В девять часов утра, как всегда, Люси принесла в спальню герцога завтрак. Она открыла дверь своим ключом, поставила поднос на стол и раздвинула шторы. Увидела нетронутую постель Джеффри и встревожилась. В комнате не было ни герцога, ни Виктории.

Люси увидела раскрытую дверь гостиной и вошла. Картина, которую она увидела, запечатлелась в ее памяти на всю жизнь.

Джеффри сидел в своем кресле, а на коленях у него свернулась клубочком дочь, положив голову на грудь отца. Ее длинные светлые локоны разметались по темно-красному бархату сюртука герцога, перепутавшись с русыми волосами Джеффри.

Оба они крепко спали.

Люси подошла ближе, и Джеффри, открыв глаза, улыбнулся ей.

– Моя дочь просто прекрасна, не правда ли, Люси?

Услышав глубокий звучный голос герцога, Люси обомлела и, не в силах вымолвить ни слова, молча кивнула головой.

– Наконец-то моя Кэтрин вернулась домой. Теперь мы с ней не расстанемся никогда.

– Кэтрин? О ком вы говорите, Джеффри? – спросила Люси. Она была потрясена настолько, что назвала герцога просто по имени.

Джеффри скосил глаза на спящую.

– Это моя дочь, Кэтрин, – сказал он. – Мы думали, что она погибла много лет тому назад. Виктория исчезла, но зато я нашел Кэтрин. Теперь мы вместе с ней наверняка сумеем разыскать и Викторию.

Он заглянул в глаза Люси, понял ее недоумение и кивнул на скамеечку, стоявшую возле его кресла: – Присядь, Люси, и я расскажу тебе волшебную сказку с хорошим концом.

Затем почти час Люси слушала рассказ герцога о судьбе Кэтрин. Когда он закончил, все лицо девушки было залито слезами.

– О, боже, это просто невероятно, что вы в конце концов нашли друг друга, – охрипшим от волнения голосом произнесла Люси.

Джеффри наклонился вперед, смахнул слезинку со щеки девушки и сказал:

– Не надо плакать, Люси. Лучше порадуйся за всех за нас.

У Люси задрожала нижняя губа.

– Ничего не могу с собой поделать. Простите, ваша светлость.

– Послушай, – покачал он головой. – Минуту тому назад ты назвала меня по имени, и мне это очень понравилось. Меня зовут не ваша светлость, а Джеффри. Ты можешь повторить это, Люси?

– Р-разумеется… Джеффри, – запинаясь, ответила она.

– Ну-ка, еще раз, – попросил он, не сводя глаз с ее губ.

– Джеффри.

Он провел рукой по ее каштановым локонам и мягко притянул к себе.

– Сколько месяцев я мечтал об этом, – прошептал он. – Надеюсь, ты не рассердишься на меня, дорогая?

Люси не успела и глазом моргнуть, как Джеффри приник к ее губам и нежно поцеловал.

– Я знал, что ты очень сладкая, – улыбнулся он.

Кэтрин зашевелилась у него на коленях, и Люси поспешно отпрянула. Кэтрин открыла глаза.

– Доброе утро, папа. Доброе утро, Люси, – сказала она. – Простите, мне нужно ненадолго покинуть вас.

Она соскочила с колен Джеффри, поцеловала его в щеку и проворно вышла из гостиной.

– Счастья тебе, папа, – прошептала она, прикрыв за собой дверь. – Люси – прекрасная девушка, и она сумеет позаботиться о тебе. Вы оба заслужили право на счастье и теперь нашли друг друга – что может быть прекрасней?

Вернувшись к себе в спальню, Кэтрин рассказала Дарси обо всех событиях минувшей ночи. Та выслушала ее с широко раскрытыми глазами и под конец разрыдалась.

– Как я рада, что нам не нужно больше притворяться, миледи, – сказала она.

– Не торопись, Дарси, – предупредила ее Кэтрин. – Не забывай, что для всех я по-прежнему Виктория.

Потом они устроили в комнатах герцога праздник и расположились прямо на ковре возле камина, будто на пикнике. У них было копченое мясо, овощи, фрукты и бутылка вина, которую Дарси выкрала из кладовой.

Джеффри с улыбкой оглядел троих женщин, собравшихся вокруг его кресла, и сказал:

– Я очень счастливый человек. Мне удалось найти свою дочь Кэтрин, и теперь я не сомневаюсь в том, что вслед за ней ко мне вернется и Виктория. Я сижу в окружении прекрасных леди, пью хорошее вино и смотрю в будущее с уверенностью и надеждой. Мне даже начинает казаться, что я не слишком стар и бесполезен и для меня самого не все еще потеряно в этой жизни.

– Это ты-то стар и бесполезен? – нахмурилась Кэтрин. – Эти слова никак к тебе не идут, папа. Я бы описала тебя совсем иначе – решительный, красивый и удивительный.

– Удивительный? – в свою очередь нахмурился Джеффри. – Нет, я обыкновенный человек, Кэтрин. Ничего удивительного или особенного во мне нет.

Она шутливо погрозила ему пальцем:

– Не возражай, папа. Мне лучше знать. Когда я приехала сюда, ты был совершенно беспомощным, но буквально за считанные недели сумел превозмочь болезнь, стал радоваться жизни. Это потрясающе. Нужно ли напоминать о том, что до вчерашней ночи ты даже говорить не мог?

– А может быть, мне до вчерашней ночи просто нечего было сказать? – лукаво улыбнулся Джеффри. Затем он посерьезнел, взял руку Кэтрин и нежно поцеловал шрам на ее ладони. – Этот шрам – вот настоящее чудо. Подумать только, я едва не убил повитуху, когда увидел, что она собирается сделать надрез на твоей руке! Слава богу, что у меня хватило ума согласиться на это!

Он еще раз поцеловал ладонь Кэтрин.

– До сих пор не могу поверить, что вы – это Леди Кошка, – покачала головой Люси. – Неужели вам в самом деле приходилось командовать судном и сражаться на палубе со шпагой в руке?

Кэтрин стала рассказывать Люси и Дарси о своих морских приключениях. Джеффри вдруг расхохотался.

– Что тебя так позабавило, папа? – спросила Кэтрин.

– Представил себе наших великосветских ворон, скачущих по палубе со шпагами в руках. Если станет известно, что этим занималась будущая герцогиня Четэм, все захотят последовать ее примеру. Ты дашь начало новой моде, дочка!

– Папа, неужели этих людей так легко повернуть в любую сторону?

– Конечно. Ведь ими всегда движут зависть и дух соперничества. Эти люди живут скандалами и закулисными сплетнями, – сказал Джеффри, гладя Кэтрин по щеке. – Но не тревожься об этом, девочка. Никто из них не посмеет осудить тебя. Ведь я – очень могущественный человек, и в моей власти уничтожить любого из них одним росчерком пера.

Упоминание о силе отца навело Кэтрин на новую мысль, и она опасливо спросила:

– Скажи, папа, а ты не станешь мстить О'Бэньонам?

– О чем ты, Кэтрин! Совсем наоборот. Я хочу встретиться с твоей бывшей семьей. Не знаю, как ты попала к ним, но эти люди вырастили тебя, заботились о тебе, они любят тебя, и я отплачу им добром за их доброту. Поскольку им нельзя появляться в Англии, я сам, как только поправлюсь, поплыву в Ирландию, чтобы лично пожать руку Шону О'Бэньону.

Дарси и Люси отправились относить на кухню грязную посуду, и Кэтрин, оставшись наедине с отцом, сказала ему:

– Папа, мне нужно рассказать тебе еще кое о чем. Это связано с Майлсом. Я хочу, чтобы ты знал, что я… что мы с ним… – Она опустила голову, пытаясь найти нужные слова. – Ты хочешь сказать, что вы с Майлсом любите друг друга? – спросил Джеффри, накрывая руку Кэтрин своей ладонью. – И чувствуешь себя виноватой перед Викторией?

Кэтрин молча кивнула, и Джеффри продолжил:

– Майлс и Виктория всегда были лучшими друзьями, но они никогда по-настоящему не любили друг друга. Когда ты приехала сюда под именем Виктории, меня сразу же смутили перемены, которые я заметил в отношениях своей дочери с Майлсом. Дружба уступила место страсти, которой до того не было и в помине. Теперь, узнав всю правду, могу признаться тебе, что я счастлив. За Майлса Грейсона выйдет именно та из моих дочерей, что предназначена ему в жены самой судьбой.

Кэтрин посмотрела на отца с робкой улыбкой.

– А ты говоришь все это не просто для того, чтобы меня успокоить?

– Нет, – покачал головой Джеффри. – Вы с Майлсом будете счастливой парой. Если бы Виктория была здесь, она тоже с этим согласилась бы, я уверен в этом.

Глаза герцога стали печальными, и Кэтрин поняла причину его грусти.

– Не волнуйся, папа. Виктория жива и здорова. Если мои предчувствия меня не обманывают, очень скоро мы увидим ее.

После обеда Джеффри уснул, и Люси настояла на том, чтобы Кэтрин тоже отправилась отдохнуть в свою спальню.

Дарси хлопотала, наводя в комнате порядок, а Кэтрин присела к туалетному столику, сняла с пальца кольцо, подаренное Майлсом, убрала его в шкатулку. Только сейчас она поняла, как соскучилась. Посыльный, который должен был привезти письмо от Майлса, до сих пор не объявился и, по всей видимости, мог приехать теперь не раньше завтрашнего утра. Кэтрин немного подумала и решила написать Майлсу сама, чтобы сразу, когда прибудет курьер, передать свое послание.

Ей хотелось написать Майлсу обо всем, что случилось за время его отсутствия, и особенно – о странном предчувствии, не покидавшем ее в последние часы. Ей хорошо было знакомо это ощущение надвигающейся опасности. Оно не раз возникало у нее перед появлением в море судна противника.

Но письмо не ладилось, Кэтрин смяла и отбросила один лист, начала и скомкала второй, третий…

– Может быть, вы хотите написать слишком о многом, миледи? – сказала Дарси, заметив ее мучения. – А почему бы просто не написать, что вам необходимо увидеть его? Разговаривать с глазу на глаз всегда легче.

– Знаешь, Дарси, я думаю, что ты права, – вздохнула Кэтрин. – Для того, чтобы рассказать Майлсу все, мне нужно было бы написать целый роман. А если писать не обо всем, то он только запутается.

– Пока вы пишете, миледи, я схожу за чаем и имбирным печеньем – вашим любимым.

– Выпить чаю – это прекрасная мысль, Дарси. Спасибо.

Горничная была уже возле двери, когда Кэтрин окликнула ее:

– Не забудь захватить вторую чашку, Дарси. Не стану же я пить чай одна, без тебя!

Дарси была растрогана приглашением Кэтрин выпить чаю вместе с ней и решила расстараться для своей хозяйки. Войдя на кухню, она заметила миссис Оливер, которая, стоя в дверях, ведущих в сад, с кем-то разговаривала. Дарси поставила на стол пустой поднос и занялась чаем. Спустя минуту миссис Оливер присоединилась к ней.

– Если ты собираешься приготовить чай для леди Виктории, кипяток на плите, Дарси.

– Благодарю вас, миссис Оливер, – откликнулась Дарси, осторожно засыпая чай в заварной чайник. – Хочу угодить своей хозяйке. Вы не скажете, у нас в кладовой осталось имбирное печенье?

– И не только печенье, – кивнула миссис Оливер. – Там в фаянсовой миске найдутся еще и свежие пирожные с яблоками, ее любимые.

Дарси прошла в кладовую и положила на блюдо имбирное печенье, четыре пирожных и шоколадные кексы и отправилась обратно в кухню, но с полдороги вернулась, хлопнув себя по плечу и сказав:

– Забыла! Ведь миледи не любит шоколад.

Она выложила кексы и вернулась с блюдом на кухню в ту самую минуту, когда миссис Оливер заливала кипяток в заварной чайник.

– Готово, Дарси. Сливки и сахар уже на подносе. Больше ничего не нужно?

Дарси посмотрела на поднос. На нем, разумеется, стояла всего одна чашка и лежала одна салфетка.

– Дайте, пожалуйста, еще одну салфетку, – сказала Дарси. – Пирожные жирные, а миледи пишет сейчас письмо. Как бы ей его не замаслить.

Пока миссис Оливер ходила за второй салфеткой, Дарси взяла со стойки еще одну чашку и спрятала ее в карман фартука.

«То, что миледи решила выпить чаю вместе со мной, миссис Оливер не касается», – подумала она.

Спустя пару минут Дарси уже стояла в спальне Кэтрин.

– А у меня для вас сюрприз, миледи! – сказала она весело.

Кэтрин посмотрела на яблочные пирожные, затем на Дарси и улыбнулась.

– Мне казалось, что я совсем не голодна, но эти пирожные выглядят слишком соблазнительно, чтобы не попробовать хотя бы половинку.

– Ох, миледи, – спохватилась Дарси. – Я же не принесла нож. Сейчас сбегаю.

– Не нужно никуда бежать, Дарси. У меня найдется, чем разрезать пирожное. – И Кэтрин вытащила из-под юбок свой кинжал.

Дарси с опаской покосилась на лезвие и осторожно спросила:

– Вы всегда носите его при себе, миледи?

– Всегда, – кивнула Кэтрин, разрезая пирожное. – Он не раз спасал мне жизнь.

Она вытерла о салфетку испачканное кремом лезвие и спрятала кинжал на место.

Дарси разлила чай в две чашки и сказала:

– Я вижу, вы еще не закончили письмо. Пишите, а я пока посижу с чашкой в соседней комнате, чтобы вам не мешать.

Дарси ушла в маленькую гостиную, примыкающую к спальне, и закрыла за собой дверь. Кэтрин тяжело вздохнула и вернулась к письму. Она задумалась над тем, как, помимо всего прочего, предупредить Майлса об опасности, приближение которой она с каждой минутой чувствовала все острее. И тогда ее осенила идея – написать письмо по-кельтски. Тогда вряд ли кто-нибудь сможет прочитать послание, даже если оно и попадет в чужие руки.

Вот теперь дело пошло, Кэтрин писала, прерываясь, быстренько глотала чай, не замечая при этом, что тот горчит. Не отрываясь от письма, она налила себе вторую чашку, положила больше сахара, добавила сливок и выпила.

Спустя несколько минут она начала зевать и тереть глаза, пытаясь рассмотреть расплывающиеся буквы.

«Как сильно я, оказывается, устала», – успела подумать Кэтрин перед тем, как уронить голову на стол. Она уже не слышала, как открылась дверь, не видела высокого мужчину, вошедшего в ее спальню. Он подхватил спящую на руки и вынес через заднее крыльцо в сад, где за конюшней дожидалась большая черная карета.

Уложив Кэтрин на кожаное сиденье, он прикрыл ее меховой накидкой и прошептал:

– Не надо ничего бояться, моя дорогая. Я сумею о тебе позаботиться. Много лет я ждал тебя, и наконец ты – моя и никуда не сбежишь от меня. Приятных сновидений тебе, Золотая Кошка!

Эдвард наклонился, поцеловал Кэтрин в сомкнутые веки и криво усмехнулся. Потом откинулся на мягкие подушки, крикнул кучеру, и карета сорвалась с места, уносясь в ночной мрак.