Три с половиной часа в полете и еще около часа пролетели как один миг. В самолете я уснула, проснувшись от грозного рыка любимого шефа, аккомпанировала которому стюардесса, предупреждая на английском о скорой посадке.

– Я тебе не подушка, Р-р-рыбкина!

Вздрогнув, я пошевелилась, удобнее устраиваясь на его плече, не понимая, что не так? Лишь спустя пару мгновений сонно моргнула и, прищурившись, попыталась разглядеть странное место, в котором очутилась.

– М-м? – задрав голову, посмотрела снизу на серьезное лицо шефа, и тут остатки сна как рукой сняло. Хотя, почему как? Рукой и сняло. Малкинской. Он меня потянул за воротник и буквально стащил с себя.

А жаль, было удобно.

– Так, – нехорошо начал Сергеевич, – Рыбкина…

– Больше не повторится, – выпалила, опережая его. Собиралась добавить еще кое-что, но сбилась, с ужасом засмотревшись на след от красной помады на идеально белом воротничке начальства.

Только этого не хватало! Вон же он, Израиль! Уже за окном самолетика. Боже-боже, как же быть?

– Что такое? – нахмурился мой личный кошмар наяву. – Чего побледнела?

– Робею перед вами, – пробормотала, с грустью отводя взгляд. Такой ошибки он мне точно не простит.

– Fasten your seatbelts, please, – тем временем продолжала говорить стюардесса, напоминая о ремнях безопасности.

“Этим ремнем он меня и придушит”, – пристегиваясь, покосилась на молчаливого Малкина. Тот повторял мои действия. “Может, не заметит?” – пронеслось в голове с отчаянной надеждой.

– Проснулись, голубки? – радостно спросила моя погибель, выглядывая из-за спинки своего кресла. – О! Михална, ни фига себе, ты быстрая. Уже и пометила холостяка.

Звезда заржал, а мне отчаянно захотелось провалиться… куда-нибудь на пляж у Средиземного моря. Хотя бы на минутку.

– Что он несет? – Малкин обернулся ко мне. Стеклышки наших очков блеснули в унисон. Мои печально, его – в предвкушении большого скандала.

– Я несу в мир правду, – не затыкался Макс. – Давай, скажи ему, золотко, что он теперь только твой.

– Рыбкина, – в голосе начальника вместо злости прорезалась усталость. – Что там еще?

– Ваш подарок, – ответила я. – Ну, то есть, не ваш, конечно… В общем, помада.

– Что с ней? – подбодрил меня Малкин.

Я нервно потрогала собственный воротничок и многозначительно посмотрела на его шею.

– Не-е-ет, – протянул шеф, прикрывая глаза.

– Да, – Макс счастливо улыбнулся. – Рыбкина, ты ж моя прелесть!

– Я могу попытаться отстирать ее. – Максимально отодвинувшись к окошку, подумала и добавила: – В туалете. Когда прилетим. Если останусь жива.

Рука Малкина нырнула в карман пиджака и вернулась на свет уже с четками. Дзынь-дзынь-дзынь. Пальцы быстро перебирали звенья, очень стараясь вернуть своему обладателю покой.

– Сильно заметно? – не открывая глаз, уточнил Александр Сергеевич.

– Ну… так, – неопределенно пожала плечами я.

– Красный на белом, – поддержал разговор вездесущий Старовойтов. – Я заметил отсюда даже не приглядываясь.

О! Если бы я могла убивать взглядом!!! Клянусь, Макс погиб бы в страшных муках, горя в огне моей ненависти и моля о пощаде! Но, увы… Горели только мои щеки и шея.

Малкин переоделся в туалете аэропорта, после чего вышел и с лицом, полным невыразимой боли, сделал комплимент моей суперстойкой помаде. Трижды.

Еще были сальные шуточки от Старовойтова и его же поддержка в мой адрес по поводу того, что в современном мире мужчины стали слишком пассивны, поэтому женщинам приходится брать все в свои руки. Все это в присутствии сердитого Малкина на фоне того, что мы опаздывали на важное совещание с неким Яшей. А я мужественно терпела, каялась и плавилась. Последнее не только от стыда, но и от безумной жары.

Тель-Авив оказался невероятно красивым городом, но по погодным условиям напоминал печку, в которую нас загнали на кремирование. Солнце доставало всюду, даже в аэропорту и в такси.

Отель, в котором у нас были забронированы номера, нашелся рядом с шикарнейшей набережной, и я, увидев вид из окна фойе, на миг забыла про усталость и жару.

Море… Оно ласкало песок, медленно накатывала волна за волной, призывая и гипнотизируя.

“Уля, – доносилось из его глубин, – бросай работу и иди сюда”.

– …поезжай в Яффу, – голос Малкина сильно мешал мечтать. – Иначе опоздаешь в первый же съемочный день. Давай, порази там всех, а я позабочусь о рекламе.

– Пока, прелесть моя, – моего затылка коснулась рука Макса, растрепав остатки прически. – Жаль, мы так и не отрепетировали самую важную сцену.

Медленно обернувшись, я кивнула с блаженной улыбкой на губах, не особенно вникая в смысл сказанного. Больше не хотелось ни спорить, ни ругаться. По телу разливалась праздная нега, а в голове образовывалась приятная пустота. Вот он какой, Тель-Авив – просто волшебный сон.

– Рыбкина! Просыпаемся! – рявкнул Малкин, будто подслушав мои мысли. Он с силой ударил четками по стойке ресепшена и уже тише добавил: – Работаем!

Упав вечером в постель, я прикрыла глаза и мысленно попыталась сформулировать текст-заготовку для дневника, приехавшего со мной зайцем в Израиль. Мне бы хотелось в красках описать чудесный южный город, утопающий в зелени, его приветливых жителей, свой номер и ощущение того, как море ласкает мою бледную кожу… Но увы. Если бы я что-то такое и написала, то только призвав все свое воображение.

Потому что рассматривать город не пришлось: перемещаясь до позднего вечера на такси, мы то и дело вносили корректировки в и без того раздутое расписание шефа, перекусывая на ходу. Все это в промежутках между занудными встречами, где Малкин подписывал договоры, спорил насчет гонораров, устраивал пресс-конференции с фотосессиями на ближайшие дни и договаривался о встрече с актерами местного театра, а я носилась за ним загнанным электровеником с блокнотом наперевес и записывала, записывала, записывала…

Говорили все на английском, иногда разбавляя речь русским языком. Иврит я тоже слышала, но лишь краем уха. Ко мне лично мало кто обращался, а руки пожимать и вовсе отказались, мол, нельзя дотрагиваться до чужих женщин.

Свой номер я видела ровно две минуты: с утра, пока переодевалась в легкое серое платье и поправляла остатки прически, и вечером, уже ближе к десяти, когда приползла сюда, чтобы торопливо скинуть с себя платье, упасть на кровать и вяло подумать о вещах, томящихся в чемодане.

Перевернувшись на бок, приоткрыла один глаз и нашла им окно. Там, за стеклом, всего в паре сотен метров от отеля, все еще призывно шуршало море. Только теперь мне казалось, что в его шелесте-шепоте проскальзывает насмешка. А еще оно капало. Мерно так, испытывая остатки моего терпения. Кап-кап.

Или это не море вовсе?

Присев на кровати, я попыталась прогнать сон и сосредоточиться. Капель продолжилась, но звук ее  доносился из ванной, а не от окна.

– Что за?.. – только и успела вымолвить я. А дальше дар речи пропал, уступая место шоку. Стоило потянуть на себя дверь, как на меня хлынул поток воды, охлаждая босые ступни и заставляя прыгать то на одной ноге, то на второй.

Вот вам и дорогущий отель в Израиле! А затопили сверху, как в банальной московской хрущевке.

Добежав до телефона, я набрала номер, вспомнив базу вежливых английских слов, а после арсенал из русского неприкосновенного запаса. Мастера прислать обещали, а вот номер другой предоставить – нет.

– Свободных номеров нет, – объясняла девушка на чистом английском. – Но мы непременно разберемся в сложившейся ситуации в кратчайшие сроки. Вы не почувствуете неудобства…

Я посмотрела вправо, туда, где всплыли только что мои туфли-лодочки, и снова громко основательно возмутилась. Результатов это не принесло, разве что проснулась окончательно.

Подкравшись к ванной комнате, я подняла глаза к потолку и внимательно осмотрела течь. Прямо над душевой кабиной расплылось огромное черное пятно, с которого бодро неслись вниз журчащие ручейки. Чуть дальше, над раковиной, с потолка просто капало…

Мастер, прибежавший через пару минут, сообщил, что сверху некий русский мужчина – турист – решил принять душ, открыл холодную воду вместо горячей и решил подождать, дабы она нагрелась. А сам уснул. Перебрал немного на отдыхе…

– Вам не стоит волноваться, – заверял меня мужчина, с усмешкой посматривая на меня, кутающуюся в простынь, – проблема быстро решится… Вот увидите.

Ответить не успела, потому что в номер вошли несколько горничных и некая дама в летнем деловом костюме, а еще… Александр Сергеевич c Максом. Последние выглядели надменно-недовольными.

Женщина что-то говорила, но прервалась по взмаху руки Малкина.

– Этот номер никуда не годится, – постановил шеф, ткнув ногой мои туфли, причалившие к порогу. – Деньги за него вернете. И ущерб покроете.

– Да, конечно, – обладательница делового костюма натянуто улыбнулась. – Мы приносим глубочайшие извинения за…

– Оставьте извинения при себе, – Малкин поморщился. – Не надо слов, просто исправьте ошибку. Куда переселите девушку?

– Свободных номеров нет, – с каменным лицом сообщила бесстрашная женщина, жестами направляя горничных в ванную. – Все забронировано за несколько месяцев.

– И это, по-вашему, сервис? – Начальник тон не повышал, но я ощутила: обстановка накалилась сильнее.

Старовойтов в это время нашел меня взглядом и одарил своей лучшей улыбкой, показав “класс”.  Я сердито подтянула простынь к шее, стараясь скрыться за ней полностью.

– Мы сделаем все возможное, чтобы максимально быстро устранить… – гнула свое работница отеля.

– Рыбкина, – Малкин снова не дослушал собеседницу. Уставившись сначала на Макса, затем на меня, он покачал головой: – Как у тебя это получается? Даже в Тель-Авиве ты нашла пьяного русского, и он затопил твой номер.

– Судьба, – философски ответила я, подтягивая простынь выше, пытаясь прикрыться до самого подбородка.

– Это не судьба, Рыбкина, это злой рок.

– Ну, не совсем рок и не такой уж злой, – Макс подмигнул мне и протянул руку: – Пошли, золотко, спасу тебя этой ночью. Мне так не хватало партнера… сцену дорепетировать.

– Куда? – не поняла я.

– Ко мне, разумеется. Или ты, как истинная рыба, собираешься остаться в этом аквариуме?

– Так ведь устранят все, – пробормотала неуверенно. – Скоро… наверное.

– Ага. – Старовойтов задумчиво опустил взгляд. – Ты ведь знаешь, что подтягивая ткань вверх, открываешь прекрасный вид снизу?

Я опустила голову и недовольно поморщилась, увидев собственные колени.

Малкин громко, как-то с надрывом, вздохнул, подошел к моему чемодану, подхватил его и потащил прочь, бросая на ходу:

– Деньги верните на счет, сумму ущерба рассчитаем завтра и предоставим точные данные. Рыбкина, за мной! Или тебе особое приглашение нужно?!

– И снова облом, – хмыкнул Макс. – Сомневаюсь, что он тебя ко мне тащит.

– Тогда куда? – удивилась я, подхватывая брошенное ранее платье, сумку и втискиваясь в многострадальные туфли.

– К нему, – со злобными интонациями ответил Старовойтов. – Пометила мужика – теперь расхлебывай.

Малкин веселья Звезды не разделял. Стоило нам всем оказаться в шикарном, по сравнению с моим, номере, шеф встал в позу диктатора.

– Так, Макс, с тобой мы вроде закончили, – нарочито спокойно сообщил он. – Иди, отсыпайся. Тебе вставать еще раньше, чем нам…

И тут взгляд шефа метнулся ко мне.

– С Рыбкиной, – мрачно закончил Малкин.

– Да что там уже той ночи осталось? – Старовойтов пожал плечами: – Можем совсем не ложиться.

– А я бы легла, – вклинившись в разговор, многозначительно посмотрела на заваленный бумагами диван.

– И кто тебе мешает? – оскал Макса мог бы поспорить с акульим. – Подоткнуть тебе простыночку?

– Так! – Малкин, видимо осознав, что звездун мирно не уйдет, пошел в атаку. Достигнув цели, развернул тоскливо взирающего куда-то в область моей груди Старовойтова и выпроводил, совсем не нежно толкая в спину: – Увидимся завтра вечером. И позвони мне, когда решится вопрос с фотосессией.

Хлоп. Дверь закрылась. Щелкнул замок.

Я невольно вжала голову в плечи. Не то чтобы я боялась Малкина, но… да, пожалуй, именно боялась. Не только увольнения, разумеется, но и своей странной реакции на его нравоучения. Когда он ругался, часто взмахивал руками, что любого нормального человека заставило бы отбежать в сторону, мазохисткам, таким, как я, нравилось это завораживающее зрелище под названием “Малкин в гневе”.

Вот и теперь шеф замер в шаге от меня, его брови сошлись на переносице, а ноздри слегка раздулись. Он в ярости.

– Как я устал повторять одно и то же! – начал монолог Сергеевич, взмахнув правой рукой. – Ты, Рыбкина – просто магнит для неприятностей!

Взмах левой рукой, громкий вздох.

И я задерживаю дыхание, потому что и страшно, и завлекательно. Малкин дирижирует эмоциями, пытается обуздать собственный гнев и, в то же время, призвать меня к ответственности. А его чертовы запястья гипнотизируют, притягивая все внимание на себя. Тряхнув головой, стараюсь сосредоточиться на взбучке, чтобы не пропустить что-то важное.

– Сколько можно меня испытывать?! – Он чуть откинул голову назад, сжал кулаки.

– Я и не испытываю, – пробормотала, вспомнив, что нужно защищаться.

– Замолчи. – Снова взмах правой руки, на этот раз еще раздраженнее и резче. – Я обращаюсь к высшим силам. Мы все-таки совсем рядом с Иерусалимом! Здесь, говорят, прямая линия с Богом проведена. Если меня и теперь не услышат, то все…

– Можно я тогда диван пока застелю? – уточнила, едва сдерживаясь, чтобы не зевнуть во весь рот. – Сил никаких нет, Александр Сергеевич.

Он снова уставился на меня. Прищурился, запыхтел.

– Ты в кого такая непрошибаемая? – спросил неожиданно мирно.

– В бабушку, – не стала скрывать я. – Но вы не думайте, я все мотаю на ус, запоминаю и фиксирую каждое ваше слово в подсознании. Вы не пожалеете о своем выборе.

– А если я уже жалею?

– То обязательно передумаете, – не сдержавшись, широко улыбнулась.

На несколько секунд в номере повисло молчание. В это время Малкин сканировал меня не хуже рентгена. С головы до ног. Там, внизу, он немного замешкался, и я, вспомнив про открытые колени, чуть приспустила простынь. Только руки от напряжения дрогнули, и вышло хуже, чем я задумала. Намного хуже.

– Ох, мать моя! – воскликнула, подхватывая ткань на середине груди и мучительно краснея. – Простите, простите, простите! Я только ноги хотела прикрыть.

– И у тебя это получилось, – голос шефа прозвучал немного странно. Ниже обычного. Да и глаза потемнели.

“Ну все, – подумала я, – он в бешенстве!”

– Я завтра водолазок накуплю! – пообещала, делая крохотный шаг вперед. – Обещаю.

– Зачем? – как-то отрешенно спросил начальник.

– Ну как же? – совсем растерялась я. – Мне же видно, как вы злитесь. Я помню про обязательное условие трудоустройства: у вас на работе нет женщин, есть только сотрудники.

– Точно! – Шеф резко отвернулся, посмотрел на открытый дверной проем, в котором виднелась еще не расправленная двуспальная кровать, и пошел туда. Но вскоре снова остановился и договорил, взмахивая руками: – Никакой любви, никаких интрижек, ничего подобного быть не должно! Работа превыше всего! Личная жизнь на втором плане, в свободное время! Если оно есть…

– Да-да, – закивала я, облегченно вздыхая. Вот теперь я узнавала в этом мужчине прежнего Малкина.

– И не смей больше устраивать что-то в своем стиле! Хватит косяков, Рыбкина!

Я снова кивнула и на этот раз, не удержавшись, зевнула, прячась за ладонью.

– Ладно, – сжалилось чудище, – иди спать. Подушки и дополнительное чистое белье в том шкафу есть. Да, и еще…

Александр Сергеевич уже перешагнул через порог спальни и держался за створку двери, когда не на шутку меня озадачил:

– Не знаю, что ты там можешь себе напридумывать, Ульяна Михайловна, но помни: соблазнять меня не советую! Я люблю более округлые формы и классические черты. Так что не нужно тратить ни свое, ни мое время напрасно!

И скрылся.

А я так и осталась смотреть на деревянную дверь, обдумывая сказанное. Это он так из-за помады на воротнике взъелся? И причем здесь его вкусы? Он что, реально возомнил, что я его соблазняю?!

Поразившись собственной догадке, я на автомате дошла до дивана, собрала в стопку раскиданные бумаги и переложила все на здоровенный комод с зеркалом. Перед тем, как отойти, бросила взгляд на свое отражение и остановилась. А ничего такая, хорошо выгляжу. Помада оказалась реально стойкой и до сих пор держалась на губах, делая образ ярче. Тушь с ресниц, конечно, слегка осыпалась за день, но все еще подчеркивала длину красиво изогнутых ресниц. Светлые волосы, разметавшись по плечам, придавали лицу дополнительное очарование. Плюс еще эта простынь вместо одежды… Определенно было во мне что-то соблазнительное в тот момент.

– Ха, – пробормотала тихо, – знай наших. Видели бы девчонки из агентства, в каком виде Моль к Несмеяне в номер перебирается, отравились бы собственной желчью, не успевая ее перерабатывать.

Застелив диван, я не удержалась и достала из чемодана свой дневник.

“Израиль прекрасен, – записала в нем под сегодняшней датой, – а Несмеяна почти соблазнен! Сегодня я умудрилась не только пометить его потрясающей красной помадой, но и перебраться из обычного номера в люкс. Здесь хотелось бы воспользоваться случаем, и передать привет с благодарностью моему замечательному ангелу-хранителю! Пусть ему выпишут премию, а мне осторожности и мозгов…”

Несколько страничек были исписаны на одном дыхании, даже про Макса вспомнила, обозвав звезду нехорошими словами, но тут же оправдав невероятным талантом и очарованием.

Напоследок поцеловала лист бумаги, оставив едва-едва видимый красный след вместо привычной подписи.

Засыпала, спрятав дневник обратно и улыбаясь от всей души. Хорошо, однако, вот так выговориться, расставив все впечатления от прожитого дня по полочкам… И даже некоторые события могут привидеться в новом, положительном, свете. Вот Малкин, к примеру, решил, что я его соблазняю, но прогонять не стал и с Максом в его номер не отпустил… Только предупредил, что все мои старания будут напрасными. Прямо будто вызов бросил…

***