«Театр у микрофона» — одно из пленительных воспоминаний моего детства. А Генрих Бёлль — любимый писатель. Мне захотелось познакомить самых разных персонажей, и они сами стали придумывать эту пьесу. Надеюсь, и у них, и у пьесы будет лёгкая и радостная Судьба.

Выражаю искреннюю признательность и благодарность моим меценатам — АЛЕКСАНДРЕ НАУМОВНЕ ГРЕЧУХЕ и ВИКТОРУ АЛЕКСЕЕВИЧУ ЧЕРНОВУ.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Асиль

Теона

Иван Фёдоров — банкир

Гия — магистр философии

Бизнес — вумен

Режиссёр

Его Любимая Женщина

Его Молодая Жена

Его сын Нодар от первого брака

Его племянник Ираклий

Мим (Георгий)

Леди Габриэль

Пассажиры аэропорта

Посетители вернисажа

(Действие происходит в наши дни).

Аэропорт. Зал ожидания. В креслах Режиссёр и молодая элегантная женщина в спортивной куртке. Очень красивая и очень несчастная.

Режиссёр. Почему Вы не поехали в город? Вам не хочется посмотреть Лиссабон?

Асиль. Нет! Мне хочется сидеть рядом с Вами и слушать музыкантов. (Включает диктофон).

Режиссёр (закутываясь в плед). Мне показалось, что Вы меня пожалели и остались… «по зову сердца».

Асиль (улыбаясь). Никто не знает, что сильнее — физическая боль или…

Режиссёр (мягко и очень тихо). Мне жаль, что я Вас напугал. Пора привыкать к слову — «возраст». Но, если привыкнешь…, тогда придётся… менять профессию. Театр — искусство молодых.

Асиль. По-моему, любая профессия, как любовь, сама диктует: когда и как, кому и зачем… и вообще — стоит ли уходить. Главное — ничего не бояться. Я теперь уже ничего не боюсь. Всё — самое страшное — произошло.

Режиссёр (строго). Рассказывайте!

Асиль. Я не готова к исповеди.

Режиссёр. Но Вы же остались, потому что решили, что мне ещё хуже, чем Вам. Не так ли? У меня дочери и внучки, а также: актрисы, сёстры и племянницы. Я неплохо знаю подобные проблемы. А вдруг я смогу Вам помочь?

Асиль. Вы говорите как вождь ЧИК МОНГО. Я недавно побывала в Африке. Снимала фоторепортаж для журнала «Вокруг света». Поразительный Вождь. Закончил Сорбонну. Вернулся к своему племени. Иногда мне кажется, что все мои беды оттого, что я — квартеронка. Простите, но вам этого не понять — у Вас же не намешано столько кровей. И все они шепчут по ночам… свою информацию. (Смеётся). И притом — на непонятном языке.

Режиссёр. Когда ставишь Мольера или Шекспира или Чехова, состав крови — меняется. Мне иногда тоже снятся сны на немецком языке. Не верите?

Асиль. И что же Вы тогда делаете?

Режиссёр (улыбаясь). Думаю: «Пора приниматься за Шиллера?» Не он ли меня тревожит?

Асиль. «Коварство и любовь»? Почему всем так невыносимо видеть, как двое людей любят друг друга?

(Двое гитаристов перекрывают голоса. Звучит португальская танцевальная музыка. И неожиданно — гул машин, трезвон велосипедных звонков. Шумы и звуки большого города).

Асиль. Эта кассета пролежала в моей дорожной сумке несколько лет. Я понятия не имела, что записались совсем не музыканты, а… режиссёр и его монологи. Интересно, как об этом узнали его молодая супруга и его племянник, и сын-египтолог. Сын Нодар, от первого брака. (Включает диктофон).

Режиссёр. Что же делать, если Театр мне интереснее и важнее, чем жизнь. Реальная жизнь. Иногда мне кажется, что жизнь мстит мне за это. Не успеваю повидаться с другом. Поиграть с детьми. Помолчать с племянником. У меня совершенно очаровательный племянник. Увлекается Древним Римом. Египтом. И Театром. Умница. А какое чувство юмора! Иногда просто необходимо… послать цветы. Потому что белые розы или фиолетовые тюльпаны — напомнят о Майском Дожде или о Прощании на прогулочном катере. И это вовсе даже не сентиментальность. А просто «некий жест благодарной памяти». Или необходимо позвонить, не обращая внимания на часовую разницу. Откладываешь, оправдываешь себя: «Дела. Дела!» И обкрадываешь свою душу. Зачем, например, я согласился на «долларовый контракт»? Поставил оперу в чужой стране. Чужую оперу в чужом театре. Мой Учитель всегда повторял: «Нельзя заниматься искусством на чемоданах». Но я же — Режиссёр! Я не могу не репетировать. Меня часто спрашивают: «Ну, и кому это нужно?» Мне. Мне это нужно! Репетировать! КАЖДЫЙ ДЕНЬ. Иначе… — иначе я умру. (Тихо). Вы меня понимаете?

Асиль (строго). Конечно! Вы же профессионал, Вам предложили, Вы — согласились.

«Ремесленник не может не работать,

Он упускает тайну ремесла».

И потом, Вы — мужчина, глава семьи. Нужно зарабатывать деньги. «Искусство кормит умелых». Бертольт Брехт.

Режиссёр (медленно). Было время, когда я не думал об этом, потому что… была Любовь. Театр и Любовь. Любовь и Театр. Любовь. Театр и Молодость.

Асиль (острожно). И Вы выбрали…

Режиссёр. Это — печальная история. И абсолютно нетеатральная. Моя вина (Mea culpa). Не позвонил. Не поблагодарил за письма. За книги. Старинные книги. Гравюры. И когда потом, приезжал в её город, не мог заставить себя позвонить. Может быть…, просто боялся услышать ледяной голос? Она очень любила меня. Или — придумала, что любила. И эта её щедрость и безоглядность — поражали меня. Я почувствовал себя — нищим. Она посылала мне открытки-пейзажи со всего света. Даже из Кейптауна. В детстве мы любили петь: «В Кейптаунском порту с пробоиной в борт, „Жаннетта“ поправляла такелаж». Ну и так далее… Мне любовь всегда мешала. Да, да! Не улыбайтесь. Когда приходит любовь, всё остальное становится… неважным, второсортным, замшело-тусклым. Прошлое — неинтересно, а будущее — тем более. Ты зависишь только… от любви. От того, что происходит сегодня. Сейчас. От телефонного звонка. От письма. От дыхания в телефонной трубке. От обрывка сна. Где вы — вдвоём. На мосту. В переулке. В парке. Даже сцена — даже репетиция! Однажды я забыл, что у меня репетиция. Представляете? Меня разыскивали по всему городу. А я сидел в кафе и ждал. Когда она придёт. «Всё на продажу» Анджея Вайды. Напрасно я ему ТОГДА не поверил. В кафе был полумрак. Я сидел за столиком у входа. И ждал. Время остановилось. Дверь была открыта. На улице шёл дождь. «Летний ласковый дождь». Она появилась в проёме двери. И остановилась. И посмотрела. Она была такая красивая и… счастливая. Пронизанная светом. Как будто играла некую роль. Мне хотелось бы вспомнить этот кадр в последние минуты. Она вступила в мой взгляд. Как на лунную дорожку. На ней был прозрачный плащ с капюшоном, прозрачный плащ цвета танго, она вообще любила оранжевый цвет, и я запомнил — этот её жест…, она так мягко опустила капюшон и подождала, пока я встану и помогу ей освободиться от дождя, плаща и той, другой, прошлой, её жизни. Из которой она вырвалась ко мне. И к нам. Я наблюдал за ней. Запоминал. Заучивал. Разгадывал. Конечно, я понимал: «Всё невозможно между нами». И она это понимала. Но тогда — мы оба были — вне времени и пространства. Она достала из светлой элегантной сумки блокнот и сказала: «Нарисуй мне свой Воздушный Замок». И протянула набор фломастеров. «Зачем?» — спросил я. Она улыбнулась. «Рисуй!» А в это время меня разыскивали… по всему городу. Даже на стадионе объявили… Подумали, что я пошёл на футбол. (Смеётся). Но я — действительно обо всём забыл. По Зигмунду Фрейду.

(Голос диктора объявляет очередные рейсы. Звучит иностранная речь).

Режиссёр (вздыхая). Я нарисовал нечто архитектурное в стиле Антонио Гауди. «Какой сегодня день, хочу поставить дату?» Она посмотрела на меня — так странно — и сказала: «Понятия не имею». Конечно же, это был — вторник, двенадцать часов. А я был уверен, что — понедельник. И в Театре — выходной день.

(Звучит гавайская гитара).

Режиссёр. Когда я Вас увидел, у меня заболело сердце. Вы так на неё похожи — пластикой, манерой поворачивать голову, поправлять волосы, улыбаться. Вы, как она — всегда улыбаетесь миру. И не ждёте от него и от людей ничего плохого. Она часто повторяла: «Я — человек лёгкий, праздничный, водевильный и признаю только лёгкие отношения». И смеялась: «Почему бы тебе не поставить… водевиль?» Я вспоминал её… потом, везде…. И в Венеции, и в Брюгге. Мне она представлялась — то феей Зилотой, то дочерью Дожа, и почему-то — всегда! — только дворцы и замки были её декорациями. Она обожала… радость. Карнавалы. Её драматурги: Карло Гоцци, Кальдерон, Тирсо де Молина, Лопе де Вега.

Асиль. И Вы потом… поставили водевиль?

Режиссёр (смеётся). Нет. У меня не получаются ни комедии, ни тем более — водевили или как их теперь величают — мюзиклы. Наверное, просто у меня — другой состав крови. А может, виновата бонна. В моём детстве были бонны, по совместительству — троюродные тётушки. Одна из них, некогда классная дама, тётя Мэри, часто повторяла: «Шлехте Киндерштубе». Когда приходили мои дворовые друзья, она их всех жалела. «Безотцовщина. Они не виноваты, у них — плохая детская комната, и они ни одну женщину не смогут сделать счастливой». Теперь я понимаю — почему. Есть же такое понятие: «Мальчик или девочка из хорошей семьи». Вот Вы, например….

Асиль. Я передам маме и бабушкам. Им будет приятно. А вот мне никогда не хотелось быть актрисой. Учить чужой текст. Носить чужие платья. Даже с кринолинами. Я мечтала путешествовать. Фотографировать. Водить машину. Изучать историю. Почему погибли хетты? Или этруски. А вот бедуины — не погибли. И магия с алхимией меня тоже завлекали.

Режиссёр. Театр — самая поразительная магия. И, пожалуй, самый сильный наркотик. Необъяснимая, неразгаданная, непостижимая страсть. Просто — если у тебя отнимают Театр, ты — умираешь, И всё, и все в Театре — непостижимы. Почему, например, один спектакль продолжает жить, несмотря ни на что? Хотя актёры его — терпеть не могут. Публика на него — не ходит, администрация — «зубами скрипит». А он — живёт! Почему? А другой — блестящий, талантливый… Пресса. Премии. Гастроли в Японии. Ажиотаж в Англии. Три сезона и… всё. Что-то случается…. Но — почему?

Асиль. «Перед судьбой бессильны даже Боги».

Режиссёр. Придётся учить латынь. В утешение. А теперь — рассказывайте. Я умею хранить тайны.

Асиль. Обыкновенная житейская любовная история. Роковой треугольник: Он, Она и ЕГО МАМА. Которой нужно понравиться. Поучаствовать в отборочном туре. А я вообще не признаю — никаких конкурсов. Никакой конкуренции, я поэтому и спортом не захотела заниматься. Ни теннисом, ни фигурным катанием. Ни художественной гимнастикой. (Асиль выключает магнитофон).

Асиль. И вдруг мне позвонили. Милый женский плачущий голос. С такими невытравимо простонародными интонациями. Я сначала подумала, что звонят в соседний магазин. Оказалось, его молодая жена. Кстати, почему я не спросила, как она узнала мой телефон? Вообще, как она про меня — узнала?

Молодая Жена Режиссёра. Мне очень, очень, простите, но мне очень-очень нужно с Вами встретиться. Когда и где Вам будет удобно, можно даже в метро. Но только сегодня! Потому что завтра я улетаю.

Асиль (вздыхая). А нельзя ли решить эту проблему… по телефону?

Молодая Жена Режиссёра (плачет). Никто! Никто не верит, что я его люблю. И Вы — тоже. А я хочу — потом — написать про него книгу. Я же — театровед.

Асиль (холодно). Что значит — «потом»?

Молодая Жена Режиссёра. Разве Вы не знаете, что у него — инфаркт. И последствия могут быть самые-самые. А я — его жена. А Вы — совершенно посторонний человек. Совершенно!

Асиль. А… Понятно, спешите — «застолбить тему», напрасно стараетесь! Он — будет жить ещё долго-долго, и счастливо-счастливо, «очень-очень», так что — не суетитесь. А кассету я Вам — не отдам. Никогда. Ни за что! Вам ведь кассета нужна, не так ли? Он Вам рассказал про нашу встречу в Лиссабоне? Рассказал! Передайте ему, что я не сержусь. И что я — его верный друг. А друг тот, кто не судит. Вы меня хорошо слышите? И ещё — я не знала, что записались его монологи. Впрочем, я не уверена, что он в курсе Вашей просьбы. Всего доброго. К сожалению — ни минуты. (Включает автоответчик. Звучит английский текст).

Асиль. Какие они все хваткие…. Эти дамочки из провинции. «Девочки, которым всего хочется». Которым — «не додали», за какие-то, только им известные, достоинства. Глаза завидущие. Руки загребущие. «Нельзя», «неудобно», «неловко» — для них этих понятий — не существует. Им всё и всегда — ЛЬЗЯ. А мы — начинаем их понимать. И жалеть. И помогать. И оправдывать. Это желание всего добиваться. И — любой ценой. И сейчас же! Странно… А я думала, мы с ним больше никогда — не пересечёмся. (Включает магнитофон).

Режиссёр. Меня в детстве окружали женщины. Мой отец был скромный, тихий человек; когда они с мамой расстались, он как-то сразу постарел, даже стал ниже ростом. Но моя мама осталась для него Богиней. Он говорил мне: «Женщина всегда права. Запомни — всегда!» Он никого никогда не осуждал. Святой был человек. Потом у меня появились сводные братья и сёстры. Но я не ощущал недостатка любви. Я — всегда! — был занят: музыка, теннис. Верховая езда. Футбол. Театр. Шахматы. Ну, и сами знаете — компании. Девушки. Свидания. Ранний брак. Дети. Безденежье. И — пьесы, роли, поклонницы. Увлечения. «Псевдотрагедии». Измены. Страсти. Я уже тогда, в ранней юности понял — не всегда можно угадать, чем закончится сюжет. Жизнь богаче и, увы, изощрённее, чем самый даровитый драматург. Кто знает, как сложится ваша дальнейшая жизнь. Согласитесь, иногда обстоятельства диктуют нам условия игры. А иногда — и мы бываем сильнее обстоятельств. Кстати, не будем забывать… про случайности.

Асиль. Мой первый шеф часто повторял: «Но жизнь внесёт свои коррективы».

(Слышится шум аэропорта. Объявляют посадку на очередные рейсы. Музыканты начинают солировать. Сначала гитара, потом мандолина).

Режиссёр. Как Вы относитесь к утверждения секты дзен: «Истина — в случайном. И всё, что истинно — случайно»?

Асиль. Я не думала об этом. Меня сейчас окружает… только боль. Почему он меня предал? Почему? Неужели между мной и матерью он выбрал: «маму и роль послушного сына». Ну, и… контракты, заграничные турне; но почему? Почему важнее оказался «фасад»?

Режиссёр. Не помню, кто-то, кажется, Чаадаев заметил: «Выбор — не произвол. Мы не вольны изменить себе, даже в выборе».

Асиль (печально). Может, я просто боюсь сказать себе… правду.

Режиссёр. Люди меняются. Среда обитания. Обстоятельства. Кризис среднего возраста. Влияние Луны и Юпитера. (Смеётся). С годами таланта становится всё меньше. А амбиций — всё больше. Есть люди, которые меня всегда радуют и восхищают. Они инварианты к любой среде. И в бедности, и в богатстве — не меняются. Такие же весёлые глаза. Весёлые и удивлённые. А другие, напротив — превращаются в совершенно… чужих людей. Сытых и наглых. И портрет Дориана Грея носят на собственной шее.

Асиль. А куда же… уходит Любовь?

Режиссёр (задумчиво). Наверное, туда же… куда уходит Детство.

(Асиль выключает магнитофон).

Асиль. Прошло всего-то пять лет. И мне не верится, что была эта встреча, в аэропорту Лиссабона, и Режиссёр, который прочитал мне сонет Камоэнса. И карта, которую мы начертили вместе с папой, Буэнос-Айрес, океан, и я всерьёз готовилась… к семейной жизни. Как он сказал мне, прощаясь и целуя мне руку: «Мне больно за Вас. Вы рождены быть Королевой, а соглашаетесь на роль эпизода». А я ответила: «Что ж, я и эпизод — сыграю — как Королева». А он посмотрел на меня долгим, грустным и… всё понимающим взглядом и так тихо сказал. Как будто — заклинание произнёс: «Но не перед лакеями, Асиль». Он — впервые произнёс моё имя. Разумеется, это была просто — красивая фраза. Реплика. Но ведь что-то же в ней действительно звучало — предупреждением. Но, если бы я прислушивалась к советам взрослых и умудрённых, то разве… была бы — эта оглушительная Радость. Сумасшедшая, и только — наша с ним… Радость!

(Шум лифта. Потом звонок в дверь).

Асиль (вздыхая). Интересно, они, что же, сквозь стены проходят? Мимо консьержки? Бульдозерная публика… Ладно. Как советует Кларисса Пинкола Эстес: «Иногда рычите».

(Открывает дверь. На пороге молодой обаятельный юноша).

Племянник Режиссёра. Здравствуйте. Разрешите представиться — Ираклий. Можно войти? Извините. Я без звонка. Вашей Церберше Макаровне я соврал. Да, увы, сказал, что я — Ваш сводный незаконный брат. И мой батюшка перед кончиной повелел… ну, и так далее.

(Протягивает корзинку с фиалками).

Асиль. Как мило! Благодарю. Фиалки в начале марта. Ну, и чем я могу быть Вам полезна? Садитесь. Хотите кофе?

Ираклий. Если Вас не затруднит, без сахара и, если можно… стакан холодной воды.

Асиль(улыбаясь). Не затруднит. Итак….

Ираклий. Миледи уже объявлялась? Кассету слёзно вымогала? Я по этой же причине, но совсем с другой целью. У меня — никаких прав. Ни на рукопись, ни на мемуары, ни на наследство. Только рыцарский кодекс: «Защита слабых и восстановление справедливости». А также — право на меч и на коня.

Асиль. Насколько я помню, рыцари посвящали себя поэзии и служению прекрасной Даме.

Ираклий. Насчёт поэзии — не получится. Я занимаюсь Древним Римом. И Египтом. А наука не терпит соперниц. Что же касается… «Прекрасной Дамы»…. Так и быть — выбираю Вас. Даже имя подходит — А С И Л Ь. Совершенно неизвестного происхождения имя, то ли жрицы, то ли наяды. Кстати, что оно обозначает?

Асиль. Ваш кофе, месье или сеньор, как Вам удобнее.

Ираклий. Чудесный кофе! (Очень серьёзно). Не хочу, чтобы он умирал! Молился за него. Всю службу отстоял. Свечи зажёг — всем святым. Кого знаю. Обет дал. Тайный обет. Не хочу, чтобы он ушёл. Не хочу!

Асиль (спокойно). Он будет жить. Долго и счастливо. Просто сейчас полнолуние, упадок сил. Но он — сильный человек, и мы с Вами его любим. Значит, защищаем. Ибо любим — бескорыстно. Но скажите, зачем ему — эта — молодая жена?

Ираклий. Запретная тема. Но вы ведь ей ничего не подарите? Не отдадите и даже — не встретитесь? Обещаете?!

Асиль. Обещаю.

Ираклий(Встаёт. Кланяется. Церемонно целует руку). Почему бы нам не продолжить наше знакомство?

Асиль(улыбаясь). Я подумаю.

Ираклий. Не ожидал, что Вы — такая красивая. Мой дядя избегает красавиц. Он уверен, что красавицы — или глупы, или спесивы. Или…

Асиль. Ему не повезло.

Ираклий(тихо). Может, Вы разрешите мне… послушать его голос. Только послушать.

Асиль. Всё-таки жутковатая вещь — публичность. Как будто живёшь в стеклянном аквариуме. Все и каждый могут похлопать тебя по плечу. И заглянуть в душу. Иногда я жалею, что у меня не хватает смелости стереть эту плёнку.

Ираклий. Но ведь зачем-то всё это… само записалось. Он никогда не хотел написать книгу. Как-то сказал мне: «Если я начну формулировать — зачем я хочу ставить эту пьесу, мне просто расхочется это делать». А Вы часто слушаете его голос?

Асиль. Нет! Я же — в него — не влюблена. И Он — в меня — тоже. Это была самая обыкновенная случайная встреча двух авиапассажиров.

Ираклий (строго). Случайностей не бывает.

(Асиль включает плёнку. Шум взлетающих самолётов. Гитара и мандолина. Музыканты поют на незнакомом языке. Потом — неожиданно голос Режиссёра).

Режиссёр. Иногда я совершенно уверен, что есть некая Высшая Сила, которая диктует нам текст, ситуации и даже… последнюю реплику. Не нами Любовь приходит и не нами она уходит. Не спорьте, это — так. Вот увидите, пройдёт лет пять-шесть, и Вы вспомните — и этот аэродром. И этих музыкантов. И смею надеяться, наш разговор. И Вам захочется вернуться и вновь пережить это тоскливое ожидание. Когда же, наконец, объявят наш рейс?!

(Голос диктора. Объявляют рейс: «Буэнос-Айрес — Лиссабон — Москва»).

Режиссёр. Ну, вот и всё! Вы не рассердитесь, если мы не будем обмениваться визитками?

Асиль(очень вежливо). С удовольствием обменяемся. (Протягивает свою визитку). Я Вас на прощанье ещё и сфотографирую. Ничего не поделаешь, я же — фоторепортёр. Увы…

Режиссёр. Придётся сделать умное лицо.

Асиль. Вождь ЧИК МОНГО запретил мне его фотографировать. Он сказал: «Каждое изображение отнимает жизненную силу». Но ведь Вы в это не верите?

Режиссёр. Очень даже верю. Но не могу же я Вам отказать? А вдруг Вы обидитесь?

Асиль. Не смотрите в объектив!

Режиссёр. И зачем только обмениваются фотографиями? Плохая примета.

Асиль. Нас ждут.

(Повторное объявление рейса на трёх языках. Магнитофон — сам — выключается).

Асиль. Вот видите, Он — не хочет!

Ираклий. Да. Он — такой!

Асиль. У меня совсем скоро открывается выставка. В одной частной галерее. Африканские пейзажи, Южная Америка. Карнавалы. Танго. Жанровые уличные сценки. И портреты. Мне нравится снимать «персонажей, сочинённых Господам Богом». Сейчас подумала, а почему бы мне не выставить его портрет. Ещё есть время. Я успею его оформить.

Ираклий. А Вы не забыли… про «обратную связь»? Кто-то СЛУЧАЙНО — заглянет — на огонёк, увидит ПОРТРЕТ, скажет ещё — кому-нибудь… ну, и так далее.

Асиль. Это — мои фотографии. И у них — своя жизнь.

Ираклий. Что ж, я Вас — предупредил.

Асиль. Немножко опоздали. Пригласительные билеты уже посланы. С курьером. Так что: «Все с нетерпением ждут вернисажа».

(Мелодия мобильного телефона).

Теона. Фотографии мы уже повесили. Какие будут пожелания?

Асиль. Я завтра утром привезу чашу с морскими камешками и высокий кувшин с сухими цветами.

Теона. А куда мы поставим живые цветы?

Асиль(смеётся). Живые цветы — нам с Вами. Фотографии в них не нуждаются.

(Асиль выходит на балкон. Слышны детские голоса. Гудки машин. Уличный шум).

Асиль. Как много людей окружает талантливого человека. Его свита. Его родственники. Друзья, знакомые. Зачем ему — всё это? И почему они все хотят присвоить «мою кассету»?

(Звонок в дверь).

Асиль. Интересно — для чего существует кодовый замок и консьержка? Может, мне сыграть «собственную горничную»?

(Открывает дверь).

Сын от Первого Брака. Извините. Но я — без звонка. Мой отец просил передать Вам эту коробку. Вы удивлены? Да, я его сын. От первого брака. Он вряд ли обо мне рассказывал. Он вообще обо мне никому не рассказывает. Но вот — как посыльного — использует.

Асиль. Проходите. Садитесь. Меня зовут Асиль.

Сын от Первого Брака. А меня — Нодар. Или — Лука. Крестили. Так что — как Вам хочется, так и называйте.

Асиль (осторожно). Что это?

Нодар(улыбаясь). Давайте вместе посмотрим.

Асиль. Давайте. Шляпа! С вуалью. Но я не ношу шляп.

Нодар. Такую стоит примерить.

Асиль. Вы уверены?

Нодар. Где у Вас зеркало?

Асиль. Кстати, я забыла спросить, когда будут праздновать его юбилей?

Нодар. Вы его не знаете. Он непредсказуем. Раздумал! Раздумал умирать. И знаете, что ещё он сделал? Отдал свою театральную премию Фонду помощи молодым артистам. Двадцать пять тысяч долларов! Уехал в деревню. Мастерит с моей дочерью кукольный театр.

Асиль. Вы должны гордиться своим отцом.

Нодар (возмущённо). Да у меня машины нет! Сын знаменитого Режиссёра!

Асиль. Вся Европа пересела на велосипеды.

Нодар. И на ролики. А я хочу «опель», «рено», «пежо», «вольво». Хочу! Мечтаю! Надеюсь, ты меня понимаешь?

Асиль. Нет. Я из породы пешеходов.

Нодар. Ну, конечно, в Африку Вы сами полетели, на собственные. Честно заработанные средства.

Асиль. Стоит нашим кавказцам пожить в Москве, как они начинают хамить. В гостях.

Нодар. Извини. Я — вне себя.

Асиль. Кофе? Сок? Чай?

Нодар. Нет. Нет. Я спешу. Совсем забыл. (Достаёт конверт). Он, как ребёнок пишет цветными фломастерами.

Асиль(участливо). Он тебя подавляет? Ты ему завидуешь?

Нодар(горделиво). Я — учёный. Египтолог. Слышала, надеюсь, про такую цивилизацию? На севере Африки. Мой прадед был египтолог. И мой кузен — тоже. А ещё говорят, генетическая память — «не включается». Ещё как включается! Мне нужна машина — внедорожник. «Мицубиси». И деньги для экспедиции. Я же не внук Ротшильда, у которого свой фонд. Раскопки по всему миру.

Асиль. Я была в Замбии. Но я читала про Нефертити, Тутанхамона и Эхнатона.

Нодар. Все читали. Ну, я пошёл? (Целует ей руку).

Асиль. Но ты же хочешь задать «главный вопрос»? Не стесняйся. Я тебя слушаю.

Нодар. А почему он тебе доверился? Он же знал, что ты его — записываешь?

Асиль. Не уверена. Мы слушали музыкантов. Ему стало плохо в самолёте, а я сидела рядом. Но я знала, что — ничего страшного не произойдёт. Я же — этнограф. Фотограф и этнограф. Мне Вождь ЧИК МОНГО предсказал, что я встречу Вашего отца. И Вождь мне обещал, если я — потом — исчезну из его жизни, то он выживет. Мы с ним даже видели его душу. У костра.

Нодар. С ума сойти! Ты — это — серьёзно?

Асиль. Разве египетские жрецы тебе подобных знаний не сообщали?

Нодар (задумчиво). И когда же он стал откровенничать?

Асиль. Когда нас задержали в Лиссабоне. Все уехали в гостиницу. А мы сидели в креслах и беседовали.

Нодар. И перелёт был столь долгим, что вы успели рассказать друг другу всю свою жизнь.

Асиль. Что-то тебя подводит интуиция учёного. Вовсе даже и ничего подобного. Мы поговорили о ментальном и астральном телах, о собаках породы комондор, которых гунны приучили стеречь овец. У нас однажды на даче был такой, надменный экземпляр. Когда мы жили в Венгрии.

Нодар. А потом он заснул.

Асиль. Да. И я вспомнила, как Марина Цветаева сказала, что не каждому человеку можно доверить свой сон. Когда человек спит, он — беззащитен.

Нодар. А когда же включился диктофон?

Асиль. Понятия не имею. Захотел и включился.

Нодар. А я подумал, что ты в него влюблена. Как Уна О́Нил в Чарли Чаплина.

Асиль. Можешь смеяться, но я жду своего Прекрасного Принца.

Нодар. На Белом Крылатом Коне. Но их — больше нет. Они уже давно в «Зелёной книге». И Принцы, и Крылатые Кони. Восстановить сей биологический вид — не представляется возможным. Так что — не советую. Напрасная трата времени. И душевных сил.

Асиль (улыбаясь). А вдруг? Да и кто будет слушать советы, если он влюблён?

Нодар(обиженно). Если уж влюбляться — то только в него! Он — талантливый, щедрый, непредсказуемый. Однажды на вокзале драка была. А он друга встречал. Представляешь, выхватил у милиционера мегафон и запел. Все потом просили: «Дорогой! Спой ещё!»

Асиль. Красивый поступок. Вернее — жест.

Нодар. Но ты — оцени!

Асиль. Терпеть не могу привычку на всё и на всех навешивать ценники.

Нодар(смеётся). Что-то мне захотелось воскликнуть как в школьные годы: «Давай дружить!»

Асиль (строго). У меня высокий ценз для дружбы.

Нодар. Тебе нравится играть в слова?

Асиль. Мне во мне — всё нравится. Я вообще улучшаю одного человека. Себя.

Нодар. Что ж — пожалуй, это годится для прощальной реплики.

Асиль. Но я рада, что мы познакомились.

Нодар. Я тоже.

(Целует руку. Кланяется. Уходит).

Асиль. Нужно было всё-таки его чем-нибудь угостить. Но холодильник пуст, а мама вернётся только через десять дней. (Включает диктофон).

Режиссёр. Наш Директор так предан Театру, что его не интересует буфет. Актёры ходят голодные и злые. Я ему говорю: «Договоритесь там с кем-нибудь, пусть хотя бы пиццу привозят». А он отвечает — «театральным баритоном»: «Художник должен быть голодным. Для художника — сытость страшнее смерти. Спектакль закончится — все рестораны к его услугам». Я ему возражаю. У артистов нет денег на рестораны. Он молчит. Что за манера — не отвечать! Иногда меня спрашивают: «Ваши творческие планы?» Как будто я знаю, каким я буду через два года. И что мне тогда захочется ставить. Я хочу рассказать Вам про моего ученика. Самого способного и самого непокорного. Любимого ученика.

(Появляется Мим).

Мим. Боже, какая чушь! Старческий бред! Любимый ученик! Ну, это можно барышням рассказывать. А на самом деле — соперник. Ему не понравилось, что я ушёл с третьего курса. Да, ушёл! Потому что — артистом нужно родиться. А научить — нельзя! Самодисциплина, самообуздание — это для середнячков. А я — Артист! Хочу репетирую, хочу бездельничаю, хочу в собственном театре билеты выдаю… пряниками. Воздушными шарами. Петушками на палочке. Пирожками с клубникой. Игра. Забава. Театр-клуб. Театр-салон. Импровизация. Возврат во времена античности. Площадной театр. Работает двадцать четыре часа. Кто хочет, приезжает ночью, да, ночью. Иногда человек терпит крушение. Ему нужно прийти куда-нибудь, где светло, тихо. Кто-то играет на рояле. Кто-то сидит за столиком и ест горячую похлёбку. Потому что он устал с дороги и ничего не ел весь день. (Изображает атмосферу ночного театрального фойе. Включает магнитофон. Совсем тихо звучит «Ноктюрн» Шопена). А можно вообще взять плот. Украсить его цветами, шарами и продавать пять билетов или семь. И трое актёров. Певица. Музыкант. И я — Мим. Акробат. Фокусник. Клоун. «Кто людей веселит, за того свет стоит». Но Он! Он хотел, чтобы я был — марионеткой, повторял его жесты, подражал ему, записывал каждое его слово. (С горечью). А потом он — уехал. Бросил своих студентов и уехал. Ставить спектакли в других странах. У него — «мировое имя». Про меня он — забыл. Я ему — «неинтересен». Он меня — «вычеркнул из памяти». Ну и пусть! Ничего…. Он обо мне ещё затоскует. Такого «любимчика» у него больше не будет.

(Мим ловит из воздуха букет цветов. Протягивает Асиль. Кланяется. Застывает в позе «Безутешного Влюблённого». Исчезает).

Асиль. А как его звали?

Режиссёр. Георгий. Но он упорно писал своё имя через «и». Я часто о нём думаю. Он хотел быть «вольным стрелком». Но Искусство требует жертв. А Театр — всегда, каждый день…. Он — привык быть Премьером. Ему всё даётся легко. Обожаемый сын. Богатый мальчик. А богатые мальчики никогда не становятся взрослыми. Для меня он был — как молодой Жерар Филип. Ничего из него не получится! Будет дегустировать жизнь, «пробовать», менять женщин, города, страны, станет тамадой, туристом; потом, годам к сорока — отрастит брюшко, женится по совету мамы «на богатенькой дочке». Естественный отбор. Сколько таких! Подают надежды, сверкают. А потом — ничего от них не остаётся. Ни спектаклей. Ни ролей. Ни доброй памяти. Пустоцветы.

Асиль. А, может, он… организует Театральный Фестиваль или Три Цветных Карнавала — чёрный, белый и пёстрый. Как Вячеслав Полунин. В Москве, в саду «Эрмитаж».

Режиссёр. Вы любите сказки с хорошим концом.

Асиль. Но он же — Ваш любимый ученик. От него полагается ждать чуда.

Режиссёр. Может быть, может быть.

(Вернисаж. Голоса. Смех. Перезвоны мобильных телефонов).

Теона. Проходите! Мы Вас ждём. Очень рады!

Асиль. Ты Ивану позвонила?

Теона. Не беспокойся, всем, кого ты пригласила. Кроме твоих дрессировщиков. Они в Южной Америке.

Асиль. Совершенно фантастические личности. Жаль, что невозможно было в них влюбиться. Арена, репетиции, львы, тигры, вечерние представления и — каждый день! — только — цирк! Увы! Не мой образ «семейного счастья».

Теона. Мне кажется, только с творческими людьми и стоит общаться, потому что они всегда молоды, витают в облаках, артистичны.

Асиль. И полны неожиданностей. (Звонит мобильный телефон). Здравствуй, любовь моя! (Мужской голос: «Прости. Перезвоню вечером. Я сейчас занят»).

Иван (целует руку). А, может, мы ещё в году девяностом?! Ты — совсем не повзрослела! Это — комплимент!

Асиль (вздыхая). А ты — наоборот, возмужал и… взматерел, и стал похож на банкира.

Иван. Но ты же меня всё равно будешь любить?

Асиль. Я-то — да, а вот… остальные.

Иван(строго). Для остальных — бронежилет и противогаз.

Асиль(смеётся). Не пишешь ли ты тайно по ночам «Записки и размышления банкира»?

Иван. Неплохая идея. Надо подумать. Мне бы ещё успеть фонд создать. Как Ротшильд. Его внук субсидирует все раскопки на берегу моря. Какого — не помню.

Теона. Средиземного.

Иван. Обожаю красивых, учёных и обаятельных.

Асиль. Пойдём, я тебя познакомлю с нужными людьми.

Иван. Давай лучше — с ненужными.

Теона(улыбаясь). А как же «законы бизнеса»?

Иван(подыгрывая). Я соблюдаю и первую часть, и вторую.

Теона. А вторая — это… как?

Иван (очень мягко). И Правила Игры. Мне должна нравиться моя работа и мой бизнес. В противном случае я превращусь в мешок с деньгами. За деньги многое можно приобрести. Кроме дружбы. Любви. Таланта. И репутации.

Асиль(нежно). Нужно было тебе поступать на философский.

Теона. Ещё не вечер.

Асиль. Кто эта дама? В шляпке с незабудками? Просто заглянула из Серебряного века. Знаешь, а типажи — не меняются! У меня такое чувство, что я её где-то видела, кого-то она мне напоминает.

Иван. «Всадницу» Карла Брюллова. И немножко — тебя.

Асиль (смеётся). Нет, скорее задумчивых барышень Борисова-Мусатова.

(Появляются постоянные гости вернисажей. Голоса. Смех. Восклицания. Французская и английская речь).

Теона. Да не волнуйся ты так! Это же не первая твоя выставка.

Асиль. Первая. Премьера. Дебют. Начало новой жизни.

Иван. Какие наши годы! Ещё сто профессий сумеешь поменять, вот мне, банкиру, поменять что-нибудь уже сложнее.

Теона. Почему?

Иван. Террор среды, объясню как-нибудь, при случае, а сейчас пора открывать выставку.

Асиль (тихо). Ну, с Богом!

Иван. А ты стала ещё красивей! Можно спросить?

Асиль. Не замужем. И не хочу. Выбери себе любую фотографию. Как подарок на День Рождения.

Иван(улыбаясь). А, если я куплю и галерею и выставку?

Асиль(спокойно). Генная программа не позволит. Тебе понравилась Теона?

Иван(тихо). Очень.

Асиль. Не комплексуй! Ты же богатенький Буратино!

Иван. Не верю я в счастливый брак.

Асиль. Верь в любовь.

Иван. Нет! Я лучше останусь — «верным школьным другом».

(Появляется Гия Певчий Дрозд ).

Гия. Ба! Знакомые всё лица!

Теона(нежно). Мой самый-самый лучший друг, Гия Певчий Дрозд. Живёт на три дома, родители в Берлине, друзья и дом в Тбилиси, а несколько собственных кинопроектов в Москве. Надеюсь не очень серьёзных.

Асиль (удивлённо). Почему?

Гия. Теона не верит в мою коммерческую деятельность. Обожаю празднолюбие. (Целует руку Асиль).

Теона(восхищённо). А как он знает Москву! Разыгрывает роль Принца Флоризеля. И повторяет маршрут Ивана Бездомного.

Иван (улыбаясь). Моего тёзки.

Асиль. Как поживают Каха и Марина?

Иван (весело). Обещали приехать ко мне в Эстонию. Каха — авантюрист высшей пробы. Его прадед был или купцом или морским разбойником. Что за неистребимая страсть к путешествиям? Причём абсолютно неподготовленным. Каха продал свою квартиру в Москве, купил яхту и отправился из Риги морем в Израиль. Яхта сломалась. Он высадил Марину в маленьком немецком городке и на прощанье спел: «Жди меня, и я вернусь! Только очень жди!» Марина — истинно русская женщина, обошла городок. Выяснила, что орган в церкви неисправен. Нашла мастера. Починили орган, она стала преподавать детям сольфеджио и играть на органе.

Теона (вздыхая). Матриархат возвращается.

Асиль. Что же Каха?

Иван. Он раздумал жить в Израиле. Чинит яхту на Кипре. И перезванивается с другими яхтсменами.

Гия. Как у Вас насчёт девиза?

Иван. «Время для счастья — сейчас».

Гия. «Место для счастья — здесь!»

Теона. Какие вы оба умные!

Гия. Просто читаем один и тот же однотомник афоризмов. «Интерсол».

Иван. Роберт Грин Интерсол. Американский юрист и публицист.

(Появляется роскошно одетая Бизнес-вумен).

Бизнес-вумен(небрежно). Всем привет! Кто из вас Теона?

Теона. Добрый вечер. Теона — это я.

Бизнес-вумен(внимательно оглядывая Теону). Я представляла Вас… старше. Вы действительно владелица галереи или подставное лицо?

Гия. Простите, но мне кажется….

Бизнес-вумен. Помолчите. Итак, ВЫ — владелица?

Иван. Она пошутила. Владелец — я. И я — Вас! — на вернисаж не приглашал.

Бизнес-вумен. Ах, ах! Упаду в обморок от страха.

Теона(мягко). Может, мы познакомимся? Представьтесь, пожалуйста.

Бизнес-вумен(протягивая визитку). Фирма «Элина». Дизайн. Хочу предложить сотрудничество.

Теона. Благодарю. Но у нас через полчаса открытие выставки.

Бизнес-вумен. Что ж, не буду портить праздник. Если он… состоится. (Уходит).

Асиль(вздыхая). А мне её жалко.

Гия. Может, тебе сменить ролевую установку, ты созрела для работы в соцзащите.

Асиль(смеётся). Не выйдет, я — «фри ланс» — свободное копьё. Люблю и умею работать одна.

Иван. Может, ты всё-таки возьмёшь цветы.

Асиль. Прости!

(Начинают собираться гости. Дама в шляпке с букетом незабудок подходит к Портрету Режиссёра и застывает. Звучит музыка, принятая на вернисажах. Гостей угощают шампанским).

(Квартира Асиль).

Асиль. Ах, какой это мог быть потрясающий кадр! Портрет и Дама, которая смотрит на него. А Он — на неё. Неужели это была Она? Я не посмела её потревожить. Я только наблюдала, как они смотрели друг на друга. Живая женщина и Режиссёр на Портрете. Я прикоснулась к чужой тайне. Может быть, ради этой мистической встречи и стоило устраивать и эту выставку, и этот вернисаж. Ради этого взгляда.

(Звонок в дверь).

Асиль. Тоже мне, буржуйский дом! Никакой защиты от вторжения незваных гостей.

(Входит Леди Габриэль. Совершенно роскошная Дама).

Асиль (холодно). Добрый день. Чем обязана?

Леди Габриэль. Мне что же, на колени перед тобой встать? Он в Больнице. В Берлине. В реанимации. Он зовёт только тебя. Можешь торжествовать. Его жена и я — сидели у его постели. А он — звал тебя. Только тебя! Как он звал тебя! А про меня — ни слова! Только ты! Чем ты его приворожила? Он уже женат. Гражданин чужой страны, почему он уехал в горы и там — там всё случилось. Перелом позвоночника! Его жена говорит, что — «несчастный случай»! Нет! Это — всё ты! Ты не отпускаешь его душу! Спаси мне его! У тебя ещё будут мужчины, а он — мой — единственный сын! Врач сказал, что одна надежда — на шок от встречи с тобой.

Асиль. Значит, теперь он вспомнил обо мне. И я брошу всё и поеду к нему в качестве сиделки и… бывшей возлюбленной. Может, мне и с женой его — подружиться, если не вышло — с его мамой.

Леди Габриэль. Но ты же его любишь! И он тебя! Всё можно исправить! Я помогу тебе! Мой муж оплатит все расходы, и с визой, и с билетами — никаких проблем, прошу тебя, умоляю, спаси мне сына!

Асиль. Он женился. А я и представить себе не могла, что он нас забудет. Нет! Я никуда не поеду. Моя осетинская кровь и моя польская кровь — не умеют прощать. Но я обещаю Вам, я буду за него молиться. И желать ему счастья. Но — я не верю, что любовь всё побеждает. Даже предательство. Нет. Не верю!

(Звонок в дверь. Появляется  Мим ).

Асиль(потрясённо). Вы? Но почему?

Мим (холодно, но очень вежливо). Меня прислал ваш друг Иван. Вы ему, видите ли, плохо приснились. Он нарушил свой собственный закон: «Никаких общений со своими протеже».

Асиль. А Вы его протеже?

Мим. А он — мой Покровитель. У нас общее увлечение — стрельба из лука. Вот. Просил передать. Рекомендательное письмо.

Асиль(вздыхая). Знакомьтесь. Леди Габриэль. Мама моего бывшего жениха. Приглашает меня ехать в Берлин. Спасать её сына, её любимого, послушного сына, который меня бросил. Да, будем называть вещи своими именами. Женился по совету мамы. На иностранке. Жил своей респектабельной жизнью. Гастролировал по всему миру. Отдыхал на горных курортах. А потом — пришёл счёт. Он ведь ко всем приходит. Вот теперь его мама вспомнила обо мне. Она уверена, что всё и всех можно купить. Уговорить. Навязать, «как в теннисе» — свою игру.

Мим(медленно). Везёт же мне, как в античном театре. Появляюсь, как Бог из машины, чтобы спасти Героиню. Вы же хотите — поехать к нему, увидеть его. Вы же все пять лет — думали только о нём! О Любимом. Который вас — предал. Успокойтесь! Я просто читаю мысли. Вы подумали, а я — прочёл.

Асиль. Иногда чувствуешь себя марионеткой. Кто-то дёргает за ниточки. Придумывает сюжет.

Леди Габриэль. О, как же я тебя ненавижу! Как мне хочется, чтобы у тебя не было в жизни ни одного счастливого дня. Ни одного!

Мим (ласково). Мадам! Вы ведёте себя как рыночная торговка. Мне придётся прервать Ваш монолог. Пардон, ещё раз пардон!

(Мим открывает входную дверь и выпроваживает незваную гостью).

Мим. Эпизод закончен. Не обсуждаем! Всё — уже в прошлом! Но награда мне полагается. Не слышу аплодисментов! Ну, тогда хотя бы стакан воды мне могут предложить?

Асиль(плачет). Могут. Даже без цикуты.

Мим(смеётся). Иван меня предупредил. Чтобы не смел влюбляться. Сказал: «Немедленно лишу финансовой поддержки». А я — возьму и влюблюсь! Откажете во взаимности, застрелюсь!

(Изображает самоубийство Пьеро).

Асиль(садится в кресло). Вы — Георгий. Любимый ученик. Мне про Вас рассказывал Ваш Режиссёр. Почему Вы пишете своё имя — через «и»?

Мим(спокойно). Он в меня не верит. А вот Иван — банкир! — верит, у них, у банкиров, интуиция стопроцентная, но я всё равно поступлю по-своему. Сказал, влюблюсь, значит, влюблюсь! (Очень тихо). Ты хочешь поехать в Берлин, я поеду с тобой. Ты хочешь отправиться в Аргентину, я с тобой. Я — с тобой! Ты хочешь на необитаемый остров? Я с тобой. Знаешь, что мне сказал мой дед, когда мне исполнилось шестнадцать лет? Что настоящий мужчина может любить только один раз. Один раз и одну женщину. Как Шота Руставели любил царицу Тамару. Она подарила ему золотое перо. Она не могла оставить царство. И он ушёл в монастырь. В Иерусалим. Прикрепил её золотое перо к своей монашьей шапке. А она издала указ, чтобы каждая невеста получала в приданое всего две вещи. Шахматы и книгу. «Витязь в тигровой шкуре». Его книгу. Вот как нужно любить! Хочу номер придумать, как они играют в шахматы. В последнюю свою встречу. Царица и Поэт. Они расстаются. А шахматные фигуры — вырастают и превращаются… во влюблённых. Когда придумаю, тебе первой покажу. Я тебя так буду любить, что ты всё забудешь. Будешь только смеяться и мерить наряды. И петь. Ты ведь любишь петь? А я буду угадывать твои капризы. И выполнять их. Вот увидишь. Я ведь — Артист. У меня — каждый вечер — Премьера!

(Асиль молчит. Мим запевает протяжную песню. Мелодия Моцарта из «Маленькой ночной серенады»).

КОНЕЦ