Глава 39

Близ перекрестка улиц Хасана Сабри и Шария 26 июля

Район Замалек

Город-сад

Каир, Египет

09:20, через два дня

Гезира был простым наносным островком на Ниле, пока его не облюбовали для того, чтобы выстроить там королевский дворец. Теперь северная часть Замалека была очень зеленой и представляла собой фешенебельный жилой район, подобный тем, какие можно найти в Париже, Лондоне или Риме. Он располагался на достаточном удалении от оживленного центра, и потому на его опрятные, обсаженные пальмами улицы не попадали шум и дым. Первым, на что обратил внимание Лэнг, попав в столицу Египта, были совершенно неупорядоченное уличное движение, смрад от валяющегося повсюду мусора (среди которого немало разлагающихся останков животных), смешанный с выхлопными газами, и густой смог, рядом с которым и воздух Лос-Анджелеса в его худшие дни показался бы кристально чистым.

Рейлли сидел на хрупком высоком стуле в баре в «Симондс», одном из старейших кафе европейского типа в Каире, и пытался не обращать внимания на резь в глазах от недосыпа и смога. Круассан, который он ел, не уступал продукции лучших пекарен Парижа. Лэнг надеялся, что крепчайший черный кофе поможет прочистить мозги, донельзя затуманившиеся от занявшего почти двое суток путешествия, во время которого он, как водится, почти не спал. Пусть даже от кофе расстроится кишечник. Атланта — Даллас — Нью-Йорк — Каир с минимальным ожиданием в пунктах пересадок. Если бы за ним была слежка, он наверняка заметил бы ее в ходе своих перебежек из терминала в терминал.

Как бы там ни было, Рейлли повезло — лишь один орущий младенец и ни одного соседа с признаками какой-либо опасной и острозаразной болезни. Совсем не плохо, особенно если учесть, что в каждом самолете было по сто пятьдесят с лишним пассажиров. Столько народу, и всех объединяет лишь то, что у каждого имеется свой, уникальный билет, на который не может претендовать никто другой.

Паспорт Коуча, наличие на маршруте нескольких пересадок, а также то, что «Гольфстрим» отправился в Стокгольм, свели опасность слежки за Лэнгом до Египта к минимуму.

Перед тем, как покинуть Атланту, он из интернет-кафе связался по электронной почте с Амидом Бен-Хамишем, дабы убедиться в том, что отправляется к тому самому человеку, которого имел в виду доктор Шаффер, и, если это так, договориться о встрече. Бен-Хамиш и предложил встретиться в этом кафе.

Лэнг обвел взглядом полутемное помещение. Хотя яростное пустынное солнце еще не показалось из-за группы современных небоскребов, высившихся, словно горный хребет, на том берегу реки, на окнах кафе уже опустили жалюзи, и на газетах немногочисленных посетителей, пришедших сюда позавтракать, лежали попеременно светлые и темные полосы, словно на шкуре зебры. Пылинки подолгу кружили в полосах света, но рано или поздно исчезали в темноте, как сошедшие с орбит планеты. Гудение кондиционера приглушало, но не заглушало записанный на пленку голос муэдзина, который через мощный звукоусилитель звучал с минарета находившейся поблизости мечети, вызывая правоверных на вторую за этот день молитву.

Насколько Лэнг мог судить, он был единственным европейцем в самой вестернизованной на вид части мусульманского города. Именно этого он и хотел.

Он вытер льняной салфеткой крошки с губ. Бармен, стоявший за стойкой бара, указал на почти опустевшую чашку Лэнга. Тот кивнул — налейте.

Его мысли вернулись в недавнее прошлое. Неужели не прошло еще и двух суток с тех пор, как он сидел на веранде дома Алисии в Винингсе? Ее лицо мерещилось ему в отполированной до зеркального блеска столешнице стойки бара, ее смех слышался в похрипывании кондиционера. Впервые с тех пор, как его покинула Герт, Лэнг не просто ждал возвращения домой, а стремился туда. Любовь, вожделение, привязанность… вот еще, выдумки — разбирать, из чего состоит его чувство. Просто наслаждаться им, просто…

— Мистер Рейлли?

Обернувшись, Лэнг взглянул в глаза, почти не отличавшиеся цветом от его кофе. Круглое лицо, полный торс обтянут застегнутой на все пуговицы розовой трикотажной рубашкой с вышитым над сердцем крокодилом. Даже сидя на стуле, Лэнг был на полголовы выше. Темная кожа мужчины мешала сколько-нибудь точно определить его возраст, но в иссиня-черных волосах была заметна проседь.

— Лэнгфорд Рейлли?

Лэнг кивнул.

— Амид бен-Хамиш?

Белые зубы на темном лице казались еще ярче. Бен-Хамиш протянул руку.

— Как говорите вы, англичане, друг доктора Шаффера…

— Я американец. А доктор Шаффер мертв. Убит.

Улыбка исчезла.

— Мертв?

Лэнг соскользнул со стула и порылся в кармане, разыскивая мелочь.

Бен-Хамиш медленно покачал головой.

— Мы никогда не встречались. Только переписывались через Сеть, обменивались мыслями.

В конце концов Лэнг с облегчением извлек горстку пиастров, сотня которых составляла египетский фунт. Он уже успел усвоить на собственном опыте, что монет в обращении было, похоже, недостаточно, и потому получить сдачу почти невозможно. Однако вдруг он изменил свое намерение и вместо монет положил на стойку бара египетскую банкноту. Все равно при нынешнем обменном курсе пить кофе здесь было куда выгоднее чем, скажем, в «Старбаксе».

— Евро, доллар? — жалобно осведомился бармен.

Из-за хронических проблем, которые испытывала валюта Египта, многие гостиницы и рестораны старались не брать деньги своей страны.

Бен-Хамиш что-то рявкнул. Бармен изобразил на лице недовольство, но деньги взял.

Маленький человечек тут же вновь обернулся к Лэнгу.

— Убит? Кем же?

Лэнг отметил правильность грамматики.

— К сожалению, не знаю. Но не сомневаюсь, что австрийские власти ищут убийц. Возможно, их уже нашли.

Бен-Хамиш испуганно оглядел кафе, как будто ожидал, что кто-нибудь из убийц мог пробраться в Каир следом за Лэнгом.

— Пожалуй, нам лучше будет поговорить в другом месте. Скажем, у меня дома.

Зачем встречаться в кафе, чтобы для разговора все равно идти к Бен-Хамишу домой?

Лэнг взял со спинки стула свой светлый легкий пиджак и направился было к выходу, но Бен-Хамиш взял его за локоть.

— Нет, сюда.

Через черный ход они вышли в переулок, настолько пропитанный помойным зловонием, что становилось ясно — это его обычное состояние. Повсюду громко жужжали мухи, а крысы нахально рассматривали пришельцев с мусорных куч. Тощая собака, поджав хвост, протрусила за насыпь из отбросов и оттуда угрожающе зарычала, защищая свою территорию.

Но, словно по волшебству, за углом открылась улица, какую можно было бы встретить в Беверли-Хиллс или Палм-Бич.

Каир, похоже, не признавал современного городского районирования. Равно как и санитарии.

Опрыскиватели щедро поливали водой газоны, тянувшиеся вдоль высоких стен, тут и там в струях воды сияли маленькие радуги. Через попадавшиеся время от времени ворота Лэнг видел ухоженные садики, через которые к домам с черепичными крышами бежали извилистые подъездные дорожки.

В основном местные жители предпочитали в качестве средства передвижения «Роллс-Ройс» с шофером. Менее преуспевающие обходились сверкающими лимузинами «Мерседес».

Контраст был настолько резким, что Лэнг даже оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что кошмарный переулок ему не привиделся.

— Скажите, а почему мы не могли выйти из передней двери?

Бен-Хамиш так часто крутил головой, рассматривая улицу на всем ее протяжении, что Лэнг решил было, что это какой-то нервный тик.

— Они могут проследить за нами и заметить, что вы вошли в мой дом.

— Они?

Бен-Хамиш понял, что это вопрос, но оставил его без ответа.

— Вот, мы почти пришли. Хорошо, верно? Помню, у вашего английского поэта есть слова о том, что только бешеные собаки и англичане могут ходить под полуденным солнцем.

— Я американец.

Бен-Хамиш свернул, как подумал Лэнг, в другой переулок. Но после следующего поворота он понял, что они подходят к какому-то дому с тыльной стороны. Судя по стене, это здание было несколько меньше соседних, но по американским меркам все равно считалось бы громадным. Однако большой дом или маленький, но Лэнг считал, что чем скорее они окажутся внутри, тем лучше — температура воздуха стремительно повышалась, и вскоре жара должна была сделаться нестерпимой.

Они остановились перед маленькой деревянной дверью. Бен-Хамиш принялся перебирать ключи, которых, судя по звону, у него было немало. Когда дверь распахнулась, Лэнг увидел перед собой пространство примерно с акр, где росли пышные цветы, цитрусовые деревья гнулись под тяжестью плодов, а в тени высоких пальм укрывался двухэтажный дом с оштукатуренными стенами. К обоим этажам примыкали большие веранды со сводчатыми крышами, опиравшимися на изящные, столь любимые мусульманской архитектурой колонны. За домом голубела вода бассейна, в котором можно было бы проводить олимпийские соревнования по плаванию.

Бен-Хамиш пропустил Лэнга вперед и запер дверь.

— Вот мой оазис.

Лэнг подумал, что хорошо было бы, если бы в этом оазисе имелся еще и кондиционер.

Лэнг прошел за хозяином дома через беззвучно открывшиеся и закрывшиеся огромные двери красного дерева и на мгновение остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к полумраку, в котором он в первый момент смог увидеть лишь силуэты мебели. Далее, все так же следуя за Бен-Хамишем, он по невысокой лесенке попал в помещение, которое, видимо, служило холлом. Хотя правильнее было бы назвать его банкетным залом. Лэнг с удивлением увидел над еще более массивными дверями из того же красного дерева мерцающий телеэкран.

Бен-Хамиш указал на него.

— Как видите, они наблюдают.

Подойдя поближе, Лэнг понял, что перед ним изображение, которое передает установленная где-то возле дома камера видеонаблюдения. Двое мужчин сидели в старом «Мерседесе» и смотрели через темные очки в сторону камеры. Ни один из них не пытался даже сделать вид, будто его интересует что-либо, кроме этого дома. Поскольку их машина была тут единственной, Лэнг решил, что они вовсе не пытаются как-то замаскировать свое присутствие.

— И кто же ваши друзья? — осведомился он.

— «Мухабарат».

Лэнг отвернулся от экрана и взглянул на маленького египтянина.

— Чем же таким вы занимаетесь, что вами интересуется тайная полиция?

Бен-Хамиш снова улыбнулся.

— Ого! Вам даже знакомо это название! А ведь мало кто из англичан слышал о «Мухабарат».

Лэнг сдался. Пусть считает его англичанином, если хочет.

Бен-Хамиш сделал приглашающий жест.

— Пойдемте, я вам покажу.

Они шли по полутемным коридорам, и у Лэнга все крепло убеждение, что они здесь не одни. Дважды он явственно слышал приглушенные шаги, но, когда оборачивался, в поле зрения никого не было. Однажды ему послышался шорох одежды о стену. Рейлли снова обернулся и снова никого не увидел.

Остановившись перед дверным проемом в виде арки, Бен-Хамиш пропустил Лэнга вперед. На средней балке высокого потолка лениво вращал лопастями вентилятор, разгонявший по облицованной панелями комнате сухой воздух. Пол был устлан ковром пастельных тонов, посередине которого помещался низенький столик с разбросанными вокруг подушками. А на столе стояли заварной чайник, из носика которого все еще поднимался пар, как будто его секунду назад доставил сюда какой-то невидимый джинн, и несколько пиал.

— Чаю? — осведомился Бен-Хамиш, наливая напиток из чайника в маленькую пиалу.

Мысль о горячем питье привела Лэнга в ужас. Он покачал головой.

— Нет, благодарю вас.

Хозяин тоже покачал головой.

— Арабы, мистер Рейлли, всегда начинают беседу с кофе или чая. — Он вновь указал на столик. — Тогда, может быть, финики, миндаль или печенье?

Лэнг протянул руку к блюду, на котором были насыпаны финики величиной с орех-пекан, и принялся жевать их, тщательно обсасывая косточки.

— Я, конечно, не хочу вас обидеть…

— Я и не обижаюсь. Другая арабская традиция — продолжительный разговор о пустяках, перед тем как перейти к делу. Вам, англичанам, такое незнакомо. Почему доктор Шаффер отправил вас ко мне? И чего вы от меня хотите?

Лэнг решил не исправлять сложившегося у Бен-Хамиша впечатления о том, что его и впрямь направил сюда Шаффер. Поэтому он, не отвечая, извлек из кармана пиджака бумаги с переводом, который сделал Джейкоб.

— Я хотел бы узнать, что вы думаете об этом. Доктор Шаффер сказал, что вы могли бы помочь мне разобраться, в чем тут дело.

Лэнг не видел выключателя, но, едва только хозяин взял листы, как на стол с потолка упал луч света. По мере чтения Бен-Хамиш все мрачнее супил брови и, закончив, сразу же перечитал еще раз.

В конце концов он вскинул голову.

— Где вы это взяли?

— Отыскал в старом радиоприемнике, — честно сказал Лэнг и объяснил, как это случилось.

Не говоря больше ни слова, Бен-Хамиш поднялся и подошел к стене, находившейся за спиной Лэнга. Панель беззвучно сдвинулась в сторону, открыв темное пятно. И внезапно оттуда ударил такой яркий свет, что Лэнгу пришлось поспешно прикрыть рукой глаза, привыкшие к царившей в доме полутьме.

Когда же он убрал ладонь от лица, то увидел перед собою сверкающую стеклом и нержавеющей сталью лабораторию. На большом столе было нагромождено множество аппаратов, часть из которых показалась ему точь-в-точь такими же, как те, что он видел в Технологическом институте.

Они вошли туда, и дверь тихо скользнула на место.

— Я думал, что вы работаете в каком-то университете, — сказал Лэнг.

— Так и было, пока… В общем, как говорите вы, англичане, это совсем другая история.

Он подошел к стоявшей среди приборов коробке, длиной и шириной с ту, в которой Лэнг держал сигары, но намного выше и сделанной из сверкающего металла.

— В вашем документе, мистер Рейлли, указаны габариты Ковчега. В этой емкости пропорции точно соблюдены.

Лэнг молча ждал продолжения.

— Обратите внимание и на то, что, как и Ковчег, эта емкость сделана из золота и дерева.

Лэнг снова промолчал.

— Мистер Рейлли, вы хорошо знакомы с явлением сверхпроводимости?

Лэнг шагнул к столу, чтобы получше рассмотреть коробку.

— Знаю только, что это какая-то новая физическая теория.

Бен-Хамиш вздохнул, не скрывая разочарования.

— Сверхпроводимость давно уже не только теория. Помимо всего прочего, с ее помощью можно создавать токопроводящие участки в некоторых молекулах и даже нитях ДНК. А это обещает колоссальные новые возможности для медицины, в частности, для лечения рака и ряда других болезней. Кроме того, в сверхпроводнике монохроматическое световое излучение распространяется медленнее скорости света, но поглощает магнитную энергию, нейтрализуя и положительный и отрицательный полюса.

В голове Лэнга мелькнули какие-то обрывки школьной физики.

— Но если оба полюса нейтральны…

— Тогда сверхпроводник сможет уменьшить вес материала, не меняя его массы.

— Левитация?

— Именно так.

— Что ж. Плохо лишь одно — за время, прошедшее с тех пор, как я закончил школу, все остальные научные сведения полностью выветрились у меня из головы.

Бен-Хамиш устроился на стоявшем перед столом длинноногом табурете и жестом предложил Лэнгу занять второй.

— Постараюсь объяснить попроще. Значительная часть энергии утрачивает свой потенциал либо на месте, либо в процессе передачи через пространство. Электричество, например, передают по проводам. Сверхпроводник не имеет таких ограничений, и…

Лэнг поднял руку.

— Постойте! Электричество, сверхпроводники… Но ведь мы говорим о событиях, которые случились за полторы тысячи лет до нашей эры. У них ведь не было ничего подобного.

Бен-Хамиш печально покачал головой.

— Еще как было, мистер Рейлли. Электричество не изобрели — его открыли, то есть обнаружили. То же самое и с гравитацией. Физические законы действовали во вселенной задолго до появления первого фараона. Древние много что знали и многое умели использовать. Но за эпоху Темных веков очень значительная часть их знаний оказалась утрачена. И многие мудрости еще предстоит открыть заново.

Лэнг не без труда оторвал взгляд от золотой коробки.

— Значит, вы занимаетесь повторным открытием древних тайн?

— Мою специальность, думаю, можно было бы назвать археологической физикой. По крайней мере, именно этот предмет я преподавал в Каирском университете, пока…

Лэнг промолчал.

— Пока правительство не раскрыло мою тайну.

Рейлли подался вперед, на мгновение забыв о коробке.

— Которая заключалась?..

Бен-Хамиш глубоко вздохнул, словно собирался нырнуть. Только нырять он приготовился не в воду, а в прошлое.

— Вы удивитесь, если я скажу, что на самом деле меня зовут не Бен-Хамиш, а просто Хамиш?

— Вы еврей?

Бен-Хамиш кивнул.

— Как только это выяснилось, меня отстранили от преподавания, чтобы я не разлагал молодых мусульман.

— Но я думал, что Египет и Израиль давно уладили свои разногласия.

Бен-Хамиш язвительно фыркнул.

— После того, как Израиль захватил Синай, уничтожил египетскую авиацию и почти все египетские танки, согласиться на заключение мира было очень легко. Вашему президенту Картеру удалось устроить Кэмп-Дэвидские соглашения лишь потому, что Египет, по существу, потерпел полное поражение и не имел никаких возможностей ни для продолжения войны, ни для возврата своей территории. Но арабы продолжают ненавидеть евреев, и эта ненависть будет жить, пока на этой земле останется хотя бы по одному представителю обоих народов.

Он сделал паузу и сглотнул.

— Именно поэтому меня и держат под постоянным наблюдением. Правительство может в любой момент арестовать меня как агента враждебной страны. — Он горестно усмехнулся и добавил: — Все евреи, живущие в Египте, считаются вражескими агентами, особенно те из них, кто, по мнению правительства, может пригодиться врагам.

— Пригодиться?..

Хозяин дома посмотрел на свои ладони, как будто ожидал увидеть там какой-то изъян.

— Пока мне не пришлось уйти из университета, я опубликовал в археологических и естественнонаучных журналах множество работ, касающихся древних и утраченных научных знаний.

— Так почему бы вам не уехать? Уверен, что любой израильский университет с радостью принял бы вас на работу.

— Все не так просто, — глухо произнес Бен-Хамиш. — Моя специальность — Древний Египет. Если я покину страну, египтяне всегда найдут предлог для того, чтобы отказать мне во въезде. Кроме того, моя жена — арабка, и ей совершенно не хочется уезжать с родной земли.

Приглушенные шаги?

— Впрочем, я отклонился от темы, — сказал Бен-Хамиш. — Мы говорили о сверхпроводниках.

— Мне все же трудно поверить в то, что такие вещи существовали в древности.

Бен-Хамиш потер ладонью подбородок и слез с табуретки.

— Что ж… Извините, пожалуйста…

Он вышел из комнаты; дверь тихим вздохом закрылась за ним. Через минуту Бен-Хамиш вернулся, в руке у него была обычная канцелярская папка. Открыв ее, он положил на стол перед Лэнгом несколько фотографий.

Первая же фотография поставила Лэнга в тупик. Он увидел фигуру мужчины в известном всему миру египетском стиле — лицо в профиль, туловище анфас. Лэнг прищурился и поднес фотографию поближе к глазам.

— Это фотография детали барельефа из храма Хатор в Дендре, — сообщил Бен-Хамиш. — Приблизительная датировка — четыре с половиной тысячи лет до нашей эры.

— Но что?.. — начал было Лэнг и осекся, внезапно поняв, что находится в руке у фигуры. — Похоже на удлиненную лампочку, а змея — вместо провода.

— Это не просто лампочка, а катодная трубка.

— Радио?

— Радио? — почему-то переспросил Бен-Хамиш.

— Да, радиолампа, как в старых приемниках.

С которыми так любил возиться доктор Ядиш.

Лэнг взял другой снимок; на нем было изображено нескольких больших кувшинов. От одного была отрезана, примерно посередине, верхняя часть, а оставшаяся часть была закрыта затычкой, из которой торчал какой-то прут.

Он всмотрелся в снимок.

— А это что такое?

— Посмотрите получше, мистер Рейлли. Этот сосуд находится в национальном Музее Ирака, в Багдаде. Медный цилиндр вставили в горловину глиняного кувшина, закрепили смолой или асфальтом и запечатали свинцом. В середине цилиндра находится железный прут. Сосуд, который вы видите, и еще немало подобных, ориентировочно датируются — конечно, если я не ошибаюсь, — тысяча двухсотым годом до нашей эры.

Лэнг задумался на мгновение.

— Я никогда не был силен в науках. Что это такое?

— Батарея, мистер Рейлли, — медленно, как будто обращаясь к умственно отсталому ребенку, сказал Бен-Хамиш. — Батарея, источник электрической энергии.

— Но как…

— После Второй мировой войны некий Уиллард Грей из массачусетского отделения «Дженерал электрик» сделал точную копию устройства, которое вы видите на снимке. Немного лимонной кислоты — проще говоря, чистого сока цитрусовых — обеспечили электрический ток с напряжением в два вольта. Если не верите мне, можете посмотреть апрельский номер «Сайенс дайджест» за 1957 год.

В деревянную панель, служившую дверью, негромко постучали. Бен-Хамиш неторопливо подошел к двери, чуть-чуть приоткрыл ее и что-то сказал. Лэнг не разобрал ни слова. Закрыв дверь, Бен-Хамиш вернулся с подносом, на котором стоял тот же (или такой) же чайник и пиалы.

— Не захотели немного освежиться?

На сей раз Лэнг взял чашечку с крепким до горечи чаем, а профессор продолжил свой рассказ.

— На остальных фотографиях медная посуда из древнего Шумера. На нее методом гальванизации нанесен слой серебра. А также немало других «радиоламп».

Лэнг был почти готов внутренне к тому, что хозяин продемонстрирует ему рисунок из египетской гробницы, на котором запечатлен фараон, смотрящий телевизор, или одна из его жен или наложниц, сушащая волосы с помощью фена. Или этот человек и немало тех, кто вместе с ним занимался этими вопросами, посходили с ума, или существующее представление о древней истории мира нуждалось в серьезном пересмотре.

Лэнг склонялся ко второму варианту.

И все же, то, что только что услышал и увидел, было больше похоже на всплеск фантазии Лавкрафта, Воннегута или Уэллса. Вряд ли он больше изумился бы, если бы Грампс вдруг процитировал ему Шекспира.

Он отхлебнул чаю и поставил пиалу на стол.

— Предположим, что все это верно. Но при чем тут Ковчег и его сверхпроводимость?

— При зарядке от моноатомных элементов с перестроенной орбитальной структурой, как, например, чистое золото, упомянутое в ваших текстах…

Лэнг вскинул руки во всемирном жесте: сдаюсь.

— Профессор, попытайтесь все же объяснить это как-то попонятнее, простым английским языком, какой был бы доступен любому обывателю.

Бен-Хамиш задумался на мгновение.

— Проще говоря… вернее, упрощая почти до абсурда: будучи заряжен, сверхпроводник продолжает выполнять ту задачу, для которой предназначен, бесконечно долго — получается нечто вроде вечного двигателя. Принцип, по какому построен Ковчег, должен позволять транспортировать энергию на любое расстояние на протяжении отрезка времени практически неограниченной продолжительности. В общем случае, при подпитке от чистого золота — манны, о которой говорится в вашем тексте, — эта энергия вполне могла обрести форму трудно представимой мощности, направленной на определенную цель.

— Как это было под стенами Иерихона?

— Именно, как при осаде Иерихона.

Лэнг протянул руку к коробке.

— И вот такая коробка, вроде…

— Нет! — крикнул Бен-Хамиш и резко оттолкнул руку Лэнга. — Вы мгновенно погибли бы точно такой же смертью, какая описана в ваших бумагах. Позвольте, я кое-что вам покажу.

Вновь соскользнув со своего насеста-табурета, Бен-Хамиш придвинул к столу резиновый коврик.

— Встаньте сюда. В библейские времена каучука не знали, и потому носильщики Ковчега тщательно мыли и еще тщательнее вытирали ноги, избавляясь таким образом от влажности и органических выделений, которые могли бы служить проводником. Одежду для них делали из самой лучшей материи, чтобы она производила как можно меньше статического электричества.

Он надел резиновые перчатки, переставил чуть в сторону золотую коробку, а потом отошел от стола и открыл стоявший у стены шкаф. Вынув оттуда металлический брусок, бросил его Лэнгу.

— Это железо.

Рейлли посмотрел на тяжелый кусок металла, который держал в руке.

— Ну и что?

— Будьте добры, положите его на край стола.

Лэнг повиновался.

Бен-Хамиш встал на коврик рядом с Лэнгом и снова переставил коробку на столе.

Потом произошло нечто непонятное. Ему показалось, что из коробки ударил самый яркий луч света, какой ему только доводилось видеть — вспыхнул и сразу исчез. Все случилось так быстро, что Лэнг усомнился, было это на самом деле, или ему померещилось, тем более что он не услышал ни звука. А массивный кусок металла исчез. Не расплавился, не превратился во что-нибудь, а попросту исчез, не оставив ни осколка, ни дымка.

— Чертовщина!

Бен-Хамиш неторопливо снимал перчатки.

— Вот именно.

— Но что случилось с металлом?

Бен-Хамиш пожал плечами.

— На этот счет есть много теорий, в том числе и о переходе предметов в параллельное измерение.

— Да, доктор Шаффер упоминал об этом. А вы можете вернуть исчезнувшее?

— Пока что нет.

Лэнг глубоко вздохнул. Он никак не мог понять, правда ли все это. А может быть, он имеет дело с сумасшедшим или талантливым фокусником?

— Полагаю, многие правительства захотели бы заполучить такую вещь в свои арсеналы, если бы знали о ней.

Бен-Хамиш усмехнулся.

— А почему вы думаете, что они не знают? — Он поднял руку, останавливая Лэнга, который уже был готов задать следующий вопрос. — Позвольте, я расскажу вам одну историю. В 1976 году неподалеку от Финикса, в вашем штате Аризона, жил фермер по имени Дэвид Хадсон. Жил себе, растил хлопок. В тех местах почва сильно насыщена натрием, и мистер Хадсон пытался нейтрализовать ее при помощи больших количеств серной кислоты. Вы понимаете, о чем я?

Лэнг кивнул.

— Он хотел разбавить кислотой щелочь?

— Совершенно верно. Так вот, после одной такой обработки мистер Хадсон послал образцы почвы на анализ. Отдельные макрочастицы этой почвы, высохшей под жарким аризонским солнцем, вдруг ярко вспыхивали и бесследно исчезали. Вы слушаете меня?

Лэнг взял с подноса кусочек какой-то сладости, которая буквально таяла во рту, оставляя приятный, но совершенно незнакомый ему привкус.

— Конечно.

— Мистер Хадсон год за годом проводил все новые и новые анализы. Каждый раз вещество при различных температурах резко меняло свои свойства.

Лэнг вспомнил, о чем в Атланте Технологического института рассказывал ему и детективу Морзу профессор Уэрбел.

— Позвольте мне предположить… — Он пересказал услышанное, как можно тщательнее вспоминая подробности.

— Совершенно верно. Значит, вы уже имели возможность исследовать эту… манну. Но история мистера Хадсона еще не закончена. Он потратил огромные деньги на поиск путей превращения этого изумительного материала в источник энергии при помощи сверхпроводимости. Способность мгновенно сгорать с сильным пламенем, невесомость — за всем этим крылся огромный потенциал. Но сначала ему долго отказывали в выдаче лицензии на строительство завода, где он собирался делать это вещество, а потом стали находить грубые ошибки во всех планах, которые он представлял. Потом всплыли какие-то огрехи в определении границ его собственности. А потом произошел так и не получивший объяснения взрыв, за которым последовала утечка многих тонн ядовитых веществ. Чиновники из ваших правительственных органов, охрана окружающей среды, надзор за безопасностью на производстве…

— Управление охраны труда, — подсказал Лэнг.

— В общем, те, кто имел на это право, наложили на него штрафы и другие наказания. Потом появились ваши военные и запретили ему вести исследования в области сверхпроводимости, ссылаясь на резоны национальной безопасности. Если честно, мистер Рейлли, я был крайне удивлен тем, что ваше прославленное демократическое правительство могло прибегнуть к такому произволу.

Лэнга это как раз не удивляло. После того, как сложилась активно действующая коалиция бюрократии и военных, законы, Конституция и права личности не то чтобы были отменены, но сделались настолько дорогим удовольствием, что пользоваться ими могли только самые богатые.

— Говорите, в дело вмешались военные?

Бен-Хамиш кивнул.

— Именно так.

— Выходит, они интересовались потенциалом оружия… — рассуждал вслух Лэнг.

— Не потенциалом, — поправил его Бен-Хамиш, — а самыми реальными его возможностями.

— Реальными?

— Мистер Рейлли, вы, несомненно, помните о проекте «звездных войн», о котором так шумели во времена вашего президента Рейгана — постройке спутников-убийц, которые должны были сбивать летящие советские ракеты. Ни одного такого спутника так и не построили, но одна только угроза привела к такому всплеску расходов русских на оборону, что коммунисты за год или два полностью разорились.

Лэнг прекрасно помнил все это — крах «империи зла», ускоривший его расставание с Управлением.

— Вы имеете в виду, что «звездные войны» были фактически версией этого… в общем этого? Сверхпроводника?

Бен-Хамиш улыбнулся и немного склонил голову.

— Точно. Всеми разговорами о спутниках-убийцах русским только протирали глаза.

— Втирали очки.

— Короче говоря, обманули.

— Получается, что, по крайней мере, у Соединенных Штатов эта технология имеется?

— Я в этом почти уверен.

— А у кого еще?

Бен-Хамиш пожал плечами.

— Кто может это знать? Ведь то, о чем на самом деле говорил ваш президент, поняли только немногочисленные физики, знавшие об уникальных возможностях Ковчега.

— Но египтяне должны подозревать что-то в этом роде. Иначе, зачем бы они стали наблюдать за вами?

— Из моих опубликованных работ властям известно, что я изучаю нечто такое, что потенциально может быть использовано в качестве оружия. А еще занимаюсь чем-то таким, что при должном применении могло бы в буквальном смысле двигать горы.

Лэнг вновь уселся на табуретку и налил себе еще чаю.

— Или многотонные скалы, если говорить о постройке пирамид.

— Верно.

— Но каким образом?

Бен-Хамиш снова тщательно изучил тыльные стороны обеих своих ладоней.

— Этого я еще не знаю. Пока что мне известно наверняка только то, что вы видели. Единственный материал, с которым не происходит того, что случилось с железкой, — чистое золото.

— А что происходит с золотом?

— Золото, мистер Рейлли, не горит. Оно плавится. В вашем документе сказано о том, что Моисей сжег золотого тельца. Он мог сделать это единственным способом — использовать силу, сходную с той, которая была получена путем создания Ковчега. Она превращает золото в белый порошок. Если хотите, манну.

— Позвольте, я попробую еще немного прояснить все это. — Лэнгу приходилось все время одергивать хозяина, чтобы тот не воспарял в недоступные для него научные выси. — Белый порошок, манна, питает энергией Ковчег, и тот превращает золото в белый порошок. Почему так происходит?

Бен-Хамиш несколько раз медленно покачал головой из стороны в сторону.

— Это пока что мне неизвестно. Это определяется каким-то законом природы, который только предстоит открыть заново.

Лэнг поднялся.

— Доктор Бен-Хамиш, я не смею дольше тратить ваше время. Чем я могу?..

Бен-Хамиш пересек комнату и отодвинул панель.

— Вы мне ничего не должны. Думаю, вы поняли по обстановке моего дома, что я не нуждаюсь в деньгах. Я полностью обеспечен благодаря наследству и капиталовложениям за пределами Египта. Разговор с вами сам по себе был для меня удовольствием. Меня редко навещают гости. — Он кивнул в сторону улицы, где находились его стражи. — Вряд ли могут возникнуть сомнения, почему очень мало кто из бывших коллег решается скрасить мое одиночество.

Хозяин выпустил Лэнга через ту же заднюю дверь, через которую привел. Когда Рейлли окольным путем вышел на улицу, двое часовых все так же сидели в своем «Мерседесе».

 

Глава 40

Отель «Четыре сезона»

1089 Корнич эль-Нил

Каир

Через двадцать минут

Лэнг отправился на встречу с Бен-Хамишем прямо из аэропорта. От маршрута он отклонился лишь для того, чтобы вручить портье гостиницы свой единственный чемодан, и сразу же отправился на другой берег реки. Теперь же Рейлли был готов выслушать поток многословных оправданий и обещаний по поводу того, когда он все же сможет занять свой номер. Тем более что вид протянувшейся среди мраморных колонн вестибюля длинной очереди из растрепанных и потных новых постояльцев, которые так же с нетерпением ждали возможности принять душ, побриться и, возможно, вздремнуть, чтобы настроить измотанный долгим путешествием организм на местное время, не сулил ничего хорошего.

Впрочем, хотя Лэнг провел в арабском мире не так уж много времени, да и то давным-давно, он понимал происходившее намного лучше, чем большинство прочих путешественников, вымотанных сменой часовых поясов и донельзя раздраженных неразберихой, которой сопровождалось поселение в гостиницу. Ну а регистратор за стойкой с чрезвычайно виноватым видом ссылался на немыслимое количество ошибок с бронированием номеров и нехватке умелого персонала; затем с заговорщицким видом наклонился к Лэнгу.

— Этих людей невозможно заставить работать, — сообщил он с покровительственной улыбкой, которая должна была говорить: мы-то с вами понимаем, что местные женщины терпеть не могут работать. — Сейчас у нас свободны только президентские апартаменты. Правда, они стоят на несколько сотен фунтов дороже, чем тот номер, который заказывали вы.

Лэнг, естественно, не поверил этой старой чуть ли не как мир уловке, с которой приходится сталкиваться по всему Ближнему Востоку. Он пересек роскошный вестибюль, перегнулся через стойку портье и так, чтобы его действий не видели сотоварищи по несчастью, положил на полированную столешницу бумажку в десять египетских фунтов и сказал, улыбаясь:

— Я хотел бы как можно скорее попасть в свой номер.

— Можете не беспокоиться, — ответил с масляной улыбкой портье, проворно накрыв бумажку ладонью.

Лэнг выпрямился и убрал бумажник в карман.

— Тогда уж будьте любезны, принесите мне ключ сами. Я буду в баре.

Трудно было понять, то ли интерьер гостиничного бара должен был точно передавать древнеегипетский стиль, то ли оформители вложили в него определенный гротеск. Круглое окно темно-синего стекла отражалось в одинаковых хрустальных обелисках. Покрытое золотым лаком кресло, в котором сидел Рейлли, смутно напоминало меблировку Версаля.

Моментально, словно из лампы Аладдина, появился официант, который, судя по костюму, дополненному феской, мог бы председательствовать на собрании местных миллионеров-филантропов. Лэнг, успевший за утро по уши накачаться кофеином, заказал большой стакан апельсинового сока, откинулся на спинку кресла и восстановил в памяти все подробности только что закончившейся встречи.

Значит, что он имеет помимо того, что Моисей был не евреем, а египетским фараоном? И израильтян, которые тоже были не евреями, а египтянами? Оружие древнего происхождения, но способное, вероятно, уничтожить любую современную империю… Неужели именно это устройство и искали неизвестные «они»? Более вероятно, что они старались предотвратить его создание. Что из этого следовало? То, что кто-то прилагает такие усилия для того, чтобы предотвратить распространение этого оружия, вовсе не значит, что этот «кто-то» еще не обладает им.

Из того, что было ему известно, Лэнг мог сделать вывод, что имелось оно только у Соединенных Штатов.

Но системы вооружения — все равно что популярные песни: однажды прозвучала, а на следующий день ее напевает или насвистывает каждый второй. Если у Америки имеется Ковчег… а что это? Лучевое оружие? Лазерное? Впрочем, неважно. «Звездные войны». Если это оружие у Соединенных Штатов есть, они наверняка испытывали его, а если испытывали, то о его существовании, по крайней мере, известно кому-то из других главных игроков на мировой арене.

Но которым из них?

— Мистер Рейлли?

Рядом стоял вкрадчивый портье с его чемоданом в руке.

— Ваш номер готов.

Из окна открывался впечатляющий вид на могучую реку и остров, на котором Лэнг только что побывал, но Рейлли задернул занавески от дневного яркого света, долго мылся под душем, а потом растянулся на огромной кровати. Он попытался было вернуться к мыслям, на которых сосредоточился в баре, но почти сразу уснул.

Проснувшись, Лэнг не смог сообразить, долго ли проспал. В комнате, несмотря на задернутые шторы, было совсем светло. На мгновение он будто завис между действительностью этого мира и тонким миром сновидений. Он находился… находился где-то, и еще где-то раздавались звуки… шум. Но что за шум?

В дверь его номера самым реальным образом стучали.

— Минуту! — отозвался Лэнг, поспешно натягивая брюки и засовывая ноги в ботинки. — Кто там?

— Коридорная служба.

На полпути к двери Лэнг остановился. Он ничего не заказывал, и даже не собирался. Еще одна знакомая ему хитрость обслуживающего персонала в гостиницах этой части света заключалась в том, что в прейскуранте указывалась одна стоимость услуги, а после доставки в номер с постояльца требовали вдвое больше.

Лэнг посмотрел в глазок. Перед дверью стоял портье. Ну, и что делать?

Как только он повернул ключ, дверь резко распахнулась. В комнату из коридора ввалились двое крупных мужчин. Они захлопнули дверь, а портье, по-видимому, удалился, сыграв свою роль.

Оба, несмотря на жару, были в темных костюмах, а глаза скрывали за черными очками. Прямо Траляля и Труляля из «Алисы в Зазеркалье».

Возможно, именно эта пара следила за домом Бен-Хамиша. Как бы там ни было, они принялись тут же обшаривать комнату и чемодан Лэнга, а тому тем временем оставалось лишь проклинать себя за то, что он не обзавелся оружием. Впрочем, пронести его мимо службы безопасности в аэропорту все равно не удалось бы.

— Если вы, джентльмены, из туристского бюро, то скажу сразу — номер меня полностью устраивает.

Непрошеные пришельцы никак не отреагировали, будто и не слышали его слов. И лишь закончив переворачивать белье в единственном чемодане Лэнга, один из них, тот, что был пониже ростом, повернулся и спросил по-английски с сильным акцентом:

— О чем вы разговаривали с евреем Бен-Хамишем?

Он даже не попытался прикрыть выпиравшую у него слева под мышкой рукоять пистолета.

Лэнг поджал губы и прищурился, как будто старательно напрягал память.

— Мы говорили о многом: о башмаках и сургуче, о королях и капусте…

Удар раскрытой ладонью оказался настолько быстрым, что Лэнг успел лишь немного повернуть голову, и все равно у него на мгновение потемнело в глазах. Судя по всему, громилы не любили Льюиса Кэрролла.

Нападавший стоял неподвижно, как будто не сделал только что молниеносного движения.

— Повторяю, мистер Рейлли…

— Моя фамилия Коуч, — возмутился Лэнг. — Вы, очевидно, ошиблись номером.

Противник позволил себе намек на улыбку.

— Мы знаем, какое имя указано в паспорте, который вы предъявили, заселяясь в эту гостиницу, мистер Рейлли. Ну, в последний раз спрашиваю: о чем вы говорили с евреем?

Будь этот парень профессионалом, а не наемным головорезом, он не стоял бы так близко. И не стал бы допрашивать человека, от которого можно было бы ждать враждебных действий, держа оружие в наплечной кобуре, куда Лэнг мог бы дотянуться, а не в руке.

— Иди в жопу.

На сей раз пришелец нанес удар крепко сжатым кулаком, вложив в него весь свой вес. Именно так, как и ожидал Лэнг.

Легко уклонившись от кулака, он уперся ногой в колено противника и, схватив того за запястье, сильно дернул. Увлекаемое инерцией массивное тело ринулось вперед. Лэнг же с силой нажал ступней на колено, нога противника неестественно выгнулась, он споткнулся и громко вскрикнул от боли. Пока он пытался удержать равновесие, рука Рейлли метнулась ему под пиджак и вернулась уже с пистолетом.

Все это произошло быстрее, чем второй из пришельцев успел достать свое оружие. И теперь ему в лоб глядело дуло того пистолета, который только что принадлежал его напарнику. Молодчик осторожно убрал правую руку, так и не успевшую прикоснуться к рукояти, и вытянул обе руки перед собой.

Лэнг шагнул к двери. Он наводил пистолет то на одного, то на другого из своих противников.

— Так, парни, положение изменилось. Сначала ты. — Он ткнул пистолетом в сторону человека, который так и стоял с вытянутыми руками. — Ты! Сними пиджак и брось его на кровать. Потом, пользуясь только большим и указательным пальцами левой руки, вынь оружие из кобуры и брось на кровать. Живо!

— Подойди сам и возьми, — глумливо усмехнувшись, ответил бандит. — Стрелять ты все равно не посмеешь — на выстрел тут же слетится полиция, словно мухи на кучу дерьма.

Лэнг знал, что он прав. И потому сделал шаг вперед, как будто намеревался приблизиться на дистанцию рукопашного боя. Но, вместо второго шага, он изо всей силы ударил противника носком ботинка в промежность.

Издав один-единственный негромкий вскрик, могучий мужчина сложился, словно воздушный шарик, из которого внезапно выпустили воздух.

Лэнг присел на корточки перед корчащимся и стонущим противником, сунул руку под пиджак и вынул пистолет.

— Видит бог, я хотел по-хорошему, — сказал он, вздохнув.

Он выпрямился, держа в каждой руке по пистолету, и посмотрел на того из лежавших, у кого, по всей вероятности, была раздроблена коленная чашечка.

— Ты: собери все, что вывалил из моего чемодана, и аккуратно уложи на место. И побыстрее, если не хочешь остаться мерином, как, возможно, предстоит твоему приятелю. — Тот повиновался без единого слова.

— Теперь, господа, чтобы вы не скучали, новая игра — кто быстрее и крепче свяжет второго. Берите простыни и рвите их на широкие полосы.

Через пять минут оба негодяя были надежно прикручены к кровати.

Лэнг вышел за дверь и осторожно прикрыл ее за собой так, чтобы услышать щелчок замка. Потом он вынул из-за пояса брюк один из пистолетов и совсем было сунул его под подушку одного из кресел, стоявших в лифтовом холле, но остановился. В руке у него был «дезерт игл».

Проклятье. За несколько последних дней он видел этих громадных пистолетов больше, чем за всю предшествующую часть жизни. Не иначе, какой-то торговец оружием устроил распродажу со скидкой — и весьма серьезной скидкой, — чтобы убедить «Мухабарат» переключиться с не слишком надежного, но недорогого и широко распространенного «стечкина», русского аналога «вальтера ППК», на эти громадины.

Спустившись в вестибюль, он решительно направился в голову очереди будущих постояльцев, которые сразу начали протестовать. Не обращая ни на кого внимания, Лэнг обратился к регистратору, сразу протянув ему десятифунтовую купюру.

— Я срочно уезжаю. Мой паспорт, пожалуйста.

Негодующая очередь все еще продолжала роптать, когда Лэнг быстрыми шагами пересек вестибюль, успев заметить изумление на лице портье, поспешно скрывшегося в комнатушке позади своей стойки.

Дневная каирская жара обрушилась на Лэнга, как удар молота. Пока он крутил головой, высматривая такси, которых, к его изумлению, на стоянке перед отелем не оказалось, рубашка успела пропитаться потом и прилипнуть к спине.

Он попытался сообразить, как можно быстрее всего попасть в аэропорт, но тут обстоятельства заставили его импровизировать.

Из вращающейся двери гостиницы вывалились Труляля и Траляля. Вероятно, простыни в гостинице все же делали из второсортного хлопка, да и удар по колену оказался не столь сильным, как понадеялся Лэнг.

Лэнг кинулся бежать как раз в ту секунду, когда они заметили его.

Нечего и сомневаться, что вдвоем они быстро справятся с ним, если не применять оружия, а на стрельбу, как совершенно верно сказал один из этих типов, сразу слетится полиция.

Прямо перед Рейлли находился оперный театр, а на противоположной стороне улицы красовалась красная буква «М» в синей восьмиконечной звезде — эмблема каирского метро.

Чуть не сбив с ног женщину с ребенком, Лэнг кинулся туда, перепрыгивая через две ступеньки сразу.

Ему повезло — поезд только-только подошел, из него высаживались пассажиры. Даже на бегу Лэнг успел заметить, насколько в метро чище, чем на улицах. Порадовавшись тому, что сохранил мелочь, он вложил монеты в автомат; через секунду раздался щелчок, и в руке у него оказался билет. Лэнг знал, что за поездки до разных станций здесь нужно платить по-разному, но сейчас его это не волновало. Можно было бы сэкономить несколько секунд и перепрыгнуть через турникет, но это обязательно заметил бы дежуривший на платформе полицейский.

Рейлли устремился было к ближайшему вагону, но вовремя сообразил, что первые два предназначены для женщин и виновато улыбнулся уже повернувшемуся к нему полицейскому. Тот, судя по всему, нисколько не удивился ошибке, столь типичной для туристов с Запада.

Держа в руке чемодан, Рейлли вскочил в третий вагон и обернулся как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как на станцию вбежали Труляля и Траляля. Один из них указал на окно, через которое смотрел на них беглец. В этот момент поезд дернулся и начал набирать скорость. Лэнг не удержался и помахал им через стекло.

Он не имел никакого понятия, куда его везут. Впрочем, сейчас ему требовалось только как можно дальше оторваться от преследователей. На следующей остановке Рейлли протиснулся через переполненный вагон к схеме метро, снабженной подписями на арабском и английском языках, и решил, что вошел на станции «Джезира», ближайшей к оперному театру. Впереди две линии пересекались. Он мог либо перейти, либо ехать дальше по этой же линии. Плохо было то, что он не мог найти пути в аэропорт.

Мужчина в поношенной пиджачной паре встал, чтобы выйти на следующей остановке, и Лэнг сел на его место. Что-то во всем происходящем было не так.

Если люди из «Мухабарата» знают, что он едет в этом поезде, что мешало им попросту войти на следующей остановке?

Напрашивался один, весьма зловещий ответ: они не хотели, чтобы об их действиях узнали правоохранительные органы уровнем пониже, которые могли начать задавать неприятные вопросы и так или иначе помешать упрятать Лэнга, как в черную дыру, в какую-нибудь тайную тюрьму. Или, возможно, они просто не успели оповестить полицию на других станциях.

Как бы там ни было, вероятно, стоило, пока не поздно, выбраться из метро.

Выходя из вагона, Лэнг увидел, как Труляля и Траляля сбегали вниз по лестнице. Им-то, без сомнения, не составило труда отыскать машину. Но пробки на улицах все же не позволили им опередить поезд.

Да, надо было выйти раньше, но теперь что уж сожалеть…

Пытаясь укрыться в толпе выходящих, Лэнг почти добрался до противоположного выхода, когда преследователи увидели его и кинулись бегом по платформе.

Распихивая в стороны изрыгавших проклятия пассажиров, Лэнг взлетел наверх и огляделся по сторонам. Так и не зная, куда попал, он поспешно свернул за ближайший угол, а потом за следующий.

Место, куда его занесло, называлось сук — шумный восточный базар. Вдоль узкой улочки тянулись прилавки, так что для покупателей, торговцев и туристов оставался проход не более пяти футов шириной. Смесь языков была примерно такой же, как во время смешения языков, при строительстве библейской Вавилонской башни. Прямо перед ним устроилась, скорчившись на асфальте, женщина в грязной чадре. Одной рукой она протягивала прохожим стакан с каким-то напитком, а другой пыталась отогнать от него мух. Это ей плохо удавалось — в розоватой жидкости уже плавало несколько утопленниц. Оттуда, где стоял Лэнг, были видны прилавки с бронзовыми украшениями, поделками стеклодувов, специями и низкопробными сувенирами. В тошнотворной смеси запахов ему удалось распознать лишь испражнения, гнилые овощи и дым горящих дров.

Его дернули за штанину.

— Миста мерикан, скарабей!

Лэнг посмотрел вниз и увидел мальчика, которого нельзя было даже назвать подростком, без передних зубов, облаченного в традиционные бедуинские одежды. Мальчик протягивал вырезанного из чего-то непонятного маленького жука-навозника, который у древних египтян символизировал воскресение из мертвых.

— Из могил в долине. Очень, очень старый. Мерикан, всего пять дол’в…

Лэнг покачал головой и начал протискиваться по улице. Ему пришлось задержаться, чтобы пропустить процессию американских туристов с наушниками на головах, следующую за предводителем, в роли которого выступала говорившая в болтавшийся возле рта микрофон и вздымавшая над головой зонтик с привязанным к нему носовым платком женщина.

Задержка оказалась достаточно продолжительной, и юный продавец скарабеев вновь догнал Лэнга.

— Три дола, миста мерикан. Бери за три дола!

Лэнг покачал головой и ринулся вперед.

Громкие выкрики — судя по тону, брань — заставили его обернуться. Труляля и Траляля повалили старухины бутылки с питьем, и она выражала свое неодобрение, как предположил Лэнг, самыми недвусмысленными оскорблениями.

Прижимая к груди свой чемоданчик, словно несущийся в атаку с мячом игрок в американский футбол, Лэнг оттолкнул в сторону туриста в шортах и типично европейских сандалиях и протиснулся между двумя киосками. За это время юный торговец сувенирами успел атаковать новые жертвы.

— Скарабей, миста! Всего пять мерикански дола’в.

Рынок — сук — представлял собой лабиринт из хрупких киосков и полощущихся на легком ветерке тентов. Лэнг не имел возможности перейти на бег, но и преследователи не могли двигаться быстрее его. Он протиснулся между деревянным киоском, где болтались на веревке бирюзовые украшения, и другой веревкой, поддерживавшей соседнюю палатку, в которой громоздились коробки с финиками. Потом остановился.

Одного из преследователей не было видно. Быстро оглядевшись, Рейлли понял, куда тот делся. Каким-то образом ему удалось обогнать беглеца. Лэнг оказался зажатым между киосками, тентами и двумя преследователями, которые никак не могли питать к нему добрых чувств. Его рука потянулась к торчавшему за поясом «дезерт иглу».

Нет. Слишком много народу. Обязательно пострадают не только его враги, но и простой базарный люд.

 

Глава 41

2110 Пейсис-Ферри-роуд

Винингс, Джорджия

7:38 утра

Двумя днями раньше

Алисия вышла после душа, напевая мелодию из старого спектакля. Минувшая ночь, проведенная с Лэнгом, оказалась как раз такой, как она себе представляла. Улыбаясь своим мыслям, женщина закуталась в толстый махровый халат, который умыкнула из вашингтонского отеля «Уиллард» — как-то раз скряги из Министерства юстиции почему-то позволили ей остановиться там, а не в обычных «Шератоне» или «Марриотте», расположенных невесть где. Обмотав голову тюрбаном из полотенца, Алисия вошла в спальню и замерла на месте.

В первый миг она подумала, что Лэнг позабыл что-нибудь и вернулся. Но нет, в ее комнате, преграждая ей путь в коридор, стояли двое мужчин, которых она никогда прежде не видела.

Тот, который оказался ближе к ней, был лет тридцати пяти, худощав, ростом шесть с лишним футов, с темными волосами, подстриженными немного короче, чем считается модным, выбрит настолько чисто, будто только что отложил бритву. Но особенно неуместным его присутствие в спальне казалось из-за спецовки службы озеленения, которая была на нем.

Первой реакцией Алисии оказался не страх, а возмущение.

— Что вы тут?..

Мужчина поднес к ее лицу тонкий черный бумажник, на одной обложке которого был прикреплен значок, а на другой — удостоверение с фотографией. Она видела сотни таких документов.

— Специальный агент Уитерспун, Федеральное бюро расследований.

Второй мужчина показал такое же удостоверение.

Это нисколько не успокоило Алисию, а, напротив, разгневало еще сильнее.

— Вы не из местного отделения. Для вас, черт возьми, было бы хорошо, если бы вы запаслись ордером!

Уитерспун убрал черный бумажник в карман.

— Насколько нам известно, здесь был Лэнгфорд Рейлли.

— Мне плевать! Да хоть сам Усама бен Ладен. Если у вас нет ордера, вам здорово не поздоровится, и вы сейчас это узнаете.

Она успела набрать лишь четыре первые цифры номера местного отделения ФБР, который, как и любой помощник прокурора, знала на память, когда почувствовала легкий укол в руку.

— Что вы, черт возьми, себе по…

Ее колени внезапно подогнулись, и она вытянулась на полу, глядя на внезапно оказавшиеся перед самым ее лицом мужские ботинки. Услышала, как наверху аккуратно положили на место трубку.

А потом все вокруг нее почернело.

Если бы сосед, уезжая на работу, вышел из дому не в 8:10, а минутой-другой позже, он не увидел бы ровно ничего необычного. Двое мужчин из службы озеленения, работающей в этом районе, несли к своему грузовику большой мешок, набитый, без сомнения, скошенной травой или собранными листьями. Единственное, что могло бы показаться необычным, так это вес мешка — оба несли свой груз, заметно напрягаясь. Но, пожалуй, это еще сильнее уверило бы очевидца — если бы такой оказался, — что его деньги расходуются не попусту.

 

Глава 42

Хан аль-Халиль

Каир

Лэнг не мог сообразить, что же делать. Даже если бы ему удалось, в буквальном смысле слова, пробиться сквозь толпу, он лишь уперся бы в другие киоски и прилавки. Единственным плюсом в его положении было то, что по непонятной причине сотрудники «Мухабарат» все еще не вызвали подкрепления и не обратились за помощью в охоте за беглецом к местной полиции.

Лэнг бочком вдвинулся под тент, показывая всем своим видом, что намерен купить маленькую коробку фиников. Владелец палатки улыбнулся во весь рот, показав желтые зубы, и протянул руку с зажатым в пальцах фиником — образцом товара.

Труляля и Траляля, предвкушая успех, замедлили шаги. По мере их приближения, пути для бегства — что направо, что налево, — и без того весьма ограниченные, сужались еще сильнее.

Лэнг взял предложенный финик, сунул его в рот и принялся сосредоточенно жевать, медленно отступая к одной из веревок, поддерживавших тент. Четыре оттяжки, обернутые вокруг не слишком внушительных камней, лежавших на земле, были привязаны к не очень надежному с виду столбу. Лэнг решил, что все устроили так хлипко для того, чтобы легче было разбирать шатер после окончания торговли.

Труляля пригнулся и вошел под навес. Лэнг, стоявший в дальнем от него углу, видел, что и Траляля сделал то же самое.

С деланой беспечностью Лэнг сделал еще один шаг, как будто хотел что-то сказать продавцу фиников. Преследователи, опасаясь каких-либо действий с его стороны, тоже шагнули вперед.

Лэнг внезапно выскочил из-под парусинового навеса и выдернул веревку из-под прижимавшего ее к земле камня. Один угол палатки обвис. Молниеносно повторив то же самое с другим углом, Лэнг скрылся из вида преследователей. Потом он с силой дернул, и центральный столб упал.

Лэнг поскорее сбежал, не прислушиваясь к громким проклятьям людей, вслепую пытавшихся выбраться из-под толстой парусины.

Когда он пробежал два квартала, ему наконец-то удалось остановить такси. Через минуту он уже ехал в аэропорт. А там сядет на ближайший рейс, куда бы то ни было. И будет искать ответы на несколько очень серьезных вопросов…

Он даже вздрогнул, когда у него в кармане зазвонил «блэкберри». Вызывать его мог только один человек.

— Слушаю вас, Сара.

— Лэнг? Я вас совсем не слышу.

От шума каирского движения не спасали даже закрытые ради не слишком-то хорошо работавшего кондиционера окна — вокруг ревели гудки, многие машины ездили с испорченными глушителями или вовсе без глушителей, а в машине, которая везла Лэнга, гремело радио, передававшее что-то такое, что, как догадывался Лэнг, должно было считаться музыкой. Он похлопал водителя по плечу и жестом попросил сделать звук потише.

— Сара, попробуйте еще раз.

— Лэнг, минувшей ночью кто-то сунул в почтовый ящик конверт.

— Неужели мэр не считает возможным потратиться на марки?

— Лэнг, я говорю совершенно серьезно.

— Ладно. Так что же было в этом конверте?

— Я ничего не поняла. Какой-то перстень с изумрудом в форме сердца.

Лэнг три раза набирал номер служебного телефона Алисии, прежде чем кто-то взял там трубку.

Нет, миссис Уорнер не было на месте. Нет, она не звонила. Не представившаяся коллега Алисии была уверена, что та отправилась в какую-то дальнюю или ближнюю командировку и просто забыла предупредить об этом.

Но у Лэнга такой уверенности не было.

 

Глава 43

«Бритиш Эруэйз», рейс 721

Где-то над Средиземным морем

Той же ночью

Обычно Лэнг с удовольствием смотрел британские комедии с их сдержанным юмором и умело выстроенными абсурдными ситуациями. Но сейчас он глядел на индивидуальный экран, где шел фильм с Хью Грантом, не видя происходящего. Вместо актеров он видел перед собой тень в тумане, которую теперь мог распознать. Пожалуй, что мог.

Ринувшись из Хан аль-Халиля в аэропорт, Рейлли попал туда за двадцать пять минут до вылета самолета в лондонский аэропорт Хитроу. Скучающий агент в кассе сказал ему, что мест нет, но небольшая пачка банкнот помогла Лэнгу не только купить билет, но и обойтись без проверки на контроле безопасности, которая, даже если оказывалась поверхностной, всегда отнимала некоторое время. Легкость, с которой ему удалось миновать барьер, воздвигнутый на пути потенциальных кандидатов в святые мученики — исламских фанатиков, опоясанных бомбами, — не прибавила ему уверенности в собственной безопасности, зато он вовремя оказался у выхода на посадку. Скучающий взгляд на его фальшивый паспорт, многозначительный кивок сопровождавшего его билетного агента, несомненно, говоривший дежурному о готовности поделиться с тем вновь обретенным состоянием — и Лэнг опустился в кресло салона первого класса.

Он старался не думать о справедливом возмущении того неизвестного, чье место бессовестно занял. Вместо этого решил, раз уж заснуть все равно не удастся, проанализировать немногочисленные имеющиеся у него факты, которые могли бы вывести его к тем, кто по каким-то причинам стремился расправиться с ним. Во-первых, причиной всех бед, несомненно, служил белый порошок, пресловутая манна, обладавшая такими удивительными химическими и физическими свойствами. Но этот очевидный вывод не давал ответа на другие вопросы. Если двое ученых, работавших на фонд по разные стороны океана, независимо друг от друга создали это вещество, значит, оно не представляло собой совсем уж непостижимую научную тайну. Лэнг вновь и вновь прокручивал в памяти утреннюю беседу с Бен-Хамишем и откровения, которые услышал от доктора Шаффера в Вене.

Возможно, дело было не в порошке. Возможно…

Он покачал головой, отказываясь от предложенного стюардессой напитка.

Происшествие на рынке добавило еще одну загадку — почему Труляля и Траляля не призвали на помощь местную полицию?

Анализируя события недавнего прошлого, он смог подобрать для этого лишь одно объяснение.

Где-то между этой мыслью и ярким утренним светом следующего дня усталость, так долго подавляемая адреналиновым выбросом, вызванным вчерашними треволнениями, все же взяла свое.

 

Глава 44

Новый Скотленд-Ярд

Бродвей

Лондон

На следующий день, после полудня

Инспектор Дилан Фицвильям хмуро разглядывал лежавшую на его столе зернистую фотографию, сделанную с записи камеры видеонаблюдения в аэропорту. Мужчина, предъявляющий паспорт, мог путешествовать под именем Джоэла Коуча из города Мейкона, находившегося в штате Джорджия, но система опознавания лиц однозначно утверждала, что это Лэнгфорд Рейлли.

Для борьбы со злодеяниями террористической Ирландской республиканской армии в семидесятые и восьмидесятые годы власти Великобритании создали базу портретов с возможностью их опознавания по совокупности особенностей лиц. Видеокамеры были расставлены по всей стране, вероятность попасть на опознавание для среднего англичанина составляла один раз в день, для жителя Лондона — три раза в день. Ирландские убийцы давно отказались от бомб и оружия, променяв их на хорошие костюмы в полоску и продолжительные переговоры, но камеры оставались на месте. Как и любое другое правительственное начинание, эта программа вряд ли могла когда-нибудь закончиться, а ее технология — измениться.

Мистер Рейлли примерно с неделю тому назад появился в поле зрения одной из камер в аэропорту Гатуик, а потом, в тот же день, на другой камере, установленной на одной из лондонских улиц. Фицвильям насторожился, но предпринимать ничего не стал. Хотя Рейлли подозревали в нескольких убийствах — антиквара в Уэст-Энде и двоих так и оставшихся неопознанными громил на улице Саут-дока, — а также в причастности к удивительному открытию, совершенному в Португалии несколько лет назад, никаких прямых обвинений против американца не было. А следовательно, не было и причин задерживать его.

Невиновность перед законом, конечно, никак не учитывалась в банках данных.

Фотографии были получены до того, как в Скотленд-Ярд пришел запрос Интерпола, согласно которому Рейлли разыскивали для того, чтобы допросить в связи с убийством, случившимся в Вене.

Фицвильям устало вздохнул и повернулся к стоявшему на его столе компьютерному терминалу. За некоторыми людьми насилие прямо-таки следовало по пятам, и избавиться от этой связи они были так же не в силах, как не в силах был Пател, непосредственный помощник инспектора, избавиться от запаха карри.

Несколько нажимов на клавиатуру, и возник список имен. Инспектор, прищурившись поверх узких стекол очков, уставился на экран. С каждым годом шрифт, которым на экране отображались документы, становилось все труднее читать — определенно, происки крохоборов из бухгалтерии. О том, что причиной этого мог быть его собственный возраст, инспектор даже думать отказывался.

Вот то, что ему было нужно: Аннулевиц, Джейкоб, жена Рэйчел. Квартира на Ламбет-роуд, в Саут-доке. Барристер, так что ничего удивительного, что у него есть офис в Миддл-Темпл-Инн.

Фицвильям распечатал нужные адреса и вызвал Патела.

Помощник инспектора появился совершенно беззвучно. Доброжелательная улыбка, казалось, постоянно озаряла его темное лицо. При виде Патела, пусть даже в строгом костюме и, естественно, без всякой фляги на боку, Фицвильям сразу вспоминал Ганга Дина из баллады Киплинга. Как обычно, инспектор резко одернул себя. Не дай бог, сорвется такое с языка, и придется вместо полицейской работы недели две заниматься психотерапией.

Инспектор через стол передал ему оба адреса и портрет.

— Пошли двоих-троих парней наблюдать за этими местами. Если Рейлли объявится, пусть доставят его сюда. На него имеется международный ордер.

Все так же улыбаясь, Пател взял бумаги.

— Нет, пожалуй, вернее будет послать в оба места по четыре человека. — Фицвильям поймал себя на еще одной политической оплошности. — Не рядовых, а кого-нибудь поопытнее. Мужчин или женщин. Только проверь, чтобы они были вооружены. Этот тип, возможно, замешан в каких-то серьезных делах.

Пател понимающе кивнул.

— Вы о тех убийствах, что случились несколько лет назад? Может быть, им стоит надеть бронежилеты и взять винтовки?

Фицвильям секунду-другую смотрел на своего подчиненного и лишь после этого решил, что тот говорил вполне серьезно.

— По-твоему, это хороший способ ведения скрытной слежки?

С той же улыбкой на лице, как будто не заметив мягкого выговора, Пател повернулся и вышел, а инспектор остался сидеть, глядя в стену своего кабинета. Вот везенье-то, черт возьми, иначе не скажешь. На сегодняшний вечер Шэндон, его жена, купила билеты в театр — и на тебе, словно призрак Банко, является Рейлли.

 

Глава 45

Миддл-Темпл-Инн

Флит-стрит

Лондон

Через несколько минут

Джейкоб терпеливо выслушал рассказ Лэнга. Потом, вынув изо рта погасшую трубку, заглянул в чашку и достал откуда-то похожий на шило инструмент.

— Значит, ты считаешь, что эти козлы из Каира не имели никакого отношения к «Мухабарат»?

Лэнг кивнул.

— Иначе они вызвали бы подкрепление.

Джейкоб деловито ковырялся в трубке.

— В таком случае, кто же они такие?

— Я думаю, что это были евреи. Больше того, полагаю, что за всей этой историей стоит какая-то еврейская организация.

Джейкоб дернул головой и застыл с поднятыми руками; очки сползли с переносицы на кончик носа.

— Прикалываешься?

Несмотря на то, что ничего не разделяет две части одного народа сильнее, чем изменения в общем языке, Лэнг сразу понял, что имеет в виду его друг.

— Нет. Я совершенно серьезно.

— Но почему?..

— Ладно, давай взглянем на факты. — Лэнг разогнул указательный палец. — Эти люди могли узнать, что я говорил с Шафером, только одним способом — перехватив звонок с моего «блэкберри». Это раз.

— Они могли прослушивать его телефон, — возразил Джейкоб.

— А с чего бы они вдруг решили им заняться? Я лишь один раз говорил с этим человеком, и, по его словам, за ним сразу начали следить. Я не сомневаюсь, что так оно и было.

Лэнг вспомнил о трупах в склепе, и его передернуло.

Джейкоб кончиком мундштука трубки подвинул очки на место.

— Разговор по сотовому телефону нетрудно перехватить.

— Но шансов на то, что случайно выйдешь на нужный номер, меньше, чем у новичка выиграть в тотализатор.

— Но единственный другой способ перехватить твой звонок…

— При помощи «Эшелона», — закончил за него Лэнг.

Джейкоб покачал головой.

— Но ведь это строго англо-американская система. Туда нет доступа никому, кроме американцев, британцев, канадцев, австралийцев и этих… «киви».

Лэнг молча посмотрел на друга. В конце концов Джейкоб опустил взгляд и провел рукой по краю стола, как будто рассчитывал обнаружить щербинку.

— Ладно, пес с ним… Действительно, кое-какие крохи перепадают и «Моссаду». — Он вскинул голову. — Но ты же не думаешь…

— Что за всем этим стоит «Моссад»? Нет, не думаю. А думаю я, что это может быть кто-то из «Моссада». Вернее, должен быть. Кроме, так сказать, членов клуба и израильтян, никто в мире не имеет доступа к «Эшелону». А тут еще и оружие…

Джейкоб фыркнул.

— Израильская армия отказалась от «дезерт игл» много лет назад. Слишком тяжелые.

— А я поинтересовался бы — как она избавилась от них?

— Можешь держать пари на что угодно, что ни один идиот не стал раздавать их подросткам во время бар-мицвы. Устаревшее оружие в любой армии обычно уничтожают.

— Ну, посмеши меня — позвони старым друзьям и узнай, кто, по их мнению, должен был отправить старые «пушки» в переплавку и кто имеет доступ к «Эшелону». Готов поспорить: окажется, что это один и тот же человек или одни и те же люди.

Любой, кто увидел бы сейчас Джейкоба, понял бы с первого взгляда, что гипотеза ему очень не нравится, но он проверит ее.

— Ну, выкладывай, что еще ты приволок мне в стирку?

— Ну а самое главное, по-моему…

В дверь, выходившую в коридор, громко забарабанили.

— Полиция! Откройте!

Джейкоб грустно посмотрел поверх очков.

— А это значит, что я, как говорите вы, янки, во что-то вляпался, раз полицейские готовы ломать дверь — кстати, точно так же, как это было у меня дома в тот твой приезд, когда ты связался с дурной компанией.

Когда в дверь еще несколько раз грохнули, Лэнг поднялся. На этот раз он был рад тому, что у его друга застарелая паранойя и он всегда запирает двери.

— Откройте, или мы выломаем дверь!

Лэнг затравленно обвел взглядом кабинет: единственная дверь вела в приемную, то есть навстречу ломившимся полицейским.

— Я не совершил никаких преступлений.

Джейкоб безмятежно кивнул.

— То же самое ты сказал мне в тот раз, когда висел под моим чертовым балконом на чертовом шестнадцатом этаже. Может быть, ты сейчас предпочтешь остаться и доказать им свою невиновность?

По двери жахнули чем-то твердым.

Какой бы ни была причина столь острого интереса полиции к нему, Лэнг не собирался отдаваться ей в руки. Слишком уж легко устроить «несчастный случай» человеку, оказавшемуся в тюрьме.

— И куда?

Еще один мощный удар.

— Действительно — куда? — отозвался Джейкоб.

 

Глава 46

В то же самое время

Она будто прорывалась к поверхности со дна какого-то очень темного пруда — можно было различить свет, но далеко. Нет, не пруда, океана, потому что сознание то возвращалось, то вновь уходило, оставляя во рту противный горько-соленый вкус.

Сколько все это продолжалось?..

Может быть, часы, а может быть, и годы — она была не в состоянии понять это. Слишком уж много было этих приливов и отливов.

Лишь смутные воспоминания, обрывки каких-то почти забытых снов снова и снова накатывались на Алисию, будто волны. Сначала она подумала, что слышит их шелест у отдаленного берега, но потом решила, что это лишь звук ее собственной крови, пульсирующей в висках.

Но она знала, что не всегда находилась в море, потому что все же одно она знала наверняка, единственный фрагмент памяти был ничем не затуманен, ясен и отчетлив: она вышла из ванны в своем доме, точно так же, как делала это каждый день после своего переезда в Атланту, и…

И что?

Увидела в своей спальне каких-то странных мужчин?

Эта мысль казалась бредовой, но не более чем звуки и запахи аэропорта, которые, как ей казалось, она запомнила. А может быть, она попала в больницу? Алисия сознавала, что лежит в кровати, огороженной чем-то вроде перил, а к ее руке присоединена какая-то трубка. И еще она не могла пошевелиться. Ее руки и ноги были привязаны ремнями. И при этом она была уверена — настолько уверена, насколько это вообще возможно, — что находится в самолете.

Но было ли это возможно?

Алисия предположила, что да, что ее, вероятно, куда-то везут самолетом медицинской авиации.

Но почему?

Может быть, с нею произошел несчастный случай по дороге на работу?

Нет, решила она, это должно иметь какое-то отношение к людям, оказавшимся у нее в спальне.

А Лэнг? Он тоже был там?

Она копалась в туманных видениях, пыталась совместить части, чтобы составить цельную картинку, как это делает ребенок с мозаикой-пазлом. Безуспешно. Слишком многих частей недоставало. Таких, в которых она не сомневалась бы, — как, например, в том, что она не дома. В реальности других частей, как, например, в фигуре медика или кого-то в этом роде, чей темный силуэт Алисия видела рядом с собой, вкалывающего иглу капельницы ей в руку, она вовсе не была уверена. А вот в чем она была уверена полностью, так это в том, что механический гул немного изменил тональность и ей начало закладывать уши, а это значило, что самолет снижается.

А она все приближалась и приближалась к поверхности океана.

Знакомый силуэт вновь появился около ее кровати. Фигура протянула руку, и вспыхнул свет. Алисия попыталась прикрыть глаза ладонью, и лишь когда ей это не удалось, вспомнила, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой.

Даже полузакрытыми глазами она видела лицо этой фигуры. Она уже где-то видела его.

В одной руке некто держал предмет, в котором она узнала маленький диктофон. В другой — лист бумаги.

— Миссис Уорнер, — сказал человек голосом, который тоже показался ей знакомым, — я хочу, чтобы прочитали перед магнитофоном то, что здесь написано.

Это были первые слова, которые она услышала с тех пор… с тех пор, как очнулась на дне океана.

 

Глава 47

Миддл-Темпл-Инн

Лондон

Другого выхода из кабинета Джейкоба не было, если не считать двух старомодных, по-настоящему открывавшихся окон, находившихся за спиной хозяина кабинета. Лэнг подскочил к ближнему, распахнул его и выглянул. Спрыгнуть с высоченного второго этажа на бетонированную дорожку и ничего себе не сломать при этом было попросту невозможно. К тому же по обе стороны прохода расположились рослые мужчины в одинаковых костюмах, в которых с первого же взгляда можно было узнать полицейских. Поблизости росло дерево, но Лэнг сразу отказался от мысли перебраться на него. Дежурившая внизу парочка, несомненно, обратила бы внимание на шум листвы.

Очередной удар и скрип старых петель, извещавших о том, что долго они не продержатся, заставили Лэнга выскользнуть в окно и встать на надежный уступ, в качестве которого выступал замковый камень арочного верха окна нижнего этажа. Прижимаясь лицом к стене, Рейлли шарил пальцами правой руки по древним кирпичам в поисках щели, за которую можно было бы надежно ухватиться, а левой мертвой хваткой вцепился в подоконник того окна, из которого только что выбрался.

Соседнее окно находилось справа от него, за обманчиво узкой — в три-четыре фута шириной — пропастью. Заставляя себя не смотреть вниз, Лэнг сдвигал левую ногу по арке все ниже и ниже вправо, пока не нашел узенькой зацепки там, где за много веков ветры и дожди выщербили один из кирпичей сильнее, чем соседний.

Он потянулся правой ногой раз, другой…

И не достал на какие-то дюймы. Два, а может быть, три.

Лэнг перевел дыхание.

Услышав голос Джейкоба и тут же другой, незнакомый и резкий, он решился сделать выпад. Его правая нога утвердилась на соседней арке, зато рука сорвалась с подоконника, и пальцы заскользили по твердому камню.

Уже позже он сообразил, что в самую последнюю секунду его пальцы ухватились за нечто вроде желобка в крае подоконника или трещину, которая, может быть, осталась еще с тех пор, когда во всем здании старинные распашные окна с мутными стеклами меняли на эти, типично английские, которые нужно поднимать.

Мысленно возблагодарив божественные силы, в существовании которых он всегда сомневался, Лэнг подцепил пальцами край рамы и толкнул ее вверх. Из соседнего окна до него доносился требовательный грозный голос, задававший вопросы. Что отвечал Джейкоб, разобрать было нельзя.

Он навалился животом на подоконник, протиснулся внутрь и оказался в почти таком же кабинете, что и у Джейкоба, но пребывавшем в несравненно большем порядке. Приостановившись и не решаясь даже выдохнуть, Лэнг ждал, когда хозяева помещения поднимут крик. Но, оглядев комнатушку, он убедился в том, что там не было никого, кроме него самого. Компьютерный монитор на столе был выключен, настольная лампа на длинном кронштейне — тоже. Возле двери, выходившей, как понял Лэнг, в приемную адвоката, стояла, словно на карауле, старомодная бронзовая вешалка для шляп, на которой висела черная адвокатская мантия.

Лэнг встал и осмотрел комнату. Ему необходимо было срочно найти что-нибудь такое, что помогло бы ему спастись, когда полиция приступит к неизбежному при таких обстоятельствах обыску всего здания. На покосившемся чайном столике между массивными креслами лежала небольшая кожаная коробка. Один шаг, и Лэнг оказался возле столика. Где-то он уже видел такую коробку…

Откинув приделанную на петлях крышку, он увидел именно то, что и ожидал — белый судейский парик с короткими волосами на макушке и свисающими по сторонам лица длинными завитыми локонами — точно такой же, какой он видел на Джейкобе, когда несколько лет назад ввалился к нему в офис.

Ощущая себя дураком, Рейлли нахлобучил парик и надел мантию. Немного коротковато, но сойдет. Потом он взял лежавший в кабинете портфель, нашарил задвижку разболтанного — совсем не такого, как у Джейкоба, такой вылетел бы от первого же пинка — замка и вышел в коридор.

Несколько, как он понял, арендаторов других помещений стояли перед распахнутой дверью офиса Джейкоба, питая естественное любопытство по поводу того, что же могло заставить полицию нарушить подчиняющийся многовековой традиции научный и профессиональный этикет, господствующий в Миддл-Темпл-Инне. Никто не обратил внимания на одинокого барристера, который с портфелем в руке сбежал по лестнице, направляясь в расположенный через дорогу суд Олд-Бейли. Служаки, охранявшие вход, были слишком заняты домыслами насчет того, что происходило внутри, и тоже не заметили опаздывавшего в суд барристера, который даже на бегу искал в своем атташе-кейсе какую-то важную бумагу.

Лэнг пересек Флит-стрит и миновал металлодетектор на входе в подобие муравейника, которое являло собой здание древнейшего уголовного суда Лондона, использующееся в этом качестве уже более четырехсот лет (хотя в последнее время слушание большинства уголовных дел перенесли в более новые постройки). Там он остановился возле двери, отмеченной буквами «WC» и стилизованным силуэтом мужской фигуры, и вошел внутрь. Убедившись, что в уборной больше никого нет, оставил парик, мантию и портфель в одной из туалетных кабинок, вышел из суда через боковую дверь и спустился в первый попавшийся на пути вход в метро.

Оставалось лишь сожалеть, что было еще рановато и до нашествия жителей ближних пригородов, среди которых было бы легче скрыться, оставалось не меньше часа. А сейчас Лэнг оказался в почти пустом вагоне. Кроме него, там находились лишь две чернокожие няньки, переговаривавшиеся между собой на каком-то африканском диалекте над завывавшими в колясках младенцами, и еще один мужчина, вдумчиво изучавший программку скачек с большим объявлением, приглашавшим пользоваться услугами букмекерской фирмы «Мерфи и Квинт». Выходя, чтобы перейти на линию «Пикадилли», Лэнг даже с платформы слышал негодующий рев одного из младенцев, упорно отворачивавшегося от бутылочки с соской, которой нянька безуспешно пыталась задобрить его.

Если бы британцы сами воспитывали своих орущих отпрысков, у них ни за что не нашлось бы времени на то, чтобы осенить «Юнион Джеком» более половины мира. Мэри Поппинс — вот кто был краеугольным камнем империи.

Теперь Лэнг оказался в полузаполненном вагоне, большую часть пассажиров которого составляли американские туристы, направлявшиеся в район, славившийся своими магазинами и развлечениями. Лэнг чувствовал себя странно чужим среди них. Он завидовал их смеху и тому, что они спокойно путешествовали для своего удовольствия.

Откуда полицейские узнали, где его искать? Скорее всего, из-за инцидентов, случившихся несколько лет назад, когда они вычислили его знакомство с Джейкобом. Ладно, пусть, сказал он себе. Но как они вообще узнали, что он находится в стране? Ведь в аэропорту его паспорт подвергли самому обычному небрежному электронному сканированию.

И тут, совершенно случайно, его взгляд упал на прикрепленную к потолку вагона телекамеру. Видеонаблюдение. В Лондоне — столь же обычное дело, как «фиш энд чипс». Его засекли, прежде чем он успел покинуть аэропорт.

И опять вопрос — почему столько шума?

Насколько ему было известно, нарушениями паспортного режима должна заниматься не полиция, а иммиграционная служба Ее величества. Значит, для охоты за ним должна быть другая причина, знание о которой вряд ли прибавит ему бодрости.

Рейлли вышел на Пикадилли и направился на Риджент-стрит, задержавшись по дороге перед конной статуей Вильгельма Оранского в обличье Цезаря. А может быть, в женских тряпках. Лэнг всегда улыбался, видя этот памятник и представляя себе в качестве наездника какого-нибудь из американских политиков. Но ведь те предпочитали оседлывать проблемы, а не лошадей.

Однако сегодня Лэнг не разглядывал памятник, а искал камеры наблюдения и в конце концов обнаружил одну, почти полностью спрятанную за фронтоном, воплощавшим собой (по всей вероятности) викторианское представление о древнегреческих фасадах, а вернее, об архитектуре эпохи греческого Возрождения. Лэнг купил в удачно оказавшемся поблизости киоске газету и сделал вид, будто читает ее на ходу. На самом же деле он просто шел вдоль квартала, закрывая лицо от камер.

Он был совершенно уверен, что в данный момент за ним нет слежки, но все же, чтобы лишний раз убедиться в этом, надолго остановился перед зеркальной витриной и долго рассматривал прохожих.

После этого Лэнг еще раз свернул, вышел на Джермин-стрит и остановился у дома под номером 47. Возле двери не было никаких вывесок, кроме списка жильцов с кнопкой звонка возле каждой фамилии. Под списком блестела металлическая сетка, скрывавшая динамик и микрофон.

Рейлли знал, что у него есть шанс на то, что хоть что-нибудь сегодня пройдет как надо. И этот шанс, действительно, выпал. Нелли все еще не ушла на покой.

В далеком прошлом, еще работая в Управлении, Лэнг был на довольно-таки непродолжительное время прикомандирован к лондонскому отделению. В его расходной ведомости Нелли числилась как безымянный психотерапевт или просто консультант. На самом же деле ее профессия была отнюдь не такой респектабельной, но действительно как нельзя лучше способствовала восстановлению душевного равновесия. Нелли содержала заведение, предоставлявшее «девочек по вызову». Когда кому-то из мужчин — обитателей восточноевропейского рая для рабочих — удавалось благополучно вырваться из-за «железного занавеса», невозвращенцу, как правило, требовались прежде всего три вещи: женщина, приличный виски и американские сигареты.

Все это могла обеспечить Нелли.

Одной из обязанностей Лэнга было посещать ее заведение, выбирать там женщину и доставлять ее на конспиративную квартиру, где велась работа с перебежчиком. Нелли, случалось, упрекала его за нежелание попробовать ее «товар» и даже, бывало, соблазняла даровой «клубничкой». «Нет уж, я только посмотрю, а трогать не буду», — всегда отвечал он. Ему, естественно, не хотелось оскорблять владелицу столь ценного рабочего инструмента объяснениями по поводу того, что он всего лишь очень опасается за свое здоровье. Именно тогда мир узнал о двух новых бичах сексуальной сферы — СПИДе и герпесе, заступивших на место старых добрых венерических болезней, успешно излечивавшихся парой уколов пенициллина. Лэнгу вовсе не улыбалось убеждать Дон, которая тогда была его невестой, в том, что он подцепил заразу, присев на плохо простерилизованное сиденье унитаза в уборной Управления. Плюс к тому если бы сведения о том, что он под прикрытием служебного положения, пользовался на дармовщину услугами проституток, дошло бы до Конгресса, то он оказался бы с ног до головы в таком дерьме, от которого вряд ли удалось бы отмыться до конца жизни.

Однако (может быть, даже благодаря его позиции) они с Нелли подружились. Это знакомство возобновилось несколько лет назад, когда Лэнгу, как и сейчас, требовалась помощь друга, не отмеченного в каких бы то ни было документах, связанных с его персоной.

Он нажал на кнопку звонка.

Довольно долго никто не отвечал, и у Лэнга по спине побежали противные холодные мурашки. Но потом он сообразил, что и сама Нелли, и, тем более, большая часть ее персонала сейчас только-только просыпаются. А рабочий день у них начнется часа через полтора-два, не раньше.

И, действительно, на третью попытку отозвался сонный голос:

— Ктот’м?

Лэнг посмотрел по сторонам и решил, что называть свое имя вслух не следует.

— Скажите Нелли, что пришел парень, который только смотрит.

Он был уверен, что женщина, говорившая с ним, воспримет его слова как намек на какое-то сексуальное извращение, но, к его удивлению, в динамике сразу же послышался другой голос, на сей раз знакомый.

— Лэнг, ты вернулся! Может быть, сегодня?..

— Нелли, — перебил ее Рейлли, — ты бы лучше впустила меня.

Замок щелкнул, и Лэнг открыл дверь.

На первой от входа лестничной площадке стояла и смотрела на него сверху вниз женщина, которой, как он точно знал, давно перевалило за пятьдесят. Тем не менее на вид ей нельзя было дать больше тридцати, разве что с маленьким хвостиком. Профиль у нее был очень четким, не перекошен из-за возрастной дряблости и морщин. Благодарить за это следовало пластического хирурга из Швейцарии, которого она регулярно посещала. Глаза еще сохранили легкую азиатскую раскосость, свойственную восточноевропейцам; это было, пожалуй, единственным указанием на то, что в Лондон она прибыла как Нелешка Дворшик, жена невозвращенца из Венгрии, которого, впрочем, она скоро бросила, обменяв на собственное предприятие, эксплуатировавшее древнейшую из человеческих профессий.

Поднявшись по лестнице на один марш, Рейлли оказался в помещении, больше всего походившем на вестибюль скромной небольшой гостиницы. Диваны и кресла стояли кучками, каждая из которых была повернута к одному из нескольких телевизоров. А вот чего вряд ли можно было бы увидеть в добропорядочных общественных местах, так это изрядного количества юных женщин различной степени раздетости. Эти женщины всех рас и немалой части национальностей, существующих на планете, не проявили к Лэнгу никакого интереса, невзирая даже на то, что клиенты приходили сюда крайне редко — здесь находился дом девочек, база, откуда они обслуживали весь город.

Нелли с неожиданной для ее хрупкой комплекции с силой обняла Рейлли и прикоснулась влажными губами к его щеке.

— Ну, что, Лэнг, решил, что хватит смотреть и пора перейти к делу? У нас есть даже пара девчонок из Америки, но я рекомендовала бы тебе свеженькую, которая только что приехала из Гонконга.

Лэнг медленно, как будто глубоко сожалея, покачал головой.

— Нет, Нелли, в другой раз. Ты не могла бы пристроить меня на пару дней?

Она театрально засмеялась и, взяв Лэнга под руку, провела его в соседнюю комнату.

— Пристроить тебя? Что значит «пристроить»? Надеюсь, что-нибудь такое, с чем мои девочки смогут справиться?

— Нет, Нелли. Твое предложение очень, очень заманчиво, но мне нужно… э-э… спрятаться на день-другой.

— Мой дом — твой дом, Лэнг. Если захочешь чего-нибудь или кого-нибудь — только скажи.

 

Глава 48

Дизенгоф

Тель-Авив

На следующее утро

Тэли Йент не была косметологом, но каждое утро (кроме Шаббата, конечно) приходила в косметический кабинет на улице Дизенгоф — некогда один из самых фешенебельных районов города. Район все еще славился по инерции своими кофейнями, дискотеками и магазинами, но всюду проглядывала старость, как проплешинки выдают истинный возраст роскошного когда-то мехового манто. Кабинет посещали в основном клиенты старшего возраста — те, кто привык бывать здесь, пока находились в расцвете сил. Большинство из них были уроженцами Западной Европы или Соединенных Штатов, и поэтому смолоду привыкли к существованию такого проявления роскоши, как замена молодости уходом за лицом, массажами и хитроумной укладкой волос. Вначале Тэли заметила, что, несмотря на то, насколько старательно другие девочки в белых халатиках втирали ароматные бальзамы в пористую кожу, независимо от количества теней для век и блеска для губ или искусства, с которым они укладывали посетительницам редеющие волосы, чтобы скрыть их недостаток, в действительном выигрыше оказывалась лишь касса заведения. И, возможно — только возможно! — настроение обихаживаемых клиентов.

Тэли работала в этом здании уже два года, с тех пор, как вернулась в Израиль с ученой степенью по информатике Юго-западного университета — на самом деле довольно маленькой школы для помешанных на электронике и математике, которая находится в городе Мемфисе, штат Теннесси, за несколько кварталов от ограничивающей город с востока могучей Миссисипи. На второй день после возвращения домой к ней подошел обаятельный молодой человек, который сказал, что набирает на работу людей, хорошо знающих компьютеры и английский язык. Она так и не узнала, какие баллы набрала на вступительных тестах, но были они гораздо труднее любых контрольных, которые ей доводилось сдавать во время обучения.

А потом ей сказали, где она на самом деле теперь работает.

Ей было двадцать четыре года, предвкушение высокого заработка и постоянных азарта и волнения, неотделимых от работы на израильскую разведку «Моссад», сладко щекотали ее воображение. Когда оказалось, что весь ее шпионаж сводится к сидению за компьютерным терминалом, Тэли, конечно, была разочарована. Но, помимо всего прочего, нынешняя работа засчитывалась ей в срок обязательной военной службы.

Итак, шесть дней в неделю она приходила на работу в здание без таблички с номером, похожее на любой из многоэтажных домов в стиле «баухаус», сугубо деловых и утилитарных, которые были возведены в 1950-х годах, когда волна иммиграции поднялась на недосягаемую высоту. Тогда и сам город, построенный на месте нескольких поселений и древнего порта Яффы, откуда Иона начал свое самое странное из известных человечеству путешествий, был совсем новеньким.

Каждый день Тэли обменивалась несколькими словами с девушками, которые, когда она пересекала салон, уже возились с волосами или наносили грязевые маски на лица клиенток. Она не имела понятия о том, были ли они на самом деле косметологами или, как и она, работали еще и на «Моссад». Пройдя через просторный ярко освещенный зал с множеством зеркал вдоль стен, Тэли открывала дверь с надписью «Служебное помещение» и спускалась на несколько лестничных пролетов к другой двери, по сторонам которой всегда стояли двое вооруженных мужчин в военной форме. За дверью находилась длинная комната, в которой помещались лишь два ряда компьютерных экранов. Там всегда было светло, поддерживалась постоянная температура в двадцать градусов по Цельсию, но все равно помещение всегда наводило Тэли на мысль о темной пещере в склоне горы посреди пустыни, где мог бы жить Илия или какой-нибудь еще из иудейских пророков.

Этим утром возле рабочего места ее ожидал мужчина, которого она никогда прежде не видела. На его ветровке красовалась карточка официально допущенного посетителя. Он был высоким, с потемневшей от естественного, солнечного загара кожей и с явным удовольствием то и дело демонстрировал прекрасные зубы. Судя по акценту, с которым незнакомец говорил на иврите, он был британцем.

— Мне порекомендовали обратиться к вам.

Тэли сразу насторожилась. Редкий день у нее проходил без того, чтобы кто-нибудь не начинал… как это говорят американцы… доставать ее. Мужчины доставали ее постоянно. Они то и дело обращались к Тэли за разного рода помощью, что причиняло ей немало трудностей. Но она ничего не сказала, а села на свое место и включила машину.

— Мне нужна кое-какая информация, — сказал незнакомец, ничуть не задетый молчанием Тэли.

Она набрала пароль, который появлялся на экране как линия из звездочек.

— Запросы на информацию поступают через главное бюро.

Он нагнулся над ее плечом.

— Совершенно верно. Но этот запрос поступил от старого друга нашей организации, его требования иногда выполняются помимо обычных каналов.

Тэли повернулась на стуле к незнакомцу и обратилась к нему по-английски:

— Давайте назовем вещи своими именами: вы приходите без предупреждения, не называете себя — и хотите, чтобы я бросила свои дела и, нарушая установленный порядок, дала вам информацию, на которую вы, может быть, имеете, а может быть, не имеете права. Так?

— Прошу прощения. — Незнакомец сунул руку в карман ветровки и вручил девушке сложенный вчетверо лист бумаги. Первым, на что Тэли обратила внимание, была рельефная печать на лицевой стороне и оттиснутое справа снизу красной штемпельной краской слово «секретно». — Да, действительно, следовало начать с этого.

— Это, несомненно, ускорило бы дело, — сухо согласилась Тэли и, прочитав то, что было напечатано на бумаге, вернула ее мужчине. — Это все, что вам нужно?

— Хотелось бы проводить вас на перерыв, когда вы пойдете пить кофе.

Было бы просто грубо не вознаградить эту, пусть неуклюжую, попытку флирта хотя бы улыбкой.

— Давайте сначала займемся вашей информацией.

Через несколько минут с делами незнакомца было покончено.

— Ну, что, как насчет кофе?

— Я не пью кофе в это время.

Улыбка впервые исчезла с его лица.

— Но я обычно ухожу отсюда в семнадцать ноль-ноль.

И лишь когда он ушел, Тэли поняла, что так и не узнала его имени.

 

Глава 49

Паб «Бык и роза»

Абингтон, Глостершир

На северо-запад от Лондона

На следующий день

Лэнг потягивал из пинтовой кружки тепловатое пиво и с восхищением рассматривал ухоженный розарий, мало чем отличавшийся от таких же садов, окружающих каждый шлюз на Темзе. Сам шлюз был чуть не битком забит маленькими прогулочными суденышками, на каждом из которых находились по нескольку любителей воскресных прогулок по реке и собак — от одной до целой своры. Люди в большинстве своем были одеты в купальные костюмы и радостно демонстрировали миру кожу цвета рыбьего брюха. Глядя на них, Лэнг не мог не задуматься (не в первый раз за свою жизнь) — а бывает ли в Англии столько солнечных дней, чтобы ее обитатели успевали хоть немного загореть?

Сидевший напротив него Джейкоб то и дело прикладывался к кружке с «черно-рыжим» — смесью стаута с элем, — оставляя на потемневшей от времени поверхности стола круги от влажного донышка кружки.

— Ничего подозрительного?

Лэнг покачал головой.

— Абсолютно. Приятель отвез меня на вокзал Виктория и купил билет, а я тем временем сидел в клозете и вышел к самому поезду. И менее чем за час добрался сюда. Кстати, почему ты выбрал именно это место? Здесь вроде бы ничего такого не происходит.

Джейкоб поглядел по сторонам. Река вяло текла справа налево, потом сужалась и проходила под арочным каменным мостом, который, казалось, опирался на густую ивовую рощицу. С другой стороны возвышался купол ратуши, одного из немногочисленных зданий, построенных во времена правления Кромвеля.

— Ты сам ответил на свой вопрос, дружище. Насколько я знаю, здесь нет никакой промышленности, одно сельское хозяйство. Одна местная летняя ярмарка, и никаких других событий. Мало бобби, еще меньше камер наблюдения.

Оба несколько секунд молчали, как будто обдумывали саму возможность существования такой пасторальной обстановки.

Джейкоб сунул руку в карман (не иначе, за трубкой). В этот момент Лэнг нарушил молчание.

— Ты сказал, что твои люди что-то раскопали?

Рука Джейкоба с трубкой остановилась на полпути ко рту.

— Да, действительно. Исходя из твоей предпосылки о том, что вся эта пакость каким-то образом связана с Израилем…

— Была связана с израильской разведкой, — поправил его Лэнг.

Джейкоб похлопал по карманам в поисках кисета.

— Ну, да. Я попросил кое-кого из друзей в «Моссад» начать с «дезерт иглов». Армия списала их четыре года назад. Занимался этим один парень из интендантства, полковник по фамилии Цвелк. Списанное оружие нужно было отправить на переплавку. Представь себе, какая перед ним встала дилемма — уничтожить пистолеты на несколько сотен тысяч долларов или сплавить их через черный рынок оружия, с которого вооружается «Хамас» и прочие террористы…

Лэнг улыбнулся, представив себе несчастного полковника, разрывавшегося между алчностью и служебным долгом.

— И?..

— В конце концов обнаружилось расхождение между объемом всей партии и фактическим количеством оружия, принятого сталеварами. Около сорока единиц.

Лэнг сразу забыл о пиве.

— Слишком много для канцелярской ошибки. Расследование было?

Теперь Джейкоб сосредоточенно рылся по карманам, отыскивая спички. Лэнг пожалел, что соблазнился видом и не предложил сесть внутри паба, где курить не разрешалось.

— Конечно, был шум, все как положено, электронная переписка, но все на этом и заглохло. Все равно Цвелк уже собирался выйти в отставку и поселиться в кибуце. В тот год предстояли выборы, и правительству не очень-то хотелось лишних скандалов.

В США, по сравнению с Израилем, политика казалась делом спокойным, а может быть, даже и скучным. В такой маленькой стране многие избиратели лично знали своих представителей и неистово выступали «за» или «против» них. Обвинение в адрес одной из многочисленных фракций, культов или сект чего-нибудь этакого легко могло подорвать неустойчивое равновесие сил, базирующееся на самых хрупких коалициях между группами, не имеющими никакого сходства в культуре, этническом происхождении или вере. Отпадение даже самой маленькой из таких групп могло опрокинуть правительство.

Лэнг откинулся на стуле, ожидая продолжения.

Джейкоб наконец-то разыскал коробку спичек с надписью «Мирабель», и в воздухе поплыли клубы зловонного дыма.

— Я потянул за кое-какие ниточки, как сказали бы вы, янки, и теперь имею представление о его личном деле. Похоже, что он приделал ноги не только этим пистолетам. Годом раньше загадочно исчезло десятка полтора автоматов «хеклер-кох МП5».

Именно такое оружие Лэнг имел возможность рассмотреть вблизи в окрестностях Брюсселя.

Джейкоб вынул трубку изо рта и заглянул в чашку. Лэнг понял, что эта театральная пауза должна усилить эффект от того, что его друг намеревался сказать дальше.

— Когда пропали «дезерт иглы», первое расследование еще не закончилось. Но полковник упорно утверждал, что не имеет ни о чем ни малейшего понятия.

— Странно, что он действовал так неосторожно, — сухо заметил Лэнг.

Джейкоб кивнул.

— Так вот, полковник Цвелк имел в прошлом отношение к «Моссаду». И там у него тоже были неприятности. Его подозревали в разглашении секретных сведений, но так и не смогли ничего доказать. И, чтобы избавиться от головной боли, перевели его в армейское интендантское управление.

Да, это было очень серьезным понижением в должности. Примерно как для офицера военно-морской разведки — перевод на камбуз.

Лэнг изо всех сил пытался не выдать нетерпения.

— Причина перевода указана?

Джейкоб молчал еще добрых пять секунд, пока раскуривал трубку от другой спички.

— Нет. Но мне удалось выяснить более интересную вещь. Во время службы наш бравый полковник имел полный доступ к «Эшелону» — насколько американцы и англичане открывали его для «Моссада».

— А это значит, что у него могли сохраниться связи там.

Джейкоб посмотрел на Лэнга поверх кружки.

— Допустим, приятель мог время от времени передавать ему записи отдельных разговоров, но откуда он мог знать, что именно требуется?

Лэнг вспомнил о пиве, допил из кружки и жестом подозвал официанта.

— Подключаясь к «Эшелону», ты получаешь в свое распоряжение систему фильтров и можешь выделять слова, имена, телефонные номера и все такое.

Джейкоб проводил взглядом идеальное колечко дыма, поднимавшееся к небу, пока оно не растаяло.

— Ладно, считаем, что ответ на вопрос о том, откуда им известно, где ты находишься, мы получили. Но кто же все-таки эти чертовы «они»?

Лэнг отлично понимал, что последний вопрос чисто риторический, и его друг намерен сказать что-то еще.

— Уверен, что на этом ты не остановился.

Джейкоб снова чиркнул спичкой.

— Ну, ты же меня знаешь! В биографии этого парня имеются довольно любопытные подробности. В частности, его родители принадлежали к секте, объединяющей чрезвычайно консервативных евреев-националистов, которые называют себя ессеями.

Лэнг на мгновение задумался. Название показалось ему знакомым.

— Это не то племя, которое обитало в пустыне неподалеку от Кумрана, где нашли «свитки Мертвого моря»?

— Не просто обитало, а очень капитально устроилось. У них там был водопровод, огромные пещерные залы для собраний, даже монета собственной чеканки. Они поселились в пустыне еще до Рождества Христова, на некоторое время ушли оттуда после землетрясения и вернулись в эпоху Ирода Великого. Они представляли одно из трех ведущих религиозных направлений среди иудеев, наряду с фарисеями и саддукеями.

— И что, они до сих пор там обитают?

Трубка вновь погасла и никак не желала разгораться.

— Знаешь, похоже на то. Конечно, эта партия давно отказалась от самоизоляции, но верность своим порядкам сохраняет. У них собственный кибуц, все они крайние сионисты и продолжают соблюдать многие из древних традиций. Они, пожалуй, были бы похожи на ваших амишей, если тех скрестить с союзом ветеранов зарубежных войн.

Использование самых хитроумных подслушивающих устройств, какие только были известны миру, похищение современного оружия и постоянная готовность убивать никак, по мнению Лэнга, не вязались с эксцентричными, по мнению большинства, но до крайности миролюбивыми фермерами из Пенсильвании.

Лэнг вновь задумался.

— Сомневаюсь, что у твоего полковника могут быть какие-нибудь связи в Брюгге.

Джейкоб, ковырявший своим любимым шилом в чашке трубки, на мгновение приостановил свое занятие.

— Брюгге? Ты о городе в Бельгии?

— О нем самом.

— Даже странно такое слышать. Видишь ли, Брюгге — чуть ли не единственное место за пределами Израиля, где сохранилась заслуживающая упоминания группа ессеев — потомки тех, кто поселился там еще в средние века, когда евреи были единственными банкирами в Европе. Ведь вы, христиане, долго считали, что давать деньги в рост грешно. Эта партия финансировала кружевное и ткацкое дело по всей испанской империи, в которую невесть сколько столетий входила Бельгия. И, как и их сородичи в Израиле, они держатся скрытно и стараются, по возможности, избегать контактов с внешним миром.

— Довольно неожиданная информация.

— «Моссад» присматривает за теми группировками евреев, от которых можно ожидать излишней воинственности, будь то хоть дома, хоть за рубежом. Но почему?..

Лэнг медленно кивнул.

— И, если копнуть подноготную Беньямина Ядиша, выяснится, что он был ессеем. Верно?

Оба вновь умолкли, обдумывая последние слова Лэнга, а потом Джейкоб поднялся.

— Судя по тому, сколько эти беспредельщики перебили народу — если, конечно, это сделали они, — я бы сказал, что быть евреем для этого вовсе не обязательно. — Закончив свою невнятную тираду, он оглянулся на паб. — До чего же зловредная эта смесь. Нужно пойти отлить.

Лэнг проводил друга взглядом, на самом деле не видя его. Секта. Сионизм. Закрытость. Такое случалось сплошь и рядом — члену какой-то группы, заподозренному в нелояльности, раз и навсегда затыкали рот. После преодоления первого барьера прибегать к убийству как способу заставить замолчать людей, которые даже не имели никакого отношения к группе, становилось все легче и легче. Подтверждение тому — изменение поведения его противников: начав с предупредительных выстрелов в «Андерграунде», они теперь готовы были убивать направо и налево.

Конечно, могло оказаться и так, что ессеи — всего лишь мелкая иудаистская секта, а Цвелк — простой вор, бедный и нечистый на руку чиновник военной канцелярии. Могло… Но Лэнг так не считал. Ученых убили не из-за того, что они обнаружили, а из-за того, что могло последовать за этим открытием.

Он настолько углубился в свои мысли, что не заметил подростка, который, прислонив свой велосипед к ограждению, пересек лужайку паба и остановился возле его столика.

— Мистер Рейлли?

Лэнг вскинул голову и увидел рыжего мальчишку с усеянными веснушками пухлыми щеками, лет одиннадцати-двенадцати.

— Да.

Мальчик протянул ему конверт.

— Это вам.

Лэнг машинально взял конверт.

— От кого?

Мальчик указал на темную «Ауди», стоявшую в отдалении от тротуара. Машина тут же тронулась с места, и Лэнг не успел разглядеть номер.

Лэнг открыл конверт. Сначала он подумал, что там ничего нет. Но потом из него выпало колечко — локон рыжих волос. Определенно, не таких, как у посыльного…

Изумрудное кольцо, о котором сообщила ему Сара, и необъяснимое отсутствие Алисии на работе соединились в жутком открытии, от которого Лэнг чуть не задохнулся.

Он схватил мальчика за запястье.

— Кто они? Эти люди, которые тебя прислали?

Ребенок дернулся, пытаясь вырваться, но безуспешно.

— Не знаю, честно, не знаю! Они дали мне пять фунтов, этот конверт и показали на вас. Мне больно!

Лэнг понял, что ребенок говорит правду, и разжал руку. Мальчик потер запястье и быстро попятился, словно боялся, что Лэнг снова схватит его.

Когда Джейкоб вернулся, Лэнг прижимал к уху «блэкберри», уже нисколько не беспокоясь о том, сколько народу может слушать его разговор.

— Сара? Да, это я. Извините, что тревожу вас в выходной… Послушайте: в понедельник отложите все дела, свяжитесь с представительством Министерства юстиции и узнайте, должна ли была Алисия Уорнер работать на прошлой неделе. — Он немного помолчал и кивнул, как будто секретарь могла его видеть. — Да, я знаю, но выдумайте какой-нибудь убедительный предлог. Заранее благодарю вас.

Джейкоб опустился на свой стул.

— Знаешь, использовать эту штуку все же рискованно. Ессеи, или кто там еще, вполне могут выследить тебя, если еще не бросили этого…

— Они уже выследили, — перебил его Лэнг и швырнул на стол конверт.

 

Глава 50

Новый Скотленд-Ярд

Бродвей

Лондон

В то же самое время

Фицвильям пытался сдержать дурное настроение, которое всегда овладевало им, если приходилось работать в выходные. Угрызения совести, посетившие его, когда он утром поцеловал на прощание Шэндон и ушел на работу, инспектор отмел как нечто иррациональное. С какой стати ему расстраиваться из-за того, что он не может поехать вместе с нею в Манчестер, чтобы поглядеть на новорожденного внука? Тем более что непрерывно вопящие, пачкающие пеленки и срыгивающие младенцы никогда не входили в число любимых им существ, независимо от степени родства. Пусть ими пока что занимаются няньки или даже родители. А он лучше подождет годочек до тех пор, пока ребенок не приобретет хотя бы некоторое сходство с человеком.

Еще хуже поддавалась логическому объяснению враждебность, которую он испытывал к своему помощнику Пателу, виновнику утреннего провала.

Пател со своей извечной яркой улыбкой на смуглом лице, как всегда, пропитанный запахом карри, стоял, отгородившись от стола инспектора спинками двух стульев. Если неудачи последних двух дней сколько-нибудь тревожили его, то по его виду заметить этого было невозможно.

Уже в третий раз Фицвильям поглядел на рапорт — единственную бумагу, которая лежала на столешнице казенного стола, обклеенной какой-то дрянью, безуспешно пытавшейся сойти за хотя бы плохонькое дерево.

— Не понимаю, как ты умудрился потерять его.

Пател пожал плечами.

— Он очень хитер. Вы же знаете, за этим адвокатом Аннулевицем следили двое — я и еще один парень. Мы видели, как он в семь двадцать одну вышел из дома. Или, по крайней мере, человек, одетый в его пальто, сел в его машину и выехал со стоянки. Естественно, сэр, мы отправились следом — в Ноттинг-хилл, сэр. Когда машина остановилась на другой стоянке, оттуда вышла женщина, которую мы позже идентифицировали как Рэйчел Аннулевиц. Естественно, я тут же позвонил, и для наблюдения за квартирой Аннулевица отправили еще двоих человек, сэр. Но пока что мистера Аннулевица мы не видели.

И черта с два вы его увидите, подумал Фицвильям, ощущая, что у него вот-вот разболится голова. Он уже вполне мог выбраться из страны вместе с этим американцем.

Но лишь тяжело вздохнул.

— Что ж. Пусть наблюдатели остаются на месте, и держи меня в курсе всех событий.

— Сэр!..

Пател повернулся почти по-военному и направился к двери.

— И еще, Пател…

Тот остановился и оглянулся через плечо.

— Сэр?

— В следующий раз, если случится что-нибудь подобное, пусть один человек отправляется за машиной, а второй остается на месте. Или, еще лучше, сразу вызывай подкрепление.

— Да, сэр, — отозвался Пател с безмятежной улыбкой, начинавшей уже по-настоящему бесить Фицвильяма.

Инспектор выждал, пока за его помощником закроется дверь, и полез в ящик стола за пузырьком аспирина. Ему хотелось оттянуть тот момент, когда придется сообщить Рауху, своему коллеге из Вены, что Скотленд-Ярд упустил единственного известного знакомого Рейлли.

Фицвильям отыскал лекарство, принял таблетку и лишь после этого снял телефонную трубку. Ожидая соединения, он думал о том, какой же скандал поднимется, если он переведет Патела в какое-нибудь из окраинных лондонских отделений Ярда, например, в Вапинг. Будь на его месте белый, никто и слова не сказал бы.

Но Пател, увы, не был белым, а поборники равенства отказывались признавать служебную некомпетентность, если неумеха имел кожу не белого, а какого-нибудь иного цвета.

Инспектор успел принять еще одну таблетку аспирина, прежде чем услышал голос в трубке.

 

Глава 51

Паб «Бык и роза»

Абингтон

В то же самое время

Джейкоб растерянно уставился на локон.

— Знаешь, я ничего не понимаю.

Лэнг наскоро объяснил, что к чему. Тем временем ему принесли следующую кружку с пивом. Он с удовольствием увидел, что Джейкоб убрал в карман трубку, курительные причиндалы и тоже помахал пустой кружкой, призывая официанта.

— С нетерпением жду встречи с твоей новой птичкой.

— Надеюсь, что дождешься. Но сначала нам нужно кое-что сделать. Судя по всему, она находится у Цвелка и его людей.

— Если он серьезно участвует в этом деле. Ну а я думаю, что вскоре ты получишь какой-то ультиматум.

Лэнг подался вперед, поставив локти на стол.

— А почему ты считаешь, что я его не получил в виде этого конверта?

Джейкоб поджал губы на секунду и указал на лежавший на столе «блэкберри».

— Я рискнул бы предположить, что они хотят, чтобы ты и дальше пользовался этой штукой, и начнут что-нибудь делать только после того, как удостоверятся, что чипа нет на месте.

— Но это означает, что они будут держать меня в поле зрения.

— Нет, это означает, что ты будешь лезть из кожи, чтобы они держали тебя в поле зрения и ни в коем случае не потеряли.

Лэнг некоторое время обдумывал эти слова.

— Думаю, что они и сейчас наблюдают за нами.

Обоим захотелось обернуться, но они удержались.

— Но это не значит, что мы не можем начать, — сказал Джейкоб и, поднявшись, одним глотком осушил свою кружку.

— Пойдем, — согласился Лэнг, последовав его примеру.

— Куда?

— На прогулку, чтоб ее! А куда еще-то?

Через несколько минут они уже шли по поросшему густой свежей травой берегу реки. Отойдя немного от шлюза, Джейкоб остановился у причала, к которому было привязано пять или шесть весело раскрашенных лодок с веслами и укрепленными на корме маленькими подвесными моторчиками. Плакат, сообщавший о том, что лодки сдаются по часам, безжизненно обвис в почти неподвижном воздухе.

— Плавал когда-нибудь по Темзе? — осведомился Джейкоб.

— Нет, даже и в голову не приходило.

— Очень зря. Видишь ли, сразу же выше Лондона она сужается чуть ли не до размеров ручейка с очень медленным течением и становится идеальным местом для прогулок — хоть на день, хоть на неделю — в зависимости от того, насколько далеко ты хочешь забраться. К берегу можно причаливать где угодно, и плыви себе от Мейденхеда хоть до Хартфордширских болот. Отличный способ посмотреть Хэмптон-корт, Оксфорд и кучу всего еще.

Лэнг остановился, глядя, как Джейкоб дает кредитную карточку дежурившему на причале человеку.

— Спасибо, учту.

Он посмотрел по сторонам, но, естественно, не смог увидеть никого подозрительного среди людей на лодках, компаний, расположившихся на пикник на склоне берега в нескольких шагах одна от другой, и прочего народа, наслаждающегося погожим днем.

Отойдя от берега, Джейкоб включил мотор на полную мощность, и лодка двинулась вперед со скоростью около трех узлов. На реке было почти так же тесно, как и в шлюзе. Спортивные лодки, такие же, как у них, шлюпки, изредка попадавшиеся длинные изящные многоместные прогулочные катера и другие суденышки — все двигались примерно в одном неспешном темпе. Лэнг не мог не обратить внимания на жмущиеся к воде дома. Они были столь же разнообразны, как и лодки на реке — то скромный коттедж, то тюдоровский особняк.

Со своего места на носу Лэнг повернулся назад. Джейкоб одной рукой управлял мотором, а другой прижимал к щеке сотовый телефон.

— Это все отлично, но я не понимаю, как прогулка по реке…

Джейкоб выпустил ручку мотора и махнул Лэнгу, чтобы тот молчал. Лодка опасно вильнула и покачнулась.

Не говоря ни слова, Джейкоб развернул лодку, описав по воде широкий полукруг, с минуту плыл в обратном направлении, а потом снова развернулся. Рейлли ухватился за борта, ожидая еще одного резкого крена, но тут же сообразил, что Джейкоб направил лодку прямо в обрамленный развесистыми ивами лодочный сарай, расположенный перед георгианским особняком с белым контрастным каркасом. Дверь поднялась, мотор сразу стих, и лодка по инерции вошла внутрь. Сразу же за ее кормой дверь вновь закрылась.

Лэнг хлопал глазами, пытаясь привыкнуть к полутьме, казавшейся после яркого солнца над рекой почти полным мраком.

— А ты, наверное, когда я начал закладывать петли по реке, решил, что я рехнулся? — ехидно осведомился Джейкоб.

— Действительно, мелькнула такая мысль.

Джейкоб ловко намотал веревку на утку рядом со слипом.

— Просто хотел убедиться, что наши друзья не успели тоже нанять лодку и не спешат, чтобы испортить нам прогулку. — Он взобрался на деревянный настил. — Пойдем в дом.

Лэнг последовал за ним.

— Но я думал, что нам нужно, чтобы они знали, где я нахожусь.

— Они найдут нас сразу же после того, как мы вернем лодку. Идем, время не терпит.

Укрываясь в тени деревьев, Лэнг проследовал за другом к дому. Когда до входа оставалась пара шагов, дверь открылась, как по волшебству. За нею, невидимый снаружи, стоял мужчина. Несмотря на теплый, почти жаркий день, он был одет в неброский шерстяной свитер, сквозь петли которого просвечивала белая рубашка. Не говоря ни слова, мужчина проводил Лэнга и Джейкоба по коридору, лишенному какой-либо мебели или обстановки. В открытые двери было видно, что комнаты по сторонам тоже пусты.

Все конспиративные базы — хоть Управления, хоть «Моссада» — были похожи одна на другую.

Их провожатый открыл дверь в конце коридора; за нею начиналась ведущая вниз лестница. Спускаясь по ней, они ощутили поток прохладного воздуха.

Помещение, куда они попали, освещали лишь экраны множества компьютерных мониторов. В темноте Лэнг различал только силуэты операторов.

Джейкоб сел за один из компьютеров и жестом предложил Рейлли устроиться рядом. Провожатый, так и не издав ни звука, исчез в темноте.

Джейкоб нажал кнопку, компьютер начал загружаться.

— Отличное место, правда? Настоящая дача для тех, кто устал от города.

Лэнг совершенно не понимал, чем компьютерный зал в старинном загородном доме так уж сильно отличался от аналогичного помещения в выделенной «Моссаду» части израильского посольства в Лондоне.

Экран, перед которым они сидели, засветился. К изумлению Лэнга, его друг попросту вошел в Интернет, точно так же, как это сделал бы любой человек, обладающий доступом к Сети, в любом уголке мира.

— Только не говори, что собираешься купить что-нибудь на «Амазоне».

— Нет, я не способен на такие сложные вещи, — ответил Джейкоб, не отворачиваясь от монитора. — Ты заметил, что я вызвал Гугл?

— Ты собираешься «прогуглить» Цвелка?

— Не совсем так. Но я использую сайт, которым может воспользоваться любой дурак, имеющий интернет-подключение.

Лэнг наблюдал, как на экран наползало, судя по всему, спутниковое видеоизображение коричневой земли.

— Чем мы любуемся?

— Израилем. Точнее говоря, его частью близ сектора Газа.

Джейкоб, щелкая мышкой, увеличивал масштаб, и на экране стали проявляться детали. На коричневом фоне пустыни, которую представляли собой окрестности палестинской Газы, замелькали зеленые клочки садов и полей израильтян. Много народу по всему миру удивлялось успехам израильского сельского хозяйства в пустыне, притом, что за границей простирались безжизненные пески. Лэнг знал, что причина тут была не в трудолюбии или талантах, а попросту в применении современной ирригации, которая кормила еврейские фермы, в то время как соседи-арабы от нее отказались.

На экране теперь было видно с десяток плоских крыш и расплывчатые намеки на стены. Спутник находился прямо над домами, так что контуры объектов определяли не их геометрические очертания, а отбрасываемые тени.

— Максимальное разрешение, — объявил Джейкоб. — Это кибуц Цвелка в режиме реального времени. Если твоя подруга у него, то она находится в одном из этих зданий.

Лэнг, как зачарованный, уставился на экран.

— Ты хочешь сказать, что любой, у кого есть компьютер, может вот так посмотреть сверху вниз на Землю?

— Если знает координаты или, в цивилизованном мире, адрес. Конечно, ночью или в облачные дни система не настолько полезна.

Н-да, значит, более или менее уверенным в том, что за твоей личной жизнью не наблюдают из космоса, можно только в темноте или при ненастной погоде…

Вдвоем они молча рассматривали маленькое стадо животных; Лэнг решил, что это овцы или козы, которых куда-то перегоняют. Человек, пол которого определить при таком ракурсе было невозможно, прошел из одного здания в другое.

Джейкоб указал на здание в середине поселка.

— Видишь, сколько автомобилей? Там что-то происходит. Необычно для Шаббата. Сдается мне, что она там, а автомобили принадлежат охранникам.

— Или они просто празднуют субботу.

— Конечно, и это возможно, — согласился Джейкоб, — но эти люди — страшные консерваторы и свято блюдут законы. А законы запрещают любую работу, в том числе и езду на автомобилях. Готов поспорить, что и легковушки, и грузовики стоят там со вчерашнего вечера, а причина, по которой около дома столько техники, по-моему, только одна — там несколько смен охраны.

Лэнг кивнул.

— А распечатать это ты можешь?

— И не только это. Я могу распечатать и то, что ты видишь, и все, что вокруг, на несколько миль. Но ведь ты же не думаешь, что я думаю о том, что ты думаешь?

Лэнг усмехнулся.

— Конечно, думаю. Идешь?

Джейкоб вздохнул и медленно, тщательно навел курсор на иконку с изображением принтера.

— Почему бы и нет? Я давно, очень давно не был дома.

— А что скажет Рэйчел?

Джейкоб посмотрел Лэнгу в лицо.

— Ты же не думаешь, что я сказал ей, куда и зачем отправляюсь? Что ты, если бы моя дорогая об этом узнала, она пришла бы в ярость.

Или хуже того, добавил мысленно Лэнг, она тоже отправилась бы с нами.