Рид Бэннон сноровисто привязывал припасы к плотику из тополиных сучьев, стянутых вместе гибкими плетьми дикого винограда. Одновременно он давал Тресси последние наставления, стараясь перекричать оглушительный рев реки.

– Ты, главное, цепляйся покрепче, держи голову над водой да работай ногами. Остальное я беру на себя.

Он сжал губы, упорно не желая даже глянуть в сторону Тресси. Рид сильно сомневался, что им удастся перебраться благополучно. В одиночку он, быть может, и справился бы, но с этими пожитками да еще вдобавок с перепуганной до полусмерти девчонкой… Сумеет ли он, если придется, пожертвовать припасами, чтобы спасти Тресси? За эти годы Рид хорошо научился обманывать собственные страхи. Это было полезное умение, так как жизнь его всегда полна опасностей. Но сейчас он знал одно – если встретится взглядом с зелеными мерцающими глазами Тресси, она вмиг распознает его проклятую неуверенность. И тогда они уж точно не переправятся через реку.

Тресси казалось, что она понимает, почему Рид не хочет смотреть на нее – попросту злится, что она висит на его шее бесполезным грузом. Он, верно, ни о чем ином и не мечтает, как бы поскорее избавиться от нежеланной спутницы. Если в воде Тресси вдруг ослабнет, отстанет, Рид именно так и поступит – поплывет себе дальше, волоча плотик с припасами, и оставит ее тонуть. В конце концов, какое ему дело до Тресси? Он небось только рад будет избавиться от такой обузы. Правду говоря, в глубине души Тресси все же не верилось, что Рид Бэннон может оказаться так бессердечен, но она твердо решила, что переправится через реку, чего бы ей это ни стоило.

Если б только она умела плавать! Кто мог знать, что в один не слишком прекрасный день Тресси придется встать перед выбором – плыть или умереть в безжалостных водах Норт-Луп? Одно дело – плескаться в чистом лесном ручье либо тихой заводи, и совсем другое – шагнуть в бурный поток воды, которая плескалась о ноги девушки, словно пробуя на вкус обреченную жертву. Тресси судорожно сглотнула и уставилась на спину Рида. Он снял рубашку, и лопатки его торчали вызывающе, словно лопасти мельничного колеса. У правого плеча, на бронзово-смуглой коже лиловело выходное отверстие затянувшейся недавно раны. Что, если у Рида не хватит сил удержать Тресси? Неужели он и вправду бросит ее на произвол судьбы, спасая себя и бесценные припасы? Она даже хотела спросить об этом прямо, но передумала.

Внезапно Рид обернулся к ней, и непостижимо черные глаза перехватили взгляд Тресси. Слабая усмешка мелькнула на его угрюмом лице. Без единого слова он шагнул в беснующуюся воду и шел, покуда поток не стал захлестывать веревку, которой Рид обвязал себя под мышками. Плотик с припасами заплясал на воде, и веревка натянулась.

– Не бойся, мы справимся! – крикнул Рид, и шум воды едва не заглушил его слова. – Ты только не открывай рта, а если нырнешь – задержи дыхание.

– Нырну? – Тресси, уже глубоко вошедшая в воду, при этом слове попятилась.

– Куда? – рявкнул Рид и поплыл вперед, рассекая воду на диво сильными взмахами рук и волоча за собой плотик и Тресси – прямо в мутную быстрину Норт-Луп. Вне себя от ужаса, девушка крепко вцепилась в сучковатый шест.

– Ну почему мне нельзя плыть на плоту вместе с припасами?

Вопрос этот едва успел сорваться с ее дрожащих губ, как Тресси осознала, что под ногами больше нет дна. Мгновенно позабыв все наставления Рида, она открыла рот, чтобы закричать, хлебнула воды и окунулась с головой. Цепляясь за плот, девушка вынырнула и закашлялась, отплевываясь от воды. Ею овладел панический ужас. Где же Рид? Что там, говорил он, нужно делать, чтобы не утонуть? В голове Тресси бесцельно метались обрывки мыслей. Рид не даст ей погибнуть, правда ведь? Или все же… Без припасов ему не выжить, а вот без нее он замечательно обойдется.

Тресси сплюнула мутную тошнотворную воду и сощурилась, пытаясь оглядеться. Чуть впереди она с трудом различила Рида – он плыл себе как ни в чем не бывало, увлекая за собой груженый плот. Сейчас их затея показалась Тресси совсем безнадежной. Могучий поток безжалостно сносил их вниз по течению реки, швыряя, точно плавучие бревна. Задыхаясь, отчаянно стараясь держать голову над водой, Тресси наудачу оттолкнулась ногами, как советовал Рид, и ощутила слабое, но несомненное движение вперед. Тогда она энергичней заработала ногами, и оказалось, что плавать на самом деле не так уж трудно. Очень похоже на путешествие по прерии – вначале идешь размеренным, ровным шагом, а потом прибавляешь ходу и пускаешься бегом. Девушка сосредоточилась, отчаянно работая ногами, и с торжеством убедилась, что потихоньку продвигается вперед.

Хотя течение реки по-прежнему сносило жалкий плотик и его экипаж к востоку, дальний берег казался теперь чуточку ближе. Тресси трудилась в поте лица, но жадная река сдавалась неохотно, и в конце концов девушка почувствовала, что руки и ноги у нее отяжелели, точно налились свинцом. Еще немного – и она совсем не сможет двигаться. Тогда лучше всего разжать руки, чтобы Рид один сумел благополучно добраться до берега. Жалкая плоть оказалась слабее духа, да и ледяные объятия воды сделали свое – силы покидали Тресси с пугающей быстротой. В тот самый миг, когда ее пальцы уже почти соскользнули с отсыревшего края плота, девушка ударилась коленями о речное дно. Жесткая галька ободрала кожу с колен даже сквозь промокшие брюки, но Тресси не почувствовала боли. Победа! Из глаз ее брызнули слезы. Они будут жить, они не умрут! Девушка захохотала, торжествующе завопила что-то и, хлебнув ледяной воды, отчаянно закашлялась.

Рид точно и не заметил, что они выбрались на мелководье. Он все брел по речному дну, упрямо наклонив голову – словно конь, запряженный в повозку с непосильным грузом. Плот плясал на воде, и проворное течение все еще грозило увлечь его на быстрину.

– Тресси, помоги! – крикнул Рид. – Хватайся за плот… подтолкни…

Девушка подняла лицо, мокрое от воды и слез. Собрав остатки сил, она налегла на плотик, кое-как вытолкнув его на берег, и обессиленно повалилась навзничь рядом с ним.

– Ура! – закричала она прямо в ясную синеву неба. – Мы победили! Ура!

Рид стоял на берегу на четвереньках, надрывно кашляя. Он качался из стороны в сторону и отчего-то никак не мог остановиться.

Тресси подползла к нему, положила руку на мокрую спину – мышцы его окаменели, не в силах расслабиться.

– Слышишь, Рид? Мы победили! Мы уже на том берегу!

Налегая на бечевку, она оттащила плот подальше от воды и, уже совершенно лишившись сил, рухнула рядом со своим спутником.

– Мы победили, победили, победили! Я уже думала, что вот-вот утону, но мы все равно победили. Знаешь, я теперь умею плавать. Ты видел, как я плыла? Видел? Я отталкивалась ногами, работала изо всех сил и…

– Тресси! – слабо простонал Рид.

– Что такое? Что?

– Заткнись.

Перекатившись на спину, она запрокинула лицо к бездонной чаше ослепительно синего неба и радостно рассмеялась. Смеялась Тресси, как дитя, да она и была совсем еще дитя… и очень скоро Рид, не выдержав, присоединился к ней. Отсмеявшись, они вместе принялись распутывать узлы веревки, которой Рид привязал к себе плот.

– Да стяни ты ее через голову, – с досадой сказала Тресси, но Рид упорно продолжал возиться с непокорными узлами.

Тресси опустилась перед ним на колени и взяла его руки в свои.

– Ну же, Рид, прекрати. Давай я помогу тебе. Мгновение Рид молча смотрел на нее. Тресси стояла перед ним на коленях – насквозь промокшая, дрожащая, с сияющей детской улыбкой. Неотразимая и до боли живая. Они вместе боролись со смертью и победили. Тресси тоже немало сделала для этой победы. Пожалуй, она права. Когда она, прижимаясь полной грудью к озябшей коже Рида, стащила с него веревку, он притянул девушку к себе и заключил в крепкие объятия. Глядя в ее милое, побледневшее от холода личико с чуть дрожащими пухлыми губами, он изнывал от безумного желания поцеловать ее. То была вовсе не плотская страсть, которую тогда, в хижине, с умыслом распалила в нем Тресси. Такую трепетную нежность познает всякий мужчина, впервые увидев женщину, о которой подумает, что с ней можно разделить всю свою жизнь. Увы, Рид Бэннон не мог себе позволить таких мыслей. Какая же это женщина, это почти ребенок. Больше он не может, не имеет права забывать об этом.

Тресси зачарованно глядела в его черные, непроницаемые глаза. Секунду ей казалось, что Рид сейчас поцелует ее. Она вовсе не собирается возражать и сопротивляться. Но, увы, он почему-то передумал. Они еще немножко постояли так, обнявшись, затем улеглись рядышком на берегу, чтобы просушить на солнце промокшую одежду.

Спустя некоторое время, отдохнувшая и посвежевшая, Тресси перевернулась на живот и, подперев кулачками подбородок, уставилась на своего спутника.

– Послушай, Рид…

Он глубоко вздохнул и лишь затем отозвался:

– Ну, что еще?

– Сколько рек нам придется пересекать вплавь?

– Почем я знаю? Я их не считал. Одно мне известно наверняка: я от всей души надеюсь, что ты научишься плавать прежде, чем мы попадем на место.

– Но ведь я уже плыла, – возразила Тресси, кивнув на реку.

Рид выразительно хохотнул и, поднявшись, отвязал от плота ружье и всякие их нехитрые пожитки.

– Пора, – сказал он, глядя на девушку сквозь густые полуопущенные ресницы. – Только прежде напейся вдосталь. Жаль, что нам не в чем взять с собой воду – остается лишь надеяться, что после дождя осталось довольно луж и мелких заводей. – Рид взвесил на руке ружье. – Понесешь его?

Примерно около полудня они разделили поровну горстку сморщенных сырых овощей и сжевали их на ходу, даже не замедлив шага.

– У меня ноги болят, – пожаловалась Тресси чуть позже.

– Не сомневаюсь, но к этому мы рано или поздно привыкнем. Вначале стираешь ноги до крови, но в конце концов ступни становятся твердыми, как башмачные подошвы. Носки пришлись бы нам весьма кстати. У тебя случайно нет носков?

Тресси горько рассмеялась:

– Откуда?

Рид что-то проворчал себе под нос.

Вскоре они набрели на родник, окруженный кустарником и молодыми деревцами. Напившись, разулись и опустили ноги в холодную воду. Блаженство!

– Как ты узнаешь, куда нам идти? – спросила Тресси.

– Примерно завтра мы дойдем до Ниобрары, а оттуда двинемся на запад, в Вайоминг.

Тресси спрашивала совсем не об этом, но все же кивнула, с ужасом думая о том, сколько рек им еще предстоит пересечь в пути.

– Почему же тогда мы не пошли к реке Платт?

– Потому что незачем идти на юг, если потом все равно возвращаться на север, – пробормотал Рид и вынул босые ноги из воды. – Ну, пора и в путь. До темноты мы сумеем пройти еще не одну милю.

Вопреки его ожиданиям пройти в этот день им удалось немного. Стертые до крови ноги отказывались двигаться дальше. У небольшой заводи, милях в двух западнее предыдущей стоянки, Тресси ощутила, что ее башмаки становятся скользкими от крови. Она все сильнее отставала от Рида.

Наконец Тресси без сил рухнула на колени и жалобно крикнула:

– Ради всего святого, давай все-таки остановимся! Я просто больше не могу идти.

Рид оглянулся и, сильно хромая, вернулся к Тресси.

– Впереди есть вода, так что постарайся пройти еще немного. Ну же, девочка, смелее, ты ведь у меня умница…

– Откуда тебе знать, что там есть вода? – простонала Тресси, раскачиваясь от нестерпимой боли. – Давай остановимся прямо здесь, а?

Рид окинул взглядом плоскую прерию, где оба они были как на ладони.

– Нет, – ответил он, – здесь слишком открытая местность. Тут мы станем приманкой, вот и все.

– Какой еще приманкой? – зло всхлипнула Тресси. – Кто же в здравом уме сунется по доброй воле в эти места?

– Медведи, индейцы, белое отребье – выбирай на вкус. Ну ладно, вставай. – Рид рывком поднял Тресси на ноги.

Девушка сердито вырвала у него свою руку. Рид Бэннон, видимо, пытался напугать ее, и он добился своей цели.

– Да ладно, – бросила она сквозь зубы, – сама дойду.

Рид едва приметно усмехнулся, восхищаясь таким упорством. Тресси может спорить с ним, сколько ей заблагорассудится, но он-то хорошо знает, сколько опасностей подстерегает путника в прерии. Собственными глазами он видел, как незримая хворь в считанные недели косила целые отряды. Индейцы и дикие звери – это еще не все, чего следует опасаться. Не говоря уж обо всем прочем, они могут просто-напросто помереть с голоду.

Он поднял голову и жадно втянул ноздрями ветер, сладко пахнущий свежей водой. Тресси ковыляла следом, едва переставляя ноги. При каждом шаге у нее от боли темнело в глазах. Но нет, она не должна сдаваться. Лучше уж подумать о чем-нибудь другом – о Риде Бэнноне, например. Как это ему удается отыскивать воду? Должно быть, все дело в том, что он жил среди индейцев. Впрочем, по-настоящему Тресси хотелось знать сейчас лишь одно – далеко ли еще до Грассхопер-Крик. Девушка и не подозревала, что, узнай она об этом, она предпочла бы умереть прямо здесь.

* * *

Тресси уже потеряла счет дням, когда перед путниками выросли песчаные дюны. Глядя на бесконечные волны безжизненного песка, девушка с гневом спрашивала себя: неужели она выдержала долгий путь по прерии лишь затем, чтобы добраться до преддверия самого ада? Оправившись от первого потрясения, она ниже надвинула шляпу на лоб, чтобы прикрыть глаза, и, сощурясь, вгляделась в даль.

– Я и не знала, что здесь есть пустыни.

– В этих краях есть что угодно – кроме разве что океанов. – Скрестив ноги, Рид уселся прямо на прохладный песок.

Они вышли в путь задолго до рассвета, и сейчас восходящее солнце не успело еще как следует прогреть землю. Оно еще сверкало у самого края горизонта. Очень скоро лучи дневного светила превратят пески в истинный ад.

Закинув ружье на плечо, Рид осматривал окрестности – Тресси и прежде доводилось видеть, как он это проделывает. Расставит пошире ноги и уставится неподвижно вдаль, а лицо такое, точно спит. При этом Рид не шевелился и не произносил ни слова.

Тресси оставалось лишь набраться терпения. Когда ей поднадоело сидеть и ждать у моря погоды, она решила побродить неподалеку, осмотреться в этом новом для нее мире. Шевельнулся низкий кустарник, и нечто крохотное и шустрое метнулось прочь, взрывая прыжками рыхлый песок. Тресси невольно взвизгнула. Пустынный грызун отпрыгнул от нее на несколько шагов и замер, воззрившись на девушку раскосыми глазками и комично подергивая носом. Зверюшка смахивала на обычную мышь, только с кисточкой на хвосте. Тресси едва успела разглядеть диковинного зверька, как он вдруг высоко подпрыгнул, сильными задними лапами расшвыривая песок во все стороны. Хихикая от удовольствия, девушка любовалась его затейливыми прыжками. Мышь явно не боялась незваной зрительницы: то и дело она замирала, усевшись на длинные задние лапы и сложив на груди передние – крохотные и совсем короткие. Тресси могла бы поклясться, что она хочет сказать: «Давай попрыгаем вместе!»

Вот бы ей такую чудную ручную зверюшку! Увы – всякий раз, когда Тресси осторожно пыталась подобраться поближе, чтобы подружиться с мышью, проказница неизменно отпрыгивала прочь, и тогда девушка взвизгивала снова – на сей раз уже от восторга.

Эти странные звуки наконец-то вывели Рида из оцепенения, и он отправился искать Тресси. По пути он все еще ломал голову над тем, как бы им побыстрее перебраться через дюны, и, когда наконец увидел Тресси, не поверил собственным глазам. Играет в салочки с мышью! Да еще и получает от этого массу удовольствия. До чего же приятно, должно быть, находить радость там, где другому и в голову не придет развлекаться.

Присев на корточки у травяной кочки, девушка самозабвенно смеялась над нехитрыми мышиными трюками. Волосы ее, рассыпавшись по спине, так и пламенели в лучах утреннего солнца. Отцовские брюки она еще пару дней назад обрезала выше колен. Любуясь Тресси, Рид втихомолку дивился тому, что она ничуть не стесняется ходить при нем с почти голыми ногами. Он не знал другой женщины, которая бы так охотно и простодушно обнажала перед мужчиной свое тело – во всяком случае, порядочной женщины.

Рид негромко хмыкнул. Дурацкие какие-то мысли лезут в голову. Тресси, услышав смешок, тотчас повернула голову.

– Ты видел, да? – воскликнула она, восторженно хлопая в ладоши. – Никогда прежде не встречала таких. Прыгает не хуже кролика, да и задние лапы у нее совсем кроличьи.

Рид улыбнулся, позволив себе ненадолго отвлечься от своих забот. Что за чудное дитя, подумал он… и с какой радостью я бы оказался как можно дальше от нее. Ей куда безопаснее было бы остаться в родительской хижине. Рид до смерти боялся, что не сумеет уберечь ее – слишком уж непосильная ноша даже для его широких плеч.

– Остановимся здесь на день, а ночью пойдем через пустыню, – сказал он вслух. – Так что ты бы лучше поспала.

Тресси озадачил его резкий тон. Похоже, дорожные тяготы совершенно лишили его чувства юмора. Девушке это не понравилось – прежний Рид Бэннон был ей куда больше по душе.

Улыбка ее погасла, и Рид, увидев это, ощутил угрызения совести.

– Господи, и как я раньше не понимал, какой ты, в сущности, еще ребенок… Извини за то, что случилось в хижине. Я поступил неразумно.

Тресси сердито нахмурилась. Рид выглядел таким несчастным, что она и сама уже сожалела о той своей глупой выходке… но разве можно спустить безнаказанно эти безобразные намеки на ее возраст?

– Ребенок или нет, а мне все же удалось завлечь тебя. Так что твоей вины здесь нет.

Рид рассмеялся с такой горечью, что Тресси даже испугалась.

– Не бери на себя много – я сам этого хотел. Я всегда поступаю так, как хочу… и ты тоже всегда будешь делать только то, что захочешь сама. Запомни это, ладно?

Тресси кивнула, хотя в душе не спешила с ним соглашаться. Ей уже многое доводилось в жизни делать против собственной воли и наверняка еще придется.

– А ты, между прочим, заставлял меня вернуться домой, – капризно надув губы, напомнила она.

– Конечно, для твоего же блага.

Тресси подтянула спадавшие брюки, и в глазах ее блеснул опасный огонек.

– Ну, значит, в хижине я старалась для твоего блага. И своего тоже, – добавила она и, развернувшись, зашагала туда, где поверх сложенных припасов валялась ее старая шляпа. Нахлобучив ее, Тресси подхватила мешок и зашагала к редким зарослям, где ей и Риду предстояло провести день.

– Черт побери, что за девчонка! – пробормотал Рид совсем тихо, так, чтобы Тресси не услышала. Никогда он не забудет, как сжимал ее в объятиях, как она распаляла и мучила его, сама не зная, что творит. Редко встретишь в этом мире такую невинную страстность. Припомнив ночь в хижине, Рид вдруг остро пожалел, что дал себе слово больше не потакать своим желаниям.

Три ночи шли они через пустыню. Тресси изумлялась тому, как щедро и ярко светят здесь звезды. Едва темнело небо, на западе восходил бледный серпик луны, и вскоре пустыню заливал ослепительный звездный свет – видно было почти как днем. На матово сверкающий песок ложились длинные тени узловатых шипастых кактусов. Рид научил ее разрезать вдоль колючие зеленые стебли. Он выгребал мякоть и выдавливал сок прямо в открытый рот Тресси. Вкус у этой пищи был отвратительный, непереносимо горький, но к тому времени Тресси наконец поверила, что в таких делах Рид смыслит побольше, чем она. В конце концов, никто из них пока не умер от кактусового сока.

Вечером третьего дня они набрели на пуму с двумя детенышами. Солнце уже ушло за горизонт, и лишь небо на западе еще полыхало закатным огнем. Полосы лиловатых туч плыли над землей. Тресси шагала вслед за Ридом, болтая о каких-то пустяках. Споткнуться в темноте было легче легкого, и девушка так старательно смотрела под ноги, что, когда Рид вдруг остановился, она с разгона врезалась в его широкую спину.

Он давно уже учуял запах хищной кошки, но Тресси об этом не сказал – только удвоил бдительность. Теперь он подал ей знак стоять и не двигаться. Пума охотилась – великолепная самка шести-восьми футов в длину, буровато-песочного цвета, как здешняя земля. Ветер дул в их сторону. По счастью, пума не могла учуять людей. Хищница неспешно подкрадывалась к добыче, под песочной шкурой перекатывались стальные мускулы. Рид вначале не мог разглядеть, кого именно преследует пума, зато сразу увидел такое, что похолодел. В ложбинке, справа от них возились двое котят. Рид и Тресси нечаянно оказались как раз между пумой и ее детенышами. Покуда кошка поглощена охотой, людям ничего не грозит, но стоит ей учуять враждебный запах – и она, не раздумывая, бросится в атаку. Меньше всего на свете Риду хотелось сейчас стрелять в пуму – ведь без матери детеныши обречены. Черт, да он вовсе не был уверен, что сумеет попасть в кошку из этого древнего ружья. Это ведь Тресси у них первый стрелок.

Рид знаком велел девушке присесть на землю и сжаться в комочек. Она повиновалась. Он предостерегающе прижал палец к губам, Тресси кивнула. Сердце у нее колотилось так громко, что, казалось, хищница вот-вот услышит его стук. Обхватив руками колени, она смотрела, как Рид ощупью выудил из охотничьей сумки капсюль и принялся заряжать ружье.

И зачем только он хочет убить такого великолепного зверя? Мясо пумы вряд ли съедобно, да и внимания она на них никакого пока не обращает. Тресси едва удержалась от соблазна предупредить пуму криком, зверь шаг за шагом крался к добыче – гибкий, ладный, изумительно красивый. И тут сердце девушки так и ухнуло в пятки – буквально ниоткуда взвился свечой кролик и, петляя, помчался по прерии. Кошка бросилась за ним. Взбивая клубы пыли, охотница и добыча унеслись в темноту и скоро совсем исчезли за корявыми силуэтами кактусов.

Миг спустя оттуда донесся вопль, полный такого ужаса, какого Тресси прежде слышать не доводилось.

– О господи, что это было?

Рид легонько ударил ее ладонью по затылку.

– Тс-с! Помалкивай и поднимайся. Только очень медленно, – приказал он и едва не споткнулся о Тресси прежде, чем ей удалось привстать. Кое-как все же поднявшись на ослабевшие ноги, девушка тотчас позабыла все наставления Рида и резво отскочила в сторону, с хрустом ломая низкий кустарник.

Привлеченные шумом котята приветственно заурчали, и у Рида перехватило дыхание.

– Стой! – свистящим шепотом приказал он и поднял ружье, целясь в пуму, которая уже возвращалась с зажатой в зубах добычей.

Тресси с трудом подавила дикое желание броситься наутек, понимая, что это верная смерть. Кошка направилась прямо к детенышам, протрусив так близко от людей, что Тресси успела заметить, как хищно блеснул золотистый взгляд.

Рид облегченно вздохнул, вынул капсюль и медленно, очень медленно отпустил спусковой крючок.

– Пошли, – шепнул он и первым двинулся вперед, не желая показывать Тресси, как он испугался.

Девушка оцепенело смотрела ему вслед, не в силах тронуться с места. Колени у нее так дрожали, что она просто не могла сделать первый шаг. Кажется, ее сейчас стошнит. Между прочим, Рид вполне мог бы и подождать ее. Миг спустя тошнота прошла, и Тресси пустилась вдогонку за своим спутником.

* * *

Через несколько дней, когда Тресси уже решила, что пустыня будет тянуться вечно, впереди замаячили гигантские иззубренные скалы. Они торчали из прожаренного солнцем песка, точно остовы чудовищных кораблей. Пока путники устраивались на привал в гостеприимной тени такой скалы, Рид указал жестом вдаль, туда, где на горизонте как будто клубилась облачная гряда.

– Там, за горами, – Вайоминг, – сказал он. Тресси сощурилась, силясь разглядеть хоть что-то. Губы у нее пересохли и потрескались, во рту стояла горечь кактусового сока, которым они так долго питались. При виде далеких гор девушка слегка воспряла духом. Путешествие уже длилось дольше, чем Тресси даже могла себе представить, и ей не терпелось поскорее дойти до цели.

– А оттуда далеко до Баннака? – спросила она. Рид обнял ее за плечи.

– Тресси, детка, погляди-ка на эти горы. От них до Баннака еще идти и идти. Но скажи – ведь вправду приятно увидеть еще хоть что-то, кроме песка и кактусов?

– Сколько же нам тащиться туда? – не унималась Тресси. Стянув с головы шляпу, она наслаждалась зрелищем далеких, подернутых облачной дымкой гор. Рид, конечно, прав – они прекрасны. Тресси вытерла повлажневшие глаза и бессознательно шмыгнула носом. Ох, давно уже она не плакала…

– Знаю, детка, что у тебя на уме, – сказал Рид и крепче обнял ее, уткнувшись подбородком в ее затылок. Они уже так долго были вместе, что он ощущал почти родственную связь с этой своенравной девушкой. С той достопамятной ночи в хижине между ними не было и намека на менее родственные чувства, но это скорее от усталости и дорожных тягот. Поклявшись втайне не давать волю своим желаниям, Рид даже радовался тому, что трудное путешествие так изматывает их плоть. Тем легче было соблюдать обет. Тресси совсем еще дитя, а он, жалкий трус и дезертир, недостоин ее любви…

Тресси прильнула к груди Рида, крепко обхватив его руками. Жар мужского, такого близкого тела всколыхнул в ней первобытную страсть – такой силы, что она едва не вскрикнула. Ей до боли захотелось немедленно раздеться и лечь с ним прямо здесь, под сенью скалы, слиться в неистовой страсти, празднуя победу над безжалостной природой. Тогда, в хижине, Рид всего лишь ласкал ее, и это было так чудесно… Но потом Тресси вспомнила отца, который не задумываясь бросил на произвол судьбы беременную жену и не такую уж взрослую дочь. Рид, как и все мужчины, бежит от ответственности, от своего долга. Как может она отдать свою девственность человеку, который при случае не колеблясь бросит ее – и однажды уже попытался это сделать?

Тресси отстранилась, и лишь тогда Рид осознал, как сильно он желает ее. Все его тело изнывало от желания вновь ощутить заманчивую сладость ее податливой плоти. И почему он так и не научился сдерживать свои порывы? В конце концов, это всего лишь похоть. Слишком долго они вдвоем, и только вдвоем. Вот когда доберутся до цивилизованных краев, он отыщет себе шлюху и тогда уж удовлетворит желания ненасытной плоти – как и должен поступать всякий порядочный мужчина. Нельзя же, в самом деле, ради животной прихоти воспользоваться беззащитностью Тресси Мэджорс!..

Дорога шла по пологим холмам, которые так и катились волнами до самого подножия гор. Казалось, что песчаные дюны превратились в гигантский травянистый океан. Утром третьего дня, когда восходящее солнце светило в спину путникам, перед ними, заслоняя небо, выросли горы. Появились огромные валуны, там и сям прочерчивали красную землю глубокие расселины, а по краям их росли дикий лук и шалфей.

В этот день, когда солнце уже высоко поднялось в свинцово-сером небе, Рид даже и не думал, как обычно, останавливаться на дневной привал. Тресси плелась за ним по пятам, и мысли ее блуждали далеко. На ходу Рид почти не разговаривал, и потому она привыкла в пути развлекать себя фантазиями о сказочных замках, которые, быть может, ожидают их в конце пути. Однако час шел за часом, а Рид все не объявлял привала, и в конце концов Тресси устала даже от размышлений о сказочных путешествиях.

Впереди маячила широкая прямая спина Рида в синей фланелевой рубашке, перечеркнутой наискось ремнем охотничьей сумки. Тресси захотелось крикнуть во весь голос, чтобы он остановился – немедленно, сейчас же! И Рид, словно услыхав ее мысли, замер вдруг как вкопанный.

Тресси споткнулась, от неожиданности едва не налетев на него.

– Что такое?

– Там, за деревьями, – фургон.

– А люди? – спросила Тресси, вглядываясь туда, куда указывал Рид.

– Людей не видно, зато там есть вода. Подожди здесь, я проверю, что к чему.

– Вода? Самая настоящая вода? Ох, Рид, мне так хочется пить! Можно мне пойти с тобой?

Рид Бэннон властно положил руку ей на плечо:

– Я сказал – оставайся здесь. Ясно?

Это было сказано таким непререкаемым тоном, что Тресси не посмела ослушаться, хотя и изрядно обозлилась. Взяв с собой ружье, Рид осторожно двинулся к крытому фургону. Край брезента громко хлопал на ветру, пустые оглобли лежали на земле – ни лошади, ни быков. Не слышно было ни голосов, ни детского крика. Тресси втянула ноздрями воздух и ощутила знакомый зловещий запах – запах крови и смерти. Девушку охватила дрожь. Где-то там, возле фургона, лежит мертвец. Теперь-то она даже порадовалась, что Рид не взял ее с собой.

Минуту спустя он помахал рукой, давая Тресси знак подойти. Она сделала это без особой охоты. Рид стоял как раз между нею и заброшенной стоянкой.

– Там только мужчина и женщина. Оба мертвы. Тебе не стоит этого видеть. Заберись лучше в фургон – нет ли там чего полезного. Бери все, что найдешь. Я пока займусь… – Он осекся, махнул рукой. – В общем, неважно, чем я займусь. Ищи одежду, инструменты, всякую утварь – нам все пригодится. Возьмем, сколько сможем унести.

– А разве индейцы не…

– Потом, детка. Потом, – мягко сказал Рид и, положив руки на плечи Тресси, развернул ее к фургону.

Она поднялась на козлы, перелезла через кучерское сиденье и оказалась внутри. Если хозяев фургона и вправду убили индейцы, то ограбить их они не успели, а впрочем, и добыча оказалась невелика. Как видно, несчастные переселенцы были бедны или же, подобно многим, отправляясь в путь, прихватили с собой только самое необходимое. Тресси нашла пару лоскутных одеял и еще одно – шерстяное, с вышитыми в углу буквами «А. С. Ш»., то есть «Армия Соединенных Штатов». Она взяла одеяла, а в придачу к ним – несколько тарелок, оловянное блюдо и пару жестяных кружек. Еды в фургоне не оказалось. Выбравшись наружу, девушка прибавила к своим находкам котелок и небольшой топорик. На боку фургона висел кожаный бурдюк, покрытый каплями воды, и при виде его Тресси ощутила, как ее язык прилип к пересохшей гортани. Всего один глоточек, чтобы подкрепить силы… ведь много дней они не пили ничего, кроме кактусового сока. Она выдернула флягу и принялась жадно пить, после каждого глотка с наслаждением перекатывая во рту прохладную живительную влагу. Потом плеснула водой на лицо и шею и сделала еще несколько глотков.

Когда Тресси стянула узлом концы армейского одеяла, к ней наконец присоединился Рид. Он был бледен, похоже, его мутило.

– Я возьму это, – сказал он, протянув руку к узлу. – Там, подальше, есть ручей. Остановимся возле него на ночлег.

– Так близко от…

– Что поделаешь? Поднимемся выше по течению – и все. Нам нужна вода, и к тому же, бьюсь об заклад, ни один из нас не в силах пройти хотя бы милю.

Тресси тошно было даже думать, что находится совсем рядом с ними, но, когда Рид выбрал местечко для стоянки – откуда совсем не был виден заброшенный фургон, – она с нескрываемым наслаждением опустилась на берег весело звенящего ручья. Напившись чистой воды, девушка сняла башмаки, а вернее, то, что от них осталось, и опустила в ручей ноги. Теперь она поступала так при любой возможности. Со вздохом облегчения Тресси улеглась навзничь, прикрыв одной рукой глаза.

Вскоре Рид уселся рядом с ней. Он вдоволь напился из фляги и уже начал снимать сапоги… но тут Тресси уловила, как он весь напрягся, и миг спустя услышала предостерегающий шепот:

– Тс-с!

– Что такое? – еле слышно произнесла она, тронув Рида за руку.

– Тс-с! Не двигайся!

«Господи, – подумала Тресси, – это же вернулись индейцы. «Не двигайся», как же!» Девушка вся подобралась, готовая вот-вот вскочить и броситься наутек. Ее даже знобило от мучительного желания обратиться в бегство. Каждая клеточка ее тела в полный голос вопила: «Беги! Беги!»

– Сиди смирно. Я возьму ружье, – шепнул Рид и беззвучно отступил назад. Тресси решила не открывать глаз. От страха по спине у нее забегали мурашки. Девушка уже успела вообразить себе, что над ней стоит, возвышаясь, как гора, размалеванный краснокожий дикарь. Интересно, с нее сразу снимут скальп или вначале поизмываются вволю?

Где-то позади оглушительно грохнуло старое ружье – эхо выстрела громом отозвалось в ушах Тресси. Она взвизгнула, услышав крик Рида, и проворно нырнула в заросли кустарника – хоть какое-то, да убежище.

Рид вдруг забормотал: «Черт, черт, черт!», все стихло, но Тресси ждала, боясь даже дохнуть – не то что открыть глаза или шевельнуться.

Секунды через две он окликнул ее:

– Тресси! Черт побери, детка, ты куда делась? Кажется, я его подстрелил. Пойди-ка глянь, ладно?

– Я здесь! – пискнула Тресси, высунув руку из кустов. – Сам пойди и глянь! Я боюсь.

– Кого это ты боишься, оленя, что ли? Что ты делаешь в кустах? Черт возьми, детка, ты была права насчет ружья. У него просто дьявольская отдача. Послушай, на том берегу ручья был олень, и я в него, кажется, попал.

Тресси выбралась из укрытия и увидела, что Рид растянулся на земле, потирая плечо. Девушка бросилась к нему:

– Что с тобой?

Рид невесело ухмыльнулся:

– Да что это ты так разволновалась? Просто это чертово ружье едва не вышибло из меня дух. Все в порядке. Ну, поди глянь, как там олень. Чего доброго, убежит подраненный – за ними такое водится. Господи, да неужто ты не чуешь во рту вкус жареной оленины? Поспеши, детка, я сейчас приду.

Тресси не стала дожидаться, пока он неуклюже поднимется на ноги. Вприпрыжку перебежала она через мелкий ручей, мысленно уже наслаждаясь роскошным ужином.

Этим вечером им очень пригодился опыт Тресси в разделывании крупной дичи. Вдвоем с Ридом они за задние ноги приволокли молодую олениху к стоянке и подвесили к длинному крепкому суку дерева. Рид достал из сумки удобный нож с длинным лезвием. Тресси одним движением рассекла ножом оленье брюхо – да так ловко, что ее спутник замер от восхищения.

– Господи, детка, где только ты этому научилась? Тресси пожала плечами, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимый вид, но в душе она просто лопалась от гордости. Наконец-то и ей удалось внести свою лепту в общее дело!

– Принеси котелок, я брошу туда сердце и печень, – велела она. – А потом, кстати, можешь развести костер.

Рид дурашливо отдал ей честь и строевым шагом направился к вещам. Настроение у обоих было отменное: во-первых, они наконец отыскали воду, а во-вторых, еще и поужинают парной олениной!

Когда мясо изжарилось, уже совсем стемнело. Сидя у огня, Тресси и Рид поедали толстые ломти жареной оленины. Жаркое Рид нарезал новым блестящим ножом – прежде Тресси у него такого не видела.

– Где ты взял этот нож? – спросила она, потрогав пальцем острое лезвие.

– Снял с мертвеца, – ответил он, как ни в чем не бывало отправляя в рот изрядный кусок мяса.

Тресси поперхнулась. Ей показалось, что мясо во рту превратилось в кусок липкой глины. Давясь, она все же попыталась его проглотить, но безуспешно. Волна тошноты подкатила к горлу. Прижав ладонь ко рту, девушка вскочила и опрометью бросилась в лес. Там она упала на колени, и ее вывернуло наизнанку – весь роскошный ужин пропал зазря. Постанывая, Тресси прислонилась к стволу дерева и вытерла лицо. Тут она услышала, как хрустят опавшие листья под тяжелыми сапогами Рида, и ее охватил жар стыда. Господи, как глупо все получилось!

Рид опустился на колени рядом с ней, обвил рукой дрожащие плечи.

– Ну как, пришла в себя? Должно быть, тебе попался слишком жирный кусок… или ты отвыкла от плотной еды. Или слишком жадно ела.

«Пусть себе так и думает, – решила Тресси. – Это лучше, чем признаться, что ее стошнило от мяса, которое резали ножом мертвеца».

Рид помог ей встать.

– Пойдем, тебе нужно умыться и выпить воды. Может, и поесть еще сумеешь, если не спеша и понемногу.

– Да, наверное, – пробормотала Тресси и покорно пошла за ним, но к оленине больше притронуться не решилась.

– Может быть, завтра, – сказала она наконец. – Жаль, что сейчас так жарко – мясо, наверно, испортится.

Рид беспокойно шевельнулся и встал.

– Ты куда? – спросила Тресси.

– Приготовлю нам в дорогу вяленого мяса, да и жареного пару ломтей можно взять. Будем есть его, пока совсем не протухнет, а тогда перейдем на вяленое. Полустухшей олениной еще никто не отравился.

Тресси во время их долгого пути и вправду довелось есть тухлое мясо – когда иного выбора уже не оставалось. Она приняла это как должное – так уж заведено в прериях. Тресси знала также, что больше ее не стошнит по такому пустячному поводу. Рид был прав – отчасти ее тогда замутило еще и потому, что слишком много съела мяса на пустой желудок.

Разбрызгивая воду, Рид перебрался через ручей. Он волок за собой заднюю ногу оленихи. Присев на корточки, он вырезал из ноги приличный кусок и принялся обрезать с него со всех сторон тонкие ломтики, пока не получился длинный плоский ломоть коричневатой мякоти. Рид разложил его на ветвях поваленного дерева, затем нарубил зеленых веток, связал их в пучок и поставил так, чтобы дым от костра проходил сквозь это сооружение. Подвешивая мясо над костром, он сказал:

– У моей бабушки это получалось куда лучше, но и я постараюсь не ударить лицом в грязь. А теперь давай-ка глянем на то, что ты раздобыла в фургоне.

Самым ценным приобретением была, несомненно, одежда – несколько пар рубашек и брюк, шерстяные носки, два платья и теплые женские панталоны. Тресси испытывала смешанные чувства при мысли о том, что чужая трагедия оказалась для них истинным благословением.

– Почему же индейцы не забрали эти вещи? – спросила она.

– Индейцы? При чем тут индейцы?!

– А как же погибли эти двое? И куда делся их скот?

Рид заострил ножом тонкий сучок и принялся выковыривать мясо, застрявшее между зубов.

– Наверно, разбежался, или кто-нибудь увел. Впрочем, нет – тогда забрали бы и вещи.

Тресси молча ждала объяснений. Ветер к ночи унялся, и над крохотным лагерем стоял сытный запах жареного мяса. Где-то в темноте, на дереве заворковал голубь и завозился, устраиваясь на ночлег. Рид молчал.

– Что же случилось, Рид? – тихо спросила Тресси.

– Болезнь, – едва слышно ответил он.

– О господи! – Девушка провела ладонью по лоскутному одеялу, на котором она сидела. Одеялу, которым некогда укрывались двое несчастных, погребенных в чужой земле и никем из близких не оплаканных. Тресси могла лишь гадать, откуда они прибыли, осталась ли в тех краях родная душа, которая желает ушедшим за счастьем долгой и радостной жизни в земле обетованной. Как это все печально! Тресси кашлянула и поднялась. Из-за туч грациозно выскользнула почти полная луна, и тотчас окрестности залил ее серебристый колдовской свет.

Рид поглядел на девушку, и в глазах его стоял невысказанный вопрос, на который она никак не могла ответить. По крайней мере, словами.

– Мне надо искупаться, – вполголоса, хрипловато проговорила она. – И на этот раз, пожалуйста, никаких баек о змеях. Пойдем со мной, вот и все.

Она протянула руку Риду, и кровь быстрее побежала по жилам, когда его твердые пальцы стиснули ее ладонь. Рид поднялся и шагнул к ней.