Я еду через Сидар Коув к скалам, которые изгибаются вокруг противоположной стороны залива. По лобовому стеклу хлещет дождь, снаружи воет ветер, но я не могу удержаться и каждые пять секунд кидаю взгляд на пассажирское сиденье, где лежит конверт. Белый квадрат бумаги, местами пожелтевший и помятый. Он выглядит слишком невзрачным, чтобы содержать долго хранимые тайны.

Я стискиваю руль так сильно, что белеют костяшки, прорываясь сквозь дождь, пока не достигаю скал. Паркуюсь на смотровой площадке, подальше от обрыва, и наблюдаю за штормящим океаном, съежившись внутри.

Здесь мы рассеяли прах мамы.

Тот день был похож на сегодняшний: пасмурный и холодный, но, стоя там, я не чувствовала порывов ветра.

Я вообще ничего не чувствовала.

В своем завещании мама написала, что не хочет быть похороненной. Ей понравилась идея возвратиться в землю, пройдя определенный путь: сначала стать частью океана, потом растениями и, наконец, попасть в почву. Я думала, что наблюдение за тем, как начинается жизненный цикл, исцелит меня хоть немного. Пепел к пеплу, пыль к пыли. Но когда папа опустошил урну, мне показалось нереальным, что моя родная мама превратилась в несколько горсток грязи. Я наблюдала, как пепел несколько секунд кружил на ветру, а затем она ушла.

Полностью.

За исключением той вещи, которая у меня появилась. Таинственное письмо Эмерсону.

Я беру его и провожу кончиками пальцев по краю бумаги. Тем летом мы находились в постоянном состоянии войны. Я так безумно любила Эмерсона, что не заботилась ни о чем, только бы быть с ним. Я была готова разорвать все свои старые планы. Это казалось настолько романтичным: мы вдвоем, вместе, строим жизнь самостоятельно. Мы бы справились, к черту то, что говорили мои родители. Я помню, как мама просила и умоляла меня не строить всю жизнь вокруг него. И когда я сообщила ей о своем решении все поменять, это ее сильно расстроило. Большую часть ее последних дней мы провели, крича друг на друга, и я никогда этого не забуду.

Оставшееся отведенное нам время пропало впустую, и я никогда его больше не верну.

Когда мама умерла, я чувствовала, как меня пронзает вина тысячей острых лезвий, но все равно была убеждена в своей правоте. Эмерсон был всем, что теперь имело значение, единственный, кто остался у меня в этом мире — по крайней мере, именно так я тогда думала.

До того ужасного дня, когда он ушел, оставив меня под проливным дождем, и доказал, что она оказалась права.

Я с минуту собираюсь с силами, потом открываю конверт и вытаскиваю свернутый лист.

Я разворачиваю бумагу с тихим шелестом, и делаю резкий вдох, внезапно почувствовав нехватку воздуха. Я вижу такой знакомый наклонный почерк, мое сердце охватывает глубокая боль.

«Мама…»

Я чувствую, как в глазах застыли слезы и вынуждена вытереть их рукавом толстовки, потом беру себя в руки и сосредотачиваюсь на чтении.

«Дорогой Эмерсон,

Я знаю, что этим летом мы не всегда сходились во взглядах. Ты должен понять, я люблю свою дочь больше, чем кого-либо, и хочу для нее только лучшего. Ее разговоры об отсрочке учебы, чтобы остаться здесь, в Сидар Коув с тобой, разрывают мое сердце. Дело не в тебе — я увидела, что ты глубоко ее любишь, вот почему я прошу тебя помешать ей совершить эту ошибку. Ее ожидает блестящее будущее. У нее может быть что угодно, стоит только захотеть: построить карьеру, быть независимой, увидеть мир. У нее может быть счастливая, стабильная жизнь, все, что я только могу для нее желать. Но если она останется здесь с тобой, то все пойдет прахом.

Она любит тебя, мы оба это знаем. Но также мы понимаем, что жизнь с тобой разрушит ее. Сейчас она думает, что это все, что ей надо, но в этом городе у нее нет будущего, ты должен это видеть. Будь честен с собой, действительно ли это та жизнь, которую ты выбрал бы для нее? Действительно ли это все, чего она заслуживает? Более двадцати лет назад я приняла решение бросить все ради ее отца, а теперь каждый день наполнен сожалением о том, что я не поступила по-другому.

Джульет упряма, она не станет слушать меня. Я не могу остаться, чтобы заставить ее понять правду. Как только я уйду, эта обязанность падет на тебя. Я снова прошу тебя, если ты ее любишь, не позволяй ей забросить свою жизнь. Поверь мне, вскоре она начнет тебя презирать.

Очень надеюсь, что ты поступишь правильно. Пожалуйста, если ты любишь ее так сильно, как утверждаешь, дай ей жить так, как она того заслуживает.

С уважением,

Джанет.»

Я опускаю письмо дрожащими руками.

Не могу в это поверить.

Вот это причина моего горя и боли? Я ошеломлена и потрясена от нахлынувшего на меня осознания правды. Все это время я верила словам Эмерсона, которые он тогда сказал, что моей любви недостаточно. Но каким-то странным образом, он разрушил все, что у нас было тем летом, потому что любил меня. Потому что это было последним желанием моей мамы. И молчал все это время.

Он ни разу даже не заикнулся!

Я начинаю раскачиваться. Это по-прежнему трудно понять, но вспоминая ту нашу последнюю ужасную ссору, я все вижу в другом свете. Его отчаянный взгляд, когда он отстранялся от меня. То, как мои оскорбления, будто он такой же, как его родители, ударили его своей горькой правдой.

Он причинял мне боль, чтобы защитить. Он пытался сделать все правильно.

И теперь поступает точно так же, снова и снова.

Мое сердце разрывается на части от сострадания. Как, должно быть, ему было трудно сделать это ради моей мамы. Наверняка он знал, что я никогда не откажусь от него по собственной воле, даже если бы он попросил. Вот почему он действовал так холодно и резко — не потому, что меня было мало, а потому, что он полагал, будто это я слишком хороша, и что я заслужила лучшую жизнь, без него.

Он любил меня так сильно, что позволил уйти.

Я чувствую, как слезы снова подступают к глазам, но на сей раз счастливые: горячие от облегчения и радости, со слабой ноткой горько-сладкого сожаления. Я думаю о маме, которая даже перед смертью пыталась сделать мою жизнь лучше.

Я не могу ее ни в чем винить, потому что прекрасно понимаю. Она бросила все ради папы. Мама собиралась поступать в школу медсестер, когда встретила его, обворожительного студента по обмену. Но он мечтал стать писателем, поэтому она отложила все свои планы, чтобы найти постоянную работу и вкладывать все в семью. Но «в следующем году» все никак не наступало. Она забеременела Кариной, потом мной, у папы начали накапливаться долги, а мама к тому времени была слишком занята отчаянными попытками соединить нашу семью, чтобы обращать внимание на саморазвитие.

Она построила вокруг отца всю свою жизнь, внимая каждому его слову. Мама продолжала его любить, даже когда он начал выпивать и она поняла, что такая жизнь ее убивает.

Он был для нее всем, и в этом была ее ошибка. Мама думала, что с Эмерсоном меня ожидает то же самое, но была неправа: он доказал свое отличие, когда отпустил меня. Он принес ради меня такую жертву, о которой отец даже не подумал бы: поставил мое счастье превыше всего, даже несмотря на собственную боль.

Я рыдаю от радости. Он любил меня!

«И, возможно, все еще любит.»

Я цепляюсь за эту драгоценную надежду как будто она светлячок, освещающий темную ночь моей души. Так и знала, что он просто не мог думать так, как говорил сегодня. Только не после того, как вчера вечером его тело рассказывало о другом. Он снова пытался заставить меня покинуть город, так же, как и четыре года назад. Он все еще думает, что без него я буду более счастлива, как будто жизнь без его любви вообще чего-либо стоит.

Один раз я уже позволила ему меня оттолкнуть. Но не могу сделать ту же самую ошибку снова.

Я судорожно вздыхаю и завожу машину. Аккуратно разворачиваюсь на смотровой площадке и еду обратно в город. Вокруг меня свирепствует ураган, порывы ветра сотрясают автомобиль. Увидев потоки воды, стекающие по дороге, меня начинает охватывать паника, но я заставляю себя успокоиться и очень медленно продолжаю путь.

Я проезжаю по пустым улицам, выискивая взглядом грузовик Эмерсона, но, добравшись до бара «У Джимми», вижу пустую автостоянка. Черт! Я выхожу из автомобиля, мчусь вверх по лестнице в квартиру и стучу в дверь, но мне никто не отвечает. Наверное, даже Брит куда-нибудь спряталась от непогоды. Я возвращаюсь обратно к машине и, захлопнув дверь, оставляю снаружи проливной дождь.

Сейчас ветер дует особенно яростно, дождь усилился и хлещет почти горизонтально по улице и между деревьями. Внезапно порыв ветра срывает газетный стенд, и тот проносится по тротуару, пролетает мимо машины и с грохотом врезается в стену. Я подскакиваю на месте, с оборвавшимся от страха сердцем. Снаружи творится настоящее сумасшествие, но я не прекращаю своих поисков. Езжу по улицам, отчаянно желая найти Эмерсона.

Меня не беспокоит ураган или мокрая одежда. Меня не волнует ничего, кроме необходимости посмотреть Эмерсону в глаза и сказать ему, что я его люблю и на этот раз не отступлю.

Моя решимость не гаснет, но я по-прежнему не вижу ни одного его признака, и наконец я разворачиваюсь, чтобы вернуться к пляжному домику. Может быть, его даже нет в городе; может он, к чертям, убрался подальше от урагана, как любой нормальный человек.

Слишком поздно, чтобы даже думать о возвращении на трассу, поэтому я еле плетусь к домику, вздрагивая каждый раз, когда слышу треск деревьев и вижу, как они раскачиваются вдоль дороги. Улица усыпана обломками ветвей и всяким мусором, но я проезжаю перекресток без происшествий. Впереди я замечаю дерево, упавшее на большой грузовик посреди дороги. Я не смогу здесь проехать. Мой «камаро» не преодолеет это препятствие.

Я останавливаюсь на обочине дороги и быстро хватаю сумочку с заднего сиденья. Выхожу и перелажу через дерево, и хотя при этом сдираю кожу на ладонях, в остальном я в порядке. До пляжного домика рукой подать, и я с трудом пробираюсь через дождь, изо всех сил пытаясь устоять на ногах под порывами ветра. В подвале дедушка устроил подземное убежище, и я понимаю, что должна оказаться отсюда как можно дальше, чтобы укрыться от непогоды.

И вдруг я вижу вдалеке проблеск синего цвета. Грузовик Эмерсона, стоящий на дороге.

Мое сердце подпрыгивает от радости.

Я буквально пролетаю оставшуюся часть пути, скользя по грязи.

— Эмерсон! — кричу я, но мои слова относит ветром. — Ты где?!

Я пытаюсь открыть входную дверь, но она так же заперта, как я оставила ее несколько часов назад. Я обхожу дом, недоумевая, где он может быть. Когда вижу, что моя фотолаборатория открыта нараспашку. Я мчусь туда, как вдруг в дверях показывается Эмерсон.

Он, промокший насквозь, идет сквозь шторм, сжимая коробку и кипу моих черно-белых фотографий, которые разлетаются и разносятся ветром по всему двору.

— Эмерсон! — кричу я.

Он удивленно вскидывает голову и видит меня.

— Джулс! — кричит он в ответ, изо всех сил пытаясь перекричать ветер. — Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Иди в дом, немедленно!

Я качаю головой, подбегая ближе.

— Я все знаю! — отвечаю я. — О письме моей мамы. Я знаю, почему ты уехал!

Эмерсон замирает, глядя на меня. По его волосам стекает дождь и бежит дальше по мужественному, точеному лицу. Он встречается со мной взглядом, и я вижу, как в глубине его красивых синих озер загорается осознание.

— Я все знаю! — повторяю я. — Ты поэтому меня бросил, не так ли? Потому что она об этом просила.

Эмерсон на секунду закрывает глаза, и когда открывает, от его непреклонной уверенности у меня перехватывает дыхание.

— Она была права! — говорит он. — Ты заслуживаешь большего!

— Прекрати так говорить! — кричу я, кидаюсь вперед и крепко хватаю его за руки, пристально глядя в глаза. Он холодный, но горячее тело под мокрой рубашкой излучает тепло, которое пронзает меня насквозь.

— Я люблю тебя! — кричу я, вкладывая в каждый слог кусочек сердца. — Ты все, чего я когда-либо хотела! Я вернулась ради тебя и не позволю оттолкнуть меня снова. Я все еще тебя люблю!

Эмерсон поднимает на меня глаза, полные муки. Я вижу, как в нем идет борьба между тем, что он твердил себе так долго и тем, что я говорю теперь.

— Ты так не думаешь, — качает он головой, пытаясь отстраниться. — Просто не можешь!

— Могу и думаю! — ору я, сжимая его еще крепче. Вокруг нас бушует ураган, я насквозь промокла, но все это ерунда по сравнению с вихрем эмоций, крутящемся в моей груди. — Верь мне! — прошу я, смаргивая дождь и слезы с глаз. — Четыре года назад ты выбрал за меня. Теперь — это мой выбор! Скажи мне! — требую я, приблизившись к нему еще ближе. — Скажи мне, что ты чувствуешь на самом деле. Только не ври! Потому что, что бы то ни было, я твоя. И всегда буду твоей!

На сей раз мне удается до него достучаться. Я вижу, как падает последняя стена в его взгляде. С рычанием Эмерсон отбрасывает коробку в сторону и обхватывает меня руками.

— Я люблю тебя, — Эмерсон задыхается, его голос наполнен страстью. — Никогда не прекращал тебя любить! Даже когда тебя не было рядом, ни дня не переставал.

И он обрушивает свои губы на мои с силой тысячи ураганов, прижимая меня к груди, запутывает пальцы во влажные волосы, и заявляет на меня права умопомрачительным, требовательным поцелуем, от которого замирает сердце.

Я цепляюсь за него изо всех сил, открываю для него рот, погружаясь в головокружительные ощущения, которые дарят его губы. Ураган вокруг нас исчезает, как будто Эмерсон единственное, что существует в этом мире. Я слышу лишь гром наших сердцебиений, чувствую, как крепко он меня обнимает; ощущаю только его.

«Он мой.»

Эмерсон окружает меня, окутывает целиком, и я дарю ему всю себя, показывая глубину своих чувств, пока мы не выныриваем на поверхность, задыхаясь.

— Ты вернулась ради меня… — шепчет Эмерсон с удивлением. Берет мое лицо в ладони с бесконечной нежностью, в его глазах застыло неприкрытое изумление. — Не могу поверить, что ты вернулась ради меня.

— Так будет всегда! — обещаю я отчаянно и снова прижимаюсь к нему.

Но внезапно вместе с оглушительным раскатом грома небо пронзает молния и поражает одно из деревьев во дворе.

— Назад! — кричит Эмерсон, заслоняя меня собой и отталкивая нас подальше. Раздается пронзительный скрип, и дерево с шумом падает на землю, туда, где мы только что стояли.

Я в панике обхватываю Эмерсона.

— В дом! — приказывает он.

— Там есть подземное убежище! — кричу я. — Сюда, быстрее!

— Но твои фотографии… — Эмерсон озирается. Листки летают на ветру вокруг нас.

— У нас нет времени, давай же! — я хватаю его за руку и тяну за собой, мчась через двор к двери в подвал. Она заржавела от старости, но Эмерсон открывает ее и толкает меня внутрь, чтобы потом зайти самому и, захлопнув дверь, погружает нас в темноту.

Потом запирает ее на засов, тяжело дыша.

— Твой дедушка построил убежище добротно. Пока ураган не утихнет, мы будем здесь в безопасности.

Я нащупываю выключатель на стене, но когда пытаюсь его включить, ничего не происходит.

— Здесь никого не было много лет, — говорю я. — Постой, тут где-то должен быть фонарь и кое-какие припасы.

Эмерсон освещает помещение при помощи телефона, и я осматриваюсь. В углу лежит узкий матрац и какие-то старые консервы, сложенные возле ящика для инструментов. Открыв его, я нахожу внутри свечи, спички и старое шерстяное одеяло. Я бросаю его на матрац и зажигаю свечи. Помещение освещается тусклым, мерцающим светом.

— Уютно, — усмехается Эмерсон. При свете свечей я вижу, как он смотрит на меня с намеком. Внезапно я чувствую вспышку гнева.

— Что ты там забыл? — требую я, впервые понимая, как опасно Эмерсону было находится снаружи. Я чувствую липкий страх, просто думая об этом. Вспышка молнии, падающее дерево… Быть так близко к воссоединению и потерять его! — Ты мог пораниться или еще хуже!..

— Твои фотографии, — отвечает он. — Я знаю, как они для тебя дороги. Я не хотел, чтобы ты их потеряла.

— Мне наплевать на фотографии, я могу напечатать новые! — уже кричу я. — Но я не могу заменить тебя!

Мой взбешенный голос разносится по маленькому подвалу. Эмерсон оказывается возле меня снова, прижимая к себе и поглаживая по волосам.

— Ш-ш-ш, все в порядке. Я здесь. Все будет в порядке, — шепчет он.

Я таю от этих слов, крепко его сжимая. Как я оказалась так близко к потере всего этого? Я просто упаковала вещи в автомобиль и уехала, как будто могла повстречать другого такого же мужчину.

Как будто могла найти такую же настоящую любовь.

Я поднимаю голову.

— Обещай мне, что ты никогда не будешь отталкивать меня снова, — требую я. — Я имею в виду, Эмерсон, что бы ни случилось, мы будем бороться с этим вместе. Я не могу потерять тебя. Снова.

— Обещаю, — клянется он, и по уверенности, горящей в его глазах, я понимаю, что он говорит правду.

— Потому что я тебя не оставлю, — говорю я. — Больше никакие твои слова не заставят меня развернуться и уйти. Я твоя. Навсегда.

— Навсегда, — шепотом повторяет он мое обещание и захватывает мои губы в нежном поцелуе.

Я тону в нем. Эмерсон нежно, медленно открывает мой рот языком, скользя пальцами по линии моей челюсти, потом плечам, и опускается к кистям. А после он отступает и, установив со мной зрительный контакт, поднимает мои руки к губам и целует каждую костяшку по очереди, не опуская свой пристальный взгляд, такой темный, страстный и полный определенных намерений.

Меня охватывает желание.

Я снова прижимаюсь к нему, на сей раз целуя горячо и жестко, запускаю пальцы в его волосы и выгибаюсь навстречу. Я хочу его всего, полностью, желаю, чтобы наши тела скрепили клятву, которую мы принесли на словах. Почувствовав его эрекцию, я задыхаюсь, между бедрами уже горячо и мокро. Эмерсон издает стон и внезапно хватает меня за бедра, приподнимая так, чтобы я могла обхватить его ногами за талию. Он шагает через подвал и валится на матрац, я оказываюсь на нем сверху.

Я прижимаюсь к нему изо всех сил и целую в шею, продвигаясь вниз, одновременно с этим жадно скользя руками по его груди. Хватаюсь за край его мокрой рубашки и снимаю ее через голову. Вот он, прямо здесь, все, чего я когда-либо хотела. Как я могла даже думать, что могу без него жить?

Я чувствую жар рук Эмерсона на моей влажной коже, они дарят мне неземное блаженство. Он срывает мою толстовку и сдвигает мокрый лифчик в сторону, чтобы сомкнуть горячий рот вокруг моей груди. Его шершавый язык танцует по моему соску, и я вскрикиваю, закрывая глаза в экстазе. Выгибаюсь навстречу, безумно извиваясь на его коленях. Мне просто необходимо тереться об него, чтобы унять боль, разрастающуюся в глубине моего существа.

Только Эмерсон может мне в этом помочь. Только он может удовлетворить это дикое желание.

Он наконец отрывает голову от моей груди и, задыхаясь, снимает меня с коленей, чтобы снова поставить на ноги. Но они так ослабели от возбуждения, что я вынуждена ухватиться за его плечи, чтобы не упасть. Он уверенно расстегивает мои джинсы и медленно опускает их, мокрые и прилипшие к коже, вниз. Потом на секунду прижимается лбом к моему голому животу, жарко дыша в области трусиков. Каждый новый выдох посылает через меня искрящуюся дрожь. Меня словно прошибает током, который проходит через все нервные окончания, пока не добирается до одного маленького участка между моих ног.

Я издаю отчаянный стон, и Эмерсон наконец снимает и мои трусики тоже. Я извиваюсь возле него, хочу оказаться еще ближе, и когда он прикасается ко мне теплым языком, через все мое тело проскакивает разряд.

«О, мой Бог!»

Он облизывает меня, мягко кружа языком вокруг нежной горошины, пока я не начинаю беспомощно всхлипывать, разлетаясь на осколки. Тогда он хватает меня за бедра и поднимает, чтобы затем уложить на узкий старый матрац, который возмущенно скрипит. Но я так поглощена своими ощущениями, что не обращаю на это внимания.

Наверху бушует ураган, но здесь мы в безопасности. Только мы вдвоем, и наша любовь ярко горит между нашими телами.

Эмерсон избавляется от своих джинсов и нижнего белья, потом становится на колени возле меня, полностью голый. Я приподнимаюсь и обнимаю его лицо ладонями, оставляя на лбу, носу, великолепных скулах множество крошечных поцелуев. Сердце подскакивает, когда он склоняется надо мной. Его упругие мышцы отливают золотом при свете свечей. Боже, я могу любоваться им вечно, впитывая взглядом его великолепные изгибы, как у ожившей древнегреческой статуи…

«Насмотришься позже, — шепчет голос внутри моей головы. — Сейчас тебе необходимо его почувствовать. Каждый дюйм.»

Я откидываюсь назад, утягивая Эмерсона за собой, и раздвигаю ноги шире. Он располагается надо мной, и я выгибаюсь, затаив дыхание, в ожидании его грубого вторжения. Но Эмерсон замирает, сжимая меня за бедра, чтобы удержать на месте. Я издаю недовольный стон, но он отстраняется и затем целует так нежно, что у меня перехватывает дыхание.

И тогда наконец входит в меня, медленно, по дюйму.

— Это — мое самое любимое место в мире, — низкий голос Эмерсона наполнен желанием. — Прямо здесь. В тебе.

Я задыхаюсь, чувствуя, как он скользит во мне, заполняя полностью, заставляя кипеть кровь. Мои вены зудят от сильного, бархатного желания. Я хнычу, борясь с охватывающим меня удовольствием. Сжимаюсь вокруг него, утопая в вихре эмоций.

— Джулс, — шепчет он низко и мучительно, и когда я открываю глаза, встречаюсь с его пристальным взглядом, пронзающим меня насквозь. — Останься со мной.

Он задыхается, медленно выходя и снова возвращаясь обратно, но не отводит от меня взгляд.

Я стону, хватая ртом воздух. Удовольствие нарастает с каждым долгим, медленным толчком. Я извиваюсь под ним, обхватив ногами его бедра, чтобы предоставить более глубокий доступ. Мы находим свой ритм, покачиваясь от медленных, бессмысленных толчков, которые распаляют каждый нерв. Меня охватывает темный огонь, прожигающий кожу.

Глубоко во мне разливается интенсивная изысканная агония от его влажного, горячего вторжения. Эмерсон стонет мое имя, повторяя его много раз, и захватывает мои губы в требовательных поцелуях снова. Они устраняют каждое жестокое слово, которое мы когда-либо говорили друг другу; все годы страданий. Прошлое растворяется от его прикосновений, оставляя только это. Сейчас.

«Здесь.»

Я кричу, когда глубоко во мне подступает волна огненного удовольствия, поднимаясь все выше и выше. Глаза Эмерсона темнеют. Он продолжает толкаться еще сильнее, ворча мне на ухо. Наши тела двигаются все быстрее. Я выгибаюсь, рыдая и цепляясь за его широкие плечи. Раскидываю ноги еще шире. Мы задыхаемся. С каждой новой искрой, я все больше приближаюсь к разрядке. Меня уносит все сильнее, швыряет еще глубже в бесконечность его глаз, губ и тела, качающегося в непрестанном ритме.

— Эмерсон! — кричу я. Он выкрикивает мое имя в ответ, набухая во мне. Вздрагивает раз за разом, пока я распадаюсь, безвольно падая в темный экстаз. Я сжимаю его изо всех сил, чувствуя, как волны взрывного удовольствия проходят через самую мою душу.

Придя в себя, я укладываюсь в его объятиях, чувствуя себя в безопасности. Я делаю длинный прерывистый выдох.

— Привет, — слышу я его шепот. Поворачиваю голову, оглядываясь назад.

— И тебе привет, — усмехаюсь я. Тело все еще дрожит от отголосков оргазма, чувствительное к каждому нежному касанию кончика его пальца. Я прижимаюсь сильнее, обертывая его руки вокруг себя еще сильнее. — Как думаешь, ураган уже закончился?

— Какой именно? — смеется Эмерсон. Я чувствую спиной низкий вибрирующий смех.

Я разворачиваюсь, чтобы оказаться к нему лицом.

— Этот мне кажется довольно спокойным, — улыбаюсь я, переплетая наши пальцы, и покрываю крошечными поцелуями его руки.

— Дай мне несколько минут, и тогда посмотрим, — подмигивает Эмерсон.

Я смеюсь, чувствуя, как по мне растекается блаженное спокойствие. Это не просто приятное послевкусие, нет, это что-то глубже: уверенность, что этот мужчина — мое все. Навсегда.

— Навсегда, — говорит Эмерсон мягко, как будто читает по моим глазам. Он соединяет свои большой и указательный пальцы и мягко двигает их по безымянному пальцу моей левой руки.

Мое сердце замирает.

— Ты?.. — я не могу подобрать слов, но внутри снова парю. Я вглядываюсь в лицо Эмерсона, но вижу лишь непоколебимость.

Непоколебимость и любовь.

Он кидает на меня робкий взгляд.

— Знаю, я не имею права…

— Да! — кричу я, целуя его, как будто в этом мире когда-нибудь будет достаточно поцелуев для этого мужчины. — Да, конечно, я согласна!

— Ты не дала мне закончить, — протестует Эмерсон, удерживая за палец, его глаза горят от радости. — Я хотел сказать… я с тобой. Куда бы ты не пошла, чем бы не хотела заниматься. Я буду рядом.

На глаза наворачиваются слезы радости. Безумно счастливая, я покачиваю наши руки возле сердца, как в колыбели, и кажется, будто оно вырвется прямо у меня из груди.

— Я еще не знаю, чем хочу заниматься, — признаюсь я. — Только то, что буду с тобой.

— Сперва тебе надо окончить колледж, — говорит он. — А потом… Мы могли бы переехать в город, — предлагает он. — А сюда вернешься на летних каникулах, если захочешь.

Я медленно качаю головой, вздыхая с сожалением.

— Слишком поздно. Папа уже продал дом, и, вероятно, он исчезнет с лица земли через неделю.

— Только если новый владелец не будет против, — улыбается таинственно Эмерсон.

Я хмурюсь:

— О чем ты говоришь?

Он целует меня.

— Он мой. В смысле, наш. Я купил его для тебя.

Я широко открываю рот. Эмерсон наклоняется, чтобы поцеловать меня снова, но я отстраняюсь, пытаясь прийти в себя.

— Что? Я не понимаю… — я моргаю в недоумении. — Но где ты взял деньги? Эмерсон! Ты же не можешь себе этого позволить!

— Конечно, могу, — он пожимает плечами, все еще усмехаясь. — Я продал половину бара Гаррету, и, можешь спросить у своего отца, я заключил выгодную сделку. Я получил этот дом за бесценок.

Из моих глаз снова текут слезы.

— Ты купил мне дом, — шепчу я пораженно. — Не могу в это поверить. Никто не делал для меня даже близко ничего подобного.

— Привыкай, — Эмерсон покачивает мое лицо в колыбели своих ладоней. — Я собираюсь любить тебя, Джульет Маккензи, всегда. И хочу провести каждый день, доказывая, что ты — единственная.

— Тебе не надо ничего доказывать, — шепчу я. — Эмерсон Рэй, ты — мой ураган. И я всегда буду твоей.