К началу сражения, или, как называют советские историки, третьего штурма Севастополя, численность оборонявшихся в городе-крепости солдат и моряков флота и Приморской армии достигла 230 000–250 000 человек.

Но обратимся еще раз к свидетельству непосредственного участника тех трагических событий, генерал-фельдмаршала фон Манштейна. Его рассказ о боевых действиях в 1942 году под Севастополем для одних читателей может являться выдумкой, для других — правдой, в зависимости от восприятия. Не стану навязывать свои суждения, как читать и воспринимать нижесказанное. Склонившийся над разложенными перед нами картами из его домашнего архива, показывает и рассуждает Эрих фон Манштейн:

— Наступление на севере должен был вести 54-й ак в составе 22-й Нижнесаксонской пехотной дивизии во главе с генерал-лейтенантом Вольфом, 24-й пд во главе с генерал-лейтенантом бароном фон Теттаном, 132-й лпд во главе с генерал-лейтенантом Линдеманном, 50-й пд во главе с генерал-лейтенантом Шмидтом и усиленного 213-го пп 22-й дивизии под командованием полковника Хитцфельда (который впоследствии захватит 30-ю батарею капитана Александера у поселка Любимовка. — Авт.). Численный состав наших дивизий, не имевших пополнений после боев на Керченском плацдарме, которые по штату должны иметь 15 860 (вернее — 15 859), на самом деле имели от 8000 до 10 000 человек, а в 132-й лпд количество солдат и офицеров было немногим более 6000. Считаешь? Ну и как?

Я приказал 54-му корпусу сосредоточить свои силы на высотах севернее восточной оконечности бухты Северной. Участки укрепрайона необходимо было подавить огнем, чтобы взять их с тыла. Левый фланг корпуса должен овладеть высотами у села Гайтаны и юго-восточнее его, чтобы обеспечить наступление румынского горного корпуса.

Наступать на южном участке я поручил 30-му ак в составе 72-й пд во главе с генерал-лейтенантом Мюллером-Гепгардом, 170-й пд во главе с генерал-лейтенантом Зандером и 28-й легкой пд во главе с генерал-лейтенантом Зингубером. 30-й корпус должен был захватить исходные позиции и артиллерийские НИ с целью дальнейшего наступления к Сапун-горе. Но прежде нужно было овладеть первой линией обороны противника на рубеже Северный нос — Камары. Для выполнения этой задачи 72-й пд было приказано наступать по обе стороны шоссе на Севастополь. А 28-й лпд — захватить северную гряду восточнее Балаклавской бухты. 170-ю пд оставили в резерве. Местность там, как ты знаешь, резко пересеченная, так что каждый обязан исполнять точную и хорошо просчитанную конкретную задачу. Румынский горный корпус должен был сковывать противника перед своим фронтом. Румынская 18-я дивизия — прикрывать наступление левого 54-го ак. Южнее 1-я румынская горная дивизия должна была поддерживать наступление северного фланга 30-го ак в районе Сахарной головки.

Что касается артиллерийской подготовки самого наступления, то мы отказались от огневого налета, это, если тебе известно, излюбленный прием нашего противника. Во-первых, ситуация была не та, да и боеприпасов не хватило. Потому артиллерия вела корректируемый огонь за пять дней до начала наступления пехоты. После, во время корректировочного огня, начал работать 8-й авиакорпус, совершая непрерывные налеты на военные и военно-тыловые объекты Севастополя, на портовые сооружения и аэродромы.

Главное командование предоставило в наше распоряжение мощные огневые средства. На позициях 54-го АК начальник артиллерии генерал Цукерторт имел в своем подчинении 56 батарей большой мощности и 40 батарей легкой артиллерии, 18 минометных батарей, их обслуживали солдаты 10-го и 14-го дивизионов. Знаю, что после войны было много разговоров о знаменитой пушке «Дора» калибра 800 мм, спроектированной для разрушения сооружений линии Мажино. Но ее эффективность невысокая, так, грозная игрушка. Однако «Дорой» был поражен склад боеприпасов на Северной стороне и несколько незначительных объектов. Артиллерией 30-го ак командовал генерал Мартинек, австриец по национальности. Он погиб, командуя впоследствии корпусом. А в 30-м ак он просто-таки блестяще организовал использование артогня, почти все снаряды дивизионов поражали цели противника. В его подчинении в двух дивизионах было 25 батарей. 30-му корпусу был придан 300-ый отдельный батальон танкеток, которые, к сожалению, оказались совершенно бесполезными в боях (а не танки, как указано в мемуарах и на картах у высоты 555,6, где написано «72-я пд с танками»; это между Варнуткой — Биюк-Мускомья — совхозом «Благодать». Танки туда, на крутые, густо поросшие горы, просто НЕ залезут! В этих местах лишь в конце 70-х годов XX века построили дорогу Ялта — Севастополь, пробивая между гор целые пласты грунта. — Авт.) Да, еще румынский горный корпус имел 20 батарей.

Хорошим подспорьем для артиллерии было и то, что командир 8-го авиакорпуса генерал фон Рихтгофен выделил для наземных боев четыре зенитно-артиллерийских полка. В Севастополе мы показали высокий уровень массированного применения артиллерии по конкретным целям противника.

Командование 54-го ак силами 132-й лпд предприняло на правом фланге своего корпуса наступление через долину реки Бельбек на высоты, расположенные южнее, оставляя в стороне плацдарм противника в районе Любимовки. А левее 22-я пд наносила удар с востока южнее той же реки Бельбек через ущелье Камышлы, обеспечивая тем самым 132-й пд оперативное преодоление долины реки. 50-я пд наступала из Темной балки через Камышлы и наносила удар в юго-западном направлении. На левом фланге корпуса 24-я пд продвигалась на Гайтанские высоты. Левый фланг этой дивизии прикрывался румынской 18-й пд.

В первый день при поддержке артиллерии и 8-го авиакорпуса, совершавшего постоянные налеты на позиции противника, удалось преодолеть Камышлы, перекрыть долину реки и закрепиться на господствующих высотах по линии Мекензиевы горы—Любимовка и сделать рывок в сторону Бартеньевки. На южном фланге 30-й ак, как и планировалось, захватил обе стороны севастопольской дороги, чтобы через несколько дней начать наступление главными силами.

13 июня солдатам 16-го пп под командованием полковника фон Холтица из 22-й дивизии удалось овладеть фортом «Сталин». Ценой больших потерь удалось вклиниться в оборонительный рубеж на севере и захватить оборонительные сооружения «ЧК», «ГПУ», «Сибирь», «Волга». В ожесточенных боях 72-я пд овладела укрепленными пунктами «Северный нос», «Гора Капелла», «Руина», а 170-я дивизия заняла наконец-то Камары.

Второй этап наступления начался 17 июня. Сражения достигли особого напряжения. 1-я румынская горнострелковая дивизия после многократных безуспешных атак овладела Сахарной головкой. 28-я лпд с боями медленно продвигалась в прибрежных горах. Каждый успех добывался с трудом и с неимоверным упорством. А противник все не ослабевал, казалось, его силы неистощимы.

Командование 54-го ак отвело с фронта 132-ю лпд, заменив ее пехотные полки, понесшие тяжелые потери, полками 46-й пд с Керченского плацдарма. Вместо 46-й дивизии там должна была появиться 24-я пд. В это время поступило сообщение из ОКХ, и, пожалуй, меня впервые начали торопить с проведением наступления, чтобы снять 8-й авиакорпус с Крыма и перевести его для наступления на Украину. Но я считал, что наступление при любых обстоятельствах должно вестись до окончательной победы, а для этого 8-й авиакорпус нужен в Крыму. Мне удалось отстоять свою точку зрения. Но силы полков иссякали, а ОКХ требовал дать гарантию о скором падении города-крепости. Тогда я попросил выделить нам хотя бы три пехотных полка. ОКХ дал согласие, полки должны были подоспеть по крайней мере к последней фазе схватки.

Корпуса моей армии, пользуясь преимуществом наступающих, по своему усмотрению выбирали направление главного удара, ставя тем самым противника перед фактом внезапности. Это правило я использовал на протяжении всей Второй мировой войны. Тем самым исключался шаблон в действиях командиров. Большая самостоятельность гарантировала и то, что подчиненные генералы не стремились мне угождать.

Командование 54-го ак, введя в бой 213-й пп и 24-ю пд, развернуло фронт на запад. 213-й пп под командованием полковника Хитцфельда захватил броневую батарею «Максим Горький-1».

Наступая, 22-я дивизия овладела скалистыми высотами, обрывающимися у северного берега бухты. На стыке между 22-й и 50-й пд шли ожесточенные сражения за железнодорожный туннель, так называемый Цыганский. После того, как нам наконец удалось овладеть им, оттуда вышли сотни солдат и матросов, а вслед за ними большое количество гражданского населения: мужчины, женщины, дети. Особенно трудным оказалось выбивать противника из его последних укрытий на северном берегу бухты…

К 26 июня 1942 года наша 11-я армия захватила весь внешний оборонительный обвод крепости; а противник был загнан внутрь ее. Командованию армии довелось в сжатые сроки решать, как прорвать внутренний пояс обороны… В последние дни июня вновь отличилась бригада генерала Циглера. Его саперами и был взорван подводный туннель арсенала Черноморского флота.

Нам было известно, что командование крепости официально заявило о невозможности рассчитывать на эвакуацию войск из Севастопольской крепости. Однако, по сведениям нашей разведки, и мы это знали, командование крепости и ЧФ, а также чекисты и командование заградотрядов на советских подлодках тайно покидает Севастополь, практически бросая на произвол судьбы защитников города. О подобной подлости я слышал еще не раз… Возглавлять оборону оставались те чекисты и комиссары, которые были рангом поменьше… да знали: отступать некуда, потому что немцы их расстреляют за их преданность советской власти, а бежать на Кавказ — они будут расстреляны своими как предатели. Именно на этих обреченных и возлагалась надежда обеспечить задержку противника, пока все комиссары, чекисты, адмиралы и генералы сбегут на безопасный Кавказ.

…После того как 22-я пд закрепилась на берегу Северной бухты, я прибыл в полки этой дивизии. Перед нами лежала бухта шириной около 1000 м, в которой в свое время стояли на якоре мощные флотские эскадры, а на противоположной стороне виднелся легендарный еще по Крымской войне 1854–1856 годов Севастополь. Тогда подумалось, что именно с северной стороны, откуда противник меньше всего ожидает, и необходимо начать захват Севастополя. Так и оказалось: никто не думал, что мы будем форсировать бухту. И чтобы еще больше сбить с толку, в считаные часы было имитировано «генеральное наступление» на позиции Сапун-горы.

Однако к вопросу форсирования в штабе 54-го ак отнеслись настороженно; некоторые подчиненные командиры дивизий высказывали сомнения: как преодолеть широкую морскую бухту на штурмовых лодках на виду хорошо оборудованных и оснащенных высот южного берега? Приводили аргументы: моряками давно пристреляны цели из городской части по Северной. Ведь следовало каким-то образом через обрывистые скалы доставить на берег штурмовые лодки, погрузить в них штурмующие батальоны; тогда как доступ к берегу шел через несколько глубоких ущелий, нет сомнений, что противник с противоположного берега просматривал и держал их под огнем. Но этот рискованный план мог стать залогом удачи…

Буквально через несколько дней я беседовал с оказавшимся в плену советским генералом Новиковым, который мне рассказал, что именно за те 2–3 дня, когда я обсуждал ситуацию со своими подчиненными офицерами, он докладывал руководству Черноморского флота и Приморской армии свое мнение, что наш 54-й корпус будет форсировать Северную бухту, предварительно высадив морской десант по типу Феодосийского. И, как ты думаешь, что он услышал в ответ? — что за подобные разговоры он, Новиков, будет расстрелян… Это была армия… армия… не подберу слова, чтобы оно не прозвучало обидно… солдатам, матросам и командирам настолько забили сознание, что они с презрением относились к понятию гибель, их собственные жизни не стоили для них ничего… как будто воевали не люди, а обреченные марионетки… «Я тоже презирал смертельную опасность, — сказал мне генерал, — но, невзирая на реальную угрозу, озвученную комиссаром госбезопасности 2-го ранга в мой адрес, заявил, что для того, чтобы не допустить форсирования немцами Северной бухты, необходимо перебросить в городскую часть с Сапун-горы и Максимовой дачи имевшуюся там артиллерию. Но…никто не хотел слушать…» Рассказ этого русского патриота генерала Новикова спустя всего несколько минут подтвердил на допросе взятый в плен и комиссар госбезопасности.

После того как я отдал приказ о форсировании Северной бухты, все штабы немедленно взялись за его воплощение, особенно старались саперы и пехотинцы.

Еще за сутки до этого 50-я дивизия форсировала реку Черная и заняла станцию и поселок Инкерман. Здесь произошла трагедия, еще раз показавшая чудовищный фанатизм большевиков и чекистов. Высоко над станцией поднимается длинная, уходящая далеко на юг скалистая стена, в которой имелись огромные галереи и штольни, служившие винными погребами завода шампанских вин. Там оставались еще большие запасы шампанского, но большевики создали там склады боеприпасов, разместили десятки тысяч раненых и бежавшего гражданского населения. Когда части 50-й дивизии ворвались на станцию, вся огромная скала, нависающая над

Инкерманом, задрожала от чудовищной силы взрыва. Стена длиной 500–700 м и высотой до 75 м обрушилась, похоронив под своими громоздкими обломками десятки тысяч раненых матросов, солдат и гражданских. Неужели такова цена преданности режиму? Ведь те, кто взорвал своих сограждан, остались в живых и на свободе… Знали ли те, кто погребен, что они обречены?…а крымчане, когда пьют шампанское, вспоминают ли этих несчастных, безвинно убиенных Советами, или даже не знают, а?…молчишь…

Чрезвычайное напряжение переживали все, кто участвовал в осуществлении переправы через бухту в ночь с 28 на 29 июня, когда проходила подготовка к высадке морского и воздушного десантов. А бомбардировка позиций противника в городе — еще раз повторяю: именно объектов противника, а не самого города! — должна была заглушить шум на северном берегу бухты. Вся артиллерия была в готовности открыть непрерывный огонь по высотам южного берега. Если бы оттуда открыли встречный огонь, нам бы сразу стало ясно, что замысел противником разгадан. Но, к счастью, там было тихо…

И спуск штурмовых лодок, и их погрузка удались; в час ночи от северного берега отчалил первый эшелон 22-й и 24-й дивизий. С рассветом 29 июня началось генеральное наступление на внутреннюю часть крепости: в полосе 54-го ак через Северную бухту, в полосе 30-го ак на Сапун-гору. Заблаговременно ночью 29 июня за два часа до рассвета мы высадили морской десант, в короткой штыковой атаке уничтоживший боевое охранение во внутренней части крепости. Одновременно со стороны моря несколько наших десантных самолетов сбросили на центральную часть города парашютистов из бригады генерала Циглера, которые «с воздуха на землю» начали боевые действия, слаженно работая с десантниками, преодолевшими бухту. Свою операцию они завершили с проблеском зарева на востоке. Тут же вступили в боевые действия войска двух корпусов.

Неожиданный для Советов прыжок через морскую бухту удался. Когда противник вступил в действие на южных высотах, наши штурмовики из бригады Циглера и пехотинцы 22-й и 24-й дивизий уже закрепились на берегу, одно за одним уничтожая огневые средства на склонах южного берега. Пехота поднялась на плоскогорья. Тот же успех ждал нас и на позициях Сапун-горы. На левом фланге 54-го армейского корпуса 50-я дивизия и вновь введенная в бой 132-я лпд с полками 46-й дивизии из района Гайтаны и южнее начали атаку высот вблизи Инкермана и южнее его. Их огнем поддерживала артиллерия, дислоцировавшаяся на северном берегу бухты. В атаку пошел и румынский горнострелковый корпус. А с рассветом перешел в атаку на Сапун-гору 30-й ак, поддержанный дальнобойными батареями 54-го ак и последовательными воздушными налетами 8-го авиакорпуса люфтваффе.

В то время, когда корпус демонстрировал артиллерийский огонь наступления по всему фронту, 170-я пд 54-го ак начала штурм Федюхиных высот. Наступление сопровождалось кинжальным огнем зенитного артиллерийского полка, штурмовыми орудиями и батальоном танкеток. Дивизия вышла на обе стороны основной дороги, овладела фронтальным участком в северном, восточном и южном направлениях, что обеспечило корпусу возможность подтянуть на высоты другие свои соединения.

С успешной переправой через бухту, занятием Инкерманских высот и прорывом 30-м ак Сапунской позиции судьба Севастопольского гарнизона была предрешена.

…Часть подразделений Приморской армии пыталась укрыться в больших пещерах Херсонеса, надеясь, что за ними придут советские корабли. Но к вечеру 2 июля они в количестве более 50 000 человек сдались. Потери противника в живой силе превосходили наши в несколько раз! Количество трофеев было столь огромно, что на первых порах даже не подлежало обсчету.

Севастополь, защищенный естественным рельефом местности, был оборудован всеми возможными средствами для обороны. Но Приморская армия, как и береговые силы Черноморского флота, были уничтожены. Весь Крым оказался в наших руках. С оперативной точки зрения 11-я армия как раз вовремя освободилась для использования в большом наступлении на ином участке Восточного фронта. Об исключительной организованности и умении блестяще разрабатывать стратегические и оперативно-тактические задачи и воплощать их в боевой обстановке говорит и тот факт, что на протяжении Крымской кампании с должностей начальника штаба 11-й армии на повышение ушли: генерал-лейтенант Буссе — стал начальником штаба группы армий «Юг»; генерал-лейтенант Веллер — начальником штаба группы армий «Центр»; генерал-лейтенант Шульц был выдвинут на командную работу, где проявил себя в качестве командира корпуса в группе армий «Юг».

Вечером 1 июля 1942 года я с моими ближайшими помощниками находился на нашем КП в деревне Юхары-Каралес. Наверняка мы все в этот вечер думали об одном: о пережитых боях, о доме, о родных и близких, о наших товарищах, нашедших свои могилы на крымской земле. Мне было грустно размышлять об этом. В январе 1942 года погиб командир 16-й пд генерал-лейтенант Гимер, доброжелательный и корректный человек и офицер, не раз оказывавший материальную и моральную помощь жителям Крыма. При выполнении операции «Охота на дроф» 8 мая 1942 года пал в боях храбрый командир бригады полковник Гроддек. В Евпатории погиб командир разведывательного батальона 22-й Нижнесаксонской пехотной дивизии подполковник барон фон Боддин, которого солдаты и офицеры похоронили на Евпаторийском кладбище. Его горячо любили как храброго и отважного командира. На Ялтинском кладбище похоронен начальник порта Ялта, кэптен цур зее (капитан 1-го ранга), барон фон Бредов. Рядом с ним лежит мой водитель и преданный мне товарищ Фриц Нагель из Карлсруэ. Грусть вперемешку с радостью… По радио, настроенному на Берлин, мы услышали победные фанфары, которыми начиналось специальное сообщение о взятии Севастополя и уничтожении советских частей в этой крепости. Затем была передана телеграмма в мой адрес — войска 11-й армии отмечались со стороны властей Германии, а мне был присвоен чин генерал-фельдмаршала.