За шесть лет службы в кавалерии Джек многое повидал, и кое-что его даже испугало. Через четыре месяца после обучения в Пуне его направили на удаленную заставу под Пешаваром, расположенную среди холмов на северо-западе Индии, чтобы он помогал патрулировать одну из самых опасных и нестабильных границ на свете. После многих ночей, проведенных верхом на лошади на горных тропах, где в каждой тени мог таиться убийца, мышцы на твоей шее выступают как органный регистр.

Охота на кабанов с копьем – страсть всего полка и опаснейшее занятие – какое-то время ужасала его. Ты мчишься галопом по пересеченной местности, зачастую из-за густой пыли ничего не видя перед собой дальше пяти футов.

Однажды так погиб на охоте его лучший друг Скадс. Джек видел, как лошадь Скадса провалилась ногой в лисью нору, видел, как его выбросило из седла, и он летел через кусты, потом раздался треск сломанной шеи.

Индия пугала Джека. Однажды он видел в Бомбее, как толпа вытащила парня из машины, облила бензином и превратила в орущий погребальный костер за то, что он случайно сбил ребенка.

Но теперь это был новый вид страха. Он прилип к нему будто черная сетка. Его вызывала мысль о том, что Роза уже в нескольких часах от него; что через десять дней он женится. Я совсем не знаю тебя. Сегодня утром он сел в постели, и эти слова громко звучали в его голове. Месяцами он старался удержать ее образ в своем памяти – тот робкий поцелуй школьницы в библиотеке Сэвил-клуба, пикник в доме ее родителей, – но она неожиданно пропала, как приятный аромат или неясный сон, который держится на краю твоего сознания, когда ты просыпаешься. И теперь вся эта затея начинала казаться ужасной проделкой, скверным сном, который никак не кончался. И скоро этот сон наяву обернется публичным спектаклем.

В клубе местные кумушки уже твердили ему, какой восторг, какое упоение он, должно быть, испытывает, и от этого он чувствовал себя ужасным обманщиком. Вчера ему позвонили из «Пайонер Мэйл», чтобы уточнить, как правильно пишется ее девичья фамилия – Уэзерби или Уэззерби? – и где именно она жила в Англии. Ему пришлось как-то затушевать неловкую паузу, пока он отыскивал в своей записной книжке эти самые элементарные факты. Бархатцы, которые теперь регулярно ставила прислуга перед ее фотографией, лишь увеличивали его недовольство собой.

От невероятности всего происходящего у него голова шла кругом, и впервые за много лет он затосковал по отцу. Ему хотелось проехаться с ним верхом, как они делали несколько раз в былые дни, когда требовалось обсудить какую-то проблему, выслушать прямые, разумные слова отца про всех парней, впадающих в панику за считаные недели перед женитьбой. Но это было глупо, и он это понимал: его старик не справился с собственным браком, да они вообще никогда не обсуждали чувства и эмоции!

Еще Джек прикидывал, не поделиться ли ему своими сомнениями с Максо – лейтенантом Максвеллом Барнсом – заикой, но парнем с юмором, одним из его лучших друзей в полку. Они подружились в Секундерабаде, когда проходили обучение в школе верховой езды, вместе жили, а однажды вместе противостояли вооруженной толпе возле Пешавара. Или, может, с Тайни Барнсвортом, ласковым шестифутовым великаном, с которым прекрасно ладил, а в сезон играл в поло по четыре дня в неделю. Но не было удобного момента, да к тому же в офицерском клубе действовало негласное правило – не говорить о женщинах.

Он взглянул на часы. До прибытия парохода оставалось меньше суток – двадцать два часа. Ужас расползался по его грудной клетке, от горла до желудка, удавом сдавливал ребра, не давал дышать. В шесть часов вечера он поедет в Бомбей, в дом к Сесилии Маллинсон, чтобы, по ее выражению, «пропустить пару рюмочек» перед приездом Розы.

Он виделся с Сесилией («зовите меня Си Си») дважды за этот месяц, и она, с ее всезнающими глазами под тяжелыми веками и потоком умных речей, вызывала в нем замешательство. Однажды она просила его приехать в клуб – «немножко поболтать» насчет свадебных приглашений и нарядов, а также обсудить даты и планы развлечений, которые она собиралась устроить для девушек в эти десять дней перед свадьбой.

– Конечно, вам необязательно приезжать на все из них. – Она закинула ногу на ногу и выпустила в его сторону струю дыма. Он ненавидел курящих женщин; яркое пятно губной помады на двух окурках вызывало у него отвращение.

– У меня и не получится, – резковато заявил он. – Боюсь, что в полку будет объявлена повышенная боеготовность в связи с «движением Акали». Возможно даже, что нам скоро предстоит перебазировка на север.

– Ах, неужели? – Она покачала головой и улыбнулась. – А наша маленькая женщина знает об этом?

– Какая еще маленькая женщина? – С его стороны было грубо так рявкать, но, если честно, что за фамильярность?

– Роза, конечно.

– Нет, – ответил он. – Пока нет. Я думал, что нам нужно прежде узнать друг друга получше.

Двадцать один час до прибытия. Чтобы как-то успокоить нервы, он направился в конюшню и зашел в денник к своему любимому пони по кличке Була-Була, «соловей» на урду. Когда-то это был жалкий коротышка. Тогда у него не было имени, и его не выпускали из денника. Теперь, после каждодневного ухода, мышцы у Булы перекатывались под гладкой шкурой. Джек мог на полном галопе поднять с земли носовой платок. Он научил Булу неподвижно лежать под ворохом соломы, когда они подстерегали в засаде отряд нарушителей границы. Словом, это была хорошая тренировка для солдат и лошадей.

– Булси, старина. – Джек почесал ему впадинку под челюстью, и жеребец даже перестал дышать от удовольствия. – Мой Булси. Мой хороший мальчик.

Он гладил жесткую гриву, сжимал ее в горсти, и пони в блаженстве прижался к его руке. С этими существами так легко ладить, если ты не ленишься лучше узнать их – а уж те, которых держат в конюшне, особенно скучают по ласковой руке.

– Приветствую, сахиб. – Амит, его конюх, выскочил из-под конского брюха, отдал честь и вернулся к положенной процедуре груминга: пять минут на спину каждой лошади, десять на брюхо и пять – на морду. Затем протирал сверкавшую чистотой уздечку, синий с золотом чепрак, смазывал жиром копыта, снова массировал блестящую шею… Теперь Джек чувствовал себя лучше. Послышался топот копыт. Максо и Тайни выехали во двор и звали его. Он посмотрел на них из денника, на лихих всадников на фоне голубого неба. Крутые парни в самом цвету. Его лучшие друзья.

Они улыбнулись ему, как улыбаются на похоронах. В тесном мире полковой жизни все знали – когда ты женишься, меняется все.

Через пять минут они, покрытые с ног до головы красной пылью, орали, неслись галопом по площадке для поло, делая вид, что бросают друг другу мяч, потом помчались по длинной красной тропе, которая шла вверх к беговой дорожке, где лошади снова рванулись вперед, взрывая копытами красную землю, с мокрыми от пота боками.

Тогда он внезапно обнаружил, что кричит и плачет одновременно, и порадовался, что его никто не видел. Ему казалось, что наступил последний день в его жизни.

Тремя часами позже Джек сидел в кабинете полковника Аткинсона, в аккуратном мундире, чисто выбритый и подавленный. Он уже успел помыться и привести себя в порядок.

Его командир, веселый, краснолицый мужчина, бегло говорил на урду и любил домашний театр. Джек уважал его и восхищался тем, как он скрывал другие свои качества – стальной характер и бесстрашие. Но сегодня Аткинсон рассеянно крутил в пальцах подкову, которой придавливал бумаги, и вскоре Джек понял почему.

– Минувшей ночью мы получили дрянные новости из Банну, – сказал он. – Трое наших солдат попали в засаду и пропали. Сегодня утром я намерен объявить об этом полку. Рейнолдс, главный в Банну, уверен, что будут и другие нападения.

– Мне жаль это слышать, сэр.

– Нам всем жаль, но главное в том, что этим дело не ограничится. Ясно, что нужно направить туда отряд, и я хочу, чтобы вы взяли на себя командование этим отрядом. Хотя понимаю, что время не самое подходящее.

– Когда, сэр?

– На пару недель, может, меньше. Мне жаль, что это нарушает ваши личные планы, но я ничего не могу поделать.

Взгляд полковника, скорее раздраженный, чем сочувственный, сказал все. Всем известно, что он не одобрял своих подчиненных, когда они женились моложе тридцати.

– Не ваша вина, сэр. Это честь для меня. – Так оно и было, в другой ситуации он был бы в восторге.

– Ваша будущая супруга это поймет?

Пересохшие губы, снова заколотилось сердце.

– Уверен, что поймет, сэр.

– Итак, Чендлер.

– Да, сэр?

– Удачи.

– Благодарю, сэр.