Темнота за окнами кабины стояла стеной, только мокрый после дождя асфальт серебрился в свете фар. Двигатель огромного рефрижератора мощно, но однотонно гудел, пожирая километры дороги. Полоска светящихся точек, зависших в непроницаемом воздухе, с одинаковым успехом могла показаться и огнями какого-то дальнего городка, и попутной стайкой светлячков.

— Плесни-ка мне чайку из термоса, — попросил Юрий, — что-то в сон клонит.

Володя потянулся назад, в спальный отсек, где стояли их дорожные сумки.

— Твоего или моего?

— Моего! Сам знаешь, я с травками люблю. В кабине запахло мятой.

Не глядя, привычным движением, Юрий взял из рук напарника пластмассовую крышку с несколькими глотками дымящейся жидкости, осторожно поднес ко рту.

Его движения были почти автоматическими, отработанными за десятки и сотни часов за рулем. Но также автоматически он не позволял себе расслабляться.

— Включи приемник.

Володя дотянулся до клавиши приемника. После нескольких секунд поисков сквозь мешанину шипа и воплей на английском в кабину прорвалось: «Не страшны ему ни дождь, ни слякоть…». Не сговариваясь, напарники подхватили в две глотки:

С фотографии, закрепленной на панели, улыбались им молодая женщина и маленькая девочка в круглых очках. Мотор ровно гудел, машина летела вперед.

В ночной езде есть свои плюсы и свои минусы.

Главным преимуществом, конечно, была пустая дорога. Часов с двенадцати вечера до шести-семи утра можно было сделать километров восемьсот при благоприятных обстоятельствах. Потом количество машин лавинообразно росло, и где-то к десяти часам большинство трасс превращалось в полудохлых, едва ползущих, огромных чадящих змей. Такое частенько происходило даже на дорогах, носящих гордое имя «автострады». Кое-где можно было объехать пробки проселочными дорогами. Хотя было больше шансов застрять в какой-нибудь яме на грунтовке.

Эта система дорог, таких, как «осьминог» или «солнце», когда все пути ведут к Москве, создавалась в те времена, когда никто не мог даже в дурном сне предвидеть, сколько колес в ближайшем будущем налягут на родную русскую земельку.

Днем пробег уменьшался раза в четыре. А расход бензина возрастал. И то и другое вместе для водителей, прежде всего, означало потери в заработке. Ну и, конечно, никакому грузу — от продуктов до мебели — многочасовая парилка на пыльной тряской дороге пользы не приносила.

Ночью был риск задремать за рулем. Но Юрий и Володя были профессионалами, поэтому сна не боялись. Больше волновало другое.

Ночью легко можно было нарваться на дорожную мафию. Машину блокировали, водителей выбрасывали где-нибудь в лесу или привязывали к деревьям. При сопротивлении могли и расстрелять. Машину потом, как правило, находили где-нибудь поблизости, без груза, а то и вовсе не находили. Мало ли в так называемом СНГ образовалось сейчас горячих точек, а точнее, черных дыр, в которых бесследно пропадали люди, машины, товары, деньги, оружие.

Поэтому дальнобойщики редко ездили одной машиной. Обычно старались собрать «поезд». Сейчас за машиной Юрия и Володи шли еще два таких же рефрижератора с морожеными курами. Но ведь все зависело от соотношения сил.

В зеркало заднего вида Юрий увидел, как какой-то легковой автомобиль обогнал машину их товарищей и пристроился ему в хвост. Разглядеть его было невозможно, но легкость, с которой был сделан маневр, выдавала иномарку. По фарам было только понятно, что это не джип, в которых обычно промышляли дорожные «ястребы». Да те и редко ездили в одиночку.

Юрий перевел взгляд вперед. Но через секунду, снова автоматически посмотрев в зеркало, обнаружил неизвестную машину уже сбоку, чуть позади себя, идущую с той же скоростью, что и рефрижератор. Темная, возможно, черная. Марку все равно разглядеть невозможно.

— Что еще за балет? — буркнул Юрий скорее самому себе, чем товарищу. — Пьяный, что ли?

— Запросто, — подхватил Володя. — Права отберут, он новые купит.

— И машину купит, если разобьет. Ну обгоняй, чего прицепился!

Юрий посигналил, но неизвестная машина шла как приклеенная. Тогда он пожал плечами и снова нажал на газ. В конце концов, нет закона, запрещающего ехать рядом с рефрижераторами. Иномарка не отставала.

— Не обращай на него внимания, — предложил Володя.

Юрий ответить не успел. Через зеркало ему по глазам ударили фары дальнего света странной машины. Каждая из них была помощней иного прожектора.

— Вот сволочь! Я же уступил полосу. — Юрий прищурился и снова несколько раз нажал на сигнал. — Наглая скотина и больше ничего.

— Врезать бы ему разок, — Володя перегнулся вперед, чтобы погрозить нахалу кулаком. — Что он делает?!!

Иномарка внезапно добавила ходу и вплотную прижалась к переднему колесу. Юрий автоматически дернул машину вправо. Володя, не удержавшись, повалился на него.

— Идиот! — Юрий резко оттолкнул плечом напарника.

На объяснения времени не оставалось.

Иномарка рванула вперед, грубо подрезая их тяжеловесную машину. Рискуя перевернуться, Юрий ушел еще правее. В свете фар возник знак на треноге с изображением человечка с лопатой, чуть дальше — щит со стрелкой влево. Они подмяли их по очереди, всем телом чувствуя удары железных прутьев по днищу. Машину затрясло. Юрий физически чувствовал, как она теряет управление.

— Мост, Юрка! — выкрикнул Володя. — Там ремонт!

Тот не ответил. Неестественно задрав плечо, он обеими руками удерживал руль. Володя тоже ухватился за баранку, пытаясь помочь напарнику.

Словно слившись в единое целое, машины влетели на мост. Краем глаза Юрий увидел, как справа возникло и тут же закончилось звено ограждения. Более тяжелый, чем кабина, рефрижератор неумолимо толкал и разворачивал весь состав, пока правое переднее колесо не ухнуло в пустоту. Фотография женщины с девочкой, приемник, ручки, еще какая-то мелочь, которой всегда полно в кабинах, посыпались вниз. Передняя балка с жутким скрежетом поползла по обрезу плиты, свет фар уперся в рябую поверхность какой-то речушки. Зеленоватая масса воды на мгновение будто застыла, потом качнулась и стремительно понеслась навстречу.

Когда несколько секунд спустя два отставших рефрижератора остановились перед мостом, иномарки и след простыл. Захлопали дверцы, из кабин, на ходу срывая рубашки, выскочили водители, товарищи Володи и Юрия. Их глазам предстало фантастическое, похожее на сновидение зрелище — полузатопленное, беспомощно задранное к небу брюхо тяжелой машины, похожей на умирающего зверя. Как два пятна зеленой крови расползался в глубине свет упрямо горевших фар. Прямо с моста, не тратя лишних слов и без секунды раздумий, двое молодых водителей прыгнули в воду.

Анна проснулась рано. Аккуратно, чтобы не потревожить маленькую Наташу, поднялась с постели, набросила платок на плечи, вышла в кухню.

Юра никогда не мог точно сказать, когда вернется из рейса. Дорога есть дорога. И она привыкла быть готовой к встрече мужа в любой момент. Она привыкла, что в титане всегда должна быть горячая вода, в холодильнике — его любимый картофельный суп, замороженные, ее руками слепленные пельмени, горка пирожков на блюде под чистым полотенцем — с мясом, капустой, яблоками. Белье постирано, рубашки выглажены, обувь вычищена до блеска и выставлена в прихожей.

Ей доставляло удовольствие бесконечно все мыть, чистить, доводить до совершенства. Юра иногда подшучивал над связанными крючком салфетками, над ее привычкой расставлять книги в шкафах не просто строго по темам, а еще с учетом размеров и цвета обложки. Она отмалчивалась, улыбалась своим мыслям.

Анна абсолютно не завидовала, попадая в современные элитные квартиры с евроремонтом или наблюдая холеных молодых женщин за рулем экзотичных машин. Участь яркой бабочки-однодневки никогда не прельщала ее. «Погода в доме» — вот что было для нее главным. А в этом ее мало кто мог превзойти — это признавали все их знакомые.

Пусть их маленькому дому далеко до апартаментов нынешних нуворишей, пусть посуду, купленную на рынке, или мебель, доставшуюся ей от матери, трудно назвать антиквариатом, пусть. Зато здесь всегда царит покой, мир, взаимное уважение. Это ее дом. Это ее муж. Это ее дочка. И она никому не позволит разрушить свою маленькую крепость.

Возясь на кухне, Анна еле слышно напевала с безотчетной улыбкой на лице.

— Мама! Мама!

Она на ходу протерла ладони кухонным полотенцем, направилась в спальню.

Наташка лежала на спине, раскрытая, разбросав руки и выпятив свой худой животик. Глаза были закрыты, но хитрый рот был растянут в улыбке. На мгновение Анна задохнулось от приступа острой жалости — такой беззащитной и трогательной показалась ей дочка в это мгновение.

С ранних лет девочка была очень болезненной. Было что-то с иммунитетом, что именно — врачи так и не смогли определить. Говорили об «астматическом компоненте», хотя внятно объяснить, что это такое, так никто и не смог.

Сама Наташка не нуждалась ни в каких объяснениях. Она жила в лучшем из миров, с лучшей из мам, в лучшем доме. Она просыпалась от радости и засыпала уставшей от счастья.

Глядя на ее хитрую улыбку, Анна в который раз поклялась себе, что сделает все от нее зависящее, чтобы сохранить этот маленький сосуд счастья в целостности и неприкосновенности. Ради этого она уже принесла в жертву свою профессию, хотя на своем курсе в инязе была одной из лучших. И языки давались, и работать с детьми нравилось.

Ученики хорошо это чувствовали и в свою очередь тянулись к ней. Но с Наташкиным заболеванием и речи не могло быть ни о каких яслях или саде. Ее, Анины, родители умерли рано, а Юрины жили вообще «за границей» — в небольшом украинском городке со смешным названием Киверцы. Так и вышло, что последние шесть лет главной ее заботой и смыслом жизни было это белобрысое солнышко, валяющее дурака сейчас на кровати.

Аня наклонилась и тихонько пропела прямо в круглое ушко песенку, которой ее когда-то научил Юра: по ресничкам бегают солнечные зайчики, просыпайтесь, девочки, просыпайтесь, мальчики! Кати и Наташи, Миши и Сережи. И горшочки с манной кашей, просыпайтесь тоже.

— Мама, щекотно! — девочка со смехом обхватила мамину шею ручками и повисла на ней.

— Так ты не спишь, маленькая разбойница! — Она прижала Наташку к себе.

— Я не сплю, а глазки еще спят!

— Ничего, сейчас мы их поцелуем, и они откроются!

Она поцеловала Наташку по очереди в оба глаза.

— Мало! Они хотят еще!

Их дом был расположен так, что каждый приходящий сначала должен был миновать несколько окон. Но сейчас, завозившись с девочкой, Анна не заметила, как к крыльцу подошли несколько человек. К тому же никого не ждали, кроме папы. А тот обычно, возвращаясь из рейса, стучал в первое окошко. И смеялся им через запотевшее или покрытое морозными узорами стекло.

Если Юра был не один, он тоже стучал в окошко, но особым, шифрованным стуком, секрет которого был известен только ему и Ане. Всех, кто бы ни пришел к ним в гости, ждал накрытый, как по волшебству, немудреный стол. А дальше — уже по заказу — запотевшая, из холодильника, бутылка водки либо знаменитый чай с травками, если команде предстояло вскоре сесть за баранки. Неудивительно, что их дом быстро стал излюбленным местом сбора всех друзей. Никто не подозревал, что в этом была маленькая Анина хитрость — пусть лучше муж будет на глазах. А одного мужика накормить или пятерых — невелика разница.

Поэтому стук в дверь застал Анну врасплох.

— Сейчас, иду! — Удивленно улыбнувшись девочке, она усадила ее на кровать, подала колготки и платьице. — Кто бы это?

Первым вошел Сергей Иванович, пожилой водитель, с которым Юрий ездил до того, как к нему в напарники попросился Володя. Кепку он, видимо, снял еще во дворе и теперь мял ее узловатыми пальцами. Еще несколько человек помоложе — Юрины коллеги и товарищи — прятали лица за его широкой спиной, отводили глаза.

— Сергей Иванович? — немного растерянно улыбнулась Аня. — А Юры нету. Он еще не вернулся.

— Я знаю, Аня… Ты сядь, сядь. — Он пододвинул табуретку, заставил онемевшую женщину опуститься на нее. — Юра разбился. Машина сорвалась с моста.

— С какого моста? — Она все еще не понимала, не хотела понимать. — Он в больнице? Сильно ранен?

— Нет, погиб. Сразу.

Аня задохнулась.

Через мгновение, как автомат, поднялась, подошла к холодильнику, отломила от упаковки коробочку йогурта. Взяла со стола чайную ложку. Молча понесла Наташе в другую комнату.

Девочка, все еще неодетая, сидела на кровати. Аня сунула еду ей в руки. Не глядя, взяла с тумбочки яркую детскую книжку, которую они читали на ночь. Тоже положила дочке на колени.

Говорить она боялась. А скорее всего, и не смогла бы. Вернувшись обратно к друзьям мужа, закрыла за собой дверь и упала. Она не потеряла сознание, нет. Она слышала, как ее поднимали, сажали, как уговаривали выпить воды. Теперь говорили все одновременно:

— Обнаглели, сволочи! Если бы хоть номер заметили… А Володя, говорят, жить будет… Рука сломана… ну и лицо… Он ведь сбоку сидел… Мы вытащили их сразу обоих, но Юра вел, у Юры руль… весь прицеп сверху…

Она слышала их и не слышала. Жизнь кончилась.