//Зашла в контору Кука. Письмо от Уильяма. Сожалеет, что не пришел на пристань, когда отплывала «Императрица», – «неожиданно вызвали на службу», и надеется, что меня ждет счастливое и обеспеченное будущее». И что мы, возможно, встретимся после моего возвращения.

Уильям, хотелось мне сказать ему, мы больше никогда не увидимся. Это была моя самая большая ошибка. Да, моя – я была достаточно взрослая, чтобы соображать, за что хваталась, за солому или за крепкие ветки. Я не хочу никого винить, но больше мы никогда не увидимся.

На сегодня: написать Тори и Розе, пойти в «Гриндли» и узнать, не пришел ли денежный перевод. Бюджет на сегодня пять рупий, не больше. Выучить десять новых слов языка маратхи.//

Первоначально она планировала сразу поехать в Шимлу и забрать сундук, чтобы вычеркнуть это болезненное дело из своего списка, а уж потом разобраться с остальными вопросами в своей жизни. Но эти планы накренились, потому что у нее не было денег или почти не было. Да и в ее душе не было единства: один голос говорил: «Иди вперед», другой колебался, а третий страшно боялся.

«Ты ужасная дура, – говорил этот последний голос, – раз решила вернуться сюда самостоятельно и устроить свою жизнь без чужой помощи». А иногда: «Писатель, ты шутишь? Ты полная неудачница в любви и жизни». В таком настроении ее мысли скользили вниз по лабиринту мрачных воспоминаний. Вот она, десятилетняя, стоит с чемоданчиком на железнодорожной платформе в Шимле. Джози и отец умерли. Мать показала ей их могилы. Мать запихнула ее в поезд. Почему она не захотела с ней остаться? Почему захлопнула дверь и отвернулась? Что Вива сделала неправильно? Поцеловала ли она тогда меня на прощание?»

Когда оживали эти голоса, она была готова ненавидеть миссис Драйвер за то, что та сказала ей, что она, Вива, способна сделать практически что угодно, если правильно настроиться. Что, если это лишь сентиментальная чепуха, самая жестокая ложь, какая только возможна?

Она уже несколько дней боролась с этими чувствами, но в это утро, по непостижимой причине, она проснулась с более оптимистическим настроем. Открыла глаза и впервые услышала птиц, поющих за окном в кроне баньяна, и выбор показался ей почти до смешного ясным: утонуть или выплыть, и теперь она была готова плыть дальше.

Работа. Вот что было ей нужно первым делом: это как шест, на котором можно укрепить палатку и наладить в ней свою жизнь. Она встала с постели и заглянула в свой блокнот. Миссис Драйвер нацарапала своим беглым почерком имена нескольких человек в Бомбее, которые могли бы ей помочь. Первой в списке была мисс Дейзи Баркер, ее имя Вива видела на доске объявлений общежития ИВКА. Вторым шел мистер Вудманси: «пенсионер, бывший корреспондент «Пайонер Мэйл», весьма пожилой, но в здравом уме, любит давать советы».

Вива взяла ручку и дважды подчеркнула имя мисс Баркер. Надо позвонить ей после завтрака. Довольная тем, что приняла хотя бы одно решение, она направилась по коридору в общую ванную комнату, где деревянная перекладина над ванной прогнулась под тяжестью мокрых чулок, лифчиков и трико. Она наполнила водой раковину, разделась и рьяно вымылась с ног до головы, помыла голову, почистила зубы. Как хорошо почувствовать себя чистой – словно заново обретаешь веру в себя. Потом надела красное платье и скрепила волосы серебряным гребнем. Несмотря на всю свою нищету, она все-таки еще могла хорошо выглядеть.

Столовая в ИВКА, светлое помещение на первом этаже, выходила окнами в пропыленный парк. Каждое утро в ней на завтрак предлагались два рода блюд: для английских девушек яичный омлет, колбаса, хлеб, мармелад и чай, жидкий и всегда недостаточно горячий; для индианок маленькие булочки пав, яйца и прессованный рис поха.

Три девушки-бенгали, которых Вива знала в лицо, но не по имени, улыбнулись ей. Как ей сказали, они приехали в Бомбей учиться на педагогов – для них тоже смелый шаг. Они были достаточно дружелюбными, приходили на совместные молебны, но держались отдельно, вероятно, подумала Вива, потому что они в душе были индуистками и предпочитали не есть вместе с «неверными».

Когда она проходила мимо них, они прекратили свои разговоры и покачали головой из стороны в сторону.

– У тебя красивое платье, – робко сказала одна.

– Спасибо, – поблагодарила Вива. – Как идет учеба?

– Мне очень нравится, – улыбнулась девушка. – Мы как раз говорили, что чувствуем себя как птицы, выпущенные из клетки.

Внезапно Вива почувствовала, что страшно голодна. В дни ее нервного срыва она практически ничего не ела.

Она положила на тарелку яйца, колбасу и немного риса и села на стул возле окна. В парке маленький мальчик запускал змея. Ветер рвал змея из пухлых ручонок; мальчик смеялся и бежал за ним. Из кухни доносилось пение, плыли сладкие и пряные запахи карри, которое готовили к ленчу. Вива съела все до последней крошки.

После завтрака, пока еще не растеряла свою решимость, она позвонила Дейзи Баркер.

– Алло?

Аристократически правильный голос на другом конце провода звучал отрывисто, но дружелюбно. Вива спросила, может ли она встретиться с ней сегодня. Мисс Баркер ответила, что утром у нее часы в университете, но после ленча они могли бы увидеться в ее новой квартире в Бикулле. Знает ли она этот район? Нет? Ну, это немного в стороне от привычных путей, но она сейчас подробно объяснит, как туда добраться. «Автобус или рикша?» – уточнила она, к облегчению Вивы; о такси она пока что даже не могла и мечтать.

Вива надела свой костюм компаньонки, лучшие туфли и вышла на улицу. Надо было убить четыре часа до встречи с мисс Баркер, и она решила первым делом зайти в контору Кука на Хорнби-роуд и забрать почту, затем – в банк «Гриндли» и проверить свой тающий баланс, а при необходимости поговорить с менеджером.

Ночью шел дождь, и когда Вива переходила через дорогу, от мостовых шел пар. Вокруг нее простирался город: волы с грохотом тянули телеги, яркие, новенькие грузовики скрежетали тормозами, где-то кричал осел; ее окружало немыслимое столпотворение тел, живых, умирающих, занятых работой.

– Доброе утро, мисси, – сказал торговец пальмовым соком, сидевший скрестив ноги на раскладной койке на углу улицы. Теперь она каждое утро покупала у него чашку сока; его сладкий вкус всегда напоминал ей о Джози, которая любила пальмовый сок и всегда выпрашивала его у айи. Джози, так долго загнанная в какой-то дальний угол сознания, где память о ней не причиняла боль, теперь, после приезда сюда, снова стала реальной: Вива вспомнила, как они вдвоем носились на тонких ножках под дождем, крякали от смеха, как ездили на лошадях среди холмов, сидели на крыше их дома-лодки в Кашмире.

«Дорогая Джози. – Она сделала первый глоточек. – Сестренка моя».

Когда пальмовый сок коснулся ее губ, торговец соком приоткрыл рот словно птичка-мама. Иногда Вива наблюдала за ним из окна своей комнаты, как он сидел на этом пыльном углу по десять, двенадцать, иногда шестнадцать часов в день, до звезд, потом зажигал керосиновую лампу и заворачивался на ночь в одеяло. Она не имеет права считать свою жизнь особенно тяжелой.

– Восхитительно. – Она вернула ему стакан, и он улыбнулся, словно они были старинные друзья.

Она двинулась к Хорнби-роуд и остановилась на следующем углу, пропуская трех женщин в сари, похожих на ярких, разноцветных птиц. Их мелодичные голоса и непринужденный смех напомнили ей Тори и Розу; как странно, но она в самом деле скучала без них. Поначалу они были для нее талонами на еду, не более того, но теперь кем-то еще – она не решалась использовать слово «подруги», она всегда чувствовала себя на периферии событий (или такова участь всех экспатов?), но ей так не хватало маленьких порций мятного ликера, которыми ее угощали, и их историй; она с улыбкой вспоминала, как Тори заводила свой граммофон и учила ее танцевать «Императрица»-стомп.

Вот и Фрэнк тоже. Словами это не скажешь – будет глупо выглядеть. Она глядела, как он уходил прочь в одиночестве, как шел по трапу этой долговязой, слегка кривоногой поступью, пряча, как знала она теперь, свою сложную и умную личность. Он снова переоделся в штатское: полотняный костюм и шляпу, из-под которой выбивались волосы цвета жженого сахара. «Перелетная птичка, как и я сама», – подумала Вива и тут же проворно отскочила в сторону, так как ее чуть не сбила с ног телега. В тот последний день она могла бы зайти на пароход, но она стояла с Гловерами, и атмосфера была так накалена, что у нее не выдержали нервы. Вспоминая об этом, она чувствовала боль внутри, а потом злость на себя. Почему ее обидело, что они с Фрэнком даже не попрощались? Вероятно, сейчас он уже устроился где-то еще и ухаживает за новой стайкой женщин. У некоторых мужчин это получается непроизвольно: каприз природы, соответствующая улыбка, непринужденный вид делают их неотразимыми в глазах некоторых женщин. Она приняла решение больше с ним не видеться.

Когда она зашла в контору «Кук & Сыновья», сотрудники, одетые в униформу, раскладывали письма по маленьким латунным ящикам. Ее ящик под номером шесть был возле двери. Она достала из сумочки ключик и снова испугалась.

В ящике лежали два письма – одно из них с рекламой из магазина «Армия и Флот», где перечислялись специальные предложения этой недели – «серебряные щипцы для сардин» и «фетровые шляпы с двойной тульей черные, бежевые и др». И ничего от мистера Гловера; тюремное заключение откладывается, пошутила она и уже запирала ящик, когда клерк вручил ей красный конверт с крупным, неровным, каким-то школьным почерком Тори.

«Дорогая компаньонка!

Восхитительные новости! Я буду одна в этом доме целых две недели, начиная с 20 января. Машина тоже здесь!!! Маллинсоны уезжают на охоту. Так что, пожалуйста, пожалуйста, приезжай и составь мне компанию хотя бы на ночь, а если сможешь, то на все две недели. Тут куча комнат, где ты сможешь писать. Я пытаюсь уговорить Розу, чтобы она тоже приехала, тогда мы устроим биши. У меня очень веселая жизнь, некогда вздохнуть, не говоря уж о том, чтобы писать.

ХОХОХОХО

Тори

P.S. Есть ли новости от жуткого Гая?»

Возвращаясь назад по Хорнби-роуд, Вива разрывалась между противоречивыми мыслями и не знала, как поступить. Ей хотелось принять приглашение Тори. Свадебный прием в доме Маллинсонов был немыслимо пышным. Услужливый персонал, горячая вода, чудесные угощения плюс удовольствие повидаться с Тори и услышать все ее новости.

Но сможет ли она жить в доме жуткой Си Си Маллинсон? Она действительно не выносила эту особу. На свадьбе Розы каждый раз, когда они с Тори собирались перекинуться парой фраз, она тут же выскакивала откуда-то словно ужасная хищная птица, советовала им «циркулировать» среди гостей или делала странные замечания насчет того, что в Бомбее «нехватка свежей крови».

«Где вы повесили шляпку в Бомбее, подружка Тори?» – поинтересовалась она со своим подчеркнутым лондонским выговором, когда они встретились возле подноса с шампанским. Когда Вива ответила, что в ИВКА, она громко ахнула, вонзила ногти в руку Вивы и заявила: «Какой ужас, дорогая, я слышала, что там живут женщины, абсолютно потерявшие надежду на личное счастье. – Потом повернулась к своей знакомой и добавила: – Знаете, это вовсе не Индия».

Ну, возможно, Си чуточку нервничала или была слишком возбуждена, ведь такой прием – дело серьезное, но желание медленно вылить шампанское на смелую прическу миссис Маллинсон было велико. Даже теперь, вспоминая об этом, Вива бурлила от злости.

Как она смела насмехаться над акушерками, социальными работницами и школьными учительницами, которые жили в ИВКА? Ведь она даже представления не имела, кто они такие и как тяжело работали.

Она была из тех, кто считал индийских женщин темными и забитыми. Идиотка!

И где же была эта самая настоящая Индия, о которой говорила Си Маллинсон? А если она была частью ее, зачем у ее ворот стояли два вооруженных стража, эльзасцы? В какой-то момент они говорили о недавних беспорядках возле эспланады, и она сказала, что туземцы никогда еще не были такими агрессивными.

На ленч Вива съела манго на рынке Кроуфорд, сидя на краю фонтана, украшенного фигурками змей и тигров, птиц и красных волков. И вот она уже сидела в автобусе, направлявшемся к дому Дейзи Баркер в Бикулле. От волос сидевшей рядом женщины пахло кокосовым маслом, а ее мягкое, как подушка, тело возле ее локтя будило в ней голод по чему-то, что она не могла вспомнить. Женщина держала на коленях ребенка. Пока он спал, опустив длинные ресницы на миндальные щечки, она осторожно отгоняла от него мух. Мужчина в безрукавке, с пучками влажных волос под мышками, повис на поручне и рассказывал какую-то историю своим приятелям, стоявшим в задней половине автобуса. Когда он закончил, раздался такой взрыв смеха и хлопанья по ляжкам, что Вива тоже невольно засмеялась, хоть не поняла ни слова.

Через десять остановок кондуктор сообщил, взмахнув рукой:

– Бикулла. Выходите, мадам. Спасибо.

Сверившись с картой, она пошла по узкой улице, которая вела к серии мрачноватых переулков. Тротуар был весь в ямах, повсюду валялись гнилые овощи; после ночного дождя осталось несколько луж. На другой стороне улицы сидел на корточках маленький мальчик и испражнялся, задрав рваную рубашку. Он с любопытством посмотрел на нее, и она отвернулась.

Дейзи сказала, что ее дом находится рядом с госпиталем «Амбрелла», но Вива видела лишь ветхие лавки, встроенные в стену, словно темные клетки. Она сунула голову в одну из них, где старик сидел на корточках и гладил стопку рубашек.

– Где?.. – спросила она на хинди и раскрыла над головой воображаемый зонтик.

– Вон там. – Он показал на следующий угол, где виднелся покрытый трещинами многоквартирный дом с ржавыми коваными балконами на фасаде. Она перешла через улицу и уже собиралась позвонить в колокол, когда над ее головой открылся ставень.

– Хелло, хелло, – послышался голос, который мог бы приветствовать посетителей Букингемского дворца. – Как я догадываюсь, вы мисс Холлоуэй. – Маленькая круглая женщина в широкополой шляпе щурилась на нее с балкона. – Подождите, сейчас я спущусь за вами.

По ступенькам застучали башмаки, дверь распахнулась, в проеме стояла женщина, по оценкам Вивы, уже немолодая, лет тридцати пяти. Очки в металлической оправе, простое платье из хлопка и живое интеллигентное лицо.

– Прошу прощения за беспорядок, – сказала Дейзи. – Я переехала только на прошлой неделе; половина моего барахла осталась на сломавшейся телеге в Колабе. – Она рассмеялась, словно девочка.

В коридоре пахло старым карри и средством от мух, но когда они вошли в квартиру Дейзи, она сразу понравилась Виве. Тут были высокие потолки, беленые стены, много воздуха, да и выглядела она как-то по-деловому – с аккуратными стопками книг и яркими подушками. В гостиной на письменном столе виднелись пишущая машинка и стопки бумаги, вероятно, проверочные работы студентов.

– Идите сюда и посмотрите, какой вид! – Дейзи вывела ее через гостиную на просторный балкон с белым мозаичным полом и видом на множество крыш и мечеть. – Превосходное место для вечеринок, – улыбнулась она; солнечные лучи отражались от ее бледной кожи. – Вчера мы играли тут в бадминтон. Хотите чаю? Сэндвичи? Вы голодная?

За чаем Вива решила, что Дейзи ей нравится. За ее добрыми глазами она почувствовала практичный и энергичный ум, который знал, как делаются дела. Но пока еще она не могла понять, можно ли чувствовать себя в безопасности рядом с ней. За второй чашкой чая Дейзи рассказала ей, как участвовала в движении под названием «Сеттлмент», созданном женщинами из Оксбриджа с университетским образованием. «Мы такие испорченные и пользуемся всеми привилегиями, – решили они. – Мы поедем в Индию и будем учить женщин в местном университете».

Гораздо позже Вива узнала, что у Дейзи, с ее неряшливыми платьями и безупречным, аристократическим произношением, есть титулованный отец, владеющий землями в Норфолке; но она отказалась от богатой жизни. Ей хотелось делать благо для других людей, но за это ее высмеивали в ее кругах.

– Индийские женщины… в университете? – Вива удивилась. – Извините, но я думала, что большинство из них неграмотные.

– Ну, верно, многие деревенские женщины неграмотные. – Дейзи задумалась, наморщив лоб. – Но Бомбей очень прогрессивный город в некоторых вопросах, и у нас здесь есть женщины-юристы, поэтессы, доктора, художницы, инженеры. Они великолепные – яркие, любознательные, с хорошими мозгами. Если вам интересно, можете с ними встретиться.

Помимо преподавательской работы Дейзи, по ее словам, и сама проходит шестинедельный курс обучения в университете, чтобы лучше говорить на урду.

– А вы знаете этот язык? Ах, такой роскошный! Если вы интересуетесь поэзией, позвольте дать вам пару книг. Такое открытие!

– Я была бы очень рада.

– А вы? – Дейзи направила на нее добрый взгляд из очков в металлической оправе. – Вы жили когда-нибудь в Индии?

– До десяти лет. Мои родители погибли на севере в автомобильной аварии. – Ложь легко слетала с ее губ. – И тогда я вернулась в Англию. А сейчас приехала отчасти для того, чтобы забрать их вещи. После них в Шимле остался дорожный сундук.

– Бедняжка, как это печально.

– Ну… – Вива никогда не знала, что говорить в таких ситуациях.

– Вы планируете работать?

Вива прокашлялась.

– Я хочу быть писательницей. – Ее дела шли неважно, и такое заявление показалось ей фальшивым. – В Англии у меня напечатаны несколько статей.

– О! Как здорово!

– Не слишком. В данный момент. Хотелось бы, чтобы это было так. Вообще-то, сейчас я ищу любую работу, которая могла бы меня поддержать.

Дейзи налила еще чая в обе их чашки.

– Но ведь вы только что приехали, – удивилась она. – А сейчас в Индии такое замечательное время – меняется буквально все. Идеальное время, по-моему, для писателя.

Она рассказала Виве про партию Индийский национальный конгресс, которая теперь полна решимости вырвать страну из рук Великобритании, про призывы бойкотировать британские товары и о том, как Ганди, «истинный вождь», спокойно мобилизует индийцев.

– Как вы думаете, после этого индийцы начнут ненавидеть англичан? – спросила Вива, как всегда, не зная, на чьей она стороне.

– Нет, не думаю, – ответила Дейзи. – Индийцы очень легко все прощают – они самый теплый и самый дружелюбный народ на планете, пока не разозлятся, и тогда все меняется. – Она щелкнула пальцами. – Некоторые горячие головы в самом деле разжигают пламя. Имейте это в виду. И будьте осторожны. Но давайте вернемся к нашему разговору. – Дейзи достала ручку и блокнот и задумалась. – Сколько вы собираетесь прожить в Индии?

– Минимум год.

– Вы говорите на хинди?

– Чуточку.

– Великолепно. Но попробуйте выучить и маратхи – между ними такая разница!

Дейзи сказала, что тоже знает Ллойда Вудманси.

– Прежде он был художественным редактором в «Таймс оф Индия», а также работал в «Пайонер». Я не уверена, пишут ли для них женщины, а если и пишут, то, вероятно, только про наряды и «Шоу Хризантем». Но попытаться не мешает. Теперь он очень старый и немного обеднел. Купите ему шоколадный кекс.

Из своей потертой сумки она достала листок бумаги и написала его имя и адрес.

– Он живет напротив рынка Кроуфорд.

– На какие деньги я могу рассчитывать, если мне повезет и я сумею написать нужный материал? – У Вивы учащенно забилось сердце.

– Ох, боюсь, что вы практически ничего не получите, если только не пишете как Редьярд Киплинг. За пару вещей, которые я сделала для них недавно, мне вообще ничего не заплатили.

– А-а.

– Ой, дорогая… извините.

– Все нормально. – Вива отвернулась. – Спасибо, что вы попытались мне помочь.

Дейзи поставила чашки на поднос, тщательно выровняв их.

– У вас очень плохо с деньгами? – спросила она.

Вива кивнула, убитая тем, что почувствовала, как по ее щеке ползет слеза.

– У меня осталось примерно двадцать пять фунтов, – сказала она наконец. – Мне должны были оплатить проезд, но потом человек, нанявший меня, передумал.

– Это несправедливо.

– Да, – подтвердила Вива, – несправедливо.

– Слушайте, посидите еще секундочку, – сказала Дейзи. – Я нашла другой вариант, ничего выдающегося, но он поможет вам продержаться.

И она рассказала Виве, что, помимо преподавательской работы «Сеттлмент» поддерживает два детских приюта в Бомбее: один, под названием «Тамаринд», находится в Бикулле, там днем кормят уличных детей и дают им самые простые знания, навыки чтения и письма. Несколько детей живут там как временные квартиранты, и в данный момент в приюте не хватает одного ассистента. Плата скудная – рупия в день, но зато там гибкие часы работы, что важно и удобно, если собираетесь продолжать писать книгу. Работнику предоставляют маленькую комнату в соседнем доме, у хозяина которого, мистера Джамшеда, парси, дочери учатся в университете. О, дети расскажут вам столько всего, что сможете потом писать всю жизнь, – добавила она. – И уж это точно лучше, чем хризантемы и платья.

Вива немного подумала.

– Я возьмусь за эту работу, – утвердительно кивнула она.

– Великолепно. – Дейзи покачала головой.

Пока они разговаривали, небо над городом вспыхнуло огненным пламенем. Где-то на улице водонос кричал: «Пани!»

– Пожалуй, – сказала Дейзи, – нам пора поискать автобус, который отвезет вас домой. Скоро стемнеет.

И впервые за много дней Вива не испытывала ужаса перед пустой, одинокой ночью, ждавшей ее. Ничего даже отдаленно не получилось так, как она ожидала, но начало было положено.