К вечеру второго дня он уже кое-что знал. Вот эта штука в кабинете, например, в полстены, поблескивающая никелированными шишечками, — информарий. Жми на шишечку и задавай вопрос. А через минуту или даже меньше в щель вылезет бумажка с ответом.
Проделав это впервые, он порадовался предусмотрительности «дядюшки»: информарий выдавал ответы на любом языке. Из инструкции Куртис знал, что в информарий встроена другая штука, названная в инструкции непонятно «ретрадуктор». Эта штука все и переводит. Если нажать левую кнопку — можешь говорить на каком хочешь языке, а твой собеседник услышит все по-немецки. И наоборот. С той поры прошло уже четыре дня, и дон Эдуардо довольно прилично научился пользоваться никелированными шишечками информария и уже составил себе довольно сносное представление о структурах и нормах мира, Хозяином которого он стал столь неожиданно.
Подумав сейчас об этом, Куртис на мгновение ощутил гордость за себя, но смаковать это высокое чувство не было времени: ждали дела. Сбросив ноги с тахты, он поудобнее устроился на крайней черного каракуля овце и, перелистав инструкцию, нашел нужный раздел, решив повторить для памяти и самое нужное переписать в записную книжку.
«Тумблер «X» — включение в связь Хозяина. В случае входа в поле зрения абонента надеть одно из лиц Хозяина — они находятся в отделении «А». Тумблер «Ш» — выход на связь под видом секретаря Штеркопля (лицо несуществующее. Ретрадуктор искажает голос Хозяина на известный всем голос «секретаря». Применяется в самых различных случаях, в зависимости от задачи и обстановки. Набор лиц «Штеркопля» во втором А-отделении. Все остальные необходимые лица находятся в резерв-отсеке)».
Списав все это в записную книжку, Куртис еще раз пробежал глазами по пульту вызова, стараясь вспомнить, не заглядывая ;в инструкцию, какую кнопку в каком случае нажимать. Так: СОТ — Служба Охраны Тайны… ЭЭ — Элита Элиты, СС-Служба Стражи… УНР-Управление Набора Рук… САД — Служба Активного Дознания…
Эти кнопки были черного цвета. Остальные, помельче, — коричневые, запоминать их дон Эдуардо решил не торопясь, постепенно, чтоб потом не путаться.
— Ну, а теперь баиньки! — пропел он вполголоса, с удовольствием отметив про себя, что день прошел не напрасно. Но, чтоб проверить себя напоследок, нажал кнопку вызова Службы Охраны Тайны. И, едва на экране появился Начальник СОТ Мехельмердер, Куртис, не входя в экран, рявкнул начальственно:
— До утра не беспокоить!
Динамик в кабинете Мехельмердера синхронно пролаял приказ Хозяина по-немецки, и Начальник СОТ с автоматической готовностью ответил:
— Слушаю и пови… — Куртис на полуслове оборвал связь, почесал переносицу и, пропев басом: — Баиньки… — принялся укладываться.
В круглой коробке на стене щелкнуло. И хотя дон Эдуардо знал, что за этим последует, он вздрогнул когда в репродукторе затрещала пулеметная очередь.
Крутнув верньер, он уменьшил звук, — очереди как будто отдалились. Глухо бухнула граната, другая. Послышались далекие вопли, и снова очередь. Потом все смолкло. Куртис прибавил звук — то, что предстояло услышать следом за отгрохотавшими позывными Хальт-радио, ему нравилось.
Глухо вступил тамтам, и сквозь рокочущие звуки вырос и окреп низкий мужской голос:
Последний раз взорвались тамтамы, и диктор объявил:
— Мы передавали любимую песню Хозяина «Марш серо-зеленых». Слушайте известия.
Куртис решил выключить радио: что оно там может сообщить!.. Все самое главное, самое важное сразу же становится известно ему, Хозяину.
Диктор тем временем продолжал:
— Смирно! Слушать всем! Семнадцать комнат смеха оборудованы новыми легко бьющимися зеркалами. Забота Хозяина!
— Смирно! Слушать всем! В центральных кварталах, сектор 8-11, готовится перемена моды. Забота Хозяина!
В репродукторе послышался шорох бумаги — диктор переворачивал страницы.
— Смирно! Слушать всем! Двенадцать арифмомейстеров третьего и второго разрядов получают право доступа в ресторхауз. Забота Хозяина!
Куртис задумался, и, пока диктор продолжал докладывать о других проявлениях заботы Хозяина, мысль, неясная вначале, оформилась и укрепилась окончательно.
В динамике снова загрохотали тамтамы, низкий голос повел:
Я Тилле…
Подпевая вполголоса, дон Эдуардо поднялся и отправился в гардеробную. Распахнув дверь второго шкафа, он взглядом обежал ровные ряды висевших на гвоздиках лиц. Недолго подумав, снял форменное лицо Ревизора, привычным движением натянул, с удовлетворением отметил, что маска прилегла плотно. Поглядев в зеркало, подмигнул, растянул губы в улыбке, нахмурился и остался совершенно доволен — нигде не жало. Из зеркала смотрело на него повседневное лицо Ревизора — чуточку суровое и в меру бесстрастное. На левой щеке синел тонкий крест — знак высшего офицера Ревиз-службы.
В нагрудный карман Куртис сунул плоскую размером с портсигар коробку ретрадуктора. Это-на всякий случай: разговаривать он ни с кем не собирался, а первым к нему — в данный момент Ревизору Высшего Разряда — не имел права обратиться никто, даже сам Начальник Охраны Тайны. Ретрадуктор мог пригодиться, если дону Эдуардо нужно было бы понять, что говорят окружающие. Хотя и это в общем-то исключалось: в присутствии Ревизора произнести хоть слово не посмел бы никто.
Еще раз оглядев себя в зеркале, Куртис влез в узкую кабину личного пневмолифта и через пять минут вышел через дверь, замаскированную под дверцу трансформатора высокого напряжения, в тупике одного из коридоров Службы Счета.
Конечно, достаточно было бы нажать нужную кнопку и на экране перед ним возник бы любой уголок Хальтштадта. Но то ли ему надоело все время пялиться на экран, то ли просто захотелось поразмяться, — он, собственно, и сам не знал,-а в последние дни он твердо и окончательно уверился, что ему вовсе необязательно кому бы то ни было объяснять свои желания, захотел — и точка…
В огромном сводчатом зале стоял ровно стрекочущий шум. Зал был заставлен концентрическими рядами низких треугольных столиков. За каждым столиком, на котором посередине стоял большой никелированный арифмометр, сидело по трое человек.
Судя по форменным лицам мужчин и женщин, здесь работали младшие арифмомейстеры третьего класса, производившие первичную обработку материалов.
Куртис остановился у одного из столиков. Форменные лица оставались абсолютно бесстрастными, но по тому, как дрогнули плечи одного из арифмомейстеров, Куртис с удовлетворением отметил, что его внимание вызывает страх. В недавнем прошлом появление ревизора тоже доставляло мало удовольствия маклеру Куртису, но то дело прошлое. Сейчас — он ревизор. И не из какой-то там муниципальной комиссии. А-Ревизор.
Первый из трех арифмомейстеров, прижав наушник к уху, быстро нажимал клавиши. Второй, глядя куда-то перед собой, по знаку первого резко проворачивал ручку арифмометра. Третий же быстро печатал на длинной, уползающей в щель стола бумажной ленте полученный результат. Дон Эдуардо в который раз подивился порядку и разумности организации дела: первый арифмомейстер знал исходные цифры, которые ему диктовали через наушник. Но не знал результата. Третий знал результат, но не знал исходных данных. Вертевший же ручку не знал ни того, ни другого. Сохранение тайны гарантировалось полностью.
Куртис с удовлетворением оглядел сотни склоненных голов, вслушался в ритмичный треск арифмометров. Здесь идет первый этап работы, которая через час ляжет на его стол короткими и предельно ясными строчками информации:
…За последнюю неделю проведено одиннадцать рейдов в Пространство-1. Доставлено двести пар рук… Для обеспечения охраны Тайны потоплено семь судов, сбито три самолета… Производство фенола увеличено на двенадцать тонн в сутки… К точкам выхода доставлено еще семь панцертанков..
Войдя снова в лифт, Куртис продолжал размышлять о том, что подумалось ему в те минуты, когда он наблюдал за отлаженной, как часы, работой Службы Счета. А возвратясь к себе, он сразу прошел в спальню, где на паучьем столике лежала стопка кожаных тетрадей. Читать дон Эдуардо вообще-то не любил, да и времени не хватало — ежевечернее сочинительство было занятием не только приятным, но и трудоемким. Но «дядюшкины» кожаные тетрадки он не только читал регулярно, но иные страницы стал даже и перечитывать. А самое, на его взгляд, важное даже конспектировал довольно подробно в своей неизменной записной книжке. И представление об открытии Гуртиса, которого про себя привык именовать «дядюшкой», он получил вполне сносное. Точнее говоря, не о самом открытии, которое осталось для него абсолютно непонятным, а о путях поиска и применения этого самого открытия, которое в записках Гуртиса именовалось то «трансформатор времени», то «исказитель», а чаще просто «ТВ». И хотя некоторые разделы записок Гуртиса дон Эдуардо, благодаря прекрасной памяти, знал почти наизусть, перечитывание стало для него ежевечерней привычкой. Вот и сейчас он уселся в глубокое кресло под торшером, наугад раскрыл тетрадку и, скользя взглядом по ровным строчкам, стал не столько читать, сколько вспоминать уже не однажды читанные заметки «дядюшки»;
«…Сорок четвертый год и весна сорок пятого ушли на постройку относительно мощного трансформатора времени-пространства. Мощного настолько, чтобы выполнить предварительную задачу — свернуть пространство-время в своеобразный кокон, в котором мог бы уместиться для начала Хальтштадт. Несколько маленьких моделей ТВ подтвердили готовность идеи к воплощению. Я испробовал их на самолетах. Направленный поток времени перемещал летящий самолет назад — в то время, когда его еще не было, или вперед, когда его уже не было. Для наблюдателя летящий самолет просто исчезал — не разваливался, не падал, просто исчезал. Я получил мощное оружие, но, естественно, скрыл его. Разумеется, Шикльгрубер с компанией отдали бы что угодно, чтобы получить его. Но продлевать дни «тысячелетнего» рейха в расчеты мои не входило, мне это было не нужно. Мое оружие пригодится мне самому в самом ближайшем будущем…»
«Хорошая штука!» — одобрительно подумал Куртис, вспомнив последнюю сводку о количестве сбитых Охотниками самолетов, имевших неосторожность оказаться над точками перехода в Пространство-1 в тот момент, когда туда возвращались из удачного рейда за новым набором рук подводные лодки Охотников.
«16 апреля 1945 года, когда угроза захвата Хальтштадта врагом стала абсолютно реальной, я принял и осуществил решение, которое можно считать величайшим в истории человечества. Включив ТВ (риск был трудно представим), я свернул пространство-время, и в гигантской складке «спрятал» город, которому суждено стать первым кирпичом того великого мира, который я создам, как только придет время…
В астрономическом смысле место Хальтштадта неопределимо — может, он отброшен в иную звездную систему или галактику, а может, соскользнул в иное измерение. Это неважно. Важно, что он недоступен, а проходы сквозь свернутое время существуют, мне они известны, и выход в Пространство-1, иначе говоря в мир Земли, доступен в любое время…»
Куртис откинулся в кресле и незаметно для себя погрузился в то странное состояние, когда сон еще не пришел, но мозг уже готов принять его. В такие минуты думается и вспоминается легко, и грань между явью и нереальностью почти исчезает. Тогда слышанное или читанное кажется лично виденным, слышанным, пережитым.
«…Первый год был трудным… Было объявлено, что город накрыт специальным полем, защищающим от бомбежек продолжающейся войны… Приходилось даже сначала добывать, а потом наладить выпуск фальшивой «Фелькишер беобахтер» — для подтверждения… Второй год, год великих реформ…».
Куртис встряхнулся, отогнал подступивший сон и, отложив «папашины» записки, вынул собственную записную книжку, где достаточно подробно было законспектировано сочинение «дядюшки»;
Куртис при этом опустил слишком подробные рассуждения и, само собой разумеется, всякие формулы и выкладки.
«Второй год — год великих реформ: создание нового населения Хальтштадта. Прежнее население представляло потенциальную угрозу: груз знаний и сведений о прежнем мире. Единственный выход — табула раса. Да, только табула раса, на которой можно написать что угодно, а вернее, то, что нужно…
…Полгода было потрачено на то, чтобы начинить специальный информарий направленно отобранными знаниями. Система блоков, каждый из которых соответствует нынешним Службам. И сегодня, сами того не подозревая, все — от Начальника Охраны Тайны до последнего садиста — пользуются знаниями истинного спеца своего дела гауптштурмфюрера Бантке. Охотники воспитаны блоком, который начинял Георг Шульце, учитель самого Скорцени…
Включение Трансформатора времени на ускорение было произведено трижды. Каждый раз на время действия Гуртис уходил в Пространство-1, чтобы избежать влияния ускорителя. После первого включения Хальтштадт был брошен на пять лет вперед — годовалые ребятишки стали пятилетними, часть стариков вымерла, пожилые постарели. После недельной гипнопедии, когда информарий подтвердил, что детьми усвоено все, что им дано, второе включение перебросило мост через десять лет — и в Хальтштадте не осталось стариков. Третье включение и несколько коррекций — и сегодня никто в городе, кроме Охотников, не знает о существовании иного мира. Для Охотников же выход в Пространство-1 — факт их профессии, не больше. И термин Пространство-1 для них просто термин, о смысле которого они и не подозревают…
Если искать сравнение, то лучшего, пожалуй, не найти: Хальтштадт — это муравейник, каждый житель которого идеально знает свою роль и не помышляет ни о чем другом, как только о том, чтобы сделать свое дело возможно лучше: неважно — арифмомейстер или садист, Охотник или ээсовец, рядовая Батальона любви или Начальник Охраны Тайны.
Опасностей две. Первая: человеческая психика таит множество сюрпризов. И не исключено, что время от времени могут возникать некоторые эксцессы, простительные в Пространстве-1 и абсолютно неприемлемые в ювелирно специализированном Хальт-обществе. Даже единичные проявления пессимизма, недовольства, непослушания и случаи нарушения (пусть даже мелкого) дисциплины чрезвычайно опасны. Ибо достаточно малой песчинки, чтобы вывести из строя точнейший механизм.
Вторая и не меньшая опасность: население Хальтштадта может обеспечить поддержание определенного жизненного уровня и дисциплины в городе, решение повседневных задач в действующих системах и службах. Этого было бы достаточно, если бы создание Хальтштадта было конечной целью. Но Хальтштадт-это только ступень, трамплин для достижения цели. Для достижения же ее необходимо обеспечить насыщение энергией накопителей ТВ и создание необходимой в будущем техники. С помощью населения Хальтштадта сделать это невозможно: каждый специализирован для выполнения определенной и узкой задачи. Поэтому и пришлось прибегнуть к другому способу привлечения рабочей силы для энергозаводов и строительства нужного количества техники (панцертанки, подлодки, стрелковое оружие и всевозможная аппаратура). Обеспечение этих объектов рабочей силой возложено на Охотников и Управление Набора Рук.
Здесь и таится опасность номер два. Возможные отклонения от Хальт-нормы относительно легко выявляемы. Но привлеченные к работам люди из Пространства-1 — это инородное тело, это грозная инфекция, которую приходится вынужденно допускать в свой мир. Но пока микробы сидят в пробирке — они не опасны. Так вот — жесточайший карантин, в тысячу раз более жесткий, чем чумной, — это закон No 1 Хальтштадта. И так будет до тех пор, пока не наступит срок исполнения великого дела и надобность держать микробы в пробирке вообще не исчезнет…
Дон Эдуардо почувствовал, что устал. И, откладывая в сторону записки, потянулся, зевнул и подумал: «А головастый все-таки был этот дядюшка…»