Хотя Роза и решила как можно меньше видеть мальчишку из соседней каюты, она все больше чувствовала странное и неприятное сходство с ним. Вива сказала, что он десять лет не виделся с родителями и что его ужас возрастал по мере приближения к Индии. Что теперь он спал, накрывшись с головой теплым одеялом.

Она понимала это. Вчера, когда она в беседе с одной из мэмсахиб произнесла слово «жених», говоря о Джеке, это слово застряло у нее в глотке, словно косточка абрикоса. А этим утром, проснувшись, она обнаружила, что сосала свой большой палец, чего не делала много лет. Она взяла в руки фотографию Джека, блестящего офицера в военном мундире с медными пуговицами, с саблей и странной гордой усмешкой. Ей так хотелось, чтобы ее сердце наполнялось чем-то волнующим при виде него, но в реальности она испытывала почти головокружительное чувство потерянности. Через два дня корабль прибудет на место, ее гусь будет поджарен, а для нее захлопнется дверь и отгородит ее от детства и свободы. Зато откроется другая – в мир, чуждый ей, как Луна.

Эта мысль пробудила в ее сознании рой других страхов. Узнает ли ее Джек после шести месяцев разлуки? А если даже узнает, не будет ли он разочарован? Обстановка для их первого поцелуя в Сэвил-клубе – луна, лестница с игривыми херувимами – была как нельзя более подходящей, но время идет, и так много зависит от того, где ты встретишь человека и как ты чувствуешь себя в тот день. Когда она сойдет на берег, освещенная безжалостным солнцем, отмечающим любой изъян, вдруг он посмотрит на нее и подумает: «Как я чудовищно ошибся!» Либо она посмотрит на него и моментально поймет: «Я ошиблась – он не тот, о ком я мечтала».

Она налила воды в раковину и сердито плеснула себе водой в лицо. Странно, подумала она, завязывая волосы на затылке и нанося на щеки холодный крем, что я не сказала Тори, как я нервничаю. Розе показалось это актом измены. Но ни Джеку, ни своей закадычной подруге она не могла сказать, в каком смятении пребывали ее мысли. О родителях она вообще не решалась и думать – несколько раз во время плавания она засыпала в слезах при одной лишь мысли о том, какими несчастными они чувствуют себя после ее отъезда. Ей было невыносимо больно вспоминать самые обычные вещи, связанные с Парк-Хаусом, – например, как хорошо бы сыграть в шахматы с папочкой, и она принесла бы ему чашку чая и кусок лимонного пирога, или что чувствует теперь Коппер, когда она больше не приходит к нему и не угощает яблоками и морковкой. Конечно, его кормят, но никто не знает то место на его челюсти, где его нужно почесать; ей было неловко сказать об этом родителям, она боялась, что ее сочтут ребенком.

Она расчесала щеткой волосы. Пора ли помыть сегодня голову? Сейчас они плыли в середине Индийского океана; все говорили, что воздух здесь гораздо более свежий и полезный, но к полудню обливались потом.

Даже Тори, снова задумавшаяся о том, что не стоит торопиться и отдавать свою жизнь в руки человеку, которого едва знаешь, теперь решила подружиться с Вивой и помочь мальчишке из соседней каюты.

В это утро Тори направилась туда со своим граммофоном и стопкой пластинок на 78 оборотов, и вскоре Роза услыхала приглушенную мелодию песни «Голубые небеса» и три поющих голоса: «Ничего, кроме голубого неба…».

Настроение мальчишки, по словам Тори и Вивы, было все еще неустойчивым, но Тори обнаружила у него страсть к джазу и кино, и в минуты его просветления болтала с ним как давняя подруга.

Тори сообщила ей, что накануне вечером она побеседовала с ним по душам. Гай даже с сожалением сказал ей, что воровал в школе вещи у мальчишек. По его словам, он делал это, потому что они возвращались в пансион с кексами и булочками, которыми делились со всеми. Ему тоже хотелось делиться. Еще, по его словам, когда он жил во время каникул у родственников, они обращались с ним грубо, потому что он приезжал с пустыми руками.

Розу не тронула запутанная логика этой истории. В самом деле, когда она думала о мальчишке, ее сомнения оживали. Пускай ее называют эгоисткой, но ей не хотелось сойти на берег вместе с этим странноватым ребенком в ужасном пальто. Он тут же начнет курить, хмуриться и вилять бедрами. Что подумает обо всем этом Джек?

Сама она думала, что мальчишку надо немедленно отдать доктору Маккензи, и сказала об этом, когда они за джином с содовой обсуждали это с Фрэнком. Но Тори, которая прежде говорила о Гае с таким пренебрежением, рассердила Розу, переметнувшись в лагерь сочувствующих. Тори сказала, что они должны образовать вокруг него круг безопасности, пока через несколько дней не передадут его родителям.

Впрочем, их шанс был упущен: партия недоброкачественных устриц привела в лазарет трех пассажиров. Свободных мест там больше не было.

Роза закрыла глаза и прислонилась головой к стене каюты. Из соседней каюты зазвучала новая музыка – индийская рага, медленная, туманная и бесконечно печальная. Когда мелодия кончилась, она услышала голос Тори, громкий и веселый, сопровождавшийся взрывом смеха.

Милая Тори, внезапно подумала Роза, с ее любимым граммофоном, ее музыкой и жаждой жизни. Так очевидно, что она насмерть влюбилась во Фрэнка. Эти васильковые глаза ничего не могли утаить.

Мысль о том, что у Тори теперь появились секреты от нее, наполнила ее печалью, но вместе с тем пришло и облегчение, что теперь ей не придется обсуждать его. Фрэнк был интересный парень, очень привлекательный, но совершенно Тори не подходил. Во-первых, он доктор, а миссис Сауэрби сочтет его недостаточно хорошим для дочери. Кроме того, как подозревала Роза, он слишком легкомысленно относился к жизни, ему не хватало солидности. Как и многим другим мужчинам после войны; во всяком случае, по словам матери.

Прошлым вечером за ужином, когда она спросила Фрэнка о его планах, он ответил, что поедет на север и поможет своему старому университетскому профессору исследовать в Лахоре какую-то ужасную болезнь; но еще он собирался путешествовать. Он сказал, что его жизнь – «работа ради прогресса»; звучит замечательно, но…

Потом он повернулся к Виве, в которую был явно влюблен, и сказал: «А ты как думаешь, чем я должен заниматься?» – и она ответила довольно холодно: «Почему ты меня спрашивашь?» – и отвернулась. Это было странно, ведь они проводили вместе все больше и больше времени, и тут вдруг такой ответ. Но Вива темная лошадка, ясное дело, и хотя самой Розе это не нравилось, но, пожалуй, права мама Тори, когда советовала дочери «всегда держать мужчин чуточку голодными». Бедная Тори, которая прыгала возле них, словно голодный щенок, по-видимому, снова будет страдать из-за разбитого сердца.

Роза рассердилась на себя за такие ужасные мысли насчет любви и ее опасностей. Мамочка предостерегала ее, что многие невесты очень переживают и боятся перед свадьбой; может, у нее такой же страх. Ей сейчас нужно просто заняться делом, упаковать чемодан и выбросить из головы все мысли. И для начала она сейчас подошьет подол юбки – давно уж собиралась.

Когда она достала из комода шкатулку с рукоделием, на пол неслышно упал маленький полотняный мешочек. Боже! Вот еще что она задвинула в глубь сознания: противозачаточная губка, которую ей дал доктор Левеллин. Он велел ей смачивать губку в уксусе и использовать несколько раз до брачной ночи, но мысль о том, что она полезет куда-то внутрь себя, была ей неприятна.

Что ж, теперь довольно подходящий момент. Она пошла с мешочком в ванную и заперла дверь. Подняла подол, спустила панталоны и стала нащупывать то, что доктор назвал «родовой канал».

На миг ее охватила паника – у нее не было этого канала, была лишь липкая, влажная кожа. Но потом – уфф! – она нашла его и попробовала засунуть в него губку. Больно. Тяжело дыша, с покрасневшим лицом она подумала, что не сможет это сделать – слишком мало места. Она расставила ноги шире и нагнулась вперед, некрасиво закряхтев; маленькая губка выпала из ее пальцев и упала на зеркало. И тогда она села и заплакала от стыда и чего-то еще, близкого к ярости.

Почему мама или кто-нибудь еще не рассказали ей об этом? Все советы, сыпавшиеся на нее градом накануне отъезда – насчет платьев, и холерных поясов, и обуви, и змеиных укусов, и приглашений на вечеринку, и кому надо нанести визит, – и ничего, ни слова об этом.

Она промывала губку под краном, когда услышала, как в каюту вошли Тори с Вивой. Она сунула губку в маленький льняной мешочек, убрала его в карман и как ни в чем не бывало вышла из ванной.

– Что с тобой? – спросила Тори. – У тебя несчастный вид.

– Все в порядке.

– Нет, не все, – настаивала Тори. – Не говори глупости. Ты плакала.

– Ну… – Роза посмотрела на Виву и уже хотела сказать что-то философское насчет того, что скоро Бомбей и что это будет важный момент для них, как вдруг из ее глаз полились слезы.

– Мне уйти? – спросила Вива.

– Нет, останьтесь, – сказала Тори, хотя Розе скорее хотелось, чтобы она ушла. – Один за всех, и все за одного.

Роза вежливо улыбнулась.

– Извините, – сказала она Виве. – Я такая дурочка.

И потом, поскольку у нее была слабая надежда, что Вива что-то знает об этом, и поскольку это был ее последний шанс, она достала мешочек и показала им губку.

– Это противозачаточная вещь. – Ее лицо исказилось от усилий сдержать слезы. – Вы имеете какое-то представление о том, что я должна с ней делать?

– Ой, какая прелестная вещица! – Тори выхватила мешочек из ее рук.

– Заткнись, Тори! – закричала Роза. – Ничего прелестного! Сплошной ужас! – Забрав губку, Роза с горестным лицом протянула ее Виве.

Та наклонилась и взглянула на нее.

– Мне жаль, – сказала она, – но я не имею ни малейшего представления об этом. Подождите-ка.

Она сбегала в свою каюту и вернулась с толстой книгой в простой коричневой обертке. Книга называлась «Идеальный брак».

– Я увидела ее в книжном возле Британского музея, – объяснила она. – Я терпеть не могу ситуации, когда я чего-то не знаю, вот я ее и купила.

Они сели на койку, посредине Вива с книгой.

– Хочешь, я найду раздел про губки? – спросила Тори с виноватым видом и взяла книгу из рук Вивы. – Тут должно быть что-то про них. Ну, указатель, где ты? – Она стала перелистывать страницы. – Вот: любовь как абстрактное понятие; любовь как персональная эмоция; язык глаз; сексуальная дееспособность маленьких женщин – что это значит? Гигиена тела, ментальная гигиена, приятные ощущения после оргазма. Тут должно быть что-нибудь про губки, если хорошенько поискать.

– Не суетись. – Глаза Розы были направлены на красивый персидский ковер на полу. – Я уверена, что постепенно все пойму.

– Слушай, Роза, – строго сказала Тори. – Сейчас не время давать задний ход. Что ты станешь делать в Пуне, когда Вивы не будет рядом? Ужасно чувствовать себя тупой, – продолжала Тори. – Когда у меня начались месячные, никто не предупредил меня, и я была уверена, что из меня вытечет вся кровь и я умру. Мать была в Лондоне, я побежала к отцу, и он едва не умер от смущения. Потом пришел ко мне с какими-то старыми тряпками и своим полковым галстуком и больше никогда не говорил об этом.

Роза встала. Ей не нравились такие разговоры, но Тори удержала ее.

– Роза, садись, – сказала она. – Вива, сейчас мы выпьем по стаканчику «Драмбуи» и будем читать эту книгу.

– Но еще утро, Тори, – возмутилась Роза.

– Плевать, – заявила Тори, – пей.

Роза сделала глоточек «Драмбуи», потом еще, радуясь успокаивающему действию ликера.

– Эта книга безнадежна, – заявила Тори через некоторое время. – Вива, вы обещали нам что-то рассказать, и вы нас старше. Начните с поцелуев и возбуждающей ласки. Я целовалась с мужчинами, даже Роза целовалась, но как им нравится больше всего?

– Честное слово, я не эксперт. – Вива с тоской посмотрела на дверь.

– Вива! Рассказывайте! – приказала Тори.

– Вот что я знаю насчет поцелуев, – сказала наконец Вива, – но учтите, что у меня был только один любовник, а не тысячи. Прежде всего запомните, что если вы стоите близко практически к любому мужчине, он почти наверняка захочет вас поцеловать и попытается это сделать. Когда мужчина наклоняет голову набок, вы наклоните свою в другую сторону, чтобы вы не стукнулись носами. – Взрыв смеха. – А еще, хотя я не очень опытная в этом, я поняла, что некоторые поцелуи немного похожи на музыку, иногда страстные и жадные, иногда нежные. И я думаю, что главное – предоставить мужчине это делать; не впивайтесь в него как сумасшедшие, когда он хочет поцеловать вас нежно или коснуться ваших губ легко, будто крылышками бабочки.

– Я целовала Джека, – Роза оторвала глаза от ковра, – но я точно не делала ничего такого – все это звучит как-то слишком научно. Но как вам повезло, – тактично добавила она, – что кто-то потрудился научить вас, что делать.

– Мне? Повезло? – Вива опустила глаза. – Возможно… – Она покрутила в пальцах стакан. – Нет, он не учил меня или, во всяком случае, – загадочно добавила она, – я не хотела бы учиться у этого мужчины. – Она замолчала при мысли об этом человеке и, казалось, загрустила.

– Допивайте. – Тори налила им еще ликера. – У меня тоже есть большой вопрос к Виве.

– Валяйте! – разрешила Вива, осушая свой стакан. – Но я честно предупредила, что я не кладезь мудрости, просто у меня есть эта книга.

– Ну, я все равно спрошу, потому что вы можете знать. – Теперь смутилась Тори. – По-моему, я недавно совершила большую глупость с Джиту Сингхом.

Роза испуганно ахнула.

– Нет-нет, все в порядке, ничего такого, – заверила ее Тори. – Ой, дорогая, видела бы ты свое лицо – ты побелела.

Она рассказала им о том, как позвала его, флиртовала, попросила его потанцевать с ней, а потом про его приставания.

– Дело в том, – подытожила Тори, – что я вела себя в чем-то глупо, но неужели все индийские мужчины абсолютные животные, как он? Значит, с ними надо быть более осторожной?

– Нет, конечно, они не животные, – возразила Вива. – Но я думаю, что мы их смущаем.

– Как?

Помолчав немного, Вива сказала:

– Ну, некоторые, вроде Джиту, вероятно, видели сами, что некоторые белые женщины легче ложатся в постель, чем женщины в Индии. Они видят, как мы свободно общаемся с мужчинами и танцуем в публичных местах. В Индии это могут делать только проститутки и танцовщицы. Я не имею в виду вас, Тори, но в своей стране индийцы видят, как мэмсахибы встречаются с любовниками или открыто флиртуют, на что не осмелится ни одна из индийских женщин. Вот почему мы их смущаем.

– Значит, они злятся на нас? – заключила Тори.

– Не знаю, так ли это, – сказала Вива. – Писательница, у которой я работала, много лет жила в Индии. По ее словам, большинство индийцев не считают европейских женщин особенно привлекательными. Мы кажемся им похожими на сырое тесто. Но все равно, они мужчины, мы женщины, и белая женщина – это диковинка, а для некоторых статусный символ.

– Но ведь у них кровь горячей? – допытывалась Тори.

– Возможно, – сказала Вива и, слегка смутившись, добавила: – я не знаю.

Они дружно выдохнули, словно надышались ядовитым газом, а потом смущенно засмеялись.

– Значит, нам надо быть осторожнее, – сказала Тори.

– Да.

– Как интересно!

– Дорогая, пожалуйста, – сказала Роза, – я уверена, что нам нужно подняться наверх и хоть что-то поесть. – Ей хотелось отвлечься от всех этих мыслей. В каюте было слишком жарко, и ее немного мутило.

– Предлагаю тост за… ну, не знаю… за приятные ощущения после оргазма. – Тори скорчила глупое лицо.

– Ты такая насмешница. – Роза ущипнула ее, а сама подумала: «Я буду страшно скучать по тебе».

Когда они направились к двери, Роза спросила:

– Вива, вы придете в Бомбее на мою свадьбу?

Вива сказала: «Да».