Рис. 2

Несмотря на приблизительный и весьма схематический характер модели соотношения биологического и социального, предлагаемой Тарасовым и Черненко (см. рис. 1), она все же может служить известным основанием для дискуссии. То обстоятельство, что область «С» (социальное) изображена на этой схеме большим, нежели область «Б» (биологическое), кругом, не вызовет возражений у большинства западных специалистов. Вместе с тем ответ на действительно трудный вопррс об отношении размеров области «С» и области «Б» невозможно дать, ограничившись только философским и логическим его анализом, - ответ на него (если таковой вообще существует) может быть дан только в результате научных исследований, то есть того, чему Тарасов и Черненко уделяют весьма скудное внимание в своей книге. Говоря о том, что ответ на этот вопрос может быть дан только на основе представлений диалектического материализма, авторы книги тем самым ставили под вопрос относительную независимость, с трудом завоеванную советскими учеными. Говоря о том, что редколлегия и руководство журнала «Вопросы философии» ошибаются, когда утверждают, что диалектический материализм может включать в себя различные трактовки проблемы соотношения биологического и социального, Тарасов и Черненко демонстрируют нетерпимое отношение к такого рода различным трактовкам (с. 75). По их мнению, диалектический материализм предполагает наличие «единственно /240/ верного» решения этой проблемы, то есть такого, которое предлагается ими самими.

Еще более спорным представляется утверждение Тарасова и Черненко, что не существует автономной сферы («Б» на рис. 2) влияния биологических факторов. Тезис о том, что «биологическое» является «социально обусловленным» можно интерпретировать двояким образом. Первая - более простодушная - интерпретация будет соответствовать распространенным во всем мире представлениям о том, что наука - это «социальный институт», а потому даже собственно научные теории и открытия являются «социально обусловленными». Вторая же, носящая более зловещий характер, связана с условиями, характерными только для Советского Союза, и заключается в том, что научные открытия рассматриваются не просто как социально обусловленные, но как то, что в конечном итоге должно подчиняться приказам, исходящим от политического руководства.

В то время, когда была опубликована эта книга, Константин Черненко - отец Елены Черненко - являлся секретарем ЦК КПСС, членом Политбюро со специфическими интересами к идеологическим вопросам. Мы не знаем, какое внимание он уделял взглядам своей дочери, но знаем, что проблема соотношения биологического и социального привлекла его внимание. При этом можно предположить, что Константин Черненко имел представление о взглядах своей дочери по поводу этой проблемы особенно после того, как ею была опубликована названная книга.

В июне 1983 г. Константин Черненко выступил на Пленуме ЦК КПСС с речью «Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии». Именно это выступление дало основание заключить, что Черненко занял в идеологии позиции, которые до него занимал борец за чистоту партийной идеологии Михаил Суслов. В своей речи Черненко поднял вопрос о дискуссии по проблеме социального и биологического, возродив тем самым сталинскую традицию, согласно которой партийные лидеры высказывались по научным вопросам. Признав, что в науке «новые факты могут вести к необходимости дополнить, уточнить сложившиеся взгляды», он подчеркнул, что «есть истины, не подлежащие пересмотру, проблемы, решенные давно и однозначно». Одной из таких «основополагающих истин материалистической диалектики», продолжил Черненко, является принцип, согласно которому определяющим фактором в формировании личности человека является «социальное». Он замечает:

«Вряд ли можно признать научными концепции, которые объясняют такие, например, качества человека, как честность, смелость, порядочность, наличием »положительных« генов и фактически отрицают, что эти качества формируются социальной средой».

Самым важным здесь является не само по себе мнение, а то, кем оно было высказано. В нем не содержится прямого отрицания противоположного мнения, поскольку никто из тех, кто выступал с противоположных позиций, не говорил в действительности о «положительных» генах. Вместе с тем, поскольку Черненко выступал как главный партийный идеолог, положения его речи рассматривались партийными функционерами как руководство к действию. Еще большее значение высказывания Черненко приобрели после того, как в феврале 1984 г. он сменил Юрия Андропова на посту Генерального секретаря ЦК КПСС.

Нет сомнения в том, что многим на Западе покажется симпатичной /241/ мысль, содержащаяся в приведенном выше отрывке из речи Черненко, поскольку людям, чьи политические убеждения основываются на идее равенства, всегда неприемлемыми представляются взгляды, связанные с противоположными представлениями. Однако в условиях Советского Союза, история интеллектуальной жизни которого знает множество примеров вмешательства партии в ход научных дискуссий, речь Черненко явилась иллюстрацией того, что было совсем нехарактерно для дискуссий по проблеме «природа - воспитание», ведущихся на Западе. Эта речь продемонстрировала, что советские партийные руководители так и не извлекли уроков из того периода жизни советского общества, который был связан с именем Лысенко. И вопрос здесь вовсе не в том, являются ли теории генетического детерминизма истинными или ложными, а в том, кто должен решать вопрос об их истинности - Коммунистическая партия или же исследователи, являющиеся специалистами в той или иной области науки? В своей речи Черненко продемонстрировал убеждение, что именно партия может судить об истинности той или иной научной теории; этот вывод вытекает из его слов о том, что есть «проблемы, решенные давно и однозначно» на основе теории «материалистической диалектики», а потому не требующие обращения к ним с целью повторного решения.

Следуя положениям, содержащимся в речи Черненко, характер советских статей, посвященных проблемам соотношения социального и биологического, а также науки и идеологии, вообще становится более воинственным. При этом многие авторы прямо ссылаются на высказывания Черненко по поводу проблем генетики и поведения человека. Что представляется особенно удивительным западному наблюдателю, так это то, что сам тон, которым написаны советские статьи, в которых анализируются проблемы связи науки и идеологии, становится в середине 80-х годов более агрессивным, чем это было на протяжении многих предыдущих лет. Ведущие научные журналы публикуют статьи с весьма характерными в этом отношении названиями: «Медицина в фокусе идеологической борьбы», «Идеология и медицина» и т. п..

Смерть Константина Черненко, последовавшая в 1985 г., и приход ему на смену в качестве главы Коммунистической партии Михаила Горбачева означают, что взгляды Константина и Елены Черненко на проблему соотношения социального и биологического уже не являются решающими. Тем не менее в 1985 г. позиция тех, кто склонен был в решении этой проблемы отдавать преимущество биологическому, природному, была гораздо более трудной, нежели в 70-х годах, когда споры по этой проблеме еще только начинались.

В развитии дискуссии по проблеме соотношения социального и биологического как в зеркале отражались те изменения, которые происходили в советской идеологии и политике того времени. Если сравнить последние советские публикации, анализирующие эту проблему, с советскими работами, посвященными аналогичной проблематике и опубликованными /242/ в 30-х и 40-х годах, то сразу же бросится в глаза потеря их авторами убежденности в эффективности воспитательных методов. Рассуждения человека, говорящего сегодня в Советском Союзе о возможности «отмирания» преступности и других форм социально опасного поведения под влиянием развития социалистического общества, в лучшем случае получат, в ответ зевки слушателей, как это случилось с Дубининым, когда он попытался высказаться в поддержку этих старых взглядов. Многие из представителей предыдущего поколения советских людей верили в конечную победу именно воспитательного подхода, сегодня в это верят лишь немногие. На смену стремлению к позитивным методам воздействия на человека путем воспитания и образования сегодня приходит тоска по жесткой дисциплине и строгому наказанию, то есть методам негативного воздействия.

За этой сменой настроений скрывается нечто большее, чем смена теорий, господствующих в педагогике и криминалистике, - эта смена настроений является лишь частью общего процесса ослабления оптимистических настроений в советском обществе. Люди, участвовавшие в революционном преобразовании общества, были убеждены в том, что у них есть лекарство от множества (если не от всех) социальных недугов. Спустя определенное время (период жизни одного-двух поколений) стало очевидным, что многие из этих социальных недугов остаются по-прежнему неизлеченными, и тогда следующие поколения людей - дети тех революционеров - начинают искать другие объяснения существованию этих болезней. И то обстоятельство, что в течение долгого времени генетические исследования были просто запрещены, делает генетические объяснения только еще более привлекательными для людей, разочаровавшихся в старой идеологии.

Роль, сыгранную во всей этой истории академиком Дубининым, нельзя оценить однозначно. Его нельзя назвать просто тираном в науке, поскольку в начале своей карьеры он был одной из первых жертв административного произвола и лишь спустя годы сам стал его проводником. Следует ли его рассматривать как просто неперестроившегося догматика, или, быть может, некоторые почувствуют симпатию к нему как к человеку, который вышел из самых низов общества и опасался того, что это общество откажется от тех принципов, которые спасли и дали возможность реализоваться как личности не только самому Дубинину, но и многим из представителей его поколения? И если это так, то нельзя ли сказать и о том, что есть доля истины и в позиции Константина Черненко по этому вопросу, высказанной им в упоминавшейся речи на Пленуме ЦК КПСС?

Возможно, самым печальным во всей этой истории с дискуссией по проблеме соотношения биологического и социального было то, что по мере ее развития происходил процесс поляризации мнений, в ходе которого сторонников примата «социального» поддержали марксисты-догматики, а более свободно мыслящие интеллектуалы поддержали сторонников «биологического»; к сожалению, на протяжении всей истории дискуссии эти «связки» так ни разу и не были нарушены, хотя в конце 70-х годов казалось, что это произойдет. Речь, произнесенная Константином Черненко на Пленуме ЦК КПСС в 1983 г., лишь еще более укрепила эти «связки». Сегодня, когда еще слишком мало времени прошло со дня смерти Черненко и прихода на его место Михаила Горбачева, трудно судить о том, будет ли новое советское руководство продолжать настаивать на догматических подходах к решению крайне сложных проблем, связанных с поведением человека.

(Грэхэм Л.Р. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе: Пер. с англ. - М.: Политиздат, 1991. Глава VI. С. 221-243.)

1 . См.: Тарасов К.Е., Черненко Е.К. Социальная детерминированность биологии человека. М., 1979. В дальнейшем ссылки на эту работу будут даваться непосредственно в тексте.

2 . Материалы Пленума ЦК КПСС, 14-15 июня 1983 г. М., 1983. С. 34. Я выражаю признательность Эрику Гондхагену, указавшему мне на это место в речи Черненко.

3 . См., напр.: Царегородцев Г.И. Медицина в фокусе идеологической борьбы//Вестник АМН СССР. 1984. № 1. С. 3-10.

4 . Помимо этих названий можно привести также и другие: Бошняков Д.М. Мировоззрение и медицина//Вестник АМН СССР. 1983. № 7. С. 54-62; Он же. О некоторых методологических проблемах соотношения социального и биологического//Здравоохранение Российской Федерации. 1982. № 9. С. 9-13; Сердюк А.М. Здоровье человека, научно-технический прогресс и окружающая среда//Вопросы философии. 1983. № 6. С. 107-114.

| |