Ремингтон

Я спускаюсь на первый этаж, держа на руках свою дочь, которая теребит воротник моей футболки. Ей удалось оттянуть его, зажать в своем маленьком кулачке и теперь она целеустремленно грызет его. Но Хоуп разочарованно кряхтит, когда не достигает желаемого и это не помогает ей унять зуд в деснах, она наклоняет свою крошечную головку и начинает теребить футболку еще усерднее.

Я целую ее волосики и бормочу:

— Моя красавица малышка, — и глажу ее по спинке, отчего она как обычно успокаивается и утыкается головкой в изгиб моей шеи.

Адриан сидит на диванчике рядом с рождественской елкой: локти на коленках, руками зажал голову и внимательно смотрит на пол прямо перед собой. Я подхожу ближе, и в поле моего зрения попадает то, что он изучает. На полу распластался Люк: одна рука закинута под голову, вторая лежит на полу. Вокруг него валяются елочные иголки, указывая на ущерб, который он нанес во время своего падения, и доказывая, что, очевидно, у него не получилось встать и он остался лежать на полу. На подбородке и руках у него синяки и небольшие порезы.

Боже мой, с ним все в порядке? Он дышит? Я достаю из кармана телефон, намереваясь вызвать скорую. Но тут Люк издает такой громкий храп, что Адриан заливается безудержным смехом.

Я закатываю глаза, стараясь подавить улыбку, и убираю телефон обратно в карман.

Рубашка Люка измята, джинсы на коленях порваны. Его ноги... Черт! Его обувь в грязи. Опускаю голову и следую взглядом по следам из грязи и воды на полу — снег с улицы, который уже успел растаять. Одна его нога буквально в нескольких сантиметрах от вертепа, установленного на небольшом постаменте, который мы соорудили под широкими окнами. Сейчас я в состоянии представить себе, как будет выглядеть лицо Адриана, когда все наши старания снова превратятся в деревяшки и сено, если мой братец пошевелит ногой.

Твою. Мать.

Я делаю два шага и оказываюсь перед Люком.

— Папа? — осторожно зовет меня Адриан.

Не глядя на него, я прошу:

— Последишь за лестницей? Кричи, если увидишь, что мама спускается вниз.

Я должен что-то предпринять прежде, чем Селена увидит нынешнее состояние полов после того, как она так усердно убиралась вчера.

— Хорошо, — он вскакивает, тянет мою руку вниз, чтобы он мог поцеловать Хоуп в щеку и взъерошить ей волосы, затем выбегает из комнаты. Я слышу, как он тихо крадется, приближаясь к холлу.

Я же приседаю на корточки, стараясь удержать равновесие с Хоуп на одной руке, и свободной рукой трясу брата за плечо.

— Люк, — сухо зову я.

Мой идиот-братец даже не шевелится. Точнее, его храп становится даже громче, напугав Хоуп. Она вздрагивает и, развернувшись, в течение трех секунд смотрит на своего дядю, убирает руки от моего лица и начинает визжать. Ее карие глаза, так похожие на глаза ее матери, сверкают от восторга.

Я хмыкаю.

— Тебе это нравится, да? Эти ужасающие звуки, исходящие от твоего дяди Люка не пугают тебя?

Сладко захихикав и заворковав, она тянет ручонки к Люку. Слышу, как в комнату вбегает Адриан, который не упустил из виду ни одно мое движение. Он останавливается возле меня.

— Мама жутко разозлится, — он тычет пальчиком на грязные следы на полу. — Может нам вылить на него холодной воды? Уверен, что это поможет разбудить его.

Я перевожу взгляд на своего сына, который смотрит на Люка так, будто решает самое сложное в мире математическое уравнение, и пытаюсь подавить улыбку.

— Думаешь, это сработает? — спрашиваю я его.

Он пожимает плечами.

— Я как-то видел по телеку. Мальчик рассказывал, как надо будить. Стоит попытаться.

Я дважды прочищаю горло, мне с трудом удается не расплыться в улыбке. Адриан смотрит на меня.

— Но не очень красиво поступать так с кем-то.

Он встает, переводит взгляд с Люка на диван и вздыхает.

— Можешь перенести его на диван?

Я качаю головой.

У него вытягивается лицо, затем он пожимает плечами.

— У меня больше нет вариантов. Придется воспользоваться водой, папа.

Откуда-то из-за наших спин я слышу сдавленный смех. Я почувствовал ее еще до того, как повернулся; до меня доносится аромат ее парфюма и мой собственный запах на ней еще прежде чем она делает шаг в нашу сторону. Чувство, которое всегда появляется у меня в груди, расцветает, когда я поворачиваюсь к ней лицом. Я забываю, что пытался разбудить Люка, забываю о грязи на полу, когда все мои мысли, взгляды и тело сосредотачиваются на красивой женщине с шикарной фигурой, которая, покачивая бедрами, приближается ко мне.

Моя жена.

Моя чертовски красивая жена.

Внезапно меня хватают за ухо и больно дергают, затем следует вскрик, прерывая мое созерцание Селены. Хоуп извивается у меня на руках, ворча, как всегда, когда она хочет есть.

Селена смеется.

— Боже, опять это ворчание. Яблочко недалеко от яблоньки упало, да? — остановившись возле меня, она наклоняется, чтобы провести ладонью по кудрявым волосикам нашей дочки и вкладывает в ее маленькие ручки кольцо для зубов, и только потом она замечает на полу Люка. — О, Господи! С ним все в порядке?

Нахмурившись, я смотрю на своего брата, и чувство беспокойства снова охватывает меня.

— Возьми малышку. Я помогу ему встать.

Секунды две Селена смотрит на меня, но что бы она ни увидела в выражении моего лица, она качает головой.

— Иди покорми ее. А я разберусь с твоим братом.

— Нет. Ты держи Хоуп. А я разберусь с этой задницей.

— Следи за языком, малыш. И умерь это рычание. Волосы Адриана уже практически дымятся, — она поворачивается к Люку. — Я тебя знаю, Ремингтон. Ты, скорее всего, задушишь его в процессе.

Я сердито зыркаю на нее, затем на Люка. Она права. Селена меня уже изучила. Ей достаточно бросить на меня один взгляд, и она уже знает, о чем я думаю.

— Все в порядке, Ремингтон. Это просто грязь. Я уберу ее в два счета. Люк же, с другой стороны... Никогда не видела его в таком состоянии. Иди, малыш. Покорми детей.

Затем она тихо бормочет:

— Иисусе, сколько же он выпил? Целый бочонок самогона?

Я с трудом подавляю смешок, смягчающий раздражение, которое испытываю в данный момент.

То, что Люк вырубился на полу, не самый хороший знак. Должно быть, он был совершенно пьян, раз ему не удалось затащить свою задницу в гостевую спальню на втором этаже или одну из тех, что на первом. Только две вещи могут вынудить его напиться до такого состояния. Одна... это его машины. Люк любит свои машины со страстью, не имеющей себе равных. И единственное, что можно приравнять по важности к его игрушкам — женщины. Ему должна чертовски понравиться женщина, чтобы он напился до такого состояния. Единственный раз, когда я видел брата в подобном состоянии, случился три года назад, когда он проиграл гонку своему давнему сопернику.

Я слежу взглядом за рукой Селены, когда она осторожно касается руки Люка, и все внутренности сразу же напрягаются.

Дерьмо! Я никогда не привыкну к виду того, как она касается другого мужчины.

— Адриан, — мягко зову его я, жестом показывая следовать за мной на кухню, иначе, боюсь, я воспользуюсь его советом и просто плесну ледяной водой на брата.

Собрав все необходимое для завтрака детям, я хватаю высокий стульчик Хоуп и возвращаюсь в гостиную. Ни в коем случае я не намерен оставлять Селену наедине с Люком. Не собираюсь рисковать: вдруг он в своем состоянии опьянения выкинет что-нибудь, что причинит ей боль. Я доверяю ему, только когда он трезв.

А вот когда он пьян — совсем другое дело. Парень храпит под елкой, черт его подери, очевидно, пребывая не в курсе, где он находится.

Люк стонет, и слепо пошарив рукой по полу, натыкается на ногу Селены. Его рука ползет вверх по ее ноге, опасно приблизившись к бедру.

Я напрягаюсь и не отвожу взгляда от этой руки. Люк снова стонет, но на этот раз его стон звучит иначе.

Стон удовольствия.

— Люк, — я в доле секунды от того, чтобы вырвать ему руку и засунуть ее ему же в зад.

Рука Люка замирает. Он распахивает глаза и сонно моргает. Селена протягивает руку, чтобы поддержать его голову. В это время Хоуп выхватывает ложку у меня из рук и тянет ее, не осознавая, что сейчас происходит.

— Ремингтон? — каркает с пола Люк, выглядя несколько сконфуженно. Он прищуривает свои налитые кровью глаза, чтобы свет, льющийся в окна, не слепил его.

Я же не свожу взгляда с его пальцев, касающихся моей женщины.

Господи, помоги мне, не то сейчас все стены окажутся забрызганы кровью. И мои дети будут вынуждены не один год посещать своего отца в тюрьме, когда я закопаю своего брата.

Успокойся, неандерталец.

— Братишка, — он наконец-то расплывается в улыбке, и на его лице отражается понимание того, где он находится. Он вздрагивает и обхватывает свободной рукой голову.

— Что это, черт возьми, за шум?

Адриан прекращает скоблить тарелку и вытягивает шею, чтобы посмотреть на своего дядю.

Рука Люка, лежащая на бедре Селены, напрягается, но она тоже, кажется, не замечает моего настроения, все ее внимание сосредоточено на моем брате. За последний год они с Люком сблизились, чего мне очень не хватало, когда я был женат на Колетт. Она никогда не проявляла желания общаться с моей семьей и предпочитала держаться в стороне.

Наконец, до него, кажется, доходит, где находится его чертова рука. Он резко перемещает взгляд на меня и быстро отдергивает руку. Я немного расслабляюсь и тяжело выдыхаю.

Я чертов везунчик — женился на самой красивой и доброй женщине, которую встречал. Мои собственнические чувства не знают границ, когда речь идет о Селене.

Я стараюсь подавить ревность и продолжаю кормить дочь, но желание отвести жену подальше от Люка не унимается, поэтому я вскидываю голову каждые пару секунд.

Селена смотрит мимо меня и моего сына, который довольно бормочет себе под нос, поглощая свой завтрак.

— Адриан, милый, ты не принесешь дяде Люку стакан воды?

Он со звоном кладет ложку на тарелку, вскакивает и выбегает из комнаты. Несколько секунд спустя он возвращается, осторожно неся в руках стакан с водой, стараясь, чтобы жидкость не расплескалась через край.

— Слушай, возьми-ка Хоупи, а я помогу Люку добраться до ванной, — требую я мягко.

— Дай мне сначала подлатать его, — бормочет она, изучая порезы и царапины на лице и руках Люка.

Селена встает, наклоняется ко мне, целует в подбородок и проходит мимо меня. Я поворачиваюсь посмотреть, как покачиваются ее бедра — естественно, грациозно — пока она идет к ванной. Вскоре она возвращается с аптечкой первой помощи. Схватив с дивана подушку, она бросает ее на пол и осторожно опускается на одно колено, затем на другое.

Приподнявшись на локтях, Люк слегка покачивается, и, моргая, смотрит на нее влюбленным взглядом, который я подмечал несколько раз с тех пор, как познакомил его с моей женой.

Отобрав все необходимое, она аккуратно раскладывает все на полотенце и начинает промывать порезы. Спустя десять минут она заканчивает и убирает все обратно в аптечку.

Одной рукой я выхватываю у нее аптечку, когда она проходит мимо меня.

— Сядь, — я киваю подбородком на диван и быстро направляюсь к ванной. Спустя несколько секунд я возвращаюсь и опускаюсь на корточки перед Люком. Убедившись, что он в сознании и откликается, я забрасываю его руку себе на плечо и поднимаю его с пола.

— Черт подери. Ты что, сделан из камня? — бормочу я себе под нос. Он бормочет что-то в ответ, пока я веду его к ванной. — Помочь тебе принять душ? — спрашиваю я, помогая ему присесть на край ванной.

Он одаривает меня полным отвращения взглядом и проводит рукой по лицу. Люк открывает рот, собираясь что-то сказать, но, видимо, передумывает и закрывает его.

— Спасибо, братишка, — благодарит меня он и начинает стягивать рубашку; поначалу его движения очень неуверенные.

Я наблюдаю за ним, изучая его внешность. Короткие пряди черных волос всклокочены и торчат в разные стороны, словно стремятся сбежать с его головы. Под обычно живыми карими глазами залегли темные круги. Выглядит он паршиво.

— Что в тебя вселилось? Не похоже на тебя приходить домой пьяным настолько, что ты не в состоянии подняться в гостевую спальню.

Он снова садится на край ванной, опускает голову на руки и смотрит на меня своими покрасневшими глазами.

— Она. Дьяволица.

Я вопросительно выгибаю бровь.

— В человечьем обличье. К чертям это все. В следующий раз я предпочту машины, — бормочет он сам себе.

— Кто такая эта «она»? Твоя подружка Шарлотта?

Он вскидывает голову и морщится, но каким-то образом ему удается сердито посмотреть на меня, несмотря на боль, которую, уверен, он сейчас испытывает.

— Она не была моей подружкой. И нет. Это не Шарлотта.

Я ухмыляюсь.

— Все так плохо?

— Сотри эту улыбочку со своей рожи, Солнышко, — встав, сердито цедит он сквозь зубы. — Дерьмо! — яростно матерится он, чуть не плача. — Я умираю, Ремингтон, а я еще даже не написал завещание. Просто передай маме и Доминику, что я люблю их.

Я закатываю глаза.

— Прекрати вести себя как ребенок. Когда кушал, надо было помнить, что еда чужая, а живот свой, — я подхожу к шкафу над раковиной и возвращаюсь с двумя таблетками обезболивающего и стаканом воды.

Как только передаю ему таблетки, он забрасывает их в рот и запивает большими глотками воды. Опустив стакан, он делает долгий глубокий вдох.

— Я встретил ее два дня назад на вечеринке. Мы понравились друг другу. Ночь прошла шикарно, пока она все не испортила, — говорит он и хмуро смотрит в стакан.

— Что? Она не позволила Люку Оливеру Всемогущему трахнуть ее?

Он улыбается.

— О, позволила. Кто может сопротивляться всему этому? — свободной рукой он указывает на свое тело.

Самоуверенный ублюдок.

— Тогда почему ты так расстроился?

Это стирает ухмылку с его лица. Он запускает пальцы себе в волосы и зажмуривается, словно одно только воспоминание о том, что произошло, причиняет ему физическую боль.

— Она ушла, — с горечью отвечает он. — Она проснулась и ушла.

— Боже, Люк. Она ушла. И? Ты поэтому напился? Как тебе вообще удалось добраться домой в середине ночи?

— Такси, — сухо поясняет он. — Дело не только в том, что она ушла. Дело в том, что она ушла, оставив меня, распятого на кровати — мои руки и ноги были привязаны к кровати моими собственными наручниками и веревками, — он вздрагивает и сосредотачивает свой взгляд на мне. — Она сказала, что у нее были мужики и получше. Она убила меня наповал, брат.

Мои губы вздрагивают — улыбка так и просится наружу.

— Расскажи.

— Ни одна женщина в жизни не реагировала на меня так, как она. Она сказала, что у нее были мужики лучше, чем я. Господи Иисусе, я имею в виду, как можно уничтожить мужественность с помощью одних только слов. Черт ее подери.

Упс. Это жестоко. Зная Люка, сказать гадости о его мужественности, все равно, что стереть в порошок список его личных законов, которые не следует нарушать.

И тут до меня доходит.

— Она тебе понравилась.

— Еще чего. Она просто киска на одну ночь. Даже не собираюсь больше думать о ней. Слишком много проблем и головной боли из-за ничего.

Я улыбаюсь.

— Женщины, конечно, могут доставлять проблемы, но оно того стоит, когда находишь ту самую.

Он потирает лицо ладонями и качает головой.

— Ты так говоришь только потому, что тебе повезло и на твоем пути появилась Селена.

— Конечно, мне повезло. Если ты хочешь того же, хочешь такую же женщину, как она, тебе придется пойти и найти ее. Найди ее и держи. Никогда не отпускай.

Люк снова качает головой.

— Слишком много беспокойств. Лучше буду возиться с машинами.

Несколько секунд я смотрю на него, а затем качаю головой.

— Как хочешь, — я разворачиваюсь и иду к двери, но останавливаюсь и оглядываюсь на него через плечо. — Но есть одно «но», Люк. Ты все еще прокручиваешь в голове момент, когда коснулся моей женщины? Сотри его из своей памяти.

Я закрываю за собой дверь, оставив его принимать душ, и присоединяюсь к своей семье в гостиной.