Его светлость герцог Эшленд рассматривал лежавшие перед ним письма. Его глаз смотрел на них очень критически.

Да, именно «глаз», потому что он у него был один. Второй герцог потерял в горах Афганистана больше десяти лет назад, и пустую глазницу закрывала повязка из черной кожи, придавая его лицу – очень красивому в юности – пиратский вид.

Оставшийся голубой глаз был весьма подвижным и явно замечал все вокруг. Герцог поднял голову и сказал:

– Почерк чем-то напоминает старинную готическую вязь немецкого языка. Тебе не кажется?

– Именно так я и подумал. Вам он знаком?

– Нет. – Герцог опять опустил взгляд на письма и разложил их ровнее на столе. Он сделал это левой рукой, потому что правую, как и глаз, его светлость потерял в боях.

– Я не эксперт по террористическим организациям. Но у меня есть кое-какие подозрения.

– Насчет кого?

– Насчет одного человека, который следит за домом на Парк-лейн. Это Ханс, старый камердинер принца. Эмили уверена в его преданности – впрочем, как и Динглби, – но я уже во всем сомневаюсь.

– Тогда я займусь им.

Эшленд постучал пальцами по краю стола. Они си-дели в кабинете его дома на Итон-сквер, в котором семья поселилась совсем недавно. Эшленды вообще не любили город, и в полупустой комнате не ощущалось уюта давно обжитого места. Хэтерфилд сидел на скрипучем деревянном кресле, которое выглядело так, словно его специально для гостя только что спустили с чердака. Стол Эшленда меж тем блестел новизной только что купленной вещи. Сам хозяин восседал на обитом кожей стуле, который подошел бы большинству людей, но для этого великана высотой в шесть с половиной футов был низок.

– Времени на расследование нет, – наконец произнес он. Редкий в этот февральский день луч света коснулся его серебристых, коротко стриженных волос, отчего те ярко засияли. – Сегодня вечером бал, посвященный нашей помолвке. Ожидаются принц и принцесса Уэльские, и вообще людей будет много, и роскоши – тоже. Понятно, что для террористов это очень соблазнительная возможность, и мы надеемся поймать их прямо на месте преступления, чтобы раз и навсегда покончить со всей шайкой.

Хэтерфилд тяжело перевел дух и повернулся к окну. Там был сад, и работники готовили клумбы для новых посадок. Весна приближалась.

– Я подозревал что-то в этом духе. Но ваш план слишком рискованный.

– Я просто очень хочу, чтобы их скорее поймали.

Он повернулся к Эшленду и спросил:

– Чем я могу помочь?

Герцог пристально глянул на него одним голубым глазом и сказал:

– Не отходите от принцессы ни на шаг сегодня вечером. Что бы ни случилось, не выпускайте ее из виду. Я понимаю, многие считают ее чересчур пылкой и нетерпе-ливой…

– И я согласен с этим мнением.

– Смотрите, чтобы ей ни в коем случае не пришла в голову мысль появиться на Парк-лейн. Займите ее – любым делом, которое покажется вам эффективным для достижения этой цели. – Герцог слегка выделил голосом слова «займите ее».

Хэтерфилд кашлянул и сказал:

– Мои родители не получили приглашения на ваш бал и устроили сегодня свой собственный.

– Тогда отвезите ее туда и развлекайте весь вечер.

– Именно так я и поступлю. А пока…

– Если бы нам была нужна ваша помощь, я первым попросил бы ее. Сейчас слишком поздно встраивать вас в наш план.

– Но вдруг что-то пойдет не так?

– Тогда мы позовем вас. Я слышал, что вы отличный боец, так что будьте начеку. – Эшленд встал и протянул руку.

Хэтерфилд пожал ее, а потом проговорил:

– Мы будем на Белгрейв-сквер, в доме герцога Сотема. Но вы уверены?

– Да.

– Черт побери, я не могу сидеть и ждать…

– Конечно, нет. Вижу, вы готовы идти на врагов с голыми руками. И я понимаю вас. Но ваше задание – охранять Стефани. Мое – не спускать глаз с Эмили, и да поможет Господь нам обоим!

– А что насчет третьей сестры?

– Тут Олимпия молчит.

Хэтерфилд, вздохнув, сказал:

– Иногда я не знаю, стоит ли проклинать его или, наоборот, благословлять.

Эшленд вдруг засмеялся – громко, звучно, всей своей широкой грудью.

– И то, и другое, мой друг. Причем одновременно.

Вердикт был – невиновен.

Стефани взяла предложенный сэром Джоном бокал мадеры; откуда он у него взялся, ей было неизвестно. Они сидели вместе с бывшим обвиняемым, а теперь свободным человеком в небольшой комнате у входа в Олд-Бейли. Сэр Джон протянул бокал и мистеру Норткоту, и тот широко заулыбался.

– Невиновен, – повторил сэр Джон и добавил: – Я вас поздравляю.

– Так и должно было случиться, – ответил Норткот. Он на мгновение перестал улыбаться, чтобы от души хлебнуть из бокала. – Это большое облегчение. Только я не знаю, чем мне теперь заниматься. После всего, что случилось, профессия мусорщика мне уже не очень подходит.

– Любая честная работа делает человека уважаемым членом общества. – Сэр Джон допил свое вино и начал собирать бумаги. – А теперь прошу меня извинить, но мне надо переговорить с судьей насчет некоторых формальностей вашего освобождения. Мистер Томас, подождите меня тут с мистером Норткотом.

– Хорошо. – Стефани поставила бокал и глянула на своего подопечного, который смаковал мадеру.

Он никогда ей не нравился. Дело было, конечно, не в низком происхождении Норткота. Во время своих безумных вылазок в Германии она встречалась с людьми из самых разных слоев общества и знала, что все они слеплены из одного теста. Ей просто не нравилось то, как он себя вел. На процессе, когда ему казалось, что на него никто не смотрит, он начинал противно ухмыляться. И сейчас Норткот не поблагодарил ни ее, ни сэра Джона за помощь в его деле, хотя мадеру выпил с радостью.

Покончив с этой порцией, Норткот подошел к столу и взял бутылку, чтобы вновь наполнить бокал.

– Хорошая штука, да?

– Это точно. – Стефани сделала небольшой глоток.

– Ну, я собой доволен как никогда. – Норткот повернулся и облокотился о стол. На нем был коричневый костюм, дешевый, но опрятный, и начищенные ботинки. Он откинул со лба прядь сальных волос и продолжил: – Видели его лицо, когда зачитывали вердикт? Я смотрел прямо на него.

– Чье лицо?

– Хаммонда, конечно. – Так звали обманутого мужа. – Он стал черным, как смерть. Думаю, ей от него хорошо достанется, когда они вернутся домой.

– Надеюсь, что нет. Это дело и так уже принесло немало горя всем, кто оказался в нем замешан.

Норткот вскинул вверх голову и сказал:

– Да-да, это точно. Помню, как она вела себя, когда я первый раз утром залез к ней. Рыдала так, что мертвый бы очнулся.

Стефани чуть не подскочила в кресле.

– Что это значит?

– Она только через месяц перестала брыкаться и начала более-менее спокойно раздвигать ноги. – Норткот покачал головой. – А потом, когда она стояла на суде в прошлую неделю и заламывала руки, я испугался, что мне пришел конец. Но мы-то тоже не лыком шиты и в итоге переманили судью на свою сторону.

У Стефани потемнело в глазах.

«Кто поверит моему слову против ее? Кто поверит, что я не захотел эту женщину?»

– Меня разбирает смех, – продолжал меж тем Норткот, – стоит мне вспомнить ее лицо, когда судья сказал, что я невиновен. Она ведь знала, во что вляпалась, это…

Но мужчина не успел закончить. Стефани подошла к нему, схватила бутылку с мадерой и вылила остатки Норткоту на сальную голову.

– Вы мерзавец, – заявила она и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Находиться рядом с ним у нее не было никаких сил.

Спустя какое-то время Стефани сидела в карете вместе с сэром Джоном и молчала. Ее начальник разбирался в бумагах, а она смотрела в окно на промозглый городской пейзаж и корила себя за то, что не посвятила этому делу бо́льшего внимания. Да, она была постоянно занята – с документами, с изучением новой профессии и, конечно, с Хэтерфилдом. Но если бы ей разрешили самой поговорить с этим мерзавцем Норткотом!

Через несколько часов она начнет собираться на рос-кошный бал, куда пойдет под руку с самым прекрасным мужчиной Лондона. В этот момент неподалеку ее сестра будет праздновать помолвку с английским герцогом. Если все пройдет удачно, то опасность, которая угрожает им обе-им, навсегда исчезнет. Ей больше не надо будет скрываться, и она сможет начать новую жизнь вместе с Хэтерфилдом. Она поможет ему залечить раны и стать счастливым.

Они двое, радостные, влюбленные, имеющие все на свете, будут веселиться сегодня, а миссис Хаммонд – мучиться от позора и, возможно даже, от побоев мужа. И все это из-за одного слова судьи – «невиновен».

– Вы знаете, что он лгал нам?

Сэр Джон посмотрел на нее. Его очки сидели на самом кончике носа.

– Прошу прощения? – переспросил он.

– Вы знали, что Норткот виновен?

Сэр Джон вздохнул и снял очки.

– Понятно. – Стефани отвернулась.

– Мой дорогой Томас, наш долг – обеспечить обвиняемому самую лучшую защиту.

– А как насчет справедливости?

– Судебная система в Британии зиждется на идее, что идеального правосудия не бывает. И что лучше отпустить преступника, чем наказать невиновного.

– Боюсь, миссис Хаммонд ваши рассуждения не помогут. – Стефани почувствовала, что ей становится все жарче, несмотря на холодную погоду. Она мысленно приказала себе успокоиться.

– Вина мистера Норткота – это не наше дело, Томас. Сейчас любой человек – не только богатый и знатный, но и бедняк самого низкого происхождения – может получить легальную, непредвзятую и доступную всем защиту на суде. Не будь этого, воцарилась бы тирания. Неужели вы хотите, чтобы невиновного человека повесили только потому, что у него не хватило денег или силы противостоять влиятельным обвинителям?

– Не знаю, как вы можете жить с этим, – сказала Стефани. – Как вы можете спокойно смотреть в лицо миссис Хаммонд?

Экипаж, отчаянно стуча колесами по мостовой, помчался мимо фургона доставки и завернул к Гайд-парку. Сэр Джон Уортингтон надел очки и вернулся к бумагам.

– Я начинаю думать, что, пожалуй, вам стоит поразмыслить о смене профессии, – сказал он.

Появление Натаниеля Райта в библиотеке спортивного клуба, расположенной в элитном районе Сент-Джеймс, немало шокировало всех, кто в это послеполуденное время сидел в пахнущем дорогой кожей помещении.

«Ничего себе», – презрительно изрек кто-то.

Хэтерфилд, встав с кресла, протянул ему руку.

– Здравствуйте. Очень рад, что вы согласились встретиться со мной. Я уверен, что вас ждет множество других важных дел. Надеюсь, на бирже не разразится паника из-за вашего отсутствия. – С этими словами он указал на кресло рядом с собой.

Мистер Райт коротко пожал ему руку и сел.

– Сегодня она уже закрылась, лорд Хэтерфилд, так что не волнуйтесь. – Его взгляд упал на жилетку маркиза.

– Вам нравится? – Хэтерфилд развел в стороны лацканы пиджака. – Фиолетовый – очень веселый цвет, не так ли?

– Точно. И этот цветочный мотив такой пасторальный!.. Но давайте перейдем к делу. Насколько мне известно, вам ведь нужно готовиться к балу.

– Удивительно! Откуда вы знаете?

– Просто я тоже на него приглашен.

– На бал к герцогине Сотем? Какое счастливое совпадение. – Хэтерфилд увидел официанта и махнул ему рукой. – В какой маске вы будете?

– Я должен быть в маске?

– Да. Ведь герцогиня затеяла маскарад. – Последнее слово Хэтерфилд произнес по слогам. – Такое бессмысленное развлечение, обычное в нашей аристократической среде. Может ненадолго разогнать привычную скуку. Я думаю прийти в золотой маске. Мне нравится порой блеснуть.

– Понятно. Это обязательно?

– Иногда маски очень помогают. – И Хэтерфилд подмигнул.

– Что ж, постараюсь найти себе какую-нибудь.

Пришел официант и поставил перед ними два неприлично больших бокала с шерри. Райт взял один из них и чуть пригубил напиток.

– Итак, сэр? Должен признаться, я сгораю от любопытства. Зачем вы пригласили меня в клуб?

– О да. Я чуть не забыл о деле. Видите ли, мистер Райт, со мной приключилась странная вещь вчера – боже правый, неужели это было только вчера? – когда я поехал в Хэммерсмит посмотреть, как движется строительство.

– Вы говорите о ваших доходных домах?

– Да, именно о них. С ними оказалось все в порядке, их уже много, они прекрасно выглядят и расположены очень удобно. Но вообразите мое удивление – скорее ужас, – когда мой управляющий заявил, что до него дошла информация о моем скором банкротстве.

– Это очень неприятно.

– Да. Финансовая репутация – это такая же важная и деликатная вещь, как репутация дамы. Достаточно легкого намека, что с ней не все в порядке, и проблем не миновать.

– Точно, не миновать. – Последнее слово Райт произнес с ударением.

Хэтерфилд откинулся на спинку кресла и покрутил бокал в пальцах. Устремил взгляд на знаменитую резьбу по мрамору, украшающую стены спортивного клуба.

– Когда появляются такие ложные слухи, начинаешь чувствовать себя обманутым. И испытываешь злобу. Такую сильную, что готов пустить в ход кулаки.

– Я хотел бы заметить: всем известно, что сундуки у Сотема опустели.

– Но его сундуки не имеют никакого отношения к моему проекту.

Райт пожал плечами и сказал:

– Вы сами заявили, что репутация – хрупкая вещь. А слухи ходят очень упорные. Может быть, ваших кредиторов успокоит новость о вливании в проект существенных сумм.

– Мой дорогой мистер Райт, у меня нет кредиторов. Всем поставщикам заплачено полностью.

– А банк, который держит заем? Вы уверены, что владельцев не уговорят потребовать долг назад? – Райт сидел абсолютно неподвижно, сложив перед собой полные руки. Его бокал стоял нетронутым на столе. Темные глаза казались сделанными из гранита.

Хэтерфилд одним глотком осушил шерри. Он поставил пустой бокал рядом с полным бокалом Райта и встал. Когда маркиз заговорил, то его голос звучал низко, без обычных для него небрежных ноток.

– Для человека, который зарабатывает тем, что распознает характеры других людей, вы непростительно ошиблись на мой счет. Не стоит меня недооценивать. До вечера, мистер Райт.

Хэтерфилд повернулся и вышел из клуба. Теперь Натаниелю Райту предстояло в одиночестве противостоять враждебным и любопытным взглядам членов аристократической библиотеки спортивного клуба.

Стефани стояла у пианино в музыкальной зале Кэдоган-сквер, одетая в парадный накрахмаленный наряд черно-белых цветов. Она перебирала пальцами клавиши, как вдруг в комнату вбежала леди Шарлотта.

– Вот вы где! О, мистер Томас! Ужасные новости! – Ее глаза были красными, взгляд – безумным. В кулаке она сжимала смятый листок бумаги.

Стефани выпрямилась и спросила:

– Неужели отменили бал?

– Хватит шутить! Все ужасно! – На лице леди Шарлотты застыло страдание. Она закатила глаза к потолку и прошептала: – Хэтерфилд… Он погиб.

– Что? – Чтобы не упасть, Стефани схватилась за край пианино. Тошнотворно-сладкий аромат оранжерейных цветов, которые стояли в вазе на блестящей черной крышке пианино, вдруг стал особенно приторным. – Нет, это неправда. Такого не может быть.

По бледным щекам леди Шарлотты закапали слезы. Она подняла руку, в которой держала бумагу.

– Правда! Фургон на Пиккадилли. Он вышел прямо перед ним. О боже!

Комната закачалась. Перед глазами у Стефани запрыгали маленькие черные точки. Это невозможно. Она только что видела его. Она проснулась в его объятиях этим утром, руки Хэтерфилда мыли ее обнаженное тело. Любимый сам завязал ей галстук, потом поцеловал на прощание и вылез из ее окна.

– Его задавили… Насмерть, – стонала леди Шарлотта. Она упала на колени и спрятала лицо в ладонях.

У Стефани подогнулись ноги. Она еще крепче схватилась за инструмент.

– Это неправда, – снова сорвалось с ее губ. Стефани закрыла глаза.

– Вы будете горевать? – прошептала леди Шарлотта.

Хэтерфилд погиб. Нет, такого не может быть.

– Я буду горевать вечно, – с трудом произнесла Стефани.

Она опустилась на стул для пианино. Сердце бешено колотилось в груди, глаза застилала пелена. Стефани не могла думать, не могла видеть и слышать. В памяти вдруг всплыли наставления мисс Динглби. Гувернантка говорила, что в минуты потрясения надо сосредоточиться на дыхании, и Стефани принялась медленно вдыхать и выдыхать: вдох, выдох.

Вдох, выдох.

Нет, Хэтерфилд не мог погибнуть. Если бы это произошло, ее сердце в ту же минуту разорвалось бы.

До нее донесся голос леди Шарлотты:

– Значит, это правда. Вы любите его.

Стефани открыла глаза. Девушка смотрела на нее со странным хищническим выражением. Ее глаза стали такими большими, что белки окружили фарфорово-синюю радужку со всех сторон. На ней было прекрасное бальное платье такого светло-розового цвета, что оно казалось почти белым. Жемчужное ожерелье сверкало на обнаженной коже ее груди.

– Я? Нет, что вы…

Леди Шарлотта встала с колен и спросила:

– А если я скажу, что это неправда? Что я все выду-мала?

– Что именно?

– На самом деле Хэтерфилд жив.

– Он жив? О боже!

Леди Шарлотта помахала бумагой.

– Наш дорогой маркиз задерживается и предлагает встретиться уже на балу. Никакого несчастного случая не было.

На одно мгновение эти слова повисли у них над головами.

Несчастного случая не было.

Хэтерфилд жив.

– О, слава богу! – Слезы сами брызнули у Стефани из глаз. Она со злостью вытерла их дрожащими руками, пытаясь сдержать прилив истерического облегчения. – Слава богу!

– Значит, вы правда любите его.

Стефани вскочила на ноги и воскликнула:

– Как вы посмели? Так это была уловка, самая низкая и бессовестная!

– Как я посмела? – Леди Шарлотта с достоинством выпрямилась. – Это вы посмели совратить его чистое сердце своей отвратительной похотью! И это после всего, что мы для вас сделали! Вы злобный, бесчестный человек!

– Дайте мне письмо.

Леди Шарлотта спрятала руку за спину.

– Нет!

– Отдайте письмо! – Стефани метнулась к сопернице и вырвала письмо из ее рук.

– Негодяй! Вы не знаете, с кем решили соперничать! Вам меня не победить, ведь то, что вы предлагаете, – это грех!

Стефани повернулась к ней спиной и разгладила листок. На нем твердым почерком Хэтерфилда было написано: «Сэру Стефану Томасу». Восковую печать письма кто-то сломал.

– Это предназначалось мне, – сказала Стефани. – Вы открыли мое письмо!

– Мерзавец, – услышала она в ответ.

На листке было написано:

«Мой ангел! Мне нужно закончить пару неотложных дел. Потому я прошу – поезжай на Белгрейв-сквер с сэром Джоном и леди Шарлоттой. Я найду тебя там и уж больше не отойду ни на шаг. Эта ночь была чудом.

Твой Хэтерфилд».

– Да, это правда, – прошептала Стефани. – Я люб-лю его.

– Вы посмели признаться в этом.

Стефани повернулась и сказала:

– Да. Я люблю его. Очень сильно.

– Ах ты, порочный дьявол, – с ненавистью проговорила леди Шарлотта. – Но я уничтожу тебя, ясно? Ты не отнимешь его у меня.

Стефани спокойно встретила ее пылающий взгляд.

– Не понимаю, зачем вам это? Вы счастливы, вы богаты, с положением в обществе. У вас есть все в этой жизни.

Сквозь открытую дверь до них донесся голос сэра Джона:

– Шарлотта, дорогая! Мистер Томас! Карета ждет. Мы опаздываем.

Но леди Шарлотта продолжала пристально смотреть в глаза Стефани.

– Ты слышал это? Мы едем в дом к герцогу и герцогине Сотем. К родителям Хэтерфилда, которые очень хотят, чтобы мы поженились.

– Хэтерфилд сам себе хозяин.

– Там будут музыка и танцы. Я буду танцевать с ним, а ты – смотреть на нас и думать, какая же мы красивая пара. Все вокруг тоже будут смотреть на меня, Томас. На меня, потому что я – дочь графа, а ты – никто. Ты пыль под моими ногами.

Стефани шагнула к ней. Ее носа коснулся едва уловимый аромат розовой воды, который источала безупречная кожа леди Шарлотты.

– Неужели? Вы в этом уверены?

– Меня будут поздравлять, а тебя – нет. Через месяц я стану женой Хэтерфилда, а ты ничего не получишь. Слышишь? Ничего!

– Шарлотта! Мистер Томас! – В дверях появился сэр Джон. – Что, черт… Что тут происходит?

Шарлотта повернулась и сказала:

– Ничего особенного, сэр Джон. Мистер Томас, вы готовы?

Стефани вернулась к пианино. Здесь, рядом с окном, воздух был прохладнее, и он немного охладил ее пылающие щеки.

– Нет, поезжайте вдвоем, без меня. Мне нужно закончить одно дело. Я потом к вам присоединюсь.

– Какое дело?

Стефани села на стул для пианино и положила пальцы на клавиатуру. Когда она в последний раз играла? Три месяца назад, четыре? Принцесса взяла первые аккорды «Аппассионаты».

Леди Шарлотта рассмеялась и промолвила:

– Думаю, мистер Томас просто немного нервничает из-за бала. Я права?

Сэр Джон раздраженно фыркнул.

– Что бы там ни было, но нам надо ехать немедленно. Значит, мистер Томас, вы появитесь там, только позже?

– Безусловно, сэр Джон, – продолжая играть, ответила Стефани.

Когда за ними громко захлопнулась парадная дверь, она встала из-за пианино и закрыла его. Потом взяла лампу и, перескакивая через ступени, побежала к себе в комнату на третий этаж.

На кровати, застеленной шерстяным одеялом, лежала посылка, обернутая в коричневую бумагу, из-под которой виднелось ее нежно-серебристое содержимое. Стефани обнаружила ее там, когда вернулась домой. Она была перевязана тесьмой, под ней пряталась карточка.

Стефани потрогала сложенные вещи – сорочку, корсет, нижние юбки, чулки, платье из какой-то серебристой легкой ткани, которая переливалась в лучах лампы. Еще пара маленьких серебристых туфелек. Заколка с россыпью бриллиантовой крошки.

А сверху – сияющая серебром маска.

Стефани взяла записку и перечитала ее:

«Принцесса всегда должна появляться на балу как первая красавица, даже если она скрывается под маской. Желаю приятного вечера. Д.»

Конечно, это была мисс Динглби. Благослови Бог эту добрую женщину!