Ради безопасности Фрэнк настоял, чтобы они возвращались первым классом, но, несмотря на относительный комфорт, Тори было грустно до слез. Фрэнк с Вивой сидели напротив, между ними будто черная кошка пробежала. Роза сидела у окна, погруженная в себя и печальная. Тори, не находя собеседников, приуныла.

Какое-то время она размышляла о том, что зря так толстеет. Вчера после ужина она взвесилась на больших сидячих весах, которые Джей держала на лестничной площадке под крупным фото команды Ути по поло, худых, спортивного вида парней.

Джейн похвасталась, что эти весы, украшенные затейливой резьбой, были точной копией тех, что стоят в бомбейском яхт-клубе, что они точные до унции. Вот почему ее сердце оборвалось, когда стрелка поползла к одиннадцати стоунам. Даже в худшие свои времена, в Лондоне, она никогда не набирала такой вес; матери будет что сказать по этому поводу.

– Я просто огромная, – пожаловалась она тогда Розе, встав перед зеркалом-псише. – Я слоненок, и знаешь что хуже всего? Что от огорчения мне еще больше хочется есть.

– Ты не толстая. – Бедная Роза слышала ее жалобы миллион раз, но по-прежнему ухитрялась изображать возмущение. – Зачем тебе превращаться в худую швабру? У тебя прекрасные васильковые глаза. Когда-нибудь в них утонет хороший, порядочный мужчина, – добавила она тоном прорицательницы.

– Нет, не утонет, – мрачно возразила Тори. – Я практически стала бесформенной уродкой – вон, какие складки жира на спине.

– Тори, я не хочу вылезать из-под одеяла и любоваться на твои жировые складки, – сказала Роза, опираясь на две подушки. – Тори, – она перешла на шепот, – хочешь посмотреть на настоящего слоненка?

И Роза шокировала ее – она откинула одеяло и задрала ночную рубашку, чего никогда и ни за что не сделала бы до замужества, показав Тори свой раздувшийся живот с торчащим словно желудь пупком.

– Потрогай, – сказала она. – Можешь себе представить, какой огромной я стану к девяти месяцам?

Тори неуверенно потрогала ее живот, потом приложила к нему ладони с обеих сторон.

– О господи, Роза… как это… – Тори чуть не сказала «ужасно», – как это… странно. Ты пока не кажешься большой, но все-таки переменилась. Как интересно, ведь у тебя внутри спит ребенок. Джек тебя видел такой?

– Да, – подтвердила Роза.

– Что он сказал? Он поцеловал тебя в живот? Прослезился?

Роза как-то странно посмотрела на подругу.

– Ты такая романтичная, Тори, – уныло ответила она. – Кажется, он ничего не сказал.

И опять Тори показалось, что она вторглась за недавно прочерченную запретную черту в жизни Розы, что за ней начинался другой мир, полный взрослых тревог и огорчений – до которых, по мнению Розы, она, Тори, еще не доросла.

Поезд резво стучал колесами, и Тори, прислонившись виском к стеклу, размышляла об Индии. Через две недели все это – огромное голубое небо, грязные хижины, вон тот ослик, та женщина в розовом сари, которая машет рукой поезду, – исчезнет с глаз, а вскоре и поблекнет в ее памяти, как старые фотки в альбоме. Как же это чертовски несправедливо, ведь, несмотря на все неприятности, она была здесь так невероятно счастлива.

От ее вздоха на стекле образовался запотевший кружок, и потом, когда поезд мчался мимо плантаций сахарного тростника, в ее сознании всплыла радостная надежда: может, беспорядки в Бомбее усилятся, и тогда никому не разрешат уезжать из страны. В таком случае ей придется сдать билет, и тогда она поедет к Розе и поживет у нее хотя бы до рождения ребенка – Си Си едва ли захочет терпеть ее в своем доме.

Или, может, Олли в последнюю минуту, проталкиваясь сквозь толпу провожающих, спасет ее. Он вырвет из ее рук билет «P&O» и порвет в клочки прямо на трапе; их подхватит порыв ветра и унесет. А они снова будут танцевать, как тогда, в «Тадже», и он со слезами на глазах признается ей, какой он счастливый, раз она дала ему второй шанс на любовь.

У-у-ух! Что за идиотка! Резкая боль в шее оборвала эти грезы. Она открыла глаза. Роза с тревогой смотрела на нее.

– Что с тобой? – спросила она. – Судорога?

– Я не хочу ехать домой, – выпалила Тори и тут же пожалела об этом. Между ними действовал негласный уговор – не говорить в эти дни о неприятном: через два дня Роза уедет на поезде в Пуну, и что потом? Джек будет приезжать в Англию раз в три-четыре года. Да и то вопрос, захочет ли он и куда они поедут. Так что не исключено, что они вообще никогда больше не увидятся.

– Мне тоже жалко, – осторожно ответила Роза и выглянула в окно. – Как странно возвращаться в Пуну после этих чудесных дней, которые я провела с вами.

Тори посмотрела на нее.

– Роза, я вот что подумала. Если я когда-нибудь вернусь в Индию или найду какую-то возможность, чтобы тут остаться, можно ли мне будет немного пожить у вас?

Роза в замешательстве посмотрела на нее.

– Ты имеешь в виду после рождения ребенка?

– Да.

– Ну… возможно. – Роза не слишком воодушевилась. – Я-то, конечно, буду счастлива, но мне надо посоветоваться с Джеком. И вообще, что ты будешь у нас делать? На что будешь жить? Твои родители захотят тебя поддерживать деньгами?

– Ой, не знаю. – Тори безвольно откинулась на спинку скамьи. – Я не знаю… Это просто мои глупые мечты. Забудь про это. Ведь я не могу сесть вам на шею, правда?

– Тори, дело не в этом. – Роза возобновила разговор после долгой паузы. – Просто сейчас много чего происходит. – К ужасу Тори, она покраснела, а ее голос дрогнул.

– Роза, – сказала Тори, – я изо всех сил стараюсь не совать нос в твои дела, но… у тебя все в порядке?

– Нет, – ответила Роза, когда смогла говорить, – то есть да – просто скоро Джека могут направить в Банну на подкрепление. Большая часть полка вернулась домой. Все это тянется уже несколько месяцев, и, ты знаешь, моя жизнь больше мне не принадлежит.

– Я все понимаю… – Ох, бедная Роза, она так расстроена и смущена. Желая как можно скорее поменять тему, она посмотрела туда, где сидели Фрэнк и Вива.

– Что там у них происходит? – шепнула она. – Они сидят, будто каменные статуи.

– Очень странно, – шепотом ответила Роза. – Не хочу сплетничать, но я видела, как он рано утром вышел из ее домика. Мне не спалось, и я ждала, когда солнце вынырнет из-за холма. Но ты погляди на них, за всю дорогу они не сказали друг другу ни слова. Может, что-то случилось?

– Не знаю, – одними губами ответила Тори и пожала плечами. – Может, спросим у нее?

– Нет! – так же беззвучно ответила Роза. В это время Вива приоткрыла глаза, посмотрела в их сторону и снова их закрыла. Она не очень умело притворялась спящей.

Шел дождь, когда поезд прибыл на вокзал Виктория Терминус. Джеффри Маллинсон, под зонтиком, краснолицый и взволнованный, пробился сквозь толпу. Перекрикивая вокзальный шум, он объяснил, что приехал сам на «Даймлере», потому что у стен есть уши и в настоящий момент он не слишком доверяет своим слугам. Фрэнк сел позади с Вивой и Розой. Тори заняла пассажирское кресло.

С вокзала «Даймлер» ехал по грязным лужам, в которых валялись выброшенные демонстрантами плакаты.

– Что ж, правильно, что вы уехали из города, – сказал Джеффри, слегка повернув голову и обращаясь к Фрэнку. – Тут творилась какая-то жуть: сначала лил дождь – семь дюймов за час, – потом беспорядки. Вчера я два часа добирался до работы.

Тори притворно ужаснулась.

– Как ты думаешь, долго это продолжится? – с надеждой спросила она.

Джеффри, казалось, не слышал ее вопроса; он был из тех мужчин, которые игнорировали женщин, если рядом находился другой мужчина.

– Я надеюсь, вы все зайдете к нам на ленч, – неожиданно пробасил он. – Си накрыла великолепный стол.

Тори увидела, что Фрэнк и Вива нерешительно переглянулись. Они так почти и не разговаривали.

– Зайдите. – Джеффри нетерпеливо посмотрел на них в зеркало заднего вида. – Мэмсахиб уже пять дней сидит дома из-за беспорядков; и, кто знает, может, вы больше не увидите нас в «Тамбурине».

– Почему? – удивилась Тори.

– Ну, – Джеффри направил взгляд на Фрэнка, – Лондон все сильнее нервничает из-за этих демонстраций, и конечно, прибыль падает чудовищными темпами. Я не думаю, что мы долго так продержимся.

– Что? – ахнула Тори.

– Сколько фабрик уже закрылось? – спросил Фрэнк.

– Ну, за последние месяцы где-то пять или шесть – в основном перерабатывающие джут и хлопок, – и мы висим почти на волоске. Трагедия, если учесть, сколько сил и средств мы вложили в производство за все эти годы.

«Даймлер» вильнул, когда Джеффри, сигналя, объехал телегу.

– Не тащись еле-еле, проклятый идиот! – заорал он в окно, а когда снова выровнял автомобиль, продолжил: – Все пропало! Теперь все пропало! Только ни слова Си, ладно? Для нее это станет слишком большим шоком.

На его лбу выступили капельки пота, словно волдыри. Он промокнул их носовым платком.

– Конечно, не исключаю, что это может быть буря в чашке чая, – успокоил он себя, устраивая поудобнее свое массивное тело. – Ведь не скажешь, что у нас впервые такое творится.

– Дорогие мои! – Си выскочила из боковых дверей в тот момент, когда они вошли в дом. На ней было оранжевое шелковое платье, более годившееся для вечернего приема, чем для ленча. Губы торопливо намазаны красной помадой, которая оставила на щеке у Тори яркое пятно, словно от ожога.

– Как мило, мило, мило видеть вас всех, – сказала она. – А чей этот божественно красивый молодой человек? – Заметно оживившись, она подала руку Фрэнку. – Пандит! Я думаю, нам нужно много джина! – И, обращаясь к гостям, сказала: – Пожалуйста, проходите в гостиную!

– Как я выгляжу, на твой взгляд? – внезапно спросила она у Тори, когда они шли через мраморный вестибюль.

– Роскошно, Си Си, просто роскошно, – ответила Тори. – Как любезно с твоей стороны, что ты ради нас осталась дома.

Она знала, какая лихорадочная активность стояла за блестящей поверхностью жизни Си – гантели, ежедневная коррекция бровей, вопли насчет одежды.

– Осталась ради вас? – Си посмотрела на нее. В ее глазах горели искры ярости. – Да я целых пять дней носу не высовывала из этого дома. Я буквально говорю с тобой из могилы. Сегодня утром, когда я проснулась, в моем лице не было ни кровинки, честное слово.

– Тогда с твоей стороны еще более любезно, что ты пригласила нас на ленч, – проговорила Роза, приходя на помощь Тори. – А что, так все было страшно?

– Нисколько, – надменно заявила Си Си. – Это олухи с двумя шапками.

– Сесилия имеет в виду, что индусы носят в кармане мусульманские шапочки и надевают их, когда оказываются не на своей территории, – с готовностью пояснил Джеффри.

– И наоборот, – негодующе добавила Си, – и все это чушь, так что давайте пить джин и забудем про все проблемы. Пандит! Где ты?

– Вообще-то, – сказал Фрэнк, – боюсь, что я не смогу. – Он взглянул на часы и нахмурился. – В шесть у меня дежурство. – Он обращался к Виве, словно она была одна в комнате, но Вива покачала головой и отвернулась.

– Ой, не уходите. Одна маленькая порция не помешает. – Си почти умоляла. – Вообще-то, я все приготовила для вас, в благодарность за то, что вы спасли девочек. И все уже на столе. Наш шофер отвезет вас обоих – сейчас о такси нечего и мечтать, тем более тут у нас.

Фрэнк и Вива опять переглянулись, и возникла еще одна неловкая пауза.

– Вы очень любезны, – сказал наконец Фрэнк. – Я должен уйти самое позднее в четыре.

Тори подумала, что он вел себя очень странно. И снова, когда он посмотрел на Виву, она отвернулась.

Шесть слуг в ливреях, по одному за каждым стулом, встрепенулись и отвесили низкий поклон, когда Маллинсоны и их гости вошли в зал.

Светлая, гармоничная гостиная выходила на террасу, где стояли большие вазы с цветущими гелиотропами и белыми лилиями. Гигантские хрустальные люстры были зажжены, несмотря на яркий день, и пузырьки света бегали по столу, накрытому камчатной скатертью, играли в посуде из венецианского стекла и маленьких вазах с туберозами.

Си Си, поколебавшись, села во главе стола.

– Пандит, – приказала она, – забудь про джин и принеси всем бокалы для шампанского. Мы будем праздновать.

– Я забыл, любовь моя, что именно мы сегодня празднуем? – нервно спросил Джеффри.

– Жизнь, Джеффри, – ответила она, смерив его пронзительным взглядом. – Жизнь! Он никогда не чувствует важность момента, – пояснила она Фрэнку. – И никогда не чувствовал. Давайте, поторапливайтесь, Jaldi, – сказала она трем слугам, которые обносили гостей тарелками с муссом из лосося и тостами. Раздался хлопок – это Пандит опытной рукой открыл бутылку «Моэт и Шандо».

– Ну вот, – сказала Си, когда все сделали по глотку, – я сидела тут, господи боже мой, с Джеффри несколько дней, и теперь жажду общения. Расскажите мне что-нибудь такое, чего я не знаю. Удивите меня. – Она скорчила гримасу любопытства.

Тори, Роза и Вива растерянно переглянулись; Си сделала еще глоток шампанского.

– Ну, дорогая, они сказали, что прекрасно провели время в Ути, – помог им Джеффри.

– О-о, правда? – обратилась она к Фрэнку. – Там были в такое время года интересные люди?

За всех ответила Роза.

– Си Си, там было тихо, но мы так радовались, что снова вместе, – сказала она. – А «Вудбрайер» в самом деле очень приятный, как ты и говорила. Джейн баловала нас, давала с собой на пикник превосходную еду, мы видели чудесные цветы, и так было приятно снова оказаться в прохладе.

Она попила воды и внезапно замерла – глаза Си холодно и бессмысленно глядели на нее поверх очков, словно глаза аквариумной рыбы, которая всплыла к поверхности и не нашла там корма.

– А что там делала наша Тори? – Наконец-то Си повернулась к ней. – Там были приличные мужчины или сплошные пикники с девушками?

– Вообще никаких мужчин. – Тори не понравился легкий привкус непристойности в ее вопросе, и внезапно она поняла, что не хочет задабривать Си. – Но много-премного вкуснейшего лимонного бисквита.

– Ах, я помню тот чудесный бисквит. – Бедный Джеффри переживал, как человек, который пригласил полудикого тигра к себе в дом, чтобы он развлекал гостей.

– Так Тори снова ела. Какой сюрприз! – ехидно проговорила Си Си.

– Дорогая! – Джеффри вскочил так резко, что уронил на пол хрустальную чашу для омовения пальцев, и по персидскому ковру разлетелись осколки стекла и потекла вода. Несколько секунд Си бесстрастно взирала на катастрофу.

– Господи, ты чурбан, Джеффри, – сказала она наконец. – Неуклюжий чурбан. – Волокно мяса прилипло к ее зубам. – В самом деле. Я не шучу.

– Ха-ха-ха, – засмеялся Джеффри, словно это была удачная шутка. Он хлопнул в ладоши. – И знаете что? Она права. Виваш сейчас все исправит.

– Ненадолго, Джеффри, – ласково напомнила ему Си.

Си направилась к себе наверх отдохнуть, но возле лестницы вспомнила, что звонил какой-то мужчина и спрашивал Тори, и она обещала передать это.

– О господи, кто это был? – Тори старалась не выдавать своего волнения. Ох, Олли, пожалуйста, пожалуйста. Господи, пусть это будет Олли.

– Ну-ка, кто же это был, черт побери? – Си задумалась и опустила руку, державшую мундштук. – О-о, вспомнила, вспомнила. Как там его звали? Тоби Уильямсон. Он сказал, что мы встречались в «Хантингтоне»; я его не помню. Он интересовался, в безопасности ли ты сейчас, во время беспорядков. Он оставил свой номер телефона.

У Тори мгновенно упало сердце.

– Как мило с его стороны, – пробормотала она.

– Это тот, с коллекцией насекомых? А-а, еще он пишет стихи. – На лице Си промелькнула насмешка. – Так забавно, – обратилась она к остальным. – Она читала мне кое-что: «Мое сердце пылает / Моя милая об этом не знает…» – весело передразнила она. У Тори горели от стыда щеки.

Как подло было с ее стороны показывать Си его вполне приятные стихи (на самом деле они про птиц, птичьи яйца или типа того), ведь она наверняка развлекала ими своих приятелей в клубе. Тори познакомилась с Тоби на какой-то вечеринке в губернаторской резиденции. Приятный мужчина, кажется, школьный учитель. Он говорил с ней про птиц, а потом вроде бы про женские наряды, а у нее в голове был только Олли, и она его почти не слушала. Помнит только, что у него приятная улыбка, а еще, да, точно, он начал что-то рассказывать про современную поэзию, да так увлеченно, пока она не призналась, что она абсолютный игнорамус, и тогда он стал беседовать об этом с Вивой. Но он даже не усмехнулся после ее признания, а лишь задумчиво сказал:

– Завидую. Тебе еще предстоит узнать так много интересного.

Он позвонил, чтобы узнать, все ли у меня в порядке. Очень мило с его стороны, но когда она попыталась вспомнить его голос, у нее не получилось.

Когда Си удалилась к себе, Роза спросила:

– Ты позвонишь ему?

– Не знаю, – ответила Тори, внезапно почувствовав страшную усталость. – Он какой-то яйцеголовый.

– Тебе нечего терять, – весело заявила Роза. – Кроме своего билета домой.

– Верно, – согласилась Тор.

– Давай кинем жребий? – Роза достала монету в три рупии. – Если змеи – ты звонишь, а если закорючки – нет.

Она подбросила монету в воздух и поймала ее. Раскрыла ладонь.

– Змеи выиграли, – объявила она.