Бывают места, которые не забудешь никогда в жизни; они, словно песня, становятся частью тебя.

Таким местом стал для Сабы дом на Рю Лепсиус, 12: старинный дом с импозантным балконом, висевшим над улицей. Подходя к нему, она увидела при свете луны, что стены украшены изображениями грифонов, львов, дельфинов.

По дороге Дом объяснил Сабе, что их эскадрилья снимает здесь три комнаты для ночевки в городе.

– Жилье очень скромное, – предупредил он, – но тут все тихо и безопасно. Ты как, не боишься?

– Нет.

– Я буду тебя защищать.

– Да.

На нижнем этаже было темно и пусто.

– Сюда. – Он щелкнул зажигалкой и повел ее по лестнице. На площадке второго этажа он нежно поцеловал ее и, повернув ключ, повел за руку в комнату с белеными стенами и высоким потолком. В окно сквозь стекла, заклеенные крест-накрест бумажными полосками для защиты от бомбовых ударов, лился лунный свет. При этом неярком свете Саба увидела в середине комнаты белую кровать с москитной сеткой. Еще там были комод, гардероб, умывальник и ванна за полузадернутой занавеской. Увидела она и одежду Дома – гимнастерку, брюки, – небрежно брошенную на плетеный стул.

Дом зажег две свечи и вставил их в чаши из красного стекла, висевшие на стене. Закрыл деревянные ставни. Ветерок, прилетевший от окна, шевелил ее волосы. Без слов, без сомнений Саба сняла с себя одежду, легла в постель и ждала Доминика, словно молодое голодное животное. Он тоже разделся – пламя свечей осветило его мощную, темную от загара грудь – и лег рядом.

Он привлек ее к себе, возобновились поцелуи, а когда он стремительно вошел в нее, она успела подумать: «Слава богу, слава богу, наконец-то». Она словно летела куда-то на гребне волны. Ничто в ее жизни не казалось ей таким же абсолютно правильным и неотвратимым.

Потом они лежали в обнимку, тяжело дыша, и смеялись.

– Наконец-то, черт побери, – сказал Дом, и они опять засмеялись. И это был смех триумфа и близости.

В девичестве она читала всякие описания влюбленности: слезы, горящие глаза, безумная ревность, беспричинный смех, яростные ссоры и нежные примирения – и беспокоилась, потому что ни разу в жизни не испытывала ничего подобного. Но, проснувшись на следующее утро, она сразу подумала: «Вот оно и случилось. Мое первое чудо».

Дом все еще спал, лежа на спине и закинув руку за голову. Саба глядела на него; ее тело все еще пело после ночных ласк. Глядела на пучок темных волос под мышкой, на его губы, красиво вырезанные и такие нежные; под ними виднелся маленький шрам. Надо спросить, откуда он. Дом вздохнул, приоткрыл рот; блеснули белые зубы, на фоне загорелой кожи они казались еще белее. Под глазами кожа была чуть бледнее, вероятно, из-за летных очков. Левое ухо было чуть крупнее, чем правое, а под ним Саба увидела почти незаметные, аккуратные стежки хирурга; шрам, который шел от левого уха вниз, к ямке на шее, сгладился, но был все же чуть-чуть различим, если приглядеться. Она глядела на стежки, думала о госпитале и поймала себя на том, что у нее участилось дыхание. Выдержит ли она, если это случится снова? Она погладила ладонью его ребра, изгиб бедра, увидела линию, где заканчивался загар и начиналась белая кожа.

– Хм-м. – Он пошевелился, затрепетали его ресницы. – Мило, – пробормотал он и снова заснул, и спал, и спал. Он вымотался, она это видела. Ночью они почти не спали, а перед этим у него были бесконечные ночи в пустыне.

Проснувшись, он посмотрел на часы и застонал.

– Зачем зря тратить время? Ну-ка, быстро в постель. – Она уже оделась и собиралась написать записку.

– Не могу, – ответила она. – Меня ждут дела.

– Я умираю с голода. – Его голос звучал сонно, волосы были всклокочены. – Ты уже оделась. Давай позавтракаем. Тут рядом отель, там можно купить яйца, кофе, фалафель, омлет. Я моментально оденусь.

– Сказала тебе – не могу. – Она присела рядом с ним. – Я поеду работать.

На его лице появилось недоумение.

– Работать? – Он уронил ее руку. – Ничего не понимаю. Где? Зачем? Ведь ты сказала, что тут у вас не будет концертов.

Она села на плетеный стул и закрыла правый глаз ладонью.

– Там, в клубе. Мне надо разучить новые песни.

– Разве нельзя это отложить?

– Нет. Скоро я должна буду участвовать в радиопередаче.

– О-о, когда ты вернешься? Мы пообедаем с тобой?

– Конечно. – Она встала на четвереньки и уткнулась лицом в его грудь. – Прости.

Она записала номер телефона, установленного в холле, чтобы позвонить Дому, как только освободится. Еще взяла с него слово, что он никуда не уйдет, пока она не вернется.

– Нет, я сделаю иначе. – Он вскочил с постели, ловкий и гибкий. – Сейчас я найду тебе такси, чтобы ты была в безопасности, и заплачу шоферу, чтобы он заехал за тобой. Саба, – он посмотрел на нее, – я не собираюсь говорить как твой прадедушка Сид, но я не уверен, что ты действительно понимаешь, как опасно сейчас оставаться в Александрии.

Она возразила, что нет, она все понимает, но на деле понимала очень смутно. Ей все больше и больше казалось, что она живет и движется в каком-то пузыре, изолированном от всего, что творилось вокруг. Да, конечно, она видела жертв этой войны – изуродованные шрамами лица мужчин, носилки с ранеными, – но все это скользило мимо ее сознания. А в это утро, когда Дом еще спал, распахнулась дверца гардероба, где висела его одежда. Саба слезла с кровати и, словно сомнамбула, направилась туда и заглянула внутрь, на пропыленный ранец, испачканный машинным маслом, на полоску ржавого цвета на комбинезоне, похожую на засохшую кровь…

Она положила голову ему на грудь.

– Давай я отвезу тебя в клуб. – Он гладил ее волосы. – Пожалуйста. Потом мы вернемся сюда.

– Нет, – сказала она, взъерошив его волосы. – Я уже большая девочка. – Слишком велик был риск, что в клубе могли появиться Озан или Клив, если он не уехал в Каир. – Я ведь уеду часа на два, не больше. Порепетирую и вернусь на такси. Потом мы с тобой где-нибудь поедим.

Он улыбался ей, а сам думал: «Черт побери! Черт побери! Целый день пропадет – какая расточительная трата времени!»

«Господи, пожалуйста, – думала она, слыша, как ее собственный голос так уверенно отвечает Дому, – лишь бы обошлось без каких-либо осложнений или событий, о которых меня просто не потрудились известить. Сейчас я не выдержу этого».

– Ох, слава богу! Ты вернулась, цела и невредима!

Час спустя Саба вошла в дом полковника Паттерсона. Элли вскочила с кресла. Она сидела в гостиной, по-прежнему одетая в вечернее платье; при утреннем свете ее лицо выглядело уставшим, под глазами залегли темные круги.

– Вчера я пыталась тебя отыскать, но воздушный налет нарушил все планы. Просто бедлам, правда? Я знала, что ты встретилась со своим бойфрендом, так что предположила, что ты где-то в безопасности. В общем, вчера мы обе немного рисковали.

Она говорила сбивчиво, а в ее глазах мелькала тревога.

– Я была в безопасном месте. – Саба улыбнулась почти против воли. – И у меня все в порядке.

Она отказалась от предложения Элли что-нибудь выпить и от завтрака. Внезапно у нее иссякли все силы.

– Значит, ты хорошо провела время? – По лукавому взгляду Элли было ясно, что она ждет подробностей.

– Да, – ответила Саба. – Очень приятно. – Если бы даже она и хотела, то все равно не смогла бы описать, как чудесно все было. Ее тело казалось легким, даже невесомым, а мозг лучился блаженством.

Элли удивленно подняла брови. Она рассчитывала услышать больше.

– Очень приятно?

– Да. – Саба посмотрела ей в глаза. – Спасибо. Слушай, извини, что тебе пришлось меня ждать. Надеюсь, ты не слишком утомилась. – Элли вздохнула и обмякла. Теперь Саба могла бы спросить, как она провела время с Тариком, но было ясно, что такой разговор не предусмотрен в сценарии действий добросовестной компаньонки, по которому должна была действовать Элли.

– Если ты не возражаешь, – сказала Саба, – я сейчас поднимусь к себе, приму ванну и переоденусь. Фаиза ждет меня в десять тридцать; опаздывать мне нельзя – потом к ней придет парикмахер.

– Мне заехать за тобой после репетиции? – Элли, казалось, прощупывала почву. Как там у Сабы? Но было ясно, что ей не терпится снова увидеть Тарика.

– Нет-нет, не нужно, мы с Домом уже договорились, что вместе поедим где-нибудь. Он приехал сюда всего на пять дней.

– А тебе полагаются выходные дни? – Элли что-то обдумывала.

– После приезда сюда ни у кого из нас еще не было ни одного выходного.

– Настаивай на этом – в конце концов, заключи контракт с клубом. – Лицо Элли снова обрело деловое выражение. – Ты ведь должна быть в хорошей форме и для радио, и для вечеринки у мистера Озана. – Они вернулись к предписанному сценарию. – Так, ладно. – Элли скинула с ног туфли и прошлась по гостиной. Ее чулки оставляли на полу следы, похожие на следы чьих-то лап. – Если быть осторожными и держать язык за зубами, то, полагаю, мы с тобой сможем неплохо расслабиться несколько дней. Намек понятен? Если хочешь, ты можешь остаться здесь. Вы оба, – добавила она, понизив голос.

– У Доминика есть комната на Рю Лепсиус, – сообщила Саба. – Он позаботится обо мне. Там тихо и спокойно, близко от клуба и вообще – не на виду. Будем экономить бензин. – Они многозначительно переглянулись.

– Да, мы все стараемся экономить бензин. Но обещай мне, что не скажешь Кливу ни слова. Знаешь, он забыл мне заплатить за последние две недели; не знаю, о чем он думает. Я ведь не могу питаться воздухом и утренней росой. Если бы не Тарик, я была бы без гроша, честное слово. Если он что-то пронюхает про меня, так ему и скажи.

– Разве тебе не платит правительство, как нам?

– За какую-то работу да… зависит от… ну, тут все сложно. В общем, Кливу ни слова, а если ты увидишь в этом доме Тарика, о нем тоже ни слова. – Элли опять подмигнула. – Впрочем, скоро он опять уедет.

Она дала Сабе соли для ванны и чистое полотенце, потом обняла ее и сказала, что иногда будет сидеть на репетициях Сабы со строгим видом, словно это единственная цель в ее жизни. Да, кстати, Фаизе лучше не рассказывать про Доминика: египтяне – жуткие сплетники. Мол, просто старый знакомый.

Лежа в теплой и душистой ванне, Саба снова думала об Элли. Непонятная особа, и ее присутствие в городе было, пожалуй, не менее загадочным, чем ее собственное. Но тут же забыла обо всем – ведь она была влюблена и невероятно счастлива.