Что же мне делать?

Я должна уйти от Лайлов, но я потеряла все свои деньги и теперь уйти не могу.

Возможно, Лейтон не имел в виду и половины того, что мне наговорил, Я здорово его разозлила, но на самом деле он слишком слаб, чтобы выполнить подобную угрозу. Остатки хорошего умерли в нем, когда он бросил Дейзи, и даже если он помнит, что такое быть порядочным, то наверняка топит это знание в вине. Нет, его бояться не приходится. Но Михаил… вот от него я себя защитить не могу. Может быть, он сказал Лейтону, что вожделеет меня, пытаясь заставить того оставить нас наедине. И если такое случится, он убьет меня просто ради забавы.

Моя единственная защита — это Алек, но теперь нужно остерегаться и его. К кому же мне обратиться? Если бы на этом корабле был хоть один человек, знающий правду и не представляющий для меня опасность…

Стоп! Такой человек есть. Тот самый человек, который знает об этом все.

Не знаю, согласится ли он меня выслушать, но попытаться стоит. Кроме того, у меня появился повод попасть в его каюту.

О моем появлении известил стюард:

— Сэр, горничная Лайлов хочет с вами увидеться. Что-то насчет пиджака, забытого вашим сыном.

— Проводите ее сюда, — ответил Говард Марлоу.

Я вошла и увидела, что мистер Марлоу, в костюме в тонкую полоску и голубом галстуке, сидит перед камином. Это больше походило на то, что он вот-вот отправится в зал заседаний совета директоров, чем на отдых на море. Такой же крупный мужчина, как и его сын, чуть менее красивый только из-за прожитых лет. Глаза у него по-прежнему ярко-зеленые, волевой подбородок. Он не растолстел и не отупел от спиртного, как многие мужчины в его возрасте. Если бы не блестящая лысая голова, его вполне можно принять за старшего брата Алека, а не за его отца.

Я решила пока ничего не говорить об основной цели своего появления, а для начала разобраться в его настроении, так что просто положила пиджак Алека на ближайший столик:

— Алек оставил это у меня вчера вечером, сэр. Я подумала, что нужно поскорее вернуть.

— Спасибо. — Ни дружелюбно, ни враждебно. Скорее, я назвала бы его настроение… осторожным. — Алек, к сожалению, не может поблагодарить вас сам. Он все еще спит,

Сразу после завтрака. Собственно, так я и думала. Должно быть, Алек еле притащился из турецких бань, измученный и ослабший, каким я видела его в прошлый раз, и теперь пытается отдохнуть. Стараясь говорить уверенно, я сказала:

— Должно быть, это самая подходящая для него возможность выспаться.

Мистер Марлоу не воспринял мои слова ни как оскорбление, ни как угрозу, чего я боялась. Судя по выражению его лица, он испытывал только облегчение.

— Мой сын сказал, что вы знаете правду.

— Я никому не расскажу. — Что бы там с Алеком ни случилось в прошлом, это я ему обещала и слово свое сдержу. — Можете на меня положиться.

— Спасибо. Это для него очень много значит, и для меня тоже.

— Мне нужно с кем-нибудь об этом поговорить, — сказала я. — Михаил… в смысле, граф Калашников… он устраивает мне неприятности, а я не знаю, кому можно доверять и что вообще правда. Вы единственный человек, к кому я могу обратиться.

Он стремительно встал, и я подумала, что позволила себе лишнего. Но вместо того, чтобы указать мне на дверь, мистер Марлоу предложил мне выйти на их личную прогулочную палубу.

— Нас могут подслушать из коридора, — пробормотал он, пока мы усаживались в плетеные кресла. — И я не хочу будить Алека, пока возможно. Он очень нуждается в отдыхе. Хотите кофе? А, вы же англичанка! Вы предпочитаете чай.

— Ничего не надо, сэр.

Мистер Марлоу вел себя так же просто, как и его сын. С учетом того, о чем я пришла поговорить, не могу сказать, что чувствовала себя рядом с ним легко, и все же он мне нравился. Это помогало.

Мистер Марлоу произнес:

— Вы должны быть очень осторожны с графом Калашниковым. Братство не нуждается в женщинах.

— Алек говорил мне, сэр. Да я уже и сама поняла, что граф — человек опасный. Он пытается подружиться с моими хозяевами, чтобы обвести их вокруг пальца.

— Он убьет вас, если сможет. — Мистер Марлоу произнес это так просто, будто говорил о погоде. Дело не в том, что он не относился к этому несерьезно, просто факты были слишком очевидны. — Вы должны оставить работу у них, если это возможно. Вам нужна рекомендация для Соединенных Штатов? Я могу написать.

Рекомендация от одного из самых состоятельных и могущественных людей в стране наверняка поможет мне найти работу в лучшем из всех возможных семейств. Я облегченно откинулась на спинку кресла:

— Я была бы вам очень благодарна, сэр. Спасибо.

Он всматривался в мое лицо. Не враждебно, но все же я отметила, что он не просто дружелюбный практичный американец, но бизнесмен, умеющий быстро оценить человека, сидящего с ним за столом переговоров.

— Вы могли бы шантажировать нас. Потребовать денег за то, что сохраните тайну Алека.

— Мне это даже в голову не приходило, сэр.

Что за мерзость! На такое способен, к примеру, Михаил.

— Вы славная девушка, Тесс. Я знаю, у моего сына не было выбора, кроме как довериться вам, но… он не смог бы найти более подходящего человека, которому можно поведать свой секрет.

Мистер Марлоу говорил о своем сыне с такой любовью! Вдруг он сможет сказать мне, что самые мои ужасные опасения насчет Алека ничем не оправданы?

— Простите, сэр, что упоминаю об этом, но… я нашла это в кармане Алека. — Я вытащила газетную вырезку и открытку с изображением Габриэль Дюмон. — Это… скажите мне, что это не то, чем кажется.

Плечи мистера Марлоу поникли, и что-то в моей душе заныло.

— Вы спрашиваете, не убийца ли мой сын. Хотел бы я знать ответ.

— Что случилось с мисс Дюмон?

Он ответил не сразу. Молча смотрел на океан, щурясь от яркого утреннего солнца. Подобное состояние я не раз замечала у Ирен. Хотя она уж точно последний человек на земле, у которого могло быть что-то общее с Говардом Марлоу. Он хотел рассказать, но боялся.

— Странно, правда? — сказал он в конце концов. — Что происходит с твоим сознанием, когда ты обнаруживаешь, что сверхъестественное существует? Ты подвергаешь сомнению абсолютно все, даже собственные воспоминания.

— Это действительно делает все вокруг очень странным, сэр.

Мистер Марлоу кивнул, вытащил из кармана пиджака сигару и покатал ее между пальцами.

— Насколько мне известно, Алек и Габриэль были просто друзьями. Мы с моим мальчиком всегда были достаточно близки, но я когда-то тоже был юным и не рассказывал своему папе о каждой девушке, которую… — Он осекся. — О каждой знакомой молодой леди. Но у меня сложилось впечатление, что Габриэль требовала от Алека больше, чем он мог дать.

Я не могла ликовать по этому поводу. Эта женщина погибла, возможно от руки Алека, и то, какие чувства он к ней испытывал, не могло повлиять на мое мнение о нем.

— Вервольф стал добрым другом актрисы. Оба они были каждую ночь заняты своими делами, но с радостью встречались днем. Оба восторгались жизнью богемы. — Судя по голосу мистера Марлоу, он этим не восторгался. — Встречались с художниками и композиторами, посещали эти странные клубы, где развешены плакаты с чудовищного вида женщинами, зелеными с головы до пят. Сам я никогда не видел в этом ничего привлекательного, но хотел, чтобы Алек получал столько удовольствия, сколько сможет. Слишком много у него в жизни отнято, пусть порадуется хотя бы этому.

Богемный Париж казался мне чарующим. Я представляла женщин в таких же сексуальных костюмах, в какой была одета Габриэль Дюмон на фотографии, хотя это нелепо; на самом деле я уверена, что это все иностранщина, зато теперь понятны длинные кудри Алека.

— Мне следовало предупредить его, сказать, чтобы он не проводил с ней столько времени, — произнес мистер Марлоу. Он вытащил небольшие серебряные щипчики и отрезал конец сигары. В воздухе повис сладкий табачный запах. — Пусть не ради него самого, но ради нее. Не сомневаюсь, что ее убили их отношения.

Во рту у меня пересохло, я вцепилась в подлокотники кресла:

— Вы хотите сказать… вы думаете, это сделал он? Алек убил Габриэль?

— Ее убил вервольф. Иногда я говорю себе, что это мог сделать любой из Братства, — к тому времени они давили не только на моего сына, но на нас обоих и не желали, чтобы у него возникали дружеские отношения с кем-либо. И, как я говорил раньше, женщины им не нужны. Они получают удовольствие, убивая их. Неужели у них нет матерей? Сестер, возлюбленных? Я этого не понимаю. Впрочем, я никогда не понимал Братство. — Он тяжело вздохнул. — В Париже у нас был подвал. Именно в нем Алек превращался каждую ночь, и я запирал его там ради его собственной безопасности, уж не говоря об остальных людях. Но в ночь гибели Габриэль замок оказался сломан. Я вернулся на рассвете и обнаружил, что дверь открыта, а Алека нет. Он очнулся чуть не на другом конце Парижа, ничего не помня о прошедшей ночи. То есть той ночью он был на свободе. И знал, где живет Габриэль. Алек вполне мог быть тем вервольфом, что ее убил.

— Но… ведь это не обязательно он.

— О, я пытался убедить себя в этом. Думаю, у меня бы получилось, если бы не одно «но»: Алек сам в этом уверен.

Это правда; зная его всего несколько дней, я уже не могла отрицать слов мистера Марлоу. Все, что сказал мне вчера днем Алек об ошибках, совершенных им в Париже; давившее на него чувство вины, тяжелое и мрачное, как саван, — все это про Габриэль. О гибели Габриэль.

Мистер Марлоу добавил:

— Алек носит с собой эту открытку как напоминание самому себе об опасности, которую он представляет для всех, кого любит.

Я посмотрела на изображение Габриэль Дюмон. Если Алек с ней дружил, возможно, она бы мне понравилась. Но она прошла по той дорожке, на которую ступила и я, — той, что ведет в сумрачный мир оборотней. А теперь она мертва.

— Мой вам совет: держитесь от всего этого как можно дальше, — сказал мистер Марлоу. — Мне тяжело лишать своего сына такого преданного друга, но ради вашей собственной безопасности уходите, пока это еще возможно. — Он чиркнул спичкой, чтобы прикурить сигару. Она вспыхнула голубым, потом оранжевым, я учуяла запах дыма. — Возьмите мою визитную карточку. Я пришлю в вашу каюту рекомендательное письмо до того, как мы придем в порт, чтобы вы смогли найти работу сразу же, как окажетесь в Нью-Йорке.

— Спасибо, сэр. Вы очень добры. — Я замялась. — Алеку с вами повезло.

— Повезло. Ах, если бы!

Выражение лица мистера Марлоу сделалось отстраненным. Его печалили болезненные воспоминания о прошлом.

Я быстро встала и извинилась. Чем скорее я уйду, тем лучше.

Но двигалась я недостаточно быстро.

Я не успела покинуть гостиную, когда открылась дверь и из своей спальни вышел Алек, завязывая пояс темного шелкового халата. Его неукротимые каштановые кудри были взъерошены после сна, а лицо измучено, как у человека, перенесшего сильную боль. Он увидел меня, глаза его широко распахнулись, появилась неуверенная улыбка.

— Тесс?

— Я уже ухожу. — Неужели только вчера вечером мы целовались так страстно, что у меня подкашивались ноги? Я взглянула на него, и сердце заколотилось быстро-быстро, но я больше не понимала, от желания или от страха. — Я не собиралась вас будить.

— Все в порядке. Я рад, что ты здесь.

Алек так счастлив! Почему он стал так уверен во мне именно тогда, когда я начала бояться его еще сильнее? Снова бодрый, он вышел к отцу на прогулочную палубу:

— Папа, вы с Тесс…

Голос его оборвался, и я сообразила, что Алек увидел на столике открытку с изображением Габриэль Дюмон. Когда он повернулся ко мне, у меня чуть сердце не разорвалось — лицо его исказилось от стыда. Я узнала, что он совершил, и это его убивает. Он стиснул кулаки, прищурился, и я не понимала, от боли это или от гнева. Знала только, что вижу волка.

— Тесс, уходите, — сказал мистер Марлоу. — Быстро.

Кого он оберегает — своего сына или меня? Что так, что этак, но я почувствовала, что волосы у меня на затылке встали дыбом, повернулась и выскочила в коридор. Дверь за мной захлопнулась. Не знаю, кто ее захлопнул, и оборачиваться я не стала.

Пробродив около часа по пароходу, не зная толком, чем заняться и куда повернуть, я вышла на шлюпочную палубу. Свежий ветер трепал мои золотистые кудри, выбившиеся из-под льняного чепца. Я стояла, опершись о поручни, и смотрела на воду далеко внизу. «Титаник» был настолько громадным, что я смотрела вниз, будто с церковной колокольни. Океан вокруг меня простирался во всех направлениях до самого горизонта. Даже на таком огромном корабле я была всего лишь крохотной точкой в бесконечности и совершенно одинокой.

Я оглянулась, думая о Михаиле, но его тут не было. Да ему не хватит смелости убивать меня на палубе, куда в любой момент может выйти Джон Джекоб Астор, богатейший человек в мире.

Но он все равно появится. Ему необходимо разобраться с Лайлами. И Алек… не знаю, что может произойти с нами дальше, но одно я знаю точно: мы с ним еще встретимся.

Я искала кого-нибудь, кто спасет меня, с той минуты, как взошла на корабль и в первый раз ощутила спиной взгляд охотника. До того мне казалось, что я такая сильная и умная со своим фетровым кошельком в кармане, а теперь я чувствую, что вообще ничего не понимаю в этом мире, ничего не знаю о его истинных ужасах, кроме одного, но это одно стало намного более правдивым, чем раньше: никто никогда меня не спасет, если я не буду изо всех сил сражаться за собственную жизнь.

А чтобы сделать это, нужно решить, кому можно доверять. Решить, во что верить. Я посмотрела на восток, прищурившись на утреннее солнце.

Всё по очереди: нужно вернуться в каюту Лайлов в последний раз.

Вероятно, меня уже уволили за то, что я просто ушла, не получив на это разрешения. Но мне нужно знать точно, на каких условиях я увольняюсь. Если у меня не будет ни единого пенни, чтобы начать новую жизнь в Нью-Йорке, придется придумывать другой план. Может быть, попросить Мириам разрешить мне пожить у нее день-другой; с рекомендацией мистера Марлоу я быстро найду работу.

Они же не заставят меня платить за каюту, нет? У меня в жизни не будет таких денег, чтобы заплатить за билет на этот корабль даже в третьем классе. Но тогда Лайлам придется трясти своим грязным бельем перед чиновниками из «Уайт стар», так что, думаю, не заставят. Будем надеяться, что нет.

Леди Регина, разумеется, потребует назад униформу. Нужно починить разорванный Лейтоном карман, а то она вычтет с меня за ущерб. И пусть подавится этим дурацким чепцом.

Несмотря на всю свою решимость, я с трудом подавила страх, входя в каюту Лайлов. Но ожидаемого взрыва брани от леди Регины не последовало. Единственным человеком в гостиной была Хорн, рявкнувшая на меня:

— Что-то ты слишком долго! Мисс Ирен ждет. — Но она говорит это каждый день, если я не появляюсь на заре.

Я, моргая, уставилась на нее. Я просто убежала с работы, а в наказание… ничего?

Я вошла в комнату мисс Ирен. Она сидела в точности на том же месте, где я ее оставила, щеки ее все еще пылали, она тяжело дышала. И хотя она сидела, уставившись в пол, все-таки меня узнала:

— Я сказала маме, что послала тебя с поручением, только не стала объяснять с каким. Если она спросит, придумай что-нибудь.

— Спасибо, мисс.

Меня охватило не столько облегчение, сколько смятение. Придется работать в надежде получить хоть немного денег, но я по-прежнему остаюсь в самом центре всей этой неразберихи и слишком близко к Михаилу. Самый большой в мире океанский лайнер внезапно показался мне чересчур тесным.

Чтобы не думать о собственных страхах, я внимательно посмотрела на Ирен и отметила, что она выглядит слишком подавленной. Она всегда была худенькой, но за последний месяц мне пришлось ушить ее платья в талии на два дюйма, а корсет приходилось затягивать изо всех сил, иначе он на ней просто болтался. Чтобы она так накричала на леди Регину, должно было случиться что-то чрезвычайное.

Но хотя мы с мисс Ирен прекрасно ладили, прислуга-горничная вроде меня не смеет задавать хозяйке прямые вопросы.

Я сделала попытку:

— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете, мисс?

— Настолько хорошо, насколько это возможно. — Она вздохнула. — Ну, давай, Тесс. Сделай из меня красавицу. Наряди, как куклу, чтобы мама могла выставить меня напоказ.

И мне в голову пришла идея. Настолько безумная и при этом настолько очевидная, что я аж вздрогнула. Она поломает все планы Михаила, но он узнает об этом слишком поздно, а я получу хоть какую-то власть во всей этой чудовищной неразберихе.

И кроме того… если я это сделаю, то помогу Алеку. Дам ему шанс наконец-то взять верх в борьбе против Братства.

Стоит ли ради помощи Алеку совершать преступление? Стоит ли рисковать своей свободой, а возможно, даже жизнью?

Моя практическая натура говорит «нет». Но впервые в жизни я наплевала на практичную сторону своего характера. То, что я чувствовала к Алеку… глубина его отчаяния… все это было для меня важнее, чем логика, осторожность или собственная безопасность. Может, мне следовало предположить, что я сошла с ума, но в глубине души я знала: Алек сделал меня отважнее. Сильнее. Человеком, способным совершить все что угодно.

Человеком, который это совершит.

Я медленно произнесла:

— Принести вам что-нибудь красивое из той большой шкатулки, мисс Ирен?

— Чудесно. — Ирен, даже не глянув в мою сторону, бросила мне ключ.

Так что я отперла шкатулку и выбрала красивую нитку жемчуга.

И украла. Клинок Инициации.