Бывают моменты, от которых зависит вся жизнь. Бывают комнаты, уходя из которых утром ты закрываешь за собой дверь, чтобы никогда не вернуться. Бывают зеркала, в которых мы оставляем частицу самих себя.

В моей жизни были ночи, когда я плакала навзрыд и казалось, выплачу все глаза. Были и другие, когда наслаждение оказывалось столь сильным, что превращалось в квинтэссенцию наслаждения. Еще были ночи, как эта, когда я просто не спала, а лежала в темноте с широко раскрытыми глазами и пыталась понять. Я снова чувствовала тяжесть сидящего у меня на коленях маленького Джио. Думала о моих друзьях, об Анни, о д’Оревильи, людях необычных, ни на кого не похожих, но живущих в согласии с собой. Сестра и дядя, мое утешение, моя семья, самые близкие мне люди.

Я вспоминала маму, склоненную над своим роялем. С каждым днем я скучаю по ней все больше, и легче мне не становится. Я вспоминаю единственного мужчину, которого любила в своей жизни, но когда настал момент протянуть руку и взять его, я от него отказалась. Вспоминаю ревность, которая пронзала меня, когда Миколь кормила грудью Джио. Я так и не знаю, любили мы с ней друг друга или ненавидели, — а может, и то и другое вместе.

Судили меня в исправительном суде. Зал заседаний походил на столовую в старом загородном доме или на алтарь заброшенной церкви. На дальней стене медальон с изображением женщины со взбитыми волосами и босыми ногами, держащей в одной руке книгу, а в другой — положенный на книгу меч. Она смотрела скорее на орнамент потолка, чем на то, что происходило в зале. Два огромных полусферических светильника из молочно-матового стекла распространяли бледный свет, в котором мы все напоминали неумелых и растерянных актеров, плохо знающих свои роли. Судья произнес мое имя, я подошла к барьеру. Начало я помню:

— Вы Эмманюэль Адриансен?

— Да, но все называют меня Эммой, господин судья.

— Мадам, вы обвиняетесь…

Все остальное как-то стерлось в памяти. Я не сводила глаз с больших часов, на которых было начертано Lex, закон. Приговор я выслушала с невозмутимым спокойствием: три года тюрьмы условно с испытательным сроком. В этот момент я вспоминала, как Джио приготовил мне ванну и насыпал туда розовых лепестков, а потом сам влез за мной следом. И еще помню скомканные бумажные платки, как белые бабочки, разбросанные вокруг его кровати. И комариную сетку, которую он как-то ночью наполнил светлячками.