Дорога сквозь леса… Сосново и привольно. Лось переходит путь, – беспечнейший народ! По камертону рельс – легко и колокольно Обходчик молоточком неторопливо бьёт. Обходчик, знать, сродни настройщику «Стейнвея», — Он на ухо вострей, он слышит в звуке фальшь, Он будто при дворе – в оранжевой ливрее — Моих путей и дней неравнодушный страж. Чужие поезда прогромыхают мимо, Кого-то где-то ждёт красивой жизни бум. Переживаю всё спокойно и терпимо, — На суету сует я наложил табу! Иду я сквозь леса – по тропам и по шпалам… Кто, смелый, проложил двух линий звукоряд? Там, где закат вдали немыслимо опалов, Две красных жилки рельс заманчиво горят.

Буднично, не броско, без фанфар Третье вдруг пришло тысячелетье, — Оцени незаурядный факт, Осознай, – не первое, а третье! Ощути величие эпох, Проследи за чередой столетий, Попытайся (да поможет Бог!) Вникнуть, что свершается на свете. Не впадая в философский раж, Просто так, в житейском разговоре, Не касаясь выборов и краж, Обсуди и радости, и горе. И тогда величие времён Съёжится и станет ощутимым, Как в ладони выжатый лимон, Как меж пальцев сигарета «Прима». Ты поймёшь под тихий стук часов, Как года стыкуются в столетья. И откроешь свой дверной засов, Чтоб впустить тысячелетье третье.

Рабы тоскуют по кнуту, По властной хватке гегемона: Холопам свойственно у трона Лизать монаршую пяту! Себя не мысля вне оков, Рабы не могут быть другими, У них к свободе аллергия — Наследье сумрачных веков! По стенам жались образа И золотеющие рамы, Голосовали дружно «за» И дружно разрушали храмы. Живут ли, нет ли, как в бреду, Ругая вожака с бородкой, Рабы в подъездах, на ходу Тоскливо распивали водку. Всю презентует маету Невольник-дед рабу-внучонку… Рабы торгуют по лавчонкам, Тоскуя втайне по кнуту!

Ты поймёшь ли, блеклый внук рабов, Чудо умножения хлебов, Радость от рождения добра Там, где его не было вчера? Ты осмыслить сможешь ли, старик, Как прощать обидчиков своих, Как не осудить и не предать, Как явиться в дом, где ждёт беда? Знаешь ли ты, поседевший лев, Как утихомирить бури гнев? Как вернуть незрячему зарю, Правду смело высказать царю? На земле не каждому дано Воду тотчас превращать в вино!.. Ты всмотрись-ка в потемневший лик, — Может, что-то и поймёшь, старик!

Золотые нити метеоров! — Привязали вы меня к земле, — По лесам брожу, хриплю от споров, Сплю – щекой на письменном столе! Вроде в царстве я шитья и кройки Режу и кромсаю жизни ткань, Чтоб в лихой пучине перестройки Для себя стремнину отыскать. Я кручу педали по дорогам На своём поджаром ХВЗ… Русский край – единственного бога Признаю при солнце и грозе! Золотые нити метеоров! Я прошит насквозь, как гобелен, Опьянённый солнцем и простором, Я благословляю этот плен!.. Глобус мой, речной и травянистый, Я – зерно мозаики твоей! Как в молитве: на века и присно Капелька твоих земных кровей!

Мир благодарный не забыл, Кто за него в ответе, Он не был свет, но послан был, Чтоб возвестить о свете! Не явится никто другой Тысячелетья кряду… Ремень на обуви его Мне б развязать – в награду! Владеть толпою – ловкость рук (Вождей бывало много!), Но к покаянью и добру — Тернистая дорога! Мир без него погряз в грехах, В бесчинствах и во злобе, Главенствуют корысть и страх, А доброта – в утробе! В чём искупление вины (В сомнениях опять я!)? Неужто новые нужны Голгофы и распятья?

Удивляюсь каждому закату. Каждому дорожному цветку!.. Удивляйся, парень, будь богатым: Раскрывай глаза, внимай, ликуй! Распознай средь шума признак лада, Отыщи его наверняка: Будет сердце несказанно радо, Если ладно сложится строка! Понимаю и зверьё, и птаху. Словно дорогое кумовьё!.. Хочешь делать скрипку, – вынь без страху Сердце резонансное моё!

Говорят, что тяжела утрата… Не играй словами! В сердце – страх! Старики сгорают в интернатах, Как на инквизиторских кострах! Где просчётов дьявольских истоки? Праведники!.. Племя стариков! Кто вам вынес приговор жестокий? Нет у вас за душами грехов! Ветеран, очнувшись, вспомнил битву: Танк пылал, но выбраться он смог!.. Нынче не успел прочесть молитву, — Рухнул на пол в огненный поток! Не признать обугленные трупы, Ни к чему возня над ДНК!.. Равнодушья каменная ступа, Власть твоя безмерно велика!

Даром не глазей-ка! Душу не томи! Где, скажи, лазейка В параллельный мир? Может, кто в экстазе Выдумкой истёк? Что нам от фантазий? Есть ли смысл и прок? Может, миром оным Пользуется знать? Номер телефона Где бы мне узнать? Там, я слышал, счастлив Каждый человек, Там смеются чаще, Там длиннее век! Слухи лезут стаей, — Мол, в мирах иных Очень почитают Старых и больных. Будто там на свалках — Хамство, лесть и ложь: Жадность (даже жалко!) Вовсе не найдёшь! Как я стресс осилю? Бросит, верно, в жар! Где к такому миру Перпендикуляр? Утешает вот что (Пища для сатир!): Мы ведь для кого-то — Параллельный мир!

От заката осталась полоска зари, Неприметная малость, что ни говори: Как от песенки – нотка, от поэмы – строка, Но по ней воссоздам я могучий закат! Нарисую в полнеба крылатый пожар, — Будто кровь дележа и итог мятежа, И поля горных маков, и майский плакат, — По одной лишь полоске нарисую закат. От тебя в моей памяти – только глаза, Не поможет фантазия или дизайн, И хвалёный компьютер не выдаст портрет, — Облик твой унесла буря прожитых лет. Мне порой вспоминается твой силуэт, Слава Богу, что жив хоть какой-нибудь след!.. Потемнели в углу от годов образа, Но добрее у них заискрились глаза!

На красоты дивлюсь, от восторга дрожу, Но внутри меня голос: «Признайся, брат, честно, Что твоё поколенье подошло к рубежу, За которым для нас не бронируют места!» Как себя поведёшь? Как воспримешь сей факт? — Углубишься в хандру? Покоришься бутылке? Или бодро вскричишь: «Эй, потомки, виват!» — А ответа не будет от дежурных на стыке! Кто, когда узаконил столетний рубеж? Кто построил кордон между жизнью и смертью? Я пробью в той стене преогромную брешь И в тот век проберусь, где не значусь по смете! Приспособлюсь по-новому жить и творить, И никто не заметит, не спросит: «А кто ты?» Будут страсти иные, новый взгляд, новый ритм, И, наверное, новые вспыхнут красоты!

Сумерек серебряная чернь… Сердце рассудительно и строго. Я люблю, когда ты у порога, Сумерек серебряная чернь! Страсти тихо уплывают вглубь, Дремлют на холодном дне рассудка. Зрелый возраст пережили сутки… Страсти тихо уплывают вглубь.

Мы одиноки во Вселенной!… Не надо небылицы плесть, Что где-то на планете энной Как будто тоже разум есть! Увы! Посмотрим правде в очи — (Фантаст, умерь зудящий пыл!), — Там, в царстве холода и ночи, Плывёт космическая пыль. И никаких тебе эмоций, И ни привязанностей нет — В глухой тиши, в плену дремоты Больших безжизненных планет. Случайно или высшей властью, В скрещенье всех лучей и вех, Предтечей горя или счастья Ты появился, человек? И вверх, в заоблачные своды, Твой ненасытный взгляд летит, Чтобы найти себе подобных На Млечном блещущем пути. Одни! И сила в том, и слава, Так, видно, роком суждено! Но исключительности право На благо всё же нам дано!

Не благоговею от почтенья К чёрной бездне, полной ярких звёзд. Не мелькну в ночи неслышной тенью, — Подбоченюсь, встану в полный рост! Бесконечность ощущаю явно, Как кругляш антоновки в руке: С космосом соседствую на равных, Как слова соседствуют в строке. Отмирают старые светила, Новых звёзд заблещут лепестки. — Может, в этом проявленье силы Миросозидающей руки? Я лукавлю: восхищенье зреет, Если вижу ночи звёздный свод… Млечный Путь – влекущая аллея! Кто меня на той аллее ждёт?

Огнём пылает хвойный лес! — Ведь это Русь горит, сограждане! Боюсь, беда коснётся каждого, — Россия – наш тяжёлый крест! А надо б колотить в набат, Который в душах дремлет Муромцем! Летят из дыма ястреба, И лоси жмутся к людным улицам. И пахнет гарью по утрам — Такой убийственно-тревожащей, Что кажется, – спалили храм И возвели на пепле торжище!

Дерзновенным желанием взвинчен — Вместе с птицей кружить в вышине — Леонардо из города Винчи Так мечтал наяву и во сне! Он парил, забираясь всё выше, Будто споря с орлом – кто кого! С высоты флорентийские крыши — Словно пёстрый лоскутный ковёр. Просыпаясь с сознанием счастья, Он с досадой глядел в потолок И срывался, подстёгнутый страстью, Спрессовав все таланты в клубок! Чертежи, наблюденья, расчёты, Крылья птиц, оперенья узор… Ненасытная жажда полёта! Вдохновением блещущий взор! Не постиг он полёта! Он не был На высотах, где облачный гон, Но взлетал выше уровня неба. Создавая портреты мадонн!

Что ж мы с тобой задумчиво молчим? Слова, как птицы, притаились в сердце. А мы глядим на огонёк свечи, Как будто можно от него согреться. Что ж мы молчим? Как много мы с тобой Пересказать друг другу не успели! А дни бегут нестройною гурьбой, Как с крыши струйки мартовской капели. А может быть, и не нужны слова, — Глаза и руки всяких слов речистей! Любовь всегда по-своему права, — Она добра, сердечна и лучиста! Вот заблестели первые лучи, Свеча погасла, но не гаснут страсти… А мы с тобой по-прежнему молчим, — Увы! Словами не опишешь счастья!

В наше время – простор одарённости. Но, как некий зловещий предел, Появился «синдром изнурённости», Отстранив нас от творческих дел. Не в пылу ли азарта палящего, Не в желании ль быть впереди Наживаем мы «духа болящего» И тревожную тяжесть в груди? Бросить гонку, – галоп не под силу нам! Марш на речку! И там, как во сне, Слушать, лёжа в песке, Боба Дилана. С Окуджавой парить в вышине! Облака – неторопки и ласковы — Унесут надоедливый стресс. Наслаждайся июньскими красками, — Ты ожил, ты взбодрён, ты воскрес! Снова время покличет назойливо: «Эй, рифмач! Эй, лихой балагур!..» Снова старт, снова вскачь, – это доля вам, А синдрому несносен аллюр!

Пик июля… Пахнет мёдом липа. Умирают лебеди от гриппа В камышах, без ритуальных танцев. Вовсе не под музыку Сен-Санса. Символы изящества и скорби! Правда ль, что вас вирусы угробят? Как прожить нам, грешным, без пернатых, В городах, отрадой небогатых? Стало меньше соловьев и чаек, — Это ли не повод для отчаянья? Знаю, в мире ничего не вечно… Может, зря я мастерил скворечник? Пахнет мёдом липа… Пик июля… Слава Богу, – живы пчёлы в улье!

Безотрадна находка твоя — Тельце мёртвого соловья, Что лежит на зелёной тропе, Как укор равнодушной судьбе. Он при жизни своей столько мог. Этот малый пушистый комок! Он, воспетый в стихах всех веков, Сам не ведая, славил любовь! Когда петь начинал соловей, — Враз смолкал деревенский Бродвей. Это он помирил нас в ту ночь, — Перебранки вдруг канули прочь. Что-то вспомнил блаженный старик, — Просветлел его старческий лик… Схороню твоё тельце, дружок, Ты в нас добрые чувства зажёг!

Православные храмы! Вы как будто слова                                      из молитвы: И земным дорожите, и готовы взлететь                                        к облакам! Вы зовёте к добру – и поэтому добры                                         на вид вы, И улыбкой горят ваши луковки издалека. Православные храмы! Вы примите меня,                                          атеиста, И рассейте смятенья мои в гулких залах своих, — Там, где смотрят со стен на меня эти скорбные                                                     лица, Там, где силу дарует мне тот, первенствующий                                                       лик! Православные храмы! Я вас вижу за многие                                              вёрсты И иду по тропе, что протоптана сотнями ног. Храм средь русских полей, – как былинный,                                 нечаянный остров, Безукорный свидетель наших радостей, бед                                             и тревог. К вам идти далеко! Огибаю осенние пашни И миную оврагов затенённую мокрую твердь. Не превысят вас (нет!) небоскрёбов                                  бездушные башни, Время их потревожит, а вам не дано умереть!

Самшит подстрижен, как мальчишка, А лет ему не меньше ста!.. Нам солнце ставило горчичник На грудь и плечи, – красота! Не доверяю йогам странным, Не доверяю, хоть умри! Я силу черпаю в нарзане, В тебе, шипящий сок земли! К болезням века горы глухи, А я от них веду родство, — И горные пронзают духи Моё больное естество! С вершин спускаюсь низко-низко, В долину животворных вод, Где хворь, как дуэлянт Грушницкий, На скалы замертво падёт!

Здесь спиритизма, право ж, нет в помине, Когда людей ушедших голоса (Поистине нетленные святыни!) Мне слышатся! И веришь в чудеса! Хранит в себе души бездонный кладезь Всё, что любви пронизано лучом И что именовалось словом «радость». А чудеса, наверно, ни при чём! Я слышу вас, ушедшие до срока, Вы живы для меня, пока я жив. Струятся светлой памяти истоки, Впадая в реку под названьем «Жизнь». Не знаю, есть ли власть над нами свыше (На этой теме – таинства покров!), Дай Бог, чтоб кто-то голос мой услышал, Когда я буду в лучшем из миров!

Девчонка бежала, крича и смеясь, — Веселья дитя, неподдельная страсть! По мокрому лугу одна, босиком, Бежала девчонка, как маленький гном. С ней вместе смеялись и солнце, и луг, И даже обычно угрюмый пастух. И ярче казались цветы на лугу, И руку подать захотелось врагу. Всё вдруг изменилось! Ответь – почему? Неужто девчонка виною всему? Песчинка Вселенной, мельчайшая часть, А держит в руках непомерную власть!.. Жизнь – радость, малышка! Веселье – не грех! Дай Бог, чтоб с годами не смолкнул твой смех!

Разведу чернила кровью, а не желчью, Чтоб писать с натуры судьбы человечьи, Чтоб любовь вливалась в строки, как в аорты, Чтоб в душе рождались светлые аккорды! Мир устроен сложно, ненадёжно, зыбко: Там – гримаса злобы, тут – добра улыбка. Надо б взять поэту мир в свои ладони. А иначе мир наш в ханжестве утонет! Надо бы поэта выбрать президентом, — Много преимуществ было бы при этом: Стали бы законы очень гармоничны, Были б олигархи добры и приличны. Истребили б люди пьяное уродство, Позабыли б люди бедное сиротство, Стали б изъясняться стихотворным ямбом (В современной жизни это кстати нам бы!). Но надежде этой никогда не сбыться — Не по той причине, что поэт – тупица, - Знатоки вам скажут о менталитете: В принципе не схожи власти и поэты! Чтоб утихли споры, чтоб угасли страсти, Надо б у поэтов подучится власти!

Я утром на прогулку вышел. День был обычен – сер и прост, Расклейщик разносил афиши С программами эстрадных звёзд. О том, что я читаю вирши. Мои висели где-то там, Такие скромные афиши (Мне впору скромность по годам!). Беспечно возвращаясь к дому, Будто удачный бизнесмен, Как от нечаянного грома, Оторопел от перемен: Знакомых слов уже не вижу, — На каждой тумбе (вот беда!) Мою заклеили афишу, — Должно быть, раз и навсегда!

Господи! Что делать мы должны? Эти сводки душу искалечат! Горе стометровой толщины Давит мне на согнутые плечи. Будто я с другими наравне Задыхаюсь в лодочном отсеке… Слышу стук… В бреду ли снится мне, — В корпус бьют, как в роще дровосеки. «Неужели наш закончен век? Жалко юнгу, жалко непоседу!.. Кто подсунул в боевой комплект Допотопной выделки торпеду? Родина! Ведь мы не на войне! Выручи! Дыханье на исходе! Мы служили доблестно стране. Чтили наше рвение в народе!..» (Далее курсивом): Тяжко мне Осознать жестокий смысл, не скрою: То Россия тонет в мутной мгле Под надрывным гнётом перестроек!

Уходят романтики века, Чья страстью искрилась строка. Чья жизнь, как лучистая веха В непознанных дебрях стиха. Романтики века уходят, Уносят таинственный лад, — В сиротстве гитара Володи, Пронзительный смолкнул Булат. Собратьев всесильного слова (Отточенный меч бунтарей!) — Щемящие кадры «Рублёва» В наследство оставил Андрей. И скрипка Олега Кагана В футляре лежит, как в гробу, И память открытою раной Вторгается в нашу судьбу. Уходят, уходят, уходят… А кто же восполнит пробел? О ком будут спорить в народе, Что мир взбудоражить посмел? И вот, вопреки всем потерям, Сомнениям всем вопреки, Рождается новое племя, Как струи извечной реки! Рождается мощно и смело И цену себе сознаёт. И верится, – словом и делом Продолжится звёздный полёт!

Весь путь до предела пройдя, В тот миг, когда сердце остынет, Исчезну, как капля дождя В песках аравийской пустыни. Исчезну, уйду, растворюсь В немой глубине мирозданья, Где дремлет песчинкою Русь, Где нет ни любви, ни страданья! Но если мне рок повелит Уйти тёплой каплей со света, — Пусть выйдет из плена земли Взамен хоть желток первоцвета!