В Бомбее становилось жарко; ты словно нырял в горячий суп. Жара была влажная, она придавливала тебя и заставляла тосковать по очищающим дождевым струям.

У Тори высыпала потница, и она принимала ванну с «Джейз Флюид», когда услышала телефон.

Через несколько мгновений Си, которую все сильнее раздражали звонки, закричала через дверь:

– Некто по имени Фрэнк, судовой доктор, спрашивает особу по имени Вива. Я вообще не понимаю, о чем он говорит.

У Тори затрепетало сердце.

– Алло, странник в чужой стране, – проговорила она, позвонив ему через двадцать минут. – Что привело тебя сюда?

Фрэнк ответил, что им надо встретиться. И он тогда расскажет ей все свои новости, но пока ему важно узнать, известно ли ей что-нибудь про Виву. У него есть для нее срочные новости.

– Ну, интересно, – протянула Тори. – Могу я поинтересоваться, что это такое?

Возможно, он объяснил бы ей что-то, а может, нет, но в этот момент появилась Си Си с сигаретой и в ярости показала на часы. Тори ничего не оставалось, как сообщить ему адрес Вивы и освободить телефон.

Тори ощутила только слабый укол в сердце, когда положила трубку. Ведь в душе она всегда знала, что ему больше нравилась Вива. И кроме того, у нее сейчас было более чем достаточно поклонников. Сейчас она переживала то, что Си Си называла «amour fou».

Все началось 21 декабря 1928 года примерно в десять тридцать вечера, когда она потеряла невинность с Оливером Сэндсдауном в домике на пляже Джуху. Потом она аккуратно написала об этом в маленьком блокноте в кожаном переплете, который мать дала ей для записи дорожных впечатлений: «Джуху. Слава богу», а позже обвела дату желтым кружком и нарисовала несколько звезд. Единственным огорчением в тот вечер был шелковый китайский жакет Си – она испачкала смолой рукав.

На ее горизонте Олли возник во время рождественской вечеринки, которую она и Си устроили в бомбейском яхт-клубе. Двадцативосьмилетний биржевой брокер любил ходить под парусами и загорел до черноты. Он был невысокий и темноволосый, и хотя Си не очень одобряла ее выбор – Оливер слишком не подходил под ее стандарты, – Тори считала его ужасно привлекательным, потому что он был очень уверен в себе. Сразу после их знакомства он, танцуя с ней, сказал со светской улыбкой, что охотно лег бы с ней в постель, а она нашла его забавным и наглым. По дороге на пляж в машине, которую он вел с безумной скоростью, они орали «Мне нравится быть возле моря». Выйдя на пляж, они разулись и пошли по теплому песку. Залитое лунным светом море набегало на берег серебряными волнами, в которых горели синие огоньки. На горизонте виднелись силуэты рыбацких лодок, забросивших сети. И тогда он поцеловал ее – не как мальчишка, хвастающийся тем, как долго он умеет держать поцелуй, – нет, поцелуй был мужской, жадный и властный. Так что у нее буквально подогнулись колени.

В домике пахло довольно приятно морской водой и сушеной рыбой, посредине стояла низкая кровать, на которую он и уложил ее – ловко и без особых церемоний. После всего он велел ей встать перед ним голой, надел на нее жемчужные бусы и погнал ее в море. Что сказала бы ее мать насчет жемчуга и морской воды, лучше не думать, но она и не думала. Просто плавала в теплом, как парное молоко, море и была дико счастлива. Такого она никогда еще не испытывала. Еще в тот момент она радовалась, что он не был из тех умников, которым необходимо все облекать в слова. Он снова обнял ее, они водили пальцами по воде, и вода фосфоресцировала, превращалась в бриллиантовые полоски, и Тори была абсолютно раскованной и свободной. Свершилось! Чудесно! Великолепно. Теперь ей больше не нужно думать об этом, и она была уверена, что со временем ей все это очень понравится.

Когда они вдоволь наплавались, он обтер ее старым полотенцем, быстро поцеловал и неуклюже застегнул на ней шелковый жакет, совершенно не на те пуговицы. Она надеялась, что он хоть чуточку проникнется поэзией чудесной ночи и что они еще немного постоят у моря и посмотрят, как возвращаются домой рыбаки, поговорят о жизни, но он сказал, что в город прибыли его приятели и что он хочет выпить с ними на ночь в портовом баре. В результате они оказались в отеле «Тадж-Махал».

И Оливер был не единственным, кто интересовался ею. Был еще Саймон, выпускник Итона, приехавший в Индию на сезон, главным образом, чтобы поохотиться; он приглашал ее на обед в бомбейский яхт-клуб. А еще Аластер де Веер, бескровный молодой госслужащий; фокстрот на веранде привел к шквалу его звонков, которые она сочла неприятными. Словом, все шло в сторону любви, и, честно признаться, нередко быстрее, чем она могла держать под контролем, так что звонок Фрэнка не взъерошил ей перышки.

После ночи на пляже Джуху они с Оливером несколько раз встречались в его квартире на Колаба-Бич. После этого она несколько дней запудривала засосы, которые он оставлял на ее шее и правом плече.

Си заметила это.

– Не позволяй ему помечать тебя так. – Подняв выщипанную бровь, она кивнула на плечо Тори. – Это банально.

Тогда Тори, покраснев как свекла, попыталась сменить тему и попросила Си об огромном, огромном одолжении. Не возражает ли она, если Роза приедет на один-два дня на следующей неделе и они устроят день «все-к-чертям»?

Когда Тори только-только приехала в Бомбей, Си Си поделилась с ней идеей: а хорошо бы иногда устраивать дни чистого гедонизма, когда тебе не позволяется чувствовать себя взрослой. Ты лишь пьешь коктейли, видишься с занятными людьми и наконец-то делаешь то, что тебе всегда хотелось. По ее словам, мир устроен слишком серьезно.

– Дорогая, это прекрасная мысль, – улыбнулась Си, и Тори просияла. Поездка Маллинсонов на охоту провалилась, и Тори пришлось тянуть с подтверждением приглашения пожить у нее, которое она направила Виве и Розе. Ей было жалко, она жаждала хорошенько поговорить по душам с Розой. Ведь бывают же времена, такие, как теперь, когда событий много и они сменяют друг друга слишком быстро, а поделиться не с кем. Роза действительно выслушивала ее и переживала, а вот Си – ну, конечно, она забавная и во многом замечательная, но не та, кому можно полностью довериться. Си была слишком нетерпеливой. К тому же Тори начинала думать, что со стороны Си довольно подло говорить о других людях таким тоном, как будто они полные ничтожества, или читать письма своих детей писклявым голосом. Ее дочка Флора недавно попала в больницу с какой-то жуткой болезнью под названием «импетиго» и, казалось, отчаянно скучала по дому, по родительской любви.

К тому же – или Тори это лишь придумала? – Си изменилась. Прежде, как только автомобиль Джеффри затарахтит на склоне, у нее было полно планов для них обоих; теперь она стала более закрытой, более отчужденной. Вот накричала позавчера на Тори за то, что она заняла телефон.

Казалось, слуги это тоже заметили. Вчера, когда Тори спросила у Пандита, где мэмсахиб, он как-то странно, с насмешкой посмотрел на нее и раскинул ладони, показывая, что они пустые. Очень неуважительно. После этого она слышала, как слуги смеялись на кухне.

Тогда Тори задумалась – может, все здесь знали что-то, чего не знала она? Или она слишком тут зажилась и надоела хозяевам, и это ужасно жалко, ведь ей тут так хорошо.

Правда, Си с энтузиазмом отнеслась к приезду Розы, даже предложила свое авто. Если бы не свежий лак, еще не успевший подсохнуть, Тори поцеловала бы ее.

– Это точно, насчет авто? Почему вы так меня балуете?

Си Си не любила обниматься и ограничилась воздушным поцелуем.

– Потому что ты забавная и потому что твои дни сочтены. Сегодня утром я получила письмо от твоей матери. Она просит меня купить тебе билет домой, когда в феврале закончится сезон.

У Тори ушло не меньше двух часов, чтобы осмыслить весь ужас этого заявления, сопоставимого со взрывом бомбы, и даже тогда она отказывалась верить, что это правда. Наверняка кто-нибудь сделает ей предложение, либо произойдет что-нибудь еще. В любом случае теперь ей казалось абсолютно, категорически необходимо как можно скорее увидеться с Розой.

Трубку снял Джек.

– Можно Роза выйдет и поиграет со мной? Ну, пожалуйста! – сказала она жалобным детским голоском. – Я буду плакать и заболею, если ты не отпустишь ее.

Ох, какой же он все-таки зануда! Он ответил так, словно она говорила всерьез.

– Я должен свериться со своим графиком, но, думаю, что все нормально.

Он что-то бубнил насчет полковника и приказов по гарнизону, словно она спрашивала его об этом. Потом в трубке послышался краткий вой, что-то стукнуло.

– Тори, ой, дорогая Тори, – запела Роза. – Я так счастлива тебя слышать.

– Роза, это срочно, – сказала Тори. – Ты должна приехать ко мне. Садись на экспресс «Декан», и мы с тобой устроим день «все-к-чертям» и хорошенько поболтаем.

– Устроим что?.. – Голос Розы слабел и еле пробивался сквозь треск.

– Будем бездельничать, пить шампанское, есть шоколад. Роза, я просто лопаюсь от новостей, мне надо рассказать тебе столько всего!

– Подожди-ка. – В трубке послышались приглушенные голоса.

– Все абсолютно нормально, дорогая. – Снова заговорила Роза. – Джек говорит, что вагон для женщин совершенно безопасен.

Тори знала это и без него.

Но потом Джек удивил ее. Он позвонил ей через час и прошептал:

– Мне хочется устроить Розе сюрприз. Пожалуйста, купи ей бутылку шампанского, когда вы пойдете на ленч, ладно? Скажи ей, что это от меня.

Тори подумала, что Олли едва ли подумал бы об этом.

Впрочем, все мужчины находили Розу неотразимой. Тори смирилась с этим давным-давно; она знала, что ей всегда приходится прилагать больше усилий.

Через неделю, в четверг Тори сидела, скрючившись, за рулем маленького автомобиля Си Си, обливаясь потом от страха и подозревая, что она переоценила свое умение водить машину. Поезд Розы прибывал через полчаса. Когда-то Остин, отцовский шофер, дал ей три урока вождения на тряской грунтовке, и она потом ездила по спокойным узким проселочным дорогам. Так что она даже отдаленно не была готова к бурлящему хаосу бомбейских улиц.

К тому же машина Си Си, модель «Форд Т» бутылочно-зеленого цвета, прибыла в Индию год назад в трюме «Императрицы Индии», и с нее так же сдували пылинки, как с домашнего божка в «Тамбурине». Пандит полировал хромовые обода фар до немыслимого блеска, старой зубной щеткой прочищал все щелочки, заливал в радиатор только свежую воду. Натирал кожаные кресла пчелиным воском, менял мятный освежитель, лежавший в бардачке вместе с изящными перчатками Си и зажигалкой из оникса. Тори не сомневалась – если бы ему позволили, он повесил бы на зеркала цветочные гирлянды, а на сиденья поставил дары из риса.

Выпучив от старания глаза, она свернула направо, на набережную Марин-Драйв. Тут было поспокойнее. Перед светофором она остановилась и перевела дыхание. Когда она отключила маленький оранжевый индикатор и свернула налево в бурлящий водоворот из рикш, буйволов с телегами, велосипедов, конных экипажей, ослов и автомобилей, ее сердце грохотало, как барабан.

– Помогите! – воскликнула она, объезжая худенького мальчика-рикшу, который нечаянно вынырнул прямо перед капотом.

– Ой, господи! – когда проезд загородила телега.

– Извиняюсь, – босому торговцу бананами, который, согнувшись вдвое под своей ношей, переходил улицу.

Через десять минут она въехала в ворота огромного и величественного, словно дворец, вокзала Виктория-Терминус. Вильнула, чтобы не наехать на попрошайку, и, наконец, остановилась, едва не ударившись лбом, на парковочном месте под пальмой.

Закрыв машину, бросилась сквозь толпу и успела как раз вовремя: экспресс из Пуны прибыл, и из вагона первого класса вышла Роза, ослепительно сияя нежными красками среди моря коричневых лиц. На ней было бледно-голубое платье, которое они вместе купили в Лондоне. Носильщики спорили, кому нести ее багаж.

– Ах, Роза! – Тори обняла ее за шею. – Дорогой мой Поросеночек! Мне так тебя не хватало.

Когда они снова выехали в город, Тори не удержалась и захотела похвастаться.

– Пожалуйста, сигарету мне, – сказала она. – Они лежат в бардачке. Оп-ля! – Ей пришлось резко вильнуть, чтобы не сбить торговца арахисом. – Извините! – весело пропела она.

– Значит, – сказала Тори, когда они остановились у светофора, – план такой: первая остановка у мадам Фонтэн – сделаем прическу. Там девушка по имени Савита замечательно стрижет. Затем ленч в клубе, там и поболтаем – я тебе еще мало рассказала про свои дела. Потом я отвезу тебя домой к Маллинсонам на чота пег, после этого к нам, возможно, зайдут друзья, и мы можем поехать куда-нибудь и потанцевать.

Роза захлопала в ладоши.

– Ах, Тори! – сказала она, положив голову на плечо подруги. – Не верится, что тебе позволено все это делать.

– Да, я сама себе хозяйка, – ответила Тори, элегантно, словно кинозвезда, выпуская дым, – только, ради бога, не говори моей матери. Глупая женщина уже хочет, чтобы я ехала домой. – Она проговорила это так беззаботно, что Роза ничего не сказала, и Тори была рада – меньше всего ей хотелось, чтобы Роза ее жалела.

Свернув на Хорнби-роуд, они обе взвизгнули – у стены мочились маленький мальчик и его отец.

– Ужас, что они себе позволяют, – сказала Тори, и они захохотали. – Я-то думала, что мы отучили их от этого. Как неприлично! – произнесла она голосом их пожилой классной наставницы.

– Ох, я вспомнила. – Роза вытащила из сумочки список покупок. – Маленькая просьба. Тебе будет скучно, если мы посмотрим в магазине «Армия и Флот» тонкие занавески? Я видела в их каталоге – простой белый муслин за двенадцать с половиной. Мне нужно для гостевой комнаты.

– Занавески! – возмутилась Тор. – Ты что, дорогая? Ты ведь знаешь правила – сегодня день «все-к-чертям». Никаких дел, только развлечения.

– Деспот!

– Ну, если ты будешь вести себя хорошо, то есть будешь хулиганить вместе со мной, я, может, позволю тебе купить занавески по пути домой.

Тори произносила слово «занавески» с ужасом, словно название страшной болезни.

Она рассказывала Розе, что на прошлой неделе позвонил Фрэнк, но тут ей пришлось резко тормознуть, чтобы не сбить парня с тележкой, груженной апельсинами, когда тот переходил дорогу. Когда машина остановилась, в окне возле Тори появилось лицо парня. Его лиловатые губы скривились, а в глазах горело презрение. Он мог дотронуться до нее рукой.

– Убирайтесь из Индии, – внятно проговорил он.

– Что? – не сразу поняла Роза.

– Убирайтесь из Индии, – повторил он, глядя на них так, как будто они вызывали у него отвращение.

– Я не хочу, – сказала Роза. Они поехали дальше, а парень стоял посреди дороги, грозил им кулаком и что-то кричал.

Оказавшись на безопасном расстоянии, обе неуверенно засмеялись.

– «Я не хочу», – передразнила подругу Тори. – Теперь он не заснет от огорчения.

– Мне ужасно не нравится, когда на меня смотрят с такой ненавистью. – Роза перестала смеяться и подняла доверху стекло. – Тебе не кажется, что обстановка тут накаляется?

– Да, Джеффри и Си тоже считают, что становится хуже, – согласилась Тори. – Знаешь, с торговлей какая-то ерунда, санкции, Ганди всех баламутит, но они считают, что большинство индийцев будут в ужасе, если англичане уедут из страны. А что говорит Джек по этому поводу?

– Мы как-то не говорим на такие темы. – Роза оторвала взгляд от многолюдных улиц. – Он вообще ничего не говорит.

И вот подруги уже сидели в комнатке, наполненной паром, наклонив голову над раковиной. В салоне мадам Фонтэн пахло сандалом, хвоей и свежим кофе.

– Мэмсахиб. – Савита, благоухающее существо в сари цвета устриц, впорхнула в дверь. – Шампунь с оливковым маслом или хной? – шепнула она.

Они остановили свой выбор на оливковом масле с розовой водой, и четыре юные девушки помыли две их головы. Двадцать пальчиков массировали им голову и шею сладкими маслами, а потом обернули подогретым полотенцем.

– Вера могла бы здесь кое-чему научиться, – сказала Тори. Вера была хозяйкой скромной парикмахерской в Андовере, где им отрезали косы и уложили волосы изящными завитками перед лондонским сезоном. Руки у нее были могучие, как у моряка, и она безжалостно совала голову клиентки под струю, носом чуть ли не в затычку раковины, когда промывала волосы.

– Мэмсахиб, – прошептала одна из девушек возле локтя Тори. – Освежитесь.

Поднос с кофе был украшен крупными цветами гибискуса.

Пока Тори с Розой пили кофе, девушки вернулись и стали с благоговением расчесывать длинные светлые волосы Розы.

– Люди здесь такие внимательные. – Роза улыбнулась Тори, глядя на ее отражение в зеркале. – Создается впечатление, что им нравится ухаживать за тобой.

– Твоя прислуга тоже такая? – Тори подалась вперед и недовольно посмотрела на свои брови. – Боже, гусеницы какие-то, надо их выщипать.

– Давай не сейчас, не будем терять время, – разумно возразила Роза. – Я и сама с этим справлюсь.

Тори удивилась. Иногда Роза говорила как умудренная жизненным опытом дама, словно ей не девятнадцать, а все сорок.

– Ну, Роза, – сказала Тори через несколько секунд. – Вернемся к главному вопросу дня. Здесь они берут восемь рупий за первую стрижку «под фокстрот», так что это самое подходящее место. Я не хочу тебя уговаривать, и не говори, что тебе это не пойдет – ты будешь прекрасно выглядеть даже с коровьей лепешкой на голове.

Они снова захихикали будто семилетние, но это было таким облегчением.

– У тебя прекрасная форма головы, а скоро наступит страшная жара. Ну, ты подумай, – невинным тоном добавила Тори. – Впрочем, твоя жизнь, твои волосы.

Роза собрала волосы в пучок и пристально погляделась в зеркало.

– У нас в гарнизоне уже начались ограничения с водой.

– Джек рассердится?

Роза неуверенно пожала плечами.

– Вообще-то, он никогда не говорил, что ему нравятся мои волосы. – Она разжала пальцы, и ее волосы рассыпались по плечам шелковой волной. – Честно говоря, я не знаю.

Тори с радостью отметила в голосе подруги легкую бунтарскую нотку. Ведь невозможно быть более добродушной, чем Роза, и это иногда беспокоило Тори.

В час пятнадцать, когда они на следующий день приехали на ленч, бомбейский яхт-клуб был полон. Когда короткостриженая Роза, чуточку робея, шла с Тори через зал, разговоры на мгновение замолкли, а какой-то пожилой джентльмен направил на нее свой монокль и беззастенчиво разглядывал, раскрыв рот.

– Роза, – вполголоса заметила Тори, – твоя прическа поразила всех.

Официант провел их к угловому столику с видом на порт и раздвинул ставни, чтобы были лучше видны яхты. Солнечный луч упал на серебряные столовые приборы, безупречно чистые бокалы и чаши для омовения пальцев с ломтиком лимона на дне.

– Сегодня очень приятное меню. – Красивый метрдотель-итальянец ловко постелил им на колени льняные салфетки. – Свежие лобстеры из гавани, камбала «Вероник», цесарка и фазан а-ля мод. Шампанское на льду, мадам, – бормотал он почти на ухо Тори.

– Тори, – неожиданно в панике прошептала Роза, – я не хочу портить праздник, но я не могу поз…

Тори выставила ладонь.

– Тише, детка. Шампанское заказано твоим супругом, капитаном Джеком Чендлером. Вероятно, он раскаивается, что ты из-за него пропустила мой праздник.

– Джек? – удивилась Роза. – Ты уверена, что это он?

– Абсолютно уверена. – Их глаза на мгновение встретились.

Официант налил шампанское; пузырьки ударили в нос Розе, и она наморщилась.

– Просто не верится, какими мы стали умудренными жизнью, – сказала она, допив бокал. – Какими немыслимо взрослыми.

– Роза. – Тори поставила свой бокал. – Я прожила тут всего три месяца. Я не хочу домой. Я не вынесу…

– Пожалуйста, не уезжай, – взмолилась Роза. – Я тоже не вынесу этого. Я…

– Ох, давай не говорить об этом, – вздохнула Тори. – Слишком серьезная тема для шампанского.

– Правильно, – согласилась Роза. – И вообще, я уверена, что от тебя без ума уже пол-Бомбея.

Тори широко раскрыла свои огромные смеющиеся глаза и молча выставила три пальца.

– Ах, Тори! Ты просто чудо! – Роза накрыла ладонью рот. Как здорово делиться с ней своими секретами. – Ну а что-нибудь серьезное?

– Ну, парень по имени Оливер, он биржевой брокер. Мы приятно проводим время.

– Тори, кажется, ты покраснела. Но он годится в мужья?

– Не знаю. – Тори машинально крошила булочку. – Скорее нет, чем да – как это узнаешь? Он веселый и очень мужественный, но…

– Тори, можно я скажу одну абсолютно серьезную вещь? – сказала Роза. – Что бы там ни было, не бросайся очертя голову в это дело. Это принесет такие огромные перемены в твою жизнь, да и Миддл-Уоллоп не так уж и ужасен. И ты хотя бы должна быть уверена, что ты можешь полюбить, вернее, что ты любишь этого человека.

Они обменялись еще одним быстрым взглядом. А у Тори больно кольнуло в сердце при виде зардевшегося от эмоций лица Розы. Ей захотелось спросить: «Роза, все в порядке? Ты счастлива с ним?» – но у Розы об этом не спросишь. Она дочь солдата. «Конечно, – ответит она. – Все очень мило».

Что еще могла она сказать, если все в ее жизни шло нормально и он не бил ее каждую ночь?

Они проговорили два часа. Официант принес им кофе и сладости. Тори откинулась назад, рассеянным взглядом обвела зал и внезапно встрепенулась.

– Господи! Может, я сошла с ума? Мне почудилось или нет?

Неподалеку от них группа из восьми человек, индийцы и европейцы, забирали свои вещи, готовясь уходить.

– Не может быть! – Пальцы Тори вцепились в край стола. – Это он.

– Кто? – удивилась Роза и тоже посмотрела в ту сторону.

Но Гай Гловер уже их заметил. С подчеркнутым удивлением поднял брови, встал и небрежно направился к ним. На его плече висел фотоаппарат.

– Боже мой, – протянул он, – какой сюрприз!

– Что ты тут делаешь, Гай? – Тори не ответила на его улыбку. – Вива сказала, что ты был болен и быстро уехал.

– Да, я болел. – Три человека, сидевшие с ним за столиком, индиец европейского вида и две очень красивые индианки, встали. Они ждали его. – Но теперь мне гораздо лучше. – Он сглотнул, его кадык заметался вверх и вниз. – Вообще-то, у меня теперь есть работа. Я стал фотографом.

– Фотографом? – поразилась Тори. – У кого?

– На местной киностудии, – ответил он. – В Бомбей привезли аппаратуру для звукового кино и несколько английских актрис, и им нужен… Слушайте, мне очень жалко, но я должен идти. Меня ждут.

– Значит, у тебя дела идут лучше, – сказала Тори непривычно ледяным тоном. – Виве будет приятно это узнать.

– Да, гораздо лучше, спасибо.

Он похлопал по карманам, по левому, потом по правому, и Тори обратила внимание, что ногти у него по-прежнему грязные.

– Черт побери, – пробормотал он, – я оставил дома все визитные карточки. Но если вы увидите Виву, передайте ей, что я ее не забыл. Она может рассчитывать на некоторую сумму. Да, кстати, – он шагнул назад и жеманно улыбнулся Розе, – мне нравится твоя стрижка. Ты стала похожа на красивого мальчика.