К тому времени, как небо на востоке начало светлеть, склады де Белема превратились в груды дымящихся почерневших обломков.

— Что станет теперь с местными жителями? — спросил Бартоломью у отца Люция. — Как они будут жить, лишившись всего урожая шафрана?

— Ничего, как-нибудь проживем. Когда мы работали на полях, мне удалось стащить изрядное количество шафрана и спрятать его в надежном месте, — с хитрой улыбкой сообщил священник. — Теперь мы сможем продать его по ценам, что взвинтил сам де Белем. К тому же я слышал, сейчас повсюду не хватает работников. Теперь поселяне свободны, и многие из них отправятся на поиски лучшей доли.

— Скажите, отец Люций, доводилось вам недели две назад посещать церковь Святой Марии в Кембридже? — внезапно спросил Бартоломью, чтобы прояснить давно мучивший его вопрос.

— Нет, — ответил удивленный священник. — Скажу вам откровенно, я ни разу не бывал в Кембридже. Говорят, в жаркую пору воздух там смердит, как в отхожем месте. У меня нет ни малейшего желания туда отправляться.

— А давно в деревне появился де Белем?

— Он начал скупать земли сразу после ухода черной смерти. А потом предстал перед нами в обличье главы сатанистской секты. Я был настолько глуп, что не догадался: алчный красильщик и пособник дьявола — один и тот же человек. Чума унесла многих поселян, и землю можно было скупить за бесценок. Тем не менее некоторые фермеры отказывались продавать свои участки. Но упрямцев начинали преследовать сатанинские знамения, и они были вынуждены сдаться.

— Сатанинские знамения? — переспросил доктор. — Какие именно?

— Вокруг их домов по ночам летали черные птицы, утром на земле виднелись следы козлиных копыт, — ответил отец Люций. — Конечно, всему этому можно найти разумное объяснение. В отличие от кошмарного видения, свидетелями которого мы стали в церкви, — добавил он, содрогнувшись.

— Сатана здесь ни при чем, — усмехнулся Бартоломью. — Это сделал я. Всего-навсего поднял руки над головой в виде рогов, — поспешно пояснил доктор, увидав выражение ужаса на лице священника. — Вот так, глядите.

Отец Люций в изумлении взирал на Бартоломью, который повторил незамысловатый трюк, столь успешно проделанный в церкви. Наконец священник разразился хохотом.

— Надо же, такой ерунды оказалось достаточно, чтобы до полусмерти напугать вооруженных солдат, — выдохнул он сквозь приступы смеха. — Кто бы мог подумать, что де Белем, обманом державший в страхе многих людей, сам станет жертвой столь нехитрой уловки?

И отец Люций, все еще смеясь, направился к толпившимся поодаль прихожанам, дабы успокоить их и рассказать, что дьявол и не думал посещать этой ночью их церковь. Бартоломью подошел к солдатам, охранявшим Джанетту и де Белема. Де Белем явно недооценил шерифа, когда заявил, что Талейт не сумеет прийти на выручку Бартоломью и его товарищам. Талейт не дал себя обмануть и не стал принимать на веру слова подозрительного поселянина, будто беглецы отправились в Лондон. Вот уже несколько часов, как отряд во главе с шерифом прибыл в Сэффрон-Уолден.

— Я должен принести вам свои извинения, — сказал Талейт, завидев Майкла и Бартоломью. — Сын мой находился в руках злодеев, и страх за его жизнь лишал меня рассудка. После того как вы пришли ко мне, брат, я получил прядь волос ребенка. Мне передали, что впредь я должен воздержаться от бесед с вами, или я получу палец моего мальчика. У меня не было иного выхода, кроме как повиноваться. Именно поэтому я обращался с вами столь сурово и надменно. Один из моих солдат постоянно наблюдал за мною и о каждом моем шаге сообщал де Белему. Сейчас этот мерзавец в подвале замка, — с мрачной улыбкой добавил шериф. — И вскоре глава нечестивой общины, к которой он принадлежал, составит ему компанию.

— Вы знали о том, что творит де Белем в этой злополучной деревне? — спросил Бартоломью, указав на дымящиеся развалины складов.

— Не имел представления, — покачал головой Талейт. — Лишь недавно я начал догадываться, кем на самом деле является де Белем. После того как дочь его убили, он признался мне, что был главой общины Очищения, но ныне, сраженный печалью, желает снять с себя тягостные обязанности. Потом я догадался, что никакой общины Очищения в городе никогда не существовало. Это всего лишь измышление де Белема, посредством которого он держал в страхе свою паству.

— Однако слухи об общине Очищения ходят по городу давно, а де Белем возглавил сатанинскую секту лишь месяц назад, — заметил Майкл. — И Хесселвел, и ваш отец в один голос твердят, что он стал заправлять в общине Пришествия после смерти Николаса.

— С самого начала у де Белема были надежные осведомители, которые сообщали ему обо всем, что происходит в общине Пришествия, — сказал Талейт. — Он давно уже тайно управлял деятельностью общины. Смерть Николаса дала ему возможность выйти из тени и взять в свои руки вожделенные бразды правления.

— Но зачем де Белему понадобилась эта морока с сатанинскими сектами? — пожал плечами Стэнмор. — Ведь зловещие ритуалы и церемонии требовали немалых усилий.

— Ему нравилось ощущать власть над людьми, — пояснил Бартоломью. — Всякий, кого он затягивал в сети, будь то Талейт-старший или Пирс Хесселвел, ощущал перед ним трепет. Оказавшись в подчинении у де Белема, люди уже не могли освободиться. Чтобы держать паству в страхе, он шел на хитроумные уловки вроде тех, что мы наблюдали в церкви Всех Святых. Убийства, произошедшие в городе, де Белем тоже сумел использовать к собственной пользе. Он утверждал, что их совершает сам князь тьмы, посылая своим приспешникам кровавые знамения.

— Де Белем — человек расчетливый и трезвый, — заметил Стэнмор. — Он привык во всем искать выгоду. А какая ему корысть в людском страхе и трепете?

— Тебе известно не хуже моего, что по всей стране работники покидают дома и отправляются на поиски больших заработков. Ты правильно сказал, де Белем корыстолюбив и расчетлив. Он вовсе не желал щедро платить местным жителям. И смекнул, что если хорошенько запугать народ, то можно использовать их труд почти даром.

— Это я и без тебя сообразил, — сердито пробурчал Стэнмор. — Но я по-прежнему не понимаю, зачем ему понадобились старый Талейт и Хесселвел. Они-то не работали на его полях.

— Хесселвел тоже был ему необходим, — пояснил Бартоломью. — Благодаря ему де Белем знал все, что происходит в Майкл-хаузе, какие поручения канцлера выполняем мы с Майклом. Хесселвел сказал, что глава секты постоянно расспрашивал его о делах колледжа.

— А что ему было нужно от моего отца? — спросил Талейт.

— Де Белем захватил монополию на торговлю шафраном и стал единственным красильщиком в городе. Освальд подтвердит, де Белем был настолько уверен в нерушимости монополии, что даже начал торговать тканями, хотя, будучи красильщиком, не имел на это права. Дабы сохранить столь выгодное положение, он стремился узнать как можно больше о делах торговцев тканью и портных. Он пресекал все их попытки воспользоваться услугами других красильщиков. Вам известно, мастер Талейт, что Освальд послал ткани на окраску в Лондон. Однако повозки его были разграблены, товар похищен. И произошло это лишь потому, что Освальд имел неосторожность упомянуть о своем намерении вашему отцу. А отец ваш передал это главе дьявольской секты, перед которым испытывал трепет.

— Если у вас есть хоть какие-то сомнения, можете осмотреть склады де Белема на Милн-стрит, — кивнул Стэнмор. — Там вы найдете похищенные у меня тюки с товаром.

Талейт тяжело вздохнул и взглянул туда, где в окружении солдат стояли де Белем и его сообщники. Прежде чем двинуться через лес, необходимо было дождаться наступления утра. Шериф не желал подвергать себя и своих людей опасности разбойного нападения.

— Теперь мне все ясно, — изрек он. — В письме, полученном мною после похищения сына, говорились, что мое дознание не должно касаться сатанинских сект. На самом деле де Белем пытался помешать мне раскрыть механизмы его преступной коммерции. Мне следовало догадаться об этом сразу. Ведь сын мой был похищен, едва я начал расспрашивать очевидцев нападения на повозки сэра Освальда. Дело это представлялось мне куда менее важным, чем убийства гулящих женщин. Однако для де Белема оно имело первостепенное значение. Я рад, что ныне мы положили конец его козням.

— Этот негодяй на редкость умен и хитер, — кивнул Стэнмор. — И со своими приспешниками он управлялся чрезвычайно разумно. По словам Эдварда Бакли, половина наемников жила здесь, в деревне, а половина — в городе, на улице Примроуз.

— На улице Примроуз? — встрепенулся Талейт. — Там, где жил Фруассар?

— Фруассар и его семья были одними из немногих жителей улицы Примроуз, которых пощадила чума, — кивнул Бартоломью. — После черной смерти там осталось множество пустых домов. К тому же место пользовалось дурной славой, и желающих селиться там не находилось. Именно поэтому де Белем и разместил там наемников. Может статься, бедняга Фруассар оказался невольным свидетелем каких-либо злодеяний, совершаемых его новыми соседями. Полагаю, он искал убежища в церкви вовсе не потому, что убил свою жену. Фруассар пытался спастись от де Белема. Ночью Гилберт притаился в подвале, ключи от которого были лишь у него. Когда церковь заперли, он вышел из укрытия, удушил Фруассара гарротой и стал дожидаться так называемого «отца Люция». Ведь без посторонней помощи тщедушный клерк не мог втащить труп на звонницу и спрятать его за колокольным станом. Что касается отца Люция, то под его именем, несомненно, скрывался сам де Белем. В церковь его впустил Гилберт, а не Фруассар, как думали стражники.

— По словам стражников, таинственный монах был худ, изможден, обладал постной физиономией и огромным носом, — подал голос Майкл. — Подобное описание не подходит де Белему. Однако этот пройдоха, поднаторевший в различного рода трюках, мог без труда изменить свою наружность. К тому же солдат сильнее занимала игра в кости, чем смиренный бенедиктинец, явно не представляющий опасности.

— Неужели во всех преступлениях замешан Гилберт? — изумленно пробормотал Талейт. — Клерк, облеченный особым доверием канцлера! Необходимо немедленно арестовать его, иначе он сообразит, что игра проиграна, и сбежит из города.

— Нет необходимости, — усмехнулся Бартоломью. — Преступник уже в наших руках. Никто из вас не обратил внимания, что мы ни разу не видели Джанетту и Гилберта вместе? Иначе и быть не могло. Эти двое — один и тот же человек.

— Быть не может! — одновременно воскликнули Майкл, Талейт и Стэнмор.

— Что за нелепица взбрела тебе в голову, Мэтт! — перекрыл удивленный гул зычный голос Майкла. — Ты забыл, что Гилберт бородат? А в том, что Джанетта женщина, усомнится лишь слепой! Боюсь, де Белем так крепко ударил тебя по голове, что ты повредился в уме!

— Подойди и проверь, прав ли я, — пожал плечами доктор. — Уверен, роскошная грива Джанетты останется у тебя в руках, стоит хорошенько потянуть за одну из прядей.

— Делай это сам, — сердито буркнул Майкл. — Мы, монахи, не имеем обыкновения таскать женщин за волосы.

Бартоломью подошел к повозке, где сидела Джанетта. Остальные следовали за ним по пятам. Увидав доктора, Джанетта растянула губы в улыбке. Он улыбнулся в ответ и протянул руку к ее черным блестящим волосам. Изменившись в лице, Джанетта попыталась увернуться.

— Вы с ума сошли! Что вы себе позволяете!

Бартоломью, не говоря ни слова, вцепился в длинную прядь. Джанетта пронзительно завизжала. Доктор с невозмутимым видом продолжал тянуть. Парик слетел прочь, выставив на всеобщее обозрение жидкие волосы Гилберта, прилипшие к макушке. Де Белем с непроницаемым выражением наблюдал, как Гилберт, почти неузнаваемый без накладной бороды, плевался и сыпал проклятиями.

— Но как вы догадались? — едва переведя дух от изумления, спросил Талейт.

— Парик этого негодяя ввел в заблуждение нас, но не городских проституток, — пояснил Бартоломью. — Матильда сразу сказала мне, что волосы у так называемой Джанетты фальшивые. Встретившись с Джанеттой во дворе церкви Святой Марии, я пригляделся к ее волосам и понял: догадка Матильды справедлива. А еще меня удивило, что женщина, которая дорожит своей привлекательностью, не пытается скрыть шрамы на лице с помощью пудры и притираний.

— Но это не так просто, — задумчиво произнес Талейт. — У моей жены на шее есть родимое пятно, оно доставляет ей немало хлопот. Всякий раз, надевая открытое платье, она тратит уйму времени на то, чтобы скрыть пятно под слоем пудры. А мошеннику Гилберту требовалось быстро изменять обличье. И он решил не скрывать шрамы с самого начала. Он понимал, обстоятельства могут сложиться так, что возиться с притираниями будет некогда.

— Меня насторожило также, что Джанетта прикрывала лицо волосами, когда беседовала со мной, — продолжал Бартоломью. — При разговоре с другими мужчинами она так не делала. Мы с Гилбертом были хорошо знакомы, и он, разумеется, опасался быть узнанным. Однако же я не был уверен в справедливости своей догадки, пока в церкви не схватил Джанетту в охапку. В подобной ситуации всякий, даже не будучи опытным доктором, понял бы, что сжимает в руках отнюдь не женщину.

— Именно Гилберт обратил наше внимание на то обстоятельство, что у женщины, найденной в гробу Николаса, почти не осталось волос. Женщина умерла около месяца назад. В это же время в городе появилась Джанетта в роскошном парике, — сказал Майкл.

— Неужели возлюбленную Николаса убили из-за ее волос? — недоуменно вопросил Стэнмор.

Бартоломью этот вопрос привел в замешательство, ибо подобная возможность не приходила ему в голову.

— Нет, причина убийства куда более серьезна, — ответил вместо него Майкл. — У убитой были тонкие жидкие волосы. В точности такие же, как у Гилберта.

Он многозначительно посмотрел на клерка, потупившего взгляд. Теперь настал черед Бартоломью испустить возглас изумления.

— Любовница Николаса приходилась Гилберту сестрой! — воскликнул доктор. — Сходство их говорит само за себя. Она была такой же маленькой и тщедушной.

— Да, она была его сестрой, — подтвердил Майкл, по-прежнему не сводя глаз с Гилберта. — Джанетта из Линкольна — это ведь не плод вашего воображения, не так ли, мастер Гилберт? Так звали вашу сестру. Вы вызвали ее из Лондона, дабы она стала соучастницей ваших планов. Точнее, планов де Белема. Вам было известно, что Николас трудится над летописью университета и книга эта, возможно, содержит сведения, представляющие для вас угрозу. Джанетта, которой было поручено узнать, как далеко продвинулись изыскания Николаса, сумела вскружить ему голову. Отец Катберт сообщил нам, что Николас питал к своей возлюбленной глубокую привязанность, и, судя по всему, его чувство не осталось без ответа. Возможно, любовь вашей злосчастной сестры к Николасу заставила ее воспротивиться вашим намерениям. И в результате она лишилась жизни.

— Именно потому, что убитая приходилась сестрой Гилберту, он похитил ее тело из церковного подвала, — добавил Бартоломью. — Думаю, он предал тело земле и ныне оно покоится в мире.

— Все это пустопорожние измышления, и они никогда не будут доказаны, — с косой ухмылкой пробормотал Гилберт. — Вы можете обвинить меня лишь в том, что я ради забавы прикидывался женщиной.

— Доказательств вашей вины у нас хватает, — возразил Талейт. — Того, что мы видели собственным глазами, вполне достаточно, чтобы вздернуть вас. Не сомневайтесь, любезный, петли вам не миновать. Именно так карают тех, кто виновен в похищении людей и черной магии.

— Мы не занимались черной магией, — словно очнувшись, произнес де Белем. — Все, что мы делали, не имеет отношения к колдовству. То были лишь невинные шутки. Я проделывал их, ибо хотел немного развлечь своих друзей и знакомых. Не моя вина, что они так робки и пугливы. Мы никого не убивали, не присваивали чужой собственности и не заключали незаконных сделок. Это подтвердит мой адвокат Пирс Хесселвел. А вам еще придется ответить за вздорные наветы. В суде у меня есть влиятельные друзья. И вы напрасно надеетесь, что вам удастся вздернуть меня.

А ведь этот негодяй и впрямь может уйти от наказания, пронеслось в голове у Бартоломью. Да, они располагали неопровержимыми доказательствами преступлений де Белема. Ребенок Талейта обнаружен в его доме, и Бакли заявит перед судом, что его похитили и силой удерживали взаперти. И наконец, на складах де Белема найдены тюки с тканью, принадлежавшие Стэнмору. Но дело это настолько запутано, что опытный адвокат сумеет дать всем свидетельствам против де Белема убедительное объяснение. И именно это объяснение влиятельные покровители богатого красильщика сочтут истинным.

Бартоломью отошел в сторону, ибо самоуверенный вид де Белема был для него невыносим. Доктор не привык к верховой езде, и теперь все его тело ломило. Голова, уставшая от непрерывного напряжения мысли, готова была расколоться.

Прямо за домами протекал небольшой ручей. Бартоломью наклонился и зачерпнул воды, чтобы умыться. Шорох, раздавшийся за спиной, заставил его резко обернуться. Но, к великому облегчению Бартоломью, то был вовсе не подручный де Белема, ускользнувший от людей шерифа. Перед доктором стоял улыбающийся Майкл.

— Отец Люций приготовил для нас похлебку, — сообщил довольный монах. — Идем перекусим. День предстоит нелегкий, и нам необходимо восстановить силы.

Вслед за Майклом Бартоломью вошел в маленький домик священника поблизости от церкви. Жилище отца Люция состояло из одной комнаты, к которой прилегала крошечная кухня. Однако пол покрывали чистые тростниковые циновки, а грубый деревянный стол, стоявший посреди комнаты, был отчищен добела. Бартоломью опустился на деревянную скамью рядом с Майклом. Стэнмор уже сидел за столом, с аппетитом поедая горячую похлебку из простой глиняной миски. Отец Люций наполнил две миски и подал их Бартоломью и Майклу. Доктор с наслаждением прижал к теплым глиняным бокам посудины окоченевшие пальцы.

— Де Белем может выйти сухим из воды, — нарушил он царившее за столом молчание. — Поднаторевший в судейских уловках адвокат сумеет свести на нет все свидетельства против злоумышленника. Особенно если слова де Белема о влиятельных покровителях в суде — не пустая похвальба.

— Даже самый искусный крючкотвор не опровергнет очевидного, — возразил Стэнмор. — Я тоже найму адвоката. Де Белем похитил мой товар и убил моего работника. И я сделаю все, чтобы он не ушел от возмездия.

— Но мы никогда не докажем, что именно де Белем виновен в убийствах женщин, — заметил Бартоломью. — Среди убитых была его собственная дочь и проститутка, скрашивавшая его одиночество. Вряд ли в суде поверят, что де Белем лишил их жизни.

— Нам доподлинно известно, что он убил Джанетту, — произнес Майкл. — Все прочие жертвы лишены жизни в точности так же, как и она: им перерезали глотку. Это совпадение со всей очевидностью указывает на убийцу.

— Но у всех жертв на пятке был кровавый знак в виде круга, а у Джанетты мы не смогли его найти, — напомнил Бартоломью. — И как мы докажем, что именно де Белем убил Джанетту? У нас нет ни свидетелей, ни убедительных улик.

— Да, ты прав, Мэтт, — кивнул Стэнмор. — Мы собрали почти все части головоломки, однако полной ясности до сих пор нет.

— Осталось сделать последнее усилие и достигнуть ее, — заявил Майкл. — А для этого необходимо перечислить те факты и обстоятельства, что нам самим представляются неопровержимыми.

Бартоломью тяжело вздохнул. Голова у него шла кругом от усталости, и, подобно Стэнмору, он чувствовал, что не в состоянии воссоздать единую картину злодейского замысла. Некоторые части головоломки упорно отказывались соединяться, и доктор сильно сомневался, что утомленный рассудок отыщет им надлежащее место. Он отправил в рот ложку горячей похлебки и едва не подавился, когда Майкл с размаху хлопнул его по плечу.

— Давайте начнем с самого начала, — жизнерадостно изрек толстый монах, и Бартоломью в очередной раз подивился неиссякаемой бодрости своего друга. — Нам придется вернуться на много лет назад, к истокам этой темной истории. Итак, известный нам Гилберт родом из Линкольна, там он оставил родительское семейство. В славном этом городе служил некий суровый судья, который в качестве наказания за незначительные проступки уродовал лица провинившихся. Как видно, в один из приездов к родным подобному наказанию подвергся и Гилберт. Сейчас мы не можем сказать, было наказание заслуженным или же Гилберт пострадал напрасно.

Майкл замолчал. В памяти Бартоломью всплыло любопытное наблюдение, которым совсем недавно во дворе дома де Белема поделился с ним Эдвард Бакли.

— Бакли прекрасно помнит, как после одной из поездок в Линкольн Гилберт вернулся с густой бородой, — сообщил доктор. — Бакли обратил на это внимание, так как тоже пытался отрастить бороду, дабы скрыть отметины от кожной болезни. Однако борода у него росла жидкая и клочковатая, а Гилберт за короткое время приобрел густую и окладистую. Довольно странное обстоятельство, особенно если учесть жалкую растительность у него на голове, не правда ли? Бакли, конечно, не догадался, что борода Гилберта фальшивая. Негодяй вынужден был носить ее, чтобы скрыть шрамы, свидетельствующие о его преступлении.

— К тому же благодаря бороде никто не допускал и мысли, что Гилберт и Джанетта — одно лицо, — добавил Стэнмор.

— Теперь перейдем к рукописи, над которой трудился Николас, — продолжал Майкл, протягивая миску за новой порцией похлебки. — Канцлер поручил Николасу составить летопись наиболее важных событий и вех в жизни университета, дабы те, кто придет нам на смену, могли узнать историю без прикрас. По словам самого канцлера, некоторые главы книги содержат сведения, не подлежащие разглашению. Сведения эти касаются не только магистров университета, но и жителей города. По словам канцлера, раскрытие этих сведений могло бы усилить неприязнь, которую горожане издавна питают к университету. Николас, судя по всему, приступил к делу с изрядным рвением. В поисках необходимых фактов он вступил в общину Пришествия и даже был избран ее главой.

— Услышав об этой книге, де Белем забеспокоился, — подхватил Бартоломью. — Вместе с Гилбертом они решили вызвать из Линкольна сестру последнего. Молодой женщине предстояло завоевать привязанность Николаса и вытянуть из него все, что тому удалось узнать.

— Но, по словам отца Катберта, Николас и Джанетта прониклись друг к другу взаимным чувством, — продолжал Майкл. — Женщина отказалась сообщать Гилберту и де Белему о работе своего возлюбленного. Возможно, она даже предостерегла Николаса и рассказала о готовящихся против него кознях. Здесь нить обрывается. Мы не знаем, как события развивались дальше.

Бартоломью молчал, собираясь с мыслями. Отец Люций вновь наполнил супом опустевшие миски. Стэнмор выжидательно переводил взгляд с монаха на доктора.

— Но кое-что нам все-таки известно, — прервал молчание Бартоломью. — Отец Катберт утверждает, что над жизнью Николаса нависла опасность, и по этой причине тот отважился разыграть собственную смерть. Скорее всего, Николаса встревожила угроза, исходящая от де Белема. Он решил, что мнимая смерть станет для него наилучшим выходом. Если отец Катберт прав и симпатия Николаса и Джанетты была взаимной, велика вероятность того, что Джанетта помогала возлюбленному осуществить рискованный план.

— И мы даже знаем, каким образом! — с воодушевлением воскликнул Майкл. — Гилберт сумел заменить тело Джанетты телом Николаса, ведь только у него были ключи от церковного подвала. Джанетта, вне всякого сомнения, разделяла с братом кров, поэтому смогла похитить ключи и спряталась в подвале. Когда церковь заперли на ночь, оставив мнимого покойника в закрытом гробу, она вышла из укрытия и помогла Николасу выбраться.

— Может статься, Гилберт подозревал сестру в пособничестве Николасу. Или он проснулся среди ночи и увидал, что ключи исчезли, — перебил монаха Бартоломью. — Так или иначе, он отправился в церковь, где и нашел восставшего из гроба Николаса.

— И что же? — вставил Стэнмор. — Такой тщедушный человечек, как Гилберт, никак не мог справиться с двумя противниками, даже если один из них — женщина.

— Думаю, Гилберт явился в церковь не один, а в обществе де Белема, — пояснил Майкл. — У него было время разбудить своего хозяина. По плану Николаса и Джанетты назавтра ни у кого не должно было возникнуть сомнений, что покойник по-прежнему на месте. Наверняка они долго возились с опустевшим гробом, приколачивая крышку. За этим занятием их и застали Гилберт и де Белем. Завязалась схватка, во время которой Джанетта была убита. Николасу удалось бежать.

— А маска, изображающая козла? — напомнил Стэнмор. — Зачем Гилберту понадобилось глумиться над трупом сестры?

— Возможно, она сама надела маску, прячась в церковном подвале, ибо хотела скрыть лицо, — предположил Майкл.

— Нет, все было иначе, — возразил Бартоломью. — Полагаю, де Белем надел козлиную маску, намереваясь напугать Николаса. Вероятно, он рассчитывал, что Николас от ужаса откроет ему все секретные сведения, содержащиеся в летописи. Потом де Белем, вне всякого сомнения, собирался убить Николаса. Однако намерениям его не суждено было осуществиться. Николас бежал, в руках преступников оказалась лишь мертвая Джанетта. К тому времени уже начало светать, козлиная маска была слишком велика, чтобы спрятать ее под плащом, а идти с ней по улицам слишком рискованно. Думаю, де Белем и Гилберт надели маску на мертвую Джанетту лишь потому, что не нашли более подходящего способа избавиться от отвратительной личины.

— Я все-таки считаю, что де Белему удалось вырвать у Николаса какие-то сведения, — добавил Майкл. — Столкнувшись с воскресшим клерком в церкви, де Белем уже не сомневался в том, что завладеть летописью крайне необходимо. Тогда он нанял опытного взломщика, поручил ему проникнуть в башню и похитить книгу. Гилберт не мог этого сделать, ибо располагал ключами лишь от церкви, а не от сундука. Участь взломщика-монаха хорошо нам известна.

— Все это так, — кивнул Стэнмор. — Но я по-прежнему не понимаю, зачем им понадобилось похищать злополучного старину Бакли.

— Де Белем со своими пособниками захватил в плен Бакли как раз в ту ночь, когда монах попытался взломать сундук, — пояснил Бартоломью. — Как мы помним, похитители вынесли из комнаты Бакли все его пожитки. Де Белем явно хотел представить дело так, будто Бакли украл летопись и скрылся из города. Но отравленный замок, благодаря которому мертвый монах остался на месте преступления, помешал свалить вину на вице-канцлера университета.

— Согласно нашим предположениям, Гилберт прятался в церковном подвале, намереваясь проверить, как монах выполнит свою работу, — продолжал Майкл. — Обеспокоенный тем, что похититель замешкался, Гилберт поднялся в башню, обнаружил труп и впал в панику. Монаху было приказано похитить книгу целиком, ибо де Белема интересовали секретные сведения не только о собственной персоне, но и все прочие тайны. Мы знаем, что он донимал расспросами старого Талейта и Хесселвела. Де Белем прекрасно понимал, что чужие секреты — мощное оружие, при помощи которого он обеспечит себе незыблемую власть. Однако же Гилберт, охваченный страхом, позабыл о наставлениях своего патрона и захватил лишь те страницы книги, что имели непосредственное отношение к нему и к де Белему. Канцлеру эти страницы отнюдь не представлялись важными, он их даже не хватился. Однако позднее де Ветерсет собственноручно изъял из летописи главы, по его мнению не предназначенные для посторонних взоров. Тем самым он внес в дело немалую путаницу: просмотрев летопись, мы не обнаружили ни единой строчки, проливающей свет на свершившиеся события. Мы лишь поняли со всей очевидностью, что у Бакли не было ни малейшего повода для побега.

— По словам Бакли, он быстро сообразил, что планы преступников пошли наперекосяк и де Белем не знает, как поступить с пленником, — вставил Бартоломью. — Думаю, де Белем собирался держать вице-канцлера в заточении до того момента, когда смерть Бакли будет выгодна.

— Теперь вспомним, как погибли злосчастные жертвы преступников, — произнес Майкл, наклоняясь вперед и пытаясь рассмотреть, не осталось ли на донышке горшка еще супа. — У Джанетты перерезано горло, Николас и Фруассар задушены посредством гаротты. Подобный способ расправы встречается крайне редко. Значит, всех троих убил один и тот же человек. С Фруассаром, вне всякого сомнения, разделался Гилберт. Лишь у него были ключи, позволяющие спрятаться в подвале и выждать, пока Фруассар окажется в запертой церкви один.

— Жена Фруассара тоже задушена гароттой, — сообщил Стэнмор. — Об этом мне рассказал один из моих работников.

Известие это повергло сидевших за столом в молчание. Отец Люций недоуменно обводил взглядом своих гостей, словно отказывался поверить, что душа человеческая может вместить столько зла.

— Значит, Гилберт убил свою сестру, когда обнаружил, что та намерена бежать вместе с Николасом, — подвел итог Бартоломью. — Он убил Фруассара, когда тот заподозрил, что на улице Примроуз творится что-то неладное. Он убил жену Фруассара с целью создать видимость, будто последний скрылся в церкви, пытаясь избежать возмездия за совершенное преступление. И наконец, он убил Николаса, когда тот рискнул вернуться в Кембридж на поиски Джанетты.

— Скорее всего, и городских потаскух убивал Гилберт, — заметил Стэнмор. — Ведь у них у всех тоже перерезано горло.

— Фрэнсис де Белем не была проституткой, — уточнил Бартоломью. — И перед смертью она успела прошептать, что ее убил «не он». Я долго не мог сообразить, что она имела в виду. Думал, она хотела оградить от подозрений своего отца или же любовника. Или пыталась сказать, что убийца не принадлежал к человеческому роду. Ведь он мог скрыть лицо под какой-нибудь жуткой маской, изображая посланника ада. И лишь теперь я понял, в чем дело. Фрэнсис хотела сказать, что ее убил не мужчина. Это сделала Джанетта — точнее, Гилберт в женском обличье. Та самая загадочная женщина, которую бедная Фрэнсис частенько видела по ночам в доме своего отца. Господи боже! — оборвал сам себя Бартоломью.

— Что? — встрепенулся Майкл. — Что пришло тебе в голову?

— Бонифаций, — пробормотал доктор.

Сидевшие за столом устремили на него растерянные взгляды.

— По словам Бонифация, Фрэнсис назначила ему встречу в саду колледжа. Сказала, что хочет сообщить нечто важное. Но он ждал ее напрасно. Она не пришла, потому что ее убили. Поначалу я думал, что Фрэнсис собиралась сообщить о каких-то своих невзгодах. Но, может статься, она хотела рассказать возлюбленному о странных делах, творившихся в доме ее отца. Наверняка она слышала плач ребенка, возможно, видела птиц и летучих мышей, которых де Белем держал на чердаке. Постоянно запертая комната, где заточили Бакли, тоже не могла не насторожить Фрэнсис. Полагаю, она надеялась, что Бонифаций сможет прибегнуть к помощи братьев-францисканцев и докопаться до истины. Возможно, ей было известно, что отец ее связан с сатанинскими сектами и запятнал себя богохульными деяниями. Так или иначе, Гилберт разгадал ее намерения. Переодевшись Джанеттой, он последовал за Фрэнсис в сад колледжа, где и убил ее.

— Да, это похоже на правду, — кивнул головой Майкл. — Наверняка Фрэнсис тревожила связь отца с сатанинскими сектами, и она видела, что нечестивые игрища увлекают его все сильнее. А неприятность, случившаяся с ней самой, усугубила ее тревогу.

— У Фрэнсис случилась неприятность? — с откровенным любопытством спросил Стэнмор, — Какая именно?

— Сейчас это уже не имеет значения, — быстро ответил Майкл, поймав на себе укоризненный взгляд Бартоломью.

— Пока мы склоняемся к тому, что убийства, совершенные в городе, были делом рук Гилберта, — задумчиво произнес Бартоломью. — Однако же раны, нанесенные Джанетте, Фрэнсис, Исобель и Фрите, не одинаковы. Шеи у Исобель и Фриты были перерезаны, а у двух других жертв перерублены.

— Не вижу здесь большой разницы, — вздрогнув, проронил Стэнмор. — Так или иначе, у каждой жертвы на пятке был оставлен знак в виде кровавого круга. Без сомнения, тут действовала одна и та же злодейская рука. Меня сейчас занимает другое. Знал ли де Белем, что Гилберт лишил жизни его единственную дочь? А также шлюху, с которой красильщик тешил свою плоть?

— Не знал, — покачал головой Бартоломью. — Если бы знал, он не попросил бы нас расследовать убийство Фрэнсис. А вот Гилберт в женском обличье дважды предостерегал меня, настоятельно советовал бросить дело. Первый раз — на улице Примроуз, второй — во дворе церкви Святой Марии. Именно Гилберт приказал Хесселвелу подбросить на кровать Майкла голову козла, заявив, что такова воля главы секты. И наконец, Гилберт велел Хесселвелу натереть задние ворота Майкл-хауза горючей смесью. Он знал, что мы с Майклом имеем обыкновение пользоваться этими воротами по ночам, и намеревался запалить их при нашем появлении. Даже если бы огонь не причинил нам вреда, мы получили бы еще одно зловещее предостережение. Кстати, де Белем всячески пытался убедить нас, что убийства женщин не имеют отношения к сатанинским сектам. Думаю, он искренне полагал, что смерть дочери никак не связана с его собственными злодеяниями.

— Но ты забываешь, что во время нечестивого ритуала именно он провозгласил, что вскоре в городе вновь прольется кровь, — напомнил Майкл. — Несомненно, он был в этом уверен.

Бартоломью погрузился в молчание, пытаясь найти объяснение загадочному обстоятельству, которое он упустил из виду.

— Предположим, де Белем знал, что Талейт не будет расследовать убийство Фрэнсис, ибо опасения за судьбу похищенного ребенка связывали того по рукам и ногам, — неуверенно начал доктор. — Понимая, что рассчитывать на шерифа не приходится, красильщик обратился за помощью к нам. Де Белем знал, что Хесселвел ночью разгуливает по улицам, и подозревал в убийствах его. А во время сатанинского ритуала глава секты предрек очередное убийство в расчете на то, что Хесселвел не выдержит напряжения и выдаст себя. Письмо с требованием держаться подальше от общины Святой Троицы, якобы полученное де Белемом, — чистой воды вымысел. При помощи этой уловки красильщик хотел возбудить наш интерес и одновременно направить нас по следу, ведущему прочь от сатанинских сект.

— Не лишено вероятности, что де Белем действительно полагал, будто дочь его убил один из членов общины Святой Троицы, — изрек Майкл. — А Гилберт, будучи малым хитрым и расчетливым, наверняка укреплял своего патрона в этом заблуждении. Эти двое так поднаторели в обмане, что постоянно лгали не только всем остальным, но и друг другу, — добавил монах, покачав головой. — Впрочем, нам это было на руку.

— Одно обстоятельство по-прежнему ставит меня в тупик, — почесав голову, подал голос отец Люций. — Зачем Гилберту понадобилось переодеваться женщиной?

— Эдвард Бакли сообщил нам, что в последнее время де Белему становилось все труднее держать в подчинении солдат, нанятых для разбойных дел, — пояснил Бартоломью. — Чтобы управлять ими, требовался помощник. Будучи доверенным клерком канцлера, Гилберт никак не мог себе позволить появляться на улице Примроуз. А вот в обличье загадочной Джанетты, о которой по городу ходили самые невероятные слухи, он получал полную свободу.

— И на все эти злодеяния, хитрости и уловки де Белем пустился лишь для того, чтобы оставаться единственным красильщиком в городе и взвинчивать цены за свою работу! — укоризненно качая головой, воскликнул отец Люций.

— Это сулило ему огромные прибыли, — презрительно сказал Стэнмор. — И он был готов на все, лишь бы укрепить монополию.

Стэнмор поднялся и подошел к окну.

— Уже совсем светло, — сообщил он. — Нам пора в путь.

Они поблагодарили отца Люция за гостеприимство и покинули его дом. На улице Талейт выстраивал конвой вокруг повозки с арестованными. Поникший и испуганный Гилберт притулился в углу, а де Белем с невозмутимым видом поглядывал по сторонам. Увидав Майкла и Бартоломью, он скривил губы в ухмылке. Майкл приблизился к повозке.

— Мы разгадали ваши козни, — сообщил он. — Нам известно, что Гилберт убил собственную сестру, а затем — Фруассара и Николаса. Нам известно также, что вы наняли бродячего монаха, дабы тот похитил летопись из сундука с университетскими документами. А еще мы знаем, что суета с нечестивыми сектами понадобилась вам лишь для того, чтобы скрыть от любопытных глаз грязные делишки и заставить бедняков работать на вас за гроши.

— Вы можете сколь угодно возводить на меня напраслину, — пожал плечами де Белем. — Доказать все равно ничего не удастся.

— Одно обвинение мы докажем очень легко, мастер Де Белем! — неожиданно возопил Стэнмор. — Разве вы выплачивали налоги надлежащим образом? Нет, вы держали в тайне свою коммерцию и лишили короля того, что причитается ему по закону!

Де Белем слегка побледнел, однако не проронил ни слова. Стэнмор довольно потер руки.

— Старый Ричард Талейт — дока по части цифр и подсчетов, — заявил он. — Мы обратимся к королю с просьбой разрешить нам провести дознание и выяснить, на какую сумму вы обманули его величество. Уверен, наша просьба не останется без ответа. И уж тогда вас непременно вздернут по обвинению в государственной измене.

— Зачем вы убили вашу сестру, Гилберт? — мягко спросил Бартоломью, надеясь, что такой тон побудит преступника к большей откровенности.

— Не отвечай им, — проскрежетал де Белем. — Они ничего не сумеют доказать.

— Ну, не составит труда доказать, что Гилберт убил Фруассара, — возразил Майкл. — А этого вполне достаточно, чтобы отправить его на виселицу. Насколько я понял, Гилберт, вы желаете висеть в одиночестве, в то время как ваш сообщник будет разгуливать на свободе?

— Сестра предала меня, — едва слышно прошептал Гилберт.

Де Белем подался вперед, пытаясь заставить его молчать, но двое солдат крепко держали красильщика за плечи.

— Заткнись, безмозглый олух! — взревел де Белем. — Не принимай на веру их угрозы! Я найму опытных адвокатов, и они камня на камне не оставят от этих вздорных обвинений!

— Опытные адвокаты не имеют обыкновения работать безвозмездно, — усмехнулся Майкл. — А вы лишились не только шафрана, но и всего имущества. Так что вам трудно будет кого-то нанять. Теперь все ваши уловки и хитрости остались в прошлом.

Де Белем попытался вскочить на ноги, однако солдаты удержали его. Гилберт, даже не взглянув в его сторону, заговорил вновь:

— Клянусь, я не хотел убивать сестру. Сам не знаю, как в руках у меня оказался нож. Гнев затмил мне разум, и в следующее мгновение Джанетта лежала у моих ног с перерезанным горлом. Я сожалел о содеянном, горько сожалел. Но уже не мог ничего исправить. А Николас воспользовался моим отчаянием и скрылся.

— Я слышал, доктор Бартоломью, вы говорили мастеру де Ветерсету, что злоумышленники оставили в гробу Николаса маску козла, ибо рассчитывали, что подмена будет обнаружена, — продолжал Гилберт со слабой улыбкой. — Предположение ваше весьма далеко от истины. Я вовсе не хотел, чтобы гроб был вскрыт. Я пытался предотвратить это и потому оставил метку на другой могиле. Но все мои попытки оказались тщетными. Тело моей бедной сестры никак не могло обрести последнее пристанище. Я не хотел, чтобы Джанетту предали земле в этой проклятой маске, и потому похитил тело из монастырского подвала. И я никому не скажу, где похоронил ее, — добавил он, обведя глазами собравшихся. — Я не позволю нарушать ее покой.

Бартоломью надеялся, что никто не станет искать труп Джанетты. У доктора не было ни малейшего желания снова заниматься вскрытием могилы.

— А Фруассар и Николас? Зачем вы убили их?

— Мэриус Фруассар имел несчастье явиться ко мне домой как раз в тот момент, когда я снимал фальшивую бороду, — пояснил Гилберт. — По лицу его я понял, что он догадался обо всем. Он тоже смекнул, что теперь ему несдобровать, и бросился в церковь. Там, в церкви, я отыскал его и велел держать рот на замке, иначе погибнет вся его семья. В тот же день я убил его жену и распустил слух, что это дело рук самого Фруассара. А ночью я задушил его. Расправиться с Николасом оказалось еще проще. Он явился в церковный подвал, дабы взглянуть на тело Джанетты. И нашел там свою смерть.

— А что заставило вас убить Фрэнсис де Белем?

— Фрэнсис? — пробормотал де Белем, и его бледное лицо приобрело сероватый оттенок.

— Она слишком много знала, — пожал плечами Гилберт. — Был один лишь способ заставить ее замолчать. И я им воспользовался.

— Ты убил Фрэнсис? — взревел де Белем. — Убил мою дочь?

— Да! — во всеуслышание заявил Гилберт. — Я убил ее. Я сделал это в ваших же интересах, Реджинальд. Она собирался рассказать о ваших темных делах своему дружку, монаху с лисьей мордой. А уж он не стал бы держать ее слова в тайне. Ваша дочь хотела подставить нас под удар.

— Как ты мог убить ее? — процедил де Белем. — Почему ты не рассказал об этом мне? Я поговорил бы с ней, убедил держать язык за зубами. Я сумел бы ее уговорить, ведь она меня любила!

— Исобель тоже любила вас, не так ли? — вставил Майкл.

— Так ты убил и Исобель? — сверкнул глазами де Белем.

— Ее я не трогал, — воспротивился Гилберт. — И других потаскух тоже. Хотя, без сомнения, на меня теперь повесят все убийства, произошедшие в городе.

— Но вы же сами признались, что убили Джанетту и Фрэнсис! — воскликнул Стэнмор. — А у остальных женщин тоже были перерезаны глотки.

— Однако я тут ни при чем, — вскинув связанные руки, заявил Гилберт. — Может статься, с потаскухами расправился де Белем. Вы сами слышали, как во время сатанинского ритуала он предрек очередное убийство. Не будь он убийцей, он не говорил бы так уверенно о новом кровопролитии.

— Я никого не убивал, — пробормотал де Белем, потупив взор.

— Ваши ухищрения напрасны, Гилберт! — заявил Майкл, повернувшись к маленькому клерку. — Вы распустили молву о том, что городских потаскух убивал Фруассар, дабы отвести подозрения от себя. К тому же, убив Фрэнсис, вы оставили на ее пятке знак в виде кровавого круга. В точности таким знаком были помечены и тела всех прочих жертв.

— Да, я видел этот знак и воспроизвел его, — кивнул Гилберт. — Я не сомневался, что убийства совершает глава сатанинской секты.

Де Белем вперил в Гилберта взгляд, полыхавший ледяной яростью.

— Как говорится, нет худа без добра, — с кривой усмешкой изрек он. — По крайней мере, теперь я точно знаю, что убийца моей дочери отправится на виселицу. Подумать только, я обвинял во всем общину Святой Троицы! Думал, святоши убили мою дочь, чтоб наказать меня за шашни с дьяволом! От собственного сообщника я никак не ожидал подобной подлости. Предсказание, на основании которого этот мерзавец пытается меня оговорить, я сделал, исходя из простого расчета. Каждые десять дней кто-то убивает одну городскую потаскуху. После смерти Исобель срок этот истекает до наступления новой луны.

— Не важно, кто из вас двоих убивал несчастных женщин, — раздраженно бросил Талейт. — В любом случае вы вместе пойдете на виселицу.

Шериф сделал своим людям знак собираться в путь. День был уже в разгаре, и не следовало тратить время на разговоры.

Бартоломью и Майкл проводили глазами повозку с арестантами.

— Ты веришь, что де Белем никого не убивал? — спросил доктор у друга.

— Нет, — покачал головой Майкл. — Этот человек опять пытается ввести нас в заблуждение. Он беззастенчиво лгал нам в саду у таверны, лжет он и сейчас. Так или иначе, Гилберт признался, что убил Джанетту и Фрэнсис. Мы выяснили, как и почему умер бродячий монах. Нам известно, кто убил Николаса и Фруассара. И наконец, нам удалось отыскать живого и невредимого Эдварда Бакли. Так что мы с честью выполнили поручение де Ветерсета, — добавил толстый монах с торжеством в голосе. — Дознание окончено, Мэтт.

— Боюсь, брат, ты ошибаешься, — устало возразил Бартоломью. — Конец еще впереди.