– Ах, – сказала Коринна, – что за чудесный сегодня денек! Лучшего для венчания и не придумаешь!

Переступая порог церкви вместе с экономкой и отцом, Эмма невольно с ней согласилась. Был один из тех великолепных летних дней, которыми так славится Монтана. Безоблачное, бездонное и безграничное небо казалось гигантским фиалковым лепестком. Солнце щедро украшало позолотой все, чего касались его лучи. Предгорья нежились в полудреме, окутанные опаловой дымкой. Листва поражала обилием оттенков, кругом во множестве пестрели цветы – словно радуга расплескалась по траве.

Но чем ярче сиял день, тем больше хотелось Эмме забиться в темный угол и умереть – не самое удачное настроение для венчания, пусть даже чужого.

Этой ночью она наконец догадалась, что с ней происходит, и пришла в ужас. У нее не хватило сил даже улыбнуться невесте, когда та шла к алтарю. А когда молодой неопытный священник, засмотревшись на хорошенькую Абигайль, сказал: «Объявляю вас мужчиной и женщиной!» – и от дружного смеха вздрогнули стены, Эмма смогла лишь приподнять краешки губ в улыбке. Невольно взгляд ее метнулся туда, где виднелась спина Такера Гарретсона. Тот от души смеялся вместе со всеми.

Его отец сидел чуть в стороне, вместе с Маккуэйдами. Когда Маллои входили, Тэра приветливо помахала Эмме. Она выглядела премило в розовом муслине, с тщательно уложенной головкой, но Эмма заметила зависть во взгляде подруги, упавшем на ее платье.

«Не нужно завидовать мне, Тэра! – подумала она с тоской. – Если бы ты знала, что я натворила, то ни за что не захотела бы оказаться на моем месте».

Вокруг уже звучали пожелания любви, счастья и долгих лет жизни, дружеские шутки и оживленная болтовня, но Эмма оставалась безучастной, словно отгороженной от остальных своим ужасным открытием. Подали лимонад с печеньем, и тотчас тошнота напомнила о себе.

Столы накрыли на церковном дворе, под старыми вязами. Зазвучала музыка, смеющиеся Шорти и Абигайль были дружескими тычками вытолкнуты в центр зеленой лужайки, чтобы первыми начать танцы.

Счастливая пара закружилась в потоке солнечных лучей, под рукоплескания родных, друзей и соседей-прихожан.

– Потанцуем, Эмма? – спросил Пит Шугар, подходя.

– Только попробуй отдавить ей ноги, парень! Ответишь передо мной! – пошутил Уин, обмениваясь рукопожатием с увальнем.

Окружающие засмеялись – все, кроме Джеда Гарретсона. Тот пронзил недруга таким взглядом, что у Эммы мурашки побежали по коже.

Отказать Питу было неловко, и Эмме пришлось сделать над собой усилие для обмена дружескими репликами во время танца. Еще несколько молодых людей подошли один за другим. Танцуя, девушка неустанно искала глазами Такера. Наконец она заметила его между колодцем и старым деревом сразу с двумя дамами – Мэри Лу Кент и Долорес Томпсон. На голове у Долорес красовалась самая безобразная шляпка, которую только приходилось видеть Эмме. Как раз когда она подумала об этом, к ней обратилась Мэйбл Барнз.

– Только посмотри на Такера! Такой большой, сильный мужчина, а вид – как у испуганного мальчишки.

У Такера и впрямь вид был не слишком довольный. Молодые леди щебетали без умолку и, должно быть, совсем оглушили его.

Эмму вдруг захлестнула такая волна любви, что она почти совершенно забыла о тошноте и головокружении. Сказать ему! Сказать немедленно, прямо здесь! Отважится ли она на это? Найдет ли в себе смелость хотя бы подойти к нему на глазах у всех?

– Извините, миссис Барнз, я ненадолго.

Собрав все силы и не отрывая взгляда от Такера, Эмма зашагала в его сторону.

– Нет-нет, нисколько не затруднит! Это совершеннейший пустяк для меня, Такер! Я могу просто заехать по дороге и…

Интересно, о чем идет речь. Очевидно, осада, хотя и продолжалась с примерным упорством, не слишком продвинулась вперед, раз уж обе претендентки объединили усилия, забыв о соперничестве.

Такер заметил приближение Эммы. Выражение его лица изменилось настолько, что болтушки умолкли и разом повернулись. При виде нее у них только что не отвисли челюсти.

– Боже мой, да это Эмма! – вырвалось у Долорес. – Как мило, что ты тоже здесь! Не правда ли, это мило, Такер?

Тот ограничился кивком.

– Ты выглядишь… – Мэри Лу помедлила, не решаясь сделать комплимент в присутствии кровного врага Эммы, – выглядишь вполне неплохо. Она ведь выглядит неплохо, Такер?

– Она выглядит просто восхитительно.

Он произнес это негромко, но впечатление было такое, словно над головами Мэри Лу и Долорес раздался выстрел из пушки. Они ожидали от Такера любой реакции на появление Эммы, только не такой. Эмма готова была истерически расхохотаться.

– Можно тебя на минутку, Такер? – спросила она, собрав всю свою решимость.

Она принудила себя смотреть только на него, зная, что глаза у обеих леди буквально выпучены. Даже у Такера они на мгновение расширились от удивления. Однако он быстро справился с собой, бросил: «Прошу извинить нас, дамы» – и стремительно увлек Эмму за собой. За зданием церкви тянулся вдаль отлогий склон холма, пестреющий цветами. Чуть выше его подножия находилась рощица из нескольких развесистых деревьев, где можно было не опасаться любопытных глаз.

Послушно следуя за Такером, девушка спрашивала себя, заметил ли ее отец, или Тэра, или Джед Гарретсон, как они ускользнули вдвоем. Но в данный момент ей это было безразлично. Сто распрей, вместе взятых, не шли ни в какое сравнение с тем, что она собиралась сказать Такеру.

Рассеянно потерев руку об руку, она заметила, что ладони холодны и влажны. Тошнота перекатывалась под ложечкой, в ушах гудело.

Когда низко нависшие ветви заслонили беленую заднюю стену церкви, Эмме стало и того хуже. Ноги ослабели настолько, что она вынуждена была присесть на валун.

Как начать, какие найти слова? Каково это – внезапно огорошить мужчину заявлением, что носишь его ребенка?

Намеками делу не поможешь, уклончивость только усложнит дело, сказала себе Эмма. Говори все как есть – и точка!

Но сама мысль о реакции Такера на новость леденила ей кровь. Что он скажет, что сделает? Правда, той ночью на сеновале он говорил о будущем, о совместной жизни… Но мало ли что говорит мужчина в пылу страсти! Слова тогда сами рвутся с языка, а утром приходит отрезвление. И даже если встанет вопрос о браке, как поверить, что это искреннее желание? Кто-то ведь женится по любви, а кто-то – как честный человек.

Эмма знала Такера достаточно хорошо, чтобы не опасаться быть брошенной. Если кто и был человеком чести, то именно он. Но что за будущее у такого брака – брака без любви, из чувства долга? Долгие годы жизни под одной крышей с человеком, пойманным, как он сам это назвал, в клетку. И она сама, и ребенок станут обузой, кандалами, путами!

Этой ночью, когда Эмма внезапно поняла, что означает ее тошнота и полное отсутствие аппетита, она испытала в первую очередь ужас. Утро принесло проблеск надежды, но теперь безысходность вернулась. Гордость требовала промолчать. Но в таком случае как быть дальше? Признаться во всем отцу? Ничего хуже не придумать. Он просто обезумеет и убьет Такера.

Нет, отец в этом деле не помощник и не советчик. Остается единственный выход, тоже не самый лучший: вернуться в Филадельфию, к тетушке Лоретте. Возможно, она будет даже рада неожиданной возможности обзавестись внуком, а если нет, все равно она добра и что-нибудь посоветует. Когда ребенок родится, они могут, например, вместе перебраться в Европу…

Но ведь это означает навсегда покинуть Монтану!

Слезы навернулись Эмме на глаза, и она поспешно сморгнула их, думая: как же это случилось? Как могло это случиться?

Двух ночей любви оказалось достаточно, чтобы возникла новая жизнь. Как бы там ни было, то было дитя любви, прекрасной и неистовой, пусть даже любовь эта длилась всего несколько часов.

Эмма сожалела о том, что природа расставила ей ловушку, но не о наслаждении, которое разделила с Такером. Именно поэтому она так искала единственно правильные слова, боясь все испортить.

– Что случилось? – между тем спросил Такер, не отрывая от Эммы чересчур проницательного взгляда. – Должно быть, что-то очень важное, раз уж ты снизошла до разговора со мной.

– Я…

Но она так и не сумела произнести ничего больше. Эмма смотрела в синие глаза, давно уже близкие и любимые, чувствуя, как ее переполняют противоречивые чувства. Этот человек был ей слишком дорог, чтобы насильно тащить его к алтарю, тем более после того, как на ее глазах повенчали Шорти и Абигайль, – повенчали в любви и согласии. Перед теми двумя лежало будущее, которому можно было лишь позавидовать. Что за будущее ожидало ее, если Такер решится связать с ней жизнь ради ребенка, чтобы, как говорилось, «прикрыть грех»? Жизнь, полная горечи, сожалений и, наконец, полного отчуждения. И все та же вражда между их отцами, усугубленная новой ненавистью.

– Я только хотела сказать, что собираюсь последовать твоему совету. Помнишь, в день выстрела ты дал мне добрый совет?

– Насчет возвращения в Филадельфию? – уточнил Такер, сузив глаза.

Эмма кивнула.

– Это невозможно!

– Не только возможно, но и разумно. И потом, ты не можешь мне приказывать.

Такер стиснул зубы, чтобы не наговорить резкостей. В конечном счете Эмма была права: у него нет права запрещать ей что-либо.

Однако он попросту не мог представить себе будущего без нее. Никогда больше ее не видеть, не прикоснуться к ней, не перекинуться словом!

– Что, решила все-таки сбежать? – спросил он намеренно грубо. – Помнится, кто-то строил из себя героиню. Куда все делось?

– Это здесь совершенно ни при чем. Такер, я не понимаю тебя. Разве ты не желал избавить от меня Уиспер-Вэлли?

– А как же твой отец? Он вроде не мог без тебя обойтись и все такое.

– Думаю, он справится.

Она сказала это, не поднимая взгляда. Голос ее звучал уныло даже для собственного слуха.

– Эмма! – резко окликнул Такер.

Девушка вздрогнула и подняла голову. Он стоял очень близко, и солнечные лучи золотили его волосы, касались любимых губ, сжатых в твердую линию.

– Ты не уйдешь отсюда, пока честно не признаешься, в чем дело?

Такеру хотелось покончить с разговором и вместо этого схватить Эмму в объятия. Она была необычно бледна, но тем ярче сияли ее синие глаза. Да и вся она как будто светилась неземной прелестью. Но то было обманчивое впечатление. Она была в высшей степени земной – настоящей женщиной, пылкой и нежной.

Она снилась ему каждую ночь в каких-то бессвязных, безумных снах. Порой в этих снах они вновь занимались любовью, и на другой день Такер не мог думать ни о чем ином. Это мучило его, мешало жить обыденной жизнью, к которой он привык, поэтому он пытался уговорить себя, убедить, что в любом случае у них бы ничего не получилось, так нечего и мечтать о несбыточном. Порой это помогало. В конце концов, он ведь любил свою свободу, верно? Однако поездки в город утратили былую притягательность и не шли теперь дальше карточной игры. Ни одна из обитательниц «Иезавели» не могла похвастаться, что Такер провел у нее ночь. Он желал недоступную женщину, и чем дальше, тем сильнее.

И вот он снова видит Эмму. Что-то изменилось с их последней встречи. Жесты ее были отрывисты, нервны, словно что-то ее снедало. Такер очень хотел бы знать, что именно. Возможно, она была сыта по горло атмосферой, царящей на ранчо Маллоев. Все эти патрули и тому подобное…

– Что заставляет тебя спасаться бегством? – сделал он еще одну попытку.

– Что? Скорее кто. Возможно, я хочу быть подальше от тебя.

Это вырвалось само собой, поскольку как раз в этот момент дурнота усилилась настолько, что Эмма чуть было не сползла с валуна, на котором сидела.

– Да что, черт возьми, происходит?

– Мне пора, – только и ответила она, заставляя себя подняться.

– Сначала давай разберемся.

– Лучше не спрашивай, Такер, – едва слышно произнесла девушка, ненадолго теряя волю к борьбе, – не спрашивай, а то пожалеешь…

Это ненадолго сбило его с толку. Справившись с удивлением, он взял Эмму за обе руки и потянул к себе.

– Предупреждаю, если ты и дальше будешь играть в эти игры…

– Ради Бога, перестань угрожать! – взмолилась девушка. – Скажи лучше, как тебе показалось венчание.

– Что? – спросил Такер, снова сбитый с толку, на этот раз внезапной переменой темы. – Было неплохо… для тех, кто любит венчания.

– Но ты согласен, что Шорти и Абигайль выглядели счастливыми?

– Какое отношение это имеет к твоему бегству?

Это как нельзя лучше подтверждало подозрения Эммы. Такера нимало не интересовали как венчание и брачный обет, так и семейная жизнь вообще. Эмма уныло поздравила себя с тем, что догадалась начать издалека. Но может быть, все-таки признаться? Трудно сказать, на что бы она решилась, если бы рядом не прозвучал грубый, чрезмерно громкий и скрипучий голос – голос Джеда Гарретсона:

– Тебе бы лучше вернуться к остальным, парень. Только что явился шериф Гилл, так что конец одному празднику, зато начинается другой. Идем, тебе понравится.

Лицо Джеда прямо-таки сияло. На нем читалось злобное удовлетворение, и это заставило Эмму затрепетать от ужасного предчувствия. Неужели?..

Даже мысленно девушка не в силах была закончить фразу. Украдкой взглянув на Такера, она заметила, что в отличие от отца он не обрадовался.

– О чем речь? – спросил он отрывисто.

Джед не ответил – он пристально разглядывал Эмму.

– Вот именно, о чем речь… между вами двоими?

– Это, черт возьми, тебя не касается! Начнем с того, что перед тобой леди, отец. Не мешало бы помнить, что перед леди надо хотя бы приподнимать шляпу!

– Только не перед Маллой!

– Хорошие манеры или есть, или их нет. Не позорь наше имя, отец.

Взгляды их встретились, и Джед, пожав плечами, приподнял шляпу.

– Мистер Гарретсон, – начала Эмма, задыхаясь от волнения, – что вы имели в виду, когда сказали, что прибыл шериф и начинается праздник другого рода?

– Вот пойди и выясни.

– Черт возьми, отец! – рявкнул Такер. – Тебе задали вопрос!

Брови Джеда сошлись к переносице. Впервые сын принимал чью-то сторону против него, да к тому же сторону Маллой. Он уже собрался удалиться с видом оскорбленного достоинства, но потом рассудил, что ответ на заданный вопрос ничуть не понравится девчонке, так что можно и ответить.

– Твой папаша, милая мисс, наконец получит то, что ему причитается.

Если на лице Такера при этих словах и появилось выражение мстительной радости, Эмма не видела. Без дальнейших слов она бросилась бежать к церкви.

Еще до того как завернуть за угол, она услышала шум на церковном дворе, где еще недавно царила идиллия.

Оказалось, что приглашенные сбились в кучу, из которой слышались протестующие возгласы. Шериф Гилл и его помощник вели Уина Маллоя к воротам. Народу оставалось не так уж много – очевидно, шериф не хотел портить праздник и дожидался ухода жениха и невесты. «Как он добр, что не опозорил старого друга перед всем городом!» – пронеслась в голове девушки мысль, полная горькой иронии.

– Стойте! – крикнула она. – Как вы можете, шериф Гилл?!

Обогнув отца и полицейских, Эмма преградила им путь:

– Немедленно отпустите папу! Как вам могло в голову прийти арестовать его? Кому, как не вам, знать, что он непричастен к смерти Бо Гарретсона!

– Боюсь, Эмма, я уже не могу прозакладывать за это голову, – угрюмо возразил шериф.

Гилл выглядел не лучшим образом: морщинистые щеки ввалились, и весь он как-то ссутулился и осел.

– Папа! – Эмма перевела взгляд на отца, с трудом подавляя дрожь. – Не волнуйся, папа. Все это какая-то ужасная ошибка, но она разъяснится. Клянусь, я сделаю все, чтобы исправить ее!

При виде бледной и потрясенной дочери, Уин Маллой содрогнулся от бессильного гнева. Его грубоватое, приятное лицо было мрачным, как туча, глаза метали молнии. Когда яростный взгляд переместился куда-то за Эмму, она тотчас поняла, на кого он направлен.

– Гарретсон, когда я окажусь на свободе, я первым делом убью тебя!

– Само собой, – фыркнул Джед. – Лучшего доказательства и не нужно.

– Ты меня подставил и заплатишь за это!

– Папа, прошу тебя, будь осторожен, чтобы слова не обернулись против тебя, – вмешалась Эмма. – Шериф, вы же знаете, что это все разыграно, подстроено!

– Увы, девочка моя, теперь уже нет сомнений в том, что он виноват. Налицо бесспорное доказательство. – С тяжким вздохом Уэсли Гилл сделал жест помощнику. – Ладно, давай заканчивать.

– Не переживай за меня, Эмма! – крикнул Уин через плечо, когда его выводили за ворота. – Я докажу, что все это просто гнусный спектакль и что шериф, как мальчишка, попался на удочку…

Эмма видела, как трое уходят по направлению к городской тюрьме. Ее отец шел, расправив плечи, всем своим видом стараясь показать, что унижение не сломило его. Когда наконец она вышла из оцепенения, церковный двор был почти пуст. Оставалось несколько человек из числа приглашенных. С минуту Эмма лишь тупо смотрела на них, не в силах произнести ни слова.

Потрясенная Коринна стояла в окружении Мэйбл Барнз, Сью Эллен Гилл и еще нескольких приятельниц, и по ее круглому лицу текли слезы. Шагах в пяти от нее, не сводя с Эммы странного взгляда, Тэра Маккуэйд вцепилась в руку своего отца. И еще двое оставались – отец и сын Гарретсоны. Плечо к плечу стояли они под тополем.

– Мне очень жаль, Эмма, – сказал Такер, когда лихорадочный взгляд девушки остановился на нем. – Сейчас нужно…

Он сделал шаг к ней, но Эмма отшатнулась:

– Нет! Не смей ко мне приближаться! Оставь меня в покое!

– Слышал, парень? – сказал Джед. – Пошли-ка домой.

Такер не подал виду, что слышал. Он продолжал смотреть только на Эмму, и этот упорный взгляд был невыносим.

– Не подходи! – крикнула она в отчаянии и бросилась на шею Коринне.

Она уткнулась в пухлое плечо экономки и разрыдалась.

– Тихо, дорогая, тихо! Все будет хорошо, просто прекрасно. Дома мы обсудим, что можно сделать.

– Я не могу ехать домой! – воскликнула Эмма, высвобождаясь. – Как же я оставлю папу?

– Сейчас ты ничем не можешь ему помочь.

Как ничем не может помочь? Эмма не желала мириться с этим, просто не могла. Но тошнота и головокружение навалились с новой силой. Только чудом она не потеряла сознание. Пока Эмма боролась с дурнотой, Росс Маккуэйд смущенно прокашлялся и заговорил:

– Сейчас важно нанять хорошего адвоката, чтобы защищал Уина в суде. В Бьютте есть один такой. Я слышал, что он может обелить и виновного… Я хотел сказать, а уж невиновного тем более! Если хочешь, Эмма, я ему напишу.

Адвокат! Ну конечно! Почему она сразу об этом не подумала?

– Мистер Маккуэйд, может быть, лучше отправиться к нему лично? Прямо сейчас?

– Это возможно…

– Нет, не стоит, – решила девушка, мало-помалу обретая присущее ей самообладание. – Чтобы разговаривать с адвокатом, нужно знать все детали, а я понятия не имею, какие у шерифа доказательства. Первым делом я должна повидать мистера Гилла.

– Эмма!

Девушка умолкла, услышав знакомый голос, такой кроткий и милый.

– В таком состоянии тебе не стоит начинать дело. Я знаю, ты готова на все, но куда разумнее сначала отдохнуть, обговорить все спокойно и хладнокровно, составить план действий. Мы с отцом поможем тебе во всем, но сначала позволь проводить тебя в «Эхо» и хотя бы напоить крепким чаем.

– Золотые слова! – поддержала Коринна, оживившись, но глаза ее были все так же печальны, и солнце безжалостно освещало каждую морщинку и складочку ее лица.

Эмма никогда не думала об экономке как о старой женщине, но тут вдруг поняла, что годы наложили свою печать на ее бывшую няньку. Однако они ничуть не прибавили ей кротости.

– Что уставились? – возмущенно обратилась она к Гарретсонам, все еще не покинувшим церковный двор. – Небось помираете от радости, чтоб вам пусто было!

Эмма тоже взглянула в ту сторону и со смутным удивлением заметила, что Такер смотрит вовсе не на них, а на Тэру. Взгляд его был настойчиво-испытующим. Тэра тоже ощутила его, повернулась и слегка повела плечами.

– Все это так грустно, так грустно… – сказала она очень тихо и как-то виновато. – До сих пор нам с отцом удавалось сохранять нейтралитет, не склоняться ни в ту сторону, ни в другую… но теперь… Теперь всего важнее, чтобы восторжествовала истина. Ради Бо, только ради него!..

– Истина? – переспросила Эмма, пораженная Необычным пафосом этих слов. – Ты имеешь в виду, что отец не стрелял Бо в спину? Что это Гарретсоны без конца мутят воду? Что все мы жили бы в мире и согласии, не будь здесь этого змеиного гнезда? Эта истина должна восторжествовать, так ведь, Тэра?

Джед сделал шаг вперед. Выражение его лица красноречиво говорило, что он собирается, в свою очередь, высказать все, что думает о Маллоях. Такер ухватил отца за руку.

– Не сейчас, слышишь? – произнес он так тихо, что девушка едва расслышала. – Оставь ее в покое.

Удивительно, но Джед не стал упрямиться. Он попросту пожал плечами и пошел прочь. Такер последовал за ним.

– Мне очень жаль, солнышко, – сказал он, проходя мимо Эммы.

Как только Гарретсоны покинули двор, оставшиеся окружили девушку, наперебой утешая ее. Но о каком утешении могла идти речь? Эмме казалось, что наступил конец света. На другой день после того, как она поняла, что носит ребенка Такера, ее отца арестовали. Один удар следовал за другим, не давая опомниться.

Потрясенная, она даже забыла ненадолго о непрерывной дурноте. Самочувствие по-прежнему было ужасным. Борясь с желанием расплакаться, она вскинула голову и попыталась улыбнуться.

– Мы не сдадимся так легко!

– Но сначала домой, ладно? – настаивала Тэра. – Все мы уверены в невиновности мистера Маллоя и сделаем все, чтобы это доказать. Истина восторжествует… но, Эмма, это будет нелегко. Нужно хорошо обдумать, какие шаги предпринять. Сейчас мы вместе поедем в «Эхо» и…

– Нет, в «Эхо» мы не поедем, – медленно и раздельно проговорила Эмма и пошла к выходу с церковного двора. У самых ворот она оглянулась: – Первым делом я хочу видеть шерифа Гилла и выяснить все, что смогу.