Где-то накануне Рождества Дейзи неожиданно написала Тори и сообщила, что Вива пострадала во время праздника Дивали – что это был «несчастный случай», – а теперь поправилась и снова собирается путешествовать. Сама она поедет на неопределенное время в Англию, а их приют фактически закрывается. Дейзи спрашивала, может ли Вива приехать к Тори на Рождество и пожить у нее? Ей требуется переменить обстановку. Все остальное Вива сама объяснит при встрече.

Тори удивилась, что Вива не написала ей сама, хотя, впрочем, она никогда не поступала так, как другие люди, и, хотя ее огорчила весть о травме подруги, она была в восторге от скорой встречи. Ей хотелось, чтобы Вива увидела ее чудесную новую жизнь в Амритсаре, ее новое бунгало, но больше всего хотелось похвастаться, какой у нее замечательный Тоби и как ей повезло.

В ее голове постепенно зрела идея: раз Вива приедет на Рождество, почему бы не позвать Розу с Джеком? Но поскольку ее мать всегда страшно суетилась перед приездом гостей и изматывала всех, Тори поделилась этой идеей с Тоби, немного нервничая.

– Почему ты так робко говоришь об этом? – удивился он. – Если в нашем доме будет тесно, в школе есть куча свободных комнат.

«В нашем доме» – как ей нравилось, когда он так говорил. Их бунгало с тремя спальнями было миниатюрной версией Сент-Барта, как все называли школу, большого и эксцентричного «архитектурного рагу», в котором соединились арки моголов, балки Тюдоров, викторианские окна, изысканная резьба на верандах и крутые скаты крыш, похожих на колпаки ведьм.

Бунгало стояло на поляне среди деревьев манго возле школьного поля для крикета и одичавшего сада. Предыдущий жилец уехал лет пять назад, и лозы опутали весь дом. От сырого воздуха и обильных рос на полу веранды виднелись большие пятна мха.

Ее сердце до сих пор сжималось от жалости и любви при воспоминании о том, что, когда она увидела бунгало первый раз, единственной обжитой комнатой в нем была спальня Тоби. Тогда она посмотрела на его железную кровать, на тонкое зеленое покрывало из синели, пожелтевшую москитную сетку и рамки с насекомыми на стенах и подумала, что спальня походит на комнату мальчишки, уехавшего на каникулы из опустевшей школы.

К счастью, повреждения в симпатичном маленьком бунгало оказались незначительными. День ушел на распаковку вещей, но потом Тори с огромной энергией взялась за дело. Ей помогали новые слуги, Джай и Бенарси; смышленые, красивые мальчишки из соседнего городка обожали Тоби, который бегло говорил на хинди и часто смешил их.

Затем, к ее удивлению, мать прислала им чек на пятьдесят фунтов с условием, что их нужно потратить на мебель. Деньги оказались кстати – в этом семестре Тоби взял в школе меньше часов, потому что заканчивал свою книгу «Птицы и дикая природа Гуджарата». В восторге от подарка они поехали и купили их первую двуспальную кровать, а на местном базаре – покрывало, расшитое птицами и цветами. На пол лег новый ковер из сизаля. После этого Тори взялась за другие комнаты – там отскребали от грязи полы, мыли стены, делали необходимые плотницкие работы.

Сад расчистили, посадили новые деревья. В маленькой гостиной появились свежая циновка из кокосового волокна, старый диван и два плетеных кресла, которые Тоби называл бомбейскими блудниками. Теперь у Тори появился настоящий столик для ее любимого граммофона. А Тоби пять ночей проектировал и делал полки для его книг и ее пластинок, которые он в шутку назвал «Шатонёф-дю-Пап».

– Значит, я в самом деле могу позвать их к нам? – Она подозрительно посмотрела на него. Иногда ей не верилось, что у нее такая свобода. Тоби поцеловал ее в кончик носа.

– Последнее Рождество было у меня такое ужасное, что я готов был пойти домой и принять яд. – Он провел его в клубе в Равалпинди, пил портвейн в пыльном бумажном колпаке вместе с пьяным плантатором и миссионером. – Мне даже не верится, что моя жизнь так переменилась, – спокойно добавил он. В Тоби ей это очень нравилось: он шутил и дурачился, а в следующий момент мог сказать что-то необычайно важное.

Роза отозвалась почти немедленно и написала, что с удовольствием приедет и что Джек – чей полк делал в горах что-то ужасное – тоже попытается приехать хотя бы на пару дней. Но не будет ли с ее стороны наглостью, если она останется у них подольше? Ей до смерти хочется, чтобы Тори хорошенько посмотрела на Фредди.

В начале декабря Тори заявила Тоби, что им пора устроить день «все-к-чертям» – хватит ему быть скучным ученым сухарем. В последние три недели он сидел над своей будущей книгой день и ночь, чтобы закончить ее к Рождеству. Тогда он схватил ее за руку, посадил к себе на колени, пропищал «прости, дорогая» голосом подкаблучника, поцеловал ее и сказал:

– Превосходная идея!

На следующее утро в ранний час они занимались любовью под москитной сеткой, потом вскочили с постели, страшно голодные и неожиданно буйные, а потом трудились вместе несколько часов и перенесли из гостевой спальни в школу телескопы и книги по орнитологии, его ситар и пачки фотографий дикой природы. После этого Тори стала искать рецепты пудингов в книге Маргарет Аллсоп «Рождество для колоний».

Тоби отправился в лес на поиски подходящего рождественского дерева. Вернулся с обглоданной маленькой араукарией, посадил ее в горшок и сказал, что будет поливать ее до Рождества, а потом снова высадит в лес. После ужина он поставил Бетховена, и они раскрасили кончики веток золотой краской, а потом погасили лампу и танцевали при лунном свете, падавшем через окно в гостиную.

На следующий день они отправились на базар в Амритсар за всем необходимым для рождественского пирога. Тоби поболтал с торговцами, а она достала свой список, и они купили много кишмиша и изюма. Корицу и мускатный орех им насыпали из огромных разноцветных гор специй, взвесили на больших медных весах средневекового вида и высыпали в крошечные бумажные кулечки.

Они шли по главной улице в бар «Мёрфи» – выпить по чота пег, когда Тоби остановился перед лотком старьевщика, надел очки и извлек из хаоса старых монет и посуды с трещинами ящичек с четырьмя стеклянными шарами, причудливо расписанными, каждый размером с утиное яйцо.

– Не хуже Фаберже, – сказал он, сдувая с них пыль. Когда он поднял их и посмотрел на свет, на его лице заиграли их краски – красные, лиловые и зеленые.

– Само совершенство, – сказал он. – Правда, дорогая?

– Мы можем позволить их себе? – спросила она. Он уже предупредил ее, что книга о птицах не принесет им богатство.

– Да, – решительно заявил он. – Ради нашего первого Рождества можем. И шампанское тоже.

И тут, глядя на него, она почувствовала, как ее душа наполнилась счастьем.

Это была любовь.

У нее был Тоби, которого она с нетерпением ждала каждый вечер, был свой собственный дом – ну, почти свой, и впереди восхитительная жизнь. Мало того, на Рождество обещали приехать Роза и Вива.

Превосходное настроение длилось недолго: через пять дней разразился полномасштабный кризис. Проклятая Маргарет Аллисоп написала мелким шрифтом в своей книге рецептов, что она готовила рождественский пирог в середине ноября и заворачивала его в пергаментную бумагу.

– Я что, должна дрожать над ним целый месяц? – взвыла Тор. – С какой стати? Наверняка должен быть другой выход.

Тоби, работавший в летнем домике, вошел на кухню – пальцы в чернилах, волосы мило взъерошены. Он заявил, что, по его мнению, это не имеет никакого значения. Его мать, он точно помнит, всегда пекла пирог прямо перед самым Рождеством.

Тори немного успокоилась. Завязала волосы на затылке, надела фартук, выстроила перед собой на кухонном столе все необходимое для пирога и, сказав Тоби, что чувствует себя ученицей чародея, принялась взвешивать муку, вишни и ссыпать их в большую миску.

Джай и Бенарси увлеченно смотрели, как она все перемешала, добавила щепотку корицы, чуточку мускатного ореха, вбила яйца и масло, немного ободрала костяшки пальцев, когда терла апельсиновую цедру, и все время сопровождала свои действия комментариями. Мисс Аллисоп подчеркивала, как важно прививать слугам новые навыки. Да и вообще, думала Тори, переливая душистую смесь в форму для выпечки, почему ее мать так суетилась с выпечкой? Делать пирог, объяснила она Тоби, когда он снова сунул голову на кухню, абсолютная безделица, проще простого. Игрушки для взрослых.

Пирог пригладили сверху и завернули в коричневую бумагу. Джай торжественно понес его к дровяной печке и помешал кочергой дрова. Тоби вернулся к работе; его машинка застучала на другой стороне поляны – такой уютный звук. Пирог должен был печься три часа, и Тори решила прокатиться верхом. Утро стояло чудесное, и, возможно, это была ее последняя прогулка перед Рождеством.

После верховой езды она немного поболтала с Элизабет Чемберс, школьной секретаршей. Элизабет, полная девушка из Норфолка, изначально приехавшая в Индию няней в индийскую семью высокой касты, сказала, что подумывает, не полететь ли ей на будущий год домой на аэроплане, и Тори была поражена ее храбростью. Потом ее позвал конюх, чтобы она взглянула на очаровательную молодую кобылку, которую только что привели для одного из учеников, юного махараджи. Тори гладила ей уши и разговаривала с ней, но вдруг с пронзительным воплем бросилась к дому и влетела на кухню.

– Господи, что случилось? – В дверях появился испуганный Тоби.

Тори посмотрела своими огромными глазами сначала на него, потом на пирог, лежавший на столе в черном дыму.

– Ой-ой-ой, ой-ой-ой! – Тоби схватил пирог полотенцем, просыпал на пол град почерневших ягод и трагическим голосом возвестил: – Мистер Курц скончались.

Никто из них не имел представления, что он имел в виду – но от его трагического вида все взорвались, словно воздушный шар, и захохотали. Сначала взвыли Джай и Бенарси, потом заухал, вытирая глаза, и Тоби.

– Прости, дорогая, прости! – бормотал он. – Я помогу тебе приготовить сегодня вечером еще один, а потом мы напишем ядовитое письмо Маргарет Аллисоп… – Он не договорил. Тори так хохотала, что ей пришлось сесть и ухватиться за бока. Отсмеявшись, она погрозила всем деревянной ложкой.

– Глупые людишки, – пробормотала она слабым голосом, утирая слезы. – Абсолютные дурачки. Memsahib tum ko zuroor kaster ile pila dena hoga.

Тори так надеялась, что Вива и Роза увидят Тоби таким, как сейчас: дурашливым и полным жизни, а еще необыкновенно умным – ведь он читал всевозможные книги. Конечно же, они относятся к нему с подозрением. Он сделал ей предложение так поспешно, что они могли подумать, что он либо отчаявшийся неудачник, либо мошенник, либо слишком самоуверенный тип. Но нет, он совсем не такой. Он бывает ужасно робким и неловким с людьми, которых не знает. Поначалу и с ней тоже был таким.

На следующий день после регистрации их брака в Бомбее ее настроение резко переменилось, безоглядная эйфория сменилась на бланманже. Они ехали на север в его видавшем виды «Толбете», и он говорил и говорил часами, монотонно о магазинах и одежде. Позже он объяснил ей, что его мать когда-то сказала, что путь к сердцу женщины лежит через интерес к ней, вот он как раз и пытался найти с ней общий язык. Но в тот день, когда он спрашивал ее, какую шляпку она предпочитает, клош или с цветами, и какие расцветки, розовые или зеленые, ей больше по душе, в душе Тори нарастала паника. Она выскочила замуж за страшного зануду! Сделала самую страшную ошибку в своей жизни.

А их «Толбет» все наматывал мили, дальше и дальше от Бомбея, через пустыню, через крошечные, малолюдные городки и бурые равнины. Потом стало слишком жарко, и она погрузилась в сон.

Когда она проснулась и увидела золотое кольцо на своем пальце, она подумала, что ей надо хотя бы попросить его объяснить, чем он занимается. Он с готовностью пустился в объяснения. Он уже говорил ей, что преподает историю и естественные науки в Сент-Барте, но тут сказал, что пишет главную книгу своей жизни – о тысячах необыкновенных птиц, которые живут в Индии, и многие из них считаются тут священными. Потом он покосился на нее и спросил, не возражает ли она, если он сообщит ей один секрет.

– Ничуточки, – ответила она, радуясь, что разговор стал интереснее. – Я люблю секреты.

Тогда он рассказал ей, как однажды утром шел по школьному полю для крикета и увидел в траве маленькое яичко курицы-бентамки. И он носил его шесть недель под мышкой, пока не вывелся цыпленок – скорлупа треснула, из нее появилась маленькая голова, покрытая пушком, такая нежная и совсем не щекотная.

– Так что теперь я знаю, как это – выносить ребенка, – тихо сказал он, и она озабоченно посмотрела на него в полутемной машине.

– Ого, как мило, – вяло отозвалась она, а на самом деле подумала: Вдруг он сейчас залает? – Чудесная история, – добавила она и поймала себя на том, что говорит совсем как ее мать.

В тот вечер она убеждала себя, что ей надо думать об этом замужестве, как о более или менее практичном поступке: так же как, скажем, ты откладываешь деньги на непредвиденную поездку или покупаешь мебель в комиссионном магазине – если ты не ждешь никакого чуда, разве можно разочароваться?

Теперь ей больно даже вспоминать, как холодно и практично она думала тогда о Тоби. История с цыпленком, такая типичная для него, согрела ее сердце. Ей нравилось утром гладить его по голове, любоваться его шелковистыми волосами. Нравились его шутки, чашка чая, которую он приносил ей утром вместе с каким-нибудь лакомством. Нравилось, как он засыпал, обняв ее. Как он брался за свою работу с энергией и страстью, как читал ей по вечерам Джозефа Конрада, Диккенса, Т. Элиота – все книги, которые она прежде считала слишком умными для себя.

Впрочем, она надеялась, что он не станет слишком рано рассказывать о цыпленке под мышкой Виве и Розе. Лучше уж пусть пройдет время и они лучше его узнают.

Позже в тот день, устроив похороны рождественскому пирогу, они стали украшать дом. Через два часа в бунгало не осталось места, не покрытого свечами, мишурой или вырезанными фигурками.

– Как ты считаешь, мы не перестарались? – спросила Тори. Ей неожиданно вспомнилась Си Си – как она хмурилась и говорила: «Лучше меньше, дорогая» – одно из ее правил.

– Абсолютно нет. – Тоби наматывал кусочки мишуры на ручки их ужасно некрасивого радиоприемника. – Золотое правило Рождества – нет ничего лучше, чем избыток.

Она обняла его и поцеловала в ухо.

– Так что ты думаешь? – спросила она, когда они стояли обнявшись и любовались комнатой.

– Потрясающе красиво, – сказал он. – Обитель блаженства.

И ее сердце опять чуть не лопнуло от любви, потому что это Рождество станет для нее праздником в честь Тоби: самого большого подарка в ее жизни. Поэтому она надеялась, что подругам он тоже понравится.