Новые фонды

Российское правительство, приняв во внимание считающийся успешным опыт исследовательской деятельности в США, которая осуществляется при поддержке таких структур, как Национальный научный фонд, прекратило прежнюю советскую традицию внешнего финансирования научных институтов и создало новые фонды для поддержки научной и технологической деятельности на грантовой основе. Эти новые структуры работали на основе заявок от отдельных ученых или научных коллективов, желающих проводить научные исследования по тем или иным темам. Этот подход представлял собой отказ от старой советской традиции центрального регулирования науки. Представителям западной культуры, давно привыкшим к коллегиальным экспертизам и грантовым системам, сложно понять, что означало подобное изменение, по крайней мере в теории: неожиданно любой исследователь или научный коллектив получил возможность независимо подать заявку и претендовать на получение бюджетного финансирования для проведения исследовательского проекта, разработанного местными учеными. Проблема, однако, заключалась в том, что объем средств, выделяемых ученым и инженерам таким образом, был ограничен. Существенный объем российских исследований по-прежнему подвергается регулированию и центральному финансированию.

Важнейшее направление деятельности фонда – проведение долгосрочных стипендиальных и грантовых программ, адресованных талантливым студентам и перспективным преподавателям ведущих государственных вузов России.

Среди новых организаций были: Российский фонд фундаментальных исследований, Российский гуманитарный научный фонд, Российский фонд технологического развития, Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере и Венчурный инновационный фонд. Ряд западных компаний, работающих с этими новыми российскими фондами, нашли ниши, в которых возможна организация очень выгодного сотрудничества. Например, российский венчурный фонд «Максвелл Биотех» предоставляет американским биотехнологическим компаниям помощь в проведении клинических испытаний в России новых лекарственных препаратов, предназначенных для борьбы с раком, заболеваниями печени и гепатитом. Взамен за возможность проведения клинических испытаний в некоторых случаях между американскими и российскими компаниями возможно подписание выгодных лицензионных соглашений. Как рассказал американской аудитории в своем выступлении 13 марта 2012 года управляющий директор «Максвелл Биотех», «из-за нормативно-правовой базы, действующей в США, клинические испытания иногда гораздо быстрее и эффективнее можно провести в России».

Я совместно со своим российским коллегой уже готовил более полные описания этих новых российских инвестиционных организаций, к тому же по этому вопросу доступна обширная литература. Несмотря на озабоченность по поводу слабой законодательной базы, эти агентства, несомненно, являются шагом в верном направлении. У них очень много проблем, в первую очередь это нехватка финансирования и фаворитизм при выборе получателей финансовой поддержки. Система коллегиальной экспертизы введена в России, но на практике в ее работе еще много недостатков. Например, вполне обычной практикой для претендентов, подающих заявки, является написание рекомендательных писем на самих себя и предоставление их на подпись рекомендателям, которые должны были дать свою собственную объективную оценку.

В России были созданы даже несколько частных некоммерческих фондов, таких как фонд Дмитрия Зимина «Династия» и фонд Владимира Потанина. Тем не менее частная филантропия оказывает очень ограниченное влияние на науку и технологии. В России также активно действуют иностранные фонды, обеспечивающие некоторую поддержку научным исследованиям.

Резюмируя сказанное: фонды оказывают положительное, но все еще недостаточное влияние на стимулирование инициатив отдельных ученых взяться за проведение перспективных исследований, ведущих к появлению новых технологий.

Исследовательские университеты

В России не существует настоящей системы исследовательских университетов. Лучшие исследователи работают не в университетах, а в Российской академии наук, которая считается более престижной, чем система университетов. Звание академика, действительного члена РАН, традиционно является одним из самых почетных, которое только можно получить. Хотя Российскую академию наук часто подвергают критике, особенно за авторитарный стиль управления, консерватизм и неспособность к эффективной коммерциализации технологий, она яростно борется за сохранение своего статуса, и, как правило, весьма успешно.

Одной из наиболее интересных попыток реформирования российской науки в последние годы являлась попытка стимулировать научно-исследовательскую деятельность в российских университетах. Я был активным участником этого процесса в рамках совместной программы с объемом финансирования в несколько миллионов долларов с такими организациями, как Фонд Макартуров, Американский фонд гражданских исследований и развития (CRDF), Корпорация Карнеги в Нью-Йорке и Министерство образования и науки Российской Федерации. В ходе программы я посетил огромное число российских университетов по всей стране. Сначала программа совместно финансировалась российской и американской сторонами. Когда американцы впервые предложили реализацию этой программы более 15 лет назад, российские коллеги предупредили, что нам не стоит использовать термин «исследовательский университет». Этот комментарий сбил нас с толку, поскольку, как нам казалось, целью программы было создание именно таких университетов. Российские коллеги объяснили нам, что в России этот термин звучит очень противоречиво, так как Академия наук считает, что ей принадлежит монополия на качественные исследования, и она хочет, чтобы университеты оставались преимущественно образовательными учреждениями, а самые талантливые выпускники затем уходили бы в стены Академии. Одним из признаков прогресса является то, что российские власти отказались от подобной позиции и в настоящее время реализуют собственную программу, направленную на создание исследовательских университетов.

Когда мы начали реализацию программы, первая проблема, с которой столкнулись, заключалась в том, как создать в университетах исследовательские центры, способные успешно конкурировать с институтами Академии наук (которых сотни). У нас едва хватало средств для финансирования нескольких десятков основных российских университетов. Мы выбрали другой, адресный путь. Мы изучили эти университеты и в каждом из них (сначала в 16, а затем в 20) отобрали факультет, на котором работали перспективные, высококвалифицированные преподаватели.

Первым, который мы выбрали, был Нижегородский государственный университет, в котором был хороший физический факультет. Наша программа «Фундаментальные исследования и высшее образование» (BRHE) предоставила факультету дорогостоящее оборудование, которого не было в местных институтах Академии наук, последнюю модель сканирующего зондового микроскопа, необходимого для проведения исследований в области нанотехнологий. Неожиданно статус и престиж университета и местных институтов РАН поменялись местами: теперь исследователи из Академии стучались в двери университета с просьбой разрешить им «немного поработать» на этом оборудовании. Затем мы запустили в университете исследовательскую программу с использованием этого оборудования и пригласили принять в нем участие местные институты Академии наук при условии, что ведущая роль останется за университетом. Также мы помогли создать в этих университетах офисы передачи технологий – эта концепция для России была новой. Они предназначались для поиска путей коммерциализации результатов исследований.

Затем эта модель была повторена в других российских университетах. Программа оказалась настолько успешной, что в конце концов Министерство образования и науки РФ предложило полностью взять ее финансирование на себя. Сегодня программа практически в полном объеме финансируется российской стороной. Однако насколько бы успешной она ни была, только она не в состоянии выполнить масштабную задачу создания системы исследовательских университетов в России. Ведь в итоге программа затронула ограниченное число факультетов. Тем не менее начало было положено. Пока еще рано прогнозировать, какими будут результаты этой программы. Если в России удастся активизировать научно-исследовательский потенциал университетов, где, собственно, и рождаются таланты, это значительно улучшит возможности страны в предпринимательских технологиях. Когда в декабре 2011 года я был в Санкт-Петербургском государственном политехническом университете, я встретил достаточно много студентов, которые говорили о том, что хотят стать предпринимателями.

За последние годы российское правительство запустило несколько программ, направленных непосредственно на развитие высоких технологий. Самыми крупными и известными из них являются «Роснано», попытка уловить потенциал нанотехнологий, и Сколково, попытка создать город высоких технологий – российскую версию Кремниевой долины.

Русские все еще не могут принять идею, что можно заработать деньги, просто изобретя что-нибудь. Миссия фонда «Сколково» – показать людям, что они не должны бояться начинать собственный бизнес. Не следует путать риск и опасность. Риск есть всегда, опасность зачастую бывает вымышленной.

«Роснано»

Существенное изменение в процесс развития технологий во всем мире внесла новая возможность управлять материей на молекулярном уровне, так называемые нанотехнологии. Оборудование, которое делает это возможным, включает в себя сканирующие туннельные микроскопы и атомно-силовые микроскопы вместе с другими быстро развивающимися методами. В последние годы тема нанотехнологий получила широкое освещение. Некоторые убеждены, что нанотехнологии приведут к очередной индустриальной революции, улучшат существующие продукты и создадут совершенно новые. Как бы то ни было, большинство наблюдателей, разбирающихся в этой теме, сходятся во мнении, что нанотехнологии представляют собой разработки невероятной важности для всех развитых стран. В США в 2001 году была создана организация под названием Национальная нанотехнологическая инициатива (NNI) для осуществления координации федеральной научно-исследовательской деятельности в области нанотехнологий. В период с 2003 по 2010 год NNI инвестировала в нанотехнологические проекты 12 млрд долл. – огромный объем средств. Эту организацию называют «единственной крупнейшей государственной научно-исследовательской инициативой со времен космической программы 1960-х годов». Так что, когда мы говорим о нанотехнологиях, мы говорим о больших научных исследованиях.

Дмитрий Медведев, занимавший пост президента Российской Федерации в момент наивысшего интереса к нанотехнологиям, возлагал большие надежды на их использование в России с целью модернизации экономики страны и снижения ее зависимости от экспорта нефти. В 2009 году в Москве на конференции, посвященной этой теме, в которой приняли участие свыше 11 000 представителей из 38 стран, он сказал:

«Нанотехнологии вытеснят нефть в качестве глобальной энергетической отрасли, поэтому российской экономике необходимо заняться ими уже сейчас… Глобальный рынок нанотехнологий сегодня оценивается в 250 млрд долл. и может достигнуть 2 трлн долл. к 2015 году, что сделает его сопоставимым с рынком природных ресурсов… Мы здесь [в России] обладаем всеми необходимыми знаниями, финансовыми ресурсами и административными возможностями, чтобы стать лидерами в технологическом процессе, который изменит мир».

Для продвижения нанотехнологий в России правительство создало в 2007 году специальную организацию – «Роснано», которая по своим целям похожа на Национальную нанотехнологическую инициативу в США. Однако в то время как цели у обеих организаций очень похожи – а именно сделать свою страну лидером в области нанотехнологий, – добиваются они этих целей по-разному. Давайте кратко проанализируем деятельность «Роснано».

Первое, на что стоит обратить внимание, это то, что организация получила огромное финансирование. Это подтверждает, насколько важной считает эту инициативу российское правительство. На 2012 год сумма составила около 18 млрд долл. Государственное инвестирование в развитие нанотехнологий в России превышало аналогичные инвестиции в Японии и Китае, программы которых в области нанотехнологий также были достаточно масштабными, и приближалось по своему объему к США и Европе. Владимир Путин, самый влиятельный российский политик, заявил: «Нанотехнологии – это та деятельность, на которую правительство не будет жалеть денег». Конечно, помимо государственного финансирования очень важную роль в этой области играют частные инвестиции, а именно в этом Россия определенно отстает.

На пост руководителя «Роснано» был назначен Анатолий Чубайс – личность очень известная и очень неоднозначная. При Ельцине Чубайс возглавлял приватизацию промышленности и был автором ваучерной схемы приватизации, приведшей к появлению в России олигархов – группы очень состоятельных людей, которым удалось получить контроль над большей частью российской экономики. За роль в этой схеме Чубайса возненавидело огромное число россиян, на него даже было совершено неудачное покушение в 2005 году. Несмотря на противоречивое отношение к фигуре Чубайса, его уважают как талантливого управленца, с сентября 2008 года он является членом консультативного совета банковской корпорации JP Morgan-Chase. До того момента он возглавлял государственную энергетическую компанию РАО «ЕЭС» – монополиста на рынке генерации и транспортировки электроэнергии в России.

Чубайс был архитектором схемы «Роснано». Чтобы изучить американские методы управления, он вместе с руководством «Роснано» краткосрочно проходил обучение в международной бизнес-школе при Массачусетском технологическом институте (MIT) Sloan. Там я был был одним из преподавателей, читавшим ему лекции и беседовавшим с ним.

Программа «Роснано», в итоге, действует следующим образом. «Роснано» называет себя «корпорацией», однако она при этом не осуществляет операционной деятельности, а выступает в качестве фонда, финансирующего венчурные стартапы в области нанотехнологий. «Роснано» может инвестировать до 50 % минус одна акция в капитал новой компании. Цель «Роснано» – не максимизация прибыли, а содействие в основании других компаний и выход из них, как только они встают на ноги. «Роснано» предоставляет финансирование не только российским гражданам и компаниям, но также гражданам и организациям из других стран, включая США (например, у нее есть соглашения с компаниями Alcoa и Dow Chemical Company). Изначально существовали два основных требования для любого кандидата, желающего получить финансирование от «Роснано». Во-первых, проект должен быть в области нанотехнологий. Во-вторых, в рамках проекта должно быть действующее производственное предприятие, расположенное на территории России. Последнее требование было непременным условием, и оно отражает основную цель «Роснано»: не только финансировать в исследовательскую деятельность, но главным образом содействовать созданию в России нанотехнологической отрасли.

В последние годы «Роснано» несколько ослабила свои требования. Теперь любая компания, получающая инвестиции от «Роснано», должна создать в России либо промышленное производство, либо научно-исследовательскую базу. Еще большее послабление произошло в 2010 году, когда совет директоров позволил «Роснано» осуществлять инвестиционную деятельность за рубежом с целью развития глобальных рынков. Корпорация профинансировала 12 иностранных предприятий на общую сумму 2,7 млрд долл., а также пять венчурных фондов в США на сумму 1,8 млрд долл. Несмотря на деятельность за рубежом, основной целью «Роснано» по-прежнему остается развитие высокотехнологичных производственных предприятий в России.

По состоянию на март 2012 года, «Роснано» получила почти 2000 заявок, в том числе 372 – из 37 стран, из которых 135 были поданы из США. 140 проектов были одобрены, большинство из них – российские. Общая сумма инвестиций составила 18 млрд долл.

Важную роль в деятельности «Роснано» играет отборочный комитет, так называемый научно-технический совет при совете директоров «Роснано». 19 членов этого комитета – самые известные руководители научно-исследовательских проектов в России; почти половина из них – члены РАН; остальные приглашены из университетов и промышленных и оборонных исследовательских институтов.

В первые годы своей деятельности «Роснано» одобрила ряд проектов, среди них: гибкая полимерная упаковка (модифицированная нанокомпозитами); производство наночернил; режущие инструменты из нанопорошка кубического нитрида бора; солнечные батареи; нановакцины; субстраты арсенида галлия; сверхбольшие интегральные схемы (VLSI); износостойкие изделия из наноструктурных керамик; радиочастотная идентификация (RFID); двухсторонние монокристаллические солнечные модули; препараты для лечения онкологических заболеваний; каталитическое производство топлива из диоксида углерода без биомассы; энергоэффективные высоковольтные композитные линии электропередач; микросхемы 90-нм; оберточная пленка для пищевых продуктов; сверхпрочные пружины; вертикальные лазеры для высокоскоростного производства волоконной оптики.

Прежде чем подводить итоги анализа российской попытки развить нанотехнологии, обращусь ко второму главному российскому проекту, направленному на активизацию в области высоких технологий, – к фонду «Сколково».

Сколково: город новых технологий

Инновационный центр «Сколково» часто называют «российской Кремниевой долиной». Он располагается в Московской области на территории площадью около 400 га – до недавнего времени эти земли имели сельскохозяйственное назначение. Российское правительство выделяет финансирование в объеме нескольких миллиардов долларов на возведение здесь «инновационного города» (иннограда), в центре которого будет новый университет. Фонд «Сколково», который осуществляет организацию всего проекта и его администрирование, возглавляют два человека – русский и американец. Сопредседателем Совета фонда «Сколково» с российской стороны является Виктор Вексельберг, один из российских олигархов, мультимиллиардер, сделавший состояние преимущественно на нефти и алюминии, но которому в качестве владельца группы компаний «Ренова» принадлежат многие другие активы. Сопредседатель Совета фонда с американской стороны – Крейг Барретт, бывший председатель совета директоров компании Intel, до этого занимавший пост президента компании. В фонде «Сколково» действует консультативный научный совет, сопредседателями которого также являются два человека (русский и американец). С российской стороны это Жорес Алферов, который получил Нобелевскую премию по физике в 2000 году (совместно с Гербертом Крёмером и Джеком Килби) и считается создателем гетеротранзистора. С американской стороны сопредседателем консультативного научного совета является Роджер Корнберг, профессор Стэнфордского университета, получивший в 2006 году Нобелевскую премию по химии за исследование механизма копирования клетками генетической информации.

Тот факт, что и сам фонд, и его консультативный совет совместно возглавляют русские и американцы, говорит о том, что Сколково – это нестандартный случай, когда русские стараются выйти на международный уровень. Как отметил Вячеслав Сурков, советник главного инициатора Сколкова премьер-министра Дмитрия Медведева, новый инноград будет создан, чтобы «импортировать лучшие умы со всего мира», обеспечит роскошные условия и культурную привлекательность, которые сделают его желанным местом. В российских СМИ были опубликованы десятки статей, описывавших Сколково как футуристическое место: с современными зданиями, необычными транспортными схемами, исследовательскими лабораториями, университетом и высокотехнологичными компаниями.

Цель Сколкова заключается в том, чтобы стать не только ведущим исследовательским центром, но и местом, где научные изобретения быстро коммерциализируются и выводятся на рынок. Преследуя эту цель, российское правительство пообещало иностранным компаниям, которые откроют филиалы в Сколкове, обеспечить льготное налогообложение и разнообразные дополнительные стимулы. Многие иностранные компании приняли это приглашение, включая такие корпорации, как Boeing, Intel, Siemens, Nokia, Samsung и Cisco. Компания Cisco пообещала вложить 1 млрд долл. в свои производственные объекты в Сколкове. Некоторые страны сегодня активно сотрудничают со Сколковым. Во время официального визита в Китай в июне 2012 года Владимир Путин подписал соглашение о сотрудничестве с действующим в Пекине Z-парком.

В центре Сколкова – новый университет, которому, по ожиданиям, отводится роль Стэнфордского университета Кремниевой долины или Массачусетского института технологий в Бостоне. Посетив и Стэнфорд, и MIT, руководители Сколкова в качестве своего партнера выбрали MIT. Особенно их впечатлили достижения MIT в стимулировании создания новых компаний – обычно около 20–30 стартапов ежегодно. В 2010-м и в июне 2011 года Массачусетский институт технологий и фонд «Сколково» подписали «предварительные соглашения» о сотрудничестве и начали сотрудничать в рамках четко прописанного юридического соглашения. В октябре 2011 года президент MIT Сьюзен Хокфилд подписала в Москве соглашение о взаимодействии со Сколковом сроком на три года.

Сколковский институт науки и технологий (Сколтех), совместно созданный MIT и фондом «Сколково», является университетом постдипломного образования и сочетает в себе образование, передовые исследования и предпринимательскую составляющую. Хотя сам университет будет располагаться в Сколкове, недалеко от Москвы, он будет тесно взаимодействовать с другими российскими и зарубежными университетами. Образовательная программа будет строиться вокруг пяти широких тем, а не традиционных академических дисциплин. Это: 1) энергетика и технологии; 2) биомедицина и технологии; 3) информатика и технологии; 4) космическая наука и технологии; 5) атомная энергетика и технологии. В рамках этих пяти программ будут организованы 15 междисциплинарных исследовательских центров, к каждому из которых предъявляется требование включать в себя исследователей из по крайней мере одного российского университета и одного зарубежного. Значительная часть исследовательской работы во всех центрах будет осуществляться в «домашних институтах» участвующих исследователей, а Сколтех станет объединяющим центром для совместной работы. MIT также окажет содействие Сколтеху в создании центра предпринимательства и инноваций. Основная идея Сколтеха заключается в том, чтобы помочь России улучшить ситуацию в области коммерциализации технологий. В июне 2012 года Сколтех принял 21 российского студента из 14 различных университетов на обучение по магистерской программе. Эти студенты посетили четырехнедельный семинар по инновациям в MIT в августе 2012 года.

В начале 2012 года группа российских ученых и инженеров, многие из которых были связаны со Сколковом, была приглашена в США, чтобы провести презентации своих изобретений перед американскими венчурными капиталистами и бизнес-ангелами. Одна из таких встреч, которую я посетил, проводилась в Кембриджском инновационном центре около MIT. На ней российские представители рассказывали о проектах, направленных на повышение эффективности электрических сетей, сокращение объема потерь при передаче энергии, сокращение потерь природного газа при проведении буровых работ, создание заморозки посредством магнитокалорических устройств. После проведения презентаций участников пригласили посетить «венчурное кафе», где они смогли пообщаться с десятками других амбициозных предпринимателей и венчурных инвесторов. Организаторы этого мероприятия преследовали две цели: помочь российским ученым найти финансовую поддержку для своих инноваций, а также заставить их думать и действовать как предприниматели. Оно не было филантропическим: каждый искал новые способы заработать.

Несмотря на очевидный прогресс, по мнению многих западных венчурных инвесторов, присутствовавших на этой встрече, презентации российских ученых страдали от одних и тех же недостатков: неспособности адекватно оценивать результаты экономических расчетов (многие хорошие идеи оборачиваются экономическим провалом); неосведомленности в части сравнения своих идей с любыми другими, направленными на решение таких же проблем, а также очень слабым пониманием того, как инновации попадают на рынок. Качество проводимых научных исследований в рамках российских проектов часто было очень высоким, но социальный и экономический контекст, в котором работают ученые, слабо поддается пониманию на Западе. Проблема «одиноких идей» в России несколько уменьшилась, но еще сохраняет свою актуальность.

«Роснано» и Сколково: решение или агония?

Многие страны пытались запустить предпринимательские технологии «извне», за счет различных хайтек-программ и центров, и большинство этих попыток потерпели неудачу. Существует обширная литература, анализирующая эти инициативы. Один из авторов, профессор Гарвардской школы бизнеса Джош Лернер, назвал их «бульваром несбывшихся надежд» и описал, как Малайзия, Франция, Дубаи и Норвегия выбросили сотни миллионов долларов на ветер в бесплодной попытке скопировать калифорнийскую Кремниевую долину или бостонский хайтек-коридор Route 128. Тем не менее некоторые другие страны, такие как Сингапур, Израиль, Индия и Китай, кажется, добились в этом некоторого успеха. В каком сегменте спектра – от провала до успеха – окажется Россия?

Усилия России не внушают оптимизма по нескольким причинам. «Роснано» и Сколково – это инициативы, спущенные сверху, регулируемые государством, тогда как основная часть деятельности Кремниевой долины и коридора Route 128 начиналась, наоборот, снизу (хотя и при поддержке государства, особенно за счет контрактов с военной промышленностью).

Научно-технический совет «Роснано» и Консультативный научный совет фонда «Сколково» состоят из известных ученых и менеджеров. Как показывает практика, такие люди не демонстрируют хорошие результаты в прогнозировании будущих трендов в развитии технологий. Здесь могут оказаться полезными несколько примеров из истории. Всего за восемь лет до того, как производители велосипедов братья Орвил и Уилбур Райт подняли в воздух свой аэроплан, президент Королевского общества Великобритании лорд Кельвин убеждал: «Создать летающие машины тяжелее воздуха невозможно». Томас Уотсон, председатель совета директоров компании IBM, сказал в 1943 году: «Думаю, что есть мировой рынок примерно для пяти компьютеров». Билл Гейтс, компания Microsoft, сказал в 1981 году: «Никому не понадобится больше 637 Кбит памяти для персонального компьютера – 640 Кбит должно быть достаточно для любого». Проекты в области высоких технологий, которые развивает российское правительство, слишком зависят от высокопоставленных людей и не оставляют достаточной свободы молодым бунтарям, которые зачастую и совершают технологические прорывы.

Когда MIT начал сотрудничество с фондом «Сколково» в вопросе создания университета, американская сторона предложила скопировать базовую организационную структуру Массачусетского технологического института, в которой объединен образовательный процесс: обучение студентов, работа аспирантов, докторантов, – и проведение исследовательской деятельности на факультетах. Российская сторона отказалась от этого предложения и настояла на том, что новый университет – Сколковский институт науки и технологий – должен быть ориентирован на студентов не ниже чем со степенью бакалавра, там не должны обучаться студенты младших курсов. Однако именно более молодые студенты зачастую обладают наиболее выраженными предпринимательскими качествами. Поразительный факт заключается в том, что многие крупнейшие хайтек-компании в США были основаны людьми, которые бросили учебу в университетах ради того, чтобы развивать и в конечном счете коммерциализировать свои идеи. Среди них были Билл Гейтс (Microsoft), Ларри Эллисон (Oracle), Майкл Делл (Dell), Стив Джобс (Apple), Марк Цукерберг (Facebook), Джавед Карим (YouTube), Пол Аллен (Microsoft). Сергей Брин и Ларри Пейдж (Google) также не окончили обучение, только уже в аспирантуре. Таких примеров слишком много, чтобы они оказались случайными. К тому моменту, когда студенты достигают образовательных вершин, они часто теряют энтузиазм и желание сделать что-то совершенно новое, которое движет ими на ранних этапах. Студенты-аспиранты и докторанты должны держаться в рамках системы, чтобы получить научные степени, часто они вынуждены заниматься исследованиями, которые рекомендуют им их профессора. Образ же мышления молодых студентов на первых курсах бывает куда более оригинальным.

Еще одной причиной для беспокойства за Сколково является мотивация различных партнеров этой инициативы, особенно иностранных партнеров. Почему такие компании, как Intel, Cisco или Samsung, хотят инвестировать большие суммы в Сколково? Они заинтересованы, что вполне естественно и правильно, в продвижении собственных компаний, а для этого хотят получить доступ к кадрам и идеям по всему миру (у них есть подобные соглашения со многими странами). Вероятно, они скорее добьются удовлетворения своих собственных интересов, чем помогут России стать высокотехнологичной мировой державой. Несомненно, в Сколкове появятся некоторые инновационные идеи. Но где эти идеи найдут промышленное применение: в России, с ее очень слабым инвестиционным климатом, массой законодательных и политических барьеров, или в офисах этих международных корпораций? Как недавно отметил Дэниел Трейзман в своем анализе российских попыток модернизации: «Для роста гораздо важнее не то, где впервые появились новые идеи, а где они развиваются. И он зависит не столько от интеллектуального потенциала ученых или объема государственного финансирования исследований, сколько от качества бизнес-среды».

Всемирный банк в 2012 году поместил Россию на 120-е место (из 183 стран) в ежегодном рейтинге «Ведение бизнеса» (Россия заняла 178-е и 183-е места соответственно по таким показателям, как «Получение разрешений на строительство» и «Подключение к системе электроснабжения»).

Без кардинального улучшения российского бизнес-климата такие инициативы, как Сколково, гораздо больше будут помогать иностранным партнерам, чем самой России. Известный российский экономист недавно отметил, что в России нет «конечных пользователей, получающих выгоду от высокотехнологичных продуктов». Он призвал государство проводить «дружественную по отношению к бизнесу политику».

Похожая тенденция распространяется и на сотрудничество со Сколковом MIT и других западных университетов. Преподаватели ведущих исследовательских университетов на Западе всегда ищут молодых талантливых студентов, которых они могли бы пригласить в свою исследовательскую команду в родном университете. Если профессор MIT предложит молодому российскому ученому, с которым он познакомился в Сколкове, грант на проведение исследований в MIT или позицию в команде исследователей в MIT, как поступит этот молодой российский ученый? Всегда существует опасность утечки мозгов и, как следствие, недовольства российской стороны.

«Роснано» и Сколково больше приспособлены к идентификации значимых технических идей, чем к оценке условий рынка. Вывод новых технологий на рынок определяет успех коммерческих технологий в большей степени, чем, собственно, техническая изобретательность. В Сколкове иностранные компании и университеты обещают научить российскую сторону менеджменту и анализу рынка, но когда появляется перспективная инновационная разработка, кто с большей вероятностью найдет для нее лучшую рыночную нишу – русские или иностранцы? А кто получит от этого выгоду?

На Санкт-Петербургском экономическом форуме в июне 2012 года Анатолий Чубайс, возглавляющий «Роснано», неожиданно откровенно признался, что «Роснано» теряет огромные суммы денег и совершает ошибки в процессе своей деятельности по поддержке нанотехнологий. Он привел четыре причины этих неудач: 1) менеджеры «Роснано» не успевают идти в ногу со временем с точки зрения развития нанотехнологий; 2) была выбрана ошибочная бизнес-модель; 3) ситуация на рынке не соответствует ожиданиям; 4) были неадекватно оценены риски, сопряженные с развитием науки и технологий. Критики «Роснано» немедленно ухватились за признание Чубайса и указали на то, что, несмотря на невыполнение поставленных целей, высшее руководство «Роснано» существенно обогатилось: в 2011 году семь топ-менеджеров «Роснано» получили в качестве денежного вознаграждения 492 млн руб. (около 16 млн долл.).

Три аспекта, в которых Сколково особенно уязвимо, это коммерциализация, права на интеллектуальную собственность и утечка мозгов.

Декларируемая цель российского правительства, почему оно тратит такие средства на Сколково, заключается в модернизации российской экономики, снижении ее зависимости от добывающих секторов и трансформации в экономику знаний и высоких технологий. Однако, как показано в этой книге, успех коммерческого внедрения технологий в значительной степени зависит от внешних факторов за стенами лаборатории (политика, социальные барьеры, инвестиционный климат, коррупция и т. д.). Поэтому микротехнический центр, каковым является Сколково, какими бы талантливыми ни были его ученые и студенты, вероятнее всего, будет иметь в целом ограниченный коммерческий успех.

Споры по поводу прав на интеллектуальную собственность практически наверняка будут разрушительными для Сколкова. Давайте предположим, чисто гипотетически, что совместная исследовательская команда MIT и российских ученых выступила с идеей, которая имеет настоящий коммерческий потенциал. Будут ли все права на интеллектуальную собственность принадлежать российской стороне или они будут поделены между американскими и российскими учеными? В соглашении между MIT и Сколковом этой проблеме уделена не одна страница, но ни одно из приведенных там положений не было протестировано на практике. Согласно заявлению Алексея Ситникова, вице-президента по управлению и развитию Сколковского института науки и технологий, российская сторона в процессе переговоров изначально хотела получить «все права», но сторона MIT настояла на варианте соглашения, в котором признание прав на интеллектуальную собственность будет зависеть от того, где проводилось исследование и кто внес основной вклад. Если финансовые ставки будут велики, подобная неопределенность обеспечит поле битвы для юристов. Вполне вероятно возникновение непонимания и недовольства друг другом.

И наконец, проекты будет преследовать утечка мозгов. Предполагается, что российские студенты Сколтеха будут проводить долгое время в MIT в США. Преподавание в Сколкове будет вестись на английском языке. Когда эти русские студенты, владеющие английским языком, станут перспективными молодыми учеными, вполне вероятно, что лучшие из них получат предложения о работе за рубежом, из MIT или откуда-то еще. И вновь вполне вероятно возникновение непонимания и недовольства друг другом.

Самым серьезным недостатком проектов фонда «Сколково» и «Роснано» является то, что оба они нацелены на совершенствование технологий без изменения общества, в котором должны развиваться эти технологии. Это именно тот недостаток, который преследовал российские усилия по модернизации на протяжении трех сотен лет: российские лидеры концентрируются на развитии новых технологий, а не на реформировании общества таким образом, чтобы передовые технологии могли развиваться и поддерживаться в нем самостоятельно. Урок, который преподала история России, если мы еще этого не поняли, заключается в том, что успешная технологическая модернизация зависит от характеристик общества, в котором она предпринимается, в гораздо большей степени, чем от отдельных технологий, какими бы современными они ни являлись на момент внедрения. Без глубоких социальных реформ, которые сделают российское общество более открытым, восприимчивым, свободным и стимулирующим, отдельные технологии будут иметь лишь частичный эффект с точки зрения модернизации. Они будут действовать лишь некоторое время, а затем устареют. Российское общество в том формате, в котором оно существует сегодня, вероятнее всего, не сможет восстановить эти технологии самостоятельно. И вновь российское правительство будет вынуждено спасать ситуацию путем прямого регулирования сверху. России пока еще не удалось выбраться из своей многовековой ловушки скачкообразной модели развития.