Демина Ева

Приключения падают тебе на голове в те моменты, когда ты их совсем не ждешь. Никогда не думала, что подобное может произойти со мной! Меня, словно героиню шпионского боевика, обвешали наушниками-микрофонами и отправили выполнять секретное задание.

Даже сама не знаю, как согласилась на это, но Клаус уговаривал очень тщательно и долго. Целый час.

В конце концов я пересилила свою трусливую заячью натуру после заявления, что это возможно единственное, что поможет Руслану. В мыслях все еще не хотела уживаться идея, будто такого богатого и влиятельного человека могут посадить. Все же в голове среднего россиянина жила мысль о том, что все проблемы решаются за бабло, коего у Коршунова было более чем достаточно.

Оказалось, не всегда. Особенно если ты перешел дорогу кому-то не менее серьезному.

В общем, Клаус смог подобрать аргументы.

– Тебе ничего не угрожает. Мы с Дитрихом будем неподалеку, да и твоя роль минимальна. Разозлить Добрынину и вывести на откровения.

– Так она мне все и рассказала, – отбрыкивалась я.

– Это уже не твои проблемы. Сказать могу одно: тебя в эту историю уже втянули, так что выбраться просто так, фройляйн, не выйдет. Ты ведь в курсе, что в одном из своих интервью Добрынина даже про тебя рассказала?

Он повернул ко мне экран ноутбука и выкрутил звук погромче. На экране вокруг Елены толпились журналисты, а она крайне эмоционально рассказывала обо мне, точнее, все же о Руслане, но и про меня не забыла.

– Однажды, уже после расставания, мы пересеклись с Коршуновым еще раз, – нагло зачесывала она, промакивая платком уголок глаза. – Он был с очередной своей пассией. Как же мне было жаль девушку, когда я увидела огромные синяки на открытых участках ее тела. Он ее бил!

– Вы знаете ее имя? – тут же набросились журналисты.

– Я специально не интересовалась его подстилками, но слышала, что девушка училась в Гнесинском училище. Думаю, наверняка она легла под Коршунова в обмен на протекции, которые он мог ей обеспечить.

Я сжала кулаки, больно впиваясь ногтями в нежную кожу ладоней. Вот же ж су-у-у-у…

– Интересно, сколько времени теперь уйдет у журналюг на выяснения моего имени? – грустно спросила я у всеведущего немца. Тот пожал плечами.

– Я бы нашел за пару часов, они… мм-м… несколько дней. Поэтому я предлагаю тебе нанести удар по Добрыниной, иначе рискуешь пропустить еще один от нее.

Мне пришлось подумать, прежде чем ответить ему согласием, тогда-то мне и рассказали план.

– Добрынина ведет весьма праздный образ жизни. Думаю, фройляйн и сама заметила, что Елена не образец добродетели. Вряд ли она в курсе всех деталей плана, по которому подставили Руслана, но есть предположение, что именно она каким-то образом воровала семя. Надеюсь, объяснять, как именно она это делала, не нужно.

Я кивнула. Спасибо, блин, и так догадалась. При этом отчего-то почувствовала в груди укол ревности.

– Твоя задача вывести ее на разговор на эту тему.

– Вы серьезно думаете, что она признается? Не совсем же она идиотка, в конце концов.

– Смотря чем прижимать, – Клаус как-то хищно оскалился и выложил на стол крошечный наушник. – Я подскажу, когда настанет время. Ориентироваться будем по обстоятельствам.

Вот и теперь я в полном боевом параде, хотя по мне, будто на панель, шла в один из самых пафосных ночных клубов Москвы. Дитрих достал мне именное приглашение на вечеринку, проходящую там, пообещал, что внутри я встречу весь бомонд, а главное – Добрынину.

Волнения не было, в душе поселилась злость. Потому что если мое имя и скандал дойдет до бабушки, я не прощу всем этим богатым ублюдкам с благородными фамилиями ее инфаркта.

Вот же парадокс судьбы. Это вам не Чехов с его говорящими именами… и Добрынины, и Соколовские явно оказались гадами, а вот Коршунов вместо хищника – жертвой, которой очень быстро выбили острые зубы.

Я без проблем прошла фейсконтроль на входе и зашла в главное помещение клуба с банальным названием “Ад и Рай”. Грохотала музыка, во вспышках неонового света на танцполе извивались тела, а за длинной стойкой бара несколько барменов смешивали коктейли, демонстрируя просто чудеса эквилибристики. Разве что на голове не стояли.

– Добро пожаловать в Чистилище! – заорал диджей и вновь выкрутил динамики на максимум под одобрительные вопли народа.

В этот момент ожил наушник.

– Итак, фройляйн, вы внутри, – прокомментировал очевидное немец и выдал инструкции к дальнейшим действиям: – Это основной зал клуба. Вам нужна ВИП-зона. Взгляните налево и пройдите в красную арку.

– Ту, что с надписью “Добро пожаловать в Ад”? – с нескольким офигением переспросила я, отыскав глазами вход.

– Да. Вперед.

Если честно, то в “Ад” совсем не хотелось, но вариантов не было. На входе в ВИП-зону досмотр был более тщательным.

Парня передо мной как следует ощупали, достали из внутреннего кармана рубашки маленький пакетик с каким-то порошком и проговорили:

– Со своим нельзя. На выходе заберете.

Парень попытался было возмутиться, но быстро заглох. Меня тоже осмотрели, но так как запрещенных веществ с собой не было, а “шпионские штучки” Клауса так просто было не обнаружить, то пропустили без проблем.

Я прошла по длинному коридору с зеркальными стенами. Подсветка на потолке меняла тона с оранжевого до темно-багрового, в полном соответствии с человеческими понятиями о цветовом решении дизайнеров преисподней.

Мое отражение надвигалось на меня со всех сторон. Чужое, незнакомое, в вызывающе сексуальной одежде и с ярким макияжем. Оно шло от бедра, цинично кривило губы и смотрелось здесь как никогда гармонично. А я глядела на мир в прорези этой “маски” и тихо удивлялась.

Постепенно шум на грани слышимости обретал узнаваемый характер, и я даже без удивления узнала один из треков Мэрилина Мэнсона. Ну, а когда вышла из коридора и передо мной раскинулся “Ад” во всем его сомнительном великолепии, поняла, что такой саундтрек для данного зрелища – самое то.

– Не стой на месте, – привел меня в чувство голос в наушнике с характерным немецким акцентом. – Иначе решат, что ты девушка в поиске партнера и удовольствий. Подойдут, предлагая и то, и другое.

– Да… – отмерла я, стараясь не пялиться на вакханалию вокруг. – Куда мне?

– По кругу вдоль помещения. У дальней стены коридор с пронумерованными дверьми. Тебе нужна третья… ровно через тринадцать минут. Так что пока можешь прогуляться к бару и заказать себе что-нибудь.

Интересно, а безалкогольные напитки у них в меню есть?

Я забралась на высокий стул и с интересом уставилась в декольте проползавшей мимо меня по барной стойке девушки, из одежды на которой были лишь две кожаные полоски. Одна изображала топ, а вторая при некоторой доле фантазии могла сойти за трусы.

Вокруг бесновались музыка и люди. Грани разврата, алкоголя и наркотиков. Надо признать, я всегда считала, что кадры из фильмов преувеличивают, но в данный момент за столиком в трех метрах от меня компания золотой молодежи втягивала в себя дорожки кокса через свернутую долларовую купюру. Заметив мой интерес, один из парней шало усмехнулся и, ощупав меня взглядом, махнул рукой, приглашая присоединиться.

Я поспешно отвернулась к подошедшему бармену и, сделав заказ, дождалась, пока он отошел, и спросила у Клауса:

– Почему такая точность? Прямо в минутах.

– Потому что семь минут назад наш человек отчитался, что Добрынина приняла СП и скоро дойдет до кондиции, – в спокойном голосе Клауса слышалось безграничное удовлетворение.

– СП? Это то, что я думаю?

Был вариант только один, но он же вроде как запрещен и, по идее, это тоже наркотики… Хотя, а разве торговать людьми не запрещено?! А меня продали! И те убитые девочки тоже были отданы на растерзание какому-то зверю только потому, что им не посчастливилось встретить на своем пути Руслана Коршунова и их сочли подходящими жертвами.

– Ева, ты же сама понимаешь, что какой бы тупой… не была Добрынина, вряд ли она станет откровенничать… Так что мы, как добрые самаритяне, просто обязаны ей немного помочь. Умные люди еще до нас открыли это замечательное вещество, а мы, как образцовые потомки, просто не забываем наследие предков и используем его по назначению и даже во благо!

Цинизм из интонаций господина Сайн-Витгенштайна можно было черпать ложками и на хлеб намазывать. Концентрированный такой цинизм. Наверное, так же офицеры СС разговаривали…

Я ощутила в себе приступ истинно русского негатива по отношению к немцу, но быстро задавила его. В конце концов, если бы не парочка арийцев, то сидеть бы Руслану… долго. Они хоть придумали, что можно сделать.

– А пока ждем, фройляйн Ева, я повторю порядок ваших действий, начиная с того момента, как вы открываете дверь. За ней обнаруживаете неадекватную Добрынину в объятиях нашего человека. Именно он и обезопасит ваше прелестное личико и прическу от когтей гарпии, если она решит пустить их в ход. Дальше ваша задача вести себя наиболее нагло и вызывающе. Бесить барышню по полной. Фразы я буду подсказывать.

– А сейчас нельзя сказать?

– Я не знаю, с каких карт зайдет ваша оппонентка. Женщины – существа загадочные…

За пару минут до часа икс я отставила в сторону коктейль и двинулась в сторону кабинок. По дороге ко мне попытался пристать какой-то мужик, но рядом буквально через десять секунд вырос громила в форме охранника и спросил:

– Проблемы?

– Нет… – обалдело ответил обдолбанный чувак и отошел на шаг.

Наушник ожил:

– Иди быстрее. Тут не принято опекать дам, так что таким невероятным явлением могут заинтересоваться.

Так это и есть обещанная охрана? Круто!

Я торопливо зацокала шпильками и вот уже передо мной тяжелая дверь с отделкой, стилизованной под янтарь. Красиво, роскошно… дорого.

Ощущая, как бешено стучит сердце где-то в горле, я сжала влажную ладонь на дверной ручке и потянула ее вниз. Массивная створка распахнулась на удивление легко, открывая картину переплетенной в страстных объятиях пары.

– Кхм!

Симпатичный брюнет в костюмчике кинул на меня нечитаемый взгляд и с очень невозмутимым выражением лица снял руки со смуглых добрынинских дынек, одним движением заправив их обратно в платье.

– А? Ты куда? – хрипло спросила девица самого блядского вида. Я наивно считала, что одета развратно? Лена Добрынина могла бы дать мастер-класс на тему: “Как одеться так, чтобы ни у кого не возникло сомнений по поводу твоей профессии”.

Я зашла, прикрыла дверь и не торопясь продефилировала к диванчику напротив парочки. Кончиками ногтей подцепила валяющуюся там тряпочку-трусики и кинула хозяйке. Попала очень удачно! Кружавчики повисли на всклокоченной голове Добрыниной, придавая ей крайне дурацкий вид.

– Ну здравствуй, Лена, – я наконец-то снизошла для того, чтобы поздороваться и даже светски осведомилась: – Как дела?

– Ты-ы-ы-ы…

– Не информативно.

В комнатке воцарилась пауза, за время которой я разглядывала бокалы на столе, чулки на полу и с отдельным вниманием и даже наслаждением – выражение лица Добрыниной. Глазками хлоп-хлоп, ротик открывает, но ни звука.

На телескопика похожа. Такая же черная, страшненькая и непонятно, как глаза… то есть сиськи не перевешивают и это чудо природы в пространстве перемещается. Кто-то, конечно, может сказать, что это зависть первого размера к пятому, но… не соглашусь!

– Что ты здесь забыла, нищебродка?! – наконец-то у “телескопика” проснулся дар речи и… дар мата тоже. Буквально сразу же. Еще полминуты девушка подробно рассказывала, кто я такая и где мне стоит находиться согласно моему социальному статусу, и закончила относительно цензурным: – Да я охрану позову, и тебя сейчас выкинут отсюда на!.. Хотя зачем звать охрану? Артурчик, выкини отсюда эту лахудру!

“Артурчик” со скучающим выражением лица посмотрел на часы и… промолчал. Говорящим таким образом.

У меня в ухе вновь ожил удаленный советчик, и я начала беседу согласно его подсказкам, но в своей обработке:

– Ну как живется, Лена? Спится хорошо, нервы не сдают?

– О чем ты? – Девушка попыталась вскинуть голову и надменно на меня посмотреть, но фокус не удался, так как параллельно она стягивала трусы с волос.

– О клевете, – ласково улыбнулась. – На меня, на Руслана… Или думаешь, что если Коршунов за решеткой, у него стали менее длинные руки? Мы же прекрасно понимаем, откуда на жертвах его семя… Так же прекрасно, как и знаем, что он вовсе не импотент, и вся эта эскапада – действия обиженной женщины. Я же помню, как ты приползала в его дом, пьяная в драбадан и очень-очень разговорчивая. Кстати, ты же в курсе, что у Руслана везде камеры стоят? И общественности наверняка будет интересно посмотреть на тебя, которая говорит о том, что безумно любит Коршунова, и о странной опасности, что ему грозит. И общественности, и следствию.

Добрынина побледнела почти до синевы и беспомощно посмотрела на Артура, который плавно поднялся, поправил галстук и не торопясь отошел к двери. Встал и, скрестив руки на груди, с усмешкой посмотрел на девушку. Это лучше любых слов показало, что лапы у Коршунова реально длинные. И они уже здесь.

– Это ложь и провокация, – дрогнувшим голосом ответила Добрынина, нервно стискивая пальцы на подоле короткого платья.

– Именно так ты скажешь своим подельникам, когда видео уйдет в интернет, – усмехнулась я в ответ.

В наушнике щелкнуло, и Клаус проговорил:

– Отлично, фройляйн, а теперь нужно из констатации фактов переходить в наступление. Агрессивная политика – наше все. Простые, точные вопросы и громкий голос.

Добрынина потянулась к ближайшему бокалу и почти залпом допила остаток коктейля, притом, судя по усмешке “Артурчика”, этим она лишь усугубила свое состояние.

– Вы ничего не докажете!

– А нужны ли доказательства? Или тебя грохнут чисто для профилактики, чтобы информация не всплыла? – Я подалась вперед, ударила ладонью по столу так, что стаканы зазвенели, и рявкнула: – А ну признавайся! Давно хотела трупы на любимого Русланчика повесить?!

– Я не зна-а-ала! – Девушка шарахнулась назад, вжимаясь в спинку диванчика. – Я… я замуж за него хотела! Ребенка родить! Мне сказали, что если я соберу, то мы сделаем искусственное оплодотворение. Я правда его любила, я хотела, чтобы у нас была одна семья, а тут… ты-ы-ы появилась!

– Родить? – я пренебрежительно фыркнула и кивнула на стол со следами от дорожек кокса и многочисленными пустыми стаканами. – С таким образом жизни? Ребенка-инвалида, что ли? Скорее, для тебя это был бы пропуск к банковским счетам Коршунова, хотя ввиду состояния твоей семьи немного непонятно зачем.

– Мы… банкроты, – тихо, словно через силу выдавила Лена, глядя на меня раздавленным взглядом. – Они предложили выход.

– Кто они?

– Соколовские. Сначала мы планировали породниться, но когда стало понятно, что Руслан во мне не заинтересован, придумали другой план.

Она вновь замолчала и, судя по ужасу, сама была в шоке от болтливости, всеми силами стараясь молчать.

– Какой? – так как Добрынина зажмурилась и, похоже, была в шаге от того, чтобы зажать рот руками, я добавила в голос жести, хотя искренне считала, что на такое не способна. Но, оказывается, полностью подконтрольная тебе ситуация провоцирует смелость и наглость. – Какой план, мать твою?!

– Совместное поглощение. Нами и Соколовскими. Но нужно было убрать с арены Коршунова… Потому выбрали такой метод. Я услышала и… поехала к нему. Предупредить хотела. Я ведь и правда люблю его!

Тут даже Артурчик неразборчиво булькнул что-то, кажется, пытаясь сдержать смех. Ну да, слышать о любви от такой девушки, которая дает буквально всем, кто попросит, это как минимум немного странно.

В ушах снова ожил бравый ариец.

– Чудесно, просто замечательно. Значит так, Миша уже записывает вашу беседу, так что задай ей вот эти вопросы…

Миша – это и есть Артур? Оказывается, у человека нормальное имя!

Дальнейшие полчаса прошли по уже знакомой схеме. Я, открыв в себе невиданный потенциал дознавателя, орала на Добрынину и получала от этого своеобразное удовольствие, а та окончательно остекленела взглядом и отвечала уже совершенно на любые вопросы. Так что по исходу часовой беседы у нас на руках было очень много интересных фактов.

– Так… – Встревоженный голос Клауса несколько отрезвил. – Ева, быстро уходите оттуда. Миша выведет! Дит передал, что в Чистилище появился Влад Соколовский, и это паршиво.

Выбирались из клуба мы тоже как в шпионском боевике. За дверью ВИП-комнаты нас ждал уже знакомый громила-охранник, который мотнул головой в противоположную сторону и сказал:

– План отхода тот же. Все двери открыты, наши предупреждены.

– Отлично, – кивнул “Артурчик” с таким выражением лица, что сразу стало понятно – он уже Миша. – Эту… перетащи в другой ВИП, чтобы не сразу нашли. Она невменяемая.

– Будет сделано.

А дальше был бег по темным коридорам, который закончился в грязной подворотне за клубом, где нас уже ожидали “двое из ларца”. Мы сели в машину, и уже там Миша перекинул Клаусу какое-то устройство. Судя по торжествующему взгляду немца, он был близок к тому, чтобы расцеловать камеру.

– Все, добегались, ребятки. Теперь такой резонанс будет, что всем жить не захочется.

– Вы так это и обнародуете? – поинтересовалась я, полностью понимая незаконность полученных данных.

– Вот еще, – фыркнул Клаус. – Во-первых, по вашему законодательству без согласия допрашиваемого ни одна запись не считается легитимной, а во-вторых, там есть ты и твой голос. А мы не хотим, чтобы на тот свет отправили еще и тебя.

– Тогда зачем это все? – удивилась я.

– Теперь я точно знаю, где копать настоящие улики, а это… – Немец потряс записью в воздухе. – Хорошая страховка еще никому не мешала.

* * *

Прошла уже неделя моего одинокого пребывания в доме Руслана. Хотя нет, не совсем одинокого. У меня была Пятнышко и изредка собеседники в виде Николая или Марины. Остальные горничные со мной почти не общались.

Клауса и Дитриха я тоже не видела, они словно сквозь землю провалились.

Свое состояние я могла охарактеризовать одним словом: растерянность. У меня не было даже ощущения затишья перед бурей, я, наоборот, была в ее эпицентре, в так называемом оке. Когда сверху вроде бы светит солнце, и даже ветерка нет, но вокруг бушует ураган, сметающий все вокруг. И вроде бы есть желание сбежать отсюда, вот только куда ни сунься – там еще страшнее.

Так и я сидела, буквально подкоркой чувствовала, что где-то происходит что-то важное: роет землю носом Клаус, выстраивает защиту для Руслана Дитрих, злодеи составляют каверзные планы, а я вот просто сижу и этого не вижу. Передо мной никто не спешил отчитываться.

Первая ласточка прилетела в субботу вечером.

Как и всегда, с замиранием сердца я включила новости по одному из федеральных каналов, посадила Пятнышко себе на колени и принялась бездумно вслушиваться в события дня.

– И только что пришедшие сведения по делу крупного бизнесмена Руслана Коршунова. Сегодня в сеть были слиты дынные некого анонимного расследования. Пока все происходящее походит на дурную шутку либо попытку запутать следствие, но общественный резонанс уже поднят, и теперь многие требуют полной проверки изложенных сведений. – Ведущая зачитывала текст монотонно и даже равнодушно, за что ее хотелось придушить и потребовать говорить побыстрее. – Затронуты многие известные имена, а также абсолютно незнакомые до этого следствию лица. В частности стало известно, что сегодня произведен арест одного из фигурантов дела – врача одной из московских поликлиник Пименова Виталия Вячеславовича. Согласно обнародованным данным, именно он занимался некими манипуляциями с фальсификацией улик на телах жертв…

На экране высветилось лицо мужчины, которое я тотчас же прекрасно вспомнила. Тот самый врач, вколовший мне наркотики. Дыхание перехватило в груди, я попыталась дальше сосредоточиться на словах диктора, но она, похоже, уже завершила тему и теперь рассказывала о каком-то малозначительном происшествии в Краснодарском крае.

В следующий час я обрывала телефон Клаусу, но немец меня игнорировал. Я попыталась побеседовать на тему произошедшего с Николаем, но он как-то по-отечески вздохнул, похлопал меня по плечу и сказал не лезть в не бабское дело, когда мужики разбираются.

Вторая ласточка помахала мне крылышками, когда светская хроника облизывала новости о том, что компания четы Добрыниных признана банкротом. Максима уже вовсю прижимали кредиторы и налоговая, у которых накануне совершенно случайно сменился руководитель, а вот Елена Добрынина улетела из страны. Куда и зачем – никто не знал. Но пресса искала информацию и ежечасно радовала подробностями: что, перед тем как исчезнуть, Добрынина опустошила сейф с семейными драгоценностями, что свалила с каким-то любовником, завершилось все снимками с камер аэропорта, где девушка с похожими формами, закутанная едва ли не в паранджу, улетала в сторону Мальдивских островов.

Вестей пока не было только о Соколовских, да и о Руслане.

Я все надеялась, что его вот-вот освободят, но следствие не спешило.

Чудо случилось в среду, когда с самого утра меня тошнило из-за съеденной накануне несвежей рыбы. В ванную ворвалась Марина с пультом от телевизора. Горничная была возбуждена и явно хотела, чтобы мне немедленно стало лучше, и я побежала смотреть новости.

А посмотреть было на что.

– Криминальная хроника. – Ведущий на канале НТВ вид имел протокольный, но при этом довольный донельзя. Похоже, ему доставляло удовольствие зачитывать сводки о свежих убийствах. – Сын видного бизнесмена Влад Солоковский обнаружен сегодня на обочине одной из федеральных трасс мертвым. Неизвестные совершили нападение и оставили двенадцать пулевых ран на теле молодого человека. Убийство носит явно заказной характер. На месте преступления была найдена записка странного содержания: “За мою дочь, ублюдок”. В данный момент следствие проводит розыскные мероприятия.

На экране появился уже знакомый мне Стрельченко, с видом усталым и задолбанным.

– Скажите, какие версии рассматривает следствие? Соколовского убили конкуренты? – атаковал его журналист. – Или речь о самосуде? Если так, то о какой дочери речь?

– Никаких комментариев, – отрезал подполковник.

– А что по поводу дела Коршунова? – не успокаивался человек, тыча микрофоном в лицо. – Правда ли, что в машине Соколовского тоже найдены следы крови одной из жертв, а также дубликаты ключей от порше подследственного Коршунова?

В этот момент Стрельченко, видимо, надоело быть допрашиваемым, он отпихнул журналиста в сторону и ушел из кадра.

– И что это значит? – спросила я у горничной, будто та знала ответы.

– Не знаю, – тяжело вздохнула она. – Но хорошо бы шефа после этого выпустили. Нам зарплату задерживают, остальные горничные шушукаются, поговаривают об увольнении.

– А ты что думаешь? – Я взглянула на довольно молодую девушку, красивую, улыбчивую. Вообще, я частенько задумывалась, что она забыла в доме у Руслана с такой внешностью да его вечными придирками по поводу голоса и эксцентричным требованием общаться через блокнот. – Тоже собираешься увольняться?

Она фыркнула.

– Вот еще. Я до последнего останусь, пока не прогонят.

Подобная преданность меня удивляла. Даже странно, цепным псом Коршунова я почему-то всегда считала Николая, а Марина – так, безмолвная тень…

Когда горничная ушла, я еще долгое время перещелкивала каналы в попытке выудить хоть какие-то сведения о расследовании. Потом шерстила интернет в поисках сплетен, но все как будто сговорились молчать.

Яндекс. Новости и те не радовали. Что им убийство какого-то сыночка олигарха, когда в правительстве шапки полетели? Один за одним крупные начальники уходили в отставку по доброй воле, уступая места молодым и свежим.

Конечно, это было гораздо важнее и интереснее для общественности…

Я закрыла крышку ноутбука и до вечера провалялась на кровати. Так же, как и все следующее утро. Низ живота немного крутило, наверное, в преддверии приближающихся красных дней. Даже удивительно, что после всего этого стресса организм продолжал работать как часы и готовился к месячным.

– Может, вызвать врача? – предложила Марина, принеся спустя час мне воду и обезболивающие таблетки. – У нас есть номер Нестерова.

Я лишь отмахнулась.

– Вот еще. Если дергать светил по женским делам, то он на смех нас поднимет.

Моя рука уже тянулась к стакану, когда с улицы послышался шум подъезжающего автомобиля.

Недомогание словно рукой сняло, я оставила воду и подскочила к окну. Там из черного джипа вышел Дитрих, а затем… Руслан.

Мое сердце пропустило удар, потому что Коршунов неожиданно задрал голову и посмотрел точно на меня, будто знал все это время, что я стою и смотрю на него.

Жду у окна.

* * *

Руслан Коршунов

То, что я оказался за решеткой – прекрасная прививка от самомнения. Слишком я зарвался и потерял бдительность, знал, что рядом крысы, но не разглядел ножа за их спиной. И уж меньше всего мог подумать, что подставит меня Влад, а точнее, разыграет все по нотам, а я поведусь, как идиот.

Собственно, идиотом я и был.

Мой отец в свое время прекрасно играл в шахматы, постоянно приговаривая, что нельзя недооценивать соперника. И вот спустя многие годы я забыл этот совет. Расслабился, решил, что единственный хищник в этом лесу.

Когда в одно из посещений Дитрих раскрыл мне, как и почему меня подставили, я мог лишь бессильно сжимать кулаки, а когда узнал, что в дело для моего освобождения втравили еще и Еву, едва не разбил немцу морду.

Мы так не договаривались! Я ведь просил, чтобы никто невиновный не пострадал. А эти два брата-акробата потащили мою сирену на встречу к Добрыниной. Выйду и убью обоих! Хотя нет, всех троих. Ее за то, что согласилась, вместо того чтобы давно свалить в свой Челябинск от греха подальше.

Мне было, конечно, приятно, что в первые дни она ждала в особняке, никуда не выходя, но чем больше я проводил часов наедине с собой в камере, тем больше убеждался, что лучше бы она уже ехала к себе домой, а еще желательнее – куда-нибудь за границу, обчистив перед этим мой сейф в качестве моральной компенсации. Я бы ей простил.

Но каждый день приходящий Дитрих утверждал, что Ева сидит и преданно ждет, а в довершение всего:

– Ваша фройляйн молодец. Я видел запись ее беседы с Добрыниной, потрясающая энергетика и самоотверженность.

Точно пришибу!

Но только стоило мне сейчас выйти из машины, вдохнуть воздух поздней осени, задрать голову и встретиться с ней взглядом, как весь мой запал, даже если он и был, испарился.

Она меня ждала! Все это время. И даже залезла в пасть зверю, чтобы добыть сведения для моего освобождения.

Меня мурыжили следователи, прокуратура, даже из ФСБ заглянули, когда Клаус слил в сеть данные о тайном загородном клубе.

Но тут надо отдать должное спецслужбам. Из общего доступа все изъято было настолько быстро и виртуозно, что никто даже не понял, что произошло. Просто в один прекрасный момент все члены клуба потеряли высокие должности.

В высших кругах никто не собирался поднимать слишком много шума, и, возможно, это было правильно. Такого общественного резонанса и так нестабильное общество могло попросту не выдержать.

– Почему вы остановились? – позади раздался голос с немецким акцентом. Клаус тоже выбирался из машины, и я ему мешал выйти. – Не рады оказаться дома?

– Рад, – с трудом выдавил я и сделал шаг вперед, спеша побыстрее оказаться внутри и встретиться с Евой, наконец услышать ее голос, о котором так долго мечтал.

Я вернулся домой.

И в этом доме меня ждала женщина… моя женщина. Уже совершенно четко и понятно – моя. Вот так легко и просто, после кошмарных передряг и переживаний, ты начинаешь осознавать, что человек – это не домашнее животное в стиле хомячка.

Сейчас я понимал, что по-прежнему не хочу отпускать от себя Еву, но ведут уже совсем другие чувства и эмоции. Мне хотелось свернуть ради нее горы и дать все, чего она не получала за свою жизнь.

А для переворота в голове всего лишь надо было понять, что тут ждут именно меня, а не бизнесмена Коршунова с его капиталами.

Я ворвался в холл, и одновременно с противоположной стороны в помещение влетела запыхавшаяся, растрепанная от бега Ева.

Ее образ вошел под дых, как остро заточенный нож. Лихорадочно блестящие глаза, румянец на щеках и счастливая улыбка, словно отражение моей. Ведь я тоже стоял, жадно ее разглядывал и лыбился, как последний дебил, а после поступил еще более классически-идиотским образом. Шагнул вперед, распахнул руки и тихо сказал:

– Иди ко мне.

Она прерывисто выдохнула и сорвалась с места, за несколько секунд пересекая всегда такую гулкую и холодную комнату, которая сейчас сузилась до размеров личной вселенной и засверкала новыми красками. Маленькое тело врезалось в мою грудь, тонкие руки легли на плечи и запутались в волосах, а после Ева встала на цыпочки, сама коснулась моих губ поцелуем и выдохнула:

– Я так за тебя переживала.

Наверное, в жизни каждого мужчины случается момент, когда его, как пыльным мешком из-за угла, лупит осознанием бытия. Что вот он, момент, ради которого и стоило жить, истина, ради которой стоило провести дни в камере на грани между свободой и неволей.

Приходит понимание ценностей.

И еще желание…

Я голодный, дико изголодался по своей сирене, и хочу, чтобы она это знала. Я обхватил личико Евы двумя руками, практически с наслаждением ощущая под пальцами шелк ее кожи, и уже сам впился в ее губы поцелуем.

Да-а-а… Наконец-то. Только сейчас понял, насколько соскучился. Моя девочка на несколько секунд замерла, распахнув глазки, а после медленно опустила ресницы и подалась вперед с тихим стоном. Этот звук прошелся беличьей кистью по моим оголенным нервам. Мурашки по коже, возбуждение по венам, взрывом сумасшествия в мозгах. Член напрягся в штанах, намекая, что раз такое дело, то надо, прямо очень надо застолбить девушку всеми доступными способами, а секс – мало того что самый древний, так еще и самый приятный.

Так как голова не имела ничего против планов тела, я подхватил Еву на руки и, увидев в соседнем коридоре Николая, махнул ему ладонью за спиной девушки, намекая, что самое лучшее и хорошее, что он сейчас может сделать – это убраться куда подальше.

Разбор полетов и награждение верных будет чуть позже. Часа через два. А лучше четыре. А в идеале вообще завтра после обеда.

Начальник службы безопасности понимающе усмехнулся и скрылся в ближайшем ответвлении, оставляя нас с сиреной наедине. Ева сидела на моих руках и смотрела сияющими от счастья глазами. И от взгляда этих глубоких, влажных омутов меня вело хлеще, чем от ее голоса.

Путь до спальни занял немного времени, но каждая секунда растягивалась на часы, настолько мне хотелось положить девочку на кровать и сделать с ней все то, о чем мечталось за эти дни.

Это странно, когда мир сужается до одной женщины. Когда фокус лишь на нее… Я даже без психов выставил из комнаты метнувшуюся наперерез кошку, хотя для этого пришлось выпустить Еву из рук.

Наконец-то дверь щелкнула, закрываясь на замок, и я, плавно развернувшись, стянул пиджак, кинул его на ближайшее кресло и, хищно усмехнувшись, практически кинулся на мою маленькую, но такую соблазнительную лань, которая так удачно стояла возле кровати.

Ева невольно сделала шаг назад, ее колени подломились, и девушка с тихим “ой!” села на постель. Я остановился возле нее, глядя сверху вниз на взволнованные глаза, алый рот, который она регулярно облизывала, и четко очерченные губы…

– Ты споешь сегодня для меня, Ева? – спросил я, зная, что теперь никогда не смогу просто прийти и взять. Мне будет важно слышать разрешение на дальнейшее.

Она озадачилась всего на мгновение, пока не поняла весь смысл моей аллюзии.

– Да, – прошептала она, и я вздрогнул от этого медленного придыхания.

Тут же подался вперед, жадно целуя и наслаждаясь каждым прерывистым выдохом девушки. Нажал на плечи, заставляя откинуться на кровать, и навис сверху, опираясь на локти и поедая взглядом открывшуюся картину. Блуза чуть сползла сверху, открывая кружева белоснежного бюстгальтера, а внизу, наоборот, задралась, демонстрируя нежный животик, к которому нестерпимо хотелось прижаться губами.

Зачем отказывать себе в такой малости?

Я спустился ниже, не отрывая взгляда от перепуганных глаз, на дне которых тлело желание, прикусил сосок и усмехнулся, ощутив, как вздрогнуло ее тонкое тело.

– Я скучал, – выдохнул, обдавая горячим воздухом нежную кожу в зоне декольте, почти с наслаждением отмечая то, как она покрывается мурашками. – Очень скучал, Ева-а-а…

Ее имя по-прежнему обладало каким-то волшебным, невероятным действием. Перекатывая его на языке, как редкую сладость, я ощущал, как мои “вкусовые” рецепторы буквально взрываются от запредельного удовольствия, с которым мог сравниться разве что вкус этой женщины. И я безумно хотел вновь почувствовать его на кончике языка.

После длительного воздержания мне хотелось бури страсти.

Но глядя на то, как Ева доверчиво льнет ко мне, запуская пальчики в волосы и постепенно расслабляясь под ласками, я понимал, что сейчас все еще не время для моих желаний.

Время нежности.

Время быть откровенным в чувствах и ласках. Откровенным, но не грубым.

Это далось тяжело.

Тяжело было расстегивать одну за одной маленькие пуговички на ее халатике, ласково прикасаясь ртом к каждому открывшемуся участку кожи. Трусики я все же не удержался и стащил зубами, как некогда и мечтал, параллельно прикусывая бедра Евы, отчего моя сирена вздрагивала и вздыхала.

Мягко разведя в стороны ее ноги, я коснулся взглядом открывшейся розовой плоти, которая уже блестела от соков, и невольно усмехнулся, когда моя скромница неосознанно попыталась свести коленки. Решив, что начинать с главного десерта совершенно неправильно, я приподнялся выше, нежно целуя вздрагивающий от каждого прикосновения животик, и двинулся к груди. Накрыл ртом розовый, пока еще трогательно-мягкий сосок и с силой втянул, с наслаждением ощущая, как он почти мгновенно твердеет.

Пока ласкал языком одну ягодку, рукой скользнул ниже по телу девушки, безошибочно находя влажные складочки. Обвел пальцами клитор и усмехнулся, ощутив, как женское тело выгнулось дугой. А после… после Ева застонала. Низко, томно, длинно… так, что на вибрациях ее голоса трясло уже меня. Это уже не беличья кисть по обнаженным нервам, это разряд высокочастотного тока напрямую в мозг.

И я понял, что сильно себе польстил, когда посчитал, что сейчас смогу долго сводить с ума Еву ласками и не кончить. Меня накрывало.

Она внезапно села и потянулась ко мне, лихорадочно блестя глазами и неловкими рывками стягивая с плеч рубашку. Еще никогда я не избавлялся от одежды настолько стремительно.

Момент, когда я все же смог сжать в объятиях горячее тело Евы, опьянил надежнее выпитого на голодный желудок бокала виски.

Я всегда относился к сексу, как к физиологическому явлению, призванному удовлетворить потребности. И само собой, не видел в нем ничего волшебного или нереального. Такое же пренебрежительное фырканье во мне вызывало словосочетание “заниматься любовью”.

Но сейчас…

Сейчас я понял, насколько раньше ошибался.

Этой ночью, в темноте, наполненной стонами и шепотом, я любил свою сирену.

* * *

Демина Ева

Это был потрясающий день, а после и ночь.

Долгие, томные и очень сладкие. Как расплавленный шоколад, который впервые пробуешь после того, как месяц просидела на диете, ограничивая себя в сладком.

Руслан был моим шоколадом, и я никак не могла им насытиться.

Когда раньше в фильмах я видела сцены, где влюбленные запирались в номере гостиницы и не выходили оттуда сутками, это вызывало во мне ироническую усмешку. Придумают же сценаристы, такого ведь не бывает. А вот теперь поверила, потому что была готова не показываться во внешнем мире еще целую вечность.

Уже после долгого марафона, когда я, мокрая от усталости, лежала на груди у мужчины и он расслабленно водил кончиками пальцев по моей спине, я решилась спросить:

– Расскажешь, что произошло? Я знаю только то, что сообщил Клаус, а он неохотно делится информацией.

Рука Руса на какой-то момент замерла, а после возобновила свое мерное движение.

– Зачем тебе лезть в эту грязь? В ней мало приятного.

Еще месяц назад я бы с ним полностью согласилась, да и сейчас тоже, вот только я туда уже влезла, когда пошла на встречу с Добрыниной. Окунулась в этот чужеродный для меня мир, огляделась и поняла одну вещь: здесь нельзя быть страусом и прятать голову в песок. Нужно владеть любой информацией, когда-нибудь она еще может пригодиться.

– Я просто хочу знать правду, – выдохнула я.

Руслан посмотрел на меня особенно внимательно, а после нехотя заговорил:

– Наверное, стоит начать, как я вообще оказался в том месте, где тебя купил. Есть такой человек – Влад Соколовский. Точнее, уже был и вряд ли ад ему будет пухом. Он владел бизнесом, который я безумно хотел присвоить… Настолько безумно, что оказался слеп и меня обвели вокруг пальца. В общем, Соколовский предложил пари…

Следующие десять минут я, затаив дыхание, слушала подробности грязной, но очень элегантной аферы.

Ведь если бы у Руслана не оказалось в рукаве сразу двух джокеров немецкого происхождения, то совершенно не ясно, чем дело бы кончилось.

По задумке Соколовских, Руслану в клубе обязательно бы понравилось. Прославившийся в своих кругах как человек жестокий, но при этом не имеющий определенного удовлетворения в сексе, Коршунов сам дал оружие своим врагам. Соколовский-старший был уверен, что Руслан будет в восторге от жестокой забавы на смерть с ничего не понимающей жертвой. А дальше видеофиксация, шантаж или тюрьма.

Руслан немного поломал им план в момент, когда выкупил меня. Никто даже не думал о подобном исходе, оттого управляющего клуба, продавшего меня за полмиллиона долларов, никто не предупредил, что этого делать не стоит.

Услышав эту сумму, я несколько раз переспросила у Коршунова, точно ли в долларах была сделка. Потому что у меня даже руки занемели от осознания своей новой цены. Это не в рублях, как я считала изначально.

В итоге в дело пошел план Б. Руслан ведь проиграл Владу Соколовскому спор на абсолютную безделицу: машину и виллу на уикенд. Как выяснилось позже, на машине Влад в те дни особо даже не ездил, она была отогнана на один из автосервисов его отца, где за два дня был сделан идеальный дубликат ключей. Они сыграли свою роль позже…

В это же время Руслан улетел в Сочи, а за ним следом наемный убийца и весьма неплохой патологоанатом из Москвы. Друг и подельник того самого врача, который меня похитил. Эти двое совершили идеальную фальсификацию улик, подставив Руслана с биологическими образцами. Чуть позже схему повторили уже в Москве. Место специально выбирали такое, где Коршунов бывает неподалеку – возле его офиса. Финалом стало убийство третьей девушки. Как показало дознание Соколовского-старшего, изначально ее труп хотели подбросить в багажник на афтепати с помощью тех самых ключей. Но Руслан сорвался бог весть куда, и пришлось буквально ехать за ним и выслеживать, чтобы, когда он оставил машину одну, совершить свое грязное дело.

– Это были все те двое? Убийца и врач? – уточнила я.

Руслан покачал головой.

– Это был Влад. Все же я не просто так к нему относился настороженно. Клаус откопал многое про развлечения этого ублюдка, от большинства волосы даже у лысого дыбом встанут. Малолетний придурок по локоть в крови ходил. Не Чикатило, конечно, но не гнушался разного.

Я остановила Руслана жестом, чувствуя, как к горлу подкатывает приступ тошноты. Подробностей мне знать не хотелось совершенно. Поборов недомогание, я продолжила расспросы.

– Надеюсь, ты к его убийству не имеешь никакого отношения?

– Если только косвенно. – Все же Руслан был предельно откровенен, признаваясь в подобном. – Это цепная реакция на обнародование расследования по моему делу. Я подозреваю, что Клаус знает имена, но никогда не расскажет, хоть и не поддерживает такие методы. У этого немца странное чувство справедливости.

– В смысле?

– Над Владом совершили самосуд. И та записка на месте преступления – лучшее тому доказательство. Сайн-Витгенштайн пространно намекнул, что это дело рук какого-то бывшего военного, но больше он не скажет ни слова. И знаешь что, наверное, это правильно. Таким, как Влад, лучше не ходить по земле.

– Пожалуй, в этом я с тобой полностью согласна, – поддержала я и неожиданно зажала себе рот рукой, потому что тошнота вернулась.

Да что же это такое?!

Я вывернулась из объятий Руслана и бегом улетела в ванную, где меня вывернуло, едва успела к унитазу.

Там долго восстанавливала дыхание, а потом умывалась, вслух костеря дурацкую рыбу.

После минут пять вытирала лицо полотенцем, чувствуя наконец, что тошнота прошла. А когда подняла голову, встретилась взглядом с Русланом.

Он стоял побледневший на пороге ванны и смотрел на меня широко открытыми глазами, будто привидение увидел.

– Эй, ты чего? – Я даже руками перед его лицом помотала.

Он отмер и почему-то переместил свой взгляд на мой живот, а после снова на лицо, и задал один единственный вопрос:

– Ева, а ты ведь выпила таблетки тем днем?

Сердце упало в пятки, потому что я даже не вспомнила о предохранении, когда все произошло…