Ощущение, что время застыло, а я буквально спиной сканирую реакцию окружающих. Спустя мгновение раздался звук отодвигаемого стула, тяжелая поступь, и лишь усилием воли я заставила себя не вжимать голову в плечи.

Впрочем, на них тотчас же лег тяжелый пиджак Малкина.

– Рыбкина, я убью тебя, – раздался шепот, когда его губы и дыхание коснулись кромки уха.

На мгновение офигевшие мурашки, проступившие на коже, издали дружное “ох…” и потребовали продолжения. Но нет, увы и ах. Губы мазнули по уху и отодвинулись подальше.

– Какое у вас необычное платье, прелестью наружу, – наконец раздался голос Розы Абрамовны. – Часто такие носите?

Пришлось обернуться, чтобы не отвечать ей пятой точкой. Выражения лиц окружающих были бесценны, особенно у Давида. То ли шок, то ли восхищение.

Я тяжело вздохнула и честно соврала:

– Не то чтобы часто. Но иногда, по праздникам, приходится. Вот для таких торжественных случаев, как сегодня.

Сказала и насладилась еще более вытянувшимися лицами. И хотя фразу можно было понимать как угодно, меня поняли самым наипривратнейшим образом.

– А сейчас, простите, выйду подышать, – я выскользнула за дверь, а после на террасу.

Несмотря на вечернюю жару, дышалось здесь значительно легче. Разве что сердце продолжало трепетать от страха.

Малкин точно меня убьет. Ну, либо, если он не совсем дурак, поймет, зачем я так поступила. Не может же он быть настолько слепым и совсем не замечать, как меня откровенно клеят и сватают.

Дверь за моей спиной скрипнула, пришлось обернуться и увидеть Давида.

– Ты в порядке? Как самочувствие? – поинтересовался он, хотя тон уже был не таким заботливым, как раньше.

Что ж, вот так и разбиваются мечты о заботливых мужчинах. Я подняла на Фельдмана взгляд. Продюсер смотрел мне в глаза, а я видела, как он ищет в моем лице ответ и ждет оправданий за недостойное, по его меркам, поведение.

Никогда не видела таких говорящих лиц. Оно просто кричало: “Ну скажи хоть что-нибудь, чтобы мое разочарование оказалось ошибкой”.

– На воздухе гораздо лучше, – ослепительно улыбнулась я. – Правда, я сглупила, надев это платье.

– Да-да, – воодушевленно начал Фельдман, но я его перебила:

– Нужно было что-то еще более открытое. Водолазки с закрытой шеей для вашего климата слишком суровы.

Взгляд мужчины потух.

– Но ведь это неприлично, – все же обронил он. – Для похода в подобное место так не одева…

Договорить он не успел, из дома раздалось громогласное от Розы Абрамовны:

– Давиди-и-и-ик, помоги мне на кухне!

Вы когда-нибудь видели цирковых тигров, которые по взмаху кнута прыгают в горящий обруч? Вот было похоже. Фельдман на мгновение замер, в глазах мелькнуло что-то похожее на смирение с неизбежным, и он поплелся выполнять команду.

Так как меня на кухню не звали, я хотела вернуться в гостиную, но, завидев в приоткрытые окна Малкина, которого от того, чтобы не оторвать мне голову прямо сейчас, удерживал только разговор с Яковом Семенычем, передумала.

Лучше пройдусь по саду. Мне же как бы официально плохо, вот и подышу воздухом.

Я честно побрела вдоль деревьев, только вместо прекрасных цветочных ароматов внюхивалась в парфюм на пиджаке Малкина. Несмотря на жару, мне безумно нравилось в нем кутаться. Чисто для души приятное ощущение.

Я почти обошла дом по кругу, когда из очередного открытого окна услышала разговор.

Понимаю, подслушивать нехорошо. Но слова сами лезли в мои уши:

– Давидик, ты совершенно не разбираешься в женщинах. Что тебя вечно не туда тянет? То приведешь Галю, у которой из имущества только трусы и майка, а на родине чужой ребенок. То какую-то Свету, на которой клейма негде ставить. Понимаю твою тягу к русским девушкам. Они таки весьма красивы, и внуки наверняка вышли бы прекрасны, но все же… Она тебе не пара. Даже несмотря на квартиру в Москве и приличное образование.

– Мне кажется, ты придираешься, – на удивление, Фельдман все же отстаивал мою честь. У меня даже брови приподнялись: думала, молча согласится с аргументами матери. – Если все из-за платья, то это всего лишь одежда.

– Да причем тут платье?! – пусть я не видела лица Розы Абрамовны, но воображение лихо нарисовало то, как она искренне поражается и всплескивает руками. – Что я, по-твоему, не видела пошлых платьев? Я таки вообще удивилась, когда она пришла упакованная, как эскимо.

– Тогда в чем дело?

– В том, что это чужая женщина, Давидик. На ней же написано!

– Где написано? – голос Фельдмана прозвучал особенно грустно.

– На ее голой спине, – припечатала маман, – которую сейчас заботливо прикрывает пиджак пришедшего с ней мужчины. А как он на нее смотрит? Не пиджак, конечно, а Санечка. Совершенно же очевидно, что он ее придушить хочет. Это однозначно любовь. Поверь маме.

Кажется, после этой фразы мои щеки запылали огнем так сильно, что я приложила к ним ладони, в надежде, что они окажутся прохладными.

Ну надо же, какой ерунды наслушалась. Мне пришлось тихо отступить на шаг, а потом еще на один, чтобы побыстрее сбежать.

Конечно же Роза Абрамовна ошибалась. Малкин и высокие чувства – это вещи несовместимые. Хотя за одно я ей была точно благодарна: кажется, Давида от меня Роза Абрамовна точно отвадит. Не видать ему родительского благословения.

Когда я вернулась в гостиную, Фельдманы за столом уже собрались полным составом, а моя тарелка и стул переехали поближе к окну и подальше от Давидика.

– Мы тут подумали, что рядом со свежим воздухом вам будет лучше, – с улыбкой заявила Роза Абрамовна, а я окончательно убедилась, что от “семьи” меня отлучили.

Вот и славненько.

Дальше ужин продолжился в натянутой обстановке. Давид бросал испытывающие взгляды то на меня, то на Малкина.

А вот Александр Сергеевич, наоборот, неожиданно повеселел. Похоже, чудодейственная сила французского вина сработала.

– Спасибо за ужин, Роза Абрамовна, – наконец произнес он. – Но нам бы с Давидом обсудить дела по съемкам.

– Конечно-конечно. Можно подумать, я к вам лезу и мешаю, – миролюбиво пробормотала она, подняв руки вверх.

Я тоже поднялась из-за стола, чтобы последовать за Давидом и Малкиным в кабинет, но тут шеф удивил повторно:

– Так, – строго произнес он. – А ты, болезная, едешь в гостиницу. Пожалуй, справлюсь без тебя.

– Но… – я попыталась открыть рот, только Малкин, ухватив меня под локоть, буквально подтолкнул к выходу. – Сейчас провожу Ульяну и вернусь.

На улице уже стемнело, и долгожданная прохлада спустилась на землю.

Едва я сошла с нескольких ступенек крыльца, Малкин заговорил:

– Я всего от тебя ожидал, но только не такой выходки, – произнес он обманчиво спокойно.c9d96

– Да что опять не так?

– Все так, – неопределенно ответил он. – Но только тухлым видом Давида можно борщи портить. Не знаю, что ты ему сказала там на террасе, но, пожалуй, детали договора я предпочту обсуждать с ним без тебя. Есть у меня смутное ощущение…

Какое именно, я узнать не успела. Вызванное буквально полминуты назад такси уже причалило к тротуару. Вот это скорость! Когда надо, их фиг дождешься, а тут сверхзвуковая прыть.

– В общем, езжай в гостиницу, туда уже должен вернуться Макс. Заодно выяснишь, как он отработал, и разгонишь баб, если притащил.

Мне оставалось только кивнуть. Кто я такая, чтобы спорить с начальством?

Путь назад прошел абсолютно незаметно, я была настолько погружена в свои мысли, что, казалось, только села и вот уже пора выходить.

Поднимаясь в лифте в номер, понимала что устала. Не физически, а морально. Как-то вымотало меня знакомство с семьей Давида, да и за контракт теперь было волнительно.

Давид и так был не в восторге от Старовойтова, а теперь еще исчез фактор симпатии ко мне. Вот же обидно будет, если все сорвется.

Уже ковыряясь у двери номера, я вспомнила поручение босса навестить Макса. Звездун уже должен был вернуться.

Пришлось пройти несколько метров до нужного номера и постучаться.

Потом постучать еще раз. Потому что не открывал, зараза, несмотря на то, что явно был в номере. Я даже слышала звук работающего телевизора.

– Макс, ты живой? – через дверь позвала я.

Внутри все же раздались шаги, вялые такие. А после дверь открылась и на пороге появился он, идол кинематографа в состоянии выжатого лимона.

Звезда с увядшими лучами вниз.

Унылое существо, еле волочащее ноги…

– Рыбкина, у тебя совесть есть? – проворочал языком он и протер глаза тыльной стороной ладони. – Я приехал полчаса назад и упал спать. А ты…

Судя по угрызениям, поднявшимся откуда-то из глубины души, совесть у меня была, потому что выглядел Макс устало, однако помня о его прекрасном актерском таланте, я все же решила убедиться, что в его номере не прячется очередная нимфа и Старовойтов действительно спал.

Бесцеремонно просочившись в помещение, прошлась по комнате, заглянула в ванную и под кровать. Хм… реально никого.

– М-да, – Макс перебрался с порога поближе и привалился к стене, скрестив руки. – Треска Минтаевна, что с тобой? Только не говори, что решила изменить работе со мной. Если да, то я за, но в другой раз. Сегодня без шуток устал.

– Я работе не изменяю, – тут же осадила его, – и слежу, чтобы ты придерживался того же правила.

– П-нятно, твой характер становится так же отвратителен, как и у Сани. Похоже, мой агент заразен. Одно пока понять не могу: половым путем или просто воздушно-капельным? – хохотнул он и пополз к кровати, чтобы плюхнуться туда мордой вниз. – Иди, Михална, тогда уж с глаз моих долой. Все равно толку от тебя нет.

Я бы обиделась, вот очень сильно, и даже треснула бы звезду сумкой. Только он уже отвернулся и эпично громко захрапел.

Пришлось действительно уйти и захлопнуть за собой двери.

Уже у себя в номере я решила, что в одном Макс прав: кровать выглядела настолько притягательно, что гравитация изменила свои правила и тянула меня не к земле, а к огромной постели. Лишь усилием воли я загнала себя вначале в душ, а затем заставила себя взять дневник, чтобы заполнить событиями дня.

Мысль в голову упорно не лезла, а слова не складывались в фразы, да и я сама не поняла, как уснула с ручкой в руках и дневником под боком.

– Рыбкина… – кто-то тормошил меня за плечо. – Рыбкина! Ты нормальная вообще – спать с открытой дверью?.. Да и в очках. Дужки сломаешь!

С лица стянули что-то неудобное и жмущее, стало неожиданно хорошо настолько, что я перевернулась на другой бок, причмокнув губами в воздухе.

– Что ж, сочту это за ответ с благодарностью. Сладких снов, Ульяна.

И стало так уютно, словно в теплый плед закутали и в щеку поцеловали… но, кажется, это мне уже точно приснилось.