Домой мы вернулись на закате. Лукас тут же отправил меня в постель, и мы стали взволнованно обсуждать, что же теперь делать. Я рассказала обо всем, что произошло в поликлинике, в том числе и о странных показаниях, так напугавших медсестру.

— Раньше такого никогда не было? — спросил Лукас. Я помотала головой. — Значит, ты меняешься, нравится тебе это или нет. Становишься вампиром. Я имею в виду — полноценным вампиром.

— Я не могу стать полноценным вампиром, пока не убью. Это единственный способ.

— Ну откуда ты знаешь? — воскликнул Лукас. Он лежал рядом со мной, только я под одеялом, а он поверх. — Ведь никто толком не знает, что происходит с такими детьми, как ты.

— Почти никто. Но мои родители в этом разбираются. Они мне мало что объясняли, но тут выразились совершенно определенно. — Я уставилась в белый потолок, изучая гипсовые завитушки. — Есть только два способа стать вампиром. Или ты обычный человек, которого несколько раз укусил вампир, причем от последнего укуса ты умер, или ты рожден вампиром, как я, и должен убить. Вот и все.

— Тогда что происходит с тобой? — Лукас положил ладонь мне на щеку. В его темно-зеленых глазах читалось страдание. — Я просто не могу это выносить. Ничего не знать, но понимать, что тебе может стать еще хуже.

Я прижала его ладонь к своему лицу и попыталась улыбнуться. Я не могла рассказать ему то, о чем начала догадываться.

Тело мое слабело, и я стала испытывать очень странные ощущения: как будто я куда-то погружаюсь или меня уносит. Как будто с каждым днем меня становится все меньше. Что-то внутри меня боролось против жизни, и это что-то побеждало.

Родители категорически отказывались сообщить, что происходит, если рожденный вампиром не совершит первого убийства и не завершит переход. Теперь мне казалось, что я знаю, чего они так сильно боялись.

Кажется, единственной альтернативой была смерть.

Лукас запустил пальцы мне в волосы и начал их расчесывать, пытаясь меня успокоить. Я долго молчала, но потом все-таки сказала:

— Если я напишу родителям письмо, пообещай мне, что отправишь его, если…

— Если что?

Я закрыла глаза.

— Если случится что-нибудь плохое.

— Бьянка…

— Сейчас я не хочу об этом говорить. Но если ты пообещаешь… Для меня это очень много значит.

Лукас помолчал и прошептал:

— Обещаю.

На следующее утро, едва проснувшись, я поняла, что что-то внутри меня изменилось к худшему.

Раньше даже в самые плохие дни я могла встать и даже кое-что делать, но тут настолько ослабела, что не сумела выбраться из кровати без помощи Лукаса. К моему смущению, ему даже пришлось отвести меня в туалет. Завтрак он принес мне в постель, но я смогла съесть только кусочек тоста, да и то с трудом.

— Хочешь, я достану тебе крови? — спросил он, с такой силой сжав спинку стула, что даже костяшки пальцев побелели. — Я могу кого-нибудь поймать или опять совершу налет на больничный банк крови.

— Я не хочу крови. Я вообще ничего не хочу. Только… может быть, немного воды.

По правде говоря, я и воды не хотела, но так Лукасу будет казаться, что он сделал для меня хоть что-то.

Время больше ничего для меня не значило; из дому я тоже больше не выходила. Лукас сказался на работе больным. Я боялась, что его уволят, но, может быть, в чоп-шопе и не ожидали, что все механики будут выходить на работу ежедневно. Я спросила, и Лукас кивнул:

— В местах, где нарушают закон, не особенно придерживаются правил. Не волнуйся обо мне, ладно? Тебе нужно заботиться только о себе.

Вот только интересно, как мне это сделать?

Тем вечером Лукас сходил в магазин за покупками, вернулся невероятно быстро и бросил бумажный пакет на стол, сразу же о нем забыв.

— Эй! — окликнул он меня. — Ты читала книжку?

— Немножко.

Днем он где-то нашел «Джейн Эйр» в мягкой обложке и принес ее мне, но у меня слишком кружилась голова, и слабость была такой, что я даже читать не могла. Черный шрифт на белых страницах будто выжигал глаза.

Лукас кивнул и сел на стул. Я не поняла: он сел туда, а не на кровать, чтобы оказаться от меня подальше, или же потому, что хотел лучше меня видеть? Лукас сидел, уставившись в пол, положив руки на колени, и шаркал ногой по полу, что выдавало его волнение.

— Не знаю, что ты хочешь мне сказать, — прошептала я, — но давай говори.

— Сегодня я послал письмо Балтазару, — сказал Лукас. — И еще электронное письмо Вику — спросил его, не может ли он вернуться домой. Или Ранульф. Вдруг кто-нибудь из них знает, что делать.

Вик ничем не сможет помочь, и я подозревала, что Балтазар тоже рассказал нам все, что знал. Что до Ранульфа… да, он уже долго живет на свете. Кто знает, что ему известно? Но я сомневалась, что существует какой-нибудь выход. Понимал Лукас это или нет, но вызвал он их только потому, что нуждался в поддержке.

— Это хорошо, — произнесла я. Лукас покачал головой:

— Я не должен был увозить тебя из «Вечной ночи».

— Как ты можешь так говорить? — Я попыталась сесть, но голова сразу закружилась, так что я просто приподнялась на локте. — Я хотела уехать. Это я тебя просила!

— Да не важно, даже если бы ты умоляла. Я не должен был этого делать. — Он запустил пальцы в свои бронзовые волосы, словно хотел вырвать их с корнем. — Твои родители знают, что происходит. Ну и что, что они лгали? По крайней мере, они бы точно знали, что делать. По крайней мере, смогли бы о тебе позаботиться. А я не могу! Я хочу в этой жизни только одного: чтобы ты поправилась, — и ничего не могу сделать!

— Перестань. Лукас, то, что со мной происходит, — это проявление моей сущности. Того, кто я есть и кем должна была стать. Наш побег ровным счетом ничего не изменил.

— Но твои родители смогли бы это прекратить.

— Этого мы не знаем. Мы знаем точно только одно: они попытались бы убедить меня стать полноценным вампиром, а этого я не хочу. Даже сейчас.

Лукас так легко не сдавался.

— Ты столько времени в бегах. В опасности. У тебя нет денег, чтобы делать то, что ты хочешь, — даже питаться нормально! Я обещал, что буду о тебе заботиться, и я тебя подвел.

— Ты меня не подвел! — Я должна была заставить его понять: это то единственное, в чем я была совершенно уверена. — Прошедшие два месяца с тобой — это лучшее время моей жизни. Даже Черити, даже то, что мы столько просидели в Черном Кресте, — оно того стоило, потому что мы были вместе.

Он спрятал лицо в ладонях:

— Я бы отказался от всего этого, лишь бы ты поправилась.

— А я нет. Это было мое решение, а не твое. Я не совершила ошибки. — Лукас все-таки поднял голову, и я улыбнулась. — Я сделала бы это снова. И сделала бы это еще сто раз, лишь бы быть с тобой.

Лукас подошел ко мне и крепко обнял. В ту минуту мне не требовалось больше ничего.

Но когда я проснулась посреди ночи, быть отважной оказалось намного сложнее.

— Держись! — Лукас прижал меня к груди, растирая спину. — Просто держись.

— Не могу!

Меня неудержимо трясло. Это не было припадком, потому что я понимала, кто я и где нахожусь, и я могла двигаться, только не могла перестать дрожать. Это началось во сне, и Лукас проснулся раньше, чем я. Ему пришлось несколько раз громко прокричать мое имя, прежде чем я окончательно проснулась.

— Пожалуйста, Бьянка! Пожалуйста!

— Я не могу это прекратить, просто не могу…

— Тебе и не нужно это прекращать. Не ругай себя. Это просто нужно выдержать. Я здесь, с тобой, хорошо?

— Хорошо, — выдохнула я.

Но меня трясло еще не меньше часа, я чувствовала себя настолько измотанной, что казалось, будто я больше никогда не смогу шевельнуться.

Мы с Лукасом так перепугались, что не могли даже подумать о том, чтобы снова заснуть.

Когда стало ясно, что утро уже наступило, я попросила Лукаса найти мне бумагу и ручку. У него под глазами залегли тени, кожа сделалась пепельного оттенка. Мне так хотелось позаботиться о нем, а не лежать тут совершенно беспомощной!

Лукас подложил мне под спину несколько подушек и я, несмотря на сильную дрожь, сумела написать короткое письмо.

«Мама и папа,

если вы читаете это письмо, значит…»

Мне пришлось остановиться. Я знала, что должна написать, но мне не хватало мужества. Представлять, как родители читают эти слова, было просто невыносимо.

«…я больше никогда не смогу вернуться домой. Лукас пообещал, что, если со мной что-нибудь случится, он отправит это письмо вам.

Я понимаю, вы думали, что поступаете правильно, когда рассказали миссис Бетани про мою весточку. Я не виню вас за то, что вы пытались меня отыскать, особенно сейчас, когда понимаю, как сильно вы за меня волновались. Но именно поэтому я больше не могла с вами связаться. Я не хотела подвергать опасности Лукаса.

Пожалуйста, не сердитесь на него. Лукас относился ко мне чудесно и дал мне все, что мог. Этим летом я была с ним так счастлива! Думаю, если бы вы увидели нас вместе и узнали, что я чувствовала, вы бы все поняли. Я впервые в жизни осознала, что для вас значило любить друг друга, несмотря ни на что. Мы с Лукасом тоже испытали это, пусть в течение всего нескольких месяцев. Я знаю, когда-нибудь вы порадуетесь за меня.

Я так люблю вас обоих! Спасибо за все, что вы для меня делали. Несмотря на все наши споры и ссоры, несмотря на разлуку, я всегда знала, что вы самые лучшие родители на свете.

Люблю вас,

Бьянка».

Тот день прошел для меня как в тумане. Я просыпалась и снова засыпала или впадала в беспамятство, я больше не могла отличить одно от другого.

Меня лихорадило, но при этом я понимала, что тело мое совсем остыло, потому что каждое прикосновение Лукаса к руке или ко лбу обжигало огнем. Потные конечности путались в простынях, я то и дело беспокойно пыталась откинуть пряди волос, прилипшие к шее и спине. Окружающее перестало казаться реальным.

Я погрузилась в воспоминания, не связанные между собой. В основном это были счастливые моменты, и я радовалась тому, что мое сознание блуждает среди них. Вот я иду с Ракель по улицам Нью-Йорка, и мы с ней смеемся над тем, как болят мышцы после утренней тренировки. Вот я снова в Эрроувуде, и мама с гордостью добавляет последние штрихи к моему костюму, приготовленному для принцессы фей Хеллоуина. Вот я в «Вечной ночи», и Патрис делает мне такой же маникюр, как у нее, чтобы наши ногти сверкали одинаковым лиловым оттенком. А вот я в фехтовальном зале, напротив Балтазара, он с легкостью отражает мои удары и смеется, опуская рапиру.

Я в закусочной с Виком и Ранульфом — они оба в гавайских рубашках. Или в фургоне с Даной — она громко включает радио и подпевает.

В лесу с папой — мы слушаем уханье сов и обсуждаем мое будущее.

В Ривертоне с Лукасом — я любуюсь подаренной им брошью и смотрю на него с благодарностью и любовью.

Мне не хотелось возвращаться из этих воспоминаний.

Когда сознание все-таки прояснилось, я обнаружила, что уже ночь. Я с трудом повернула голову и увидела Лукаса. Он с белым как мел лицом стоял рядом с кроватью. Наши взгляды встретились, я улыбнулась, но он нет.

— Эй! — шепнула я. — Надолго я вырубилась?

— Слишком надолго. — Лукас медленно опустился на колени, оказавшись почти вровень с моим лицом. — Бьянка, я не хочу тебя пугать, но… то, что с тобой происходит…

— Я знаю. Чувствую.

Наши взгляды встретились, и боль в его глазах показалась мне сильнее, чем мои страх и печаль. Лукас закрыл глаза и поднял лицо к потолку. Если бы я плохо его знала, решила бы, что он молится.

— Я хочу, чтобы ты выпила мою кровь, — сказал он.

— Я не хочу крови, — прошептала я.

— Ты не поняла. — Лукас прерывисто вздохнул. — Бьянка, я хочу, чтобы ты пила кровь до тех пор, пока я не умру. Я хочу, чтобы ты завершила переход. Я хочу, чтобы ты стала вампиром.

От потрясения я утратила дар речи, только молча смотрела на него.

— Я знаю, ты давно решила, что не хочешь становиться вампиром, — продолжал Лукас, взяв мою руку в свои. — Но похоже, это единственный путь. Если такой ценой можно спасти тебя, это не так уж и плохо, правда? Ты вернешься к родителям и навеки останешься молодой и красивой.

Все было далеко не так просто, и мы оба это знали. Но если Лукас в самом деле согласен пойти на это вместе со мной…

— Ты тоже станешь вампиром, — сказала я. — Мы превратимся вместе. Ты готов к этому?

Лукас покачал головой:

— Нет.

— Что?

— Бьянка, пообещай мне — ты должна поклясться всем, что тебе дорого, — когда я умру, ты уничтожишь меня до того, как я очнусь. Не дай мне восстать вампиром. Я предпочитаю смерть.

Значит, он готов принять мою трансформацию, но не свою. Хрупкая надежда последних нескольких секунд разбилась вдребезги.

Лукас оттянул ворот рубашки, обнажая шею, и негромко произнес:

— Пей.

— Ты хочешь, чтобы я убила тебя, — прошептала я. — Ты хочешь отдать жизнь, чтобы спасти меня.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде читалось: «Разве это не очевидно?» Мои глаза наполнились слезами.

— Я знаю, что делаю, — сказал Лукас. В комнате царил полумрак, и мне казалось, что его лицо светится. — Я готов. И последнее, что я буду знать, — это то, что с тобой все в порядке, больше мне ничего не нужно.

Я покачала головой:

— Нет.

— Да, — настаивал Лукас.

Но мне еще хватало сил, чтобы сопротивляться.

— Как же я смогу жить, зная, что ты умер, спасая меня? Я не смогу жить с таким чувством вины, Лукас. Не смогу. Даже не проси.

— Ты не должна чувствовать себя виноватой! Я сам этого хочу!

— А ты бы смог? — спросила я. — Смог бы убить меня ради спасения собственной жизни?

Лукас уставился на меня, пытаясь осознать весь ужас этих слов.

— Пообещай мне, что проживешь хорошую жизнь, а не будешь вечно сидеть и оплакивать меня, — попросила я.

— О боже! — Лицо Лукаса исказилось, и я поняла, что он вот-вот заплачет. Он зарылся лицом в одеяло, я положила руку ему на голову. — Бьянка, пожалуйста! Пожалуйста, сделай это. Спаси себя!

Я чувствовала, что он колеблется, что, если я надавлю еще чуть-чуть, он позволит мне превратить себя в вампира. Но я знала: эта жертва для него куда больше чем смерть — и понимала, что не смогу его об этом попросить — ни ради собственного спасения, ни ради чего-нибудь другого.

— Нет, — сказала я, и он понял, что на этот раз отказ окончательный. — Пообещай мне, Лукас.

— Да какую жизнь я могу прожить без тебя? Ты — самое лучшее и светлое, что у меня есть!

Тут я заплакала. Он взял меня за руку, положил голову мне на плечо, и ощущение того, что он рядом, успокаивало.

Прошло немного времени, и я уже не могла сжимать его руку. Тени в комнате сгустились. Лукас вдруг забеспокоился, но я не могла разобрать, что он говорит, и тем более не находила сил ответить.

Он принес воды, но я и пить не могла. Я уснула, наверное уснула, и очнулась, как мне показалось, спустя очень долгое время.

Лукас стоял у стены, с такой силой упираясь в нее руками, словно пытался не позволить ей упасть, и смотрел диким взглядом.

Заметив, что я пришла в себя, он сказал:

— Я чуть не вызвал скорую помощь. Толку от нее, конечно, не было бы, но я… ни черта не могу сделать!

— Просто будь рядом, — прошептала я. Что-то словно давило на грудь, и каждое слово давалось с трудом.

Меня пронзила дрожь, выворачивая наизнанку. Тело сделалось свинцовым, меня лихорадило, я с трудом могла терпеть это. Мне хотелось вырваться. Хотелось освободиться.

Должно быть, то, что я ощущала, отразилось на моем лице, потому что глаза у Лукаса расширились. Он подошел и положил ладонь мне на щеку. Несколько секунд он боролся с собой, но сумел выдохнуть:

— Я люблю тебя.

— Люблю… — Больше я ничего сказать не могла. Лицо Лукаса потускнело, свет куда-то исчез. Было так приятно перестать сопротивляться.

Я уступила течению, увлекающему меня куда-то вниз.

И умерла.