За неделю до свадьбы Розы Тори сидела на веранде дома Си Си, положив ноги на перила, и наслаждалась благоуханием цветов; ласковый ветерок гладил ей лицо. Она писала матери давно обещанное письмо (та присылала ей каждую неделю пространные письма, полные вопросов, на которые не получала ответов). Погода в Англии была, по выражению матери, запредельно ужасная; мистер Тоу, садовник, слег после того, как поскользнулся на мокрых листьях и сломал запястье; в Винчестере невозможно купить приличную шляпу. Но как там Тори, нравится ей такая жизнь? Много ли балов и вечеринок? Как Роза отнеслась к тому, что ее свадьба отложена на две недели? Наверное, ужасно сердится.

Рука Тори застыла над листом бумаги, не зная, как и с чего начать, потому что Роза вовсе не рассердилась, а, наоборот, кажется, вздохнула с облегчением. «Это дало мне пространство для дыхания», – объяснила она с такой осторожностью, что Тори встревожилась. Что касается самой Тори, то она – ужасная эгоистка! – радовалась, что может пожить еще две недели вместе с Розой в этом сказочно красивом доме.

Дом. Ну как рассказать матери, не сведя ее с ума от ревности, насколько он великолепен и как замечательно ее кузина обставила его, поскольку мистер Маллинсон – который, по словам Си Си, совершал умные сделки с хлопком – был немыслимо богат даже по стандартам Малабарского холма.

Тори задумчиво посмотрела на ослепительно-голубое небо; на склон, спускавшийся к Аравийскому морю; на террасу, где буйно цвели бугенвиллеи и жасмин; повсюду виднелись слуги, служанки, садовники, они мыли, подметали, сгребали мусор граблями, пололи, делая дом и сад еще более совершенными.

В этот самый момент шесть слуг ставили внушительный шатер, который, по планам Си, станет на следующей неделе центральной ареной для приема гостей по случаю свадьбы.

Этот шатер – розовый, как фламинго, со стеклянными окошками, пышно расшитый и украшенный – был тот самый знаменитый «штришок», типичный для Си. Если другие большие дома в этой эксклюзивной и по большей части европейской части Бомбея носили скучные названия – «Мон Репо», «Лабурнум» и так далее, то Си назвала свой дом «Тамбурин». В обращенном на запад окне мраморного холла была подвешена большая стеклянная птица, и на закате она вся горела красным огнем. Гостиная была полна шелков всех оттенков шербета и низких диванов. Наверху, в гостевой спальне, где жили Тори и Роза, в ванной были пушистые полотенца и вазы с солями для купания и деревянными ковшами; еще там стояла серебряная сухарница с настоящими французскими вафлями, а на бюро лежал кожаный бювар с кремовой писчей бумагой. Они с Розой с трудом верили своему счастью, когда попали сюда.

Еда была тоже божественно вкусная – не то что подогретые остатки от вчерашнего или «решоффе», как предпочитала называть их мать, мясные рулеты, пудинги из тапиоки и тому подобное. А тут, тут утром были свежие ананасы, манго и апельсины, прямо с дерева. И никто не бубнил про воду в ванной, необходимость гасить свет в туалете или про голодающих в Африке.

Если подумать, как это делала сейчас Тори, грызя ручку, единственной реальной мухой в меде был Джеффри, крупный, цветущий мужчина с бровями-гусеницами; он слишком уж любил разглагольствовать о состоянии производства хлопка в Индии, которое, по его словам, близко к коллапсу. Но даже Джеффри, к счастью, исчезал каждое утро бог весть куда на своем авто с шофером и появлялся вечером в час чота пег.

Тори отвинтила крышку ручки и вздохнула. Вот мучение: мать интересовало буквально все. Ну понятно, что главный у нее вопрос – «Ты встретила там много приятных молодых людей?» – маскировал другой, более жестокий: «Оправдываются ли наши траты на платья, билеты и прочее? Стоило ли нам в это вкладываться?» И простым ответом на него – учитывая беспрерывный круговорот вечеринок и пикников, устраивавшихся Си, – легко мог быть такой: «Мама, все выглядит многообещающе».

Как-то утром Си, когда они пили кофе на веранде, назвала с клинической и для Тори слегка шокирующей четкостью тот сорт молодых людей, которых ей нужно высматривать, пока она здесь живет.

– Госслужба обычно считается абсолютным приоритетом, – сообщила она, томно по-лондонски растягивая гласные, – и очень удачным уловом, мертвые или живые, – ты получаешь три сотни в год как вдова, так что в чем-то, – многозначительное подмигивание, – лучше мертвый, чем живой. Но я шучу, конечно, милая.

Тори уже забыла другие категории, которые называла Си, но запомнила, что кавалерийские офицеры стояли наверху списка – впрочем, желательно из английской, а не индийской кавалерии, и это было легким щелчком Джеку.

Ее хозяйка также категорически предостерегла насчет девушек чичи, полукровок. По словам Си, они невероятно гламурные и «настоящие хищницы – у них абсолютно нет совести, они вмешиваются и расторгают помолвки. Но не волнуйся, моя милая, – этот не слишком приятный разговор завершился похлопыванием Тори по коленке, – скоро все женихи упадут к твоим ногам, особенно если мы…» – но окончание фразы пропало в синеве сигаретного дыма, а Тори решила перейти на режим повышенной осторожности. Несколько человек брали у нее телефон, но пока никто еще не проявил серьезных знаков внимания, а она хорошо знала свою мать и знала, что та становилась опасной, если у нее возникали надежды на что-либо.

27 ноября 1928 г.

Дорогая мамочка!

Боюсь, что это письмо получится очень короткое, потому что мне некогда. Мы все с восторгом ждем свадьбу Розы, которая состоится через неделю. Сегодня мы планируем сделать последние покупки в магазине «Армия и Флот» в районе Бомбея, который называется Форт. Мне очень жалко, что мистер Т. повредил запястье. Завтра я напишу более подробное письмо и расскажу тебе обо всем. Мне тут очень хорошо. Спасибо, мамочка, за выкройки платьев. Я посмотрю, смогу ли я тут пошить для тебя платье дешевле.

С любовью к тебе и папочке

Виктория

Когда на веранде неожиданно появилась Си в сиреневом кимоно и балетках, а с ней и шлейф «Арпеж», ее любимого аромата, Тори с трудом переборола искушение броситься на листок и накрыть его своим телом, словно ребенок в первом классе. Письмо показалось ей скучным и прозаичным.

В первые дни жизни в «Тамбурине» все в облике Си – ее ярко-красные губы, томная походка, шикарные наряды – вызывало у Тори ощущение собственной неполноценности; рядом с ней она казалась себе огромной, тупой и банальной. Но постепенно неловкость переросла в восхищение. Ей захотелось многому научиться у нее, быть такой же утонченной, нескучной и не обращать внимания на то, что думают о тебе другие.

– Как поживает наша маленькая сиротка этим утром? – Си провела длинными ногтями по пробору на голове Тори.

Эта «сиротка» была их новой шуткой. У Си было двое детей – сын и дочь, учившиеся в английских пансионах, призрачные фигуры в серебряных рамках на каминной полке. Она редко говорила о них, разве что в шутках – «мои карапузы» или «эти ужасные существа». Иногда она зачитывала вслух писклявым голосом их по-детски нескладные сообщения.

Никто из детей, казалось, не занимал особенно большого места в жизни и мыслях Си. Все, что Си говорила о Флоре, которая, судя по фото, унаследовала у отца выражение собачьей преданности в глазах, это то, что двенадцать лет – ужасный возраст и что хорошо бы к следующим каникулам она стала «хоть чуточку человеком».

– Так! – Си бегло проглядела пачку приглашений, лежавших на столике вместе с утренним кофе. – Сегодня на нас такой спрос, что я не знаю, как все выдержу.

Она вскрыла первый конверт.

– «Шоу Хризантем». Десятое января, клуб Уиллоуби, потом чаепитие на лужайке. Благодарю вас, миссис Хантер Джонс, но нет. – Она сложила конверт самолетиком и направила его в корзину для бумаг. – Самая большая зануда, каких я встречала.

Тори хихикнула.

– Могу я попросить у тебя еще полчашечки? – Си провела ногтями по следующему конверту. – Без сахара… вот это поинтереснее: пикник с Прендергастами при лунном свете на пляже Чоупатти. Весьма уважаемые люди, и у них красивый сын. Положи в стопку возможных, дорогая.

Тори положила карточку на камин перед полным надежд лицом Флоры; теперь его почти до лба загородила стопка приглашений на званые ужины, пикники, матчи в поло и на охоту.

Зазвонил телефон.

– Малабар 444, – проговорила Си, эффектно растягивая слова. Потом закатила глаза. – Еще один поклонник, – довольно громко сказала она, протягивая трубку Тори. – Говорит, что его имя Тимоти.

Это был невысокий рыжеволосый человечек, с которым Тори познакомилась неделю назад на вечеринке в «Тадже». Какой-то бизнес с лесом. Он спрашивал, может ли пригласить ее в воскресенье на обед. Извинялся за то, что не смог сделать это заблаговременно, и все такое.

– Как вы любезны, – ответила Тори. – Простите, вы не возражаете, если я перезвоню вам через десять минут?

– Я не уверена, что мне хочется идти, – заявила она Си.

– Тогда и не надо, дорогая, – ответила Си. – У нас полно других poisson.

Отчасти так и было – в клубе и «Тадже», на коктейлях и танцах, она знакомилась с молодыми морскими офицерами, такими симпатичными в своих белых кителях, с кавалерийскими офицерами, бомбейскими бизнесменами, делавшими большие деньги на джуте или хлопке. Хотя инцидент с Джиту сделал ее более осторожной, с некоторыми индийскими мужчинами из высоких каст, очень соблазнительными, с маслянистым взором и идеальной кожей. И пусть даже ни с кем из них не наметилось чего-либо конкретного, флирта было много. После множества мелких обид лондонского сезона Тори даже не верилось, что у нее появился какой-то выбор.

– О! Роскошно! – Си Си вскрывала огромный конверт огненного цвета с затейливой каймой. – Ох как забавно! – Она прочитала вложенное письмо. – Нашим придуркам это понравится. Мошенник Бехар пригласил нас на охоту. Через три недели. У него есть чудесное место.

«Через три недели, – подумала Тори. – К тому времени Роза выйдет замуж и уедет. Как это странно».

– «К сожалению, места сосчитаны, – читала Си дальше, – так что, пожалуйста, напишите ответ при первом удобном случае». Хм! «Места сосчитаны», «при первом удобном случае». А еще утверждает, что учился в Оксфорде! Нам придется подыскать няньку для нашей маленькой сиротки, не так ли, дорогая? Я полагаю, что ты еще будешь жить у нас?

Она закатила глаза, а Тори пережила минуту паники. Где же еще она могла быть? В данный момент у нее не было никаких планов.

– Мне бы хотелось пожить у вас еще, если не возражаете, – заискивающе сказала она.

– Поглядим на твое поведение, – ответила Си. – Ох проклятье! – Она вскрыла другой конверт и нахмурилась. – Сэмпсоны не смогут присутствовать на бракосочетании Розы, какая досада! Да, кстати, я вот что собиралась у тебя спросить. Твоего совета. На той неделе, – Си сделала глоточек кофе, – у меня состоялся чуточку напряженный разговор с этим старым сухарем, капитаном Чендлером, или как там его, насчет свадебных торжеств. Вообще-то, он мне показался чуточку странным, потому что заявил, что хотел бы пригласить на свадебный обед только пять человек, своих хороших знакомых. Но наша лужайка будет тогда выглядеть абсолютно жалко – голой, наподобие площадки для гольфа. Поскольку все-таки я тут хозяйка, поэтому я пригласила несколько забавных знакомых, чтобы было больше народу. Не думаю, что Роза станет возражать, ведь верно?

Тори, польщенная тем, что Си Си советуется с ней, без раздумий сказала:

– Нет, конечно, она не будет против. – И, довольная собой, добавила: – Нам понадобится еще несколько шапочек и колокольчиков, – потому что это было несколько непонятное, но разумное замечание, которое вроде сделала до этого Си. И действительно, потом она вспомнила, что Си говорила об этом в клубе несколько дней назад.

Как быстро пролетела неделя – до бракосочетания Розы оставалось только двадцать четыре часа. Тори проснулась в холодном поту. Первое, что она увидела, открыв глаза, было свадебное платье Розы, шелковое, цвета слоновой кости; оно висело на гардеробе. Платье подружки невесты, то есть ее собственное, висело рядом, словно толстушка-сестра.

Тори немного полежала в постели, размышляя о предстоящем торжестве. Всю неделю почти непрестанно звонил телефон, и всякий раз Си говорила: «Дорогая/дорогой, приходите, вы пополните наши ряды». Роза выглядела задумчивой, а Тори помалкивала – ведь когда она сообщила Розе информацию о новых гостях, она не придала значения словам о том, что Джек против, потому что было слишком поздно что-либо предпринимать, а Роза уже впала в транс и делалась все задумчивее и спокойнее по мере приближения свадьбы.

Подойдя к окну, Тори увидела, что Пандит и его помощники вешали последние украшения на шатер махараджи, который был великолепен. Из дома в сад и обратно, словно муравьи, ползали слуги. Они расставляли по краям лужайки керосиновые фонари. Они протирали стекла и зеркала и выносили столы из дома в сад. Много-много столов.

В одиннадцать часов Тори с Розой отправились к парикмахеру в салон при отеле «Тадж-Махал», где, как всегда, золотистые, шелковые волосы Розы вызвали неподдельный восторг. Они обе с ужасом считали время, хотя и сетовали, как медленно ползли стрелки в тот жаркий день. Потом – о боже! – осталось только девятнадцать часов, восемнадцать и так далее.

Когда на город упала темнота и наступило время их последнего совместного ужина, они спустились вниз, притихшие и полные страха перед тем, что ждало их впереди. Роза твердо настояла на том, что хочет провести с Тори спокойный вечер, и Си (сейчас она переодевалась к обеду у себя наверху) в кои-то веки позволила им самостоятельно принять решение.

Тори и Роза сидели на веранде, слушая отдаленный шум морских волн. Берег моря был испещрен тысячами крошечных огоньков от керосиновых ламп, будто светлячками; в туземных кварталах горели костры.

Они долго сидели молча.

– Я окаменела, Тори, – раздался в темноте голос Розы. – Как глупо, правда?

– Все будет хорошо. – Тори взяла ее за руку, надеясь, что говорит нужные слова. – Ты такая красивая.

Она сказала такую тривиальную вещь, но правда в том, что она не знала, будет ли она счастлива с этим самым Джеком, которого лично сама считала тяжелым типом.

– Дело не столько в самой свадьбе, а во всем остальном. Мне так непривычно жить тут без мамы с папой. Я… – Тори услышала, как она прерывисто вздохнула. – То есть, конечно, я понимаю, почему они не могли приехать. Я не хочу, чтобы папа заболел еще сильнее, но…

Потом, танцуя, в комнату вошла Си, за ней двое слуг несли на подносах напитки и какую-то джазовую пластинку, прибывшую в тот день из Лондона. Она хотела, чтобы девушки ее послушали.

Она включила два светильника и велела Пандиту приготовить очень много джина.

– Девочки, сегодня вы выглядите, как греческие вдовы, – сказала она. – Выше носы!

За четыре часа до свадьбы Роза еще спала. Чтобы успокоиться, Тори решила прогуляться.

Вдали, слепя глаза, сверкало сапфирное море. В конце тропинки садовник, поливавший герани, низко поклонился ей с улыбкой. «Как забавно, – подумала Тори, – сравнивать слуг, работающих у Си, с английскими слугами». Ненавистная уборщица Дорин и противный старик-садовник постоянно стонали, что им мало платят и как много они работают, а уж если ты попросишь их о чем-то, то потом чувствуешь себя настоящей свиньей.

Си относилась к своим работникам с веселым пренебрежением, но они ее вроде бы обожали. «А почему бы и нет?» – рассуждала Тори, возвращаясь к дому.

Пожалуй, маленькие хижины за домом, в которых жили слуги, напоминали un peu собачью конуру, но здешний климат был совершенно другим, а так у них было полно еды, красивое место для работы, возможность научиться что-то делать и разумное жалованье. Но, сказав себе все это, Тори захотелось обнять этого маленького человечка за то, что он выглядел таким радостным в утро свадьбы Розы. Он выглядел так, словно ему было не все равно.

Когда она снова поднялась наверх, Роза не только проснулась, но и приняла ванну и теперь стояла перед зеркалом в светлых чулках и новом шелковом нижнем белье.

– Знаешь, я действительно рада, в конце концов, что папа не приехал сюда; я уверена, что ему это было бы слишком тяжело, – вот первое, что сказала она, словно ей все равно хотелось бы этого. Но бледная кожа над ее нижней юбкой была покрыта сыпью, которая появлялась у нее в моменты страха. Она помазала ее каламиновой жидкостью.

После завтрака, который не лез им в глотку, они снова вернулись в свою спальню и помыли руки, потом Роза слегка напудрилась и помазала за ушами «Девонширскими фиалками».

– Ты готова? – спросила Тори, решив ее опекать по-матерински, хотя сама была совершенно ошарашена.

– Да.

Тори сняла с плечиков шелковое свадебное платье, и оно скользнуло из ее рук на Розу роскошными волнами. Роза стояла неподвижно и гляделась в зеркало.

– Ого, – сказала она. – Карамба!

– Теперь фату. – Тори протянула ей тонкие кружева.

Она аккуратно прикрепила их вокруг лица Розы, думая при этом, какой невинной она выглядела, какой молодой и полной надежд и что в предыдущий раз она делала это, когда они наряжались для школьного спектакля. Роза играла роль Девы Марии, а Тори была трактирщицей из Иерусалима, одетой в два садовых мешка, сшитых вместе.

– Вот. – Она отступила назад. – Дай-ка погляжу на тебя. – О, ты вполне годишься для всем известной цели, – пошутила она, чтобы рассмешить Розу, потому что ее глаза были полны ужаса.

Раздался стук в дверь.

– Остается один час до представления, – пропела Си Си.

– Ох, проклятье! – Тори влезла в свое платье, но никак не могла справиться с кнопками. – О боже!

– Давай-ка я. – Роза застегнула все кнопки, затем поцеловала подругу в лоб. – Ты очень красивая, Тори. В следующий раз мы будет готовить к свадьбе тебя.

В десять тридцать Пандит в красном шелковом тюрбане остановил «Даймлер» перед домом. Джеффри, блестящий от пота в своей визитке, уселся на переднее сиденье. Си, в лиловой шляпке-колоколе с большим красным пером, казалась отрешенной и раздражительной, а когда Джеффри начал монолог о главном управлении какой-то компании, мимо которого они проезжали, и как плохо там идут теперь дела, она зашипела:

– Заткнись, Джеффри – ей неинтересно слышать все это в день свадьбы.

Но Роза, казалось, ничего и не слышала; она глядела на пыльные улицы, ее губы шевелились.

Но вот они прибыли к собору Святого Фомы, и все закрутилось. Гарнизонный викарий, казавшийся сердитым, потому что ему пришлось специально приехать в Бомбей из Пуны, когда изменились первоначальные договоренности, почти что в охапку вытащил их из машины и привел в ризницу. Играл «Свадебный марш», Роза и Тори шли по проходу среди моря шляпок. Когда шляпки повернулись, чтобы взглянуть на невесту, Тори не узнала никого, кроме Си Си, стоявшей далеко от Джеффри, который разобиделся на нее за грубое замечание при девушках, т. е. при посторонних.

Когда Джек, строгий и красивый в своем синем мундире с золотыми галунами и с блестящими пуговицами, внезапно появился и встал возле Розы у алтаря, Тори так хотелось, чтобы он повернулся и ахнул при виде Розы, прекрасной как принцесса, но он лишь неподвижно смотрел перед собой и пару раз кашлянул. Гарнизонный викарий галопом пронесся через церемонию бракосочетания и неправильно произнес фамилию Розы. «Да» невесты еле расслышала даже Тори, стоявшая рядом с ней.

Когда все закончилось и они вышли на резкий солнечный свет, появилось около дюжины офицеров из полка Джека; они сделали над тропой арку из скрещенных сабель. Роза растерянно посмотрела на них, а потом на подруг Си, выходивших из собора; некоторые из них уже сплетничали и смеялись. И тогда – сердце Тори сжалось от боли – Роза пробежала словно испуганный кролик под саблями и выскочила с другой стороны. Тори ждала ее, на секунду ослепленная солнечным светом, отражавшимся от сабель.

– Не бросай меня на приеме, – пробормотала ей Роза, прежде чем скрылась с Джеком в «Даймлере».

Когда Тори снова увидела Розу в «Тамбурине», она стояла бледная и слишком юная для того, чтобы выходить замуж, на краю ревущей орды гостей: друзья Си явились в полном составе. Она поискала глазами Виву, которая обещала прийти, но не нашла.

Си вынырнула из толпы, дала им в руки бокалы с шампанским и закричала:

– Теперь начинается самое интересное.

Тори опрокинула в себя бокал, потом еще один. Все утро прошло в напряжении, и она радовалась, что все позади.

После других бокалов и восхитительных лакомств Си встала на стул и закричала в мегафон: «Эй, люди!» Под взрывы смеха она объявила, что Джеффри собирался сказать речь до того, как все устроят «Сон в летнюю ночь» и упадут на лужайку со своими бокалами, потому что жарко и всем хочется посплетничать. Речи будут произнесены возле пруда.

Гости направились под арку из цветущей вистерии, которая вела в тенистую часть сада, где под струями резвились две каменные нимфы. Си попыталась возглавить свадебное шествие, взяла за руки Джека и Розу и побежала по тропе. Но Джек, все еще не оправившийся от шока и, как показалось Тори, не слишком хорошо бегавший, высвободил свою руку и чопорно шел один.

Наконец все собрались, и Джеффри Маллинсон встал с бокалом в руке.

– Многие из вас знают меня только как главу компании «Элайд Коттон», – прозаично начал он. – Мы встречались в клубе, на беговой дорожке и джимкане до тех пор…

– Ой, ради бога, Джеффри, не тяни, – внятно проговорила Си.

– Но сегодня, – продолжал Джеффри, – я выступаю здесь в роли отца Розы Уэзерби, которого я не имел честь знать лично, но который кажется мне очень порядочным человеком. Сегодня он мог бы ужасно гордиться при виде этой красивой юной девушки, которая стоит перед нами словно свежесорванный цветок.

Тори с радостью увидела, как Роза улыбнулась ему, а потом незнакомой толпе; некоторые бормотали – «Слушайте, слушайте». Тори наконец-то заметила в толпе Виву и подумала, что теперь это сборище больше походит на настоящую свадьбу. Но тут все испортил Джеффри, заорав:

– За Розмари!

Никто и никогда не называл ее Розмари. Это даже было не ее имя.

К четырем часам стало совсем жарко. Некоторые гости, как и предсказывала Си, заснули на лужайках.

Когда Роза вышла из дома, одетая для дороги, Тори подошла к ней попрощаться. Ей хотелось сказать что-нибудь, что заполнило бы пробелы этого странного и нереального дня. Поблагодарить Розу за то, что она была самой лучшей подругой, какие только бывают на свете, пожелать ей много поцелуев и детишек. Но в последнюю минуту у нее все слова выскочили из головы от отчаяния, и она смогла только чмокнуть ее в щеку, словно незамужняя тетка, и проворчать: «Ну, езжайте», словно никак не могла этого дождаться.

Когда Роза с Джеком скрылись в облаке пыли, она побрела в свою спальню. Там уже все переменилось – слуги успели поправить одеяло на кровати Розы, протерли ее столик и убрали все следы ее пребывания. Тори легла в своем нарядном платье на постель Розы. Закрыла глаза и спала где-то полчаса, смутно слыша вдалеке крики и смех гостей Си Си и стук посуды.

Проснувшись, она подошла к окну и долго глядела, как солнце садится в море. Впервые после приезда сюда она затосковала по дому. Вокруг нее простиралась Индия, миллионы и миллионы незнакомых людей рожали детей, и умирали, и жили, а себя она чувствовала незначительной, крошечной соринкой, живущей не на той стороне мира.

Она сняла влажное платье подружки невесты и снова легла на постель в нижнем белье. Натянула на голову простыню и почти заснула, когда Си крикнула ей снизу:

– Тори, спускайся и посиди со мной. Я на веранде.

– Сейчас! – с неохотой крикнула в ответ Тори. Она не смела отказаться, но по-прежнему робела, когда оказывалась наедине с Си Си.

Одевшись, она спустилась вниз. Си, одетая в кимоно, лежала в полутьме на плетеном шезлонге.

– Я без сил, – сообщила она. – А ты как?

Вероятно, она заметила, что Тори недавно плакала, потому что подвинула к ней стакан бренди. Они сидели и пили, пока слуги убирали территорию после гостей. Потом Си Си неожиданно заявила:

– Дорогая, большинство свадеб в Бомбее – подмоченные петарды, неспособные взлететь. Но теперь она будет счастлива. – Она лукаво улыбнулась Тори. – Он замечательный парень.

Тори нахмурилась.

– Мне он не нравится. Я думаю, что он…

– Что? – нетерпеливо спросила Си.

– Холодный, – храбро выпалила Тори. – Мне хотелось, чтобы он выглядел более счастливым.

– Ты говоришь глупости, дорогая, – возразила Си. – Ведь мы его не знаем. – Как будто это что-то доказывало. – Кроме того, – добавила она, – тут большинство мужчин, когда женятся, не выглядят принцами, о которых девочки мечтают в детстве.

Последовала неловкая пауза, они обе тихонько потягивали бренди. Потом Си взяла Тори за руку, провела ногтями по ее ладони и весело сказала:

– Можно я тебе что-то скажу? Пожалуй, сейчас удобный момент.

– Конечно.

– Не будь слишком привередливой, милая; мне не хочется отправлять тебя домой, как пустую возвратную тару.

Тори поморщилась. Си засмеялась, словно сказала это в шутку, но Тори понимала, что это не так.

Си вставила в мундштук свежую сигарету, закурила и, когда дым рассеялся, смерила ее долгим, оценивающим взглядом.

– Дорогая, – сказала она после томной паузы, – ты не возражаешь, если я буду с тобой совершенно откровенной? Потому что я полагаю, что могла бы тебе помочь, если ты позволишь.

– Конечно. – Тори приготовилась к худшему.

– Ты крупная девушка, это так, но ты не будешь такой, если захочешь. Для этого надо всего-навсего не есть две недели сладкое и мучное, пить по утрам воду с лимоном, и, я думаю, – Си протянула руку и взяла в горсть волосы Тори, – нам нужно проконсультироваться насчет волос с мадам Фонтэн. Убрать отсюда полдюйма, и ты будешь палкой отгонять поклонников. Ты хочешь отгонять их палкой?

– Да, – согласилась Тори и, хотя в данный момент ей хотелось умереть со стыда, выдавила из себя улыбку. – Думаю, что да.

Но потом, на следующий вечер, случилось нечто удивительное. Си Си вошла в спальню Тори, за ней Пандит с огромным ворохом ярких шелковых платьев, вышитых бисером сорочек, поразительно нежных шалей, головных повязок, бус, даже серег. Си взяла у него наряды и беззаботно бросила их на кровать.

– Дорогая, сделай мне одолжение и возьми вот это, – сказала она. – Мне нужен повод для покупки новой одежды.

– Я не могу! – Тори, все еще размышлявшая над вчерашним разговором, испытывала одновременно восторг и стыд.

– Почему? – спросила Си Си. – Новые игрушки всегда интереснее, а некоторые из этих одежд просто un peu mouton.

В течение следующих двух часов Си, куря и щурясь, глядела, как Тори мерила наряды. Не считая подола, который требовалось отпустить, некоторые платья сидели идеально, и Тори не терпелось куда-нибудь в них пойти. Она никогда не надевала на себя такой струящийся шелк, такой мягкий хлопок. Тем более что такая женщина, как Си, могла показать ей, куда лучше приколоть брошку для максимального эффекта. Да и три длинные нитки жемчуга выглядели гораздо лучше, чем одна плохонькая, которую ей подарила тетя Глэдис к восемнадцатилетию под наставления матери, чтобы Тори надевала ее только по торжественным случаям и никогда в ней не купалась.

На следующее утро Си повезла ее в отель «Тадж-Махал», где маленькая, умная француженка мадам Фонтэн, строго охраняемый секрет, которая принимала лишь немногих избранных клиентов, взяла ее волосы в горсть и сказала: «Что это такое?», насмешив Си Си. В течение следующего часа мадам, по словам Си, истинная мастерица, танцевала вокруг нее, щелкала ножницами, оценивала, подправляла, а на полу росла кучка волос. Наконец Тори увидела в зеркале совсем другую девушку. Мадам научила ее подкрашивать глаза угольным карандашом, подчеркивая то, что было в ней самым лучшим, – «эти удивительные глаза».

После этого Тори сидела с Си в баре бомбейского яхт-клуба, потрясенная своей трансформацией. Она не ходила с такой короткой стрижкой, после того как Дорин неудачно постригла ее в Басингстоке. Но тут она чувствовала себя совсем по-другому, такой модной и современной.

Два молодых морских офицера буквально замерли и перестали разговаривать, когда она вошла. Один из них до сих пор бросал на нее взгляды.

– Я куплю шампанское для моей маленькой Золушки. – Впервые за все время Си смотрела на нее одобрительно. – Отныне, я полагаю, тебе понадобится много хрустальных туфелек.

– По-моему, это просто какое-то чудо. – Тори все время улыбалась и не могла остановиться.

– Да, чудо, – согласилась Си и подмигнула. – И оно, как видишь, совершается с помощью зеркал.