Вилла Каза делла Фальконара, Сицилия
Дворецкий премьер-министра вошел на веранду, где ди Стефано и его жена сидели в шелковых халатах за завтраком.
— Простите, синьор и синьора, — сказал он, слегка поклонившись премьер-министру, и продолжал извиняющимся тоном: — Какой-то молодой человек из деревни очень просит о встрече с вами. Он говорит, его мать работала здесь на кухне, когда вы служили в армии, и я действительно помню эту женщину. Он верит, что вы единственный человек, который может ему помочь.
Ди Стефано отложил газету и пожал плечами:
— Можете впустить его, Карло.
Марио Бонфилио вбежал на веранду. Лицо его выражало отчаянную решимость. Ди Стефано он показался похожим на рысь, готовую к прыжку.
— Простите, эччеленца, — заговорил вошедший, — я не решился бы вас побеспокоить, если бы не мое отчаянное положение. Эти полицейские — они ничего не делают, ничего не смыслят. Для меня и для родных моей невесты жизнь превратилась в кошмар. — Он умолк, очевидно, чувствуя себя неуютно под пронзительным взглядом премьера и холодным взором его жены.
— Вы сказали о вашей невесте, — напомнил хозяин.
— Да, моя Ирина, моя любовь, сердечко мое. На прошлой неделе мы должны были пожениться, но она пропала. Ее отец послал ее на почту, и она не вернулась домой. Мы все обыскали, синьор! Фермы, поля, всю округу. В полиции ничего не хотят делать. Они смеются и говорят, что она, должно быть, сбежала с кем-то еще. Но я знаю — это неправда, мы с моей Ириной навеки верны друг другу.
— Что же я, по-вашему, могу сделать, если полиция бессильна? — спросил премьер-министр с любопытством.
— Вы могли бы приказать полиции провести расследование, эччеленца, и известить власти соседних городов. Прошло уже три недели с тех пор, как она пропала, и мы потеряли драгоценное время. Прошу вас, пожалуйста, помогите найти ее. — Он перевел взгляд на жену премьер-министра, ища ее понимания и сочувствия. — Синьора, вы ведь знаете, что такое любовь! Это и счастье, и мука в одно время. Я хочу вернуть мою любовь. Она сама не оставила бы меня. Должно быть, случилось что-то ужасное.
Вместо понимания и сочувствия он увидел только холодную отчужденность во взгляде стального цвета глаз женщины. Она положила на стол салфетку и поднялась из-за стола, тонкая, словно лезвие бритвы.
— Да, но любовь бывает изменчивой, молодой человек. Она может убегать от человека. Возможно, ваша Ирина вовсе не хочет, чтобы ее нашли. — С этими словами Флора Донди удалилась.
Лицо Марио вспыхнуло от гнева, он весь напрягся, но сдержал себя и не сказал ничего непочтительного. Он снова перевел взгляд на премьер-министра и повторил:
— Никогда, никогда, поверьте, Ирина не оставила бы меня по доброй воле.
— Я сочувствую тебе, — заговорил глава правительства, и Марио с чувством облегчения увидел выражение сострадания на его благообразном лице. — Если ты сейчас запишешь на листочке твое имя и имя твоей невесты и ее отца, а также дату ее исчезновения, я велю полиции провести полное расследование и обыскать каждую деревню и каждый виноградник.
Ди Стефано взял со стола ручку и велел дворецкому принести бумаги.
— Ты хорошо сделал, что пришел ко мне, сынок, — сказал премьер, после того как благодарный Марио положил записку на скатерть. Ди Стефано протянул руку, и Марио долго тряс руку человека, которого считал своим благодетелем.
— Будьте благословенны, синьор, — повторял он.
После ухода Марио ди Стефано просмотрел оставленную им записку, а затем достал из кармана халата серебряную зажигалку с монограммой. Бросив взгляд на выгравированное на ней изображение двух змей в форме восьмерки, он зажег ее, чтобы сжечь записку вместе с надеждами Марио.