— Как приятно наконец оказаться дома, — робко попыталась начать разговор Мари. Бертон казался спокойным, но по дороге из участка они не проронили ни слова.

— Да. — На Джизуса ее слова произвели странное впечатление. «Дома». Где же был на самом деле дом Натали Рэйми? — Приготовить тебе что-нибудь поесть? Кажется, у нас есть сыр. Я могу сделать тебе…

— Джис! — Девушка тронула его за руку. — Мне нужно кое-что знать.

Он молча ждал вопроса.

— Что-нибудь изменилось после того, как ты узнал все, что случилось со мной? Некоторые подробности отвратительны. — Она внимательно изучала носок своего ботинка.

— Изменилось для меня? — Он крепко взял ее за плечи. — Конечно изменилось. Я яснее, чем когда-либо, понял, как ты дорога мне и как призрачна наша жизнь. — Касаясь губами ее волос, Джис прошептал: — Это просто чудо Господне, что ты жива.

Они поцеловались, но он не старался продлить поцелуй.

— Пойду приготовлю бутерброды, — заторопился он.

Мари снова положила руку на его ладонь.

— Тогда в чем же дело? Почему ты спешишь уйти? Если это не касается того, что со мной случилось, то что же все-таки происходит?

— Давай поедим сначала, а потом поговорим.

Ее глаза заполыхали гневом.

— Нет! Скажи сейчас. Я не хочу, чтобы со мной обращались как с младенцем. Что же не так? — Она прошла за Джисом на кухню и решительно остановилась рядом с ним.

— Я не хочу теперь обсуждать это, дорогая. Тебе предстоит встреча с отцом. Давай все споры оставим на потом.

— Нет. Говори сейчас!

— Ты привыкла всегда получать то, чего тебе только захочется?

Она собиралась было привести кучу аргументов, почему им нужно выяснить отношения именно сейчас, но, ошеломленная его словами, остановилась, даже не начав разговора.

— Как ты сказал?

— Признайся, что ты привыкла всегда получать все немедленно? Ты требуешь раболепного подчинения? А я не собираюсь этого делать.

— Конечно нет. Потому что ты упрямый человек, который делает только то, чего желает. Когда поженимся, придется много потрудиться, чтобы заставлять тебя выслушивать мое мнение. — Девушку удивило выражение боли, промелькнувшее на его лице. Внезапно догадка пронзила ее. — Или ты не собираешься жениться на мне?

— Сейчас совсем неподходящее время для разговора о свадьбе.

Она растерялась.

— Ты больше не хочешь меня? — тихо спросила Мари.

Джис закрыл глаза, чтобы не видеть опечаленного лица.

— Только ненормальный может не желать этого, дорогая. Но я не настолько глуп, чтобы надеяться на то, что счастье поджидает меня за углом. — Он почувствовал руки на своих плечах.

— Я люблю тебя.

От него потребовалось огромное усилие, чтобы открыть глаза и ответить ей.

— Ты любишь то, чем я был для тебя до сих пор. Но то, что я смогу дать тебе теперь, может оказаться совсем ненужным. Рядом с тобой должен быть человек, который будет соответствовать твоему образу жизни. А я никогда не смогу стать другим. Моя жизнь совсем не такая, как твоя.

— Понятно. — Мари убрала руки. — Опять встал вопрос о доверии, не так ли? — Она негромко рассмеялась, и звук ее смеха печально рассыпался по комнате. — Забавно, не так ли? Когда ты думал, что я проститутка, ты готов был смириться с этим. Однако ты не можешь простить мне моего знатного происхождения. Богатство отца заслонило меня от тебя, и ты не знаешь, как со мною быть. — Она сделала шаг назад.

— Все не так просто.

— А я думаю, все очень просто.

Бертон покачал головой:

— Нельзя пережить то, что ты пережила за последние месяцы, не испытав страшного потрясения. Необходимо определиться, разобраться в себе. Ты должна точно знать, чего же ты хочешь.

— А ты этого не знаешь, да? — Мари отступила еще на шаг. — Уж ты-то должен был бы знать. Ты единственный человек, который меня понимал. С самого начала.

— Дорогая…

Она подняла голову, глаза ее были полны слез.

— Ты не можешь простить мне, что я из богатой семьи. Хорошо, есть вещи, которых я тоже не могу простить. Например, я не могла простить, когда меня обвиняли в том, в чем я не была виновата. Я не хочу второй раз пережить то же самое. Никогда. Я не маленькая эгоистичная девчонка, как ты считаешь. Я та, которую ты всегда знал. Не больше и не меньше. — Мари обошла его, желая выйти из комнаты.

— Ты куда?

— К себе, собирать вещи. Не волнуйся, я не уйду, не простившись. Когда избавлю тебя от своего присутствия, то поставлю в известность об этом. — Боль, которую она испытывала, лишила ее дара речи.

— Ты не можешь уйти отсюда так просто. Тебе нужно время, чтобы все обдумать, — мягко сказал Бертон.

Мари остановилась в дверях и обернулась.

— Нет, это тебе нужно время. А мне нужен ты. И это то, чего ты не желаешь.

Найджел Рэйми был грузным мужчиной среднего возраста. Его каштановые волосы, теперь основательно поседевшие, были когда-то такими же, как у Мари, а голубые глаза оставались такими же яркими, как у нее. Он прибыл незадолго до полуночи в сопровождении высокого темноволосого человека, одетого в безупречный дорогой костюм, и одного из тех агентов ФБР, которые присутствовали при рассказе девушки.

— Где моя дочь?

Джизус сразу понял, почему мистер Рэйми имел в этом мире все, что хотел. Сила и власть, словно мантия, лежали на его плечах.

— Она в соседней комнате. Проходите. Я скажу ей, что вы уже здесь. — Бертон отступил в сторону, и трое посетителей прошли в квартиру.

Час назад Джизус заглядывал в ее комнату. Мари спала. Ее лицо было мокрым от слез. Сердце Джиса разрывалось на части. Не важно, что он говорил ей, но он не мог пережить разлуки с ней. Ему нетерпелось взять ее на руки и утереть слезы. Он хотел сказать ей, что верит в их счастье, что верит в глубину их чувств. Джис желал сказать ей, что деньги ее отца не имеют никакого значения, что разница в их происхождении тоже не имеет ни малейшего значения, что помолвку с женихом можно расторгнуть. Вместо этого он молча стоял у ее кровати, а его слова умерли, так и не родившись.

Теперь он снова стоял у ее кровати.

— Мари!

— Джис? — Она потянулась и на секунду ее лицо озарилось улыбкой. Потом она вспомнила, что произошло, и улыбка угасла: — Что случилось?

— Твой отец здесь.

Она вскочила, нервно провела рукой по волосам и оправила одежду.

— Я выгляжу нормально?

— Замечательно.

Она пересекла комнату, и Бертон последовал за ней на почтительном расстоянии. Он смотрел, как она прошла через холл и остановилась в дверях.

— Папа?

Они обнимались и плакали, и на своих щеках Джизус тоже почувствовал слезы.

Позже, когда они горячо и беспорядочно рассказывали друг другу о своих переживаниях, она вспомнила, что должна представить отцу человека, спасшего ее. Она встала и, стараясь казаться спокойной, взяла его за руку.

— Папа, это Джизус Бертон, человек, который спас меня. Джизус, это мой папа — Найджел Рэйми. — Потом обернулась к человеку в строгом костюме: — А это Кевин Пайк.

— Я думал, ты меня вообще забыла, — сказал Кевин ровным голосом. Он встал, пожал Бертону руку и обратился к Мари: — Ты не хочешь обнять меня и поцеловать?

Джизус почувствовал, что Мари смущена. Сделав над собой усилие, она отпустила его руку, покорно подошла к Кевину и поцеловала его в щеку. Бертон не выдержал и отвернулся.

— Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить, мистер Рэйми?

— Спасибо, нет. Я хочу немедленно увезти дочь домой.

Кевин, держа девушку за руку, вел се к дверям.

— Если вы не возражаете, — сказал он как-то по-детски, — мы с Мари уединимся на минутку.

Человек из ФБР тоже поднялся, собираясь уходить.

— Ну, все в порядке, — сказал он. — Я буду ждать вас на улице. — Он пожал Джизусу руку и исчез в дверях.

— Бертон!

— Да, мистер Рэйми. — Джизус смотрел на отца любимой, ожидая, пока тот заговорит. Все признаки его недовольства были налицо. Джизус понял, что сейчас ему предстоит выслушать целую лекцию.

— В ФБР посвятили меня во все детали дела Тали. Я понял, что вы и она очень близки.

— Это так.

— Вы любите мою дочь?

Это вопрос, на который было легко ответить.

— Да.

— Вы знаете, что она помолвлена?

— Знаю.

— Каковы ваши намерения?

Намерения? Он не знал, можно ли запутанный клубок не зависящих от него обстоятельств и бушевавших внутри него чувств назвать намерениями. Никогда прежде он так не сомневался в своих намерениях.

Прищурив глаза, Найджел Рэйми смотрел на него. Он, казалось, ясно видел происходившую в душе Бертона борьбу. Этот человек привык достигать намеченной цели.

— Что вы можете ей предложить, Бертон? Она никогда не будет счастлива с вами, — сказал мистер Рэйми, приняв окончательное решение. — Я не хочу, чтобы вы считали меня неблагодарным, — продолжал мистер Рэйми, — но я желаю для своей дочери действительно того, что ей нужно. И чувство благодарности не должно мне помешать. Я хочу, чтобы она была счастлива. Она — самое главное в моей жизни.

— В этом мы с вами солидарны, не правда ли? — горько улыбнулся Джизус.

Рэйми хотел продолжить, но сбился и удивленно посмотрел на Джизуса.

— Папа. — Мари стояла в дверях, глядя только на Бертона.

— Ты готова? Мне хочется побыстрее забрать тебя домой, — сказал Найджел Рэйми.

Мари наблюдала за выражением лица Джизуса. Оно не оставляло ей никакой надежды. Непереносимое чувство разочарования охватило ее. Разочарования и сожаления. Она переживала, что не смогла заставить полюбить достаточно сильно. Что он был готов дать ей уйти из своей жизни. Что она всегда будет любить его. О последнем она сожалела больше всего.

Ей хотелось остаться помочь ему, дать Бертону последний шанс, но она знала, что это приведет только к поражению. Джизус должен все сделать сам. Она не могла за него выиграть это сражение.

— Она никуда не поедет, Рэйми. — Его слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы. — Мари останется здесь и выйдет за меня замуж, как только мы сделаем все приготовления к свадьбе.

Казалось, опыт последних месяцев научил девушку держать себя в руках, но все уроки прошлого не смогли помочь ей сейчас. Она закрыла глаза, и слезы градом покатились по щекам.

— Черт побери! — После минуты изумления мистер Найджел Рэйми наконец обрел дар речи. — Посмотрите на нее, — гневно проговорил он. — Вы хотите добиться своего, воспользовавшись ее растерянностью. Натали, у тебя будет время подумать обо всем дома.

— Это касается только меня и вашей дочери, — твердо сказал Джизус.

Как бы сильно Мари ни любила Джиса, существовали вопросы, на которые она должна была получить ответ. Только тогда она могла быть спокойна. Она крепко закрыла глаза.

— Ты знаешь, что мой отец богат, как древний Мидас?

— Знаю.

— Ты знаешь, что я всегда делала только то, что хотела?

Джис мягко рассмеялся.

— И ты знаешь, что я могу быть упрямой и порой со мной будет трудновато? Почти так же, как с тобой.

— Открой глаза, Мари.

Она послушалась и заглянула ему в глаза.

— И ты знаешь, что ни на что на свете нет никаких гарантий? — прошептала она.

— Нет, есть, — ответила Джизус. — Я уверен, что всегда буду тебя любить. Обещаю, что всегда буду верить в твою любовь. Клянусь, что всю оставшуюся жизнь буду стараться делать все, чтобы ты была счастливой. А на все остальное действительно нет никаких гарантий. — Джизус протянул ей руку.

Мари подала свою, и их пальцы сомкнулись.

— И ты отдашь мне всего себя, Джизус? Все плохое и хорошее, что только в тебе есть? Я хочу получить все без остатка.

— Все. Даже то, о чем я сам не подозреваю. — Он прижал Мари к себе, и, забыв о присутствии мистера Рэйми, они целиком отдались поцелую, который ни один из них не собирался заканчивать.

— Черт меня побери! — Голос мистера Рэйми потерял былую уверенность. — Ты, кажется, действительно любишь его?

— Да.

— А как же Кевин?

Не размыкая рук, обнимавших Джиса, Мари обернулась к отцу.

— Я сказала Кевину, что расторгаю помолвку. Он сидит там в машине и дуется. По-моему, он оплакивает потерю твоего королевства.

Мистер Рэйми нахмурился.

— Он бы тебе прекрасно подошел.

— Это плохая замена любви, папа.

Он попытался еще раз убедить дочь.

— По крайней мере, обдумай свои действия. Ну, пойдем же!

— Я приеду потом. Сейчас я должна быть с любимым. Ты можешь уже составить список приглашенных на свадьбу. — Мари оторвала взгляд от Джиса и перевела на отца. — Я люблю тебя, папа. Я даже не могла вспомнить, кто я такая, потому что думала, что ты убит, и воспоминание об этом было слишком мучительно. Только теперь я уже не та маленькая девочка. Я взрослая женщина и знаю, чего хочу.

— И ты хочешь остаться с ним. — Мистер Рэйми кивнул в сторону Бертона. — Ясно. — Он вздохнул и стал нервно сжимать и разжимать пальцы. В нем происходила внутренняя борьба. — Похоже, я снова потерял тебя. — Его голос дрогнул.

— Что-то ты потерял, но кое-что и приобрел, — нежно сказала Мари. — Со временем это станет для тебя очевидным.

Мистер Рэйми повернулся к двери, собираясь выйти, но остановился. Он обернулся к Джизусу, посмотрел на него внимательным взглядом и кивнул на прощание.

Мари и Джис наконец остались одни.

Джизус гладил ее волосы, потом склонился к ней и долго изучал губами ее нежную кожу, пока наконец не встретился с ее устами. Она тихонько вздохнула и закрыла глаза. Потом некоторое время он ничего не видел и не слышал, всецело занятый поцелуем, подбирая необходимые для этого случая слова. Они должны были поговорить. Ему было необходимо объясниться, но он не мог оторваться. Тело Мари обмякло в его руках. Ее руки обнимали его шею.

— Люби меня, любимый.

— Я люблю тебя, любимая.

— Покажи мне, как.

Чувствуя его желание, Мари выбралась из его рук и, наблюдая за выражением его лица, стала быстро расстегивать крошечные жемчужные пуговицы блузки. Через минуту она стояла перед ним полностью обнаженная.

Ее тело представляло собой восхитительное сочетание гармонии и мягкости форм. Джизусу хотелось слиться с этим телом воедино и забыться навсегда. Он прижал Мари к себе и ощутил, как ее пальцы торопливо раздевают и его. Он поднял ее на руки, и она обвила его ногами вокруг талии. Его плоть была раскалена от желания, но он старался сдерживать себя, чтобы позволить Мари полностью насладиться. Но она сама торопила миг слияния.

Джизус отнес ее на кровать и, нашептывая ласковые слова, снова принялся за свою сладкую работу. Он следил за тем, как изменяется выражение ее лица, пока он осторожными и утонченными ласками давал ей возможность испытать наслаждение от постепенного и мучительно медленного восхождения к вершинам чувственного удовольствия. Когда она достигла пика наслаждения, он сделал это вместе с ней. Мари в экстазе выкрикнула его имя. Он прижал ее к себе и почувствовал, как сильно бьется ее сердце. Потом они лежали рядом и отдыхали, крепко обняв друг друга.

Позже, почувствовав, что она зашевелилась, он неохотно выпустил Мари из объятий.

— Ты уже проснулся? — прошептала она.

Джизус не стал разубеждать ее.

— Только что, — сказал он и приподнялся, чтобы нежно поцеловать Мари.

— Ты все еще хочешь поговорить?

— Нет, но это необходимо. Ты простила меня, я знаю. Но я хочу, чтобы ты поняла, чем я руководствовался, разговаривая с твоим отцом.

— Ты боялся.

Он вздохнул.

— Тебе очень трудно примириться даже с самим собой, Джис. У тебя такие высокие идеалы, всегда и для всех ты хочешь быть самым правильным, самым справедливым. В тебе все еще живет прежний священник. Тебе было трудно смириться с тем, что ты сам нуждаешься в чем-то. Мне кажется, что ты боялся меня, потому что я понимала это.