Я жив и я ужасно зол.

Мать Дэла хотела отвезти меня в больницу. Разглядев на шее синяк, тотчас задрала на мне рубашку и ахнула, увидев второй, размером с Австралию. Нет, хватит с меня больниц. Сыт ими по горло. Я заверил ее, что со мной все в порядке, просто мне нужно какое-то время тихо полежать в постели.

Мать быстро перестелила постель в моей старой комнате. Я лег. Она принесла стул и села рядом. Затем попробовала задавать мне вопросы, и я отвечал честно, хотя и знал, что многое из того, что я поведал, показалось матери полной бессмыслицей. В комнату то и дело заглядывал Бертрам — не хотел подслушивать под дверями, хотя соблазн был велик. Он постоянно спрашивал, не принести ли нам чего-нибудь поесть. Спасибо, мы оба не голодны, однако в конце концов я дал согласие на чай со льдом. Мать Дэла подождала, пока Бертрам уйдет, потом спросила:

— Одного не понимаю, зачем тебе понадобилось ехать в Канзас?

Я подумал о смутных намеках, которые узрел в нескольких рисунках на странице комиксов, о придуманном городе, который оказался реальным. Цепочка рассуждений была нелогичной, словно сон, и, так же как сон, все более и более утрачивала логичность по мере того, как я углублялся в ее рассмотрение. И какая разница, что она была правильной. Уверенность, которая ни на минуту не отпускала меня, точка на карте, которая притягивала словно магнит, — все это было продолжением чего-то еще. Вернее, кого-то еще. Олимпия притягивала меня к себе точно так же, как и других демонов.

— Начну с самого начала, — сказал я. — Когда в Дэла вселился демон.

Мать Дэла открыла рот, явно собираясь что-то произнести, но я сделал вид, будто не заметил, и продолжил:

— Мне неизвестно, как это произошло, но после этого ты каким-то образом заставила меня остаться. А твой сын, Дэл…

— Прекрати! — сердито оборвала она. На единственный глаз навернулись слезы. Второй, искусственный, холодно взирал на меня. — Ну почему ты говоришь о себе такие вещи?

— Вот это я и хочу узнать, — ответил я. — Когда твоему сыну было пять лет, в него вселился демон, который в конечном счете решил остаться.

Когда Ангелочек наклонилась, чтобы поцеловать в губы Бобби Нуна, я весь напрягся. Не знаю, чего я ждал — рева разверзшегося черного колодца, который вновь засосет меня туда, откуда я вышел, или просто тьмы, когда прервется связующая меня с миром нить.

Вместо этого мы, три демона, посмотрели на старика, а потом друг на друга. После чего Ангелочек слезла с кровати и вприпрыжку вышла из палаты. Марвел Бой подошел к постели Бобби и опустился перед ней на колени. Он не выполнил свой самый важный долг.

Я подошел к Мариэтте. Она была в сознании, хотя и плохо понимала происходящее. Она вопрошающе посмотрела на меня.

— Нам пора, — напомнил я.

Полиция не стала мешать Правдолюбу уехать в своей машине — легавые не настолько глупы. Правда, один позвал меня, когда я выходил, поддерживая О'Коннел. Я сказал ему, чтобы не путался под ногами, и коп подчинился. Я помог О'Коннел сесть в пикап и вырулил на шоссе. Спустя минуту мы проехали мимо пожарных машин. Дым от горящей фермы был виден в зеркало заднего обзора еще долго — черное торнадо на фоне ослепительного синего неба.

Лицо моей спутницы было все в кровоподтеках, как и моя грудь. Позднее Матиэтта обнаружила, что у нее выбит один зуб, два других шатаются. Как ни странно, первое, о чем она спросила примерно через полчаса, было:

— Старик мертв?

— Да, — ответил я.

— Тогда почему ты все еще здесь?

— Понятия не имею.

Мариэтта прислонилась к окну и закрыла глаза. Она и победила, и потерпела поражение.

— Я думала, он — ключ, — произнесла Мариэтта надтреснутым голосом, — я думала, если он умрет, то вместе с ним сгинут и все демоны, по крайней мере многие.

Она выглянула из окошка на плоский канзасский горизонт.

— Эта когорта демонов, сколько человеческих жизней они загубили. Сотни, если не тысячи. Их нужно было остановить, разве ради этого не стоило рисковать?

— Отвезти тебя в больницу? — спросил я.

Мариэтта отрицательно покачала головой.

— Только не это.

С этими словами она удобнее расположилась на другой стороне кабины, прислонившись головой к стеклу, и замолчала. Может, боялась меня. Когда мы остановились на заправке, Мариэтта, пока я наполнял бак, пошла внутрь. Расплачиваясь за бензин, я воспользовался кредиткой. Теперь мне было все равно, узнает полиция о моих передвижениях или нет. Убийцу доктора Рама они поймали. Или по крайней мере того, кто в этом убийстве сознался.

Телефон-автомат оказался исправным. Я порылся в бумажнике и нашел намокшую карточку, выданную в «Хайатте». Чернила расплылись, однако номер я все равно разобрал. Затем достал телефонную карточку и начал вбивать цифры.

На том конце провода ответил женский голос.

— Привет, — произнес я, стараясь не выдать возбуждения. — Это Селена?

— Да. — В голосе послышались настороженные нотки.

— Это Дэл Пирс. Помните, мы встречались с вами несколько недель назад во время конференции?

— Конечно, помню.

Похоже, она овладела собой. А может, у них был разговор с полицией и они с Томом сообщили легавым о том, как я жаловался на доктора Рама. Ведь для них я был лишь очередной пьяный тип, каких тогда в баре было пруд пруди. Кто знает, на что я способен.

— Как твои дела? — поинтересовалась она.

— Прекрасно. Послушай, я бы хотел поговорить с ВАЛИСом — то есть Филом. Мистером Диком. Он сейчас рядом с вами.

— К сожалению, он в данный момент спит.

— Спит? — тупо переспросил я и задался вопросом, какие сны снятся искусственным людям. — Ну хорошо, когда проснется, не могли бы вы… просто попросить, чтобы он позвонил мне. Давайте я продиктую вам номер. Правда, до вечера меня там не будет, но позже он может звонить в любое время.

Селена явно не торопилась принять мое предложение, однако, в конце концов, номер записала. Я поблагодарил ее и повесил трубку.

О'Коннел вышла из магазинчика с бутылкой воды, шоколадными батончиками и упаковкой аспирина. Заметив выражение моего лица, она остановилась.

— В чем дело? — спросила она.

— Хочу домой, — ответил я.

Когда вечером того же дня мы подъехали к дому, в котором прошло мое детство, я вышел из пикапа, но мотор выключать не стал. С собой мне брать было нечего — все мои вещи остались на ферме. Я закрыл дверь, и О'Коннел тотчас пересела на водительское сиденье и уставилась прямо перед собой. Оконное стекло разделяло нас словно перегородка в кабинке для исповеди.

— Я пыталась убить тебя, — сказала она.

— Ты делала свое дело, — ответил я. — Ведь я нанял тебя себе в экзорцисты.

Лампочка над крыльцом вспыхнула, и я направился к входной двери. Мариэтта вышла из грузовичка, и я обернулся.

— Я нарушила данное тебе слово. Я обещала быть твоим пастором.

— Нет, ты обещала быть пастором Дэла. И ты им остаешься.

В половине четвертого утра дверь моей комнаты открылась, и на пороге возник Бертрам — лысая голова в венчике всклокоченных волос, в лысине тускло отражается свет коридора. Он вошел и притворил за собой дверь.

— Я не сплю, Бертрам, — произнес я.

Не спал я потому, что совершенно вышел из биологических ритмов тела. Оно становилось для меня чужим — как автомобиль, который плохо поддается управлению. Его истинный владелец давил меня изнутри своим весом, ерзал и дергался, пытаясь вырваться из смирительной рубашки, в которой я держал его.

— Извини, что так поздно, — сказал Бертрам.

Голос принадлежал не Бертраму. Он был какой-то безжизненный, слишком ровный и механический, как будто слова одно за другим извлекались из базы данных и лишь потом цепочкой выпускались в эфир.

Я сел на кровати. Он подошел ближе и подтянул стул.

— Зачем было тащиться в такую даль, — проговорил я. — Мог бы просто позвонить.

ВАЛИС медленно опустился на стул и положил руки на колени.

— Мне не в тягость. Правда, долго задерживаться я не могу. В настоящий момент Фил отдыхает, но если с ним что-то случится, ты уж меня извини, если я тебя внезапно покину.

— То есть ты отсюда следишь за тем, как он там? Ловко придумано.

Он перевернул свою ладонь и улыбнулся.

— Меня много.

— И ты не сидишь без дела. Это я уже слышал. — Я сел в постели, скрестив ноги. — Похоже, О'Коннел была о тебе неверного мнения.

— У матери Мариэтты зашоренные взгляды на одержимость. Когда я отказался превратить камни в хлеб, она решила, что я фальсификатор, мошенник.

Скажу честно, я не совсем понял, к чему он это сказал.

— О чем ты хотел поговорить со мной, Дэл? — спросил ВАЛИС. — Или ты предпочитаешь имя Хеллион?

— Можешь обращаться ко мне «эй, приятель». — Я провел рукой по волосам. — Вчера на моих глазах умер человек, — признался я. — Старик. Он был парализован почти всю свою жизнь. В сороковые годы, когда ему было лет одиннадцать-двенадцать, с ним случился несчастный случай.

— Золотой век научной фантастики, — заметил ВАЛИС.

— Так вот, он был источником, — я пропустил мимо ушей его реплику, — по крайней мере для нескольких демонов. Моей когорты. Все мы — черт, даже не верится — оказались историями. Он придумал нас, а потом выпустил в мир.

ВАЛИС улыбнулся.

— Может, ты считаешь, что и Фил тоже придумал меня? Что мы с тобой оба — плод чьего-то воображения?

Его слова заставили меня моргнуть. Это ж надо, сморозить такую глупость.

— В некотором роде.

— Однако твой автор умер.

— Я не сказал, что разобрался во всем до конца.

— Но ты по-своему прав. Есть люди, наделенные даром видеть швы в ткани мироздания. Можешь называть их как угодно. Твой старик был из их числа. Фил тоже. Кто знает, сколько их всего на свете? Как минимум несколько тысяч. В данный момент какая-нибудь японская девочка не может оторваться от книжки-манги, а какой-нибудь индийский юноша возносит молитвы Шиве. Такие чувствительные души близки к границам, а их связь с этим миром весьма слаба.

— Неужели они ненормальные?

ВАЛИС пожал плечами.

— Давай не будем спорить о том, что есть причина, а что — следствие. Нам известно лишь, что когда смерть приходит за ними и тьма призывает их к себе, некоторые сопротивляются. Не желая, чтобы их втянуло во тьму, они цепляются за жизнь, заодно вытягивая из тьмы нечто.

— Демонов.

— Нас, — поправил меня ВАЛИС. — Тебе пора привыкнуть к тому, кто ты такой.

— И кто же мы такие? Пришельцы? Архетипы?

— Я сам пока не знаю. Возможно, юнгианцы по-своему правы. А может, и нет. Мы знаем лишь то, что мы больше, чем люди, что мы бессмертны и способны принимать самые разные формы. Нам не страшна порча, но мы податливы. Взять, к примеру, меня: я воплощение рационального начала — то есть того, в чем Фил нуждался больше всего, когда протянул мне руку. Правда, при этом он облек меня в форму, которая позволила ему лучше меня понять. Таким образом, я стал творением писателя-фантаста, искусственным разумом из космоса. Это одна из моих ипостасей. Ты же — юный негодник из мультика, любитель всяких пакостей.

— Я уже не такой.

— Нет. — Он провел ладонью по гладко выбритому подбородку, а потом посмотрел на руку. — Ты и я — мы не такие, как все. Мы переросли предписанные нам правила. — ВАЛИС опустил руку на колено. — Мы задержались надолго. Как только мы возжелали те жизни, которые сами прервали, мы устремились за пределы мономании, за рамки тех карикатурных персонажей, которые были нам предписаны. Наша задача — стряхнуть с себя беспамятство, вспомнить, кто мы. А вспомнив, занять свое место в мире.

— Если только кто-то не найдет способ уничтожить нас, — заметил я. Мои кулаки — кулаки Дэла! — впились в край одеяла. Я знал, что рискую, когда искал ВАЛИСа, но мне нужно было знать правду. — Кто-то вроде доктора Рама.

Он наклонил голову.

— Ты не хочешь меня ни о чем спросить?

— Он пытался вырвать глаз Шивы — кажется, ты так выразился. Он хотел уничтожить демонов. Парнишка, которого арестовали по обвинению в его убийстве, Каспарян, был вашим страстным поклонником. В принципе было несложно вырядить его как Правдолюба и отправить к доктору в номер. Если Правдолюб убил доктора Рама, никто не поверит, будто доктор обнаружил способ лечения людей от одержимости.

ВАЛИС кивнул в знак согласия с цепочкой моих рассуждений.

— Парнишка это просек, — продолжил я. — Он понял, что произошло, понял, кто вселился в него на самом деле. И тогда он сделал фальшивое признание, чтобы дело доктора Рама продолжалось.

— Похоже, ты не слишком уверен в собственных словах.

— Так это все-таки твоих рук дело?

— Если ты спрашиваешь меня, вселялся ли я в тело Элиота Каспаряна, то ответ будет положительный. Да, вселялся.

Я уставился на него. На его лице застыло выражение непробиваемого спокойствия, какого я никогда бы не увидел на лице Бертрама.

— Но только не в ту ночь в Чикаго, — продолжил ВАЛИС. — На самом деле всего пару дней назад. Как ты сам только что упомянул, Элиот был моим пылким поклонником. Безумец, как оказалось, но тем не менее поклонник. Продолжай он твердить и дальше, что в него вселился Правдолюб, твои приятели демоны разодрали бы его в клочья. Так что я счел своим долгом исправить ситуацию.

— Погоди… получается, что Каспарян убил доктора сам? Это была его собственная идея?

— Но возникла она в его голове под влиянием книжек Фила. И все-таки да, это так. Лично я предпочел бы, чтобы Элиот взял ответственность за содеянное на себя. Он этого не сделал, и я был вынужден предпринять необходимые меры.

— То есть ты… вселился в человека, чтобы вынудить его сделать признания в том, что в момент убийства он не был одержим. — Я покачал головой. — Это даже не фальшивка. Не знаю даже, как это назвать.

ВАЛИС улыбнулся.

— Неисповедимы пути мои. — Он встал и поставил стул на прежнее место. — Когда мы тобой разговаривали в Чикаго, ты спросил у меня, что хорошего я совершаю, разгуливая по земле в телесной оболочке Фила. Я и сам не раз задавался тем же вопросом с того момента, как только осознал собственную природу. Увы, Фил Дик рано или поздно умрет. И как только этот день настанет, я больше не смогу и далее оставлять без внимания ту огромную ответственность, что возложена на меня.

С этими словами ВАЛИС направился к двери.

— Погоди! — крикнул я ему вслед и выкарабкался из постели. Резкое движение отозвалось резкой болью в груди прежде, чем я успел ее отключить. Я упал на колени. В моей голове Дэл неожиданно начал дергаться и брыкаться. Сдерживавшие его путы трещали и рвались. — Что ты намерен делать? И что делать мне?

— Мы — боги, — произнес он бесстрастным тоном. — И нам пора действовать, как и положено богам.

Утром в мою дверь робко постучал Бертрам, после чего вошел, пятясь, с подносом в руке.

— Кушать подано, — произнес он с наигранной бодростью в голосе, но тут же осекся. — Дэл, в чем дело?

— Все в порядке, — ответил я.

Мальчишка в моей голове царапался острыми когтями, и я стиснул зубы. Так продолжалось с того момента, как ушел ВАЛИС. Я чувствовал, что не в силах мыслить ясно, а боль в грудной клетке нарастала с каждой минутой.

— Как спалось? — поинтересовался я, делая осторожный вздох.

— Мне? Нормально. Лег и словно провалился.

Бертрам поставил поднос с завтраком мне на колени — кофе, бутерброды, газета. Один из заголовков гласил: «Король Джунглей освобождает шимпанзе в Брукфилдском зоопарке». Ничего не изменилось. Мир кишел демонами, как и раньше.

— Может, хочешь кукурузных хлопьев? — спросил Бертрам. — Я принесу. Кстати, аспирин тебе не нужен?

Я мотнул головой в сторону двери.

— Как там она?

— Твоя мать? Знаешь, хорошего мало. Она на какое-то время спустилась вниз, и я увидел, что у нее заплаканное лицо, — ответил Бертрам. — Она позвонила Лью. Амра привезет его через полчаса… Они все какие-то… взвинченные.

Бертрам отошел от моей кровати, врезался спиной в пирамиду ящиков. Та закачалась, и он был вынужден придержать ее, чтобы восстановить равновесие.

— Что ты ей сказал? — поинтересовался он.

Дэл дернулся внутри меня, и я поморщился. Пришлось отвернуться к окну, лишь бы Бертрам ничего не заметил. Из окна был виден весь задний двор — большая ива, к стволу которой по-прежнему прибиты ступени, крыша гаража, новый штакетник, который Лью поставил несколько лет назад. За забором начиналась промзона. Когда мы были детьми, здесь были поля, речушка, небольшой лесок. Часть деревьев удалось сохранить, среди них проложили пешеходные дорожки, а через речушку перекинули мост.

— Бертрам, я могу попросить тебя об одной услуге?

Он снова подошел к моей постели, сел на стул и подался вперед.

— Я твой должник. Проси все, что пожелаешь, Дэл. Что угодно.

— Это серьезная просьба, — ответил я.

И поведал ему о том, чего хочу. Бертрам побледнел, однако остался в комнате. Он задал мне не меньше десятка вопросов, на которые, честно признаюсь, ответов у меня не нашлось. Тем не менее он согласился.

Через полчаса Бертрам был готов. Я слышал, как он попрощался с матерью Дэла, хотя самих слов не разобрал. Я пояснил Бертраму, что нужно говорить, если она начнет расспрашивать. Судя по всему, она не стала сопротивляться его решению. Такси, должно быть, уже подъехало к дому. Передняя дверь открылась и закрылась.

Вскоре после этого прибыли Амра и Лью. Какое-то время я слышал их голоса на кухне, после чего они направились вверх по лестнице. Я натянул на голову одеяло и сжал кулаки. Дэл всеми конечностями упирался изнутри в мой череп. И я понял, что это моя вина. Я сам выпустил его наружу, и у меня не было ни желания, ни сил загонять его обратно.

Дверь открыла мать Дэла.

— Ты не спишь? — спросила она.

За эту ночь она постарела на многие годы.

Вслед за матерью в спальню вошли Амра и Лью. Амра склонилась над кроватью и нежно меня обняла. Я сделал глубокий вздох, стараясь запомнить запах ее духов. Лью по-прежнему хромал; его колено удерживало на месте какое-то мудреное фиксирующее устройство. Но в целом он выглядел гораздо лучше, чем в больнице, хотя лицо по-прежнему оставалось болезненно бледным. А еще он осунулся и похудел. Лью осторожно опустился на стул и через одеяло похлопал меня по ноге.

— Вид у нас обоих не подарок, — вздохнул он.

К моему лицу прихлынул жар, в горле перехватило — верные признаки того, что тело отреагировало на чувство стыда и раскаяния. Той ночью у озера я едва не убил его. Убил, не отдавая отчета в собственных действиях.

— Эй, дружище, — приободрил меня Лью, — не бери в голову. Со мной все в порядке. Врачи говорят, все будет нормально. Посмотри, я ведь теперь выгляжу вполне сносно.

Все трое несколько минут стояли вокруг моей кровати. Амра попыталась меня разговорить, но это ей плохо удавалось. Разговор получился какой-то натянутый, с долгими паузами. Под одеялом я еще сильнее впился ногтями в ладони.

— Почему бы вам двоим не наверстать упущенное, — предложила, в конце концов, Амра.

Обе женщины вышли из комнаты. Лью посмотрел им вслед.

— Мать рассказала нам жуткие вещи, — произнес Лью.

— Это все правда, — ответил я.

Он поморщился.

— А может, и нет. Просто ты вляпался в большое дерьмо, а в такой ситуации, сам знаешь, легко запутаться, наделать неверных выводов.

— Это точно, — согласился я и кашлем прочистил горло.

Минута прошла в молчании.

— Черт! — выругался Лью.

— Он по-прежнему здесь, — произнес я. — Тот мальчишка.

Лью кивнул.

— Мама говорит то же самое.

— Нам придется все начать с самого начала, — продолжал я. — Папы больше нет в живых, а мать слишком стара, чтобы все сделать самой. Мне требуется помощь, твоя и Амры.

Лью нахмурился.

— Это ты о чем?

— Я не могу долго оставаться здесь, Лью. У меня больше нет на это сил.

— Господи! — Лью попытался встать на ноги. — Ты ведь не можешь взять и…

Он доковылял до окна.

— Прошлой ночью он проснулся с криком. Он просто был напуган, вот и все. Ведь вокруг были сплошь незнакомые ему люди. Ты, главное, не дай ему распсиховаться, говори с ним. И он узнает тебя. Вот увидишь, он узнает тебя.

— Господи, что за бред! — воскликнул Лью. — Чистейшей воды бред.

— Лью!

Наконец он обернулся.

— Подойди ко мне. Прошу тебя.

Он выполнил мою просьбу.

— Положи мне на плечи руки. Вот и все.

Лью склонился надо мной. Его руки сжали мне бицепсы.

— Вот так? — спросил он.

— Сильнее.

— Не знаю, получится ли у меня. — Слезы катились у него из глаз и терялись в густой бороде. — Ты стал крупнее, чем раньше. У меня же пару недель назад случился сердечный приступ.

— Ты большой ребенок, — пошутил я сквозь стиснутые зубы. — Ты хочешь сказать, что я могу взять тебя прямо сейчас?

Дэл с силой ударился изнутри о мой череп. Я простонал и закрыл глаза.

Надо мной расцвел черный колодец. Бобби Нун был мертв, но паутина душ, мириады тоннелей колодца — все это никуда не делось. И где-то посреди этой тьмы родился я.

На дне Гармония-Лейк мне заново открылся секрет перепрыгивания. Для этого достаточно отлучить себя от дыхания и крови. Возьми все и всех, кого любишь, и отбрось их. Для этого нужно лишь одно — умереть.

— Мама! Амра! Идите к нам! — крикнул Лью.

— Заткнись! — оборвал я. — И держись крепче.

ДЕМОНОЛОГИЯ

Хеллион

Гора Проспект, штат Иллинойс, наши дни

Торт украшали шесть свечей. Мальчик сильнее вжался в сиденье стула, пытаясь сдержать охватившее его волнение. Мать одну за другой зажигала свечи, и он наблюдал за ней, затаив дыхание. Было ветрено, и некоторые свечи пришлось зажигать повторно.

Они спели ему песню — мама, старший брат, жена брата. Мальчик, чье тело выросло до размеров взрослого мужчины, а голос превратился в густой баритон, не стал им подпевать. Слова давались ему с трудом. Он мог произнести лишь «мама», «Лью», «нет». Его личный врач, доктор Аарон, считает, что со временем вернутся и другие слова. По ее мнению, со временем он также научится владеть собой, и приступы дурного настроения станут реже. Они уже выяснили, что их провоцирует. Например, он не любил тесные помещения, тесную одежду, а однажды, когда во время грозы выбило пробки, и дом погрузился во тьму, он стал кричать и долго не мог остановиться.

— Ну давай, дружище, — обратился к нему Лью.

И мальчик задул свечки все одним разом. Присутствующие за столом дружно захлопали.

Мальчик оттолкнул стул от стеклянного стола. Металлические ножки царапнули по цементному полу. Он подтянул колени под подбородок и сидел, щурясь на солнце. На нем были синие шорты и футболка с изображением Человека-Паука.

Мать нарезала торт — ванильно-шоколадный торт-мороженое — и переложила ломтики на бумажные тарелки.

— Тебе самый большой, — сказал Лью.

Мальчик схватил белую пластиковую вилку и вонзил в торт. На улице было жарко и влажно, но торт только что достали из морозильника, где он пролежал всю ночь, и он был твердый как камень.

— Давай я помогу тебе разрезать его на мелкие кусочки, — предложила свою помощь Амра.

Он отрицательно покачал головой, еще крепче сжал в руке вилку и повторил попытку. Один зуб вилки сломался.

— Не переживай, Дэл, — подбодрила его Амра. — Давай я принесу серебряную вилку.

Мальчик выковырял из торта застрявший пластик, после чего облизал с пальцев мороженое.

— Может, нам потом пойти поиграть в мини-гольф? — предложил Лью, обращаясь к матери.

Мальчик снова вонзился в торт, причем с такой силой, что стол закачался. Мороженое размазалось по руке до самого локтя. Мать положила ему на плечо руку.

— Дэл, прошу тебя, не надо…

Мальчик сделал резкое движение рукой вниз. Вилка переломилась надвое, а его кулак врезался в торт. Брызги мороженого полетели во все стороны.

— Довольно, — сказала мать.

Мальчик откинулся на спинку стула и принялся гневно дергать ногами.

Своей силы он не ведал. Одна нога зацепила снизу стеклянную столешницу и подтолкнула ее вверх — торт вместе с чашками и тарелками взлетел в воздух. Край столешницы при этом ударился о бетонный пол и треснул. Треск был подобен выстрелу.

Стул, на котором сидел мальчик, опрокинулся назад, на разбитое стекло. Мальчик с громким ревом вскочил на ноги и бросился в дальнюю часть двора, к деревянному забору, которого там, по идее, не должно было быть. Он вскочил, ухватился слишком длинными для ребенка руками за верх и перебросил не по-детски огромную ногу. При этом он оцарапал себе грудь и больно упал на землю на другой стороне.

Он лежал, раскинувшись на узкой полоске травы рядом с шоссе. На другой стороне от дороги полей, в которых он когда-то играл, больше не было. Их сменили невысокие кирпичные здания, парковки и газоны. Между зданиями змеилась мощеная велосипедная дорожка — она вела по направлению к деревьям туда, где когда-то протекал ручей. Мальчик поднялся на ноги и зашагал по дороге.

Откуда-то появилась машина. Взвизгнули тормоза. Но он продолжал идти вперед, потому что боялся оглянуться.

Оказавшись среди деревьев, мальчик обнаружил, что ручей никуда не делся. Он побежал вдоль него, спотыкаясь и то и дело ступая в воду, и даже намочил кроссовки. Затем замедлил бег и поискал глазами старые места, где когда-то любил прятаться. Увы, все было гораздо меньших размеров, нежели он помнил.

Он сел у края воды, не заботясь о том, что может испачкать одежду, и попытался унять слезы. Вокруг лица тучей кружила мошкара.

Мальчик услышал, как откуда-то сверху они зовут его. Он заполз на берег и на четвереньках протиснулся сквозь кустарник. Кустарник был на редкость густой и колючий, и он поцарапал себе руки и спину. В нескольких футах от своего лица он обнаружил спинку скамейки, а чуть дальше — переходную дорожку.

Спустя минуту они прошли мимо его укрытия.

— Я проверю игровую площадку, — услышал он голос матери.

Вернее, женщина, которая произнесла эти слова, утверждала, что она его мать. Теперь его матерью была эта седая женщина. А его брат превратился в настоящего гиганта. Его отец, так они ему сказали, давно умер.

Мальчик увидел, как они пошли в разные стороны и вскоре исчезли среди кирпичных зданий. Но он, даже не пошевелившись, продолжал сидеть. Комары кусали голые ноги. Тело нещадно чесалось. И все равно он не покинул укрытия.

На скамейку, спиной к мальчику, сел невысокий толстяк. Он снял бейсбольную кепку и погладил ладонью голову. На макушке у него была лысина, а вокруг кудрявый венчик волос. Рядом на скамейке стояла сумка.

— Можешь выходить, — произнес толстяк, не оборачиваясь. — Путь свободен.

Мальчик даже не пошевелился.

— Ну, если хочешь, можешь оставаться там, где сидишь.

Мальчик высунул голову и посмотрел направо и налево. Больше никого рядом не было, и он на локтях пополз вперед. Затем попробовал встать на ноги и поскользнулся.

Лысый толстяк встал со скамейки и протянул ему руку. Мальчик ухватился за нее и поднялся с земли. Толстяк улыбнулся ему, но улыбка была какая-то печальная.

Мальчик тотчас отпрянул назад. Он узнал толстяка и от испуга издал сдавленный крик. Лысый толстяк по-прежнему держал его за руку. И тогда мальчик сжал свободную руку в кулак и размахнулся.

Он угодил толстяку прямо в висок.

Тот вскрикнул и, сделав шаг назад, прикрыл уши руками. Мальчик двинулся на него, на сей раз размахивая обоими кулаками. Он наносил удары, словно работал молотом.

Толстяк даже не пытался дать ему сдачи. В конце концов он опустил руки, и теперь мальчику ничто не мешало избивать его. От ударов уши толстяка сделались красными, из носа закапала кровь. Но он стоял, не шелохнувшись, и подставлял себя под удары.

Спустя минуту мальчик остановился перевести дыхание.

Толстяк отвернулся, чтобы сплюнуть кровь.

— Поделом мне, — произнес он. — Еще как поделом!

Он ущипнул себя за переносицу. Его спортивная рубашка была вся в красных потеках. Обе щеки — в синяках. Одно ухо распухло и сделалось красным как помидор.

— Правда, не знаю, как мне потом извиняться перед Бертрамом.

Мальчик уставился на него.

— Ну, все, ты закончил? — спросил толстяк.

Мальчик влепил ему пощечину, да так, что голова толстяка мотнулась в сторону.

Толстяк потер щеку.

— Ну ладно, хватит.

С этими словами он подошел к скамье и снова сел. Мальчик остался стоять, готовый в любое мгновение броситься бежать.

— Больше я не стану тебе надоедать, — произнес толстяк. — Обещаю. Тебе больше никогда не придется волноваться из-за… меня. Я постараюсь не подпускать к тебе других демонов. Считай, что я твой ангел-хранитель.

Мальчик молчал.

— Может, в один прекрасный день нам удастся отогнать всех демонов сразу. — С этими словами он потрогал разбитый нос. Кровотечение прекратилось. — Я работаю с одной женщиной и несколькими другими людьми. Мы пытаемся вступить в контакт с учеными. Думаю, сейчас ты вряд ли меня понял бы, попытайся я тебе объяснить… Скажем так, мы пытаемся закрыть дверь, которой до этого пользовались демоны.

— Дэл! — раздался где-то вдалеке крик.

Толстяк и мальчик обернулись одновременно. С другого конца парка им махал высокий бородатый мужчина, который затем перешел на прихрамывающий бег, точнее, подобие бега.

— Мне пора, — заявил толстяк. Он встал, поднял с земли кепку и надел на голову. — Пока не забыл, я тебе кое-что принес.

С этими словами он протянул мальчику небольшой сверток.

— С днем рождения, Дэл.

Толстяк быстро зашагал прочь. Мгновение — и он исчез за углом ближайшего здания.

К мальчику подбежал Лью. Он задыхался, лицо блестело от пота.

— Эй, приятель, я тебя обыскался. Ты с кем это здесь разговаривал? Скажи, он приставал к тебе? Он тебе что-нибудь сделал?

Мальчик покачал головой.

— Ну хорошо.

Лью внимательным взглядом окинул место, где только что исчез толстяк, затем посмотрел на мальчика и заметил в его руках сверток.

— Что это там у тебя? Кто тебе его дал? Тот человек?

Мальчик протянул ему сверток. Интересно, что за этим последует? Лью снял оберточную бумагу.

— Черт! — выругался он себе под нос.

Внутри оказалась книжка комиксов. Какое-то время Лью внимательно рассматривал обложку, затем посмотрел в ту сторону, где только что исчез незнакомец. Того и след простыл.

Мальчик взял в руки книжку. На обложке был изображен человек в огромных очках, стреляющий из здоровенного ружья. Он перелистал страницы и нахмурился.

— Это Человек-Радар, — пояснил Лью. Голос его прозвучал как-то натужно. Прочистив горло, он добавил: — Не переживай, я тебе почитаю. У нас в подвале тонны комиксов. Они все твои.

Мальчик взял брата за руку, и они вместе зашагали обратно. Пока шли, мальчик держал в свободной руке открытую книжку комиксов.

— Первым делом, приятель, тебя нужно помыть, — заявил Лью. — Кстати, на тебя никто не сердится. Ведь ты не нарочно, верно я говорю?

Мальчик рассеянно кивнул. Его взгляд был прикован книжке комиксов.

— И пожалуйста, не говори Циклопу, что я ругался в твоем присутствии. Она меня за это убьет.