожидания…

У столиков для заполнения деклараций, вокруг горластых теток с разномастными бэджами на дородных бюстах тусовались предвкушающие воздушное путешествие, возбужденные отлетающие. С ноги на ногу переминались. Большинство из этих ног обтянуты несерьезными летними брючками (мол, через двенадцать часов в жарких странах окажемся), меньшинство — дородными шерстяными брюками (дескать, пока-то мы еще в холодной России)… Но и та, и другая одежка, издалека было видать, не на распродаже в Манеже куплена.

Весело посвистывали колесики чемоданищ и сладко перешептывались полиэтиленовые пакеты. Витали обрывки чужих разговоров:

— Прощай, немытая Россия!..

— Мало, мало пока на нашем телевидении нормальных человеческих извращений…

— Мы провожаем папу!!!

— Послушайте, вы здесь работаете?

— Да, я сотрудник аэропорта. Чем могу быть полезен?

— И давно вы работаете?

— Давно.

— Скажите честно, самолеты часто падают?

— Очень редко.

— Не врите, мой муж улетает, я должна знать правду!

— Честное слово, очень редко!

— И что, нет никакой надежды?..

Генерал поглядел на свои убогие лыжные ботинки. Тапочки, что ли, пляжные надо было захватить…

— Господин Лопушанский? Здравствуйте! — радостно грянуло над его ухом, и Евахнов вскинул взор. Рядом, откуда не возьмись, нарисовалась не то что бы шамарханская царица, но девица черноволосая, поволокоокая, улыбающаяся в тридцать два зуба и по-восточному вполне спелая и притягательная. На лацкане манерного делового костюмчика, облегающего фигуру, как чехол для балалайки — гитару, переливалась голограмма-логотип «Карнавал Трэвел». — Группа уже в сборе, вас только ждем! Документы при вас?

Генерал безропотно, с застенчивой улыбкой, всем своим бестолковым видом выдавая, что за границу он впервые, протянул ей билеты, паспорт, визу, загадочную мультивизу, путевку, и сертификат о прививке. Черт возьми, а приятно было чувствовать себя не в роли командира и кому-нибудь подчиняться. В Бразилию, в Бразилию, к далеким берегам!.. Интересно, а она с нами полетит?

Царица профессионально бегло просмотрела кипу бумаг, выудила билеты и паспорт и вернула их генералу.

— Будьте любезны, это возьмите с собой. Остальное получите по прибытии группы в Рио. А где ваш багаж?

— А вы с нами полетите? — вместо ответа и неожиданно для самого себя спросил Евахнов и почувствовал, как кровь прилила к окаменевшим от морозца щекам.

Царица улыбнулась еще шире.

— Увы. В Рио вас встретит наш представитель. Она проводит группу в отель и поможет с устройством. Сбор группы через семнадцать минут у стойки регистрации номер пять, вон там, в таможенной зоне. Не опоздайте. Счастливого пути!

И с анакондовым шорохом костюмчика растаяла в толпе, как мимолетное видение.

Генерал взглядом отметил месторасположение стойки номер пять и отправился на осмотр достопримечательностей «Шереметьева». На оставшиеся семнадцать минут. Из горла сладкоголосо рвалось наружу: «Большое изобилие невиданных зверей…»

Аэропорт околдовал Евахнова. Хотелось попробовать того и этого, пожать на счастье лапу «однорукому бандиту», надкусить булочку с волшебным названием круассан — кажется, был такой министр обороны Франции, — почитать в огромных, веющих холодом окнах названия авиакомпаний на разъезжающих по взлетно-посадочным полосам лайнерах: «Узбекистан Хаво Йуллари», «Аэросвiт», «Air France», «Air India», «Air China», «Vietnam Air»… Поменять в окошечке «Мост-банка» доллары на рубли, а через несколько минут в окошечке «Инкомбанка» — поменять обратно. Вроде как он вернулся в тогда, когда принадлежал сам себе, а уж никак не армии. Когда мог делать что вздумается, а не то, что положено уставами, инструкциями и циркулярами. Захочет — пойдет и выпьет в «стоячем» кафе «Планета» кофе «из бачка» со сгущенным молоком.

И опять, опять гул голосов:

— В семье да не в ОВИРе…

— У меня жена рожает, мне лететь срочно надо!

— Роды — это очень длительный процесс.

— Ну да, знаю. Начинается года за полтора с легкого ухаживания…

Генерал пошел и купил себе эту приторную жидкость. Правда, не допил. Тогда пошел и купил себе сумку — не хуже, чем у других. Из этого мира, — где не было адъютантов и маршалов, где от генерала Евахнова никто ничего не требовал, где Евахнову не нужно было никого распекать и некому было грозить трибуналом, — не хотелось никуда убывать. Здесь можно было прожить оставшиеся годы. А еще лучше — начать жизнь сначала… Вряд ли она оказалась бы хуже, чем та, что выпала генералу. Мелькнула мысль позвонить домой, соврать что-нибудь супруге…

Но тут объявили начало регистрации билетов на рейс Москва — Рио-де-Жанейро. Компания «Аэрофлот». Самолет «ИЛ-96-300». Время вылета 20.05. Уважаемые пассажиры, просьба заблаговременно… И что-то еще в том же духе. Ладно, не будем портить праздник, решил Евахнов, придумаем что-нибудь и позвоним супруге уже из Нового Света. Генерал поспешил к выходу номер пять.

Ручеек отлетающих не торопливо просачивался меж двух турникетов. Отлетающие ставили сумки и баулы на вяло тянущуюся ленту интраскопа, проходили через раму металлодетектора и уже на той стороне забирали сумки и баулы. У каждого второго металлоискатель бдительно реагировал на мобильник, и мобильник приходилось временно выкладывать.

— Заявляете что-нибудь? — скучающе поинтересовался у Евахнова затурканный туристами таможенник в блекло-синей форме, даже не обратив внимания, что у генерала только ручная кладь, а багажные вещи отсутствуют.

— Никак нет, — гордо ответствовал генерал и прошел к стойке регистрации.

Получив посадочный талон, под ленивыми взглдами охраны он прошествовал через паспортный контроль. Мимоходом отметил, что над головой наклонно висит зеркало — дабы пограничница за стойкой могла в подробностях рассмотреть спину пассажира. Интересно, зачем: ведь всяческой контрабандой занимаются таможенники, а погранцам на это дело наплевать с высокой пальмы… Ладно, не до того сейчас.

Так Евахнов оказался на нейтральной территории.

Запахи разгоряченных грилем куриных окорочков. Накрахмаленная форма таможенниц.

Генерал заинтересовался яркой вывеской «TAX FREE» и заглянул на огонек. Сигареты, спиртные напитки, названия которых он не видел даже по телевизору, настораживали. Никак опять кризис? Сорок долларов за квадратную бутыль какого-то «Сиграма» — однако!

Его занесло в ларек, где продавались ямайские майки, гавайские трусы и пробковые шлемы.

— Скажите, а тельняшки есть? — несмело спросил он у аккуратного продавца в белой рубашке с бабочкой.

— Кончились, — не моргнув глазом, ответил тот. — Бундовцы с недавнего рейса все скупили. Беденовку не желаете?

— Жаль, что тельняшек нет…

Генерал разбил подаренный Сашей стольник — купил солнцезащитные очки, пляжные тапочки беззаботно-розового цвета на толстой пористой подошве и футболку с оскалившимся черепом. Но переодеваться храбрости не хватило. Осталось долларов сорок. Мало. Надо быть экономнее.

Короткое ожидание возле огромных, во всю стену окон. Прямая труба гармошкой, ведущая в салон самолета. Номера мест над креслами.

И, потративший энергию на впечатления в аэропорту, генерал отрубился, едва сбросив негнущееся пальто и устроившись в кресле. Ужин проспал. Ночь проспал. Даже Атлантику проспал.

А снилось ему, будто четырехлетняя сука Альма по плановой вязке ощенилась аж пятнадцатью щенками. Только щенки были какие-то не такие. Генерал присмотрелся — а у них крокодильи морды. И подло улыбаются.

Вынырнув из сна, генерал оторопело затряс головой. Сунул лицо в бок иллюминатора — с этой стороны крайнее кресло пустовало. Вот, кажется, ногу отсидел… А еще было очень жарко. Мокрый воротник наждаком снимал стружку с шеи при малейшем повороте головы.

Да и настроение уже было не то. Дурное было настроение, прямо скажем. Навозными мухами жужжали в голове упаднические мысли: а куда я лечу? А как в такой большой Бразилии за пять дней отыскать пропавший пистолет? А как я общаться с аборигенами буду — языка-то не зная? А?.. А?..

Генерал еще раз тряхнул головой, отгоняя паникерство, встал, чтобы сбросить пиджак, и тут же тысяча пираний впились в ногу чуть выше голени. Точно, отсидел. Страдальческая гримаса Евахнова не произвела впечатления на скучающего рядом парня, зато чуть-чуть произвела впечатление на пробирающуюся по проходу стюардессу, толкающую перед собой двухэтажный столик с яствами и напитками.

— Что-нибудь беспокоит? — с маленьким-маленьким намеком на участие спросила аэрофлотовская дева.

Евахнов мысленно сравнил ее с жарко прижавшейся в снежной круговерти на Муринских болотах воинственной амазонкой. И несмотря на то, что у амазонки личико было искажено ненавистью, сравнение вышло не в пользу стюардессы.

— А вот водочки бы, — неожиданно для самого себя сказал генерал. Вообще-то, он не злоуподреблял, но сейчас можно, для поднятия боевого духа. — Ведь у вас есть водочка?

И страдальчески улыбнулся. Ногу потихоньку отпускало. А идея хряпнуть сто граммов нравилась все больше и больше. Тем паче, что по классу билета почти все его прихоти работники авиалинии должны были удовлетворять.

— Конечно. — Стюардесса зачем-то посмотрела на часы; было видно, что сдержала тяжелый нетерпеливый вздох. Постаралась, чтобы ее мина хотя бы отдаленно напоминала служебную улыбку, и пошла дальше.

— Только мне, пожалуйста, «Столичную», — уточнил Евахнов в спину белой блузке, под которой читались алебастровые контуры лифчика. — И стиль отечества нам сладок и приятен, — подмигнул генерал соседу. Нога постепенно возвращалась к жизни.

Сосед не принял приглашение к разговору, лишь еще глубже уткнулся в листаемый проспект. Со страниц соседа манили карамельные песчание пляжи, рахат-лукумовые бунгала и шоколадные вертихвостки.

Только тут Евахнов заметил, что уши соседа надежно ограждены от звуков окружающего мира наушниками, и носок закинутой на ногу ноги мелко подрагивает, выводя таинственный музыкальный ритм. Ну и ладно. Не дрейфь, Лесник, отыщем мы твой пистолет. Помнишь, как в девяносто первом Минобороны урезало дотации на кормежку питомника — дескать, пенсионерам жрать нечего, а тут вы еще со своими псинами? И ничего ведь, нашли, как собачек прокормить…

Осторожно, чтобы не терзать измученную шею, генерал принялся расстегивать пиджак. Пуговица за пуговицей.

— Ваша водка, — раздались бездушные слова сзади.

Летающая официантка уже принесла заказ. Хорошо бы водка оказалась такой же холодной, как ее глаза. Генерал, переклонясь через соседа, потянулся за рюмкой. И момедленно хлопнул.

— Девушка! — возмущенно окрикнул он опять удаляющуюся, накрахмаленную до скрипа белую блузку.

Стюардесса повернула уже откровенно недовольное лицо:

— Что еще?

— Я же «Столичную» просил, а вы «Смирнова» принесли!

Стюардесса опять зачем-то посмотрела на часы. Закрыла глаза и простояла секунд пять. Потом коротко бросила:

— Хорошо.

И опять предоставила генералу возможность отгадывать рисунок бюстгалтера под блузкой.

Генерал хотел поделиться наблюдением с соседом — дескать, во дают! Но посмотрел на соседа и безнадежно махнул рукой. Кстати, он ведь собирался снять пиджак. Кстати, тогда нужно обязательно переложить документы в брюки.

Пиджак нехотя сполз с плеч. И стало немного легче. Перекинув одежку через левую руку, генерал правой ухватился за ручку внутрисалонной багажной камеры, полукругло нависающей над иллюминатором…

В иллюминаторе, вровень с самолетом, свернувшись калачиками, дремали облака-болонки, облака-пекинессы, облака-шотландские овчарки. Внизу простиралась карта того масштаба, которым пользуются полевые командиры. Правда, на карте отсутствовали фронтовая линия и намеченные к атаке цели. И, судя по размеру сельско-хозяйственных делянок внизу, разграфленных прямыми линиями на зеленые, бурые, коричневые и желтые участки, это никак не могло быть тесной Европой. Значит, Евахнов благополучно проспал вид на океан, и посадка вот-вот будет объявлена. И тогда понятно, почему каждую минуту пялится на часы неулыбчивая стюардесса.

«Е-мое, — подумалось генералу, — а ведь тут настоящие бразильцы живут…» Никак не мог смириться генерал с мыслью, что попал в иную страну. В иной мир…

— Товарищ генерал, разрешите обратиться, — как обухом по голове раздался сторожкий шепот из багажного отделения.

Генерал чуть не отпустил ручку, и крышка чуть громко не захлопнулась. Из полутемной камеры на генерала смотрели проникновенные глаза подчиненного Валеры Зыкина. Вроде как погибшего во время атаки на объект У-18-Б рядового Валеры Зыкина.

— Обращайтесь, — таким же заговорщецким шепотом, ничего не понимая, оторопело ответил Евахнов.

— Закройте, пожалуйста, крышку.

— Ладно, — прошептал генерал. И закрыл. Оглянулся: видел ли кто-нибудь вокруг то, что видел он?

Сосед отчужденно дрыгал носком ботинка. Стюардесса не быстро и не медленно несла по проходу миниатюрный подносик со свежей стопкой.

— Вы знаете, мне что-то перехотелось, — виновато сказал Евахнов и сел в кресло, не особенно интересуясь, какую бурю эмоций на лице аэрогрымзы родит новая блажь пассажира.

В иллюминаторе заворочались облака-собаки. Салон накренился. Изображенные на карте внизу неправильные фигуры зелено-желто-кирпичных колеров вытеснили кверху голубизну неба. Генерал ущипнул себя. Больно. Пришла нелепая мысль, что негоже на старости лет менять привычный сорт водки. Иначе вот какая чертовщина мерещится. Впрочем, все это была несусветная чушь.

Померещилось? С одной рюмки-то? Или не чушь? Или действительно померещилось? Злополучный пиджак все еще покоился на левой руке, как салфетка у официанта. А ведь генерал считал, что Зыкин погиб в бою с «амазонками»…

Очень недовольный собой, Евахнов снова встал. Пусть окружающие думают, что хотят. И энергично потянул на себя ручку крышки.

Никакого Зыкина в багажном полумраке не располагалось. Купленная в аэропорту сумка, сразу видно, что почти пустая, и обыкновенный багажный полумрак. Хоть сейчас дозаполняй его проклятым пиджаком, из-за которого все началось.

Генерал отпустил ручку, и крышка хлопнула так, что заворочались на переднем сидении. Пиджак остался перекинутым через левую руку. Генерал опустился в кресло.

— Уважаемые пассажиры, просьба приготовиться к посадке. Пристегните, пожалуйста, ремни. — В голос невидимой стюардессы не замедлили вкрасться посторонние шипящие звуки. Как будто кто-то специально трепал у микрофона вощеную бумагу.

Генерал с чувством почесал затылок. Ему давно хотелось это сделать. Сосед рядом ожил, выудил откуда-то, чуть ли не из-под себя, авторучку и размашисто подчеркнул что-то в проспекте. Сменил позу: раньше у него была заброшена правая нога на левую, а теперь стало наоборот. И снова задергался больной тиком отполированный носок ботинка.

— Пристегните, пожалуйста, ремни. — Незаметно подкравшаяся стюардесса сверлила генерала откровенно недобрым взглядом.

— Что вы ко мне пристали, — недовольно буркнул Евахнов. — Можно подумать, что, пока не пристегну, самолет не сядет. — Одним своим видом девица рождала у него острое чувство тоски. И это была не тоска по Родине. — Вот молодой человек рядом, тоже не пристегнутый. Почему вы к нему не пристаете?

Сосед перелистнул страницу в проспекте. Губы его шевелились. То ли разбирал по слогам иностранную тарабарщину, то ли беззвучно подпевал слышимым лишь ему одному музыкантам.

— Давайте я вам помогу, — коварно предложила стюардесса.

— Ладно, я сам, — сдался Евахнов и завозился с пряжкой.

Дева терпеливо дожидалась, пока он не завершит маневр. После выполнения задачи отчеканила в миниатюрную эбонитовую коробочку:

— Пристегнулся! — Оказывается, у нее в ладони пряталась миниатюрная эбонитовая коробочка.

А «ИЛ» уже круто клонило к земле. И линия горизонта перечеркивала иллюминатор почти по диагонали.

— Уважаемые пассажиры, прежде чем наш самолет совершит посадку и авиакомпания «Аэрофлот» пожелает вам приятно провести время, выслушайте информационное сообщение, — загудел в динамике мягкий, убаюкивающий голос командира.

«Наверное, реклама», — решил генерал. Его больше занимало то, что сосед наконец расшевелился. С явным сожалением перелистнул последнюю страницу крикливого проспекта, свернул в трубочку и бережно спрятал в карман. Вытянул из-под кресла дорожную сумку цвета хаки. Завораживающе медленно повел молнию на фланг, обнажая содержимое.

— Уважаемые пассажиры, прошу обратить ваше внимание на тот факт, что все собравшиеся на борту, естественно, за исключением экипажа и персонала, относятся к так называемым «туристическим рэкетирам». Используя недоработки в российском законодательстве о правах потребителя, вы сначала отправляетесь в тур, а потом, придираясь к каждой мелочи, к каждому пустяку, отсуживаете у туристических агентств свои деньги…

Сосед извлек что-то черное, трикотажное. Сначала Евахнов принял это что-то за теплые носки и подивился, зачем это в Бразилии теплые носки, но то оказалась шапочка с прорезями для глаз и рта. Аккуратно сняв наушники, сосед надел шапочку.

— Например, вам, уважаемый господин Храпунов, удалось разорить турфирму «Весттрэвел» только из-за того, что в заштатном испанском отеле простыни меняли не каждый день, а через. А вам, Тарас Богданович Вернидуб, турфирма «Вокруг света» возместила стоимость путешествия на Борнео плюс неустойку — всего лишь потому, что на шведском столе не было каширной пищи. Это вам-то, матерому хохлу, потребовалась каширная жрачка?! Не верим! А вы, мистер Лопушанский? Не прикидывайтесь овечкой. Мало того, что в автобусном турне по Европе вы через каждые полчаса заставляли водителя останавливаться, якобы чтобы сделать пи-пи, явно нарываясь на скандал. Мало того, что потребовали, чтобы паром «Сибили лайн» четыре лишних часа простоял в Стокгольме из-за того, что вы якобы боитесь качки. Так, черт побери, вы уже и ни борту нашего самолета успели вдоволь поиздеваться над стюардессой! Водка вам, видите ли, не та?! Короче. Просьба оставаться на местах. Сопротивление бесполезно.

Гул моторов усилился. В уши словно пробки ввинтили. Как голодные аквариумные рыбки, хлопали ртами пристегнутые пассажиры, но возмущенные выкрики было не разобрать.

Сосед Евахнова тем временем достал из сумки обрез, сделанный из винтовки Мосина. Ответил оскалом на растерянный взгляд генерала, рывком засидевшегося зверя поднялся с кресла и выступил в проход. И почти одновременно с ним там и сям встали в проходе такие же ребята в масках.

Гул моторов превратился в вой. Пробки в ушах давили до боли, но все равно жесткие фразы командира корабля, единственно различимые в поднявшемся переполохе, проникали в мозг:

— Уверен, что и в этом путешествии вы планировали оттянуться за чужой счет. Однако вашим преступным намерениям сбыться не суждено. Изнывающие под вашим гнетом туроператоры организовали концессию. Больших, я бы не побоялся сказать — невероятных усилий стоило заманить вас всех в одну турпоездку на один самолет. Но удалось! И теперь туроператоры вздохнут свободно. Вы не вернетесь на родину, пока не отработаете свои долги на бразильских кофейных плантациях. Долги не по закону, а по совести.

Скажу прямо: я вам не завидую. Москиты, ядовитые змеи, копеечные заработки, болотная лихорадка… Чтобы рассчитаться с долгами, кое-кому потребуется тридцать, а кому-то и все шестьдесят лет.

Генералу стало жалко себя до колик. Это был не захват заложников. Это было гораздо хуже. Ну и удружил неведомый Лопушанский…

Салон плавно закачало. Колеса нащупали посадочную полосу.

— Уважаемые пассажиры, — голос командира снова стал душевным, — борт-персонал самолета «ИЛ-96» авиакомпании «Аэрофлот» прощается с вами. Желаем вам приятного отдыха.