Щелк-щелк…

Опьянев от вина, которое я открыла после ухода Карима, я уснула на диване. Шея затекла от сна в неудобной позе.

Щелк…

Я приподнялась. Комнату освещал телевизор, беззвучно транслировавший рекламу товаров для дома. Над креслом, где лежала Хейден, кто-то склонился. Я не издала ни звука – не смогла. Я не могла дышать. Какое-то мгновение я была уверена, что вижу склизкое многоногое чудовище – ту тварь, которая жила под кроватью! – но потом существо шевельнулось… и я поняла, что это Марк. Конечно же, это был Марк.

Щелк…

– Что ты делаешь? – прошептала я.

Он застыл, затем оглянулся через плечо. Было слишком темно, поэтому я не разглядела его глаз, но в правой руке он держал что-то металлическое, судя по отблескам света. «О черт, у него нож!» Не обращая на меня внимания, он повернулся к Хейден.

Щелк…

Светлый локон упал на паркет. Волосы Хейден. «Он остригает ей волосы, пока она спит».

– Отойди от нее, Марк. Отойди от нее немедленно. – Я говорила спокойно и холодно.

Я не могла позволить себе впасть в панику. Если я дернусь в его сторону или Хейден вдруг проснется, она может серьезно пострадать. Отстраненность и собранность – те качества, которые проявились во мне в первые минуты после смерти Мирей, – взяли верх, когда они были мне нужны.

Марк мотнул головой в мою сторону и отошел от кресла. Рассеянно пробормотав: «Прости», он положил ножницы на журнальный столик и вышел из комнаты.

Я бросилась к Хейден – к счастью, она все еще спала – и убрала срезанные локоны с ее лица. В полумраке я не могла определить, сколько волос он срезал, но целая прядь упала на паркет, когда я погладила Хейден по голове. Малышка шевельнулась.

– Мамуля… Хейди хочет спатки.

– Я знаю, мартышка.

Надеясь, что ледяной холод мыслей останется со мной еще на несколько минут, я взяла на руки разгоряченное тельце Хейден и помчалась на второй этаж. Прижимая малышку одной рукой к себе и не обращая внимания на ее сонное ворчание, я достала сумку, запихнула туда белье и одежду, потом перетащила сумку в комнату Хейден и бросила в нее несколько футболок, шортов и игрушек, хватая все, что подворачивалось под руку. В последнюю минуту я еще успела заглянуть в ванную и прихватить косметичку. В этот момент, как и в Париже, спокойствие отступило.

Меня охватил лихорадочный ужас. «Убирайся отсюда, скорее!»

Надрываясь под весом Хейден и сумки, я спустилась на первый этаж, ожидая, что Марк вот-вот набросится на нас из темноты или дорогу нам перебежит то многоногое чудовище – на этот раз у него появится лицо, лицо Марка, это будет лицо Марка! – но ничего такого не случилось. Я поспешно достала из сумки ключи, вышла за ворота и побежала к автомобилю. Хейден уже полностью проснулась и захлебывалась плачем у меня на руках, но я не рискнула остановиться и успокоить ее. Усадив малышку в машину, я поспешно пристегнула ее, стараясь не обращать внимания на всхлипы, села за руль и рванула с места.

Мне чудом удалось не разбиться той ночью. Гнев на Марка пульсировал в моем теле, поднимался жаркой волной, и я больше ни на чем не могла сосредоточиться. Теперь, вспоминая об этом, я понимаю, что побег из дома вместе с Хейден был решением не только глупым, но опасным. После пива с Каримом и половины бутылки вина на голый желудок я была не в лучшем состоянии для того, чтобы вести машину. В районе Уорчестера здравый смысл взял верх, и я, перестав вдавливать в пол педаль газа, сбросила скорость. Впервые с тех пор, как я усадила Хейден в автокресло, я взглянула в зеркало, чтобы удостовериться, все ли с ней в порядке. Малышка уснула, ее голова склонилась к груди. Волосы на левой стороне головы торчали беспорядочными лохмами.

Только съехав с автострады на пустынную проселочную дорогу, я пожалела о своем решении сбежать к родителям. Можно было вернуться в город и остановиться в гостинице, но мне нужны были люди на моей стороне. Нельзя показывать им Хейден в таком виде – под обрезанными волосами просматривалась кожа головы. Удостоверившись, что вокруг нет никого подозрительного, я остановила машину рядом с какой-то безлюдной фермой неподалеку от Эшбери и разбудила Хейден. Достав из косметички маникюрные ножницы, я подравняла малышке волосы, как могла. Хейден даже не протестовала – может быть, ей передалось мое отчаяние. После робкого «Что ты делаешь, мамуля?» она прекратила вертеться в кресле и покорно вытерпела эту импровизированную стрижку. Почему-то мне захотелось собрать волосы и увезти с собой – по непонятной причине тогда мне казалось опасным бросать их на дороге, – но я спрятала их под камнем и уехала.

В час ночи я остановилась на подъездной дорожке перед гостиницей моих родителей. В доме было темно и тихо, и я помедлила, не решаясь нажимать на звонок. Нужно как-то объяснить мое появление, но что я могла сказать? Правду говорить не стоило. Это настроит их против Марка раз и навсегда.

– Да? – донесся из домофона папин голос.

– Пап? Пап, это я. Можно мне войти?

– Стефани? Это ты, солнышко? – Видимо, мама стояла рядом с ним.

– Пожалуйста, впусти меня, пап.

– Держись, солнышко, я сейчас выйду к тебе.

И только тогда я разрыдалась. Я сдерживалась изо всех сил, вытирая слезы. Нужно выглядеть спокойной. Открылись ворота, я подъехала к дому и резко затормозила, а потом вывалилась из машины – прямо в объятия папы. Мама суетилась вокруг, что-то говорила…

– Ты возьмешь Хейден, мам? – удалось произнести мне.

– Конечно. Но, Стефани, что случилось? Что-то случилось? Почему ты не позвонила? Ты ехала от самого Кейптауна? В такое время суток? Где Марк?

– Все в порядке. Мы поссорились, мам. Не волнуйся, ничего серьезного. Мне просто нужно было выбраться из дома. – Я изо всех сил делала вид, что сожалею о своем побеге. – Я слишком бурно отреагировала. У нас обоих было слишком много стресса в последнее время.

Они не поверили мне, но я заметила, как папа выразительно посмотрел на маму, взглядом уговаривая ее не расспрашивать меня прямо сейчас. Я была безмерно благодарна ему за это.

– Ох, Стефи… – устало выдохнула мама. – Папа съездил бы за тобой.

Когда мама взяла Хейден на руки, девочка немного успокоилась. Мама отнесла ее в гостевую комнату, и малышка уснула уже через секунду после того, как ее уложили в постель. Я сбросила туфли и, не раздеваясь, залезла на кровать рядом с ней, сказав маме, что мне просто нужно выспаться. Родители вернулись к себе в спальню, оставив меня в темноте.

На следующий день я проснулась около двух, не понимая, где нахожусь. Хейден рядом не было, и я вскочила, на мгновение подумав, что Марк пробрался сюда среди ночи и украл ее. Но затем я услышала ее смех в саду, и иррациональная паника отступила. Я выглянула в окно. Хейден помогала маме пропалывать цветы на клумбах вокруг гостиницы. Теперь, когда страх угас, вернулся гнев. Черт бы побрал этого Марка! Да пошел он…

Я с остервенением почистила зубы, оцарапав десна, надела чистую футболку, спустилась на первый этаж и вышла в сад – мне хотелось послушать смех Хейден. Малышка рассеянно помахала мне рукой и вернулась к прополке. Сегодня она выглядела намного лучше – похоже, простуда отступила.

– Стафани… – Мама поспешно подошла ко мне. – Ты хорошо спала?

– Да, спасибо, – машинально ответила я.

И тут меня осенило – я ведь действительно отлично выспалась, впервые за неделю. И не просто за неделю. Я уже давно так хорошо не спала. Да, я ощущала легкое похмелье, но в остальном голова у меня была ясной, точно мой мозг окатило холодной водой.

– Стефи… Что случилось с волосами Хейден?

«Начинается».

– У нее жвачка запуталась в волосах. Я пыталась ее вырезать и немного напортачила.

Мама пристально посмотрела на меня:

– Ну надо же! И откуда у нее взялась жвачка?

– Не знаю. – Я растянула губы в лицемерной улыбке.

Хейден, смеясь, протянула бабушке букетик из выполотых сорняков и пары цветков. Мама вручила ей вазочку и опять подошла ко мне.

– Стефани… – Она понизила голос. – Твой отец говорит, что не следует тебя расспрашивать, но, может быть, ты скажешь, почему вчера приехала так поздно? Я волнуюсь за тебя, родная. Что-то случилось с Марком? Он…

– Не сейчас, мам! – выкрикнула я, и мама отшатнулась. – Ты не против, если я приготовлю себе завтрак? – уже мягче добавила я.

– Сейчас я тебя чем-нибудь угощу. – Мама отряхнула руки.

– Все в порядке, мам. Побудь пока с Хейден.

– Стефи… Ты же знаешь, что можешь оставаться тут сколько захочешь. Все комнаты свободны до следующей недели, но даже тогда места хватит. Это твой дом.

Так ли это? Я задумалась. Мой дом должен быть в Кейптауне, с Марком. Не такой я представляла свою жизнь: я определенно не собиралась мчаться к маме и папе всякий раз, когда у меня возникали проблемы. Но это не просто проблема. Речь идет не просто о какой-то мелкой размолвке между супругами. Вчерашний гнев снова разгорался во мне.

Я поцеловала маму в щеку и отправилась в кухню. Тут все было привычным для меня с самого детства: старенькая мебель, выцветшая дубовая обивка стен, занавески с цветочным узором и оборочками, мамина коллекция безделушек. Уют кухни успокаивал. Здесь я чувствовала себя в безопасности – давно забытое чувство. Я достала из холодильника бекон и, не думая, что делаю, побросала ломтики на сковороду.

Я знала, что мне нужно определиться. Моему браку конец? Меня охватило чувство жалости к себе. У меня нет работы, нет денег… Бекон зашипел, кипящий жир брызнул мне на руку. Я этого не заметила. Отрезав два толстых ломтя хлеба, я сделала себе бутерброд. Есть не хотелось, но я заставила себя позавтракать, стоя над мойкой и глядя в окно.

Чья-то рука опустилась на мое плечо.

– Не ешь всухомятку, солнышко. – Папа встал рядом со мной перед окном. – Мама любит, когда ты привозишь Хейден… – Он кашлянул. – Стефани… Я сказал маме, чтобы она не приставала к тебе с расспросами, но я должен знать. Марк что-то сделал с тобой? Или с Хейден? – Его лицо оставалось спокойным, но глаза сверкали.

– Нет, пап. Он… Нам просто нужно провести какое-то время порознь, вот и все. Мы с Хейден уедем отсюда, как только сможем.

– Солнышко, это твой дом.

«Это не мой дом».

– Я знаю, что тебе не нравился Марк, пап.

«Нравился…» Это слово в прошедшем времени само сорвалось у меня с языка, как будто наши с Марком отношения действительно закончились.

– Да. Это правда. Я не стану этого отрицать, солнышко. Но он твой муж. Это твой выбор. И какое бы решение ты ни приняла, мы тебя поддержим.

Мне почему-то вспомнилась наша скромная свадьба. Мы зарегистрировали брак в Кейптаунском магистрате и устроили вечеринку в ресторане «Пять пядениц». Пришли мои родители, Клара и несколько ближайших друзей Марка. Еда была отличной, но атмосфера – напряженной, потому что гости поделились на две группы: мои родители смущенно устроились на одном конце стола, Клара и остальные – на другом. Кто-то – скорее всего, Клара – ехидно предложил, мол, пусть мой папа произнесет тост. Папе было очень неловко, он ненавидит привлекать к себе внимание, но он сумел выкрутиться и даже нашел, что хорошего сказать о моем муже.

– Спасибо, пап.

Он постоял со мной еще немного, потом вышел из кухни – как всегда, ему нужно было что-то починить или смастерить для гостиницы.

Пока Хейден развлекалась в саду, я убрала в кухне, а потом поплелась на второй этаж к своему ноутбуку, в комнату, ставшую для меня убежищем. Не обращая внимания на письма, я лихорадочно просмотрела вакансии, разослала свое резюме кому только могла и зарегистрировалась на трех сайтах по трудоустройству. Нужно было так поступить еще несколько месяцев назад. Маниакальный порыв сделать что-то практичное помог мне расслабиться. Будущее уже не казалось таким мрачным. «И подумать только, – с напускной бодростью сказала себе я, – вскоре твою книгу опубликуют!» Я решила, что завтра, когда мой гнев немного утихнет, я свяжусь с Марком и потребую, чтобы он лег на обследование в государственную психиатрическую больницу или что-то в этом роде – главное, чтобы ему помогли. Я настою, чтобы он съехал из дома и не возвращался, пока не выздоровеет, – вчера мне не пришло в голову, что это он должен уйти, а не я. Вот только… действительно ли мне стоит возвращаться в тот дом? Мне подумалось, что вчера та многоногая тварь не являлась мне в кошмарах. Я обвела взглядом комнату: занавесочки с оборками, пастельного цвета стены с милыми акварельными картинами, которые мама приобрела оптом на распродаже в мебельном магазине. Чем бы ни было то чудовище, оно не последовало за нами сюда.

В тот день я не звонила Марку, а он не позвонил мне. Я периодически проверяла свой телефон, но мне приходил только какой-то спам от провайдера.

Вечером мама в очередной раз попыталась выведать у меня подробности случившегося, но я отмахнулась, успокоив ее ложью о том, что у Марка много проблем на работе и ему нужно побыть одному. Мы с папой посмотрели регби, пока мама искупала и накормила Хейден. Я даже ничего не сказала, видя, что мама дает малышке рыбные палочки с майонезом, – сейчас мне было не до здоровой пищи. Спать я легла рано.

И опять мне ничего не снилось. Я чувствовала себя отдохнувшей и расслабившейся, будто несколько часов отмокала в горячей ванне. То ли мама, то ли папа, но кто-то оставил на моем прикроватном столике чашку кофе и тарелку с тостами. Тосты остыли, а кофе был едва теплым, но пить его было приятно. Я потянулась и подошла к окну. Хейден помогала маме развешивать белье, хихикая и гоняя птиц, слетевшихся к кормушке на залитой солнцем лужайке. Взяв ноутбук, я вернулась под одеяло.

Увидев письмо от канадского литературного агента, я ощутила очередной приступ паники. Я настолько ожидала отказа, что мне пришлось прочесть текст два раза, прежде чем я поняла его смысл: эта женщина предлагала мне свои услуги. Мне сразу же захотелось поделиться с Марком хорошими новостями, увидеть гордость на его лице, услышать ее в его голосе.

«Ты не можешь. Ты его бросила. Ты оставила его в том доме и сбежала».

Я имела право злиться после того, что он сотворил с Хейден. Конечно, я имела право злиться, но Марк болен. Насколько я могла понять, он переживал тяжелый нервный срыв. И вместо того чтобы помочь ему, я сбежала.

Я оставила его одного в том доме.

Охваченная стыдом, я бросилась к телефону, чуть не опрокинув чашку с кофе, и набрала его номер, но включился автоответчик. Я отправила ему сообщение с просьбой перезвонить.

Разволновавшись, я съела остывшие жесткие тосты, хотя у меня не было аппетита. Затем еще раз перечитала письмо от агента и даже сумела сформулировать вежливый ответ – дескать, я принимаю предложение. Я надеялась, что мое письмо не покажется ей слишком восторженным и подобострастным.

Письмо литературного агента я отправила Марку, а затем просмотрела другие входящие сообщения. Карим написал мне в «Фейсбуке», отчего мне стало совсем совестно, и я удалила его сообщение, не читая. Еще пришло письмо от какого-то ле Круа. Мне потребовалось время, чтобы вспомнить это имя. Точно, это же директор того французского агентства по недвижимости, я писала ему по поводу дома Пети. Я равнодушно открыла письмо – сейчас меня больше волновали новости о моей книге и чувства к Марку.

Мадам Декок!

Пишу вам в ответ на просьбу поделиться информацией, но вы должны понять, что после этого я уже не смогу вам помогать и со всем уважением прошу больше не обращаться ко мне по этому вопросу.

Впервые я узнал об упомянутом вами здании около двадцати лет назад, когда ко мне обратился месье Филип Гюэрин с просьбой представлять его интересы. Много лет здание оставалось заброшенным, после чего месье Гюэрин выкупил его, отремонтировал квартиры и попросил меня найти ему арендаторов.

Вначале я подумал, что это простая задача. Многих людей заинтересовало мое предложение, поскольку дом находится в престижном районе, а сами помещения достаточно просторные. Но люди приходили, смотрели квартиры и отказывались их снимать – снова и снова. Некоторые говорили, что чувствуют une mauvaise ambiance [42] , но в основном клиенты не могли описать, что именно им не нравится в этом здании. Сам я не мог понять, что же происходит, потому что ничего подобного не ощущал. Мы постепенно снижали цену за аренду, поэтому, естественно, нам все-таки удалось привлечь жильцов, но все въехавшие не оставались там надолго, никто не продлевал срок аренды, и здание постоянно в той или иной степени пустовало. Жильцов не хватало. И так продолжалось много лет. В какой-то момент у месье Гюэрина начались проблемы со здоровьем, и потому он решил продать это здание, но не смог, поскольку уже вложил в него огромные деньги, а продажа дома принесла бы ему только потери: в этот момент во Франции разразился экономический кризис.

Я был разочарован тем, что не смог обеспечить месье Гюэрина арендаторами, но я знаю, что впоследствии он обращался во многие другие агентства по недвижимости, надеясь, что им повезет больше. Насколько мне известно, они тоже не преуспели в этом начинании. Мы даже провели тщательнейшее обследование здания, но не обнаружили никаких источников подобного негативного влияния на людей. Потрясенный тем фактом, что многие люди сочли это здание «жутким», я решил изучить его историю.

Должен сразу оговориться, что я не верю в les fantômes [43] . Не верил тогда и не верю до сих пор. Также еще раз подчеркну, что сам я никогда не испытывал никаких странных ощущений в доме месье Гюэрина и не замечал там ничего удивительного за все те годы, когда представлял его интересы.

Владельцы здания не раз менялись, поэтому мне было нелегко получить надежную информацию. Я решил поговорить с торговцами, работавшими в том районе, и они поведали мне, что, по слухам, в семидесятые годы в этом здании действительно случилось что-то ужасное. Никто не знал подробностей, но мне предложили обратиться к владельцу кальян-бара неподалеку – мол, он прожил здесь много лет. Также меня предупредили, что он не любит говорить на эту тему. Я начал захаживать в этот бар каждый вечер, чтобы пропустить стаканчик на ночь, и вскоре владелец – ныне уже покойный – начал доверять мне. Мне везет, да и обаянием природа меня не обделила, поэтому однажды вечером я воспользовался этим и за бутылкой отличной анисовой настойки мне удалось развязать старику язык.

Он сказал, что в 1970-х здание уже требовало ремонта, но там все еще жило много семей, в том числе и семья консьержа – он сам, его жена и две дочери (я не знаю, в какой именно квартире они проживали). Владелец кальян-бара не был близко знаком с этим консьержем, но слышал, что тот был ветераном le Guerre d ’ algerie [44] , получил ранение и очень пострадал психологически из-за ужасов, свидетелем которых стал. Он вернулся во Францию со своей женой-алжиркой и устроился на работу консьержем. Через несколько лет у них родились две дочери. Владелец бара сказал, что консьерж был тихим человеком и во всем полагался на жену. Семья была бедной, но дружной и в целом жила счастливо. Затем жена консьержа заболела. Болезнь была долгой и изматывающей, много месяцев женщина балансировала на грани жизни и смерти и в конце концов умерла.

Консьерж начал спиваться от горя, забросил работу и дочерей. Хозяин здания не раз предупреждал его, но он не изменил своего поведения. Владелец кальян-бара сказал мне, что консьержа словно подменили. Они с женой очень любили друг друга – и после ее смерти его дух был сломлен, а сердце разбито. Консьерж влез в долги, в какой-то момент его уволили – и сказали освободить квартиру. Идти ему было некуда.

Его тело обнаружила во дворе старшая дочь, вернувшаяся из школы. Считается, что он выбросился из окна одного из верхних этажей.

Меня чуть не вырвало только что выпитым кофе. «Мирей», – подумала я и продолжила читать:

Но это не самая трагическая часть истории. Старшая дочь обнаружила тело младшей в подвале здания. Отец сотворил с девочкой ужасное перед ее смертью. И расчленил тело. Владелец кальян-бара не знал, что случилось с выжившей дочерью после того, как она увидела все это.

Мирей? Может быть, Мирей и была этой старшей дочерью. Судя по ее возрасту, она могла родиться в шестидесятые. Да и как тут не подумать о комнате Мирей на чердаке и о ее картинах – все эти дети с печальными глазами? А еще та бумажка, которую я нашла в кухне в квартире Пети. Ребенок, написавший то сочинение, – возможно, это была младшая сестра Мирей? – намекал, что отец винит ее в болезни матери. Может быть, поэтому консьерж убил свою младшую дочь?

В конце письма директор агентства по недвижимости добавил:

Как я уже говорил, больше я ничем не могу вам помочь. Возможно, вы могли бы узнать больше подробностей, изучив сообщения парижских газет. Кроме того, я не знаю, является ли месье Гюэрин владельцем здания на данный момент, и не обладаю никакой информацией о la famille Petit [45] . Привожу последний телефонный номер месье Гюэрина, который у меня был. Возможно, он сможет вам помочь.

Письмо заканчивалось этим номером. Я прогуглила телефонный код города, 02 – пригород Парижа.

Вай-фай в гостинице не позволял воспользоваться «Скайпом», поэтому я спустилась на первый этаж, взяла в кухне беспроводной городской телефон и вернулась в комнату. Не обдумывая дальнейший план действий, я набрала номер. В трубке слышались бесконечные гудки, а я все ждала и ждала, не зная, действительно ли хочу, чтобы кто-то взял трубку. У меня вспотели ладони. Я насчитала двадцать гудков, потом двадцать пять. Наконец послышался щелчок и чье-то покашливание.

– Oui?

Я вздрогнула, чувствуя, что краснею.

– Э… Здравствуйте. Parlez-vous anglais?

Последовала долгая пауза.

– Oui. Немного. – Кашель. – Вы кто?

Голос был старческий, прерываемый каким-то шипением, как будто мужчина дышал в кислородную маску.

«Дарт Вейдер. Ты говоришь с Дартом Вейдером».

Я едва сдержала горький смешок.

– Меня зовут Стефани. Стефани Декок. Я говорю с месье Гюэрином?

– Oui. – Пауза, шипение. – C’est moi.

– Месье, простите, что беспокою, но не могли бы вы сказать, владеете ли вы еще домом в Париже? – Я назвала адрес.

– Oui. Pourquoi?

– Я останавливалась в квартире в вашем здании и надеялась, что вы могли бы…

– Нет, мадам. Это невозможно.

– Простите?

– Здание пустое. Никто не живет. – Шипение, пауза. – Э… un moment.

Еще одна пауза, на этот раз дольше. Я услышала чьи-то голоса в отдалении и сумела разобрать слова Papa и Anglais. Потом – какой-то щелчок.

– Allo? Qui est-ce? Кто это? – На этот раз голос был моложе.

Я повторила свое имя.

– Мой отец не знает никого из Англии. Вы ошиблись номером.

– Погодите! Я не из Англии. Я из Южной Африки. Afrique du Sud.

– Этот телефонный номер… Откуда он у вас? – В голосе слышалось любопытство, мужчина говорил уже не так раздраженно.

– Его мне дал месье ле Круа. Он был… – Я попыталась подобрать слово на французском, – immobilier месье Гюэрина. Я надеялась поговорить с месье Гюэрином о…

– Это невозможно. Мой отец очень болен.

– Я понимаю, но… месье, прошу вас, это очень важно. Может быть, вы мне поможете?

– Помогу вам? Non. Я не могу вам помочь, и сейчас я должен идти…

– Пожалуйста! – Я перебила его, надеясь, что он не повесит трубку. – Прошу вас! Пять минут – вот и все. Мне нужны ответы.

Мужчина вздохнул – и я восприняла это как «да».

– Одну из квартир в доме неподалеку от Рю-Пигаль рекламировала на сайте обмена жильем супружеская пара, назвавшаяся Пети. Этот дом принадлежит вашему отцу. Мы с мужем остановились в квартире этих Пети, они же должны были приехать в ЮАР и пожить у нас, но так и не появились.

Молчание. Теперь я даже дыхания не слышала.

– Алло? Месье? Алло?

– Я здесь.

– Эти Пети… похоже, что их не существует. И… скорее всего, полиция уже связалась с вами или вашим отцом. Видите ли, когда мы там жили, одна женщина, ее зовут Мирей, а фамилию я не знаю… Как бы то ни было, она умерла. Покончила с собой. Месье Пети, я…

Резкий вздох. Я не собиралась называть его так, имя просто сорвалось у меня с языка.

– Я не могу поговорить с вами, мадам. Я не могу вам помочь.

– Прошу вас!

– Мне очень жаль.

– Я знаю историю этого дома. Знаю, что там что-то случилось. Знаю… – «Знаю, что после пребывания в вашем доме мой муж – мой и без того не вполне уравновешенный муж! – полностью слетел с катушек, а еще что-то омерзительное и опасное поселилось в моем доме». – Это вы связались с нами? Вы месье Пети?

– Это не мое имя. – В голосе слышался холод, но мужчина так и не повесил трубку.

– Почему вы хотели, чтобы мы остановились там? Пожалуйста, месье Пети… месье Гюэрин, скажите мне почему. Помогите мне! Вы не понимаете… Мой муж, он… Он… – «Сошел с ума. Он сошел с ума. Мы что-то привезли с собой, что-то привезли из вашего здания».

– Мне очень жаль, – прошептал он.

– Почему вам жаль, месье Пети?

Долгая пауза.

– Мне жаль, что это оказались вы. Merci. Прощайте.

Щелчок – и короткие гудки в трубке. Я набрала номер еще раз, но так и не получила ответа.

«Merci». За что он меня благодарил?

«Je suis désolé». Почему Мирей было жаль?

«Марк… Я должна поговорить с Марком».

И снова на его телефоне включился автоответчик. Я набрала номер еще раз. И еще. Тщетно. Я послала ему еще одно сообщение. И в отчаянии позвонила Кларе. Она тоже не взяла трубку – может быть, она была с ним. Удивительно, но мысль о том, что они вместе, не испугала меня на этот раз – напротив, она внушала надежду. Я оставила ей сообщение: мол, я волнуюсь за Марка, потому что он не берет трубку, и попросила ее заехать к нему, а потом написать мне, все ли в порядке. Я не сказала ей, почему волнуюсь за него – «Пожалуй, тебе стоит спрятать все ножницы, если ты зайдешь в комнату», – и сейчас часто думаю, не сложилось бы все иначе, если бы я так сделала.

Стоит ли мне винить себя в случившемся? Не знаю.

Тогда я могла лишь сидеть и думать о том, что произошло раньше.