Джек вернулся домой, и я сделаю все, лишь бы он принял меня снова. Чтобы почувствовал, что любим, что нужен мне, что мы рождены, чтобы быть вместе.

Я готовлю ему ужин, и пока мы едим, пытаюсь угадать по его лицу, растаял ли наконец лед, потому что разговор не клеится. Я понимаю: то, что он сейчас здесь, ест то, что я приготовила, – само по себе хороший знак.

Проведя какое-то время порознь, мы снова ищем подходы друг к другу. Всего неделя, а кажется, будто прошел целый месяц. Но я рада, что он снова со мной.

После ужина Джек включает телевизор и успевает посмотреть последние кадры предвыборного ролика Боба Девилля. Он сидит на диване с таким видом, как будто смотрит последние тридцать секунд футбольного матча – подавшись вперед, упершись локтями в ноги, зажав коленями ладони. Тело напряжено, словно пружина. Я, словно кошка, убрала ноги под себя. Моя рука лежит на спинке дивана как раз там, где находились бы плечи Джека, если бы он вдруг откинулся назад.

В данный момент это максимально возможная близость. Я бы отдала все на свете, лишь бы стало как раньше. Не знаю, означает ли это, что мы снова вместе. От Джека исходят противоречивые сигналы, и это сбивает с толку.

Мы смотрим на экран, на Боба. Боб сейчас на какой-то фабрике, внимательно слушает парня в рабочей рубашке и с таким лицом, как будто жизнь успела состарить его раньше времени. Кажется, он годится Бобу в отцы, хотя на самом деле годится ему в сыновья.

Вид у Боба серьезный. Он то и дело кивает головой. И на случай, если мы вдруг чего-то не понимаем, высказывает свое мнение. Его голос наложен на кадры. Боб говорит:

– Люди ждут перемен. Они ждут, что кто-то выслушает их, внимательно отнесется к их заботам, их проблемам, их страхам. Им нужен кто-то неравнодушный, кто, узнав о том, что их волнует, станет действовать.

Он говорит это так, как будто декламирует последний монолог Гамлета или читает «Моби Дика». Голос звучит внушительно, завораживает, и вам хочется ему верить, потому что, черт возьми, Боб вещает так убедительно.

Он говорит короткими фразами, которые доносят такую банальную, такую избитую мысль, что ею невозможно никого обидеть, такую до боли знакомую. Нечто такое, что обращено к простым людям, что трогает до глубины души, отражает их надежды и чаяния, даже если слова совершенно пусты и за ними ничего не стоит, – и все это одновременно.

Сами фразы, разумеется, правильные, но по большому счету это лишь слова на бумажке, и если их плохо прочесть, то они прозвучат фальшиво. Боб же отличный чтец. И прирожденный политик – точно так же, как бывают прирожденные художники, писатели, спортсмены… Но на самом деле это огромное заблуждение. Потому что творческие личности или те, кто способен достичь исключительных успехов в какой-то области, хотя и появились на свет с заложенными в них семенами таланта, затем оттачивали талант годами, сосредоточившись только на нем, превратив его в суть своего «я».

Чтобы стать политиком, никакого особого таланта не требуется, нужно иметь лишь определенную психопатологию. Так что фраза «прирожденный политик» совершенно верна. Политики – это особая порода людей, которые процветают за счет «тараканов» в своей голове, хитрости, прохиндейства, а не за счет особых талантов и умений. Это те, кто сумел короткой дорогой достичь целей, которых другие достигают годами, упорным трудом и дисциплиной. Это все равно, что играть и внаглую блефовать, потому что иначе продуешь.

Кстати, я это говорю не в упрек Бобу, он мастер своего дела. Он один из лучших, и я отлично понимаю, почему Джек его боготворит.

Боб умеет одновременно выставить себя и этаким городским щеголем, и деревенским парнем. При этом он умудряется расположить к себе и горожан, и сельских жителей. Он одновременно апеллирует и к разуму, и к желудку. Такие люди, как Боб, способны продать зубную пасту беззубому, ботинки и перчатки – инвалиду с ампутированными конечностями, застраховать жизнь приговоренного к смертной казни. Вот такой у него талант. Можно сказать, талантище.

Да и внешне он словно создан для этой роли. На голове у Боба то, что я называю «волосами политика». Идеально подстриженные, влажные и блестящие, будто вылепленные из пластилина. Время от времени отдельная прядь может выбиться, но в целом прическа никогда не теряет формы и лежит на голове волосок к волоску. Лишь слегка бликует.

Ролик заканчивается крупным планом, и я, кажется, вижу все поры на чисто выбритом, гладком и загорелом лице Боба. Он чем-то напоминает Кэри Гранта, по образу и подобию которого, сдается мне, лепят себя наши политики – холеный, умный, сексапильный и слегка ранимый. То есть такой, какими хотят быть мужчины, с кем им хотелось бы водить дружбу, а женщинам – трахаться.

Боб наносит последний удар – произносит финальную строчку, призванную убедить избирателей, что он тот, кто им нужен. Тот, за кого они должны отдать голоса, тот, кто будет представлять в Вашингтоне их интересы. Боб сообщает, что в случае своего избрания сделает для штата. Он говорит:

– Я хочу, чтобы люди этого штата увидели настоящего Роберта Девилля.

Мне стоит большого труда не расхохотаться. Потому что его никто не называет «Роберт». Все зовут его «Боб». Как будто в нем живут два человека, один – для публики, другой – для всех остальных.

Боб исчезает с экрана, на котором остается лозунг «Голосуйте за Роберта Девилля», а обладатель голоса, который их произносит, наверняка положил себе в карман нехилую сумму.

Боба сменяет Форрестер Сакс. Это любимый телеведущий Джека. Честное словно, лично я, хоть убей, не вижу, что он в нем нашел, потому что для меня это просто напыщенный болван. Но когда Джек дома, он не пропустит ни одной передачи с его участием. Форрестер Сакс – это Боб Девилль за вычетом интеллекта и обаяния. А его имя звучит как название корпорации. Впрочем, вид и манеры у него соответствующие. В общем, все то, что я только что говорила про психопатологию политиков.

Это вдвойне относится к новым телеведущим. Телеведущие – потенциальные политики, которым тщеславие не позволяет вступать в соревнование с кем бы то ни было, кроме других телеведущих – за эфир прайм-тайм, место в рейтингах – то есть за все то, что по-настоящему важно.

Форрестер Сакс имеет самый высокий рейтинг среди новостников. Он акула в дизайнерском костюме, у него коротко стриженные с проседью волосы, квадратная челюсть, словно отлитая из стали, брови дугой, разумеется, идеально выщипанные. В общем, всем своим видом он доносит до нас свои жизненные ценности – трезвость, честность, молодость и мудрость. Это бесполый автомат, умеющий говорить прямо в камеру со всей мнимой серьезностью, на какую способен. Но ничто не могло подготовить меня к тому, что я услышала из его уст.

Вот что он сказал:

– Сегодня вечером… В программе «Форрестер Сакс представляет» мы расследуем… Банди Ройал Тремейна… владельца сайта, который в последние четыре месяца стал причиной самоубийства четырех девушек…

У меня от удивления отвисает челюсть. Теперь моя очередь ерзать на краешке сиденья, даже если мне нельзя подавать вида. Ведь я никогда не рассказывала Джеку про Банди. Потому что узнай он о Банди, как тотчас узнал бы и обо всем остальном. И даже если бы я не рассказала ему все, вскоре он сам обо всем догадался бы.

На заднем плане, в верхнем левом углу, позади гладкой, без единой морщинки, физиономии Форрестера Сакса, всплывает полицейская фотка Банди, которую нарыл какой-то ловчила из тех, кто работает над передачей.

Где и от кого он ее заполучил, мне неизвестно, хотя вряд ли Банди погорел на чем-то большем, нежели вождение в нетрезвом виде или хранение «травки», потому что Банди – обыкновенный проходимец, а никакой не преступник. На фото у Банди усталый вид, как будто он слегка с перепоя. Волосы всклокочены.

Но дело не в том, как он выглядит на этом снимке, а в том, кем его пытаются представить. В глазах зрителей Банди уже – опасный уголовник. Форрестеру Саксу хватило тридцати секунд, чтобы Банди был задержан, арестован, предстал перед судом, признан виновным и приговорен к суду общественного мнения.

К тому моменту, когда по экрану плывут титры, имя Банди уже появилось в «Твиттере» под следующими тэгами:

#сексуальный маньяк

#самоубийство

#Бандинашчеловек

#педофил

#растлитель несовершеннолетних

#вымогатель

#минет

#таких нужно ставить к стенке

#герой

#победа

Ему будут посвящены страницы в «Фейсбуке», как «за», так и «против», там будут указаны его имя, возраст, место рождения, город, где он живет, его сексуальная биография, помещено его фото. И под всем этим – уже сто тысяч «лайков». Девушки будут оставлять на стене номера телефонов и размер лифчика.

Там напишут столько же угроз в его адрес, сколько слов восхищения. Банди уже злодей, уже знаменитость, подлинный народный герой. Его бренд приобрел мировую известность, что лично мне совершенно не нравится.

Я смотрю, как на национальном ТВ Банди мажут дерьмом. Что ж, так ему и надо. Потому что он козел. Натуральный засранец. Хотя я больше зла на себя, потому что должна была догадаться, чем все это кончится. Точно так же, как и те девушки. Они тоже должны были догадаться. Но их больше нет, и они ничего не могут сказать в свое оправдание, не могут рассказать, что на самом деле произошло. За них говорит Форрестер Сакс. Телеведущий, который готов раскрутить их истории, их трагедию, лишь бы только сделать себе золотой рейтинг.

– Двадцатидвухлетняя Кирстин Дункан решила, что у нее нет выбора, – с пафосом произносит Сакс. – Роман на одну ночь обернулся для нее кошмаром, от которого ей было некуда скрыться. Кошмаром, который вынудил ее наложить на себя руки. Но прежде чем расстаться с жизнью, она записала это видео, чтобы мир узнал историю из первых уст. Чтобы разоблачить сексуального хищника, по вине которого она пришла к выводу, что жизнь утратила для нее всякий смысл.

На экране показывают видео, без комментариев или наложенного текста. Должна сказать, оно и впрямь обличающее. Нет, Кирстин не называет никаких имен, но из ее рассказа и так все ясно. Например, кто подтолкнул ее к этому шагу. На ком лежит ответственность. Кто главный злодей. Разумеется, Банди.

Ролик снят в комнате Кирстин. Веб-камерой ее ноутбука. Девушка сидит за письменным столом, а позади – все белое и розовое, пушистое или кружевное, в кошечках и лошадках. Комната ужасно похожа на детскую, на которую не поскупились родители.

Но в этой детской обитает взрослый человек. Кирстин накрашена, на ней ее любимый наряд. Она действительно очень хороша собой. Такая невинная и милая. Она похожа на чью-то дочь. А не на ту, что провела ночь с малознакомым мужчиной.

Глядя на нее, не подумаешь ничего дурного. Как ни силюсь, не могу представить ее губы вокруг его пениса, его сперму у нее на языке. Такого просто не может быть. В чем, собственно, и заключается смысл этого небольшого упражнения.

Это немое видео – в эпоху Интернета и смартфонов, как будто звукового кино никогда не существовало. Наложен саундтрек – песня группы «Никльбэк». Кирстин одну за другой поднимает карточки, которые она уже вытащила из заранее приготовленной пачки. Это и есть то, что она хочет сказать, что хочет донести миру. Это ее тайна.

Аккуратно написанные черным маркером, большими буквами, на листках картона размером восемь на десять дюймов, хотя и без соблюдения грамматики, пунктуации или орфографии. До меня плохо доходит, как можно дожить до двадцати с хвостиком лет и ляпать ошибки, как десятилетняя. Не хотела бы оказаться на месте учителя, проверяющего ее контрольную работу.

Кирстин поднимает каждую карточку и мимикой и жестами пытается донести соответствующую эмоцию, как если бы она играла в шарады, где каждый знает ответ еще до того, как видит мима.

Она поднимает первую карточку.

Я ПОЗНАКОМИЛАСЬ С ПАРНЕМ

Затем – следующая:

ОН БЫЛ ПРОСТО СУПЕР

Она показывает большой палец и глупо улыбается.

У НЕГО ПОД ГЛАЗОМ ТАТУИРОВКА ПОНЬЧИКА

Да, это не кто иной, как Банди

РЖУНИМАГУ

Она хватается за живот, делая вид, будто хохочет.

Я ДУМАЛА ОН МЕНЯ ЛЮБИТ

Я ДУМАЛА У НАС С НИМ НА ВСЕГДА

Указательными и большими пальцами она изображает сердце, прижимает его к груди и снова улыбается.

ЧТО Я ЕМУ НУЖНА

Я ДАЛА ЕМУ МЕНЯ СФОТКАТЬ

Она качает головой, изображая сожаление.

ОН СКАЗАЛ ЭТО ТОЛЬКО ДЛЯ НАС

Она закусывает нижнюю губу и кивает.

ЧТОБЫ МЫ ПОМНИЛИ НАШ ПЕРВЫЙ РАС

ЧТОБЫ КОГДА МЫ СОСТАРЕМСЯ МЫ СМОТРЕЛИ НА НИХ И ВСПОМИНАЛИ КАК ВСЕ БЫЛО И Я ПОВЕРИЛА ЕМУ НО ОН МЕНЯ ОБМАНУЛ

Кирстин печально качает головой.

ОН ВЫЛОЖИЛ ИХ НА САЙТЕ

А КОГДА Я УЗНАЛА БЫЛО СЛИШКОМ ПОЗНО

Она хмурит брови и снова качает головой – медленно, как будто сама с трудом верит в сказанное.

МОЯ ПАДРУГА СКАЗАЛА МНЕ ЧТО ИХ ВИДЕЛ ЕЕ БРАТ И СКАЧАЛ СЕБЕ НА СОТИК А ПОТОМ ЗБРОСИЛ ВСЕМ СВОИМ ДРУЗЬЯМ ВСЕМВСЕМ И ОНИ ОБСУЖДАЛИ МЕНЯ НА ФЕЙСБУКЕ И ДОБАВИЛИ МОЕ ИМЯ ЧТОБЫ Я ТОЖЕ МОГЛА ИХ УВИДИТЬ.

Затем она прекращает гримасничать. Лишь быстро показывает карточки, как будто хочет поскорее со всем покончить. Потому что действительно нехорошо, когда это показывают на всю страну. Лицо девушки похоже на печальную маску.

ОНИ ГАВОРИЛИ ПРО МЕНЯ УЖАСТНЫЕ ВЕЩИ

НАЗЫВАЛИ МЕНЯ ШЛЮХА И БЛЯТЬ

ГАВОРИЛИ БУТТО Я НАРКАМАНКА

Похоже, чем более душераздирающей становится история, тем сильнее подводит ее орфография.

НУ ПОЧИМУ ЭТО СЛУЧИЛОСЬ

ЛУТЬШЕ БЫ Я НЕ ВСТРИЧАЛАСЬ С НИМ

На этом видео обрывается. Я вспоминаю вечер, проведенный с Банди и Анной, вспоминаю, как наблюдала за ними, и прихожу к выводу, что Кирстин опустила кое-какие детали, смазала другие, чтобы выгородить себя. Потому что лишь половина ее рассказа действительно похожа на Банди.

Самые некрасивые эпизоды. Нет, у меня и в мыслях нет ее унизить, зная, через что она прошла, что решила с собой сделать, но в остальном это классический случай интернет-шантажа, и кто знает, что именно стало той соломинкой, кто переломила спину верблюду.

Форрестер Сакс печально описывает последние часы Кирстин, со всей серьезностью, на какую только способен, будто речь идет о смерти самого президента. Затем он начинает перечислять имена остальных девушек, чьи откровенные фото появились на сайте Банди и которые наложили на себя руки.

Наконец, когда он доходит до Дейзи Тейлор, у меня в голове раздается звоночек. Дейзи – та самая девушка, которая работала с Джеком в офисе избирательного штаба. Не знаю почему, но я только сейчас увидела связь. Может, потому, что то, что видишь по телевизору, никогда не воспринимаешь как реальность, не замечаешь связи увиденного с собственной жизнью. Все, что ты видишь на телеэкране, лишь притворяется настоящим, делает вид, будто имеет отношение к реальным людям, реальным событиям.

Сейчас же это касается не только Банди, но и Джека. Я смотрю на него. Джек с каменным лицом уставился на телеэкран. Я кладу руку ему на спину, мол, я в курсе. Я здесь, рядом с ним, готова подставить плечо. Но он не обращает внимания. С другой стороны, он не отпрянул, не убрал мою руку. Его взгляд прикован к экрану, потому что Форрестер Сакс еще не договорил. Еще не вогнал в гроб Банди последний гвоздь.

Сакс сообщает о Банди нечто такое, чего я не знала. Что если девушки, чьи фото он разместил на сайте, потом начинали сожалеть о содеянном, лили слезы и умоляли, чтобы он убрал фотографии, он говорил, что уберет. Но только, если ему заплатят.

У Банди полно сюрпризов, сказала тогда Анна. Это точно.

Фотограф. Порнограф. Альфонс. Вымогатель. Законченный урод.

В этот момент Джек решает, что с него довольно.

– Этот тип – настоящий отморозок, – говорит он с такой злостью, что мне становится страшно. Я ни разу не видела его таким рассерженным. Даже не представляла, что он на такое способен. – Зачем нам смотреть эту дрянь?

Вынуждена напомнить, что вообще-то это его любимая передача. Он хочет переключиться на другой канал. Я говорю, что хочу досмотреть до конца, потому что Банди – приятель Анны.

– В таком случае она должна быть осмотрительнее в выборе друзей, – парирует Джек. – Ты когда-нибудь с ним встречалась?

– Нет, – моментально слетает с моего языка ложь, – но я слышала, как она рассказывала про него.

Эх, знай Джек хотя бы половину правды! Знай он, что Банди пытался сделать из меня дорогую шлюху, он бы не просто осыпал проклятиями ящик и пытался переключить канал. Именно по этой причине ему лучше ничего не знать.

Телевизионщики выследили родителей Кирстин, Джил и Патти и ждут, что те скажут. Джил – начальник в нефтяной компании, Патти – домохозяйка. Они стоят рядом на дорожке перед своим особняком, делают вид, что поддерживают друг друга в горе, хотя на самом деле ведут ожесточенный бракоразводный процесс.

– Моя девочка никогда не делала того, что о ней говорят, – заявляет Джил. – Я доведу это дело до Конгресса. Я добьюсь цензуры Интернета. Необходимо вычистить из него всю эту грязь, убрать фото моей девочки, которые выложил этот извращенец.

Он умолкает, но тотчас, по-видимому, решив, что высказался недостаточно сильно, спешит добавить:

– Чтобы их не увидел ее младший брат.

Сдается мне, Джил имеет смутное представление о том, что такое Интернет. Он топ-менеджер компании, торгующей нефтью, и совершенно утратил представление о реальном мире. Секретарша проверяет его электронную почту и даже включает компьютер, которым Джил все равно не умеет пользоваться; компьютер возвышается у него на столе огромной черной пластиковой уродиной, которая производит много шума. Похоже, он не понимает про Интернет главное: стоит совершить ошибку, и она навсегда с вами.

Похоже, Кирстин этого тоже не знала – хотя и проводила восемьдесят процентов времени за компьютером – бродила по сайтам, чатилась, скачивала файлы. Собственно именно по этой причине она и угодила в эту историю. С Банди она познакомилась в Интернете, после чего согласилась встретиться в баре. Все остальное – типичная интернет-история.

Теперь она больше не Кирстин. Она – Грязная Минетчица номер 23 на сайте «Похотливые богатые сучки». Уже во время второй рекламной паузы в передаче «Форрестер Сакс представляет» она получила пятнадцать миллионов кликов. В мгновение ока она превратилась в возбуждающую картинку для нескольких миллионов дрочил, которым бы никогда даже в голову не пришло, что у лица есть имя, не выполни за них Форрестер этот тяжкий труд. Причем не только в Америке, но и по всему миру. Ее фото перепостили в порноблогах от Азербайджана до Каймановых островов. Теперь мировой славы удостоился не только бренд Банди. Число заходов на сайт резко взлетело. В результате сервер не выдержал и временно вышел из строя, зато доходы от размещения рекламы взлетели до небес.

Бедной девчонки больше нет в живых. Зато Банди срубил бабла. Да, жизнь несправедлива. А Банди… Банди залег на дно. Он исчез, и никто не знает, где его искать. Но поскольку Форрестер Сакс не может взять у него эксклюзивное интервью, продюсеры убедили выступить от имени Банди кое-кого еще. Его мать. Шармейн.

– После рекламной паузы, – заявляет Сакс, – мы поговорим с матерью Банди Тремейна. Интересно, что она расскажет о своем сыне?

Во время рекламной паузы я иду в кухню, чтобы принести Джеку пиво, и оттуда звоню Анне. Она не берет трубку. Тогда я отправляю ей эсэмэску.

Банди, что за черт?!

Анна не спешит с ответом, и я успеваю вытащить из холодильника банку пива. Телефон я оставляю на столе, лишь блокирую на случай, если в кухню забредет Джек.

Приношу ему пиво как раз в тот момент, когда Шармейн стоит на балконе кондоминиума на берегу океана. Квартиру ей купил Банди. Если Банди не будет вносить ежемесячные платежи, из кондо ее выселят. Потому что своих доходов у Шармейн нет. Готова поспорить на что угодно, что она обеими руками ухватилась за возможность обратиться к сыну с телеэкрана, умоляя вернуться.

После рождения Банди Шармейн бросила употреблять вещества и ощутила потребность заполнить ту пустоту, которую раньше заполняли наркотики. Анна рассказывала, что она обратилась к религии. Впрочем, отношение к религии у нее такое же, как и ко всему остальному – начиная с шопоголизма и кончая экспериментами с различными комбинациями галлюциногенных таблеток. Теперь ей кажется, что она перепробовала в жизни все.

Нью-эйдж, христианство, иудаизм, буддизм, индуизм, сикхизм, ислам. Всякий раз открывая для себя новую религию, Шармейн не могла полностью отказаться от прежней. Она просто подмешивала новую к старой, добавляла новые ритуалы, суеверия, новых божков и святых.

И каждая оставила на ней свой след. На руках у Шармейн – татуировки из хны, на запястьях – амулеты американских индейцев, на шее – иконка с Иисусом. Она практикует йогу, заклинания, ходит на исповедь, блюдет субботу и постится. Она – ходячее противоречие слову Божьему. Как будто одновременно верит во всех богов и ни в какого конкретно.

Анна как-то раз рассказала мне про папашу Банди. Ричард Савой Тремейн пошел примерно по тому же пути, что и его супруга. Излечился от наркозависимости, ушел из банковской сферы и организовал для таких, как он сам, группу взаимопомощи. Сам того не понимая, он, как Кубрик, нащупал золотую жилу. Его бизнес процветал. Подсевшие на наркотики банкиры стаями слетались к его двери в надежде получить у него совет и моральную поддержку. Группа взаимопомощи вскоре переродилась в секту, состоящую из бывших финансистов-торчков, подсевших на героин манагеров и курящих дурь трейдеров. Все они, как один, смотрели Ричарду в рот – в их глазах он превратился в непогрешимого гуру. Шармейн всегда была с ним рядом. В общем, Банди вырос в секте, но подростком восстал против нее.

Примерно в то же самое время Шармейн временно приняла ислам и взяла мусульманское имя Лейла. Она пришла к выводу, что вышла замуж за Ричарда исключительно из-за его имени, потому что оно рифмовалось с ее собственным. И тогда она бросила его.

Ричард, в свою очередь, прекратил с ней всякие отношения и отставил без средств к существованию. Судя по лицу Шармейн на экране, я бы сказала, что ей не хватает хорошего секса, или же нужного ей секса. Она похожа на офисную начальницу, суровую и холодную, которая одним видом повергает коллег-мужчин в ужас, и все за ее спиной в один голос твердят: «Трахаться ей надо как следует. Да почаще. Ей просто нужен мужик».

И каждый из них считает, что этот мужик – он сам.

Возможно, они правы, возможно, ей действительно нужен хороший трах. Однако я не уверена, что все так просто. Мне кажется, что, лишая себя секса, человек впадает в безумие, которое разъедает и тело, и разум – изнутри, словно сифилис, – и, в конце концов, безумие проступает на лице, на коже, выражается в поведении, в том, как человек говорит, как держит себя.

Шармейн Тремейн пожертвовала собой ради сына. Но в передаче Форрестера Сакса она появилась лишь затем, чтобы ее не выселили из квартиры. Увы, она не знает одного: что находится в незавидном положении. Вернее, знает лишь то, что Банди куда-то пропал. Ей кажется, что в передаче она играет роль безутешной матери, и потому, как и все, льет слезы, умоляя, чтобы он вернулся. На самом же деле она всего лишь играет роль козла отпущения.

– Я горжусь своим сыном, – говорит Шармейн. Она наверняка выпила для храбрости, перед тем как идти в студию, потому что взгляд ее мутноват, а язык слегка заплетается. – Он бизнесмен. Он всего достиг сам. Он успешный человек.

– Он сексуальный хищник, – напоминает ей Сакс.

Эта фраза, «сексуальный хищник», слетает с его языка так красиво, как будто ведущий всю ночь репетировал, пока не научился произносить ее с игривым равнодушием: этакий тонкий намек на моральное осуждение, но никакой злобы.

– Нет, – возражает Шармейн. – Неправда.

Впрочем, не слишком похоже, что она верит сказанному. Имей мы возможность видеть ее снизу, мы бы точно увидели, как она постоянно переминается с ноги на ногу.

– Шармейн, он довел этих девушек до самоубийства, – напоминает Сакс.

При этом он лениво перебирает какие-то листки, потому что знает: как телеведущему ему нет равных, и он мог бы вести передачу даже во сне. Мне же не дает покоя вопрос: реплики для него кто-то сочиняет или он пишет их сам?

– Нет, – упирается Шармейн, – это неправда.

На этот раз ей действительно нечего сказать. К тому же, судя по всему, Саксу совершенно неинтересно, что она ему скажет. Ему ее слова до фонаря. Для него это просто мертвый эфир, пауза, во время которой он может перевести дыхание, прежде чем – под видом интервью – вылить на голову своей собеседницы очередное ведро помоев, потому что это заранее прописано в сценарии.

Зато сам Форрестер выглядит как настоящий герой, великан, который грудью стоит на защите всех маленьких людей планеты. Он телеведущий с мессианским комплексом в костюме от Тома Форда, а руки у него такие огромные, что способны обнять всех униженных и оскорбленных в мире. Хотя на самом деле он делает нечто противоположное – даже мертвых он валяет в грязи так же, как это было с ними при жизни. Он на виду у всех стирает их грязное белье, даже не заботясь о последствиях. Приносит несчастных на алтарь своего тщеславия. Интересно, хорошо ли ему спится по ночам?

– Что бы вы хотели сказать сыну, Шармейн? – спрашивает Сакс. – Теперь, когда вы знаете, что он сделал. Что из-за него умерли люди.

В эти мгновение Сакс ждет, когда появится главный козырь – кадры видеозаписи, которые в конечном итоге перекочуют во все новостные шоу на всех каналах, где их станут крутить денно и нощно в качестве затравки к этой самой истории…

Камера перемещается на Шармейн. Та смотрит прямо в объектив, вернее, ей кажется, что смотрит. Потому что на самом деле она смотрит на оператора и обращается к нему, а не в камеру, так что зрителям кажется, будто взгляд ее устремлен куда-то в пространство, как будто она мысленно перенеслась куда-то далеко, как будто здесь ее нет. Мутноватые глаза наполняются слезами, губы дрожат, как будто она вот-вот расплачется. И она говорит надтреснутым от волнения голосом:

– Мама любит тебя, Банди. Мама тебя любит.

Чесслово, на физиономии Сакса мелькает довольная ухмылочка. Еще бы, ведь он получил, что хотел. И пока я наблюдаю за этим балаганом, до меня доходит, что шоу превращается в одну из тех трагедий, что мы постоянно видим на ТВ, но никогда не думаем, что сами можем стать ее участниками.

Круглосуточно, день за днем, мы наблюдаем за жизнями людей или за их смертью, воспетыми в течение считаных мгновений в нескончаемом новостном потоке. Если их покажут не один раз, а три или четыре, считайте, людям крупно повезло. Возможно, «воспеты» – не самое удачное слово. Наверно, правильнее сказать «возведены до уровня фетиша». Чтобы затем столь же быстро быть забытыми. Превратиться в очередную безымянную, безликую жертву трагедии, которой, наверное, по большому счету могло и не быть.

В этот момент я решаю, что с меня тоже хватит, и прошу Джека переключить канал. Он только рад выполнить просьбу. Мы ловим конец той же самой рекламы Боба Девилля. Боб в очередной раз говорит, что хочет, чтобы люди увидели настоящего Роберта Девилля.

– Боб пригласил нас провести уик-энд в его доме, – говорит Джек.

Взгляд его по-прежнему устремлен на экран, вернее, на Боба.

– Неужели? – удивляюсь я.

Это надо же!

– Я подумал, что нам неплохо побыть вместе, – говорит Джек.

Мысленно я вся сияю от радости. Джек как будто принес мне оливковую ветвь, надеясь дать нам новый шанс.

– С удовольствием. Когда?

– На эти выходные, – отвечает Джек.

Я искренне рада его приглашению, потому что на эти выходные выпадает День Колумба. Это будет длинный уик-энд. Последний праздник перед выборами, и у нас есть возможность несколько дней побыть вместе. Ради этого я готова на все, даже если это «все» означает изображать перед боссом Джека его верную подругу.