Из-за необходимости доказать свою полезность Итану, я, вероятно, превращусь в сотрудника года, чего бы в другом случае не произошло. Во мне столько решимости дать ему понять, что всецело отдаюсь работе, что к концу второй недели в лагере я едва могу передвигать ноги. Если я не навожу порядок в трейлере или не прибираюсь в домике, то я проверяю, чтобы Итан получил свою чашку кофе (ему нравится сладкий!) или чтобы он не пропустил обед или ужин. Еще я постоянно передаю сообщения между Робертом, Хадсоном и Итаном.

Я не дожидаюсь, когда он снова попросит постирать его белье. Я взяла инициативу в свои руки и занимаюсь этим без напоминаний, и даже раскладываю одежду по местам.

Когда Итан выходит и осматривает территорию, я остаюсь в офисе и отвечаю на телефон. Стационарный звонит редко, потому как у большинства людей, которым нужно связаться с Итаном, есть его личный номер, но когда такое происходит, я всё подробно записываю и оставляю информацию на столе.

Я научилась пользоваться сканнером, а Хадсон объяснил мне работу их системы архивирования. В компании, по-видимому, огромное количество документов, связанных со строительными проектами. Итан стал оставлять мне досье для сканирования и занесения в онлайн-базу данных «Локвуд Констракшн». Поскольку большую часть времени я понятия не имею на что смотрю, он подписывает что и куда внести. Это беспроигрышный вариант для всех, ибо у меня появилась плюс одна важная миссия, а у Хадсона больше свободного времени на строительной площадке.

Я стараюсь стать максимально полезной не только для Итана, но и для всех остальных. Команда кейтеринга (супруги из Остина) держатся обособленно от всех, но я прихожу к ним пораньше, чтобы поесть и помочь накрыть столы, а если у них завал во время обеденного перерыва, они просят меня постоять на раздаче. Вчера вечером я вызвалась вымыть посуду, и мне показалось, что увидела искренние слезы радости в их глазах.

Субподрядчики, да и вся команда в целом, начали понимать, что самый быстрый способ передать информацию Итану – обратиться ко мне, поэтому я частенько передаю ему сообщения. Это хорошо работает, потому что Итан хочет побыстрее от меня избавиться и дает незамедлительный ответ. Мне же за это все только благодарны: время – деньги и всё в этом духе.

К Роберту у меня особое отношение, потому что он мне нравится. Я тайком таскаю ему перекусы из столовой во второй половине дня, а в обмен он рассказывает мне, что за сегодня успели сделать на стройке.

По сути, моя цель – стать незаменимой для всех, с кем сталкиваюсь, чтобы, когда Итан, наконец, решит, что с него хватит и попробует вышвырнуть меня, все восстали и потребовали справедливости.

Единственный минус в моём гениальном плане – я все еще сплю в пикапе Джереми. Не смотря на то, что я принесла подушку и одеяло со своей койки из домика Итана сверх тех, что я привезла из дома, чтобы сделать место для ночлега хоть сколько-нибудь удобным, давайте называть вещи своими именами - это полный отстой. Не думаю, что долго продержусь.

К утру пятницы я счастлива от перспективы вернуться домой. Я не только высплюсь, но и получу перерыв от непрерывных попыток угодить человеку, которому, по-видимому, невозможно угодить.

Думается мне, что в ближайшее время он не собирается меня прощать, но я уже не так из-за этого сержусь, потому что в глубине души понимаю, что заслуживаю его гнева. Я действительно украла кошелек. Я использовала его. Ну, а то, что не взяла деньги, вовсе не означает, что не сделала ничего дурного.

Но надеялась, что он, возможно, очаруется моим энтузиазмом к труду, но нет.

Будь у меня в этом успехи, я бы видела хотя бы намек на улыбку, пробивающуюся из-под его угрюмой внешности, или услышала бы от него в свою сторону хотя бы одно доброе слово. Нет, мы, конечно, разговариваем, но только по рабочим вопросам и ни в коем случае не как старые-добрые товарищи.

Я внимательно наблюдаю за ним всякий раз, когда он взаимодействует с другими людьми, чтобы определить, не принимаю ли его отношение ко мне слишком близко к сердцу. Возможно, что Макс прав, и Итан такой сам по себе. Итак, мой вердикт: он не особо дружен с командой, но это не удивительно – никто не жаждет тусоваться со своим боссом после работы. Однако с Робертом и несколькими субподрядчиками он расслаблен и, осмелюсь добавить, добродушен. Вчера вечером он ужинал с ними на улице, и я видела, как он улыбался! От такого великолепного зрелища внутри меня что-то замкнуло, отчего споткнулась о собственные ноги и шлепнулась на землю. К счастью, Макс помог мне подняться и отряхнуться. Когда я снова посмотрела в сторону Итана, он снова хмурился. Ну, вот это больше походило на его обычное состояние.

Но, если уж совсем откровенно... ЯМОЧКИ. Я их видела!

У мистера я-скорее-умру-чем-улыбнусь-тебе на щеках ямочки!

Если это не несправедливость, то я тогда не знаю, что это.

В пятницу я все еще думаю о его улыбке. Вообще-то, образ улыбающегося Итана витал передо мной целый день, словно это было моей маленькой наградой за неделю тяжелой работы. Почему, спросите вы? Почему меня в принципе волнует улыбка Итана? Почему после всего, через что мы прошли, я все еще думаю о нем? О, всё просто: несмотря на его отстранённость и отвратительное отношение, я не могу удержаться от желания привлечь его внимание. Думаю, здесь что-то инстинктивное. Судя по всему, его мускулистое тело и идеальная линия подбородка – кошачья мята для моего либидо. Знаю, знаю, знаю, но все равно хочу, хочу, хочу.

Ничего не могу с собой поделать, никак не могу избавиться от воспоминаний о нашем поцелуе.

Потому что кое-что не поддаётся моему пониманию: Я ЦЕЛОВАЛА ЭТОГО МУЖЧИНУ.

В какой-то момент бессердечный босс захотел меня так сильно, что последовал за мной в общественный туалет, усадил на раковину и целовал так, словно ничего слаще никогда не пробовал. Меня переполняет похоть, когда просто вспоминаю это.

Интересно, а он вспоминает?…

Я отмахиваюсь от этой мысли, когда замечаю Джереми. Последний час я зависаю возле пикапа, ожидая его появления. Мои вещи уже давно внутри, потому что автомобиль был моей спальней большую часть недели. Все, что нам нужно сделать – это завести тачку и отправиться домой.

Ужасно хочу побыстрее сжать Маккенну в объятиях. Не могу дождаться, когда увижу счастливую улыбку мамы, потому что мы снова будем вместе. Без сомнения, меня уже ожидает стопка блинов (мой желудок ворчит, просто думая об этом).

— Что так долго? — спрашиваю я у Джереми.

Я планировала давно выехать. На парковке осталось всего несколько машин. Даже Итан уже отправился домой на выходные (не то, чтобы я следила, как он уезжал на своем внедорожнике или обратила внимания на тот факт, что он даже не попрощался, проходя мимо меня).

И вот сейчас замечаю, что лицо Джереми не сияет от счастья в перспективе воссоединения с его любимой Хлоей. Он выглядит скорее потрясенным. Его волосы торчат во все стороны, как будто он взъерошивал их руками, а его покрасневшие глаза напоминают блюдца.

— Что происходит? — успеваю пробормотать я, прежде чем он протягивает руки и обнимает меня так крепко, что едва могу дышать.

— Тейлор... Я... — Он маниакально смеется. Кто-то подсунул ему что-то во время обеда?

— Да что такое? Что происходит?!

— Я скоро стану отцом, — наконец выдавливает он едва слышным шепотом.

Я шарахаюсь назад, вскинув руками.

— Что?!

О чем он говорит? Мы же работаем. Отцом? Что? Как? Кого он оплодотворил?

Джереми закрывает рот рукой и качает головой. Ну, зато теперь становится очевидна причина красных глаз, учитывая, что они наполняются слезами. Он плакал.

От радости.

— Джереми, это... — Мой голос срывается. — Это отличная новость.

Больше всего на свете я желаю Джереми счастья, и прямо сейчас он счастлив. Он в явном восторге от этой новости. Новости, которая переворачивает его мир с ног на голову.

— До сих пор не могу в это поверить. Я только что разговаривал с Хлоей по телефону. Она пыталась дозвониться до меня весь день. Срок уже шесть месяцев.

— Шесть месяцев?! Неужели по ней не заметно?

Мое сердце бешено стучит, пока я пытаюсь обработать все эти новости.

Он кивает и вытирает слезы со щек.

— Она всегда была аппетитной... Наверное, мне стоило быть повнимательней, но сейчас это уже не важно. Она сказала, что у нас будет маленькая девочка, и хочет назвать ее Жаклин в честь бабушки. Хлоя боялась моей реакции, поэтому так долго молчала. Вот почему она так пыталась позвонить мне сегодня, а не дожидаться моего возвращения домой. Она переживала, что я от них откажусь.

Я никак не могу это переварить. У Джереми были цели. Он хотел выбраться из долгов и свить собственное гнездышко. Я рада за него… Я... Я...

И что же теперь будет?

А будет вот что: Джереми переезжает.

В Сан-Антонио, где у Хлои живут дядя и тетя. Они хотят им помочь. Ее дядя управляет автосалоном и готов взять на работу Джереми.

— Для нас это прекрасная возможность.

— Лучше этой? — уточняю я, чувствуя себя полной идиоткой из-за того, что вообще заговорила об этом. Я просто все еще в шоке.

Он встречается со мной глазами, полными страдания. Я чувствую себя ужасно. Ему нужно наслаждаться этим моментом, но как это возможно, когда я стою здесь, как пиявка, высасывающая радость?

— Хлоя твердо намерена отправиться в Сан-Антонио, и я не могу её бросить. Я должен делать то, что лучше для моей семьи.

Семья.

Верно.

Хлоя и Жаклин - семья Джереми. А вот у меня больше нет страховки в лице Джереми. Я не могу сейчас уехать с ним в Оук Дейл, потому что мне не на чем будет вернуться сюда в понедельник. Будь у Макса машина, я бы могла поехать с ним, вот только Джереми сказал, что тот сам ездит с другим парнем. Точно он не уверен, а номера Макса у нас нет. Я чувствую, что нахожусь на грани слез, но не могу разрыдаться перед Джереми. Не могу заплакать и испортить радостный для него момент еще сильнее, чем уже испортила.

— Эй, почему бы мне просто не отвезти тебя сюда в понедельник? — предлагает Джереми, но я качаю головой.

— Не, это глупо. У тебя много... дел, а я не против остаться здесь. Сейчас только заберу вещи из пикапа.

Он хмурится.

— Где ты собираешься спать? Можешь занять мою койку.

Это конечно вариант, но я бы предпочла не спать в бараке и не пользоваться общим душем без Джереми.

Судя по всему, настало время возвращаться в розовый домик.

* * *

Лагерь превратился в город-призрак. Никого нет. Вскоре уехали и оставшиеся автомобили. Осталась только я... и олень, жующий траву в паре ярдов от меня. Я пытаюсь подойти поближе, но он пугается и убегает. Ну, вот и всё, теперь только я. План мой оказался совсем не продуманным. Если честно, то я даже не уверена, что здесь разрешено оставаться на выходные. С другой стороны, если никого нет, то на меня никто не пожалуется, правда?

Я тащу вещи через лагерь в розовый домик. Мне сразу вспоминается первый день – дом тихий и уединенный. Открыв скрипучую дверь, смотрю на койку Итана, все еще идеально застеленную после моей утренней уборки. Он не забрал с собой все вещи. На комоде лежит бейсболка, а в ящиках кое-какая одежда. Я распаковываю сумку (на этот раз, надеюсь, надолго) и пытаюсь дозвониться до мамы. Три попытки не приносят никаких успехов, и я готова швырнуть мобильник через лес. Проклинаю телефонных операторов и недостаток телефонных вышек в середине нигде.

Когда гнев не угасает, я вылетаю из домика, спускаю зад по лестнице и испускаю душераздирающий жизнь-не-может-быть-настолько-несправедливой крик. Птицы взлетают с близрастущих деревьев, очевидно, испугавшись меня. Я сама себя боюсь.

Но существует такое понятие, как «чересчур».

С этим не справиться ни один человек. У всех есть предел, и, походу, своего я достигла.

Мне так понравилось орать, что я это повторила.

И еще.

Этот из-за нашей разваливающейся по частям машины и нулей на банковском счете, из-за унылых перспектив в будущей работе, если с «Локвуд Констракшн» ничего не срастётся. Этот из-за неудачников, с которыми встречалась, и из-за неудачников, которые смогли заделать маме детей, но не смогли остаться. Этот из-за мистера Харриса и его плотоядных взглядов в мотеле. Этот из-за увольнения Джереми. Этот из-за Итана, который оказался в том в баре в минуту моего отчаяния. Этот из-за того, что выбрала его, а не любого другого мужчину. Этот из-за того, что хочу ненавидеть его так же сильно, как он ненавидит меня.

Я втягиваю кислород, словно меня продержали под водой несколько часов. Легкие наполняются и опустошаются, пока сердце колотится о ребра.

Вот мне и полегчало.

Крики оказались полезны для моего душевного спокойствия.

Я бросаю взгляд на телефон в руке, но не ощущаю нервозности. Уже не хочу ни с кем разговаривать. У меня дела. Мне предстоит превратить эту хибару в дом, и для начала надо бы собрать полевые цветы. Вокруг их видимо-невидимо. Мне приглянулись большие желтые, и их-то я и срываю. Я едва умещаю букет в руке, когда рву еще и маленькие белые бутоны, напоминающие миниатюрные маргаритки. Наполняю ведро из столовой водой и отношу его в домик, чтобы поставить в центр стола в качестве вазы для собранных цветов.

После раскладываю туалетные принадлежности в ванной, занимая половину пространства на раковине, дабы подчеркнуть тот факт, что я вернулась и принадлежу этому месту. С таким же успехом можно было нарисовать помадой сердечко на зеркале.

Моя застеленная чистым постельным бельем кровать так и манит. Мне все равно особо нечем заняться, и я уже несколько дней (по ощущениям, несколько лет) нормально не спала, поэтому забираюсь на койку, закрываю глаза и спустя пару мгновений отрубаюсь.

Проспав как убитая, я открываю глаза еще до рассвета. Все тревоги прошлого дня возвращаются с новой силой, но у меня нет выбора, кроме как идти вперед в надежде, что неприятности не смогут меня догнать. Включаю светильник, заправляю постель, принимаю душ и иду в столовую. Помощь на кухне не прошла даром – теперь я знаю, где находится то, что мне надо. Заливаю хлопья для завтрака молоком, чувствуя себя виноватой, что вообще взяла продукты. Никто ведь не будет возражать, правда?

Встречаю рассвет на улице с миской в руках.

Затем пытаюсь еще раз дозвониться, и, аллилуйя, идут гудки! Вот только никто не отвечает, что выбивает из меня надежду. Как они смеют там преспокойно спать?! И что с того, что сейчас безбожно рано?!

Я оставляю сообщение, когда меня переводят на голосовую почту.

— Приветик, мам! Я не уверена, что ты уже говорила с Джереми, но он обещал позвонить тебе, как только вернется в Оук Дейл, потому что здесь убогая связь. Они с Хлоей переезжают в Сан-Антонио. Хлоя беременна. Это... Эм ... Он сам всё объяснит. Он станет отцом. Представляешь? В общем-то, я звоню сказать, что не вернусь домой в эти выходные. Я побоялась, что не смогу уехать в понедельник из Оук Дейла, поэтому решила остаться. И еще, — я смотрю, насупившись, на землю, — я скучаю по вам, ребята.

Голосовая почта обрывается, что к лучшему – я уже начала нести ерунду. Во мне назревало чувство тоски по дому, а я не хочу этому потакать. Сегодня великолепная суббота, и я свободна как ветер в поле. Я могу делать все, что захочу! Ну, то есть могу делать все, что захочу, учитывая мое нахождение посреди леса.

В порыве гениальности я возвращаюсь в розовый домик за чистым полотенцем и кое-какой одеждой, которую не жалко намочить. Уже у двери моё внимание привлекает книга Брэндона Сандерсона в мягкой обложке у кровати Итана. Не раздумывая, я хватаю её и беру с собой на озеро. Я провожу там большую часть дня, читая и греясь на солнышке. Почувствовав некую храбрость, подкрадываюсь к краю озера и погружаю пальцы ног в воду. Холодная (хотя после долгого пребывания на солнце скорее освежающая) и такая чистая, манящая, что я не могу устоять. Я ныряю и плаваю до боли в мышцах. Затем возвращаюсь на берег, вытираюсь полотенцем, читаю, плаваю и так по кругу, пока желудок не начинает возмущаться от голода. В столовой делаю себе сэндвич и выхожу на улицу с книгой, чтобы посидеть там же, где мы собирались после ужина последние несколько дней. Мы собирались вокруг костра и наслаждались бренчанием Майка на гитаре.

Сейчас нет никакого костра, как и людей в лагере, но книга меня по-настоящему захватила, что идеально – у меня полно времени, так что я могу позволить себе читать в одиночестве сутки напролет.

На следующий день мое расписание повторяется, разве что я дольше плаваю и после этого дремлю под кроной сосенок. Я резко открываю глаза от шума. Это группа оленей неподалёку жует траву. Я совершенно неподвижно наблюдаю за двумя пятнистыми оленятами, которые время от времени прижимаются к маме, чтобы попить молока. Они такие крошечные и неуклюжие, и судя по всему, любят покушать. Я хихикаю, когда один из них отталкивает другого. Голова оленихи поднимается на мой смех, и она убегает. Ее потомство быстро следует за ней. Эти трое напомнили мне родных, но это не наполнило меня печалью. Я чувствую надежду, потому как поступаю правильно ради мамы и Маккенны. Здесь я заработаю денег больше, чем в Оук Дейле. Уход Джереми вовсе не предвестник надвигающейся беды. Я подружилась с несколькими парнями и потихоньку начинаю вливаться в коллектив.

С этой мыслью я бросаю полотенце и ныряю обратно в озеро, чтобы еще раз поплавать, прежде чем мокрой тащиться обратно в лагерь.

Солнце в конце весны не особо греет, поэтому я дрожу, возвращаясь в домик. Переодеваюсь и перекусываю, после чего устраиваюсь на крыльце и опять читаю. Развязка книги уже близка, но сейчас меня убивает неизвестность. Автор приближает читателя к эпической битве, и мне надо ускориться, если хочу закончить книгу до возвращения Итана.

Я дрожу от поднявшегося ветра, не обращая внимания на время. Я была слишком голодна, чтобы сходить в душ раньше, но вернувшись в теплый домик, бросаю взгляд на алюминиевую ванну в углу. Там есть сток, так что можно немного понежиться в ванне, тем более что во время моей очередной уборки я ее вычистила. В душевых лагеря нет горячей воды – только адская ледяная вода из колодцев, поэтому мытье в них означало быстрое споласкивание, сопровождаемое стуком зубов и гусиной кожей по всему телу.

Горячая ванна звучит как роскошь, от которой не могу отказаться, даже если это означает нагревание воды в столовой и таскание ее в розовый домик. Руки дрожат от напряжения, но когда я опускаю ладонь в наполовину заполненную ванну, я практически стону от удовольствия. Вода достаточно остыла, чтобы не обжечь кожу, но все еще достаточно горячая, чтобы облегчить боль в мышцах. После раздеваюсь и залезаю в неё.

Помыв руки и ноги, втираю в волосы кондиционер и позволяю ему впитаться, откинув голову и закрыв глаза. В воздухе витает аромат геля для душа с цветочными нотками. Хотелось бы мне, чтобы это длилось вечно, но надо бы закругляться. Открываю глаза и пытаюсь дотянуться до книги, чтобы дочитать оставшиеся несколько страниц. Книгу нужно вернуть на место до прихода Итана, чтобы он не знал, что я заимствовала ее в выходные.

Подушечки рук и ног сморщиваются, превратившись в чернослив, а вода остывает еще на несколько градусов, но я переворачиваю страницу за страницей, желая знать, чем же всё закончиться.

Меня настолько захватил стремительный финал, что не замечаю ни скрипа лестницы на крыльце, ни звука открывающейся двери. В своем мирке я всё ещё одна в домике, но как только я поднимаю взгляд, оторвавшись от книги, я вижу застывшего в дверях Итана.

Вскрикнув, роняю книгу, которая незамедлительно приземляясь в воду с громким «бульк». Мои глаза расширяются, но не потому, что я голая, а потому что Я БЫЛА В ДВУХ СТРАНИЦАХ ДО РАЗВЯЗКИ, а теперь... ТЕПЕРЬ книга промокла насквозь!

— Нет, нет, нет!

Я пытаюсь вытащить ее из воды и отряхнуть. Вода попадает мне в глаза, но кого это волнует?!

Переваливаюсь через край ванны и промокаю книгу полотенцем в тщетной попытке ее высушить.

— Мне очень, очень жаль!

Я не хотела, чтобы он знал, что читаю его книгу. Но теперь он не только в курсе, что я читала ее без спроса, так вдобавок и испортила.

Я бессвязно бормочу, ворочая книгу, но как только добираюсь до середины, тонкие страницы отклеиваются от переплета прямо у меня в руках.

— Господи, — стонет Итан, шагнув вперед. — О чем ты говоришь?

Он выдергивает полотенце из-под книги и оборачивает им меня.

Ах да, на мне ничего нет.

Я нагишом.

Решаю взглянуть на Итана, который с руками на бёдрах и хмурым лицом таращится на книгу.

— Прости, — бормочу я, но вряд ли мне помогут извинения.