На землю опускалась ночь. На расстоянии смутно вырисовывались очертания домов. Деревня. Фейт надеялась, что они остановятся здесь на ночь. Сегодня они ехали дольше, чем в другие дни.

Николас пытается наверстать потерянное время, догадалась Фейт. И не обсуждает такие вещи, как приступы головной боли. Он чуть не откусил ей голову, когда она спросила, не могут ли они быть вызваны тревогой и беспокойством.

– Это невыразимо скучная тема, мадам! – резко бросил он. – Я не хочу слышать от вас никаких упоминаний о моей... моем временном недомогании. Я нахожу это ужасно скучным.

Вот и все.

У Фейт ныла спина, и она чувствовала себя невероятно уставшей. Но была решительно настроена доказать, что у нее есть все для того, чтобы быть солдатской женой. Она вытерпит любые трудности и неудобства, если это означает, что она каждую ночь может спать в его объятиях. А проснувшись, обнаруживать, что он смотрит на нее нежно, по-собственнически – даже если спешит это скрыть.

Пусть эта жизнь не очень легкая и в ней нет привычного комфорта, но Фейт никогда не была счастливее. Он мог говорить все, что угодно, о привязанности или отсутствии таковой, но Фейт чувствовала себя любимой. Более того, лелеемой. Даже его попытки не позволить ей привязаться были основаны, как она полагала, на некой странной покровительственности, хотя от чего он старается ее защитить, она понятия не имела. Он пытался замаскировать это под солдатское равнодушие, но не равнодушие Фейт чувствовала каждую ночь, когда он уносил ее в небеса.

Если он называет это строительством воздушных замков, значит, она не будет тратить время на споры. Счастье – оно и есть счастье. Всегда, всю свою жизнь она знала, что счастье преходяще, поэтому она будет купаться в нем, пока может.

Когда они свернули в деревню, то услышали впереди какой-то шум и волнение. Были видны горящие факелы, слышны пронзительные крики. Кричала женщина.

Они остановились.

– Лучше нам проехать стороной, капитан, – сказал Мак. – Негоже вмешиваться в местные дела.

Пока он говорил, раздался пронзительный женский крик боли.

– Николас? – Фейт пришла в ужас от предположения, что они могут уехать. – Когда-то и я была в беде.

– Я знаю. – Николас кивнул и успокаивающе схватил ее за руку. – Мы разберемся. Ты оставайся здесь, – приказал он Фейт.

Ник, Мак и Стивенс поскакали вперед, затем резко натянули поводья.

– Женщины! – удивленно воскликнул Мак.

Толпа женщин собралась на деревенской площади, крича и осыпая проклятиями кого-то или что-то в центре. Несколько мужчин стояли в толпе, но в основном это было женское сборище.

– У них там девчонка, – сказал Мак. Он понаблюдал секунду, потом добавил с тревогой: – Сдается, они так злы, что могут убить ее.

Трое мужчин обменялись взглядами.

Фейтс тревогой наблюдала, твердя себе, что солдаты привычны к такого рода вещам. Когда толпа переместилась, она мельком увидела девушку в центре людской массы. Молодая, черноволосая, она стояла одна против всех. Другие били и пинали ее, хватали и рвали за волосы, осыпали визгливыми проклятиями. Это было ужасно.

Фейт не знала, за что эти женщины наказывают девушку, ей было все равно. В любой ситуации, где беснующаяся толпа выступает против одного, она встанет на сторону жертвы.

«Спаси ее, – молча молила Фейт Николаса. – Спаси ее». Она ждала, когда он врежется в толпу и вызволит девушку.

Ник и Стивенс спешились и попробовали поговорить с женщинами, чтобы выяснить, что происходит.

Фейт увидела, как какая-то женщина прыгнула на Николаса и нанесла удар. Она промахнулась, но тут началось. Некоторые из женщин обратили свою злость на двух незнакомцев. Николас отражал их нападки без особого труда, удерживая на расстоянии вытянутой руки, увертываясь от ударов и пинков, зато Стивенсу не удалось остаться невредимым. Но никто из них не давал сдачи, видела Фейт, разрываясь между гордостью и тревогой.

Мак, закоренелый женоненавистник, казалось, ничего не замечал. Он с мрачным лицом сидел верхом на лошади, уставившись на девушку в середине, сжимая и разжимая кулаки.

Девушка дралась, как юная амазонка, и царапалась, как дикая кошка, но не ей было тягаться с дюжиной взрослых женщин. Фейт наблюдала с растущим беспокойством.

– Давай, Николас! – закричала она. Может, их и сдерживает нежелание применять силу к женщинам, но у Фейт нет подобных запретов.

Вытащив свой пистолет, она поехала вперед.

– Прекратите немедленно! – заорала она во всю мощь легких, но шум стоял такой, что никто не услышал. Тогда она выстрелила поверх голов. Внезапно стало тихо, и все головы повернулись к ней. Она ужаснулась враждебности на их лицах.

– Хватай ее, Мак! – прокричал Николас. – Уходим отсюда.

Он велел хватать Фейт, но Мак не так понял. Взревев, как разъяренный зверь, он направил лошадь прямо на толпу. Женщины бросились врассыпную, а Мак наклонился, подхватил девушку, бросил ее поперек седла и поскакал прочь прежде, чем кто-нибудь сообразил, что произошло.

Стивенс вскочил на коня.

– Бежим отсюда! – Ник снова был в седле. – Быстрее!

И Фейт опомниться не успела, как они уже вылетели из деревни и поскакали по широкому кругу через поля.

– Куда мы?..

– Просто следуй за мной! – прорычат Ник.

– Но...

– Заткнись и скачи!

Она мельком посмотрела на его лицо. Еще никогда Фейт не видела его таким взбешенным. Она замолчала и поскакала.

Они мчались галопом, несясь так, словно за ними гнался сам дьявол. Но никто их не преследовал. Эта скачка на сумасшедшей скорости была прямым отражением его настроения. Стук лошадиных копыт эхом разносился в ночи, съедая милю за милей.

Когда первый прилив возбуждения постепенно схлынул, у Фейт от страха засосало под ложечкой. Она видела холодную ярость Ника, было чего бояться. Сейчас же ярость кипела и была отнюдь не холодной.

Ребенком Фейт научилась скрываться от дедовой ярости, прячась в шкафу под лестницей. Теперь же она в чистом поле, скачет по чужой земле в темную неизвестность. Наедине с ним, и спрятаться негде.

В конце концов лошади устали. Ник и Фейт выехали на небольшую поляну, и Николас свернул с дороги. Он соскочил с лошади и отпустил ее прямо в седле, хлопнув ладонью по крупу. Потом забрал у Фейт поводья, стащил ее с седла и отпустил и ее лошадь. Лошади направились прямиком к речушке. Фейт тоже не отказалась бы попить, но у нее хватило времени только на то, чтобы собраться с духом. Ник взорвался гневной тирадой:

– Какого дьявола, скажи на милость, ты въехала в эту стаю гарпий, ведь я приказал тебе держаться в стороне? – Он с силой ухватил ее за руки повыше локтей. – Разве ты не понимаешь, что могло случиться все, что угодно? Эти женщины были охвачены жаждой убийства! – Он встряхнул ее.

– Я знаю. Я хотела спасти ту девушку, – пробормотала она дрожащим голосом.

– Гром и молния! А какого дьявола, по-твоему, мы с Маком и Стивенсом собирались сделать? – Он сверлил ее испепеляющим взглядом. – Мы солдаты! Мы знаем, что делать!

Она собралась с духом и выпалила:

– Не слишком-то много вы делали, насколько я видела!

– А тебе вообще нечего было видеть! – заорал он.

Мелкая дрожь пробежала по ней от его крика. Она заморгала. Лицо его потемнело от ярости, и выглядел он не менее грозным, чем любой другой мужчина в гневе. И все же – эта мысль упала в ее сознание как огромный камень в озеро – она не была напугана.

Он был почти так же зол из-за зайца. И не тронул ее и пальцем.

Осознание этого заструилось по ее оцепенелому телу, как медленные пузырьки шампанского. Она не боится. Она спорит с ним. Он весь кипит от злости и рычит на нее, как медведь, и она дрожит, но не от страха. Эта дрожь – реакция после опасности. Да и его ярость, возможно, тоже.

Она сказана:

– Да, но я была там. И видела, что благородство мешает тебе справиться с этими женщинами.

– Благородство! – Он закатил глаза. – Прекрати приписывать благородство каждому моему поступку. Я не благородный человек!

Она пожала плечами, внезапно ощутив бодрость.

– Я подумала, что так будет лучше.

– Ты вообще не думала! Никто не думал! Это же была толпа. Людей в таком состоянии не урезонить.

– Я знаю. Поэтому и воспользовалась пистолетом. – Она улыбнулась ему. Она его не боится. Не боится.

Он уставился на нее, словно не мог поверить в ее улыбку, ведь он орет на нее. Фейт и сама с трудом верила.

– Я сумасшедший, что купил тебе этот проклятый пистолет. У тебя только один выстрел, разве ты не знаешь? После того, как ты выстрелила, могло случиться все, что угодно, ты бы не смогла защитить себя! – Он снова встряхнул ее. – Толпа неуправляема, как стая шакалов, ты меня слышишь? Они могли накинуться на тебя и разорвать на части! – Он уставился на нее безумным взглядом и повторил: – Они могли разорвать тебя на части! – А потом он застонал, схватил ее в охапку и крепко-крепко прижал к себе. – О Боже, больше никогда – никогда! – не пугай меня так. – Он держал ее так крепко, что она едва могла дышать.

Она чувствовала, как кровь пульсирует по его телу, а мышцы напрягаются, прижимая ее. Дыхание вырывалось резкими толчками. Она прильнула к нему, вдыхая его тепло, его силу, его запах.

Через несколько мгновений просто находиться в его объятиях, каким бы божественным это ни было, стало недостаточно. Она попыталась освободить руки, чтобы обнять его точно так же.

И тогда его рот завладел ее губами, и он словно вбирал ее всю в себя: обнимал, пробегал руками и губами по ее телу, лаская и убеждаясь, что она цела и невредима.

Никогда в жизни Фейт не ощущала, чтобы ею так дорожили, чтобы ее так ценили, так лелеяли. И, ах, как же она любила его!

– Я не пойду с тобой. Я убью тебя, негодяй! Чудовище!

Разъяренный женский голос проник в их сознание.

Мак въехал на поляну со спасенной девушкой, крепко зажатой у него под рукой. Однако она вела себя отнюдь не как благодарная дева, вырученная благородным рыцарем из беды. Она вырывалась и сыпала проклятиями на смеси ломаного английского, французского и испанского:

– Я не хочу с тобой. Я ненавижу тебя! Я убью тебя! Пусти!

– Да когда же до твоих птичьих мозгов дойдет наконец, что я спас тебя? Я не сделаю тебе ничего плохого, глупая!

Когда она снова ударила его, он добавил, словно сам себе:

– Тут надо иметь каменную башку...

Она попыталась расцарапать его лицо ногтями. Пальцы запутались у него в бороде, и Мак рассмеялся. Его смех подстегнул ее бешенство.

– Пусти-и-и меня! – в ярости закричала она.

– Ну ладно. – Мак разжал руку, и девчонка шлепнулась на поляну.

Она не растянулась на земле, как ожидала Фейт, а приземлилась на все четыре конечности, как кошка. Потом выпрямилась одним гибким движением, встряхнулась, как животное, и поправила свою рваную одежду, зыркая на Мака сквозь свисающие на лицо спутанные волосы и бормоча проклятия себе под нос.

Она посмотрела на Фейт и Николаса, отбросила волосы с лица и окинула их вызывающим взглядом, расставив босые ноги и уперев руки в бедра.

Девушка была броская. Длинные присборенные юбки оставляли лодыжки и часть икр обнаженными, ноги были босыми, на одной лодыжке болталось украшение в виде серебряной цепочки. Красива в диком, цыганском смысле – черные глаза с поволокой, сейчас мечущие искры гнева и вызова, и густая грива вьющихся черных волос. Маленькая и тоненькая, но с пышными формами. Блузка не раз разорвана и кое-как заштопана.

Мак спешился и сказал что-то по-испански.

Она вздрогнула и спросила:

– Откуда ты знаешь мой язык, англичанин?

Мак начал расстегивать седельные ремни.

– Я не англичанин. Меня зовут Мактавиш. Я воевал в Испании несколько лет и немножко научился языку.

– Я ненавижу солдат! – Она тряхнула головой в явном вызове.

Он пожал плечами и снял седло с лошади.

– И англичан я тоже ненавижу!

Мак опять пожал плечами:

– Я не англичанин.

Она смотрела настороженно.

– Я знаю солдат. Если ты меня хоть пальцем тронешь, я убью тебя!

Мак как будто не слышал. Он принялся чистить свою лошадь. Девчонка шагнула вперед и с силой ткнула его в спину.

– Ты меня слышишь, англичанин? Только тронь меня, и я тебя убью!

Мак повернулся.

– В последний раз говорю: я не англичанин!

Девушка взорвалась от негодования:

– Я Эстреллита и не потерплю оскорблений ни от одного мужчины – ни от англичанина, ни от кого! Я знаю англичан с войны и не...

– Я... не... англичанин! – взревел Мак.

Николас давился от смеха. Стивенс вытирал глаза, на которых от смеха выступили слезы, и как завороженный наблюдал за девушкой.

Эстреллита смерила Мака презрительным взглядом.

– Так кто же ты тогда? Ты не испанец и не португалец, само собой, и не француз с этим твоим рыжим кустом на лице.

Французы – вонючие свиньи, как все солдаты, но в них есть изысканность.

– Я шотландец!

Она нахмурилась:

– Шотландец? Что такое шотландец? – Потом лицо ее прояснилось. – А, я знаю. Это те, кто носит платья, да? – Она с сомнением посмотрела на него. – Ты носишь платье?

– Не платье, а килт!

Она склонила голову набок, как любопытный воробей.

– А что такое килт?

Мак силился подыскать слова:

– Это шотландка, тартан... э-э... с традиционным рисунком, в него заворачивается мужчина. Застегивается на талии, иногда с пледом, надевающимся вот так. И заканчивается здесь. – Он показал руками.

Она скорчила гримасу и пожала плечами:

– Это платье. Ты носишь платье, но показываешь волосатые коленки.

– Откуда ты знаешь, что мои коленки волосатые?

Она окинула его медленным взглядом, без слов давая понять, что если открытые его части такие волосатые, то и коленки, должно быть, тоже.

– Значит, ты носишь платье, но не сбриваешь эту штуку. – Она презрительно махнула рукой на его бороду. – Очень странно.

Возмущенный Мак прорычал:

– Я больше не ношу килт!

Она надула губы.

– Жалко. Может, в платье ты выглядишь получше, Тавиш. Ну что ж... – Она взглянула на Стивенса и Николаса, которые все еще с трудом удерживались от смеха. На мгновение задержала взгляд на Николасе с каким-то странным выражением лица, словно какая-то мысль пришла ей в голову, затем повернулась к Фейт: – Я Эстреллита. Ты выстрелила из пистолета ради меня там, в деревне, да? Женщины в моем роду платят долг.

Фейт поспешно вышла вперед и обняла девушку.

– О, я так рада, что ты не потеряла присутствия духа, – сказала она. – Эти женщины, у них был жуткий вид. Меня зовут Фейт. То есть я миссис Блэклок, но ты можешь называть меня Фейт, потому что я уверена, мы будем друзьями.

Друзьями? Ник заморгал, стирая выступившие от смеха слезы с глаз. Он знал, что его жена слишком добрая, но предлагать дружбу какой-то неизвестной, грязной цыганке, на которую напала разъяренная толпа женщин, вполне нормальных и респектабельных? Он уверен – это чересчур опрометчиво. Ник прокашлялся.

Эстреллита бросила на него подозрительный взгляд через плечо.

Ничего не заметившая Фейт продолжала:

– Высокий мужчина – мой муж, а вон тот, с носовым платком, Стивенс. С мистером Мактавишем ты уже знакома. Мы позаботимся о тебе. Теперь ты в безопасности, и никто тебя не обидит. Мой муж – настоящий доблестный рыцарь, и Стивенс тоже, и... – Она запнулась, затем продолжила, бросив вызывающий взгляд в сторону Мака: – И мистер Мактавиш еще не раз защитит тебя.

Эстреллита фыркнула и бросила на Мака загадочный взгляд.

Фейт, явно не замечающая никаких подводных течений, сосредоточилась целиком на нуждах спасенной.

– Я немедленно позабочусь об этих царапинах. Стивенс, у вас еще остался тот бальзам? И немного бренди для успокоения наших нервов. Он чудесно укрепляет после неплохой драки, – поделилась она с Эстреллитой. – А как скоро у нас будет горячая вода? Этой юной леди нужно помыться, да и нам всем не помешает выпить чего-нибудь горячего. Николас, костер разведен?

Николас ответил на ее вопрос сардоническим взглядом. Она прекрасно знала, что нет никакого костра. Она же все время была в его объятиях. Жаль, что их прервали.

– Ну так давай, действуй! – Она нетерпеливо взмахнула рукой. – Нам немедленно нужна горячая вода! – Она вновь повернулась к Эстреллите, а Ник отправился разводить костер. Интересно, думал он, не ждут ли от него, чтобы он и ванну предоставил? Девчонке она явно не помешала бы.

– Итак, – обратился Ник к цыганке после ужина, когда они сидели перед неярко горящим костром, – почему эти женщины напали на тебя?

Эстреллита застыла, когда услышала вопрос, которого ждала с самого начала. Фейт не позволила никому донимать ее вопросами, пока все ушибы и царапины не были обработаны. Но теперь Эстреллита была чистой, сытой и, хотя отказалась надеть розовое платье Фейт, сказав, что оно слишком новое и красивое, все-таки согласилась, что ее одежда нуждается в стирке, и надела одну из рубашек Мака, которая была ей ниже колен. Сейчас она сидела, кутаясь в его сюртук.

Она не принадлежала к тем женщинам, которые всегда выглядят респектабельно.

Фейт велела мужчинам уйти, пока она ухаживала за Эстреллитой, но Ник наблюдал с расстояния. Он опасался оставлять жену наедине с этой девицей, которая взбудоражила всех женщин деревни. Впрочем, насколько ему было видно, Эстреллита вела себя тихо и послушно и, похоже, хорошо ладила с Фейт.

Но сейчас, когда он спросил, почему на нее напали, Эстреллита застыла, и все признаки покорности исчезли.

Она вызывающе, неубедительно пожала плечами:

– Откуда я знаю? Вы же тоже там были!

Мак подался вперед:

– Не разговаривай так с капитаном. Давай отвечай, девочка. Никто тебя не обидит, но ты, должно быть, сделала что-то, что так взбесило эту толпу женщин.

Фейт была удивлена тоном Мака. Когда Фейт оказалась у них в лагере, он только и знал, что рычать на нее, а с Эстреллитой говорил почти... ласково. Она уже собралась высказаться по этому поводу, но Ник стиснул ее талию и молча покачал головой.

Эстреллита взвилась от слов Мака, отбросила гриву черных кудрей на спину и прорычала:

– Что я сделала? Я околдовала их мужчин, отравила их воду, свернула молоко, превратила их вино в уксус и причинила вред их младенцам, вот и все!

Мак вскинул бровь и мягко заметил:

– Все? А на еще не рожденных ты не наслала порчу, а?

Она бросила на него гневный взгляд.

– Нет, но я нашлю порчу на тебя, здоровый рыжий медведь!

Ко всеобщему изумлению, на лице Мака промелькнула мимолетная улыбка.

– Итак, что же было с чадами, которых ты лечила?

Она озадаченно и подозрительно нахмурилась.

– С чадами?

– С детьми. С малышами. С младенцами.

Она пожала плечами:

– Лихорадка.

– И что ты сделала?

Она яростно прошипела:

– Я накормила их живыми жабами, а потом сжарила детей и съела, а после плясала голышом с самим дьяволом. Что, по-твоему, я сделала?

Очевидно, ничуть не возмущенный ее гневной вспышкой, он продолжил:

– Значит, ты сбила лихорадку. Чем?

– Кошачьей мятой, иссопом и тимьяном с добавлением корня лакричника, – угрюмо пробормотала она.

Он кивнул:

– Очень хорошо. Тогда почему те женщины разозлились?

Ее черные глаза вспыхнули гневом.

– Потому что я околдовала их мужчин, конечно, и голой лежала с ними на деревенской площади.

Мак задумчиво нахмурился.

– Итак, проблема начинается с мужчин. – Он внимательно посмотрел на нее. – Чего они от тебя хотели?

Она дернулась от него в безмолвной ярости, но Мак удержал ее и спокойно продолжил:

– Ты девушка красивая, однако как бы они ни желали тебя, они не стали бы показывать это перед своими женщинами. Значит, они отвели тебя куда-то?

– В таверну, – угрюмо буркнула она. – Я думала, они собираются заплатить мне за то, что я вылечила их детей, но они хотели... они хотели... – Она воинственно сплюнула в огонь. – Они хотели, чтобы я сделала то, чего я не сделаю ни с одним мужчиной!

– И женщины узнали.

Она пожала плечами.

– И обвинили тебя, да? – сказала Фейт. – То же самое случилось и со мной!

Эстреллита изумленно уставилась на Фейт.

– С тобой?

Фейт энергично кивнула. Она наклонилась вперед и потрепала Эстреллиту по руке.

– О да, если ты без друзей, одна и... хорошенькая, мужчины хотят от тебя... кое-что. Но по какой-то ужасной причине все обвиняют женщину. Это несправедливо.

Эстреллита взглянула на нее, опустила глаза и кивнула:

– Да, сеньора, они всегда обвиняют женщину.

Ник заметил, как у нее на глазах заблестели слезы, это удивило его. Возможно, она не так уж плоха, как он подумал. И потом, она кажется гораздо моложе теперь, когда помылась.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

Она подозрительно прищурилась, но не усмотрела в вопросе никакой скрытой угрозы.

– Девятнадцать.

Фейт просияла:

– Мне тоже девятнадцать!

– А откуда ты? – продолжал Ник.

– А зачем тебе это знать? – возмутилась Эстреллита.

– Да просто так.

– Видишь ли, мы направляется на юг – точнее, в Бильбао, – вмешалась Фейт, – и если твой дом где-то в том направлении, мы могли бы проводить тебя. Женщине небезопасно путешествовать одной.

Ник взглянул на нее в легком раздражении. Совсем не это он хотел предложить. Эта девчонка – цыганка, а если он и знал что-то о цыганах, так это то, что они воруют.

Эстреллита перевела взгляд с Фейт на Ника, потом на Мака, потом снова на Ника.

– Так уж случилось, – медленно проговорила она, глядя на Ника, словно ее слова должны были бросить ему вызов, – что моя прабабка живет под Бильбао, и я иду к ней.

Ник вскинул брови, что-то в ее тоне зацепило его. Словно это был какой-то безмолвный вызов. Ник решил, что она лжет.

– В самом деле? А где именно она живет?

– Я не скажу тебе! Я ни за что не скажу тебе! – Ее глаза вызывающе сверкали.

Ник постарайся сохранить ровный тон:

– Мне совершенно неинтересно, где живет твоя бабка.

– А почему ты хочешь навестить ее? – вмешалась Фейт.

– Она очень старая. Меня не было несколько месяцев, но теперь она позвала меня. И сейчас, когда я вижу его, – Эстреллита кивком показала на Ника, – я понимаю, зачем ей нужно меня видеть.

Ник оставил без внимания ее невоспитанность. Вздорная женщина. Хотел бы он спросить, каким образом бабка вызвала ее домой. Он мог поспорить на последнее пенни, что эта девчонка не умеет ни читать, ни писать. Впрочем, он знал, что у цыган свои способы общения на расстоянии.

Он взглянул на Мака, который не отрывал глаз от девчонки, и принял решение. Мак, без сомнения, будет смотреть за ней в оба и, если она попытается что-нибудь украсть, набросится как коршун. Если не считать ее вызывающей манеры держаться и готовности кинуться в драку по малейшему поводу, Эстреллита кажется вполне безобидной. И нельзя отрицать, что ее стычки с Маком весьма забавны. Кроме того, Фейт уже прониклась симпатией к ней. Даже если Эстреллита цыганка и воровка, у Ника попросту не осталось выбора.

– Ты умеешь ездить верхом?

Она фыркнула, словно ответ был слишком очевиден, чтобы его произносить. Цыгане – известные лошадники.

– Стивенс, ты не возражаешь, если Эстреллита поедет...

– Я не поеду с ним. Я поеду с ним. – Она ткнула пальцем в сторону Мака.

– Это мне решать.

– Есть вьючная лошадь, капитан... – начал Стивенс.

– Никакой вьючной лошади. Я еду с ним! – Говоря это, Эстреллита метнула вызывающий взгляд на Мака.

Ник не спорил. Нет смысла доверять ей вьючную лошадь, лишний раз давая возможность ускакать вместе со всеми их вещами. И потом, ей явно требуется крепкая рука.

– Мак?

Тот окинул девушку долгим взглядом.

– А, ладно, но я не сомневаюсь, что она сведет меня с ума.

Вместо того чтобы выразить благодарность, Эстреллита прищурилась, словно ее подозрения подтвердились.

– Отлично! – воскликнула Фейт, явно не заметив этого безмолвного обмена взглядами. – Не знаю, как насчет остальных, но я бы очень хотела, Николас, чтобы ты поиграл на гитаре. Сыграй, пожалуйста.

Он не мог устоять против мольбы в ее глазах, поэтому принес гитару и тихо играл, наверное, с полчаса. Он играл в основном испанскую музыку, фламенко, которой научился во время войны, и несколько раз замечал, что цыганка вскидывала голову, когда он начинал новую песню. Он хотел спросить, знает ли она их, но, заметив, что он смотрит на нее, Эстреллита ссутулилась и намеренно стала смотреть в сторону. Вот уж действительно вздорная штучка.

Но потом Ник заметил сонные глаза жены, закончил песню и отложил инструмент.

– Пора спать, – объявил он и протянул руку Фейт.

Она вложила свою ладонь в его, он поднял ее на ноги и повел туда, где была расстелена их постель.

Как и в первую ночь в лагере, они расположились вокруг костра, и мужчины договорились, кто когда дежурит. Мак заступал на дежурство первым. Он бросил взгляд на цыганку, мешкая в нерешительности. Потом взял в охапку свои одеяла и с угрюмым видом сунул их ей.

Эстреллита налетела на него, как загнанная в угол лисица:

– Чего ты хочешь? Потому что я говорю тебе прямо, что не буду спать с тобой. Только попробуй, и я убью тебя!

Мак метнул взгляд в сторону Фейт и Ника и, понизив голос, сердито прошипел:

– Заткни свою глотку, девка, я у тебя ни черта и не просил!

Она презрительно фыркнула:

– Даже и не думай об этом, англичанин!

– Да дойдет же до тебя наконец, глупая курица, что я не англичанин! Меня зовут Мактавиш!

– Привет, Тавиш. Я Эстреллита. И я ни с кем не сплю. Пойми это, и мы будем друзьями.

– Господи, помоги!

– Надеюсь, что поможет, – вежливо сказала она. – Но зачем ты пытался утащить меня, если не хотел спать со мной?

Мак испустил многострадальный стон.

– Я принес тебе одеяла! Ночь теплая, но на земле холодно.

Она фыркнула.

– Думаешь, я не знаю, что такое спать на земле? Я не какой-нибудь нежный цветок!

– Да уж скорее колючий куст!

Фейт напряженно наблюдала за их перепалкой, готовая подскочить и защитить цыганку от явной враждебности Мака.

– Не волнуйся, – прошептал Ник ей на ухо. – С ней все будет в порядке. По всему видно, что она привычна к сражениям.

– Да, – прошептала в ответ Фейт. – Но это так тяжело, когда приходится сражаться одному.

Мактавиш возвышался над Эстреллитой, как большой злой медведь.

– А мне наплевать, спала ты на дереве или в какой-нибудь лисьей норе, сегодня ты будешь спать на одеялах!

– Это твои одеяла! – огрызнулась она.

– Да, упрямая ты девка, но я в карауле! Мне не понадобятся одеяла! Кроме того, у меня есть плащ. Давай, заворачивайся. Если я приду с дежурства и увижу, что ты не в одеяле, я за себя не отвечаю. Так отшлепаю, что мало не покажется!

С этой угрозой он бросил одеяла Эстреллите и, топая как медведь, зашагал к тому месту, откуда ему хорошо были видны лагерь и дорога.

Эстреллита проводила его взглядом. Потом пренебрежительно пнула одеяла, еще раз оглянулась на здоровяка, который стоял, словно каменное изваяние, на краю лагеря, и вызывающе встряхнула волосами. С неохотой, сквозящей в каждом движении, она взяла одеяла и привередливо встряхнула их. Затем сложила одно и оставила аккуратной кучкой там, где Мак наверняка его увидит, укуталась в другое и калачиком свернулась на земле. Беовульф потрусил через поляну, остановился и уставился на нее.

Фейт подумала, стоит ли предупредить Эстреллиту, что это ужасное волосатое чудовище ненавидит женщин, но не успела она открыть рот, как цыганка ухватила пса за шерсть и потянула к себе. Фейт ахнула, но пес лишь испустил громкий вздох и закрыл глаза. Поразительно!

Фейт расслабилась, когда Мак ушел. Она понаблюдала, как Эстреллита устраивается на ночь, и прошептала Нику:

– Как жаль, что эти двое так невзлюбили друг друга. Эго сделает путешествие довольно неловким для всех нас.

Ник обнял ее и притянул на постель, которую приготовил.

– Напротив, глупенькая ты моя, это сделает оставшуюся часть пути весьма забавной.

Фейт озадаченно взглянула на него, но не стала развивать тему. Он приготовил одну постель на двоих. Фейт вскинула брови, чтобы поддразнить, но он принял чопорный вид и объяснил своим офицерским голосом:

– Как сказал Мак, сейчас вполне тепло и хорошо, но позже похолодает. Поэтому разумно спать вместе. Для тепла.

– Ну разумеется, для тепла, – согласилась Фейт, чувствуя, как тихонько бурлит счастье. То, что он испытывает к ней, не просто желание. Здесь и речи нет о любовных утехах, но он все равно хочет спать рядом и обнимать ее всю ночь.

Она повернулась к нему и порывисто поцеловала.

– Спасибо за сегодняшнюю музыку. Это именно то, в чем я нуждалась после отвратительной сцены в деревне. Это вновь сделало день прекрасным.

Он обхватил ее пальцами за подбородок и мягко повернул лицо к лунному свету.

– Я рад.

Ник отвернул угол одеяла.

– А теперь залезай. Ты выглядишь уставшей, миссис Блэклок.

Она скользнула в кокон одеял, и он нырнул следом за ней. Их тела разместились, прильнув к другу так естественно, что Фейт испытала истинное удовлетворение. Вот так она хотела бы спать всю оставшуюся жизнь. Ну, не на земле, конечно, но прильнув друг к другу, словно две половинки одного целого.

Осознав направление своих мыслей, она решительно выбросила их из головы. Беспокойство не поможет будущему.

Оно только отравит настоящее. Она обещала жить одним мгновением и будет им жить.

Вот сейчас она лежит под черным бархатом неба с разбросанными по нему миллиардами ярких звезд, и теплый огонь ласково потрескивает рядом. А лучше всего, что у нее есть тепло и сила обнимающих ее рук мужа. Зачем тревожиться о будущих ночах, когда она может наслаждаться тем, что есть сейчас?

Она тяжело вздохнула.

– Что такое? – спросил он.

– Да нет, ничего. Просто я должна поблагодарить тебя за это... это...

«О Боже, вот оно, начинается, – подумал Ник. – Объяснение».

– За предложение жить одним мгновением, не глядя ни вперед, ни назад, – сказала она. – Ты не представляешь, какое значение это имеет для меня.

Ник почувствовал, как напряжение ослабло. От облегчения, решил он.

– И какое же?

– Взгляни на эти звезды. Ты когда-нибудь видел так много звезд? А такую бархатную и тихую ночь? Просто быть здесь, в безопасности, тепле и сытости – достаточно для мгновения, правда? Для мгновения полного счастья. – Она вздохнула. – В сущности, для целой череды таких абсолютно счастливых мгновений.

Ник не ответил. Не мог из-за вставшего кома в горле. Она не переставала удивлять его. Не многие девушки благородного происхождения с радостью забрались бы в самодельную постель, устроенную на твердой земле, не говоря уж о восторженной улыбке.

– Раньше, до тебя, я вечно обо всем беспокоилась, – продолжала она. Потом чуть повернула голову и с бессознательной чувственностью потерлась о его колючий подбородок. – До того как ты научил меня жить одним мгновением. Я, бывало, ужасно переживала из-за прошлого и всесторонне планировала будущее. – Она немного помолчала, задумавшись. – Поэтому так легко попалась на крючок к Феликсу, я думаю...

Он ждал. Он хотел знать, что же такого привлекательного было в ублюдке. Ему показалось, что она больше ничего не скажет, поэтому он легонько сжал ее и попросил:

– Продолжай.

– Мы с Хоуп мечтали о наших будущих мужьях и нашей будущей жизни. Это мечта была наполнена музыкой, солнечным светом, смехом, любовью и счастьем – всем тем, чего не было у нас в детстве. – Она поморщилась. – Ты не представляешь, как я жаждала этого будущего, как тосковала по нему. Вершиной всех моих мечтаний была такая любовь, как у папы с мамой, и такую нашли мои сестры Пруденс и Чарити. Даже моя близняшка Хоуп так неожиданно нашла любовь... я никогда не видела ее такой счастливой. – Она немного помолчала. Ник подумал, что это, возможно, из-за набежавших на глаза слез.

В последнее время Ник ни о чем не мечтал. Он слишком хорошо знал, как мечты разбиваются. А ему хотелось, чтобы у Фейт все было по-другому. Ему с самого начала надо было отослать ее в Англию. Что ж, он отошлет ее, только не сейчас.

Он думал, что может выдержать это путешествие один. Он привык к одиночеству... но теперь... после того, как Фейт вошла в его жизнь... Он зарылся лицом в ее волосы.

– Потом появился Феликс, он был самым блестящим музыкантом из всех, кого я слышала, и очень красивым, в общем, кроме этого, я ничего и не видела. Я просто вообразила его в роли своего суженого. Я не знала разницы между реальностью и мечтами.

Она прислонилась к нему спиной и снова вздохнула.

– А теперь знаю. Это реальность...

Ника охватила печаль. Если бы только он мог дать ей такую жизнь как она сказала? – наполненную музыкой, смехом, солнцем, любовью и счастьем. Но это невозможно. Не для них. Она не имеет никакого отношения к тому, что ему предстоит, и Ник поклялся, что не будет иметь.

– И реальность усеяна маленькими прекрасными мгновениями, если только дашь себе труд их увидеть. – Она повернулась в его руках и заглянула в глаза. – Ты подарил мне бесценный подарок, Николас Блэклок, и я благодарна тебе от всей души. Благодаря тебе я теперь знаю: что бы ни принесло будущее, моя жизнь больше никогда не будет безрадостной и несчастной.

Ник не мог говорить. И не мог выносить нежной искренности ее взгляда. Он привлек ее к себе и поцеловал, ища забвения от того смятения, которое вызвали в нем ее слова.

Ник проснулся на рассвете и обнаружил, что цыганка подбоченившись стоит над ним.

– Это ты! – сказала она обвиняющим, воинственным тоном.

Ник сел.

– Ну да, а кто еще это может быть? – раздраженно проворчал он.

– Ты – тот самый.

– Какой еще тот самый? – Он почесал голову. Эстреллита несет какую-то околесицу. Хоть бы она ушла! Рядом с ним зашевелилась Фейт, сонная и прекрасная.

– Тот, который пришел, чтобы забрать жизнь моей бабушки.

– Какой еще бабушки?

– Моей прабабки.

Ник уставился на цыганку.

– Ты думаешь, что я пришел, чтобы убить твою прабабку? Что за бред!

– Это правда. Я знаю это вот здесь! – И она стукнула себя кулаком в грудь, возле сердца.

– Послушай, ты, глупая девчонка! – рявкнул Ник. – Я никогда в жизни и пальцем не тронул ни одну женщину, и если ты думаешь, что я собираюсь причинить какой-то вред старой леди, то все, что я могу сказать, – это что у тебя не все дома.

– Не все дома? – Озадаченная, она повернулась к Маку за разъяснением. Тот выразительно постучал себе по виску, и она в гневе снова повернулась к Нику: – Я не сумасшедшая. Ты – тот самый. Я подумала так вчера вечером, когда увидела твои холодные и серые, как камень, глаза, а ночью опять увидела это во сне, так, как и было предсказано.

– Кем предсказано?

– Бабушкой. «Трое чужеземцев придут; кровь первого в земле у моих ног, второй – человек огня – кровь моей крови, и третий с глазами как лед, чья кровь заберет мою жизнь», – сказала она и многозначительно посмотрела на Стивенса, Мака и Ника. – Три чужеземца, и один из них – человек огня. – Она кивнула на рыжие волосы и бороду Мака.

– Какая чушь! – заявил Ник. – Предсказания до завтрака! Тут у любого случится несварение. Послушай, ты, глупая девчонка, я не сделаю ничего плохого твоей старой бабке, а Мак сделан не из огня, ты же сама видишь, хотя, должен признать, с этой рыжей бородой его можно принять за горящий куст!

Эстреллита проговорила низким, взволнованным голосом:

– Предупреждаю, капитан, я не позволю тебе убить бабушку.

Ник закатил глаза.

– Убери ее, Мак, пока я не потерял терпение.

Мак взял Эстреллиту за руку и отвел в сторону. Она продолжала что-то бормотать и бросать злобные взгляды на Ника.

Ник лег и застонал. Только этой сумасшедшей цыганки им и не хватало в качестве попутчицы. Как будто мало ему осложнений в этом путешествии.

Он взглянул на свое спящее осложнение, поцеловал Фейт в затылок, скатился с постели и направился к речке. Купание – вот что нужно ему, чтобы избавиться от раздражения.