Глава 22

Пичтри-центр

227 Пичтри-стрит

Атланта, Джорджия

Через два дня, 9:21 утра.

Еще лежа в постели, Лэнг решил, что этот день пройдет для него впустую. И ничего тут не поделать.

Утро он намеревался посвятить телефонным звонкам и просмотру электронной почты, а вторую половину — потратить на чтение лекции, которую он намеревался сделать если не информативной, то хотя бы занимательной, на курсах в здании, выстроенном когда-то для Федеральной резервной системы, а теперь принадлежащем Ассоциации юристов Джорджии.

Но, когда Лэнг вошел в свой офис и увидел в приемной бывшего мэра, все мысли о лекции сразу вышибло у него из головы.

В ответ на гневный взгляд, который Лэнг бросил на Сару, та лишь чуть заметно пожала плечами.

Темно-коричневая, цвета черного кофе, кожа мэра лоснилась от крема. Седеющие волосы обрамляли преждевременно появившуюся лысину. Седые усы подстрижены в тонкую ниточку. Костюм без единой морщинки, как обычно, казался впервые надетым, а ослепительно-белую манишку сорочки делил на две симметричные части галстук от известного модельера. Ботинки мэра увековечили память, самое меньшее, одного аллигатора.

Лэнг подумал, что прежде чем предстать перед аудиторией юристов, ему следует позвонить в «Вал-март», где он обычно одевался, и срочно заказать новый галстук, чтобы не давать злоязычным коллегам лишнего повода для обсуждения его внешности.

Мэр поднялся во весь свой шестифутовый рост, благодаря которому он умело производил дополнительное впечатление на присяжных заседателей в те времена, когда еще был не политиком, а адвокатом в суде, и протянул Лэнгу руку, прежде чем тот смог придумать предлог для того, чтобы выставить нежданного посетителя вон.

— Благодарю, что согласились принять меня без предварительной договоренности. — И, не давая Лэнгу времени ответить, прошел в кабинет впереди его хозяина. — Я хотел бы, чтоб вы уделили мне минуту-другую для обсуждения стратегии нашего поведения в суде.

Лэнг с трудом сдержал вздох. Юристы, у которых возникали неприятности с законом, всегда стремились вести дело по-своему, что, прежде всего, усугубляло и трудности.

Лэнг прикрыл дверь, больше для того, чтобы Сара не предложила кофе или чего-нибудь еще, что позволило бы мэру затянуть свой визит, чем для обеспечения приватности разговора.

— Я думаю, нам следует дать жюри понять, что вся эта охота на ведьм продиктована исключительно расовыми мотивами, — сказал мэр.

Лэнг прямо-таки упал в свое кресло.

Мэр пытался списать на происки «расистов» все прегрешения, которые числились за ним во время его пребывания на посту и составлявших очень внушительный список. Каждый, кто выступал против него, независимо от цвета кожи, был либо «куклуксклановцем», либо «дядей Томом» — и чернокожее большинство муниципалитета, и губернатор, и большинство юристов, и торговая палата в полном составе. Все эти приемы были затрепаны, как программка у завсегдатая скачек.

— Что ж, это мысль, — нейтральным тоном отозвался Лэнг. — Проблема лишь в том, что трое из проходящих по делу о коррупции — белые. И все трое уже сознались в том, что давали вам взятки.

Мэр подался всем телом вперед, демонстрируя мегаваттную улыбку, которая так хорошо смотрелась с экранов телевизоров.

— Вот именно! Разве вы не видите? Белая экономическая структура власти — и черный мэр. Черт возьми, это ж не что иное, как суд Линча, а ведь считается, что он давно вышел из моды.

И это Рейлли тоже слышал далеко не впервые. Несмотря на его настоятельные советы, мэр всякий раз, когда оказывался в городе, с огромным удовольствием давал импровизированные пресс-конференции.

— Что ж, допустим, — кивнул Лэнг, — если бы не одна мелочь. После 1975 года в Атланте все мэры были чернокожими. И ни одного из них не обвиняли даже в нарушении правил движения.

— Первый из них уже умер, — заявил мэр таким тоном, будто это что-то объясняло.

В дверь постучали, и тут же, не дожидаясь ответа, Сара просунула голову в кабинет.

— Важный звонок, мистер Рейлли.

Пожалуй, будь у генерала Кастера такой союзник — битва у реки Литтл-Бигхорн закончилась бы иначе.

— Прошу прощения…

Лэнг взял трубку настойчиво мигавшего телефона.

Мэр был явно недоволен, но поделать ничего не мог.

— Рейлли.

— Это Морз, детектив Морз.

На сей раз Лэнг даже не сделал попытки сдержать тяжелый вздох. События развивались куда активнее, чем он ожидал. При таких темпах можно было ожидать, что еще до ленча его известят о внеплановой ревизии налоговой службы.

Он решил было спросить, можно ли перезвонить Морзу немного позже, но вовремя сообразил, что тем самым даст мэру лишний повод задержаться, и сказал:

— Слушаю вас, детектив.

— Мы проверили белый порошок, — сообщил Морз. — Я скажу, что мы нашли, так вы не поверите. Вернее, чего мы не нашли.

У Лэнга вдруг мелькнула мысль, что кто-то подстроил заговор, чтобы сорвать все его планы на сегодня.

— Скажите, эти результаты настолько важны? Я… — Он умолк, не договорив.

Последовала пауза.

— Знаете, мистер Рейлли, я вроде как начал не с того конца. Криминалистическая лаборатория проверила это вещество и малость ошизела. Послушайте, Техноложка так жирно кормится от вашего фонда, что вам, наверное, удастся уговорить их еще раз проверить эту пакость.

В том, что Лэнга просил о помощи человек, арестовавший его за убийство, которого он не совершал, и подозревал еще в одном, чувствовалась какая-то сладкая ирония.

— То есть, вы хотите сказать, что эксперты государственной лаборатории не знают своего дела?

Мэр то поджимал, то вытягивал ноги, всем своим видом выражая нетерпение.

— Не, мистер Рейлли, я бы не сказал. Только в чем штука-то? Им никогда не приходилось возиться ни с чем этаким. У них для этого микроскопов и прочих железяк не хватает.

Лэнг уже не мог справиться с любопытством.

— Но все-таки, что именно показали результаты анализа?

— Я же сказал, шизу какую-то. У той пакости меняется удельный вес. Погодите… — В трубке послушался шорох перекладываемых листов бумаги. — Железо, кварц и алюминий.

— И что из этого?

Мэр демонстративно поднес к глазам усыпанные бриллиантами золотые часы, очевидно, позабыв, что свободное время, которое он сейчас так старался сберечь, вскоре может растянуться для него на несколько лет без перерыва.

— Что? — переспросил Морз. — Дальше вообще хе… чушь какая-то. Эта штука не растворяется в кислоте.

Из всего сказанного Лэнг понял лишь одно: его знания в области химии не позволяют судить о том, что тут было чушью, а что не было.

— Давайте договоримся так: я позвоню в Технологический институт и попрошу, чтобы мне порекомендовали кого-нибудь, кто располагает нужным оборудованием.

— Я буду вам очень признателен, мистер Рейлли.

Лэнг положил трубку и поднял голову. Мэра в кабинете не было — он ушел, не попрощавшись.

Похоже, что день понемногу налаживался.

Когда Лэнг вошел в зал, первым человеком, попавшимся ему на глаза, оказалась Алисия Уорнер.

— Привет! — воскликнул он; удивление не позволило ему с ходу придумать что-нибудь более оригинальное.

— И вам привет, — откликнулась она.

— Я думал, что у федеральных служащих есть собственные курсы.

Она взглянула на него с улыбкой, которую можно было бы смело фотографировать для рекламы зубной пасты.

— Есть. Но, если бы вы посмотрели программу, то увидели бы, что я тут вместе с вами.

Лэнг послушно вынул листок. Там действительно имелась ее фамилия.

— «Механика федерального судебного преследования»? — осведомился он.

— Вы можете хранить тайны? — Алисия встряхнула ниспадавшими на плечи рыжими волосами, цвет которых, как подозревал Лэнг, был столь же натуральным, как и легкие веснушки, не поддающиеся косметике.

— Думаю, не хуже вас.

— Я бы сказала, что слушателям предстоит довольно унылое времяпрепровождение.

Ее зеленые глаза сверкали весельем.

— И это все новости?

Лэнг вдруг осознал, что за ними пристально наблюдают около тридцати человек, пришедших на семинар, и шагнул в сторону невысокой сцены.

— Меня несколько дней не было в городе, а то я обязательно позвонил бы вам.

Она ничего не ответила, лишь поглядывала на него с интересом.

— Я… э-э… я думаю, что задолжал вам хороший, спокойный обед после… после нашего похода на ленч.

Несколько стоявших поблизости адвокатов откровенно прислушивались к их разговору.

Ну и черт с ними!

Лэнг рванулся напролом.

— Может быть, позволите пригласить вас сегодня вечером?

Она вскинула голову, как будто хотела посмотреть на его лицо под другим углом.

— Увы, я сдала пуленепробиваемый жилет в прачечную. А как вы насчет того, чтобы пообедать у меня дома, вместо того чтобы выходить в общество? Я сварганю что-нибудь. И дешевле, и не так опасно.

Алисия кивнула на сцену, где, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ждал ведущий, и, порывшись в сумочке, которая вполне могла служить чемоданом, вручила ему визитную карточку.

— Позвоните мне, и я объясню, как ехать.

С этими словами она повернулась и направилась к двери.

Лэнг, как и все остальные присутствовавшие мужчины, проводил ее взглядом.

Потом у него за спиной кто-то кашлянул.

— Ну а теперь, когда Лэнг Рейлли решил свои личные вопросы, думаю, можно попросить его немного поговорить и с нами.

Лэнг толком не знал, что значит краснеть, но ему показалось, что его щеки окрасились румянцем.

 

Глава 23

Технологический институт Джорджии

Факультет химического машиностроения

Атланта, Джорджия

Через два дня

Лэнг и детектив Морз, словно студенты, пришедшие на дополнительные занятия, сидели на складных стульях перед столом доктора философии, профессора химического машиностроения Хилмэна Уэрбела. На белых оштукатуренных стенах кабинета красовались в золоченых рамочках верительные грамоты профессора, чередовавшиеся с фотографиями, где профессор или пожимал руки, или просто улыбался, глядя в объектив, каким-то людям, представлявшим, как предположил Рейлли, цвет научного мира. От укрепленного на окне кондиционера исходило больше шума, чем прохлады, и Лэнг почти сразу же почувствовал себя неуютно от жары и раздражения на себя за то, что позволил полицейскому уговорить его прийти сюда.

— Я не могу этого объяснить, — сказал Уэрбел, потупив взгляд, как словно признавался в каком-нибудь неприглядном грехе. — Честно говоря, до вчерашнего дня я не имел понятия о веществе с такими свойствами.

Морз подался вперед. Лэнг уже успел заметить, что уличный жаргон и акцент полицейского странным образом остались за пределами университетского городка.

— Доктор, если бы для того, чтобы получить аттестат, требовалось что-нибудь, кроме самых элементарных знаний, я никогда не закончил бы школу. И сейчас очень надеюсь, что вы сможете изложить то, что узнали, понятным мне языком.

Лэнг думал про себя то же самое, но не успел сформулировать вслух.

Уэрбел посмотрел на своих посетителей поверх узких очков и поправил свой и без того идеально ровный галстук-бабочку; он то и дело повторял это движение, по-видимому, совершенно не замечая движения своей руки.

— Попытаюсь. Прежде всего мы, конечно, взвесили часть вещества, этого порошка, до тысячных долей грамма и записали этот вес на плане эксперимента, который вы видите перед собой. — Он указал на стопки листов, находившиеся в руках у его собеседников. — Мы начали с эмиссионной спектроскопии, поместили образец в углеродный тигель, который использовали в качестве электрода, и при помощи другого создали электрическую дугу. Элементы, из которых состоит образец, при этом ионизируются с возбуждением светового излучения, что позволяет зарегистрировать спектральные характеристики…

Лэнг предупреждающе поднял руку.

— Доктор, ни у детектива Морза, ни у меня нет достаточной подготовки для того, чтобы оценить специфические особенности ваших экспериментов. Не могли бы вы немного снизить научный уровень ваших пояснений, чтобы они все же были доступны двум неучам?

Пухлое лицо профессора вдруг помрачнело; очевидно, с таким же выражением лица он должен был реагировать на наглую просьбу прочесть вводный курс лекций для первокурсников.

— Но без объяснения процесса и результаты, и мои заключения…

Морз уперся локтями в колени.

— Доктор, мы с мистером Рейлли приехали сюда как раз для того, чтобы узнать результаты и ваши заключения, — и добавил с невинной улыбкой: — Мы настолько безграмотны в области химии, что совершенно не в состоянии оценить подробности ваших научных изысканий.

Профессор задумался на две-три секунды, а потом кивнул.

— Что ж, попробую изложить все это непрофессиональным языком. В первые несколько секунд были обнаружены кварц, железо и алюминий со следами кальция, натрия и титана. Затем, когда температура увеличилась, мы увидели то, что нам показалось… Ладно, не будем вдаваться в экзотические подробности насчет иридия и родия… скажу лишь, что образец вдруг повел себя так, словно полностью состоял из металлов платиновой группы.

При этих словах Лэнг чуть не дернулся на стуле. Что бы ни представляли собой эти самые металлы платиновой группы, но они вновь и вновь возникали в этом деле.

— Насколько я помню, вы сейчас говорили, что он состоял из железа и алюминия, — перебил профессора Морз.

Уэрбел откинулся на спинку кресла.

— Именно так, мистер… детектив Морз. Такое впечатление, что сам химический состав вещества изменился, но это еще не самое странное.

И полицейский, и Лэнг, как по команде, чуть ли не молитвенно сложили руки.

— В ходе другого эксперимента исследуемое вещество нагревалось, и при этом его вес увеличился на сто два процента. А после охлаждения масса составила лишь пятьдесят шесть процентов от первоначального значения. Другими словами, это вещество начало левитировать.

— Левитировать? — озадаченно переспросил Лэнг. — То есть летать по воздуху?

— Нельзя сказать, что это вещество на самом деле взлетело, этого мы увидеть не смогли, — сказал профессор, — но и каких-нибудь признаков того, что оно растворилось в атмосфере емкости, которую мы использовали, тоже не было.

— Но ведь оно должно было куда-нибудь деться, верно? — спросил Морз.

— Одно из основных положений и физики, и химии состоит в том, что материя не возникает из ничего и не исчезает в никуда, — подхватил Лэнг. — Значит, оно должно было куда-то, скажем, перетечь… — Постулат о том, что в природе ничто и никуда не исчезает бесследно, был едва ли не единственным, что он вынес из своего непродолжительного и не слишком приятного опыта прикосновения к естественным наукам. — Хорошо, в таком случае, куда же оно перетекло?

Профессор вдруг так резко крутнулся вместе со своим креслом, что Лэнг испугался: сейчас он вылетит из него и врежется в стену.

— Видите ли, я не специалист в теоретической физике, — сказал Уэрбел, как будто просил прощения за такую неслыханную оплошность, — но коллеги, специализирующиеся в этой области, готовы допустить, что вещество могло перейти в другое измерение.

Лэнг и Морз переглянулись. По выражениям их лиц нетрудно было понять мысль, которую воспитание не позволяло высказать вслух: профессор, не иначе, чокнулся!

Уэрбел правильно истолковал их взгляды.

— Нет, нет, я не сошел с ума — по крайней мере, не в большей степени, чем все остальные, кто здесь работает. Даже сам Эйнштейн, не говоря о множестве менее известных физиков, решительно склонялся к тому, что существует хотя бы одно, а вероятнее, больше параллельных измерений.

— Как в «Звездном пути»? — осведомился Морз.

— Мы этого не знаем — во всяком случае, пока не знаем. Что же касается странностей, о которых мы говорили, то левитировало не только вещество, но и емкость, в которой оно находилось. При дальнейшем нагревании, свыше тысячи градусов Цельсия, порошок превратился в прозрачное стекловидное вещество, которое после остывания весило столько же, сколько и до начала эксперимента, ровно сто процентов первоначальной массы.

Профессор умолк, отодвинулся от стола, открыл ящик и достал оттуда конверт. Осторожно открыв его, он вытряхнул содержимое на бумагу, которой была покрыта столешница. Лэнг и Морз наклонились вперед и увидели маленький предмет, похожий, на первый взгляд, на контактную линзу.

Уэрбел подтолкнул «линзу» кончиком шариковой ручки. Это движение, несомненно, тоже было отработано за многие годы его преподавательской деятельности. Лэнг почувствовал, что должен бы достать тетрадку и начать конспектировать.

— Обратите внимание на то, что это тело плоское. В отличие от стекла, на которое оно похоже внешне, оно не реагирует ни на какие кислоты — ни на серную, ни на соляную, равно как и на другие, которые мы пробовали. Обратите внимание также и на то, что это вещество, похоже, усиливает свет. — Он вынул из кармана фонарик величиной с шариковую ручку. — Вы заметите невооруженным глазом, как луч, проходя через эту… условно назовем ее линзой, делается ярче и обретает заметный цвет, хотя никакого призматического эффекта нам обнаружить не удалось.

— Но что же все это значит? — спросил Лэнг. Он, как загипнотизированный, смотрел на свет, проходивший через крошечный стеклянный диск. Свет как-то переливался; ничего подобного Лэнгу еще не доводилось видеть.

Профессор покачал головой.

— Не имею никакого представления, равно как и обо всех остальных свойствах этого вещества… И на закуску еще одна, мягко выражаясь, странность. Мы проделали с несколькими такими же стекловидными предметами весь эксперимент в обратном порядке.

— И?..

Химик достал из стола другой конверт и, засунув ту же самую ручку внутрь, высыпал его содержимое на стол. На бумаге рядом со «стеклышком» появилась кучка блестящего желтого металла.

— Похоже на золото, — прокомментировал Морз.

— Это оно и есть, — подтвердил все еще удивленный всем происшедшим Уэрбел, — причем абсолютной химической чистоты.

 

Глава 24

«Варсити»

Норт-авеню

Атланта, Джорджия

Через двадцать минут

«Варсити», расположенный на обочине автострады 85/75 прямо напротив городка Технологического института, существовал в Атланте уже более семидесяти лет. Он претендовал — и, как предполагал Лэнг, не без оснований, — на звание крупнейшего в мире заведения типа «еда на колесах», на наивысшее в мире качество хот-догов и наибольший, опять же в мире, объем продажи кока-колы. Здесь скромно помалкивали о таких достижениях, как нарезанный колечками лук, от которого перехватывало дыхание, молочные коктейли и не знающие себе равных печеные яблоки и пироги с персиком. Аромат еды оттуда распространялся на несколько кварталов и, словно пение сирен, заманивал неосторожных путников на рифы, наподобие застойной сердечной недостаточности.

Лэнг всегда был склонен доверять существующей в городе легенде о том, что «Варсити» связан с находящимся неподалеку центром сердечно-сосудистой хирургии специальным туннелем, по которому в больницу доставляют жертв обжорства. Однако он не ел там уже несколько лет. И рассудил, что холестериновая бомба, которой он ошарашит свой организм, причинит не слишком много вреда, если не повторять подобных опытов регулярно. Кроме того, на свете не было ничего, что могло бы сравниться со здешними хот-догами с чили или газировкой с мороженым.

Они с Морзом решили оставить автомобили на стоянке и устроились в одном из залов, оформленном под университетскую аудиторию, где под потолком висел телевизор, настроенный на местную кабельную сеть. Лэнг сел спиной к стене, чтобы видеть каждого, кто входит в зал.

Как только Морз покинул кабинет профессора, в его речь сразу же вернулись и жаргон, и акцент уличного хулигана. Очевидно, он привык к этой особенности своей речи, как хозяин старого заношенного свитера привыкает к своему одеянию настолько, что вспоминает о нем лишь в том случае, если почему-то не надевает его. Он густо посолил горку картофеля фри, лежавшую на успевшей пропитаться жиром картонной тарелке, и лишь после этого обернулся по сторонам, чтобы удостовериться, что их никто не подслушивает.

— Золото! Чего ж тут удивляться, что профессора пришили. И, не иначе, попятили весь порошок, да только рассыпали малешко… Ну, а мы нашли. Вот и мотив появился.

Лэнг обратил внимание на то, что полицейский употребил множественное число первого лица, но расценил это просто как фигуру речи. Было очень маловероятно, что Морз, будь у него выбор, захочет предложить ему принять участие в расследовании. Так что он спокойно разложил колечки лука поверх коричневого слоя чили, под которым пряталась сосиска.

— Вряд ли был смысл кому-то воровать этот порошок, если только он не располагает оборудованием, которое дает температуру… Что там он говорил — тысяча по Цельсию?

— Вроде того, — с набитым ртом отозвался Морз. Он помолчал, проглотил кусок бифштекса с огненно-острым чили и добавил: — Но это ж не значит, что его не мог пришить кто-то, у кого такое оборудование есть. Да и вообще, где он надыбал это добро?

Лэнг пожал плечами.

— Я думаю, получил в ходе своей работы.

«Получили в ходе их работы», — мысленно поправил он себя. Лэнг нисколько не сомневался, что в лаборатории Ядиша он нашел точно такой же, а вернее, этот же порошок.

Морз безуспешно попытался стереть салфеткой коричневатое пятно со своей сорочки.

— А, ладно, застегну пиджак, и никто не увидит. — Он бросил салфетку на стол и посмотрел Лэнгу в лицо. — Мистер Рейлли, вы, небось, думаете, что недурно бы со мною парой слов поделиться?

Лэнг отрицательно покачал головой.

— Почему вы так решили?

Детектив прищурил глаза.

— Потому что я знаю вас, мистер Рейлли. И знаю, что вы мне много чего недоговариваете.

— И откуда же вы это узнали?

— Видел рапорт о стрельбе в «Андерграунде» где-то на той неделе. И не шибко мне что-то верится, что какой-то отморозок шмальнул в вас разок-другой, потому что вы сидели в ресторане с его женщиной. — Он немного помолчал. — Хотя вы, мистер Рейлли, и впрямь способны хоть кого вывести из себя. Сколько знаком с вами, вечно вас кто-то пытается грохнуть. Впрочем, нынче-то я вижу, что причина есть — потому что вы связаны и с этим беднягой профессором, и порошком, который на самом деле золото. И очень хотелось бы надеяться, что вы не станете лезть в полицейское расследование и болтаться у нас под ногами. Ведь не станете, правда, мистер Рейлли?

Лэнг выгнул брови, пытаясь изобразить полную невинность. Он рассчитывал, что сумеет скрыть раздражение, которое почувствовал из-за того, что чернокожий детектив в который раз прочитал его мысли.

— Я? Лезть в расследование?

Морз поморщился и покачал головой.

— Сдается мне, что мы с вами уже трепались на эту тему…

Лэнг, чтобы подумать, поднес к губам бумажный стакан и долго тянул питье через трубочку. Может, и впрямь рассказать Морзу об убийстве Ядиша и о том, что случилось в Амстердаме? Нет, детектив непременно свяжется с Ван Декером, а голландский инспектор обязательно поделится с коллегой своими подозрениями.

В общем, вводить Морза в полный курс дела не следовало ни в коем случае.

— Совершенно не понимаю, почему вы так решили…

Морз тоже тянул через соломинку, пока в ней не засипело.

— Мистер Рейлли, на меня свалилось еще одно убийство, к которому вы, как ни верти, имеете отношение. Мне совсем не хочется, чтобы к вам снова вламывались в квартиру или взрывали ваш автомобиль. Мне вообще страшно не хочется новых смертей и разрушения.

Лэнг поднялся и протянул руку. Все было съедено.

— Я отлично вас понимаю, детектив. Не сомневайтесь, мне всего этого хочется еще меньше, чем вам.

 

Глава 25

Парк-плейс

2660 Пичтри-роуд

Атланта, Джорджия

18:27 того же дня

Лэнг всегда старался не подвергать лишний раз парней искушению разогнаться на быстроходном автомобильчике. И сегодня он не стал пользоваться услугами парковщика, сам поставил свой «Порше» на место, а потом поднялся в лифте на двадцать четвертый этаж. Его мысли продолжали вертеться вокруг того, что он услышал в Технологическом институте.

Судя по всему, Ядиш и Льюис достигли или оказались на ближних подступах к цели, которая много веков манила к себе человечество: алхимической трансмутации, превращению простых веществ в золото. Но, черт возьми, какое это имело отношение к поискам заменителей для нефти и угля? Скорее всего, белый порошок и золото оказались побочными продуктами. А метод создания этого порошка будет очень трудно, а может быть, и невозможно восстановить, не имея описаний экспериментов.

Другая загадка: пусть кто-то стремится узнать секрет процесса, но зачем было убивать людей, когда можно было просто украсть их записи? Прежде всего Лэнгу пришло в голову, что ученых убили для того, чтобы уничтожить какие-то результаты или остановить их на пути к этим результатам. Вполне вероятный мотив. И неплохо сочетается с покушением на его жизнь в Бельгии.

Но что уничтожить и что остановить?

Что-то, связанное с этими непостижимыми экспериментами.

И еще, имелись документы на иврите, которые он скопировал. Ядиш считал их важными, иначе не стал бы прятать. Могли ли они иметь какое-то отношение к мотивам его убийцы? Выяснить это можно было только одним способом: перевести их. В Университете Эмори был один профессор еврейской истории, у которого он как-то раз консультировался…

«Нет, — решил Рейлли, — к местным лучше не обращаться». Те, кто организовал убийство ученых, знали, что Лэнг живет в Атланте, и вряд ли ему удалось бы незаметно для них выбраться к консультанту. Лучше было обратиться к кому-нибудь, не столь заметному, достаточно хорошо владеющему современным и древним ивритом и к тому же способному постоять за себя.

Двери лифта раздвинулись, и Лэнг шагнул на толстый ковер, покрывавший пол в холле. Чуть задержавшись, чтобы проверить свои «маячки», оставленные на дверной ручке двери, и увидев, что оба на месте, он удовлетворенно хмыкнул, повернул ключ в замке и распахнул дверь.

Грампс, отвлекшись от сна — этому занятию он предавался двадцать три с половиной часа в сутки, — взглянул на хозяина, приоткрыв только один карий глаз, и лениво постучал хвостом по полу.

— Вот что я скажу: не слишком-то приятно приходить домой, если знаешь, что тебя ждет такая холодная встреча, — укоризненно сказал Лэнг, снимая висевший возле двери поводок. — Если думаешь, что тебе удастся…

За время прогулки Лэнг принял два решения. Во-первых, ради сохранения максимальной анонимности было лучше лететь не «Гольфстримом», а обычным регулярным рейсом, пусть даже при этом придется оставить оружие дома. Во-вторых, следовало выяснить, не изменились ли планы Алисии на сегодняшний вечер.

Домой, в свою возвышающуюся над городом квартиру, он возвращался, задумчиво нахмурившись. Эта женщина все чаще появлялась в его мыслях. То была не та глубокая любовь, которая существовала между ним и Дон, его женой, и не страстное желание, которое он испытывал к Герт. Его чувства к Алисии были… м-м-м… другими и не очень-то определенными.

«Кончай думать, — сказал он себе, — и набери-ка номер, а не то она действительно возьмется за приготовление обеда».

 

Глава 26

Миддл-Темпл-Инн

Флит-стрит

Лондон

10:22

Через два дня

Глаза Лэнга покраснели от недосыпа. Ни обильная выпивка, ни неплохое подобие кровати, в которую превращалось кресло первого класса, не помогли преодолеть обычную бессонницу, которой он всегда страдал во время полетов. Выйдя из самолета в аэропорту Гатуик, он не пошел на стоянку такси, а взял первую попавшуюся из проезжавших машин. Ему очень не хотелось повторения брюссельской истории.

Такси без происшествий доставило его в «Стаффорд», маленькую гостиницу, расположенную в тупике неподалеку от Сент-Джеймского дворца. Туда он попал как раз ко времени обильного завтрака, который был сервирован в глубине вестибюля, судя по его стилю, помнившего еще саму королеву Викторию.

Сделав телефонный звонок, приняв душ и переодевшись, Лэнг решил прогуляться по городу пешком и полюбоваться достопримечательностями. Перейдя площадь перед Букингемским дворцом, он прошел по Сент-Джеймскому парку, несколько минут понаблюдал издалека за разводом караула конной гвардии и направился к Трафальгарской площади, где снова задержался, якобы глядя на голубей и вечное круговращение толпы вокруг колонны Нельсона; таким образом, он получил возможность без помех оглядеться по сторонам, подобно любому праздношатающемуся туристу, и попытаться определить, не идет ли за ним слежка.

Вроде бы никто не проявлял к нему особого интереса.

Пройдя немного по Стрэнду, он снова остановился перед «Савоем», на сей раз чтобы прочесть афишу расположенного рядом с отелем театра. Если за Лэнгом и следовал «хвост», он не мог его распознать.

Еще через квартал Лэнг оказался возле фрагмента немыслимо древней, построенной еще римлянами, стены, обозначавшей место, где кончался Уайтхолл и начинался город Лондон. Здесь же улица Стрэнд меняла название на Флит-стрит; некогда здесь в тесном соседстве обитали редакции едва ли не всех крупных британских газет и издательских империй, но к настоящему времени все они переселились в предместья, бывшие колонии и другие места, где профсоюзы не имели заметного влияния.

В двенадцатом веке рыцари-тамплиеры построили здесь свой храм, так и называвшийся — Темпл. К его сохранившейся части вел короткий, не обозначенный никакими вывесками проулок. А сразу за Темплом находился похожий на муравейник Темпл-Бар — обитель лондонских адвокатов. Они выбрали это место из-за его близости к Олд-Бейли, центральному суду, где на протяжении многих веков проходило большинство уголовных процессов.

Лэнг неспешно поднялся по лестнице; ему, правда, пришлось приостановиться и прижаться к каменной стене, чтобы пропустить мчавшуюся опрометью молодую женщину в черной мантии, из-под которой сверкала накрахмаленная белая манишка, и с белым париком на голове, криво сидевшем на ее собственных вьющихся белокурых волосах. В одной руке леди несла портфель, а другой придерживала парик. Она на бегу окинула Лэнга недовольным взглядом, пробормотала что-то — вероятно, поблагодарила за то, что ей уступили дорогу, — и помчалась дальше, грохоча каблуками по каменным ступеням.

Похоже, опаздывать на суд здесь считалось столь же неприличным, как и в Соединенных Штатах.

Дойдя до середины полутемного коридора, Лэнг остановился перед дверью с табличкой «Дж. Аннулевиц, адвокат». Ничего похожего на кнопку звонка на двери не имелось, и Лэнг просто постучал.

— Войдите, — послышалось из-за двери. Одновременно щелкнул механизм электрического замка.

Как только Лэнг переступил порог, дверь закрылась, и щелчок известил о том, что замок заперт. Дж. Аннулевиц, адвокат, как и Лэнг, имел старые привычки, которые никак не желали уходить в прошлое.

Можно было подумать, что по комнате, в которой оказался Лэнг, пронесся ураган: везде валялись — не были сложены стопками, а именно валялись — бумаги, на всех плоских поверхностях, в том числе и на полу. Из-под кучи листов торчал кожаный переплет явно старинной книги. Примерно посреди комнаты в этих бумажных сугробах была прочищена узкая дорожка, на которой стоял немолодой человек.

— Лэнг Рейлли, — утвердительно произнес он, подвигая к переносице сползшие на кончик носа очки. — Наверно, тебя здорово прижало, раз ты прилетел ко мне за помощью.

Лэнг попытался как можно лучше ответить на медвежье объятие.

— А разве не за тем же к тебе приходит большинство посетителей?

Хозяин кабинета отступил на пару шагов, как будто желал присмотреться к посетителю. Лэнг смотрел сверху вниз на каемку седых волос, окружавших розовую лысину.

— Или тебя прижало, или ты запутался.

На хозяине кабинета были серые брюки с ярко-красными подтяжками и частично выбивавшаяся из брюк накрахмаленная белая сорочка с расстегнутым воротником. Повернувшись, он провел Лэнга в крохотный внутренний кабинетик; беспорядок там оказался еще сильнее (хотя на первый взгляд казалось, будто такое невозможно), чем в том помещении, которое они только что покинули. Над бумажными сугробами, которым могла бы позавидовать и Арктика, возвышались, словно айсберги, только компьютерный монитор да стойка с множеством вересковых курительных трубок.

Джейкоб Аннулевиц, склонив голову, посмотрел на два имевшихся в кабинете стула, обтянутых кожзаменителем, потом наклонил один из них и попросту сбросил лежавшие на нем папки на пол.

— Присаживайся, — предложил он, протискиваясь на свое место за столом. — Присаживайся и рассказывай, как твои дела. Как Герт — довольна жизнью?

«Раны, которые наносят, не желая того, всегда бывают самыми болезненными», — подумал Лэнг, осторожно устраиваясь на стуле.

— Не знаю. Она ушла от меня почти год назад.

— Я не стал бы осуждать ее за это. Она хорошая, благовоспитанная девочка. — Он потянулся за трубкой. — И иметь дело с таким грубияном, как ты…

Лэнг смотрел, как его друг набивал трубку табаком из кожаного кисета.

— Я думал, что Рэйчел наконец уговорила тебя бросить курить.

Джейкоб кивнул и чиркнул спичкой.

— Уговорила… Дома. Потому-то я так держусь за этот дурацкий офис — единственное место, где я могу более или менее спокойно выкурить трубку-другую.

Вряд ли в биографии Джейкоба Аннулевица можно было найти место для спокойствия. Его родители, уроженцы Польши, чудом не пали жертвами холокоста и вскоре после войны эмигрировали во вновь созданное государство Израиль. Пройдя обязательную военную службу, молодой Джейкоб отправился учиться в Оксфордский университет. По каким-то известным лишь ему одному причинам он предпочел сырой английский климат средиземноморскому солнцу Палестины и получил британское гражданство, а потом степень доктора прав. Это не помешало ему остаться гражданином Израиля, и вскоре его завербовала израильская разведка «Моссад», чтобы он следил за арабскими посольствами и дипломатами.

И МИ5, и резиденты ЦРУ знали о его действиях и, относясь к ним со сдержанным неодобрением, все же не вставляли ему палки в колеса. Евреи, прожив не одну тысячу лет в условиях непрерывного и очень резкого изменения отношений к ним, считали необходимым с одинаковой тщательностью шпионить и за врагами, и за друзьями. А вот о чем почти никто не знал — так это о мастерстве Джейкоба (кое-кто предпочитал слово «искусство») в обращении со взрывчатыми веществами, которое он приобрел за время службы в израильской армии. Он был нунцием нитратов, пандитом пластида, виртуозом гексогена.

Познакомились они с Лэнгом, когда того на непродолжительное время прикомандировали к лондонскому отделению Управления. И вскоре подружились. А то, что обоим удалось не единожды спасти жизнь друг другу, укрепляло эту дружбу еще сильнее.

Перед тем как вонючее синее облако табачного дыма доползло до его места, Лэнг успел набрать полную грудь относительно чистого воздуха.

— А Рэйчел знает, что ты здесь продолжаешь курить?

Джейкоб вынул трубку изо рта и зачем-то внимательно осмотрел чашку.

— Как ты должен знать, вся сила закона заключается в возможности принудительно добиться его выполнения. По-моему, это слова Локка.

— У него, наверное, не было жены, которая стремилась бы заставить его бросить курить.

— Вполне возможно. Ну а теперь признавайся, что, кроме стремления ознакомиться с искрящимися перлами моего остроумия и тончайшими умозаключениями, привело тебя сюда? Или, вульгарно выражаясь, какой еще чирей засвербел у тебя на заднице?..

Джейкоб слушал, не перебивая, лишь время от времени приминал табак в трубке да затягивался, выпуская клубы дыма. Когда Лэнг закончил, Джейкоб с громким хлюпаньем потянул воздух через догоревшую трубку и выбил пепел в уже заполненную до краев пепельницу.

— Вот чертовщина! Очень жаль, что так получилось с профессором Льюисом. Он казался мне хорошим парнем. Во всяком случае, для гоя. Я помог ему в очень неприятном разводе. Он хотел убраться от своей бывшей как можно дальше. Атланта оказалась самым дальним местом, которое я смог для него подобрать.

Лэнг промолчал.

Джейкоб поднял руку над столом.

— Эти записи по-иудейски… Ты считаешь, что там могут быть какие-то сведения о том, кому, что и зачем нужно?

— Я считаю, что нужно перевернуть все камни и внимательно посмотреть, что под ними находится.

— Полагаю, ты хочешь, чтобы я перевел их?

— Ты хвастался когда-то, что умеешь читать на этом языке.

— Нет, парень, я не хвастался. Умею и, случается, читаю. — Он протянул руку в недвусмысленном жесте, означавшем: ну, давай сюда. — Ну-ка, посмотрим.

Лэнг полез в карман пиджака и вынул конверт.

— Как ты понимаешь, это всего лишь копии. Оригиналы находятся где-то в Австрии.

Джейкоб вновь надел очки.

— Постараюсь запомнить это на тот случай, если вдруг понадобится. — Он вдруг вскинул голову. — А тебе-то самому какой в этом интерес?

— Ты, что, уже забыл, что кто-то пытался убить меня?

Джейкоб со свистом втянул воздух через пустую трубку.

— Ну, если верить телевизору, в вашей стране такое случается ежедневно.

— Это было не в США, а в Брюсселе и Амстердаме.

Джейкоб взглянул в потолок.

— Могу понять, что технология создания золота могла заинтересовать кого угодно в каком угодно количестве, если убитые ученые действительно этим занимались. Но никак не могу сообразить, какое отношение к этому может иметь древняя рукопись.

— Именно это я и рассчитываю узнать.

Джейкоб внимательно рассмотрел листы, держа их кончиками пальцев, словно боялся, что они могут быть пропитаны ядом.

— Для действительно старинной рукописи — очень многословно, — пробормотал, он, погладив свободной рукой блестящую лысину. — За час-другой тут не управиться. Нужно порыться в справочниках и всякое такое… — Он неопределенно махнул рукой в сторону выхода из своего офиса.

— Думаю, что особых причин для спешки нет.

Джейкоб положил листы на стол и извлек сотовый телефон.

— Чудесно! В таком случае я позвоню Рэйчел и прикажу посильнее разбавить суп водой, чтобы хватило на троих.

Лэнг чувствовал, как его захлестывает паника.

В чрезвычайно тесном профессиональном сообществе разведчиков, где все знали всё обо всех, Рэйчел Аннулевиц славилась как самый худший в мире повар. До каких высот творчества поднимались ее знакомые, изобретая различные предлоги, чтобы только не пойти к ней на званый обед! Не одно из этих объяснений могло бы получить Пулитцеровскую премию в области беллетристики. С тех пор, как Лэнгу пришлось в последний раз вкусить ее стряпни, прошло более двух лет, но он до сих пор не мог понять, когда его сильнее жгло: когда он употреблял эту пищу за столом или когда его организм освобождался от ранее съеденного. Как бы там ни было, тогда его кишечник производил такое количество газов, что мог бы с надеждой на победу соревноваться в загрязнении атмосферы с любым автобусом, которые «Грейхаунд» выпускает на междугородные трассы.

— Постой! В прошлый раз у Рэйчел уже было множество хлопот из-за меня. Меня нужно было кормить…

— И еще я доверил тебе мой «Моррис», — добавил Джейкоб. Он имел в виду свой крошечный автомобильчик, на котором ездил все время, сколько Лэнг был с ним знаком. — Но что из того?

— В прошлый раз, если помнишь, обстоятельства сложились так, что мне не следовало лишний раз появляться на людях. И, мне кажется, не следует заставлять Рэйчел возиться на кухне. Позволь мне пригласить вас обоих куда-нибудь.

Джейкоб убрал телефон и принялся с хрустом ковырять чашку трубки чем-то вроде гвоздя.

— Не следует? А чем еще женщина должна заниматься? Кроме того, могу поспорить, что ты питаешься только тем, что берешь навынос во всяких забегаловках, а о хорошей домашней пище не имеешь никакого представления.

«Ну, сегодня-то, у вас, я такого представления точно не получу, — подумал Лэнг. — Мало того, что любовь слепа, от нее еще и вкусовые сосочки атрофируются».

Хоть так, хоть этак, вряд ли он мог сегодня надеяться хорошо поесть. В обычном лондонском пабе или ресторане пища получалась лишь немногим лучше, чем у Рэйчел. Как правило, там подавали пережженную почти до состояния угольев волокнистую говядину и овощи, пережаренные до такой степени, что нельзя было распознать ни цвета, ни вкуса. У Лэнга была теория, согласно которой этот маленький остров создал империю и несколько веков господствовал на всей планете благодаря тому, что Дрейки, Гокинсы, Веллингтоны, Нельсоны, Черчилли и прочие обрели острый ум и укрепились душою именно из-за никудышной кормежки. Хуже английской кухни была разве что кулинария алеутских эскимосов, где главным деликатесом считалась китовая ворвань. Человека, способного с истинным наслаждением поедать пирог с мясом и почками, вряд ли напугает бортовой залп вражеского фрегата. Неужели кто-то, доведись ему, будучи в здравом уме, выбирать между йоркширским пудингом и штурмом неприятельской батареи, предпочтет пудинг? Да воздушный налет люфтваффе просто ничто рядом с необходимостью всю жизнь питаться разваренным горохом! Да и победу при Ватерлоо подготовили не спортивные площадки Итона, а английский обеденный стол.

Именно из-за недостатков британской кухни в Лондоне процветали китайские и индийские ресторанчики, да и парочка открывшихся за последние годы французских тоже пользовалась неизменным успехом.

На Лэнга нахлынуло вдохновение.

— Почему бы нам не пойти в «Мирабель»? — Хотя качество пищи было там лишь немногим выше удручающего среднего уровня, в счетах указывались астрономические суммы. Лэнг предполагал, что причиной тому был расчет на человеческую психологию: вряд ли кто-то решится ругать обед, за который пришлось заплатить больше, чем зарабатывает в неделю среднестатистический британец. — К тому же, у Рэйчел будет повод приодеться.

Джейкоб усмехнулся и кивнул.

— Моя птичка будет рада расправить крылышки. Но ты, надеюсь, заглянешь к нам выпить рюмочку-другую перед тем, как отправиться на обед?

Лэнгу удалось не подать виду, насколько он обрадовался своей победе.

Лэнг спустился в «трубу» — лондонское метро — и доехал по линии Ватерлоо до площади Сент-Джордж-серкус в Саут-доке, откуда на Вестминстер и здание парламента, находившиеся по другую сторону Темзы, смотрели свысока современные небоскребы. После того, как лондонский горизонт обзавелся «глазом» — огромным колесом обозрения, возвышающимся над Набережной Виктории, облик города изменился (по мнению Лэнга, не в лучшую сторону) по сравнению с тем, что сохранилось в его памяти с давних лет. В «трубе» существовала собственная система развлечений, в которую входили вдохновенные музыканты, певцы, жонглеры и фокусники. Лэнг провел несколько минут на станции, наблюдая, как привлекательная юная леди изгибала тело, принимая совершенно невозможные с точки зрения анатомии (во всяком случае, так ему казалось) позы, а потом бросил монету в фунт стерлингов в миску, стоявшую на полу, и поднялся вверх по лестнице.

Оказавшись на поверхности, он прошел несколько кварталов по Ламбет-роуд. Прямо перед ним красовались громадные пушки, охраняющие Имперский военный музей. Там он повернул налево и вскоре вошел в вестибюль башни из стекла и металла, ничем не отличавшейся от соседних строений.

Квартира Аннулевицев нисколько не походила на офис Джейкоба. Мебель из хромированного металла и стекла была с виду гораздо менее удобной, чем в действительности. Несколько произведений современных скульпторов на акриловых постаментах больше всего походили на детали каких-то сложных механизмов. На стенах красовались квадраты землистого холста; можно было подумать, что кто-то подобрал их на свалке, куда вывозили списанное имущество с военных складов, а затем сбыл доверчивым коллекционерам современного искусства. Если, конечно, одноцветную тряпку можно счесть произведением искусства.

Рэйчел встретила его распростертыми объятиями и расцеловала, дыша джином.

— Лэнгфорд! Как я рада снова видеть тебя! — С этими словами она вложила ему в руку бокал матового стекла на высокой ножке. — Очень сухой мартини! Видишь, я помню твои вкусы!

Лэнг был уверен, что в прошлый визит сюда он пил излюбленный односолодовый виски. Мартини он перестал употреблять еще с тех пор, как Дон, его жена, когда-то сказала, что это «серебряная бормотуха — бокал, другой, и уже язык заплетается».

Впрочем, предложенный напиток он принял, рассыпавшись в благодарностях, но сразу стал оглядываться в поисках растения в горшке, которому мартини могло бы прийтись по вкусу больше, чем ему. Или хотя бы такое, которое не загнулось бы сразу от алкоголя, вылитого ему на корни.

— Рэйчел! Ты неподвластна возрасту. И, если я не ошибаюсь, ты потеряла несколько фунтов, верно?

И то, и другое было очень далеко от истины, но то, что обе эти фразы всегда воспринимаются крайне доброжелательно, относилось к числу тех немногих неоспоримых истин, которые Лэнг узнал о женщинах. Честно говоря, о чем-чем, а уж о похудении Рэйчел думать вовсе не требовалось. Он иногда думал, что, если она повернется в профиль, то вовсе не будет отбрасывать тени, и подозревал, что она бережет свою фигуру для того, чтобы можно было носить мини-юбки. Вот и сегодня она нарядилась в мини-юбку. С коротко остриженными волосами цвета воронова крыла и лицом, уход за которым, по мнению Лэнга, должен был позволить пластическому хирургу обучить в колледже, самое меньшее, одного из своих детей, она вполне сгодилась бы на роль дочери Джейкоба.

— Фунты она теряет только в этом чертовом «Фортнам-Мейсоне», — проворчал, выходя из спальни, Джейкоб. — Вернее, выбрасывает.

Лэнг сразу заметил, что в стакане, который его друг держал в руке, был виски.

Рэйчел умчалась на кухню. Она не ходила, не шагала, в общем, не двигалась так, как это делает большинство людей, — нет, она танцевала, летала на цыпочках, делала пируэты и фуэте. Лэнг подумал, что знакомство с нею должно обогащать и преподавателей балета.

— О, я приготовила для тебя особую закусочку, — сообщила она из кухни.

Да, спасти Лэнга могла бы только какая-нибудь пальма в большом горшке.

Так и не увидев ничего подходящего, Лэнг подошел к сдвижной стеклянной двери и вышел на узкий выступ, который Джейкоб с излишней торжественностью именовал балконом. В свой прошлый приезд Рейлли висел под ним на огромной высоте, держась только кончиками пальцев.

— Можно? — осведомился он. — Чудесный вечер, а с вашего балкона открывается лучший во всем городе вид на Вестминстер.

В темноте Лэнг благополучно вылил вниз мартини и отправил туда же «закусочку», которую Рэйчел заботливо принесла ему. Потом он некоторое время делал вид, что потягивает напиток из пустого бокала, но в конце концов Джейкоб объявил, что пора отправляться в ресторан.

Все трое втиснулись в «Моррис». Лэнг почти сразу же пожалел, что галантно вызвался ехать на заднем сиденье — в этой машине там мог бы поместиться разве что худенький подросток.

— Проклятье! — вдруг зарычал Джейкоб. — Я забыл бумажник в офисе!

— Ну и что? — сдавленным голосом отозвался Лэнг. — В конце концов, сегодня я угощаю.

— А ты согласен оплачивать штраф, если меня остановит какой-нибудь рьяный «бобби», которому захочется взглянуть на мои права или страховое свидетельство?

— Ну, Миддл-Темпл-Инн у нас почти что по дороге, — успокоила мужа Рэйчел.

— Да, но там некуда приткнуть машину, и кататься вокруг квартала по улицам с односторонним движением тоже удовольствие ниже среднего. Знаете что, посидите в машине, а я сбегаю туда.

Как оказалось, Флит-стрит была слишком узка для того, чтобы можно было поставить машину у тротуара. Стоило Джейкобу остановиться, как столь вежливые (обычно) лондонские водители принялись возмущенно сигналить.

Лэнг подавил искушение напомнить другу, что предлагал ехать в метро.

Джейкоб обреченно вздохнул.

— Тут через квартал есть стоянка.

Лэнг и Рэйчел предприняли несколько вялых попыток завязать беседу, но вскоре умолкли. Однако минут через десять Рэйчел нарушила тишину.

— Мне кажется, что-то слишком долго он ищет бумажник.

— А ты давно видела его офис?

Вопрос развеселил ее.

— Боже, очень давно! — хихикнув, ответила она. — Я боюсь туда заходить: в прошлый раз мне все время казалось, что меня завалит бумагами. Кроме того, мой дорогой муж охраняет свой кабинет так, будто там хранятся страшные секреты, и никого не пускает в свои владения.

Еще через десять минут Лэнг выбрался из автомобиля.

— Пускает или не пускает, но, думаю, стоит посмотреть, чем он там занимается так долго.

Рэйчел вынула ключ из замка зажигания.

— Пойдем вместе.

В древнем храме тамплиеров было темно, да и вокруг теней было куда больше, нежели света. В здании, занятом юристами, светились лишь пара окон да лампы на лестничных площадках. Английские адвокаты, в отличие от их американских коллег, предпочитали не работать по ночам.

В полутемном коридоре второго этажа не сразу увидели свет, выбивавшийся из щели под дверью кабинета Джейкоба. Лэнг потянулся было к дверной ручке, но вдруг замер. Приглушенный голос, чуть слышавшийся из-за двери, не принадлежал его другу.

Приложив палец правой руки к губам, Лэнг левой рукой со всей возможной деликатностью отодвинул Рэйчел к стене и приложил ухо к двери. Дверь слегка качнулась. Тот, кто вошел туда после Джейкоба, закрыл ее за собой неплотно.

Лэнг попытался вспомнить, скрипели ли дверные петли, когда он был тут сегодня днем или нет, но вспомнить не смог и рискнул чуть-чуть приоткрыть дверь — ровно настолько, чтобы можно было заглянуть внутрь.

Джейкоб, стоя лицом к нему, разговаривал с кем-то, стоявшим к двери спиной. Судя по выражению лица Аннулевица, посетитель не относился к числу его друзей.

— Повторяю, — сказал Джейкоб, — я не имею никакого понятия, о чем вы говорите. Вы перевернули мой офис, не нашли того, что искали…

Незнакомец что-то сказал — Лэнг не разобрал его слов — и махнул рукой с зажатым в ней пистолетом.

Вдруг Джейкоб заметил Лэнга. По крайней мере, тот решил, что заметил, поскольку его друг лишь чуть заметно прищурил глаза, чтобы не насторожить злоумышленника.

Лэнг повернул голову, пытаясь как можно лучше разглядеть комнату. Если этот человек там не один, дело заметно осложнится.

— Что?.. — начала было Рэйчел.

Лэнг поднес ладонь ко рту, и она осеклась на полуслове.

— Послушайте, — сказал между тем Джейкоб, — мы тут с вами вдвоем. Так почему бы вам…

Он угадал мысли Лэнга и ответил на его вопрос.

Джейкоб шагнул вперед. Его непрошеный посетитель рефлекторно отступил на шаг, чтобы не дать хозяину кабинета приблизиться к себе, и угрожающе взмахнул пистолетом. Судя по всему, он выбрал для себя самое подходящее место на устраивавшем его расстоянии от двери и двигаться дальше не собирался.

Что-то — то ли чуть слышный скрип половиц, то ли вовсе шевеление воздуха от распахнувшейся двери — выдало Лэнга раньше, чем он успел дотянуться до противника. Тот оказался человеком подготовленным — вместо того, чтобы обернуться посмотреть, что происходит сзади, и подставить спину Джейкобу, он попытался сначала отступить в сторону. Но не успел.

Левой рукой Лэнг подбросил вверх пистолет, основанием ладони правой руки врезал противнику снизу под подбородок и одновременно ударил его коленом в пах. Его противник охнул от боли и согнулся и тут же снова получил коленом — теперь уже в лицо. Из разбитого носа сразу хлынула кровь, обрызгав разбросанные по полу бумаги.

Ошеломленный неожиданно полученными ударами незнакомец не смог оказать сопротивления, когда Джейкоб вырвал оружие у него из руки. Но задержать его не удалось — прижимая ладонь к окровавленному лицу, он метнулся мимо Лэнга и выскочил в коридор. Джейкоб бросился было за ним и поднял руку с большим пистолетом.

— Джейкоб, дорогой, смотри, пожалуйста, куда направляешь эту штуку. — Рэйчел оказалась прямо перед мужем, а из-за спины у нее доносился быстро удалявшийся топот. — Что ты сделал с этим беднягой?

Лэнг взял пистолет у Джейкоба.

— «Дезерт игл» армейского образца.

Джейкоб кивнул.

— Да, «магнум» пятидесятого калибра, американская разработка, усовершенствованная в Израиле. Настоящая пушка.

Лэнг крутил тяжелый пистолет в руке. В полудюймовом варианте обойма всего на семь патронов — много не постреляешь. Слишком большой и тяжелый для того, чтобы постоянно носить его с собой, зато пробивной силой почти не уступает карабину, и можно легко упрятать под одежду. В общем, оружие явно не любительское. Тем более что отдача от магнумовского патрона по силе почти не уступает удару копыта мула.

— Кем бы ни был твой гость, он, определенно, профессионал. Что ему было нужно?

— Ты не дал выяснить. Он только спрашивал, где «оно».

— Оно?

— Не считай, что я ослышался. Этот тип несколько раз повторил: «оно».

Рэйчел вошла в комнату, взяла тяжелый пистолет из руки Лэнга и, брезгливо держа его двумя пальцами, как, вероятно, взяла бы дохлую крысу, отнесла в маленький кабинет Джейкоба.

— Джентльмены, если мы еще задержимся, столик нас не дождется.

Она была ко всему привыкшей женой разведчика-оперативника. Но взгляд, который она бросила на мужа, явственно говорил, что, когда они останутся вдвоем, ему предстоит выдержать настоящий допрос.

Вновь втиснувшись в автомобиль, Лэнг принялся прокручивать в памяти все свои действия за два минувших дня. Чтобы не попасть в легко доступную любому хакеру базу данных авиалинии, он не стал заранее заказывать билет и купил его в аэропорту за наличные. Таким образом, он также не «засветил» столь же легко прослеживаемую кредитную карточку, но зато его самого и его единственный чемодан усердно обыскали старательные сотрудники службы безопасности аэропорта. Естественно, фамилия Рейлли фигурировала в списке пассажиров самолета.

То, что недоброжелатели выследили его путешествие в Лондон вплоть до офиса Джейкоба, означало неприятности, причем одна хуже другой. Прежде всего, из этого следовало, что неведомые противники альтернативных топлив имели союзников в Соединенных Штатах. Впрочем, в этом нельзя было усомниться после стрельбы в «Андерграунде» и убийства Льюиса. Во-вторых, эти неизвестные были настолько хорошо организованы, что без труда могли использовать по одну сторону Атлантики информацию, полученную на другом берегу океана. Во всяком случае, из такого предположения следовало исходить, даже не имея твердых доказательств.

А вот оружие, которое он только что держал в руках, тем не менее, сообщило ему кое-что новое: в этом… в этой неведомой организации состоит какое-то количество хорошо обученных профессионалов, но наряду с ними имеются и не отличающиеся умом фанатики. Оставить такую улику — по меньшей мере, крайне неосторожно. Всяческие группы, занимающиеся убийствами и террором, как правило, стараются использовать оружие и снаряжение без особых примет, вроде русских автоматов «АК», американских «кольтов» калибра 0,45 или «беретт» различных типов — то, что можно встретить в любом уголке мира и практически невозможно отождествить с каким-либо конкретным местом, страной или организацией.

Одно из двух — или кто-то проявил опасную небрежность, или же тех, кому сейчас пытался противостоять Лэнг, наличие даже вот таких заметных улик не тревожило.

И на протяжении почти всего обеда он ломал голову над этими вопросами.

 

Глава 27

Миддл-Темпл-Инн

Лондон

На следующее утро

Лэнг сидел перед заваленным бумагами столом Джейкоба напротив адвоката. Оба прихлебывали горячий чай, не отличающийся цветом от крепкого кофе. Джейкоб перебирал ксерокопированные листочки, которые накануне дал ему Лэнг.

— Трудно сказать, когда я смогу по-настоящему тщательно все это перевести, — сказал Джейкоб. — Тем более что дома держать бумаги было бы неразумно. Что мешает нашему вчерашнему другу наведаться и туда? Здесь я могу, по крайней мере, спрятать их среди прочего хлама, вроде как камень на галечном пляже.

Лэнг осторожно прикоснулся губами к содержимому чашки и содрогнулся — жидкость имела едко-горький вкус, который сделался еще изощреннее благодаря кружку лимона, заботливо положенную в чашку Джейкобом.

— А какие-нибудь предварительные соображения у тебя есть?

— Даже несколько. Я думаю, что кто-то скопировал документ намного более раннего времени — скопировал в стихах, примерно так же, как это было сделано в вашей Библии короля Якова. Оригинальные тексты, как и так называемые свитки Мертвого моря, по всей вероятности, использовались в синагогах и не были доступны сколь-нибудь широкой публике. Возможно, это была попытка письменно зафиксировать иудейскую историю, предпринятая где-то вскоре после того, как римляне в 70 году христианской эры захватили Иерусалим. В этом тексте сказано, что это копия древней хроники, составленной писцом по имени Хереб. В общих чертах текст напоминает Книгу Исхода. Здесь чрезвычайно важный момент — «напоминает». Оригинал мог появиться даже раньше Исхода.

— Насколько раньше?

Джейкоб пожал плечами и поставил чашку на стопку листов, содержащих современные юридические заклинания.

— Возможно, времен Моисея. Очень предположительно, исходя из той небольшой части, которую я смог понять без глубокого изучения, могу сказать, что это перевод с другого языка. Также вероятно, что текст был еще раз скопирован где-то в первом тысячелетии. Было бы хорошо взглянуть на оригинал, с которого сделана эта копия, изучить чернила и материал, на котором написан текст.

— Это невозможно.

Джейкоб взял чашку и сделал большой глоток.

— Жаль.

— Видишь ли, я не имею никакого понятия даже о том, откуда взялась эта копия. Известно только, что ее прислал из Австрии кузен доктора Ядиша.

Джейкоб, поморщившись, заглянул в чашку.

— Я говорил о чае. Жаль, что прошло то время, когда мы получали с Цейлона изумительный чай. Теперь Цейлон называется как-то по-другому, аборигены полностью заняты всякими сраными революциями, и им не до ухода за чайными плантациями, а мне приходится обходиться чаем из Индии.

Лэнг сумел скрыть улыбку. Он уже давно привык к тому, что Zeitgeist, случается, уводит мысли Джейкоба куда-то не туда.

— Но хоть какие-нибудь мысли у тебя возникают?

— Какие там мысли? Индия — это всего лишь никчемная Индия, а вовсе не Цейлон.

— Давай вернемся к рукописи. Ты можешь хоть в общих чертах сказать, о чем она?

Джейкоб, похоже, удивился возвращению к первоначальной теме разговора.

— Какая-то чушь о Моисее, о порошке, возможно, похожем на тот, о котором ты вчера рассказывал. И о Ковчеге Завета. Ну, во всяком случае, мне так кажется.

Лэнг забыл о чае.

— Как в Книге Исхода?

Джейкоб покачал головой.

— Похоже, но не то же самое. Та же история, рассказанная совсем другим человеком. Люди, гораздо больше меня знающие обо всех этих делах, объясняли мне, что тексты, которые вы называете Ветхим Заветом, по всей вероятности, были сначала переложены на иудейский язык. Это случилось во время Вавилонского пленения — лет этак за полтысячи до нашей эры… ну, чуть раньше или чуть позже. А источник — собрание еврейской устной истории и сказаний на более древних языках. А тот текст, что у тебя, — скорее всего, один из списков оригинала, который, как я сказал, появился не за пятьсот лет до нашей эры, а гораздо раньше.

Лэнг подался вперед на стуле.

— То есть того, что ты сейчас читаешь, в Ветхом Завете нет?

Джейкоб потянулся за трубкой.

— Ни в твоей книге, ни в моей. И, подозреваю, в Торе тоже нет.

— Но?..

Джейкоб извлек кожаный кисет и принялся набивать в трубку длинные нити табака.

— Опять же, это лишь мое подозрение, но я думаю, что мои единоверцы могли поступить так же, как и христиане. Выбрали из огромного количества евангелий, возникавших тогда каждый год, если не чаще, четыре канонических. А этот вариант… как вы, янки, говорите?.. не прошел отбор? Вот именно! Не прошел отбор.

Джейкоб чиркнул спичкой и, прищурив один глаз, принялся раскуривать трубку. Он хорошо знал, что Лэнг, южанин до мозга костей, терпеть не может, когда его называют янки.

— Так что ты намерен делать дальше? Мне показалось, что после вчерашних событий ты вряд ли захочешь находиться рядом со мной, пока я буду разбираться в твоих бумагах.

Лэнгу и в голову не могло прийти, что для перевода потребуется столько времени.

— Пока сам не знаю. Да, кстати, я должен попросить прощения у Рэйчел. Это из-за меня она вчера попала в эту передрягу.

Джейкоб проводил глазами голубое кольцо дыма, медленно проплывшее над столом.

— Нет уж, проси прощения у меня. Это мне досталось так, что не позавидуешь. Теперь она думает, что я вновь связался с парнями из посольства и взялся за старое.

В посольстве располагалась британская резидентура «Моссада».

— Ты не сказал ей о?..

Джейкоб вскинул раскрытую ладонь.

— О том, что ты дал мне что-то такое, из-за чего нас всех могут прикончить? Ну уж нет! Лучше уж пусть бесится, думая, что я снова работаю для родины. Что касается перевода — это всего лишь мелкая любезность для моего друга, доброго старого друга. А скажи я ей, как обстоят дела в действительности, мне пришлось бы спать на том страшном диване, который ты видел у меня дома. Чем меньше женщина знает, тем меньше у нее поводов жаловаться.

Из-за таких мыслей, подумал Лэнг, ты вчера только чудом не схлопотал пулю.

— К вопросу о любезности для друзей… — Джейкоб положил трубку на стол, выдвинул ящик и извлек оттуда пистолет в кобуре для ношения на поясе. — Когда ты вчера позвонил, то спрашивал, как у меня насчет защитных приспособлений. Я тогда решил, что вряд ли ты затрудняешься с покупкой презервативов. Тебе вроде бы нравились такие игрушки.

Джейсон взял оружие — «ЗИГ-Зауэр P226», точно такой же, как тот, что лежал в ящике его ночного столика дома.

— Джейкоб, спасибо. Поразительно, как ты смог так быстро это устроить.

Джейсон вскинул руки, предупреждая дальнейшие благодарности.

— Видишь ли, у меня в памяти зацепилось несколько секретов, а кое-кому приятно, что я держу их при себе… Ну, ладно, с тобой очень приятно болтать, но лучше будет, если ты уйдешь и позволишь мне все-таки заняться твоими же бумагами.

Возвращаясь в гостиницу, Лэнг очень внимательно смотрел по сторонам, чтобы выяснить, нет ли за ним слежки. Так и не решив, что делать дальше, он проверил оставленные на двери «маячки» и вошел в номер. Сел на кровать, посмотрел на часы и снял телефонную трубку, но тут же положил ее и покинул номер. Портье разменял ему банкноту на мелкие монеты, Лэнг вышел на улицу.

Найти телефон-автомат в районе Сент-Джеймс оказалось непросто. Заметные издали красные кабины давно сделались элементом оформления американских сетевых ресторанов, а на смену им пришли простые пластмассовые пузыри, а то и вовсе ничего. Стремительное развитие сотовых телефонов поставило под угрозу само существование их платных уличных собратьев.

Хотя почти все телефонные переговоры, происходящие на планете, были взяты под контроль задолго до того, как этот факт превратился в проблему политического уровня, разговор, проведенный с уличного таксофона, скорее всего, утонет в громадном множестве подобных звонков. А вот если они — неважно, кто эти «они» на самом деле, — обладали возможностью проникнуть в базу данных по полетным планам Федерального авиационного агентства, чтобы детально подготовить его встречу в Брюсселе, то им ничего не мешало пролезть и в сеть англо-американской разведки и следить за любыми звонками, которые будут исходить с его номера, который им, несомненно, известен.

Рейлли подумал было попросту зайти в почтовое отделение, где телефоны-автоматы имелись с тех пор, как британская почтовая система включила в себя телефонную компанию. Но в подобных заведениях всегда толпилось слишком много народу, и подслушать разговор было проще простого.

Уже миновав Пикадилли-серкус, Лэнг наконец-то набрел на искомое и запихнул в щель несколько монет. Терпеливо слушая шипение и писк в трубке, он вдруг задумался над тем, что эти звуки остались неизменными с тех пор, когда вся телефонная связь между континентами осуществлялась по старому трансатлантическому кабелю.

— Алло…

По крайней мере, качество связи стало заметно лучше. Голос в трубке звучал так, будто собеседник находился не за океаном, а в соседней комнате.

— Фрэнсис! Это ваш любимый еретик!

Пауза.

— Лэнг?

— Вы не узнали мой голос?

— Конечно, узнал, — отозвался священник. — Просто кого-кого, а уж вас-то я никак не ожидал услышать в семь утра, ante lucem.

— Qui male agit, odit lucem. Дело в том, что здесь уже полдень. Уверен, что я вас не разбудил.

— В этом я не сомневаюсь. Тем более что вы звоните мне в кабинет, а не на сотовый телефон. И, очевидно, не для того, чтобы сообщить, который час там, где вы находитесь.

Лэнг собирался было процитировать что-нибудь подходящее из Виргилия, но тут заметил, что молодая няня с ангельским личиком, облаченная в форменное одеяние, бросила на него изумленный взгляд поверх высокой ручки детской коляски.

— Все в порядке, дорогуша. Человек берет уроки латыни по телефону…

Она резко прибавила шагу и удалилась с рискованной для коляски скоростью.

— Что? — осведомился Фрэнсис. — Unis dementia…

— …Dementes efficit multos, — закончил фразу Лэнг. — Безумие заразительно. Но я звоню не только для того, чтобы поболтать. У меня есть несколько вопросов о Библии.

— У вас, отступников, всегда есть вопросы о Библии. Потому-то вы не имеете веры, — сухо ответил Фрэнсис.

Несмотря на суровый тон, это была всего лишь старая и добродушная шутка.

— Ковчег… — сказал Лэнг. — Расскажите мне о Ковчеге.

— Ноевом ковчеге?

— Нет, о Ковчеге Завета.

Механический голос с сильным акцентом кокни перебил его и потребовал добавить монет.

— Ковчег Завета… — задумчиво повторил Фрэнсис, после того, как Лэнг всыпал несколько монет в ненасытный автомат. — И почему же вы вдруг им заинтересовались?

— Это я вам расскажу, когда вернусь домой. Скажите, кто-нибудь знает, где он находится?

Фрэнсис фыркнул.

— Скорее, известно, где его нет, что бы ни утверждал Индиана Джонс. А если верить этой сказке, он должен быть в Африке. Кое-кто верит, что Соломон передал его сыну царицы Савской Менелику, а тот доставил его в свою страну, которая теперь называется Эфиопией. Одна секта эфиопских иудеев утверждает, что он хранится у них.

— Но вы в это не верите.

— Минутку… — В трубке послышался шорох. Лэнг воочию представил себе, как его друг придвигает на середину стола какой-то из толстенных библейских справочников. — Нет. Сам Соломон говорит, что построил храм, куда и поместил ковчег. Третья Книга Царств, восемь — двадцать один. В Ветхом Завете Ковчег неоднократно упоминается и после Соломона, особенно в связи с тем, как его укрывали от Навуходоносора во время нашествия вавилонян. А потом упоминания о нем попросту исчезают. Так что теперь о его местонахождении остается только гадать. Впрочем, есть мнение, что тамплиеры нашли его в подземельях иерусалимского храма и доставили в Европу… А-а, вот кое-что об этом.

Лэнг переложил трубку к другому уху. Он-то по собственному опыту хорошо знал, что древняя организация религиозных рыцарей владела, самое меньшее, одной драгоценной реликвией, напрямую связанной с Библией.

— И?..

— Шартрский собор принадлежит к числу нескольких готических соборов во Франции, строительство которых началось в один и тот же непродолжительный по историческим меркам период — шестьдесят лет. Парижский Нотр-Дам, Шартр, Реймс, Амьен. Все они связаны с тамплиерами.

— Значит, Ковчег может находиться в одном из этих соборов?

— Все не так просто. Все они были связаны с тамплиерами. Откуда еще, как не с Востока, могло прийти умение строить такие великолепные здания? Летящие контрфорсы, легкие крестовые своды, вздымающиеся на сотни футов над землей… Мир — по крайней мере, западный — прежде не видел ничего подобного. В то время никто попросту не знал, как возводить постройки такого рода.

— Я что-то не пойму, к чему вы клоните. — Лэнг уже немного устал стоять возле телефона-автомата в одной позе.

— Да, похоже, я немного отвлекся. Celeritas…

— Да, Фрэнсис, не отклоняйтесь, пожалуйста. Видите ли, я стою на людной улице…

— Но почему?.. О, понимаю. В общем, все эти готические соборы так или иначе связаны с тамплиерами: знание, строительные приемы и еще много чего. То есть — и это важнее всего — никто тогда не имел представления о том, как строить здания, как бы отрицающие самим своим существованием силу притяжения. Такие знания должны были откуда-то прийти. Особенно существенным этот фактор становится в свете того, что в Шартрском соборе находится последнее по времени из известных на сегодняшний день упоминаний о Ковчеге.

Лэнг сразу забыл о неудобстве.

— И это?..

— На северной колонне есть небольшой каменный барельеф с изображением переносимого Ковчега. А внизу — латинская надпись «Hie amittitur arena fedris».

Лэнг, сам того не заметив, потер ладонью подбородок.

— Что-то не соображу, как это перевести. Посылает или отпускает… Вероятно, не просто латынь, а изуродованная на средневековый манер.

— Совершенно верно, а вдобавок еще накопившаяся за много веков грязь, естественное выветривание… да еще и французские революционеры, по-видимому, руку приложили, скололи часть надписи. Лично я перевожу это так: «Вот Ковчег, который отправляют…». Или отдают.

— Куда отправляют?

— А вот это, мой друг, и есть главный вопрос. Может быть, в Шотландию, куда, по одной из версий, могла сбежать часть тамплиеров. Или в Лангедок, где некоторое время существовала их цитадель.

Лэнг покрутил головой, как будто у него затекла шея. На самом же деле он смотрел, нет ли поблизости кого-нибудь, кто проявлял бы к нему повышенный интерес. Он-то хорошо знал Лангедок и то, каким образом те места были связаны со средневековым орденом рыцарей-монахов тамплиеров. Слишком хорошо.

— Ладно, оставим пока Ковчег. Вам не доводилось слышать что-нибудь о порошке, имеющем к нему какое-то отношение? Очень необычный белый порошок, который, расплавляясь, превращается в странное, чуть ли не светящееся стекло?

В трубке несколько секунд молчали.

— Любопытно, что вы спросили об этом сразу же после разговора о готических соборах. Если вам попадется кусочек одного из первоначальных витражей, уцелевший до наших дней — в основном они погибли во время бесчисленных войн или просто повыпадали и потерялись, — вы увидите то, что называлось «готическим стеклом»: особое переливающееся стекло, в котором каждый цвет, кажется, пылает. Его делали на протяжении века-полутора после начала постройки соборов, и больше оно никогда не встречалось. Технология, судя по всему, тоже была утрачена. И тут возникает вопрос: а не то ли это стекло, которое упоминается в Откровении Иоанна Богослова?

— Стекло упоминается в Откровении?

— Сейчас… Да! Вот: «Улица города — чистое золото, как прозрачное стекло». Откровение, двадцать один — двадцать один. Язык откровений порой очень трудно понять.

Золото, как прозрачное стекло. Автор заключительной библейской книги понял то, что не удалось понять доктору Уэрбелу из Технологического института. И Лэнгу тоже. Эти столь разные вещи, стекло и золото, в старину были взаимосвязаны. Но каким образом?

Голос Фрэнсиса вернул его мысли к разговору.

— А Ковчег упоминается в Откровении?

— Насколько я знаю, нет. Я же говорил, что после эпохи вавилонского завоевания о нем в Писании нет ни слова. А почему вы вдруг всем этим заинтересовались? У меня, честно сказать, даже на минуту не возникает мысли, что такой закоренелый язычник, как вы, решили изучить Библию, чтобы прийти к истине.

— Я вам расскажу, когда вернусь домой, — пообещал Лэнг и повесил трубку.

Нетрудно было представить, как должен был расстроиться его друг — растравили любопытство, но так и не сказали, в чем дело. Но разве христиан не учат прощать?

 

Глава 28

Отель «Стаффорд»

Сент-Джеймс

Лондон

Через час

«Маячка» на двери не было.

Может быть, в номере побывала уборщица, но не исключено, что и незваный гость. Так что Лэнг отступил от двери и, сунув руку за спину, потрогал рукоять «ЗИГ-Зауэра», словно желал убедиться, что пистолет не решил расстаться с ним, не попрощавшись.

Это была одна из тех ситуаций, для которых просто не существовало безопасного решения. Если бы в комнате кто-то находился, то звук поворачивающегося в замке ключа предупредил бы устроивших засаду о появлении жертвы. В кинобоевике герой вышиб бы дверь ногой, но в жизни пришлось бы долго и утомительно объясняться с руководством гостиницы, тем более если бы в номере никого не оказалось. Кроме того, реальные двери, как правило, были гораздо прочнее, чем киношные фанерные декорации.

Лэнг вынул из кармана сотовый телефон и, прочитав на бирке ключа телефонный номер, позвонил и заказал себе ранний ленч. Как он и рассчитывал, персонал высококлассной британской гостиницы не стал интересоваться, почему постоялец звонит по внешней линии, а не по внутреннему телефону отеля. После этого Рейлли отошел в конец короткого коридора и стал ждать, наблюдая за дверью в свой номер.

Минут через пятнадцать из противоположного конца коридора появился одетый в ливрею официант. Он ловко нес поднос на одной руке.

Лэнг дал возможность официанту постучать и громко сообщить, что он принес заказ. Когда тот постучал снова, Лэнг подошел к нему и вложил ключ в замок. Второй рукой он взялся за спрятанное под пиджаком оружие. Шанс на то, что находившиеся в комнате (если там кто-то был) не поймут, что Лэнг вернулся, теперь имелся.

Легонько отодвинув молодого официанта с потенциальной линии огня, Лэнг осторожно открыл дверь.

Комната была пуста.

И горничная там еще не побывала.

Лэнг взял накрытый крахмальной салфеткой поднос, поблагодарил парня и вручил ему пятифунтовую купюру.

Ленч был типично британским: все красиво порезано, изящно сервировано, но без малейшего намека на вкус или аромат. Кто, кроме англичан, мог бы догадаться намазать маслом хлеб, на который положили ломтик ветчины? Но хлеб был изумительно свежим. Лэнг жевал и пытался вспомнить, как лежали его вещи. На прежнем ли месте находился его бритвенный прибор? Так ли лежат рубашки в комоде?

Он замер, уставившись на обитое материей кресло. Узор на сиденье не соответствовал спинке. Лэнг подошел к креслу, снял подушку и повернул ее на девяносто градусов. Теперь рисунок совпал. Он не сомневался в том, что подушку переложили специально для того, чтобы он это заметил.

Загадочные «они» разыскали его.

Но как им это удалось?

И что именно они искали?

Приехав сюда, Рейлли расплатился вперед наличными, что вызвало лишь почти незаметное удивление служащего, привыкшего к различным капризам хорошо обеспеченных постояльцев. Вероятно, незамеченный «хвост». Или…

Тут Лэнг сообразил — и у него похолодела спина. Он любил эту гостиницу и бывал в ней, может, три, а может, четыре раза за несколько последних лет. В последний раз он расплачивался кредитной карточкой фонда. Если чей-то компьютер следил за движением карты, то без труда мог выяснить, где останавливался ее хозяин, будучи в Лондоне.

В общем, нравилось это кому-нибудь или не нравилось, но Век Информации был эпохой гибели частной жизни. И неважно, сколько народу безуспешно стремилось оживить охладевший труп — это занятие было обречено на неудачу в такой же степени, как и попытки запихнуть изжаренную яичницу обратно в скорлупу и высидеть цыпленка.

Через пятнадцать минут Лэнг был на улице. За спиной у него, словно прирученный зверь, рокотал колесиками по мостовой чемодан. Лэнг посетил несколько магазинов и, в конце концов, добрался до занимающего целый квартал «Фортнама и Мейсона». Там он поднялся лифтом на самый верхний этаж, потом другим проехал полпути вниз, дальше спустился по лестнице, вышел, пересек улицу и остановил проезжавшее мимо такси.

В Лондоне, как и в большинстве других крупных городов, хаотичный транспортный поток не позволял с уверенностью вычислить слежку на другой машине.

Лэнг сначала велел ехать в Найтсбридж, затем в Кенсингтон, а оттуда — в «Марбл-арч-отель». Тому, что швейцар не поспешил к такси, чтобы открыть пассажиру дверь, он нисколько не удивился. В вестибюле столь же унылого вида, как и сама гостиница снаружи, ему пришлось подождать, пока взвод японских туристов строился в колонну за своим предводителем, чтобы устремиться на обследование мира гайдзинов, щелкая фотоаппаратами на каждом шагу.

Усталый клерк взял у Лэнга деньги, выдал ему ключ и объяснил, что, раз он платит наличными, то и за обслуживание в номере нужно будет расплачиваться сразу же. Он не предложил послать с новым постояльцем провожатого, но не забыл сообщить Лэнгу, что если тот выедет до завтрашнего утра, денег за неполные сутки ему не вернут.

Можно было с первого же взгляда понять, что отель, названный в честь находящейся поблизости одной из лондонских достопримечательностей, предназначен для небогатых, а вернее сказать, бедных туристов, разъездных торговцев, зарабатывающих свои комиссионные, и супружеских пар, решивших устроить себе небольшие каникулы. Прямо перед окном номера Лэнга, не далее чем в пяти футах, высилась кирпичная стена, но комната оказалась чистой и вполне благоустроенной.

Все равно, он не намеревался долго оставаться здесь.

Лэнг полистал телефонную книгу и вышел из гостиницы. У дверей он постоял с минуту, будто соображая, куда идти. Никаких подозрительных бездельников в подъездах близлежащих домов он не заметил, никто не стоял возле витрин немногочисленных магазинов, рассматривая выставленные товары. Прогулявшись вокруг квартала, Рейлли увидел темнокожую женщину, торговавшуюся с продавцом зелени, молодую мать, гулявшую с близнецами, и одетого в ливрею шофера, который, украдкой покуривая, лениво оттирал капот не слишком нового «Бентли» от воображаемых пятен.

Из всего этого Лэнг сделал вывод: слежки за ним пока что нет.

Пройдя по Найтсбридж-роуд, он дошел до Гайд-парка, его части, известной как Уголок ораторов. Во времена, когда практиковались публичные казни, осужденным на смерть разрешали произносить последнее слово, дополнительно развлекая тем самым народ, перед тем как подняться по тринадцати ступеням виселицы. Виселицы давно упразднили, а традиция радикальных и никчемных по содержанию речей сохранилась. Вот и сейчас двое небритых длинноволосых мужчин яростно кричали что-то прохожим, не обращавшим на них никакого внимания.

Кварталом дальше Лэнг увидел здание с развевавшимся над входом «Юнион Джеком». Маленькая табличка возле двери извещала о том, что это библиотека. Зайдя внутрь, Лэнг шепотом обратился к сидевшему за столом возле входа пожилому мужчине, который указал ему, где находится компьютерный зал.

Усевшись перед новеньким монитором, Лэнг вызвал Google, набрал слово «алхимия», потом добавил «превращение металлов в серебро и золото» и оторопел, увидев множество ссылок. Это значило, что ему придется провести в библиотеке больше времени, чем он планировал.

Через пять часов тот же самый пожилой джентльмен, похлопав по плечу, сообщил, что библиотека закрывается. Лэнг неохотно встал из-за компьютера, с наслаждением потянулся и, выйдя на улицу, с изумлением подумал о том, как быстро пролетело время.

Он привык посмеиваться над наукой Средневековья, а ей, оказывается, было известно очень немало.

Прежде всего, алхимия как род деятельности появилась еще до Аристотеля. Тогда она представляла собой философию, предназначенную для обогащения человеческой души, просвещения разума и удлинения жизни. Впрочем, в идеологию алхимии Лэнг углубляться не стал, решив уделить побольше времени ее научным и практическим результатам.

Среди средневековых ученых, или «философов», как их называли на протяжении многих веков, можно насчитать изрядное количество шарлатанов, но занимались алхимией и великие умы — например, Роджер Бэкон и Исаак Ньютон, прославившийся благодаря упавшему на него яблоку. А еще Роберт Бойль, проводивший исследования свойств газов, результаты которых, насколько помнил Лэнг, признавались идеально точными и сегодня (определенно, он занимался не теми газами, что порождали в кишечнике стряпня Рэйчел и блюда мексиканских ресторанов).

Во времена сэра Исаака господствовала теория, утверждавшая, что вся материя представляет собой сочетания четырех основных элементов: огня, воды, воздуха и земли. Отсюда следовало, что если грамотно изменить соотношение этих элементов, скажем, в свинце, то из него получится золото.

Среди писаний алхимиков попадались и такие, что, на первый взгляд, имели отношение к тому, в чем пытался разобраться Лэнг. Джон Френч в опубликованном в 1651 г. «Искусстве дистилляции» описывал огонь, который мог бы гореть тысячу и больше лет, если только его вместилище не открывать. Какое вместилище? Неужели такое, как те, что имелись в лабораториях Льюиса и Ядиша? В списке терминов к одной из статей попалось истолкование понятия «дробление» как «преобразование вещества в порошкообразное состояние посредством сильного нагрева».

Еще в Интернете имелись библиографические списки, включавшие сотни названий книг, которые Лэнг не успел бы прочитать за всю свою жизнь, не говоря уж о том не очень большом времени, на которое ему удалось оторваться от преследователей. На всякий случай он посмотрел персональную информацию о четверых владельцах сайтов, посвященных алхимии. Первого он отбросил после того, как, покопавшись в сайтах, выяснил, что тот издает журнальчик «Викканство и алхимия». Без колдовства Лэнг вполне мог обойтись, хотя предмет его изысканий был не слишком далек от черной магии. Второго, без ложной скромности именовавшего себя «волшебником, не имеющим равных», Рейлли отверг по той же причине. Третий сайт не обновлялся более года, а на попытку Лэнга послать запрос по электронной почте последовал ответ, что сообщение доставить невозможно. Лишь у четвертого, доктора Хаймлиха Шаффера из Вены, оказался внушающий некоторое доверие curriculum vitae, в котором он представился как «химик-археолог», не пояснив, правда, что это значит.

Выйдя из библиотеки, Лэнг набрал телефонный номер, указанный на сайте, и услышал голос автоответчика, который по-немецки предложил ему оставить сообщение. Лэнг этого делать не стал и повесил трубку, подумав мельком — интересно, викканцы и колдуны тоже используют электронику или обходятся астральными импульсами?

Вернувшись в гостиницу, он позвонил Джейкобу и выслушал сакраментальное предложение автоответчика назвать свой номер телефона. Если обращаться к венскому профессору, то, чтобы надеяться на положительный результат, необходимо собрать все имеющиеся факты: соборы тамплиеров, новые, вернее, неизвестные варианты библейской книги «Исход»… Имелась ли между ними какая-нибудь связь? Пусть даже имелась… Но каким образом двое разделенных океаном ученых, пытавшихся отыскать новый источник энергии, смогли одновременно изобрести один и тот же порошок, который левитирует и превращается в стекло и золото? Ответ, если только он существовал, должен был привести Лэнга к тому, кто пытался остановить исследовательский проект и попутно убить его самого, Лэнга. По крайней мере, Рейлли надеялся на это. Тем более что не видел никакого иного способа прекратить начатую охоту, в которой его жизнь подвергалась нешуточной опасности.

Книга Хереба

Глава 4

1. И Надав и Авиуд, сыны Аароновы, убиты были огнем, изошедшим от Ковчега, ибо восхотели они нести Ковчег без деревянных шестов, не надев золотых нагрудников и не сняв обуви своей и не омыв ноги свои.

2. Но левиты несли Ковчег пред израильтянами и в страны моавитян, и аммонитов, и амореев, кои бежали пред его мощью и были истреблены по заветам единого Бога.

3. Но Моисей не переправился чрез Иордан, а посмотрел через реку на землю Ханаанскую и помазал Иисуса, дабы тому вести народ.

4. И повелел Иисус левитам нести Ковчег к Иерихону, надев золотые нагрудники и кольца и омыв ноги свои, но оставив сандалии свои там, где весь народ пребывал.

5. И пошли семь священников перед левитами, и трубили они в трубы, и было так шесть дней. На седьмой день прошли они семь раз вокруг города. И изошла из Ковчега молния, которая разрушила стены Иерихона. И дети Израиля убивали народ иерихонский и пощадили только семью блудницы Раав, ибо помогла она израильтянам.

6. И повел после того Иисус израильтян дальше в землю Ханаанскую и к горе Авраамовой, дабы поставить на ней трон дома Иудина и править израильтянами.