Белла

 

Глава первая

Поскольку нескончаемые споры о положении королевы затянулись на все лето, судебный процесс над ней за прелюбодеяние постепенно перестал будоражить общественность. Даже правительство и оппозиция начали постепенно терять к нему интерес. Привлеченные к суду бесчисленные итальянские очевидцы её безнравственности и распущенности только утвердили всеобщее мнение о том, что она и в самом деле не заслуживает уважения, как и король. Во время очередного долгого заседания в Вестминстер-холле даже сама королева задремала, о чем лорд Холланд язвительно заметил, мол, находясь в изгнании, она спала с посыльными, а теперь в Англии — с пэрами. Как бы то ни было, к октябрю весы общественного мнения слегка качнулись в пользу Георга IV.

Изабелла-Роуз прибыла в Лондон в начале месяца вместе с родителями, и город показался ей обнадеживающе спокойным после беспорядков и потрясений минувшего года. Как будто энергия народа, тратившаяся на уличные беспорядки, перетекла в русло торговли. Обогащались не только дворянство и среднее сословие, но и простые рабочие и даже бедняки расправляли плечи. Работы стало больше, а труд лучше оплачивался. Попытка организовать в Манчестере массовый митинг в годовщину бойни при Питерлоо провалилась, потому что люди в большинстве своем находились на работе. Полдарки не остались у миссис Пелэм, несмотря на то, что их с Беллой отчуждение быстро прошло, и тетушка Сара вскоре начала ей советовать, каких специалистов стоит посетить.

Профессор Фредерикс к медицине не был причастен, однако его озадачило, что у бывшей ученицы возникли проблемы с голосовыми связками. Он предположил, что чрезмерные нагрузки вредны для молодых связок, что могло послужить причиной временной потери голоса. Он явно подтрунивал над всеми стараниями Беллы и Мориса Валери покорить вершины современной оперной сцены. Конечно же, заметил он, многим начинающим исполнителям приходилось страдать от простудных заболеваний, кашля, насморка и ангины. По его мнению, это обычные профессиональные болезни, и нет причин беспокоиться, что голос Беллы не придет в норму в течение полугода или немногим дольше. Естественно, он порекомендовал некоторые таблетки и микстуры, и Демельза покинула его с коробкой и двумя склянками. Более профессионально подошел к проблеме доктор Амос Дженнингс, специалист по болезням горла. Проведя тщательный и, разумеется, болезненный осмотр, он заявил, что обнаружил пару рубцов, оставшихся в гортани после болезни «белого горла».

Доктор пояснил, что болезненные ощущения в горле мог вызвать налет в виде пленки желтого или серого цвета, распространяющийся пятнами на гортани и зачастую на пищеводе. Это происходит уже на стадии выздоровления, когда заживают нарывы, оставляя на своем месте рубцы.

Именно это сейчас доставляет столько беспокойства мисс Полдарк. Доктор назначил таблетки и регулярные полоскания горла соленой водой — все это должно улучшить состояние. Однако таблетки вызвали у Беллы рвоту, а полоскания для горла подозрительно выглядели и пахли как мелроузская вода, которую Дуайт прописал ей в начале лечения. Доктор Эрнест Фабер, который, основываясь на методиках доктора Фордиса, продолжил обширные исследования причин болезней горла, обнаружил некоторые мышечные поражения и считал, что в горле все еще остается инфекция и без усиленного лечения болезнь может перейти в хроническую форму. Он прописал трижды в день принимать азотную кислоту, а также промывать горло более концентрированным азотнокислым раствором, чтобы наконец победить инфекцию.

Они поселились в прежних меблированных комнатах Росса на Георг-стрит в Адельфи. Каждый вечер к ним наведывался Кристофер, желая быть в курсе их посещений врача. В семье царило уныние, поскольку от всех предписанных лекарств Белле становилось только хуже. На вечер третьего дня Росс наметил визит к Джорджу Каннингу. Старые друзья встретились впервые после того, как мучительная болезнь унесла жизнь старшего сына Каннинга. Они с радостью обменялись новостями, а Каннинг первым делом поздравил Росса со свадьбой его дочери и Эдварда Фитцмориса.

В отличие от Росса, Джордж Каннинг никогда не был на короткой ноге с Генри Лансдауном, к тому же он предосудительно относился к Лансдаунам как к вигам, однако все это не мешало Джорджу восхищаться честностью и добропорядочностью этого семейства. Сам же Каннинг намеревался сложить полномочия в правительстве. Росс заметил, что друг удручен как никогда. Раньше Каннинг поддерживал с королевой дружеские отношения, так что, несмотря на ее позорное возвращение, считал, что обязан всеми силами ее поддержать. Эта дружба отвратила его от короля, который упорно верил, что Каролина стала любовницей Каннинга вскоре после того, как она получила титул королевы. А теперь якобы она наставляет королю рога со своим приятелем, итальянцем Бартоломео Бергами.

Каннинг еще не определился с планами на будущее, но вскоре собирался в Париж, чтобы воссоединиться с женой. Он решил остаться там до следующего года, пока не будут рассматривать билль о правах католиков. В этом случае он приедет, чтобы выступить в его поддержку. Как никогда при расставании оба ощущали неизменность и крепость их дружбы, хотя Росс чувствовал разочарование, что этот чрезвычайно одаренный и способный человек находится в тупике. А ведь когда-то его прочили в премьер-министры.

Пока ни о чем не подозревающий Росс размышлял о несчастьях лучшего друга, на Георг-стрит разгорались нешуточные страсти. Как раз после ужина к Белле и Демельзе присоединился Кристофер, который узнал о последнем посещении доктора Эрнеста Фабера. Кристофер согласился с дамами, что эффективность «радикальных лекарств» доктора Фабера сомнительна. Более того, он был возмущен.

— То же можно сказать и о специалистах, лечащих ревматизм. По словам одного моего друга, пациент может сам выбрать метод лечения, а затем пойти к доктору, чтобы тот его назначил. Видов лечения много, а вот единого мнения о них среди врачей нет.

— Лучше бы у меня был ревматизм, — заключила Белла.

— Ну что ты, ревматизм тоже требует серьезного лечения. К примеру, нужно прыгать из ванны с горячей водой в холодную и обратно, и так раз шесть. Я думаю, тебе не стоит следовать предписаниям доктора Фабера. Мне кажется, азотнокислый раствор только раздражает горло, но никак не лечит.

— Я сказала об этом миссис Паркинс, еще когда мы пришли, — согласилась Демельза,

— А она рассказала, что одна актриса, жившая здесь в прошлом году, лечилась этим средством.

— А жива она осталась?

— Полагаю, что да, но я все же порекомендовала Белле не притрагиваться к этой отраве. С таким же успехом можно прибегнуть к совету Мэгги Доус.

— Я только понюхала микстуру, — добавила Белла. — Могло быть и хуже.

Кто-то тихонько постучался. Демельза отворила дверь. Это оказалась миссис Паркинс.

— Прошу прощения, миледи, но один молодой человек желает увидеться с мисс Изабеллой, — сообщила она.

Демельза что-то заподозрила и сама вышла в коридор. На лестнице в нескольких шагах от нее стоял Морис Валери.

— Леди Полдарк.

Он склонился поцеловать ей руку.

— Прошу вас, тише, месье Валери. Вы немного не вовремя, — ответила она, приложив другую руку к губам.

— Мне нужно увидеться с Беллой. Я только вчера узнал, что она в Лондоне.

— Сожалею, месье, сейчас неподходящий момент.

— Почему? Ей нездоровится? В письме она сообщила, что ей гораздо лучше.

— Да, ей действительно лучше. Но лейтенант Хавергал только что пришел её навестить.

Эти слова усмирили его пыл.

— Какая жалость. Я весь день добирался, а завтра уже должен вернуться. А как же её голос... она сказала, с ним до сих пор проблемы?

— Да, это так.

— Я согласен с мнением мадам Пелэм, что вам нужно здесь задержаться. Мне необходимо увидеть Беллу.

Позади Демельзы открылась дверь, и выглянула Белла.

— Морис! — выдохнула она. — О Боже! — Она замешкалась, но все же пригласила его: — Прошу, входи.

Уютная гостиная напоминала Демельзе о том, как она дала отпор Монку Эддерли, здесь она лечила раненую руку Росса после дуэли. Громадное зеркало увеличивало фигуру Кристофера, пристально взиравшего на входящих в гостиную.

— Кристофер, — сказала Демельза, стараясь предотвратить конфликт, — ты, вероятно, знаком с Морисом Валери. Он только что прибыл из Франции и тоже решил проведать Беллу.

Лицо Кристофера побледнело и напряглось.

— Я, пожалуй, избавлю его от необходимости приветствовать меня и, с вашего позволения, вас покину. Пригласите меня в другой раз, когда Валери вернется туда, откуда прибыл.

Белла остановила его жестом.

— Нет. Останься, Кристофер. Я очень огорчусь, если ты уйдешь. Я больна и заслуживаю, чтобы ко мне прислушивались. Пожалуйста, Морис, садись. Ты, наверное, еще не ел, раз так спешил к нам? Это так мило с твоей стороны.

Мужчины обменялись враждебными взглядами и отвернулись.

— Днем мне встретилась Жоди, она и рассказала, что ты приехала в Лондон проконсультироваться со специалистами. И тогда я поспешил к тебе. Я так рад нашей встрече. Ты выглядишь бледной, но все равно прекрасно. А что высокие ноты, они тебе пока не удаются?

Белла рассказала обо всех своих новостях за последнее время: о противоречивых лечебных методах и неприятных процедурах. Постепенно разговор коснулся уже других тем, вспоминали о свадьбе Клоуэнс. Морис однажды встречался с Эдвардом Фитцморисом. Он упомянул о мадам Калецки, которая не понаслышке знает о проблемах с голосом у оперных исполнителей. Раз уж в Лондоне никто не сумел дать Белле дельный совет, возможно, стоит отправиться в Париж и с ней встретиться. Очевидно, она училась у месье Месмера, разобралась, почему пропадает голос и как это исправить.

— Эта зараза прицепилась к ней в Руане, — сказал Кристофер. — Если бы она не поехала туда, с ее голосом ничего бы и не случилось.

— Кристофер! — укорила его Белла. — Кто знает, может это и так. Но эта болезнь повсюду. Я могла ее подхватить и в Лондоне. Много лет назад моя мама заболела в Корнуолле. Так что не обвиняй никого.

— Он считает виновником меня, — уточнил Морис, ведь это я пригласил тебя приехать. Белла, у меня просто сердце разрывается от мысли, что я разрушил твою жизнь... твою певческую карьеру. Ты ведь знаешь, какого я мнения о твоем голосе! И о моих чувствах к тебе!

— По-моему, вам обоим пора уходить, — сказала Демельза. — Белла сейчас хорошо себя чувствует, но если она дорога вам обоим, не стоит ссориться в ее присутствии. Вам вообще незачем враждовать.

Повисла напряженная тишина. Первой ее нарушила Белла:

— Расскажи, Морис, как продвигается твоя карьера? Все ли мои друзья из Руана устроились? Какие планируются постановки?

Погода вечером располагала к прогулке, и Росс возвращался из Палаты общин пешком.

Повернув на угол Георг-стрит и Стрэнда, он дал пенни трем нищих, просившим подаяния. Ночь была полна теней от полумесяца луны, точильщик еще работал, в его окне горела свеча.

Вдалеке послышалась какая-то возня, ворчание и женский смех. Росс разглядел двух теток в чепцах — подбоченившись, они подзуживали двоих мужчин выпустить друг другу кишки. Было слишком темно, и Росс не сразу узнал мужчин.

— Хавергал! Ради всего святого! И Валери? Какой черт вас обоих сюда занес, скажите на милость? Вас вызвали?

Морис попытался удалиться, поправляя шейный платок. Кристофер пошел вслед за ним, но Росс преградил ему дорогу.

— Прекратите, я кому сказал! — Потом он обратился к зевакам: — Ступайте прочь! Все кончено. Прочь! Или мне позвать караульного?

Сердито шикая на него и плюясь, женщины удалились, виляя бедрами и громко ругаясь.

— Этот... человек... меня оскорбил, — сказал Морис, при каждом слове хватая ртом воздух.

— Ты заслужил, лягушатник!

— Грязный англичашка! Я требую сатисфакции!

— Проклятье, и вы ее получите! — Кристофер провел пальцем по ссадине на щеке. — Извините, Полдарк, это дело вас не касается. Просто вы оказались здесь в неподходящий момент.

— А по-моему, — ответил Росс, — если вы приходили к моей дочери, это очень даже меня касается. Будьте добры, объяснитесь.

Перебивая друг друга, они рассказали, как совпали их визиты к Белле, о перепалке и как леди Полдарк выпроводила Кристофера на двадцать минут раньше Мориса, чтобы они не пересеклись. Но обозленный Кристофер ждал его снаружи.

— Сейчас около десяти, так? — предположил Морис. — Светать начнет к пяти. Мне надо подыскать секунданта, а Гайд-парк недалеко отсюда. Не беспокойтесь, я найду подходящих джентльменов, чтобы организовать дуэль.

— Могу вам их предоставить, — презрительно выплюнул Кристофер.

— Я найду у себя в клубе. Не утруждайтесь поисками!

— Выслушайте меня, — тон Росса стал строже. — Я вообще не вижу повода для дуэли.

— Позвольте не согласиться...

— Поверьте на слово, — продолжил Росс. — В этой стране дуэль запрещена законом. Это не Франция, Морис. А тебе, Кристофер, как не стыдно! Бывший военный и штатский — ваши силы не равны...

— Ох, неужто вы думаете, я ни разу в жизни не держал в руках пистолет! Обо мне не беспокойтесь. Это не первая моя дуэль! Такое оскорбление нельзя снести!

— Я могу стрелять левой рукой, — предложил Кристофер.

— Как угодно, лишь бы иметь удовольствие с вами сойтись.

— Вот видите, — Морис взглянул на Росса, — это неизбежно.

— Ничего подобного! Глядите-ка, вон таверна рядом с переправой. Давайте зайдем и за стаканчиком все это уладим.

— Нет, — отрезал Морис. — Мне не до шуток.

Росс пытался сохранять хладнокровие.

— Позвольте вам кое-что рассказать. Как-то давно у меня была дуэль в Гайд-парке. Я убил того человека. Поверьте, это совсем не то, что убить в бою. На войне обстоятельства вынуждают давать отпор, убийство — это часть войны. А дуэль в первую очередь — это зло, способ лишить жизни. Что, по-вашему, скажет Белла, если узнает?

— Ей вообще не стоит об этом знать, — сказал Кристофер.

— Но она узнает от меня.

Морис сплюнул на мостовую.

— Ха! Ну и джентльмен!

— Не нарывайся. Мне бы не хотелось прибить своего вероятного будущего зятя.

Заскрипело колесо точильщика, и с ножа полетели искры. Словно размышляя вслух, Росс продолжил:

— Итак, джентльмены, вы приходили к моей дочери. Полагаю, вы оба сделали ей предложение?

Кристофер судорожно напряг правую руку.

— Вы же знаете, сэр, что она приняла мое предложение. И все только ждут, когда она назначит дату. Но, как вам известно, она также сказала, что не хочет пока ни о чем заботиться...

— Или о ком-то, — добавил Морис.

— ...ни о чем, пока ее голос не восстановится. Пока я вынужден ждать, ей придется принимать неуместные знаки внимания всяких бродячих музыкантов, которые пытаются убедить ее в том, будто только они способны проложить ей путь к успеху.

Росс сдерживающе коснулся руки Мориса.

— Мне кажется, ты неверно истолковал ситуацию, Кристофер. Валери — известный и талантливый музыкант. Белла добровольно поехала в Руан и добилась там успеха. Она говорила, что некоторое отчуждение между вами возникло еще до твоего отъезда в Лиссабон. Все эти переживания и болезнь, возможно, заставили ее переосмыслить свою жизнь. Нужно дать ей время. Время, чтобы восстановить голос или смириться с его потерей. Поэтому вам обоим стоит подождать. Согласны?

Такой итог не обрадовал молодых людей. Отец Беллы попал точно в цель. Неохотно и явно оставшись при своем мнении, они согласились.

— Но одно могу сказать наверняка, — добавил Росс. — Задумайтесь на секунду, случись между вами дуэль, и если один из вас погибнет, неужели вы думаете, что Белла выберет убийцу?

Установилась странная тишина, будто все обитатели квартала прислушивались.

— Нет, — сказал Кристофер немного погодя.

— Нет, — ответил Морис.

 

Глава вторая

В понедельник вечером, шестнадцатого октября, Элайн Карноу шла из Лелант-Даунс домой в Роуз-ан-Граус. Расстояние небольшое, но на краю леса на нее напал мужчина с ножом и перерезал горло. Пухлая вдова сорока двух лет не была похожа на других жертв душегуба, который так долго оставался на свободе, но характер убийства и следы на теле указывали на его причастность. Тело нашли только на следующее утро, потому что его тащили около сотни ярдов, а потом кое-как спрятали в зарослях дрока.

Доктор, который осматривал тело, сообщил, что она явно оказала сопротивление, могла царапаться и впиваться ногтями, вполне возможно, нанесла злоумышленнику телесные повреждения.

На месте преступления, помимо ее сумки и косынки, обнаружили важную находку — мужской ботинок. Из черной кожи на толстой подошве. Констебль и следователи из Сент-Эрта пришли к заключению, что убийца хромает, одна нога короче другой на пару дюймов.

Объявили тревогу и в первые двадцать четыре часа арестовали троих, двух старых солдат и моряка с деревянной ногой. Но у всех имелись подтвержденные алиби, и их отпустили. Последующие несколько дней высокий и худой бывший военный в очках посетил всех людей, в той или иной мере связанных с жертвой: престарелого отца, с которым она жила, хозяина постоялого двора, где работала, знакомых по церкви, брата в Сент-Айвсе. У миссис Карноу было двое сыновей, один служил на флоте в Портсмуте, другой — в Австралии.

В итоге вынесли вердикт «убийство одним или несколькими неизвестными личностями», и округа вновь вернулась к привычной жизни. Но при наступлении темноты все вели себя осторожно, женщины не ходили в одиночку по пустынным местам. В разных частях Корнуолла, где произошли аналогичные преступления, распространились тревога и беспокойство. Возвращаясь из Сент-Айвса от родителей Пол Келлоу решил, что возникнет подобие народного ополчения.

Эдвард и Клоуэнс вернулись из медового месяца, во время которого путешествовали на север вплоть до Шотландии и на запад вплоть до Норфолка. Эдвард с радостью знакомил ее с друзьями. Сначала она уклонялась от этой затеи, но потом стала даже получать удовольствие. Эдвард настолько гордился женой, что, несмотря на ее первоначальную тревогу, встречи проходили интересно и легко.

— Знаешь, по-моему, мне нужно не знакомить с тобой знакомых, а ворваться к ним и крикнуть «Смотрите, что у меня есть!», — однажды сказал он.

— Ты много рыбачишь? — спросила Клоуэнс.

— Не очень. А что?

— Вероятно, те же чувства возникают, когда поймаешь огромную форель.

Эдвард задумался.

— Это которая с блестящей чешуей? Да, возможно. Самая красивая рыба в пруду.

— Знаю, — кивнула Клоуэнс, — пучеглазая и с огромным ртом.

— Вот именно. Именно так. Как ты догадалась?

Эдвард погладил ее по щеке.

Счастливая пара вернулась в Нампару через несколько дней, когда из Лондона вернулась менее радостная троица. Белла сходила еще к двум специалистам по голосу и отказалась от предложения Росса отвезти ее в Париж посоветоваться со специалистом Мориса, мадам Калетски. Пока что Белла устала от осмотров и советов. Ради родителей она старалась выглядеть более радостной, но между всем этим многословием и лекарствами стала вырисовываться истина. Никто точно не знает. Все могли только гадать, что да как, но не имели ни малейшего представления, правда ли это. Помимо профессионалов они также посетили мистера Питера Роймана, музыкального руководителя Королевского театра, с которым встречались, когда выбирали учителя вокала.

— Голос звучит все также хорошо, — сказал он. — Да, пока не идеально... Порой такое происходит не из-за болезни. Молодым будущим примадоннам не хватает умения брать верхние ноты. Они напрягаются, а потом голосовые связки теряют упругость. В прошлый раз, по-моему, вы встречались с мадам Шнайдер.

— Да. Но сейчас она в Риме.

— Знаю. Может, ее совет окажется более полезным, нежели мой.

Позже он шепнул Демельзе:

— Вряд ли ее голос изменится. Возможно, она перенапряглась и слишком рано начала пробовать петь. Но почему бы не сказать ей, что с большими планами покончено? У нее и сейчас хороший голос. Она может петь в небольших музыкальных пьесах, которыми мы завершаем вечернюю программу. Мне кажется, она может играть. Предложите ей. Не позволяйте ей хандрить.

Приезд Эдварда и Клоуэнс на неделю стал подарком судьбы. Белла сумела побороть губительное отчаяние и впервые после болезни перестала замыкаться в себе и была открытой, как и прежде. Погода была устойчивая, и однажды утром Эдвард окунулся в море вместе с Россом. Вскоре к ним присоединились обе девушки, и наконец, Демельза, держа Генри за руку.

Когда ледяная вода тисками сжала Демельзе талию, а потом добралась до плеч, на нее нахлынула волна ликования, от которой она не только не задохнулась, но захотела кричать от радости. У Беллы все может наладиться, думала Демельза, а Клоуэнс в таком восторге и так счастлива, что душа матери поет.

Вскоре они уже толпились в доме, обсыхали у горящего камина, беседовали и смеялись. Единственный посторонний — Эдвард — уже принимал участие в веселье. Когда стемнело и поднялся ветер, Эдвард сказал Клоуэнс:

— Никогда не встречал такой семьи, как у тебя.

— А что с ней не так?

— С ней все прекрасно. Я лишь дорожу простым и дружеским общением с членами твоей семьи. Проявлять любовь без суеты, по-доброму подшучивать, с пониманием и без препирательств относиться к другой точке зрения. Тебе повезло. У моей семьи много достоинств, и я горжусь ею, но в общении у нас существуют некоторые преграды, это обычное явление, и куда более характерное, а у твоей семьи я такого не вижу.

— Кое-что подобное у нас тоже есть. — В этот момент Клоуэнс подумала о своей влюбленности в Стивена и какой отпечаток это на нее наложило. — Но в целом...

— Наверное, из-за такого количества прислуги жизнь в доме теряет подлинность. Жизнь среди роскоши... И Лондон — такой фальшивый. Светское общество — поверхностное и прогнившее изнутри. Теперь, когда у меня появилась спутница жизни — да какая! — я буду держаться от него еще дальше.

— У тебя есть обязательства.

— Не много, хвала небесам. Знаешь, что у меня спросил малыш Генри, когда мы впервые встретились?

— Что же?

— Это случилось, когда я жил у Энисов с миссис Кемп. Я внезапно на него наткнулся. Он знал, что я надеюсь жениться на тебе. Оценивающе оглядывал меня, когда думал, что я ничего не замечаю, а когда мы остались одни, подошел и прямо спросил: «Простите, сэр, а вы лорд?»

Клоуэнс рассмеялась.

— А ты что ответил?

— Кажется, я так ответил: «э-э-э... да». А он и говорит: «Мой отец — сэр». Я ответил: «Да, знаю». Тогда он спросил: «А лорд выше сэра?», на что я ответил: «Да, но твой отец заслужил свой титул». Ему хотелось понять, почему, и я уточнил: «Видишь ли, твой отец служил стране, а я лишь унаследовал титул». Тогда ему захотелось узнать, что значит «унаследовать титул».

— Он целый допрос тебе устроил!

— Я объяснил ему, что мой отец был лордом, и позже я вступил во владение титулом. Тогда он спросил: «А ваш отец заслужил титул?» И я рассказал, что его заслужил мой дед. Он спросил: «А что он сделал?», «Ну, — ответил я, — он сидел в кабинете министров в правительстве». Я решил, что он успокоился, но, насмотревшись себе под ноги, он продолжил: «Мама говорит, что однажды я стану сэром при хорошем поведении», «Непременно станешь», заверил я. «Сэр, — сказал он, — наверное, тогда я стану таким же, как ты», «В каком смысле?» — спросил я. А он ответил: «Я стану сэром, хотя ничем не заслужил этот титул!»

Оба рассмеялись. Эдвард продолжил:

— Я сказал ему, что, вполне возможно, к тому времени он совершит какой-нибудь поступок и заслужит титул.

— И что он ответил на это?

— Сказал: «Я не хочу ехать в Лондон и сидеть в правительстве. Моя сестра вернулась оттуда с больным горлом, и меня забрали из дома, чтобы я не заразился». Я спросил: «Кто тебе рассказал?» Он ответил, что подслушал разговор миссис Кемп с Боуном, слугой доктора Эниса. «Она шепталась, и я подслушал».

Они услышали, как в темноте монотонно и глухо шумит прибой.

— Мне хочется хоть как-то помочь Белле. Как ты думаешь, если голос не вернется к ней в прежнем виде, она сможет это пережить?

— Нет, — ответила Клоуэнс.

Перед отъездом Эдвард увидел, как шахтеры сооружают костер из плавника и сломанной крепи. Тогда он вдруг понял, что осталось всего десять дней до пятого ноября .

— Так здесь, на западе, отмечают старую годовщину? — поинтересовался Эдвард у Росса.

— Еще бы. Это графство методистов, и победа над католиками — всегда повод для праздника.

— Речь ведь идет о нескольких фанатиках. Уж лучше тогда отмечать поражение испанской Армады.

— О, это они тоже отмечают. И Хэллоуин, который совсем на носу. Корнуольцы отыщут любой предлог для праздника.

— Они устраивают фейерверки?

— Не часто. У них не так много средств. Вообще-то, они тратят дрова, припасенные на зиму.

— Вы видели бенгальские огни?

— Нет.

— В Гайд-парке устроили праздник в честь королевы. В прежние времена выпускали только ярко-зеленый, который, как известно, иногда используют в качестве сигнального огня. Теперь добавили другие вещества — хлорат калия, нитрат стронция, серу, ламповую сажу, порошок магнезии, соединение мышьяка. Получаются все цвета радуги, очень ярко.

— И довольно дорогое удовольствие. Хотя мышьяка здесь навалом.

— В церкви меня приняли очень тепло. Понимаю, это дань уважения семье Полдарков, но вы говорили, что корнуольцы относятся к чужакам настороженно. Ко мне они так не относились. Сразу приняли радушно и по-дружески. Хочу послать им в подарок фейерверк. Надо сделать это анонимно. Чтобы не казалось, будто я их опекаю, к тому же я не хочу занимать ваше место главной персоны округи. Можно послать набор бенгальских огней: еще есть время их раздобыть. Если будете изо всех сил отрицать, кто их послал, я с радостью пришлю.

Росс рассмеялся.

— Но если мне придется отрицать, что я тут ни при чем, они покопаются у себя в памяти и придут к верному заключению.

— Меня это устроит. Главное, чтобы понимали — неизвестный даритель остался неизвестным и не ждет благодарности.

Они прошли мимо Уил-Грейс, а затем спустились в долину, к дому.

— Как вы считаете, Изабелла-Роуз все-таки выйдет за Кристофера Хавергала? — спросил Эдвард.

— Трудно сказать.

— Он навестил нас в Лондоне.

— Кристофер? Визит вежливости?

— Не совсем. Он знает мой интерес к театру и, по-видимому, считает, что я могу помочь Белле.

— Еще рано об этом говорить. Она пока не хочет петь.

— Он имел в виду не оперу. Подумывал о театре.

— Ого. — Росс некоторое время переваривал новости. — А Белла в курсе?

— Кажется, нет. Он затронул эту тему в отсутствие Клоуэнс.

— Он сказал, что именно задумал?

— Он знает, что у меня есть финансовый интерес в новом Королевском театре «Кобург» в Лондоне. Его открыли всего пару лет назад и ставят комедии и мелодрамы, но время от времени и достойные произведения — Шекспира или Марло. Театр находится на другом берегу реки. Зрители в большинстве своем неискушенные, но хорошие пьесы идут на ура. Вроде бы в середине декабря что-то намечается. Хавергал полагает, что если ей дадут небольшую роль, у Беллы возникнет новый стимул. Он даже думает, что подобный опыт поспособствует полному восстановлению ее голоса.

— Надо отдать должное Кристоферу — он никогда не терял надежды. Согласен, такой поступок станет необычайно великодушным с вашей стороны. Но разве подобное можно устроить?

— Наверное, можно... Я знаю Фредерика Макардла, который в последний раз ставил там пьесу Шекспира. У него репутация человека, не терпящего вмешательства. Но финансовое положение театра, как и у многих известных театров, далеко от хорошего.

— Не хотелось бы впутывать вас в это, но если можно что-нибудь сделать без лишних затрат, я буду чрезвычайно благодарен. Я так понимаю, музыкальный руководитель Королевского театра говорил, что готов дать ей шанс.

Наступил холодный, ветреный и мрачный ноябрь. Каждый вечер все раньше зажигали свечи и фонари. Валентин перевел Батто в зимнее жилище — открытую пристройку из кирпича и камня, сооруженную специально для Батто впритык к кухне, где он часто спал. Валентин сделал дверь с другой стороны кухни, она вела вниз по каменным ступенькам в подвал. Там было куда теплее, туда поступал жар от готовки на кухне. Подвал переходил в винный погреб, угольный погреб и еще один, где хранились бочонки с элем. Но их держали отдельно от Батто за запертой металлической дверью. В начале сентября он самостоятельно перенес свою кровать в подвал. Валентин пришел к выводу, что шимпанзе любит удобства.

Кьюби, Клеменс и миссис Беттсворт переселились в домик рядом с Бодмином и оставили замок судебным приставам. Филип Придо помогал им с переездом. Джон Тревэнион написал из Антверпена, где жил у друзей, но ни разу не заикнулся о возвращении. Большая часть его доходов от арендных выплат в Корнуолле сразу изымалась, и Джон не имел никакой возможности скопить средства, чтобы вернуться домой и сделать вид, будто ничего не случилось. Лучше уж побираться у друзей в Бельгии, чем угодить в тюрьму в Англии.

Третьего ноября бенгальские огни доставили Уиллу Нэнфану, старейшине Сола и Грамблера и заводилы на Ночи костров. Он с радостью получил три больших деревянных ящика. Цветные порошки упаковали отдельно, в металлических ящичках. Восторженно настроенный Эдвард также включил в посылку римские свечи, «огненные колеса» и ракеты. Нэнфан повидался с Россом, который принял загадочный вид, как и следовало, и отделался от Уилла общими фразами.

И все равно всем было приятно, что им прислали столь щедрый подарок, а тот молодой лорд, который провел здесь почти все лето и женился на мисс Клоуэнс, оказался отличным парнем.

В прежние времена Ночь Гая Фокса праздновали на открытой местности у оврага Сола, где проводились летние ярмарки, скачки и состязания по борьбе. Почти во всех деревнях Корнуолла было мало такой свободной земли, и это поле стало центром деревенской жизни. Но во времена наполеоновских войн, когда висела угроза вторжения и не разрешались праздничные костры, огонь разводили только в случае тревоги, и приходилось постоянно складывать новые из-за сырости, костры решили переместить ближе к Нампаре, на вересковую пустошь прямо за Уил-Грейс.

Это было самое высокое место в округе, его видно с маяка в Сент-Агнесс и из Тренкром-холла, стоящих цепочкой вдоль побережья. Праздничные костры в честь победы при Трафальгаре и Ватерлоо разводили здесь; теперь же, хотя больше и не требовалось зажигать сигнальные огни и будить народ в случае вторжения или сообщать о великих победах, никто не предложил перенести костер на прежнее место. Преимущество этого места состояло в том, что оно далеко от любого дома или соломенной крыши, куда могла бы попасть искра. В относительной близости стояла лишь новая часовня Сэма, построенная из гранитных обломков Уил-Мейден, но ее крыша из делабольского сланца, и ветер почти не дует в том направлении.

Третьего ноября пришло письмо от Кристофера для мисс Полдарк.

Милая Белла,

У меня новости, которые тебя порадуют. В начале прошлого месяца я навестил твоего нового свояка. Мы разговорились и, само собой, затронули тему твоей карьеры и болезни, и тогда он упомянул о своем интересе и влиянии на Королевский театр «Кобург». Помнишь, мы ходили туда пару раз, когда ты только приехала к миссис Пелэм, это за новым мостом через реку. Мы смотрели мелодраму под названием «Судебный поединок», которая нам обоим понравилась. Так вот, недавно лорд Эдвард и его знакомые, включая постановщика Фредерика Макардла, решили поставить хорошие пьесы, вклинив их между комедиями и мелодрамами, чтобы проверить, как их оценит публика.

В тексты пьес внесли некоторые изменения, чтобы обойти закон, запрещающий ставить пьесы Шекспира в частных театрах; но в августе «Макбет» в постановке Фредерика Макардла шел при полном зале. А в декабре намечается постановка «Ромео и Джульетты». Дата пока точно не известна, и актеров не набрали. Но надеются взять на роль Ромео молодого актера Артура Скоулза.

Эдвард разговаривал о тебе с Макардлом, и тот готов с тобой побеседовать и предложить небольшую роль со словами. Как тебе такая мысль? Театр, может, не самый модный и не самый большой, но это позволило бы тебе вернуться на сцену, а если вы придетесь друг другу по душе, то это только к лучшему. Если твой голос вернется, ты возобновишь певческую карьеру. А пока тебе не повредит заново окунуться в театральную жизнь.

Как тебе известно, я всегда знал, что ты способна играть, и у тебя такая внешность, за которую многие женщины все бы отдали.

Если ты готова приехать в Лондон в декабре, я не стану ни о чем тебя просить, но сделаю все возможное, чтобы вернуть тебя в мир, которому ты принадлежишь.

И приеду в Корнуолл за тобой.

Кристофер

— Как ты поступишь? — спросила Демельза.

— Ох, я бы поехала! Без колебаний. Если бы не одно «но».

— Какое именно?

— Мне очень нравится Эдвард. И мне жаль Клоуэнс. Я хочу, чтобы они жили так счастливо, насколько возможно. Но она вышла за человека выше себя по рождению. Мне не хочется, чтобы он или она считали, что почти перед самым окончанием медового месяца Полдарки просят его об услуге. Вообще-то, просто используют его.

— Как раз перед отъездом он сам заговорил на эту тему, — уточнил Росс. — Я пока плохо его знаю, но у меня не создалось впечатления, будто он считает, что мы позволяем себе вольности, или что Кристофер Хавергал злоупотребляет возможным родством, когда просил его об одолжении.

Через некоторое время Демельза сказала:

— Клоуэнс — кто угодно, только не ангел, но Эдвард пока считает ее именно такой. Он полюбил Корнуолл и, похоже, полюбил всех своих новых родственников. Лично я так понимаю: он считает, что мало для нас сделал и жалеет, что не сделал больше. Только посмотри, сколько фейерверков он прислал в деревню! Я понимаю твое нежелание, Белла, вроде как воспользоваться новыми связями. Но сердцем чую и считаю, что не стоит пренебрегать возможностью. Ты согласен, Росс?

— Согласен. Если из этого что-нибудь выйдет, Эдвард только порадуется, что сумел помочь.

Белла нервно кашлянула.

— Мой голос звучит приемлемо... я много разговариваю, и это не причиняет неудобств. Но мне кажется, временами он звучит грубовато. Думаю, если в пьесе в долгом монологе придется повышать голос, то он может звучать хрипло.

— Дорогая Белла, — сказал Росс, — почему ты заранее боишься трудностей? Ты ведь не знаешь, на какую роль тебя назначат. Вполне вероятно, у тебя будет всего пара реплик наподобие: «Ваше вино, синьора Капулетти».

— Я думала, ее звали Джульеттой, — заметила Демельза.

— Так и есть. Синьора Капулетти — ее мать.

— Все-то твой отец знает!

— Мне бы хотелось играть в пьесе, — сказала Белла. — Это классика. Как ты думаешь, академия миссис Хемпл одолжит мне текст? Если я зайду к ней, она поможет?

— В Труро есть и библиотека, — вспомнил Росс, — где служил Артур Солвей. Можно сходить туда.

Все утро сгущались и нависали мрачные тучи, и сразу после ланча, когда начался дождь, Валентин похитил малыша Джорджи Уорлеггана и привез его обратно в Плейс-хаус, в бухту Тревонанс, где тот родился.

Валентин отказывался считать это «похищением». Он утверждал, что лишь восстановил свое право на сына. Похищение сыновей сродни насилию над супругой, а это явное противоречие.

После нескольких поездок и осмотра, так сказать, «укреплений» Рэйли-фарм, они установили, что преодолеть их не составит труда. У Селины только трое слуг, плюс кузина Генриетта; и хотя в последний официальный визит супруги наговорили друг другу резкостей, Валентин не грозился забрать ребенка против ее воли.

— Во время открытых боевых действий главное — эффект неожиданности, — поведал Валентин Дэвиду.

Обычно Генриетта шла с ребенком на прогулку сразу после обеда, пока Селина отдыхала. Не слишком энергичная Генриетта частенько позволяла Джорджи убегать вперед, а затем ребенок возвращался к ней. Направление для прогулки Генриетта выбирала произвольно, а Валентину не хотелось хватать мальчика на глазах у нескольких шахтеров, возившихся на поверхности. Но в этот день Генриетте вполне хватило дневной угрозы дождя, чтобы держаться поближе к дому, поэтому она завернула за дом, к окружающему Техиди лесу. На полпути к первой рощице земляничника Генриетта остановилась, судя по всему, чтобы отдышаться, а Джорджи побежал дальше.

Вскоре он столкнулся с отцом. Тот попытался удержать мальчика от восторженного вопля, взял его на руки и как бы в шутку направился в лес, пока Дэвид Лейк, которого Генриетта не знала в лицо, донимал ее расспросами, как попасть в бухту Бассета. После краткого и приятного разговора Дэвид Лейк двинулся в направлении, указанном Генриеттой, а когда скрылся из ее поля зрения, сделал крюк к оставленным лошадям и увидел, что Валентин уже сидит верхом, с сыном впереди.

Они поскакали домой. Проливной дождь милостиво подзадержался, хотя последние пять миль злобно хлестал по лицам вместе с порывами ветра.

Плейс-хаус подготовили для почетного гостя. Наняли Полли Стивенс, в девичестве Оджерс, няню самого Валентина. Джорджи, который сначала усмотрел шутку в тайном побеге от матери, закапризничал из-за неудобного седла, и когда оказался в вестибюле Плейс-хауса, начал тереть глаза и засыпать на ходу. Дочь бывшего священника по-матерински успокоила его (хотя ей самой в детстве не хватало материнской нежности), а кусок теплого хлеба и молоко, которые дал малышу отец, его взбодрили.

Мальчик загорелся, как вязанка сухого хвороста, его переполняла энергия. Увидев Батто, он сразу съежился и стал искать защиты у отца, поэтому Валентин взял его на руки, открыл дверь загона и вошел.

— Батто, это мой единственный сын. Джорджи, протяни руку и погладь его по морде. Он может и съесть тебя, и поцеловать, но я знаю, что на уме у него только второе.

Мальчуган погладил густую шерсть на загривке Батто. Тот чихнул, словно ему в лицо швырнули пригоршню перца, потряс большой головой, чихнул еще пару раз и протянул руку.

Периодические приступы мигрени у Демельзы стали случаться реже, когда прекратился репродуктивный цикл, но, проснувшись утром пятого ноября, она с трудом оторвала голову от подушки. К обеду ей полегчало, но когда стемнело, она решила не идти к костру. Сама мысль о том, чтобы стоять на холодном ветру, пока мужчины возятся с кремнем и трутом или дерзко размахивают факелами с радостным смехом и шутками, не особенно привлекала ее в таком состоянии. Но не в характере Демельзы пропускать любое мероприятие чуть веселее похорон, поэтому она решила подойти позже.

Костер собирались разжечь в шесть, а фейерверки начнут пускать в семь. А пока она почитает газету «Обозреватель», которую Дуайт добросовестно передавал ей после прочтения, или даже полистать журнал мод, оставленный Клоуэнс. Предполагалось, что факел к костру поднесет Росс, но эти полномочия передали Белле, а он решил посидеть с Демельзой до семи, и тогда уговорит ее выйти из дома — или не уговорит, как предвещала погода.

После ливня минувшим вечером, хлеставшего до полуночи, погода стояла хорошая, лишь изредка налетал дождь, среди густых серых туч даже показалось несколько выцветших клочков голубого неба.

У костра ожидали и другого Полдарка — Джеффри Чарльза; как и семейство Энисов, за исключением Кэролайн.

— Они знают, — объяснила она, — что я нежно их люблю (иначе зачем бы я позволяла мужу рисковать здоровьем и вращаться среди грязи и заразы), но какой толк от меня, стоящей и взирающей на петарды?

Дейзи Келлоу слишком нездоровилось, чтобы выходить, а Пол уехал в Сент-Айвс за родителями. Демельза решила, что если она достаточно придет в себя, чтобы идти к костру, то попутно навестит Келлоу в Фернморе. Эдвард и Клоуэнс в последний день зашли к Дейзи и Полу, а Демельза не приходила к ним больше трех недель по причинам, которые ей не хотелось признавать.

Большая часть прислуги Нампары ушла смотреть, как зажигают костер, и когда стрелка часов приблизилась к семи, ушел и Росс. Демельза удобно расположилась у камина, грея ноги.

— Я приду через часок, — заверила она.

— Если не явишься к половине девятого, я за тобой вернусь.

— Нет. Не беспокойся. Я найду дорогу, сам знаешь.

— Просто иди на свет. Но я все равно приду.

Предоставленная самой себе, Демельза потягивала второй бокал портвейна и устроилась в кресле-качалке Дрейка. Портвейн не исцелял, но и не ухудшал головокружение, сопровождавшее мигрень, хотя все равно приятно держать бокал в руке, к тому же она обожала его вкус. До чего же приятно, когда весь дом в твоем распоряжении. Хотя по природе Демельза — человек общительный, но ей так редко выпадали часы уединения, что она их ценила. Раз уж теперь Росс почти постоянно дома, она успела позабыть одинокие периоды жизни, когда нестерпимо хотелось его увидеть, а сердце глухо ныло от тоски, которую никто не мог развеять, даже собственные дети.

Она пошевелила кочергой уголь в камине и расколола один уголек, который заново разгорелся. Отличный битумный уголь, недавно привезенный из Уэльса. Имея две достаточно преуспевающие шахты, они могли позволить себе покупать уголь, когда его доставляли в бухту Бассета или по реке Труро.

Наверное, она задремала на несколько минут, потому что, очнувшись, увидела перед собой пламя. Она взглянула на часы у двери. До половины восьмого осталось еще пять минут, значит, Росс ушел только минут пятнадцать назад.

Перед тем как Демельза задремала, мысли ее унеслись вдаль к Полу и Дейзи Келлоу, а также Филипу Придо. Ее очень тревожил Пол. Убили еще одну женщину. Не странно ли, что Пол как раз в это время навещал родителей в Сент-Айвсе? Может ли она высказывать подозрения, даже просто поделиться с Россом на основании своего знаменитого (или печально известного) чутья и запаха сигар?

Демельза побаивалась Пола — есть в нем что-то ненормальное и какой-то нездоровый интерес к ней. Не совсем сексуальный интерес. И дело не только в том, что она — мать Джереми. Но два вышеперечисленных факта как-то связаны с тем, как он на нее смотрит — отстраненно, словно едва ее знает, а она едва знает его, и тем не менее, между ними установилась сильная связь. Глаза его словно говорят, что они знают тайны друг друга. Два-три раза он порывался откровенно ей признаться; и каждый раз Демельза отделывалась от него, не желая слушать, зная, что это очернит Джереми, что Пол причинит ей боль, как матери и как женщине. Трудная ситуация. Демельза вздохнула с облегчением, когда он женился и уехал.

Но теперь он снова вернулся и, похоже, надолго, предоставил жене в одиночестве безуспешно сражаться с чахоткой, и вместо этого присматривает за сестрой, страдающей от того же заболевания.

Демельза надеялась, что временный отъезд его родителей в Сент-Айвс может предвещать переезд всей семьи. В Нампаре было совсем тихо. Интересно, хоть одна живая душа есть поблизости? Даже старый Джек Кобблдик похромал, опираясь на два костыля, его водрузили на ослика, чтобы добрался до оврага. Единственный звук в доме — стук ставень в комнате Джереми наверху и бесконечный скрип двери. Какой именно двери? Ей ли не знать каждый звук, но этот Демельза не могла определить.

К счастью, до запуска фейерверков ветер стих, лишь легкий бриз стучал в окно комнаты Джереми. Когда уходил Росс, уже загорелось несколько звезд на небе. Надо идти. Демельза вытянула ноги к огню, блаженствуя от тепла, как кошка.

Филип Придо тоже занимал ее мысли. Он приходил в Нампару только раз после решения Клоуэнс. Росс виделся с ним, и, судя по его словам, Филип смирился с разочарованием. Уже несколько дней он живет у Джеффри Чарльза и Амадоры в Тренвите. Надо зайти к ним на ужин, пока он не уехал.

Демельзе хотелось увидеться с ним наедине и убедить, если получится, что Клоуэнс сделала выбор сама, родители никак не влияли на ее решение и не вмешивались.

Росс в разговоре с ним это подчеркнул, и Филип сказал, что понял. Может, касательно Росса все в порядке, Но Филип мог затаить подозрения относительно матери Клоуэнс. Женщины, точнее, многие женщины, не упустят такого шанса, когда дело касается дочерей. Выйдя замуж за брата маркиза, Клоуэнс значительно улучшила свое положение в обществе. С трудом можно поверить, что у Демельзы не возникало желания повлиять на дочь. Она надеялась объяснить Филипу при первой же возможности, что с юных лет она узнала от Росса принцип всеобщего равенства, и муж неоднократно приучал ее именно так относиться к собственным детям.

Что там с окном Джереми? Почему оно до сих пор гремит? Завтра надо подняться туда и посмотреть, что попало между рамами. Хотя можно и сейчас. Всего-то пройти по длинному темному коридору и подняться на один лестничный пролет в доме, где хозяйничает уже тридцать лет. Нельзя же бояться призраков. Можно сходить на кухню, открыть второй ящик слева и подыскать подходящую по размеру деревяшку, которые держат для таких случаев. А в соседнем ящике лежит небольшой молоток, и вооружившись всем этим, со свечой в руках она зайдет в комнату Джереми.

Разумеется, когда она зайдет туда, то может увидеть лицо припавшего к окну Джереми в заляпанном фламандской грязью мундире, стремящегося попасть внутрь. По спине у нее пробежали мурашки. Совсем рехнулась! Засиделась тут в одиночестве и перетрусила из-за оконного стука и дверного скрипа. Интересно, а мертвецам бывает холодно? Дважды Росс предлагал ей съездить в Брюссель на могилу сына; и каждый раз она отказывалась. Вначале душевные раны еще не затянулись, а потом появился страх, что снова лавиной обрушится невыносимая скорбь. Обрушится на них обоих. Подальше от глаз — подальше от сердца. И все равно только отчасти. Демельза знала, что там стоит надгробие. Этого достаточно. А вдруг Джереми расстраивает ее пренебрежение? А если неделю назад, в канун дня всех святых, он выбрался из могилы и прошел весь долгий путь домой? Значит, это заняло шесть дней.

Мэгги Доус говаривала, что в канун дня всех святых костлявые мертвецы вырываются из могил и пытаются вернуться домой. Вероятно, он нашел такую же мертвую лошадь. За ним потянется запах разложения. Он будет источать запах, или плоть его сгнила, и остались только кости?

Что-то стукнуло в окно гостиной.

Демельза подскочила, с ног слетели тапочки, кресло покачнулось, бокал с портвейном упал на ковер, но не разбился. С колотящимся сердцем Демельза схватила кочергу, подошла к окну и отодвинула шторы.

Снаружи темнел сад, легкий ветер колыхал оставшиеся листья.

Там нет высоких растений, задевающих окно. Но стук ей не померещился. Или все же почудилось?

Свет из комнаты просачивался в сад. Поверх перевернутой маленькой тележки Генри лежала лопата. Несколько подвядших стеблей мальвы склонились как пьяные. Их надо срезать. Больше никакого движения. Вдруг в ночном небе отразились яркие желтые вспышки с холма, где начали зажигать бенгальские огни.

Часы пробили без четверти восемь. Народу не терпелось начать. Ну и хорошо. Наверняка веселье продлится до половины десятого.

Демельза опустила шторы. Теперь она совершенно успокоилась. Она стряхнула другой тапок и натянула ботинки, зашнуровала, накинула на голову шарф и повязала под подбородком. Плащ висел в прихожей. Она затушила три свечи в канделябре, оставив только одну. Не стоит торопиться. К чему спешка? Нужно поставить каминную решетку. Моисей будет гулять на улице до их возвращения. В любом случае, он всегда укроется на заднем дворе среди сараев.

Когда Демельза вышла в прихожую, закрыв за собой дверь гостиной, раздался стук в парадную дверь. Значит, ей не померещилось. Кому понадобилось приходить сюда в такой поздний час? Все задние двери не заперты, как и парадная. В этих районах графства не водятся грабители.

Демельза подняла свечу повыше, откинула задвижку и распахнула дверь. Перед ней стоял Пол Келлоу.

 

Глава третья

К бенгальским огням и фейерверкам прилагались инструкции Уил Нэнфан отобрал помощников из шахтеров, которые умели читать, и устроили репетицию, так что зрелище получилось отменным. Бен и Эстер Картеры тоже участвовали, хотя Бену поначалу не хотелось, но Эсси его уговорила. В ночи попеременно сверкали синие, алые, желтые, зеленые, белые, лиловые и лазурные вспышки. Сельские жители ничего подобного раньше не видели, и пока огненные языки пламени лизали соломенное чучело Гая Фокса, яркое великолепие вызывало восторженные и благодарные охи и вздохи.

Явилась почти вся знать — Джеффри Чарльз и Амадора, Филип Придо и Энисы. Вскоре Джеффри Чарльз подошел к Россу. Справившись об отсутствии Демельзы и получив объяснения на сей счет, он спросил:

— Ты видел на этой неделе Валентина?

— Нет.

— Похоже, он забрал сына, который последние полгода жил с матерью.

— Чтоб мне лопнуть.

— Кажется, это официально, — продолжил Джеффри Чарльз, — Полли Стивенс присматривает за ребенком. Точно не знаю, где живет Селина. А ты знаешь?

— В Рэйли-фарм, рядом с Техиди. То есть, ребенок в Плейс-хаусе? Он же не забрал сына без ее разрешения...

— Выкрал ребенка у них из-под носа. Так мне сказали.

— Ну и ну! От Валентина ждешь только одного — неожиданностей. Это не место для мальчугана. Все пьют, по дому ходят потаскухи, буйствует громадный шимпанзе.

— Неделю назад я видел Дэвида Лейка, и он посетовал, что в последнее время жизнь там стала довольно унылой. Никто не ждет, что Валентин исправится, но, видимо, дом привели в порядок и вычистили. Может, Валентин решил придать себе чуть больше респектабельности, чтобы обосновать возвращение Джорджи. Знаешь, мне никогда его не понять.

Росс наблюдал, как римская свеча выбрасывает наверх цветные звезды.

— А что с точки зрения закона?

— Понятия не имею.

— А должен бы знать, учитывая, сколько времени провел среди лондонских адвокатов.

Джеффри Чарльз улыбнулся.

— Боюсь, мы занимались делами, выходящими за рамки международного права. Недочет системы. Думаю, местный судебный секретарь лучше меня осведомлен в таких вопросах. Полагаю...

Росс молчал.

— Полагаю... что ж, наверное, по закону требование отца имеет первостепенную важность, если только отца законно не лишили опеки по причине неправомерных действий и передали опеку супруге и деду ребенка. Насколько мне известно, подобного нарушения не было. Вы с Джорджем-старшим совместными усилиями спасли Валентина от разорения и, может, даже от тюрьмы, так что его нрав не так уж неисправим.

— Кто тебе рассказал?

— В местных постоялых дворах ходят слухи.

— И давно ты стал завсегдатаем местных постоялых дворов?

Огненное колесо искрилось белым светом. Джеффри Чарльз улыбнулся, показав неровные зубы.

— У меня есть связи, Росс. Есть знакомые.

Они прошли в гостиную. За три минуты отсутствия Демельзы там ничего не изменилось. Расколотый уголек дымился и мерцал за каминной решеткой. Раскрытый журнал мод лежал на столе. Пара затушенных свечей в канделябре все еще дымились. На столе горела единственная свеча, которую Демельза держала, когда открывала дверь.

Демельза и Пол сели за стол лицом к лицу. Пол в черном сюртуке и белом шарфе вместо шейного платка. Лицо ничего не выражало, в глазах горело недоброе любопытство. На ногах ботинки на толстой подошве.

— Так-то лучше, — сказал Пол. — Всего лишь дружеская беседа в уютной обстановке.

— Я собиралась... к костру, — повторила Демельза.

— И вам это нравится?

— Что именно?

— Смотреть на фейерверки.

— Да.

— А мне нет. Понимаете... Я не верю. Не верю, что все это происходит на самом деле.

— Ох, но ведь это происходит.

— Демельза. Знаете, я давно уже хотел с вами поговорить. Кажется, вы в чем-то меня подозреваете, но боитесь заговорить. Ведь так?

— Росс скоро вернется. Придет за мной.

— Я видел, как он смеялся там с друзьями. Он не сделает для вас того, что сделаю я.

— Пол, ты ведешь себя очень глупо.

— И я собираюсь о вас позаботиться.

— По-моему, это его шаги!

— Нет, не его. Сядьте. Он у костра, болтает и смеется с друзьями. Что вы обо мне думаете? Подозреваете, что я два года убивал всех тех женщин? Вы глубоко заблуждаетесь. Когда вы узнали, что мои родители поехали погостить в Сент-Айвс, вы в это поверили? Или думаете, что они лежат в подвале, где я их убил, и уже начали смердеть? Так вот, вы не правы. Нынче днем я привез их домой в целости и сохранности. Перемены им обоим пошли на пользу.

Демельза заерзала на стуле, но Пол сразу остановил ее, будто она помышляла броситься к двери.

— Думаете, это я убил тех женщин? Как раз наоборот. Я смотрел, как они умирают, но это совсем другое дело. Наблюдал, как они умирают от туберкулеза. Сначала Дорис. Потом Вайолет. Потом Мэри... или она скоро умрет, затем Дейзи, хотя она продержится еще долго. Я знаю, кто настоящий убийца. А вы?

Она бросила взгляд на часы. Без трех минут восемь.

— Это Филип Придо. Стоило догадаться! Первый срыв у него случился в Вест-Индии, где он убил женщину. Он находился неподалеку во время каждого убийства, когда женщинам перерезали женщинам горло. Жил в Кардью, когда по пути домой убили горничную. И каждый раз находился поблизости, когда умирали другие. Высокий, худой, в длинном черном плаще, и притворялся, что помогает следствию.

— В Вест-Индии Филип убил мужчину.

— Ага, это он так говорит. Не верьте. Он посторонний и чужак. Почему вы подозреваете меня, ведь я живу здесь всю жизнь?

Прошло еще три минуты.

— Позвольте рассказать вам о Джереми, — продолжил Пол. — Это он организовал ограбление того дилижанса из Примута в Труро. Неудивительно, что он сделал карьеру в армии. А вы знали, что я переоделся женщиной? Даже тогда мне было противно надевать их одежду. И все случилось из-за женщины. Он с ума сходил по Кьюби Тревэнион. Все из-за женщины... Однако, когда нам все сошло с рук, он не нашел деньгам иного применения, кроме как купить армейский чин. Стивен купил судоходное предприятие и женился на Клоуэнс. Я же получше потратил свои деньги, поддержал отцовское транспортное предприятие и купил себе шлюх... — он поднял голову и прислушался.

— Это Моисей просится внутрь.

— Моисей?

— Наш кот.

— Терпеть их не могу. Если я впущу его, то перережу глотку.

У Демельзы все внутри похолодело. Ее затошнило.

— Но даже кошки лучше женщин, — заметил Пол. — Женщины — гнусные создания.

— Шлюхи — возможно.

— Что?

— Некоторые шлюхи наверняка отвратительны.

— Тех, которые были у меня, я убил бы с легкостью, это да. Вспорол бы им брюхо. Но у меня не оказалось подходящего ножа. Я как-то пытался ножницами, но не получилось. — Пол вытащил из-под плаща длинный тонкий нож и положил на стол. — Вот это куда лучше.

Демельза взглянула на нож, в горле у нее встал комок.

— Пол, ты рассказывал о том, что ненавидишь. А теперь расскажи о том, что любишь.

— Что я люблю? А, вам ведь хочется узнать. Признайтесь. Так вот, скоро узнаете. Что я люблю, так это заставлять женщин визжать, а потом затыкать им рты. Уверяю вас, это захватывающее зрелище. Ваше лицо переменится, когда я сделаю с вами то, что хочу. Сначала оно исказится от боли, но когда вы откроете рот, чтобы закричать во второй раз, дыхание сорвется, а вскоре лицо посереет и превратится в старушечье, волосы обвиснут. А когда я вас вскрою, величайший момент закончится.

— Пол...

— Тихо. — Пол взглянул на часы. — Когда вернется отец Джереми?

— В восемь.

— Вы же говорили в восемь тридцать. Похоже, вы пытаетесь меня заболтать. — Он нахмурился и пригладил гладкие черные волосы. — Что ж, я не против поговорить. Я не хотел убивать отца Джереми, но его так поразит сотворенное с матерью Джереми, что я застану его врасплох...

Фейерверк был в самом разгаре. Поначалу отказываясь присоединиться к празднику, теперь Бен наслаждался вечером. Эсси стояла рядом, когда он запускал ракету, подпрыгивала и вскрикивала, когда ракета со свистом уносилась из флакона. Росс подошел к ним с ящиком римских свечей.

— Все хорошо, Эсси?

— Чудесно, спасибо, сэр.

— Бен, прибереги их, будь добр. Пора сходить за женой, иначе она все пропустит.

— Она нездорова? — спросила Эсси.

— Только голова болит. — Росс вручил ящик Бену и собрался уходить. Тут он заметил новоприбывшего, который только что появился в отбрасываемом костром кругу. Валентин. В одиночестве. Росс решил переговорить с ним и сменил направление. Он заприметил Бетси-Марию Мартин.

— Бетси.

— Да, сэр?

— Спустись, пожалуйста, и приведи хозяйку. Она наверняка уже готова.

— Э-э-э... да, сэр.

Горничная собралась идти. Росс заметил разочарование у нее на лице. Такой фейерверк она никогда не видела, и скорее всего, больше не увидит. Не перенесет, если пропустит его.

— Бетси.

— Да, сэр?

— Не надо. Я сам приведу леди Полдарк.

Он лишь перебросится парой слов с Валентином и потом пойдет.

Мигрень Демельзы вернулась.

— Вы хотели, чтобы я говорил, — продолжил Пол. — Что ж, для этого я и пришел — поговорить.

— Я... я спрашивала, что тебе в жизни... нравилось по-настоящему.

— Нравилось? Нравилось? Вы спрашиваете, что мне нравилось? Как мне может что-то нравиться, когда я ничего не чувствую! Все, что происходит вокруг, я вижу как будто через завесу. Если я этим ножом сорву с вас одежду — если раздену догола мать Джереми! — то все равно ничего не почувствую, ни похоти, ни смущения, ни волнения. Но когда я перережу вам горло, когда кровь заструится на ковер, вот тогда будет взрыв чувств! Вы и не представляете, Демельза. Это всепоглощающий восторг. Вы ведь знаете, что такое оргазм? Так вот, я испытываю оргазм.

Он улыбнулся.

— Это... наподобие зависимости. Это подчиняет тебя. Впервые, когда это случилось (когда я убил ножницами), я испытал шок, меня трясло. Я скорее испугался, поразился... я сделал это, потому что она пыталась меня ограбить, пока я спал. Это случилось в одном доме в Плимутском доке. Но позже я вспоминал и думал об этом с каким-то удовольствием, которое никогда не испытывал. И стал считать всех женщин шлюхами. В конце концов, если понадобится, я снова это сделаю. Я спрашивал себя — смогу ли? И тогда я сделал. Еще раз. И еще раз.

— Я твой друг и соседка.

— Нет, вы мать Джереми. Но еще красивы, а потому вас нужно убить. Уничтожить. Все женщины созданы быть шлюхами, разве нет? Их обнаженные фигуры олицетворяют заразу. Мои сестры, жена, мать. Если нельзя стереть их с лица земли, тогда какой прок было рождаться на свет?

Четверть девятого.

— Пол, зачем ты рассказываешь мне об этом? От убийцы невозможно скрыться, как ты утверждаешь... Так почему бы тебе просто не уйти и не забыть об этом разговоре? Если я расскажу кому-нибудь, ты можешь все отрицать. Никто нас не слышал, никто не подтвердит... Но если уйдешь, я обещаю никому не рассказывать, о чем ты поведал... А если честно, то я тебе не верю. Это слишком... чересчур неправдоподобно. И не забывай, ты сказал, что это Филип Придо.

Демельза сморозила глупость.

— Ох, но это же правда. Все, что я сказал, чистая правда. Вы сами это выясните через пару минут...

— Но зачем ты рассказал мне...

— Потому что глупо, когда жизненные достижения хранятся в тайне. Хочу, чтобы обо мне узнали. Надоело притворяться, что это кто-то другой...

— Но ты пытался... вначале ты хотел обвинить Филипа Придо... Почему же, если хотел прославиться?

— Хотел проверить одну мысль. Но понял, что вы не поверили. Понял, что не сбегу. И я испытываю настоящее удовольствие, когда объясняю жертве, что именно с ней случится и почему мне приятно причинять боль. Потому что только боль реальна. А все остальное — ненастоящее, утомительное и не стоящее переживаний. Вы скажете, что я причиняю боль, а сам от нее не страдаю. Но это ничем не хуже. Неотъемлемая составляющая переживаний, которым я верю и которыми наслаждаюсь...

Он замолк и прислушался к слабому царапанью.

— Это кот?

— Он стоит сейчас не перед парадной дверью... за дверью этой комнаты. Ты оставил парадную дверь открытой?

Пол взял нож.

— Только пикните, и я быстро вас успокою.

Он подошел к двери и поднял защелку. Моисей пулей метнулся в комнату. Пол пырнул его ножом, но зверь с кошачьим инстинктом самосохранения в последний момент увернулся и взвыл, добежав до камина.

В коридоре было темно. Единственный свет в гостиной исходил от камина и свечи, которую держала Демельза, а потом неловко поставила на стол.

С ножом наготове Пол пинком распахнул дверь и выглянул. Парадная дверь приоткрыта. У лестиницы стояла фигура в плаще. Сверкнул нож, и Пол шагнул в коридор. И тут на него набросился тот человек.

Находясь на грани обморока, Демельза вцепилась в стол, чтобы не упасть.

Шум в темном коридоре стоял неимоверный. Падала мебель, грохотала стойка для одежды, рвались шторы, двое мужчин кричали друг на друга между кряхтеньем и хрипами, схватившись. Демельза понимала, что нельзя стоять сложа руки, надо хотя бы поднять свечу и поднести к двери. Но силы ее покинули, а если она уронит свечу, то тьма станет кромешной.

И все же кто-то боролся с Полом. Рисковал жизнью. Если Пол убьет его, то потом вернется, чтобы прикончить и ее. Но этот человек не похож на Росса или кого-то знакомого.

А вдруг это Росс? Надо посмотреть. Она передвинулись на дюйм от стола и покачнулась. И снова вцепилась в стол.

Борьба прекратилась. В дверях стоял человек. Не Пол Келлоу. Это был Филип Придо. Он тяжело дышал, одна рука беспомощно повисла. Плащ куда-то делся, на рубашке проступила кровь.

— Вы не?..

— Где... где Пол? — спросила Демельза.

— Вон там. На полу. Вряд ли он... скоро нас побеспокоит. Я нашел дубинку. В... вешалке. По-моему... кажется... он меня ранил.

На лице также виднелся порез, но выглядел скорее царапиной, чем ножевой раной.

Филип сделал два шага в комнату, остановился, оглянулся и шагнул дальше. Он потянулся к карману жилета и вытащил очки. Они раскололись вдоль и поперек. Филип швырнул их на пол, и очки угодили в кота. Моисей зашипел.

— Мне... они больше не понадобятся, — сказал Филип.

Тут колени его подогнулись, и Филип медленно и тихо рухнул к ногам Демельзы.

 

Глава четвертая

Великолепный фейерверк закончился паникой. Росс всего пять минут разговаривал с Валентином, но на полпути к дому столкнулся с миссис Заки Мартин (та покинула поле с фейерверками раньше, чтобы проведать Заки), и она в полном ужасе поведала, что леди Полдарк в беде. Миссис Заки услышала ее крик из окна. Миссис Заки немедленно отправили обратно к костру за доктором Энисом.

Росс ворвался в дом, где творился полный кавардак: Пол Келлоу без сознания лежал в коридоре, Филип без сознания — в гостиной, Демельза вцепилась в парадную дверь, чтобы не упасть, и рыдала, как получивший ссадину ребенок. В объятиях Росса она выплеснула бессвязный рассказ, в который с трудом верилось.

Росс поднял ее на руки и внес в библиотеку, где положил на кушетку, затем, удостоверившись, что она не ранена, настоятельно призвал не вставить, вернулся в основную часть дома и попытался оказать Филипу помощь, остановив кровотечение из руки.

Пришел Дуайт, вскоре после него прибежал Боун с саквояжем доктора, за которым его послали в Киллуоррен. Коридор в Нампаре напоминал склеп.

Филиппу наложили на руку одиннадцать швов, перенесли в комнату Джереми, дали бренди, горячего молока и велели отдыхать. Пол только начал шевелиться. Дуайт решил, что у него, вероятно, проломлен череп. Его нельзя пока перемещать и посадить под замок, но все-таки привели констебля Парди, чтобы тот стоял рядом с ним на страже.

Филип прошептал Россу объяснения. Уже какое-то время он подозревал Пола и решил проследить за ним, когда появится возможность. Остановившись у Джеффри Чарльза, он пошел вместе с ним к костру и там заметил Пола и его ботинки на высокой подошве. Когда Пол покинул праздник, Филип последовал за ним, но потерял в темноте и решил, что тот пошел домой в Фернмор. Добравшись до Фернмора и не обнаружив его, он на «всякий случай» пошел в Нампару.

— Как раз вовремя, — сказала Демельза, — он спас мне жизнь.

Росс скрежетнул зубами.

— Господи! Я встретил миссис Заки только на полпути домой!

— Я сама виновата. Я отчасти подозревала Пола.

— Подозревала? И почему не сказала мне?!

— У меня было мало доказательств. Только кое-какие догадки... и... чутье, которое...

— На которое очень часто можно полагаться.

— Мне не хотелось подозревать Пола!

Запястья и лодыжки Демельзы ныли. Он слабости костей так просто не избавишься. Пол. Друг Джереми. Он никогда ей особо не нравился. Но только не такое. Не такое. Не это. Демельза пыталась разувериться в подозрениях. Не это. Не это. Еще совсем недавно он смотрел на нее — бесстрастно и с пронизывающим взглядом, и она была в страшной опасности. Острый нож у горла, и вместо того, чтобы лежать на этой кушетке, а позже в кровати вместе с Россом, она могла превратиться в покойницу, ее кровь смешалась бы с кровью капитана Придо в коридоре.

Люди приходили повидаться с ней в библиотеку. Всех потрясло это происшествие, но всех, даже Беллу и Генри, мягко выпроводили. Джеффри Чарльз взял командование на себя. Бен Картер и еще двое ставили поврежденную мебель на место и вытирали кровь. Но трудно скрыть такой ужас. Нож безумца.

Несколько часов спустя Демельза позвала:

— Росс.

— Что такое?

— Почему ты дрожишь?

— Что? Ничего подобного!

— Нет, дрожишь. Точнее, дрожал во сне.

— Я не спал. Хотя да, уже начал засыпать...

— Что такое?

— Я вдруг понял, что именно ты пережила. Картина так и стоит перед глазами: по одну сторону стола сидишь ты, по другую — он, и вы разговариваете. Пока он выплескивал на тебя яд своего извращенного сознания, я... я в это время смотрел на фейерверки. Почему я не учуял опасности?

— Потому что за все годы, прожитые здесь, нам ни разу не угрожала подобная опасность.

Он ненадолго замолчал.

— Когда я подошел... когда прижал к себе, ты на меня накричала.

— Правда? Да, точно. У меня случилась истерика.

— Понятное дело. Теперь до меня дошло... ты кричала, что мне следовало прийти, вместо того, чтобы разговаривать с Валентином.

— Говорю же. Со мной случилась истерика. Ты бормотал что-то про Валентина. Я не понимала, что говорю.

— Поэтому я хочу разъяснить подробнее. Когда я собрался уходить, Джеффри Чарльз рассказал, что Валентин выкрал Джорджи у матери. Я подошел к нему узнать, что это за идиотский план. Клянусь, я говорил с ним не больше трех минут!

— Что ж, в конце концов, все обошлось.

— Но я должен повиниться. Знаешь, когда я подошел к нему, то велел Бетси Мартин спуститься к тебе и передать, что я иду. А потом... потом я увидел... такую радость у нее на лице и понял, что прошу ее пропустить самое интересное зрелище, которое она вряд ли увидит еще раз, поэтому остановил ее и сказал, чтобы не беспокоилась. Не беспокоилась! Великий Боже, я мог обречь тебя на гибель!

— Я же говорила... откуда тебе было знать?

Росс накрыл ее руку своей.

— Ты спрашивала, почему я дрожу. Вот именно поэтому!

— Знаешь, Пол совсем свихнулся. Это так пугает! Вот как будто что-нибудь случилось с судовым компасом. Там магнитное поле или что-то в этом роде? Дуайт как-то объяснял. Так вот, словно у Пола компас сломался. Сейчас он ведет корабль в ошибочном направлении, убивает людей и при этом ведет себя так, словно ничего особенного не случилось. Его семья ни о чем не подозревала.

— Кажется, миссис Келлоу подозревала. Судя по тому, что сообщил констебль Парди о беседе с Келлоу, когда рассказал им о случившемся. Миссис Келлоу призналась, что Агнета Тренеглос укрывалась в сарае за ночь до ее убийства. А мистер Келлоу, по его словам, в ужасе от Пола.

— А Дейзи?

— Дейзи — нет. Даже сейчас отказывается верить. Мол, это все лживые измышления. Закатила истерику.

Демельза поежилась и с трудом успокоилась.

— Мне придется выступать на суде?

— Зависит от других доказательств. А также от того, как он поведет себя на допросе. Он может во всем сознаться. Как правило, у убийц причудливое сознание, они собой гордятся. Им нравится, когда другие слушают про их злодеяния. С тобой он говорил очень откровенно.

— Да, Росс, но тогда он не собирался давать моим показаниям дальнейший ход!

— Ты тоже не собиралась! Богом клянусь, верить не хочется!

— Что ж, значит, Валентина невиновен... — сказала Демельза чуть погодя. Она вздохнула, стараясь не разрыдаться. — Ему полегчает. По крайней мере, мне так кажется. Если только он не получал удовольствия от того, что его подозревают. Временами кажется, будто на его корабле тоже сломался компас.

На некоторое время они отвлеклись от ужасных мыслей про Пола Келлоу, и это пошло обоим на пользу. Уже пошел третий час, в кромешной тьме зимней ночи оба нуждались во взаимном присутствии, словно заново обрели друг друга. Женская рука и мужская переплелись, теплое дыхание напоминало исповедь человека, чья жизнь могла оборваться шесть часов назад из-за вторжения в дом друга, превратившегося в чудовище. В течение тридцати лет им не раз грозила опасность, но, как правило, опасность осознаваемая и ожидаемая, которая отчасти предполагалась и планировалась. А тут она нагрянула внезапно.

Демельза стояла на краю пропасти, и только благодаря милосердному вмешательству чужого, в сущности, человека ее оттащили от края.

Сон не шел. Демельзе хотелось подробно рассказать Россу о беседе с Полом, где тот разъяснял причины (безумные причины) убийств тех женщин. Основой всего было самооправдание и непомерный эгоизм, острая необходимость творить зло, чтобы доказать что-то себе и миру в целом. Но Демельза знала, что если начнет посреди ночи рассказывать об этом Россу, то не остановится, пока все не выльется в приступ рыданий и дрожи с головы до пят, за что она впоследствии будет себя презирать.

Оба задремали около четырех, а часом позже их разбудили петушиные крики. Звуки настолько привычные, что обычно не тревожили.

Белла и Гарри опоздали к завтраку: оказалось, что вчера вечером Гарри ненароком подпалил волосы у костра, поэтому перед завтраком Белла отвела его на кухню и подрезала волосы под правым ухом, чтобы сравнять с левой стороной, укороченной огнем.

— Белла считает, что должно быть ровно, — объяснил Генри.

— Тебе повезло, что ухо не поджег. — Демельза с благодарностью цеплялась за обычную рутину, хотя все еще не верилось в нее. — Что это было, хлопушка?

— Нет, римская свеча. Я поковырял ее, чтобы понять, почему она не выстрелила.

— И она выстрелила.

Генри просиял и кивнул.

— Именно.

— А где в это время находилась Эллен?

Эллен Проктор заплатили, чтобы она присмотрела за Генри. Тот отмахнулся.

— Ой, болтала то с Фредом Смитом, то с Маркусом Дэниэлом.

Демельза глянула на Росса, который улыбался и пожимал плечами.

— Говорил же, она слишком симпатичная для няньки.

Таким образом они мило беседовали на отвлеченные темы и избегали обсуждать вчерашнюю ночную трагедию, пока Гарри о ней не вспомнил. Его восхищала жестокость драки.

— Дубинка против ножа! Боже ты мой, как бы хотелось это увидеть! Бах — бум! Бах — бум! Бац-бац-бац! Когда я был маленьким, то обычно брал палку на пляж и бросал ее Фробишеру. Капитан Придо, наверное, хорошо вдарил Полу по башке. А где капитан Придо? Я думал, он в комнате Джереми.

— Он был там, но дядя Дуайт решил надлежащим образом перевязать ему руку, поэтому рано утром он ушел. Надо сходить навестить его, поблагодарить.

— Он словно... словно ангел возник из-под земли, — сказала Демельза.

Утро прошло беспокойно, в упорном стремлении подсознательно справиться со случившемся. Обедали позже, у Росса и Демельзы отсутствовал аппетит.

После обеда, когда Белла улучила момент и застала их в одиночестве, она робко произнесла:

— Вчера вечером у меня не вышло вам сообщить, но почта пришла около четырех, и я получила письмо от Кристофера. Вы сейчас прочтете или лучше вечером, когда у нас появится больше времени?

— Давай сейчас, — попросила Демельза.

— Конечно, — согласился Росс, — если новости хорошие.

— Ну да, вроде бы... — Белла вытащила из-за корсажа письмо, которое выглядело зачитанным до дыр. Рука Белла неуверенно протянула письмо, и кусочки сургуча просыпались на стол. — Вам это не понравится.

— Выбирать тебе, милая, — сказала Демельза.

Белла развернула письмо, окинула взглядом начало и сообщила:

— Мне предложили роль в «Ромео и Джульетте», но не стоит ожидать многого, потому что все решит собеседование. Меня прослушает мистер Фредерик Макардл. Если он одобрит мою кандидатуру, то мне предложат прикрывать миссис Шарлотту Бэнкрофт, которая играет Джульетту.

Минуту спустя Демельза переспросила:

— Прикрывать?

— Да, если миссис Бэнкрофт заболеет или произойдет что-то непредвиденное, меня позовут ее подменить. Это значит, что я должна знать ее роль слово в слово, и у меня будет возможность увидеть ее игру и поучиться. А еще, — она перевернула лист обратной стороной, — еще, если пройду собеседование, мне предлагают небольшую роль со словами. Просят сыграть Бальтазара, слугу Ромео. Хоть роль и не многословная, но я все время буду стоять на сцене рядом с Ромео!

Выдержав паузу, Росс сказал:

— По мне, так неплохое предложение. Вот только разве слуга Ромео не мужчина?

— Да, — согласилась Белла и слегка покраснела. — Видите ли, как объяснил Кристофер, кроме Джульетты, во всей пьесе не нашлось ролей для девушки. И кормилица, и синьора Капулетти, и Монтекки — это партии для немолодых особ. Есть, конечно, сцены, где они встречаются с девушками, но это бессловесные роли. Как известно... зачастую женщины играют и мужские роли.

— Все это чудесно. Но кто такой мистер Фредерик Макардл? — поинтересовалась Демельза.

— Постановщик. Все зависит от его одобрения. Но Кристофер уверен, что меня утвердят.

— Белле придется выучить назубок роль Джульетты, — размышлял вслух Росс. — Попутно она будет играть слугу Ромео, к тому же мужчину. Белла, ты точно с этим справишься?

— Ещё как!

— Он сказал, когда это будет?

— Дата не окончательная. Хотя... — Она запнулась.

— Хотя что?

— Ведь это начало декабря, и будет замечательно, если вы оба приедете на первое представление. Это не слишком эгоистично с моей стороны? Это поможет вам хотя бы на время отвлечься от событий прошлой ночи!

— Я с радостью поеду, — минуту погодя сказала Демельза. — Жаль, что я не была на «Севильском цирюльнике».

— Мы обязательно приедем, — добавил Росс.

Демельза потянулась и вздохнула.

— По крайней мере, об этом приятно поговорить. Честно говоря, я все еще чувствую себя неважно.

Полу Келлоу предстояло предстать перед судом пятнадцатого января, а до этого времени он останется под стражей в тюрьме Бодмина.

— Вряд ли он причинит неприятности, — сказал Дуайт Россу. — Я видел его перед тем, как его забрали. Вел он себя спокойно и невозмутимо. Само собой, он не слишком хорошо соображал после удара Филипа Придо. Но пожелал обсудить со мной, почему туберкулезная палочка в основном поражает женщин, а не мужчин. Мне пришлось сказать, что статистика эту теорию не подтверждает, но он продолжал настаивать, будто женщины легче заражаются, а их тела быстрее подвержены распаду и гниению. Он подразумевал, что убийством нескольких из них только внес вклад в благосостояние общества, но зашел Парди, и он замолчал.

— Как отреагировала его жена? — спросил Росс. — Я о ней ничего не слышал.

— Я пока не виделся с ней. Знаю, она его не навестит.

— Как думаешь, она подозревала?

— Сомневаюсь. Может, она и чувствовала что-то, но, как и мать, предпочла не обращать внимания. Такие мужчины очень умны и находчивы.

— Могут ли его повесить, когда ясно, что он не в своем уме?

— Наверное. Но когда наступит черед суда, я надеюсь высказаться в его защиту. Ты не возражаешь?

— Даже не знаю. А на каком основании?

— Его ударили по голове много лет назад. Вероятно, не так крепко, как вчера ударил Придо. Угодил прямо в лобную кость. Предыдущий удар пришелся в левую затылочную область у основания черепа, и хотя повреждение на вид не слишком значительное, но эта самая уязвимая область и, скорее всего, удар нанес необратимый ущерб.

— Ты в то время его осматривал?

— Не знаю, в курсе ли ты, что Стивен Каррингтон и Пол еще до женитьбы Стивена на Клоуэнс провернули какую-то безрассудную авантюру в Плимуте, купили, а потом продали какой-то корабль. В Плимутском доке их пытались забрать во флот, но они устроили драку и сбежали. А по возвращении домой обоим требовалось лечение. И они пришли ко мне.

— Я такого не помню, может, Клоуэнс в курсе.

— С того времени примерно пару раз в год Пол приходил ко мне и жаловался на головную боль, а я помогал по мере сил. Вполне возможно, полученная тогда травма возымела долгосрочные последствия и повлияла на его поведение.

— И ты думаешь, что если дашь показания, он избежит смертной казни?

— Нет, но есть вероятность. И я считаю целесообразным подать ходатайство о смягчении приговора.

Они посмотрели друг на друга, заранее зная, что скажет каждый.

— Уверен, у него все равно нет выхода, — высказал Росс. — Если бы мне пришлось выбирать, я бы согласился на веревку.

Они еще немного прогулялись.

— А как Филип Придо?

— О, руку он не потеряет. Но существовала опасность из-за разрыва артерии. Жгутом ты спас ему жизнь.

— Он вернулся в Тренвит?

— Я схожу к нему сегодня вечером. Но порез чистый; инфекции не должно быть.

— У женщин, которых убил Пол, инфекции не было,— мрачно отозвался Росс.

В это время потрясенная Кэролайн пришла поддержать Демельзу. И не меньше ее потрясло предложение Демельзы вдвоем навестить Келлоу.

— Ты не устаешь меня удивлять, дорогая. Хотя ты ходишь в церковь немногим чаще меня, но демонстрируешь христианские порывы, которые большинство христиан успешно подавляют.

— Не знаю насчет христианских порывов, — ответила Демельза. — Может, я ошибаюсь, но многие люди невольно вовлечены в преступления Пола. Трое из них — наши ближайшие соседи. Меня в дрожь бросает от мысли, что они сейчас чувствуют. Невозможно представить, что они знали об этой черте характера Пола, и мне кажется, надо их поддержать.

Кэролайн в знак дружбы больше не выдвигала возражений. В ее глазах Пол был убийцей, и она сомневалась, что на воспитавшей его семье нет вины. О чем может говорить чудом уцелевшая жертва с матерью убийцы?

В конце концов она убедилась в своей правоте, поскольку визит не увенчался успехом. Миссис Келлоу рыдала у камина. Мистер Келлоу сидел за столом и почти опустошил бутылку бренди, лысая голова обливалась потом, который он постоянно промакивал. Говорил он мало, но Кэролайн заподозрила, что он пытается отчасти переложить вину Пола на общество в целом, а все, кто к ним приходит, хотят лишь позлорадствовать. Дейзи обуздала истерику.

Похоже, кто-то спокойно поговорил с ней и убедил, что от мрачной действительности не убежать. Так что пока она предпочитала не говорить на эту тему. Потрясение временно приостановило кашель, Дейзи прогулялась с ними и беседовала с нарочитой веселостью, подобно хозяйке вечеринки, приветствующей нежеланных гостей.

Осознав, что Кэролайн оказалась права, и кляня себя за ошибку, Демельза уже хотела найти повод для ухода, как увидела Валентина Уорлеггана и Дэвида Лейка. Они направлялись в Нампару, но решили заскочить к Дейзи, чтобы утешить ее. На этот раз Валентин решил, как и Демельза, что подобает по-соседски посочувствовать страшной трагедии невинных людей.

Разговор продлился еще минут пятнадцать. Они попытались обсудить фейерверк, свадьбу Клоуэнс, обнаружение небольшой оловянной жилы в новом стволе на Уил-Элизабет, поездку Беллы во Францию, беременность Эсси и откровенное желание Бена иметь сына. Но временами повисало гнетущее молчание, напоминающее хрупкие ледяные сосульки.

Валентин и Дэвид приехали верхом и проводили дам до Нампары, держа лошадей в поводу.

— Ты не взял с собой Джорджи? — спросила Демельза у Валентина.

— Я подумал, что сейчас не вполне подходящий случай для детского лепета. — Он пригляделся к Демельзе. — Наверное, ты пережила жуткое потрясение вчера вечером.

— Я? Да, конечно. Со временем...

— Меня это не удивляет. Но поражает, что ты сегодня ведешь себя, как будто... словно...

— Как будто ничего не случилось? — Валентин выражал искреннюю заинтересованность, поэтому Демельза продолжила: — Я стараюсь вести себя как обычно, чтобы... выкинуть это из головы. Само собой, у меня это никак не выходит из головы; но прогулка, привычные житейские дела...

— Все равно, обычная женщина два дня бы не вставала с постели из-за пережитого шока. — Валентин прищурился и нахмурился. — Мне следовало это предвидеть, предупредить хоть кого-то... только вот я не знал, кого именно.

— Тебе? Но почему?

— В последний месяц я часто виделся с Полом и Дейзи. Мы с Полом разговаривали. Он кое-что упоминал. И за последние две недели он стал совсем странным.

— Он кому-то угрожал?

— Нет. Что ты. Просто его отношение, особенно к женщинам...

— Он говорил обо мне?

— Нет.

— И что ты мог поделать?

— Ох, знаю, знаю. Но Филип смог.

— Только когда Пол проявил себя.

Валентин не переставал хмуриться.

— Филип по счастливой случайности оказался поблизости. А я... постоянно находился поблизости. Мог бы хоть намекнуть Россу.

Нестор заржал и тряхнул поводьями.

— Твой конь не согласен, — пошутила Демельза. — А кто присматривает за Джорджи в твое отсутствие?

— Полли Стивенс. Которая Оджерс.

— Батто ничего ему не сделает?

— Батто его обожает. В любом случае, я нанял еще двоих, чтобы присматривали за Батто.

— Он счастлив?

— Кто? Батто?

— Ты прекрасно знаешь, про кого я говорю.

— Джорджи? Джорджи хочет увидеть маму.

— Это тебя удивляет?

Валентин бросил взгляд на шагающую рядом Демельзу.

— Ей-богу, я рад, что этот чокнутый не добрался до тебя с ножом. Удивительно, что тебя не развезло.

— Еще как развезло в тот момент.

Позади них беседовали Дэвид Лейк и Кэролайн Энис. Последней не особо нравилось ходить пешком, и она ездила верхом, за исключением коротких маршрутов. Кэролайн частенько жаловалась Россу, что его супруг не умеет беречь силы.

— Утром приходила Селина с кузиной-мегерой Генриеттой, — сообщил Валентин. — Я бы их не пустил. Но, к счастью, малыш Джорджи гулял с Дэвидом. Но иногда он просится к маме.

— Ты выгнал ее?

— Нет, предоставил ей возможность войти и остаться. По сути, вернуться ко мне. Занять законное место жены в моем доме и с нашим ребенком. Теперь для нее нет никаких препятствий. Пол легко признался (или практически сознался) в убийстве Агнеты. Селина делала вид, что подозревала меня... хотя думаю, это всего лишь предлог. Может, я и не сама невинность, но уж точно не убийца. Что ж, теперь этого предлога не стало.

— Но она ушла?

— Вместе со своей драконихой.

— Ты знал, что твой отец в отъезде, когда забирал Джорджи?

— Разумеется. И пожалуйста, милая и красивая кузина, прекрати называть Плавильщика Джорджа моим отцом.

Демельза задумалась.

— Разве это не общепринятое мнение? Ты носишь его фамилию. Почти все считают тебя его сыном.

— Ну да. Ну да. Но это только между нами, по-дружески.

Демельза задавалась вопросом, допустимо ли утверждать, что можно искоренить за тридцать лет всю жгучую ревность и «по-дружески» делиться такими тайнами. За прошедшие годы это их самый долгий личный разговор, привычный скрытый сарказм в его голосе отсутствовал. Никогда прежде он так откровенно и искренне не заявлял о том, насколько рад, что Демельза выжила. По своей природе она тепло относилась к людям и поэтому подумала, что, может, они станут лучше понимать друг друга. Вполне вероятно, когда Валентин в следующий раз приедет в Нампару, она обрадуется ему и посчитает не проблемой для семьи, а дружелюбным дополнением.

Когда они добрались до Нампары, Демельза заметила привязанных лошадей и вспомнила, что сегодня четверг — когда приезжают в гости Кьюби и Ноэль.

Совершенно очевидно, что миссис Гимлетт успела путанно доложить молодой миссис Полдарк о случившемся в Ночь Костров. Кьюби обняла свекровь.

— Дорогая, какой ужас! Вы оправились?

Обнимая Ноэль, Демельза поведала Кьюби некоторые подробности, но не рассказывала всего в присутствии Ноэль. Валентин и Дэвид отказались от приглашения пройти в дом, поэтому вскоре поцокали на лошадях прочь в сгущающиеся ветреные сумерки. На замену им приехали Росс и Дуайт. Нить разговора протянулась между мрачностью и обыденностью. Вскоре Кэролайн и Дуайт ушли, Генри с мальчишеской ухмылкой поздоровался с Ноэль, Белла вышла из библиотеки, где распевалась.

Закончился ужин. С неохотой, поскольку это казалось незначительным, Кьюби познакомила их с новостями о делах семейства Тревэнион. Сказанное она завершила фразой о том, как сильно помог Филип Придо. Он еще поблизости?

— Мы виделись утром, — сообщила Демельза, — просто чтобы его поблагодарить.

— А рана... серьезная?

— Он ведет себя так, как будто нет, — ответил Росс. — Когда мы пришли в Тренвит, он только что вернулся из Тревонанса, где царило волнение из-за Уил-Элизабет.

— Волнение? Будем надеяться, что для разнообразия хотя бы приятное.

— В стволе Рассвет на месте старых выработок обнаружили неплохую оловянную жилу. Выкопали там штольню и пока остановились; там на редкость много воды, и это хороший знак, хотя насос стоит не на том месте. Посмотрим.

— Можем утром туда сходить, — предложила Демельза к удивлению Росса.

В ту неделю, пока у них гостили Кьюби с Ноэль, жизнь в деревне стремительно возвращалась в привычное русло. Полдарки из Нампары принимали Полдарков из Тренвита, в том числе и Филипа, который умудрился избежать предостережений Демельзы и как ни в чем не бывало ездил верхом с подвязанной рукой.

Они дважды наведывались к шахте и возобновили знакомство с Джорджи Уорлегганом, который показался им довольно общительным ребенком. А еще осмотрели жилище Батто, наблюдая, как обезьяна прогуливается за руку с Валентином и курит как какой-нибудь франт. Середина ноября выдалась теплой, не «бабье лето», как в прошлом году, но все же скупое осеннее солнце еще делилось теплом, и ночи стояли не очень холодные. Одолевали полчища поздних мух, но с ними время от времени воевал Генри, которому это явно доставляло удовольствие, остальным же было все равно. Демельза старалась отогнать от себя мрачные мысли о Келлоу из Фернмора. Тошнотворное чувство в солнечном сплетении постепенно отступало.

Накануне возвращения в новый домик под Бодмином Кьюби каталась с Демельзой на лошадях по берегу недалеко от Святого Источника. Спешившись, они оставили лошадей, а сами сели на гладкие сухие валуны, возвышавшиеся над водой. На протяжении всех лет утрат и лишений они нашли взаимопонимание и общие интересы. Ноэль всегда объединяла их и служила постоянной темой для разговоров. Но сегодня о ней не говорили. Некоторое время Демельза размышляла о странном умопомешательстве Пола Келлоу и своем спасении. А потом спросила Кьюби, как та познакомилась с Филипом Придо.

— Это случилось вскоре после Ватерлоо. Достопочтенная миссис Фолкирк пригласила меня на утешительный прием для вдов войны. Единственным моим желанием тогда было скрыться ото всех и плакать, но она познакомилась со мной и Джереми в Брюсселе, и я чувствовала себя обязанной пойти. В итоге я пошла. И там был Придо. Весь на нервах и хотел уйти пораньше, но я убедила его остаться, мы побеседовали о Корнуолле. Поэтому, когда около трех лет назад он вернулся в Корнуолл, мы легко подружились.

Демельза наблюдала за чайкой у воды, птица чистила перышки при тусклом свете солнца.

— На всю жизнь я останусь перед ним в долгу. Дело не только в том что произошло, но позволь спросить... он тебе нравится?

— Нравится? Более чем. Когда разорился брат, только он поддержал меня... всех нас.

Чайка настороженно взглянула на привязанных лошадей и поковыляла прочь. Демельза всматривалась в морскую даль.

— Ты замечала, как прекрасна волна, когда она приближается к берегу на таком большом пляже? Я всегда любуюсь волнами из окна. Поверхность моря кажется спокойнее, чем волна под ней, будто море и волна движутся в противоположные стороны. Чем-то напоминает верблюжьи горбы, перекатывающиеся из стороны в сторону. А потом, достигнув предела высоты, волна обрушивается на берег белыми брызгами пены.

— Я всегда наблюдала это явление из Каэрхейса, — сказала Кьюби, — хотя лучше всего это видно на южном побережье. Она взяла пригоршню песка и пропустила сквозь пальцы. — А вам он нравится?

— Кто, Филип? О да. Очень.

— Похоже, Клоуэнс счастлива с лордом Эдвардом. Несомненно, она заслуживает мужа получше, чем Стивен Каррингтон!

Но Демельза не сменила тему.

— Извини, возможно, это не мое дело, но я спрашиваю из любви к тебе.

Карие, обрамленные темными ресницами глаза Кьюби щурились от солнца.

— Вы намекаете, что Филип мне не просто нравится? При других обстоятельствах так бы и случилось.

Какое-то время обе молчали.

— Как сейчас помню — пять лет назад, пятнадцатое июня, — продолжила Кьюби. — Мы с Джереми находились в Брюсселе, проводили вечер того дня вдвоем. Джереми вернул приглашения на бал герцогини Ричмондской, которые с трудом достал. И мы поужинали в любимом ресторанчике на углу площади, только мы вдвоем. Пусть тогда было неспокойное время, но для нас оно оказалось счастливым, потому что мы были безмерно поглощены друг другом. Говорили о нашем будущем ребенке, хоть я еще была на четвертом месяце. Я тогда сказала, что хотела бы девочку, а он ответил, что если придется ждать ее появления до Рождества, то назовем Ноэль. Все было одновременно легко и тревожно. Он пытался успокоить меня, рассказав о том, как неточно стреляют британские ружья. Удивляюсь, сказал он, как из них вообще можно попасть. Потом мы пошли в нашу квартиру — помните её? — и долго лежали в темноте, говорили, любили друг друга, пока не услышали стук в дверь. Ординарец Джереми пришел с посланием от сэра Уильяма де Ланси, генерал-квартирмейстера. Джереми приказывали немедленно вернуться в полк и отправиться... думаю, в Брен-ле-Конт. Та ночь. Тот момент.

Я помогла ему одеться и собрать вещи. Где-то снаружи завывали военные рожки и пронзительные дудки. Перед его уходом мы поговорили. Запланировали небольшой ужин на следующей неделе. Он пообещал мне... пообещал не опаздывать «после этой небольшой стычки». Чувства переполняли мое сердце. Но даже тогда я не думала, что никогда больше его не увижу. Нет! Нет! Это против природы! Это против нашей молодости! Ох, с каким облегчением мы бы вздохнули, если бы он пришел домой! Бой был серьезный, но все закончилось. Теперь мы можем продолжить праздник, и снова вместе стать счастливыми, счастливыми, что все закончилось, по крайней мере, на какое-то время. Когда он ушел, я прислонила голову к двери и заплакала. Но это были слезы грусти и тревоги, а не смертельной утраты. В душе я знала, что он вернется. Но он так и не вернулся. Так и не вернулся... Я еще помню прикосновение его губ, когда он ушел тем вечером.

Демельза прижала руку к сердцу.

— Довольно себя терзать. Мне не следовало тебя спрашивать.

Кьюби улыбнулась сквозь слезы.

— Возможно, и следовало. Возможно вы, как всегда, больше знаете о нас, чем мы сами. Возможно, видите, как мне одиноко. Ноэль для меня радость и успокоение, но по мере приближения ее пятилетия одиночество только усиливается. Как будто я долгое время жила в своем мирке, а потом он стал расширяться, жизнь катится, а я чувствую себя потерянной. Звучит так, будто я себя жалею, верно?

Демельза смахнула слезы.

— Хорошо, что мы об этом поговорили.

— Удивительно, — продолжила Кьюби, — как жизнь с Джереми отдалила меня от Тревэнионов. Я не забываю о матери, люблю Клеменс, терпима к Джону и Огастесу. Но больше не часть семьи, мне чужды их интересы. Может, было бы неплохо снова выйти замуж, но вряд ли это случится.

— Почему бы и нет? — предложила Демельза.

— За Филипа? Да он ни на кого не смотрит, кроме Клоуэнс. До сих пор.

— Вероятно, ему тоже одиноко.

— Разве чувство одиночества — хорошая основа для брака?

— Иногда, постепенно возникнет привязанность. Нет, извини, я заговариваюсь. Это как-то черство. Ты права, одиночество не повод, особенно для такой молодой особы, как ты. Я сужу с высоты прожитых лет.

Кьюби похлопала свекровь по руке.

— На этой неделе он прямо герой всех газет. Найдется куча прелестных девиц, готовых лишиться чувств от одного его прикосновения.

— А я заметила, что он на тебя посматривает, — сказала Демельза.

— Наверное, — ответила Кьюби, — только он видит то же, что и все: мрачную вдову с ребенком-сиротой.

— Не думай о себе так. Из-за подобных мыслей ты скоро и выглядеть так будешь. Ты больше не ощущаешь себя Тревэнион, но теперь ты Полдарк.

— Я все еще сестра печально известного банкрота и вдова храброго военного, без гроша в кармане. Идемте, дорогая свекровь, сядем на лошадей и галопом поскачем домой. Может, все наши иллюзии вылетят из головы.

 

Глава пятая

Двадцатого ноября за Беллой приехал Кристофер, и на следующий день молодые люди отправились в Лондон.

Клоуэнс прислала Белле радушное приглашение остановиться в Лансдаун-хаусе, однако Белла, которой предоставили возможность решать самой, очень мягко и деликатно отказалась. Впоследствии она призналась Демельзе, что лорд Эдвард и без того подарил ей такой шанс, и она не могла, просто не могла принять от него что-либо еще, и она обязана, просто обязана самостоятельно встать на ноги.

На замечание Демельзы, что на подобное обращают внимание «только ревнивцы», она ответила:

— Я знаю, мама. Ничего не могу поделать. Мне очень жаль.

Кристофер заявил, что раз уж Белла отменила бракосочетание, они не поселятся в новом доме на Грин-Лейн, а потому, чувствуя, что все их прежние обещания друг другу приостановлены, на полгода сдал дом в аренду. Кристофер лгал. Он продал дом, потому что нуждался в средствах для чего-то другого. Немного поразмыслив, Белла в конце концов отказалась от апартаментов миссис Паркин на Георг-стрит, решив вернуться к миссис Пелэм.

Длинное, пылкое и полное извинений письмо сыграло свою роль, и миссис Пелэм, откровенно говоря, обрадованная возобновленным общением, согласилась принять ее у себя на два месяца. Так что все снова стало как раньше. Или почти как раньше. Белла навестила Фредерика Макардла, сурового, сверкающего черными бровями уроженца Ольстера, обладавшего крупными руками, неуклюжей походкой и превосходной репутацией в театральной сфере. Она также посетила Джозефа Глоссопа, нынешнего владельца театра — человека полного, проницательного и скрупулезно любезного.

Любезность, однако, не помешала ему рассмотреть Беллу с профессиональным интересом, а кроме того, он присутствовал, когда Макардл просил ее произнести монолог из второй сцены третьего акта, когда Джульетта узнает, что Ромео убил Тибальта, начиная со слов: «О, сердце змея, скрытого в цветах! Так жил дракон в пещере этой дивной?»

Мистер Глоссоп заботливо предложил ей предварительно размеченный текст роли, но Белла, за две недели впитавшая позаимствованный из школы миссис Хэмпл текст, произнесла его без каких-либо подсказок. Когда закончились слова Джульетты, она остановилась.

— Дальше вступает кормилица. Мне продолжить?

После короткой паузы, пока каждый ждал, что скажет второй, Макардл произнес:

— Нет-нет, это было хорошо. Теперь, пожалуйста, просто маленький отрывок из Бальтазара. «Я принес своему хозяину весть о смерти Джульетты». Акт пятый, сцена третья. Всего несколько строк!

Белле пришлось прочитать и это, слегка приглушив голос.

— Оч-чень хорошо! Мы начнем чтение по ролям со следующего понедельника. Я прослежу, чтобы уведомили капитана Хавергала.

Тем же вечером Кристофер явился в Хаттон-Гарден и сообщил, что Макардл прислал со своим внуком специальное сообщение в Банк Ротшильдов, в котором говорится, что он готов нанять мисс Полдарк в качестве дублерши Шарлотты Бэнкрофт, а также для самостоятельного исполнения в этой пьесе роли Бальтазара. Ей заплатят за выступление четыре фунта, подняв гонорар до пятнадцати фунтов, если по какой-то случайности ей придется заменить миссис Бэнкрофт.

— Ты сделала первый шаг, дорогая, — сказал ей Кристофер, — гонорар пока не королевский, но для начала пойдет.

— Жду не дождусь начала! — воскликнула Белла. — Тетушка, вы придете на первый спектакль?

— Полагаю, что да, — ответила миссис Пелэм, — я никогда не бывала в «Кобурге». Это приличное место, Кристофер?

— О, разумеется! Получше, чем некоторые из фешенебельных театров, наводненных падшими женщинами. Район небогатый, но компания «Ватерлоо бридж» занимается его перестройкой. Очевидно, в ее интересах развитие этого округа, поскольку это дает возможность собирать плату за проезд.

— Я заметила кое-что, когда выходила, — сказала Белла, — плакат с рекламой будущих спектаклей, один назывался «Двое влюбленных из Вероны». И он тоже выйдет в декабре.

— Это и есть наша постановка, — ответил он. — Согласно устаревшему закону, только двум театрам разрешено ставить Шекспира — «Друри-Лейн» и «Ковент-Гарден». В результате у них всегда есть выбор актеров и возможных постановок. У всех остальных театров — у новых, таких как «Кобург», «Суррей» и «Олимпик», и у старых, вроде «Хаймаркет» и «Кингс», есть стойкое и сильное убеждение, что так больше продолжаться не должно. Общественное мнение поможет преодолеть эту преграду, но пока этого не произошло, остальные театры будут искать способы обойти «патентный закон». Так что иногда приходится увиливать, переложив пьесу Шекспира на музыку, изменив название и кое-какие строчки там и тут.

— Там не говорилось, что «Двое влюбленных из Вероны» — это по Шекспиру.

— В программе будет сказано. И без того все знают.

— Кристофер, ты был в этом театре? — спросила миссис Пелэм.

— О да! Я водил туда Беллу два раза в прошлом году. Как вам известно, его покровитель — Эдвард Фитцморис.

— Мне показалось, что это чудесный театр! — заметила Белла. — Гораздо современнее, чем многие другие! — Она хотела сказать «чем театр в Руане», но подумала, что лучше не ссылаться на театр Жанны д'Арк в нынешней компании.

— Я теперь нечасто бываю в театрах, — сказала миссис Пелэм.

— Сейчас так мало ставится пьес, предпочитают представления с животными и драки. Все меняется к худшему, и сдается мне, не только из-за моего возраста.

— Публика меняется, — сказал Кристофер. — Два патентованных театра так разрослись, что приходится каждый вечер привлекать огромную аудиторию. Многие горожане из нового среднего сословия не имеют вкуса, но имеют деньги, и без них не удастся заполнить большие театры, старой аристократии для этого не хватит. Вот почему Эдвард Фитцморис и подобные ему джентльмены помогают маленьким театрам, вкладывая в них средства. В «Кобурге» и в других местах сейчас ставят много мелодрам — по сути, банальный мусор, но они изо всех сил стараются улучшить пьесы. Для этой постановки Глоссоп переманил Макардла из «Друри-Лейн» и наверняка соблазнит еще пару актеров из патентованных театров.

— И еще кое-что, Кристофер, — сказала Белла. — Ты должен научить меня ходить.

— Ходить?

— Как ходят мужчины. И сидеть по-мужски. Мне нужно перенять манеры. В конце концов, у нас на это целых две недели.

— Ох, с удовольствием! Ты отличный пародист.

— Я так полагаю, что это в традициях театра, — сказала миссис Пелэм. — В лучших традициях. Но, по-моему, все это чуточку неприлично.

— Так вот, подобная ситуация для меня неприемлема, — начал Джордж. — Хотя ты сама виновата, что поставила себя в затруднительное положение. Надо лучше следить за ребенком!

— И каким образом? — вскипела Селина. — У меня всего двое слуг! Я могу себе позволить только двоих на ваши средства! Генриетта взяла его на прогулку, а они там поджидали!

— После этого ты приходила в Плейс-хаус?

— Естественно! Сначала я вообще не поняла, что произошло. Затем поехала с Генриеттой утром в четверг. Он не позволил мне увидеть сына!

— Валентин не позволил увидеть маленького Джорджа? Что он сказал?

— Что если я вернусь в Плейс и займу законное место жены, то и займу и законное место матери!

— Так почему бы так не поступить? — спросила Харриет.

Селина посмотрела на нее с откровенной ненавистью.

— А ты бы так поступила на моем месте?

Харриет махнула рукой.

— В том-то и дело. Ты — это не я. Не я выходила за него замуж. Судя по всему, когда ты выходила за него, то была влюблена. Или считала, что влюблена. Нашла его привлекательным. Он вопреки желанию отца женился на тебе. Ведь одно время вы испытывали друг к другу чувства...

— Погоди, — раздраженно прервал Джордж, — препираться сейчас ни к чему. Надо хорошенько поразмыслить. Ты заходила в Плейс-хаус?

— Не дальше прихожей.

— И как он выглядел? Ты... заметила там признаки распутства... безумств?

— Откуда? Их не увидеть в одиннадцать утра.

— А другие женщины там присутствовали?

— Я не видела. Скорее всего, отсыпались после ночного пьянства.

— Кто присматривает за Джорджи?

— Местная женщина. Полли Стивенс.

— Ты знаешь ее?

— Знаю, как и все жители деревни. Валентин сообщил, что она была его нянькой в детстве.

— А, Полли Стивенс. Которая Оджерс. Моя жена... первая жена ее нанимала. Так вот, она... приличная, порядочная женщина. Понимаешь, Селина, если дело дойдет до судебного разбирательства, защита заявит, что у отца преимущественное право на сына. Если докажут, что отец ведет беспорядочный образ жизни, что он имел связи с проститутками, что дом непригоден для воспитания ребенка, тогда опеку передадут супруге. Но церковный суд проявит снисходительность к мужчине, которого лишили поддержки и общения, потому что жена его бросила и не вернулась. Валентин может подать встречный иск на возобновление супружеских прав.

Взгляд Селины сейчас как никогда напоминал кошачий, грудь вздымалась и опускалась.

— Это отвратительно!

— Отвратительным это кажется тебе. Но у закона беспристрастный взгляд на ситуацию.

После непродолжительного молчания Харриет зевнула.

— Возвращайся к нему. Пока ты в доме, он не станет там распутничать.

— Помолчи, Харриет, — оборвал жену Джордж. — Селина положилась на мою защиту. Я пытаюсь найти выход. Похищение сына у Валентина даст преимущество.

Заявление Джорджа порадовало Селину.

— Можно вернуть его тем же способом.

Джордж взглянул на нее.

— Я не готов нарушать закон. Я лично никогда его не нарушал, так что...

— Вы его не нарушите! Разве это нарушение закона? Это семейный спор!

— Ты можешь оказать финансовое давление, — предложила Харриет.

— С чего ты вдруг так говоришь? — требовательно спросил Джордж.

— Да потому, милый мой, что ты смотришь на все сквозь искаженную подзорную трубу — видишь все в строгих меркантильных и финансовых рамках.

Джордж какое-то время переваривал это заявление. Непонятно, то ли жена забавляется, то ли оскорбляет, но подобная откровенность Харриет в присутствии другой женщины ему совсем не понравилась.

Однако Селина не придала значения метафоре.

— Он должен вам денег?

— Нет.

Джорджу не хотелось говорить на эту тему.

— Филип сказал, что на шахте Валентина нашли олово, — продолжила Харриет, — но разве не ты владелец?

— Владелец — банк. Но только доли в шахте. Ты прекрасно знаешь.

— И сколько у банка акций?

— А почему ты не спросишь у Филипа? Он ведь все знает.

— Не все. Я никогда не спрашивала о структуре новой компании. Он лишь упомянул о находке... олова, как о причине своей вчерашней задержки.

— Собственно говоря, — ответил Джордж, — Банк Уорлеггана владеет сорока пятью процентами акций Уил-Элизабет.

— Значит, можно пригрозить закрыть шахту, если он не отдаст Джорджи, — предложила Селина.

— Я еще не... банк еще не получил доклад от Требетика, управляющего шахты, — осторожно заметил Джордж. — Придо — непрофессионал, подставное лицо и служит определенной цели. Мне нужен полный анализ, прежде чем грозиться закрыть перспективное предприятие.

Харриет встала.

— Пойду проведаю собак. Мой тебе совет, Селина, возвращайся к Валентину. Когда окажешься в доме, не составит труда снова уйти с Джорджи в руках, как только представится возможность.

Письмо от Изабеллы-Роуз Полдарк:

Дорогие папа и мама! Вот я и здесь, обосновалась в Хаттон-Гарден, ежедневно пересекаю Темзу через мост Ватерлоо и посещаю Королевский «Кобург-театр». Мимоходом я спросила у мистера Глоссопа, откуда такое название у театра, и он ответил, что театру покровительствует его высочество принц Леопольд Саксен-Кобургский, супруг английской принцессы Шарлотты Уэльской, которая взошла бы на престол, будь она жива. Не верится, что принц или принцесса покровительствовали театру, но это обеспечивает ему доброе имя, а слово «Королевский» повышает авторитет.

Актерский состав полностью утвержден, и роли распределены следующим образом. Я играю Бальтазара, слугу Ромео. У меня нет особого представления, как его играли раньше, но если Ромео около двадцати, то, наверное, я тоже должна молодо выглядеть.

Ромео играет Артур Скоулз. Стройный, небольшого роста, темноволосый и с бородкой. Приятный юноша, по-моему, прекрасно декламирует текст, но иногда излишне распаляется. Надеюсь, ему удастся самое лучшее приберечь на вечер премьеры.

Джульетта — Шарлотта Бэнкрофт. Говорят, ей двадцать шесть, но играет роли молодых. Тоненькая, элегантная, высокого мнения о себе. Приятный голос. Мистер Глоссоп переманил ее из «Друри-Лейн».

Меркуцио — Генри Дэвидсон. Смутно напоминает папу. Естественно, это значит, что он очень хорош собой! У него самые чудесные реплики! Как бы мне хотелось его сыграть! У актера репутация дамского угодника.

Тибальт — Фергюс Флинн. Его переманили из «Ковент-Гардена». Черноволосый ирландец. Все время шутит. Не может усидеть на одном месте. Идеально подходит для роли злодея. Мне бы он понравился, если бы не ненависть к нему из-за убийства Меркуцио. Так интересно наблюдать, как они фехтуют!

Всех перечислять не стану, но у синьоры Монтекки западный акцент, и я узнала, что она из Лонсестона! Кормилица говорит, что она сыграла роль тридцать шесть раз в четырех различных постановках. Она немного напоминает Шар Нэнфан.

Знаете, в середине пьесы (первый акт, пятая сцена) выступают музыканты, которые прервут действие пьесы на целых пятнадцать минут! Пусть это для того, чтобы обойти закон, но признаюсь, мне очень понравилось, я считаю, что зрителям тоже понравится. На первом прогоне они играли Вивальди и Моцарта, и я еле сдержалась от искушения, чтобы не запеть!

Росс развеселился.

— Выражается, как бывалая актриса.

— Похоже, она счастлива, — отозвалась Демельза. — Даже упомянула про пение!

— Но ничего не сказала про Кристофера или Мориса. Наверное, оба затаились.

— Она получила письмо от Мориса перед отъездом. Тот с головой увяз в постановке в Руане какой-то пантомимы на Рождество. Так что теперь для Кристофера путь свободен.

— Знаешь, порой у меня возникает странное предчувствие, что в конце концов она сорвет все планы и выйдет вообще за кого-то другого.

— Для Кристофера это станет тяжким ударом. Но ради него она вряд ли пойдет на такое.

— Ты совершенно права. — Росс стал набивать трубку. — Изабелла-Роуз, наша хозяйственная дочь. Доила коров, откармливала телят, собирала яйца, делала масло и сыр. Ты могла себе такое представить? Лично я — нет. Так или иначе она бы все равно сразила всех. Может, пела бы в местном хоре, пока ее не заметил кто-нибудь и не пригласил в Эксетер или Бат. Но Кристофер поместил ее в самый центр всего.

— Он заслуживает ее.

— Люди не всегда получают того, чего заслуживают.

— Ты что-то знаешь и не все мне рассказал? В Руане еще что-то случилось?

Росс затянулся несколько раз, раскуривая трубку, загасил лучину и швырнул в камин. Нечасто он лгал Демельзе.

— Ничего такого я не слышал. Но совершенно очевидно, что между ней и Морисом не просто обычные отношения дирижера и певицы. Это заметно всем, кто видел их вместе. Понятия не имею, что между ними — банальный флирт или что-то посерьезнее. Разумеется, он сделал предложение, но опоздал. Если не говорить о том «кто кого заслуживает», очень надеюсь, если ей предстоит выбрать, она выберет Кристофера. Морис не выглядит вечно преданным супругом.

— Откуда нам знать, что Кристофер преданный?

— Ниоткуда, — ответил Росс.

 

Глава шестая

На следующий день Росс поехал в Трелиссик к Ральфу Аллену Дэниэллу; у них были общие деловые интересы, включая плавильное предприятие на окраине Труро, а Дэниэлл слег на месяц с подагрой. Насос Трелиссика находился на полпути к крутому холму от парома короля Гарри; на обратном пути, выйдя на заросшую травой колею, Росс мельком взглянул на отплывающий паром и перевел взгляд на взбирающихся на холм людей, включая одного всадника и двух запряженных лошадей. Росс заметил, что рука у всадника висит на перевязи, и моментально узнал черный плащ и прямую осанку.

Росс остановился, наклонившись к лошадиной морде.

— Филип! Вижу, ты совсем не отдыхаешь.

— Сэр Росс, — Филип снял шляпу. — Я достаточно отдохнул. Рука почти зажила. Знаете, ваш Дуайт Энис наложил одиннадцать или двенадцать швов и настолько деликатно, что напоминало булавочные уколы. Обычно армейский хирург, а я-то уж знаю по опыту, обращался с пациентами так, будто латает седло!

— Ты приехал на пароме?

— Да, надо было съездить в Менабилли.

— Долгая поездка.

— Весьма. Как ваша жена?

— Вроде оправилась. Я в долгу перед тобой.

— Слава Богу, я оказался поблизости. Я много разъезжал по делам и мог оказаться вообще в противоположной части графства.

— Но ты говорил, что подозревал Пола Келлоу?

— В некоторой степени, но не имел доказательств. Когда я ходил на места преступлений и встречался с родственниками убитых, то постепенно расплывчатый образ убийцы обретал очертания. Худощавый джентльмен хотел казаться выше ростом и опаснее, чем на самом деле, это человек без постоянного занятия, который имеет возможность путешествовать по графству, как и я; корнуолец, знающий местность, и ему нравится говорить об убийствах. Трижды в моем присутствии Пол затрагивал эту тему; Агнета Тренеглос две ночи провела в сарае Келлоу; у убийцы особый интерес к вашей жене. Однажды он уже пытался убить ее или напугать.

Росс вздрогнул.

— Ты видел его после того вечера, когда его арестовали?

— Нет. Он сидит за решеткой в Бодмине. Говорят, не причиняет беспокойства.

— Это власти графства попросили тебя провести расследование?

— Нет-нет. Сэр Чарльз Грейвс-Сол, бывший шериф графства. Его и других стали беспокоить нераскрытые убийства и, по-видимому, он решил, что я могу пригодиться. В итоге я вроде и впрямь принес пользу.

— Господь милосердный, еще какую пользу!

Они миновали самый крутой склон и остановились, чтобы сесть на лошадей.

— Вообще-то, — продолжил Филип, — я ночевал в Менабилли. Уильям Рэшли — новый шериф Корнуолла, и вчера вечером после ужина я предоставил ему... ему и остальным отчет об аресте Пола Келлоу. В этом и состояла цель моего визита.

— Надеюсь, они высоко оценили твою работу.

— Излишне высоко. Основную роль тут сыграло везенье. В особенности то, что я остался у Джеффри Чарльза на Ночь Костров!

— Аминь. Ты продолжишь в том же духе?

— Каком духе?

— Проявишь мало-мальский интерес к закону и наведению порядка в графстве.

— Нет. Только не это. Вчера вечером я сказал им то же самое.

Росс взглянул на молодого человека.

— Ты говоришь с некоторым... хм... жаром. Тебе не понравился полученный опыт?

— Определенно я удовлетворен результатами. Но мне не хочется развивать свой ум в этом направлении.

— Я не совсем тебя понимаю.

Филип тронул лошадь, и они двинулись вверх по дороге.

— Порой мне кажется, — начал Филип, — что именно поэтому я потерял Клоуэнс.

Росс удивленно уставился на него.

— Теперь я точно ничего не понимаю.

— Что ж... я всю жизнь служил в армии. У меня армейские повадки. Солдат и офицер обязаны обеспечивать соблюдение закона. Дисциплина входит в привычку. Те... поиски убийцы, помощь в обеспечении правопорядка, это все неотъемлемые атрибуты такого склада ума, разве нет? Правосудие. Дисциплина. Порядок. Все это составляет нашу жизнь. Но есть и другие составляющие. Музыка, получение знаний, смех, любовь, удовольствие от смены времен года. Когда... когда я сделал Клоуэнс предложение... и особенно когда получил отказ, то подумал, что во мне немало придирчивости, слишком много дисциплины и недостаточное понимание иных, спокойных сторон жизни, и хотя я знаю, что я ей нравлюсь, но именно этого хватило, чтобы перевесить чашу весов не в мою пользу...

— Ох, не надо себя обвинять понапрасну...

— Не знаю, виноват я или нет, но точно понял, что многие из перечисленных качеств для женщин не имеют ценности... Ладно, она могла предпочесть мне Эдварда Фитцмориса, но поймите, мне не хочется играть роль военного в мирной жизни и дальше развивать подобные качества.

— Теперь я понял, о чем ты. Но по-моему, ты слишком суров к себе.

Они дошли до главной дороги из Фалмута в Труро — заросшей и ухабистой, но шире.

— Ты не носишь очков, Филип.

— Они разбились в драке с Келлоу. Не стану их заменять. Я считаю их своего рода символом.

— Символом чего?

— Знаете, после нервного срыва в Вест-Индии мне приходилось бороться со своим мятежным нравом. Когда я столкнулся с Келлоу у вас в коридоре и он порезал мне руку, я знал, что он намерен убить вашу жену, с радостью сбил его с ног и с великим трудом сдержался, чтобы не разбить ему голову. Может, мне стоило так поступить, но одно то, что я так не поступил, для меня настоящая победа. Мне трудно объяснить.

— Кажется, я понимаю.

Обе лошади легкой рысью шли рядом, всадники не спешили и предоставили им свободу.

— Ты еще поживешь у Джеффри Чарльза?

— Нет. Поеду сразу в Придо-плейс. Проведаю Кьюби и Клеменс.

— Кьюби говорила, в каком долгу она перед тобой за оказанную помощь.

— Мне только в радость.

— Удивляюсь, что ты не сделал ей предложения.

Филип промолчал.

— Извини, — продолжил Росс. — Не следовало так говорить. Но я подумал, что это другой и самый приемлемый способ стать членом нашей семьи.

— Наподобие сторожевого пса? — Филип сердито помотал головой и рассмеялся. — Теперь мой черед извиняться. Вообще-то я пошутил. Хотя шутка дурного тона, недостойная реплика.

— Предлагая такой вариант, я не путал благодарность с дружбой.

— Простите. Но нет.

— Тебе она не нравится?

— Очень нравится. Но она мне откажет. А уважающему себя человеку достаточно и одного отказа.

— С чего ты взял, что она откажет?

— Потому что непременно подумает, будто я смотрю на нее, как на запасной вариант.

— Я не считаю, что сюда примешается чувство оскорбленного достоинства. В женитьбе на вдове Джереми — если до этого дойдет — у тебя самого есть основания считать, что тебя расценивают как запасной вариант.

— Вы умеете подобрать аргументы, сэр Росс.

— Во имя благого дела.

— Благодарю вас.

— Не забывай, что вокруг немало мужчин. Кьюби очень привлекательная вдова. В глазах большинства, понятное дело, у нее два серьезных недостатка. Наличие ребенка и отсутствие денег.

— Для меня это не имеет никакого значения, — невольно вырвалось у Филипа. Тут он встретился со взглядом Росса. — Можем, сменим тему?

День стоял погожий, но приближались сумерки. Когда всадники приблизились к Труро, в городе замерцали первые огоньки.

На вершине холма Филип заговорил:

— Я хочу обсудить еще кое-что. Меня гложут некоторые сомнения по этому поводу с начала нашей сегодняшней встречи. Люди, с которыми я вчера ужинал... представляют в Корнуолле закон. Нынешний шериф графства Уильям Рэшли, Чарльз Грейвс-Сол, Боскауэн, Сен-Обин и так далее. В ходе вечера помимо поимки Пола Келлоу обсуждали и иные темы. Но сказанное строго секретно. Некоторое время я колебался...

— Тогда ради меня не раскрывай секретов.

— У меня есть причины не становиться членом вашей семьи, по крайней мере при нынешних обстоятельствах, однако мне очень приятно, что вы изъявили такое желание, а я... я не оправдал надежд...

— Да брось, хватит бороться с совестью! Не думаю, что сказанное в кругу этих джентльменов вообще меня касается!

— Только косвенно, — Филип сглотнул и натянул поводья.

Росс последовал его примеру.

— Знаете человека по фамилии Полтон?

— Впервые слышу.

— Вик Полтон. Капитан Полтон, как он предпочитает себя называть. Как вам известно, Валентин Уорлегган нанял небольшое судно для рейсов между Падстоу и Рослэром, а после крушения купил у Клоуэнс недостроенный бриг Каррингтона, и нанял на корабль этого Полтона и еще Мейба. Но где-то в конце прошлого года Валентин поссорился с обоими, уволил и сам с двумя матросами повел судно в Ирландию. С тех пор он так и поступает. Похоже, он поймал Полтона и Мейба с поличным при воровстве прибыли. Будь это законная торговля, они бы угодили в тюрьму, но Валентин лишь выгнал их и продолжил дело в одиночку.

— Так, и что дальше?

— Видимо, ранее в этом году Полтон и Мейб нашли судно и развернули собственную деятельность. В прошлом месяце их поймали на реке Лоо при незаконной погрузке олова. Они тут же все бросили и отчалили, но корабль береговой охраны их настиг. Завязалась перестрелка, а потом их схватили.

— И они втянули в это Валентина?

— Понимаете, стрельба в береговую охрану карается повешением. Их поместили в тюрьму Лискерда, и Гавен Карью, присутствовавший вчера вечером, сказал, что они предложили выдать сообщников в обмен на жизнь.

Росс похлопал лошадь по морде, чтобы успокоить.

— Думаешь, законники клюнут на приманку?

— Похоже на то. Понимаете, вы должны знать, это не обычная контрабанда, на которую три четверти графства закрывает глаза. Здесь бесстыдная кража у Монетного двора и Счетной палаты, где у многих представителей знати есть интерес. Да еще фамилия Уорлеггана, которого хотя и опасаются, но многие родовитые семьи испытывают к нему неприязнь. То обстоятельство, что это Валентин, живущий на северном побережье, и, по-видимому, не в ладах с отцом, не имеет значения. Многие в графстве не зависят от банка Уорлеггана и с радостью обвинят и привлекут к ответственности преступника с этой фамилией.

Росс помедлил.

— Я заеду в город вместе с тобой, можно остановиться и выпить чего-нибудь.

— Я только за.

Резкий мощеный спуск пришелся лошадям не по вкусу, но они благополучно добрались до подножья холма.

— Ты предоставляешь мне свободу действий? — спросил Росс.

— Разумеется.

— Как думаешь, когда примерно возьмутся за Валентина?

— Будь я на его месте, не стал бы затягивать больше, чем на неделю.

— Затягивать с чем?

— С отъездом из страны. Во Францию. Или Бельгию, как Джон Тревэнион. Чтобы на какое-то время оказаться вне пределов досягаемости. Конечно, тут не просто банкротство, как у Джона. Честно скажу, даже не знаю, что ему посоветовать. Сожалею... что взваливаю эти новости на вас, но думаю, вам бы хотелось бы знать об этом, только по большому секрету. Пожалуйста, никому не рассказывайте... за исключением, конечно же, Валентина, если сочтете нужным.

— Обещаю.

— Однажды вы уже спасли его. Но тут совсем другое дело.

— Давай остановимся тут, — предложил Росс. — Мне не помешает сейчас выпить.

Когда Росс вернулся в Нампару, было почти четыре, и стало смеркаться. Ему оставили обед, и, болтая с Демельзой в коридоре, он заприметил адресованное ему письмо на столе, который во время драки остался нетронутым.

— Почта? — спросил Росс.

— Нет. Дэвид Лейк принес. Он не остановился и молча передал его Гимлетт, но написано, похоже, рукой Валентина.

Росс открыл письмо, когда перед ним поставили тарелку супа.

Дорогой кузен Росс!

Есть крылатая фраза о том, что каждый сам должен расхлебывать кашу, которую заварил, и после прочтения сих строк ты можешь решить, что именно этим мне и следует заниматься, учитывая создавшееся положение.

Несмотря на долги, денег у меня достаточно, я сам себе хозяин, сын ходит за мной по пятам, шимпанзе всякий раз при виде меня визжит от радости. На что мне жаловаться? Только на то, что Плавильщик Джордж завтра наметил ко мне визит. Этого мрачного известия хватит, чтобы солнце упало с неба.

Он не сказал, ради чего приедет, но и без прорицателя ясно, что речь пойдет об опеке над малышом Джорджи.

Он встал на сторону Селины, принял это дело близко к сердцу (нет, к кошельку) и решительно настроен вырвать у меня опеку. В его возрасте, когда осмотрительный меркантильный взгляд становится еще осмотрительнее, полагаю, он применит не грубую силу, а шантаж, к примеру, финансовый, закроет мои счета или даже назло себе закроет Уил-Элизабет, когда ждет исследования новый перспективный ствол.

Так что я подумал, не зайдешь ли ты к нам на чай и канарское около одиннадцати? Я не жду, что ты встанешь на мою сторону, но можешь выступить в качестве арбитра или судьи. Притворись, что это еженедельный визит на Уил-Элизабет, и ты оказался там по странному совпадению, когда он заявится.

Может, все-таки не станешь показывать это письмо кузине Демельзе?

Преданный тебе

Валентин

Росс тут же показал письмо Демельзе.

— Еще супа? — спросила она.

— Нет, благодарю. Съем только пирог с ягненком.

Когда ему подали пирог, Демельза стала расставлять поздние маргаритки.

— Наверняка он решил, ты будешь возражать против того, чтобы я туда пошел, — заметил Росс.

— Тебя гложут сомнения?

— Вряд ли, — Росс сначала хотел рассказать ей о разговоре с Филипом, но передумал.

— Я знаю шесть причин, по которым тебе не стоит идти, и только одну в пользу того, что все-таки стоит.

— И что за причина?

— Ты чувствуешь... ответственность за него. Ревность Джорджа поломала Валентину жизнь, но при этом ты сам дал основания для его ревности.

— А другие шесть причин?

Демельза пренебрежительно махнула рукой.

— Ты прекрасно знаешь эти причины, как и я. Валентин понимает, что ты никакой не арбитр, а будешь противостоять Джорджу. Он знает, что ты не займешь сторону Джорджа.

— Наберись терпения, любовь моя. Я должен сам обо всем подумать.

— Так думай, а не иди на поводу у чувств.

Наутро она спросила:

— Ты пойдешь?

— Да.

— Может, не стоило тогда мне рассказывать, как советовал Валентин?

— Может... Но это нечестно по отношению к тебе.

— А честно ли по отношению ко мне ввязываться в излишние неприятности и подвергать себя опасности?

— Опасности? Те времена давно миновали. Пойми, любовь моя, что за весь период вражды с Джорджем до драки у нас доходило только дважды, и только единожды, насколько я помню, лакеи вышвырнули меня из окна. Но все это случилось двадцать лет назад или больше. Теперь Джордж на двадцать лет старше. Как и я. Мы огрызаемся и срываемся друг на друга, но дальше этого дело не заходит. Когда мы последний раз виделись в этом году, я специально его навестил! И хотя мы не относимся друг к другу дружелюбно, но пришли к соглашению.

— Вытащить Валентина из ямы, которую он сам себе выкопал.

— Ну да. Признаю, он нас связывает...

— Как фитиль?

— Нет оснований так считать. Надо признать, Джордж лежал в постели, когда я к нему пришел, и теперь, после выздоровления, вполне возможно, сожалеет о деловом сотрудничестве. Но как бы мы ни бранили друг друга, мы вряд ли перейдем к насилию.

— Я ничего не имею против помощи Валентину, если она возможна. Но... но спасти шахту Валентина от разорения, а его самого от долговой тюрьмы — это одно, Росс. А что касается того, кто будет воспитывать сына Валентина — это уже затрагивает самое больное место.

Росс взглянул на нее.

— Помню, однажды я пошел в Тренвит, когда меня могли вышвырнуть оттуда... Кажется, тогда еще Дрейк попал в беду. Я взял с собой старину Толли Трегирлса, и он нес ружье для моей защиты. Это сдержало прислугу Джорджа.

— Я прекрасно помню.

— Так вот, на этот раз я должен повидать Валентина. Мне сложно объяснить это стремление. Но я возьму с собой друга. Не ради физической безопасности, а ради спокойного и трезвого разума. Согласен, Джорджу на него вообще плевать. Но таким образом встреча будет выглядеть случайной.

Темные глаза вопрошающе воззрились на Росса.

— Дуайт согласился пойти, — сообщил Росс.

Утро стояло мрачное. На рассвете охрой блеснуло солнце, но вскоре спряталось за низкими облаками, ветер нагнал туман и укрыл им землю и море. День сменил утро, а туман все уплотнялся, становился гуще. Одно утешение, что хотя бы нет дыма, от которого страдает Белла в Лондоне. Туман идет от моря и пахнет морем. В Нампаре свечи горели до десяти утра.

В пятнадцать минут двенадцатого по дороге к Плейс-хаусу возникли расплывчатые очертания трех всадников.

Валентин уповал, что туман попридержит гостей, но выглянув из верхнего окна, узнал Джорджа, стряпчего Гектора Трембата и одного из приспешников Джорджа по имени Бленкоу. Валентин подумал, что когда всадники спешатся, то станут похожи на черных ворон, порожденных туманом, вестников несчастья. Джордж похудел, но остался таким же широкоплечим. При виде его бычьей шеи на Валентина нахлынули детские воспоминания.

Малыш Джорджи играл наверху в кубики.

— Полли, держи его здесь, пока они не уйдут. Не пускай его вниз, пока я не позвоню в колокольчик.

— Хорошо, мистер Валентин.

— У тебя есть булочки и печенье, если он проголодается. Надеюсь отделаться от них до обеда.

— Да, мистер Валентин.

— О Господи!

— Что такое, сэр?

Из-за тумана внезапно возникли еще два всадника, точнее, всадницы. Селина Уорлегган и Генриетта Осворт.

— Прямо целое войско нагрянуло. — Валентин налил себе бренди. — Может, убедим их забрать Батто вместо Джорджи?

— Вы такой шутник, мистер Валентин.

— Где мистер Лейк, не знаешь?

— Нет, сэр.

— Ждет наступления вечера вместе с Блюхером, не удивлюсь, если так.

— Папи, папи, — пропищал Джорджи. — А мамочка сегодня придет?

— Не волнуйся, мой золотой. Все будет хорошо. Полли!

— Да, сэр?

— Маленький сэр далеко не глуп и легко может ускользнуть. Проследи, чтобы такого не случилось.

— Обязательно, сэр.

Из-за окна за шторой он наблюдал, как дамы неторопливо подъезжают. Трое мужчин их дождались и помогли спешиться. Валентин бросил взгляд на север на предмет появления Росса, но даже шахту не разглядел. Слышался жутковатый лязг насоса. Наверное, какие-то неполадки, подумал Валентин. Надо сообщить Требетику.

Раздался стук в парадную дверь. Валентин провел посетителей в большую гостиную в боковом крыле. Батто громко вопил. Чертов шимпанзе, подумал он, прямо как сторожевой пес.

Валентин медленно спустился по лестнице с бутылкой бренди в руках и пока что пустым бокалом. Последние недели Батто вел себя беспокойно, бился о стены, рвал в клочья вещи. Наверное, достиг возраста, когда нужна самка.

— Добрый день, отец.

Гости кучковались у длинного окна в георгианском стиле. Одна Селина надела темно-зеленый наряд, а остальные были в черном: черные сюртуки и жилеты, черные шейные платки и черные панталоны. Будто на поминки пришли.

— Туман вас не напугал?

— На южном побережье солнечно, — коротко ответил Джордж. Он заметил бутылку в руке Валентина, пустой бокал, нарочитую любезность в вымученной улыбке. — Ты получил письмо?

— Да, — дружелюбно ответил Валентин. — Иначе я бы не ждал тебя, верно?

Джордж сказал это, просто чтобы начать разговор, и разозлился, услышав в ответ остроумную реплику.

— Садитесь, — махнул бутылкой Валентин. — Селина, добро пожаловать. Пожалуйста, займи кресло за своей спиной. Ты ведь знаешь, какое оно удобное. Помню, когда ты носила Джорджи, то говорила, что оно поддерживает тебе спину.

Селина с прямой осанкой, как у гвардейца, села на краешек кресла.

— Где Джорджи?

— Неподалеку. Рад сообщить, что с ним все хорошо.

— Твой отец скажет тебе...

— Что именно?

— Что я пришла забрать Джорджи домой.

Валентин улыбнулся.

— Он и так дома.

— Ты знаешь, о чем я. Ко мне домой.

— Твой дом здесь.

Валентин потянул шнурок звонка, и вошел смуглый, низколобый слуга со сломанным носом, он принес поднос.

— Благодарю, Хамфрис. Поставь поднос. Они сами себя обслужат. — Он обратился к гостям: — Отличный бренди, привезенный из Ирландии на прошлой неделе. Скоро придет Доусон с горячим шоколадом и печеньем, если желаете чего-нибудь посущественней. А, вот и он. А также Дэвид Лейк. Заходи, Дэвид. Пожалуйста, познакомься с теми, с кем еще не имел чести познакомиться.

Все официально представились.

— Батто расшумелся, — заметил Дэвид, потирая руки.

В этом неприветливом обществе он выглядел толстяком.

— Отсюда его почти не слышно.

— Ему хочется к нам, повеселиться, — сказал Валентин. — Он обожает знакомиться с новыми людьми. Но не всегда равнодушен к чужим лошадям.

— Этот дом, как вы заметили, Трембат, совершенно непригоден для воспитания впечатлительного ребенка. Эта огромная обезьяна...

— Да, сэр Джордж.

— Вздор, — сказал Валентин. — Батто совершенно безобидный и обожает твоего внука. Если говорить о содержании подобного животного, то напомню, твоя жена, леди Харриет, держит двух огромных догов, они разгуливают по дому и находятся рядом с твоими детьми. А наш сосед, старик Хью Бодруган из Уэрри-хауса, завел целый зверинец. И вспомни также о лорде Байроне, кузене Кьюби Полдарк, хотя она не придает значения родству. Байрон держит волка, медведя, обезьяну, попугая и ворона. Даже твой шурин, герцог Лидс, любит сов...

— И они превращают дом в бордель? — спросил Джордж.

— Насчет Байрона не знаю, но... — Валентин замолк и огляделся. — Давай-ка, Дэвид, проверим, кто здесь живет? Ты знаешь всех обитателей этого дома, как и я. Сообщи сэру Джорджу.

Дэвид вытянул руку и стал считать по пальцам.

— Ты, Валентин. И я. Мне здесь слишком нравится и не хочется уезжать. Еще Полли Стивенс. Джорджи. И слуги. Доусон ведь здесь ночует? Тогда всего пять: старушка миссис Крэддок, два близнеца, одна горничная, Хамфрис и Доусон. Нет, шесть. Итого десять человек.

— А шлюхи?

— Увы, ни одной. Ты всех их бросил в июле. Помнишь, мы отлично проводили время. Но теперь мы начали с чистого листа, верно, старина? Точнее, ты начал. Сказал, что они тебе наскучили.

— Все верно, — согласился Валентин, долил остатки бренди в бокал и поставил бутылку на каминную полку рядом с другими пустыми бокалами, ожидающими пополнения. — Совокупление — очень странная штуковина. Полагаю, вы все это заметили. Уж мужчины точно. Включая тебя, отец.

Джордж вперился в него взглядом и похлопал хлыстом по панталонам, словно с удовольствием бы огрел сына.

— Главное в половом акте, — продолжил Валентин, — его добиться. Я всегда это утверждал, так что в этом нет ничего нового. Мы с женой много раз этим занимались до свадьбы, задолго до кончины ее престарелого супруга. В те времена в наших отношениях большую роль играл запрет и риск. Это добавляло в блюдо остроты. Даже сейчас я вижу определенное сопротивление в ее поведении, только непонятно, притворяется она или нет, что меня еще сильнее привлекает. А также из-за ее сходства с моей матерью. Или вы так не считаете, сэр Джордж?

Джордж снова промолчал. Трембат вытащил блокнот и стал делать заметки.

— Когда она ушла от меня вместе с нашим мальчиком, я искренне надеялся, что она вернется, ведь я всегда хотел, чтобы она стала моей женой. Что касается тех девиц из Труро и Редрата, и даже из Сент-Остелла, то их открытые рты и раздвинутые ноги мало привлекают. Они словно предлагали мне одну только неподвижную плоть. Господи, как они мне все в итоге надоели!

— Не знаю, пьяный ты или трезвый, — заговорил Джордж, — но подобная непристойная речь может слетать с уст только развратника и распутника, совершенно неприемлемое поведение, если выступаешь отцом ребенка, которому еще не исполнилось и двух лет...

— Я не выступаю отцом, — прервал его Валентин. — Я и есть отец! В моем отцовстве нет ни малейшего сомнения!

Джордж громко засопел.

— Без оскорблений ты не можешь. Понятно, почему твоя жена, хорошо воспитанная и приличная женщина, больше не желает жить в одном доме с тобой...

Послышался стук в дверь, зашел Хамфрис и шепнул что-то Валентину.

— Разумеется, — сказал Валентин. — Какое удивительное совпадение! Пригласи его.

— Слушаюсь, сэр, — слуга вернулся к двери и распахнул ее. — Сэр Росс Полдарк, — произнес он, когда вошел высокий мужчина.

Хамфрис вышел и быстро закрыл дверь, словно оставил за своей спиной пороховую дорожку.

 

Глава седьмая

Проблема с Батто заключалась не в том, что ему нужна была самка (само собой, он сразу ощутит потребность, если узнает, что таковая существует), а в том, что ему не хватало физических нагрузок и интересных занятий. После того как он несколько раз сбегал, хозяин построил для него загон, из которого не удрать, соорудил качели, которые Батто быстро разобрал на части; дал старое пушечное ядро, не подходящее по размеру к еще более старой пушке из заброшенной крепости рядом с Сент-Агнесс; на десятифутовых дубовых бревнах Батто точил зубы и когти; а еще устроили водную струйку, таинственно вытекающую из кирпичной стены и так же таинственно и бесследно исчезающая в щели с другой стороны. Батто не нашел ей должного применения, хотя она приходилась кстати, когда его одолевала жажда или хотелось поплескаться.

Больше всего он наслаждался обществом Валентина. Оба поразительно хорошо понимали друг друга; Батто научился пить вино из кружки, курить сигару, запомнив при этом, какой конец горячее другого и что они невкусные. Особенно он радовался, когда у хозяина на ужин собиралась шумная компания; Батто нравилось находиться в центре внимания и общаться у себя на чердаке с белокожими зверями с пушистыми волосами, длинными тонкими руками и визгливым смехом.

Те времена прошли, он помнил их только смутно. Как реже виделся и с хозяином. Дни становились темнее и холоднее; большая территория загона теперь едва использовалась. Местечко в подвале было куда теплее и спокойнее, шимпанзе устроился в уголке, куда проникал свет, сложил кучу соломы и папоротника, накрыл сверху одеялом, соорудив подобие кровати на высоте двух футов от земли, мягкой, мшистой и уютной. Это место его вполне удовлетворяло. Но делать там было особо нечего, кроме как перебирать пальцы ног, чесаться и ждать следующей кормежки. Конечно, кормежка была главным событием дня. Иногда хозяин дразнил его через закрытую дверь особенным угощением, за этим следовал разговор между человеком, часто повторяющим слово «Батто», и шимпанзе, который отвечал писком, кряхтением, нетерпеливым ревом и напускной яростью, пока дверь не откроется и не начнется пиршество.

Сегодня царила суматоха, потому что впервые за долгое время появилось много зверей, которые топали и ржали, как когда он сидел за столом с шумной компанией, счищал желтую кожуру с фрукта и пытался съесть еду вместе с тарелками.

Батто решил, что этим утром что-то сделал не так. Он не понимал, что натворил, почему его не пускают к людям. Огорченный шимпанзе вышел в загон и подал голос, чтобы его выпустили. Плотный туман вокруг заглушал возмущенные вопли.

Спустя пару минут он сдался, потянул ноздрями воздух и с рычанием спустился к своему убежищу. День был темный, и шимпанзе решил, что уже вечер, сел на кровать и расстроенно пожевал покрывало. С кашлем и свистом он заковылял по клетке. Внизу стоял старинный шкаф, который шимпанзе разломал на части; Батто схватил одну полку и расколол на длинные щепки. За шкафчиком находилась металлическая дверь, с которой Батто пытался справиться, но безуспешно. Он приставил плоский нос к щели в двери, откуда виднелся слабый свет, потянул носом и одновременно пошарил пальцами по дверному косяку. Он надавил. Дверь чуть скрипнула, но не поддалась.

Батто толкнул в дверь мощными плечами. Без толку.

Запах еды щекотал ноздри. Шимпанзе крепко схватился за дверную ручку. Она скрежетнула. Опять надавил. Тот же слабый скрип. Батто отступил на пару шагов и бросился на дверь всем немалым весом. Дверь соскочила с петель, шимпанзе споткнулся.

Было темно, но наверху теплился бледный, хотя и не желтый свет. Там кто-то ходил. Еще один темный лестничный пролет. Батто узнал запах того красного, как кровь, напитка, который ему давали за ужином.

Он пошел на запах. Коридор вел к погребу, откуда через решетку пробивался тусклый свет. Зверь заметил бочки. Подошел к одной, отыскал кран и повернул его, но ничего не полилось. Бато лизнул красноту с пальцев, узнавая вино, понюхал воздух и потопал дальше. Еще одна комната, где стояла кромешная тьма, под ногами какие-то обломки. Батто поднял один с пола. Попробовал. Гадость. Целая куча этой гадости. И там была еще одна решетка. Шимпанзе с фырканьем попятился, пытаясь выплюнуть мерзкую штуку. Было так темно, что он заблудился и опять наткнулся на лестницу. Батто поднялся по ней к двери и приподнял щеколду. Заглянув, увидел свет.

Это была та большая комната, куда люди приходят есть. За окнами стоял туман. На столе лежали какие-то предметы, но не еда. В камине тлел огонь. А вон то зеркало Батто когда-то разбил. Коробка сигар. Он взял одну, понюхал, попробовал на вкус и отбросил. Тут он вспомнил, как это делается. Неуклюже вытащил еще одну сигару из коробки, сломал ее, взял третью и засунул в рот. Ничего не произошло. Батто попытался вытащить из огня черный комок земли, как делал человек, но он оказался слишком обжигающим, и Батто выронил его на каминную решетку.

Он сел и почесал голову. Что-то не так. С сигарой во рту наклонился к огню, коснулся сигарой черной земли там, где она мерцала, и заметил отблеск на кончике сигары. Он затянулся и закашлялся. Но вторая затяжка удалась лучше. Батто выпустил дым. На вкус приятно. Он снова сел, наслаждаясь тем, чем занимался во время празднеств, подражая хозяину. А теперь сумел все сделать сам.

Звук в соседней комнате привлек его внимание; там кто-то ходил. Раздался щелчок дверей, звон металла, того самого, который легко ломается и раскалывается. Батто различал шаги человеческих существ, живущих в этом доме, похоже, это та белокожая низенькая толстушка, которая повязывала передник на поясе, а сзади болтался короткий хвост. Не из крупных людей, которые приносят ему корм. Эта старше и голос у нее тоньше, но она имеет отношение к еде, хотя готовит не для него. Эта всегда таращилась на него недружелюбно и испуганно. Он чуял запах страха.

Батто забеспокоился, потому что обычно за старой белокожей толстухой с кудрявой шевелюрой приходили два человека покрупнее с низкими голосами, как у хозяина, и приносили штуковины, которые использовали (хотя в присутствии хозяина никогда этого не делали), чтобы заставить его подчиниться и вернуть обратно в загон. Ему не хотелось туда возвращаться. Или натолкнуться на них, чтобы его подчинили своей воле. Если его укладывал спать хозяин, то делал это совсем иначе.

Батто нравилась сигара. Прямо как хозяин, он тоже ей наслаждался. Примерно с минуту он сидел на корточках и с удовольствием затягивался. В соседней комнате слышался звон.

Левой рукой Батто схватил еще с полдюжины сигар и попятился к другой двери в темноту, вниз по лестнице, ощущая бугристые черные штуковины, они рассыпались под ногами. Батто споткнулся, но не выронил сигару. Он глубоко затянулся, и к его радости, кончик ярко вспыхнул и осветил подвал, где хранились круглые бочки. Батто передумал и все же решил вернуться в логово. Со светящейся сигарой это несложно.

На кончике вырос целый дюйм чего-то белого, и когда Батто споткнулся, пепел упал, белая пыль всколыхнулась в воздухе и попала ему на грудь. Батто попробовал ее на вкус, но ничего не ощутил.

Он подошел к сломанной двери. С лязгом оттянул ее и уронил три сигары. Он поднял их и вместе с остальными двумя положил на покрывало у кровати. А потом победно улегся на нее. Теперь, когда появилось развлечение, он вытянул толстые ноги и, подражая хозяину, затягивался и выдыхал дым через нос. Дважды получилось успешно, и каждый раз он радостно хлопал в ладоши.

Росс задержался, потому что Дуайта вызвали в последнюю минуту, и Росс пошел с ним. Близорукая Фровик Томас в тумане угодила в старый шурф за домом и, скорее всего, сломала руку. У Дуайта возникли проблемы с перевязкой руки, и он послал за необходимыми материалами. Росс стоял рядом, пока Дуайт с улыбкой не обратился к нему:

— Ты иди, Росс. А я подойду, как смогу.

Так что в половине двенадцатого, с трудом преодолев опасную тропу вдоль утесов, он наконец услышал стук насоса на Уил-Элизабет и вскоре различил сквозь туман шахтные строения. Там сновали люди, голоса звучали до странности глухо и отдаленно. Случайно на дороге оказался Тед Требетик и, узнав Росса, задержал еще на пять минут, чтобы подробно рассказать о ходе работ.

— Сдается мне, с тщательным планированием можно получить вдосталь оловянной руды. Скромного качества, но с лихвой покроет расходы. Это напомнило мне открытие Уил-Буш десять лет назад, когда я работал там сдельщиком. Там я тоже неожиданно натыкался на похожие участки. Понятное дело, Буш дальше от моря, но, похоже, здесь мы неплохо заработаем...

Росс извинился, пообещав вернуться через час и с радостью его выслушать.

Затем Росс продолжил путь, осознавая, что сообщение, которое он так или иначе передаст Валентину, умаляет важность всего прочего, даже вероятного конфликта Росса со старым врагом. И уж точно снижает значимость находки олова. Валентин может победить в борьбе за опеку над сыном. Может неожиданно разбогатеть на доходы от шахты у крыльца дома. Но вряд ли он когда-нибудь их получит, стоя на этом крыльце.

Сбежит ли он, когда он узнает? Побег — точно не про него. Упрямство и крайняя неуступчивость только усилятся вопреки велению здравого смысла. Ему вполне хватит наглости отказаться уезжать, оказать констеблям сопротивление, когда они явятся его арестовать, бросить вызов суду, перед которым он все равно предстанет. А что будет с Джорджи? Что бы сегодня ни произошло, совершенно очевидно, что закон вернет Джорджи матери, если отец — осужденный преступник. А значит, ребенок вернется под присмотр Джорджа Уорлеггана.

Даже если Росс убедит Валентина сбежать (и даже найдутся для этого средства), он сомневался, что Валентин не попытается забрать Джорджи с собой. Беглый преступник без средств к существованию — не идеальный отец для такого малыша.

Группа лошадей у парадного входа доказывала, что встреча началась. Дай Бог, чтобы она уже не подходила к завершению. Когда мужчина с нависшими бровями и в черном сюртуке забрал лошадь, а Росса проводили в дом, он сразу услышал разговор на повышенных тонах и понял, что явился как раз вовремя.

Когда в комнату вошел Росс, Джордж что-то назидательно вещал, но тут же прервал яростную тираду вопросом:

— Что ты здесь делаешь?

— Навещаю родственника, — ответил Росс. — А ты?

— Добро пожаловать, кузен, — сказал Валентин. — Проходи. Бренди?

— Вы что, договорились? — спросил Валентина Джордж.

— Сэр Росс приходит и уходит, когда пожелает. Мы почти соседи. Ты пришел на шахту?

— Именно.

— Хорошие новости, не правда ли?

— Согласен, хорошие.

— Вполне возможно, оценка Пермевана не настолько ошибочна, — ухмыльнулся Валентин. — Можно закрыть глаза на неверное расположение на местности.

— Когда ты пришел, Полдарк, — в разговор вступил Джордж, — мы обсуждали важное семейное дело, требующее безотлагательного рассмотрения. Если желаешь поговорить с Валентином о шахте, предлагаю временно покинуть нас и прийти позже.

— Мне кажется, — заметил Валентин, — вас заинтересует неожиданная находка, сэр Джордж. В конце концов, ваш банк владеет половиной шахты.

— Поговорим об этом позже, когда решим текущую проблему.

— Селина. — Росс не отказался от предложенного бренди и сделал глоток. — Рад, что ты вернулась.

— Я не вернулась. И вам это известно.

— Именно это мы и обсуждали, когда ты вмешался в беседу, — вставил Джордж. — Когда ты уйдешь, мы постараемся побыстрее уладить дело.

Росс переглянулся с Валентином.

— Но ты говоришь, что дело семейное. Оно точно представляет для меня интерес.

— С чего бы? Валентин тебе не родственник. А Селина — вообще никто. Ты обычный назойливый Полдарк, как и все ваше семейство, считающий себя вправе создавать проблемы.

Гектор Трембат продолжал делать заметки. Росс задумался, какой прок записывать бессмысленную перебранку.

— Вернемся к разговору о шахте, — заговорил Валентин. — Я давным-давно, еще до женитьбы на Селине, положил глаз на этот участок. Когда мы начали разработку, я назвал шахту Уил-Элизабет, в честь матери. Похоже, что по чистой случайности, все мы владеем частью шахты в том же соотношении, в каком мы все владели моей матерью. Сэр Джордж — сорока пятью процентами, у меня двадцать пять, у сэра Росса — двадцать шесть. Какое причудливое стечение обстоятельств, Дэвид, ты не находишь?

— Как скажешь, — выдавил Дэвид, поочередно бросая взгляд на двух грозных мужчин, в ожидании взрыва с минуты на минуту.

Но взрыв прогремел за пределами комнаты. Дверь распахнулась, и ворвался Доусон.

— Мистер Валентин, сэр. Кажись, в доме пожар.

Батто докурил сигару почти до конца. Время от времени сыпался белый порошок, и сигара уменьшалась. Когда окурок стал обжигать нос, шимпанзе пару раз чихнул и отбросил его; затем стянул с покрывала еще одну сигару.

Сигары укатились в солому, а когда он выудил одну и огляделся в поисках того, чем ее зажечь, тлеющий окурок первой коснулся кучи сухой соломы, и теперь Батто увидел не сияющий кончик сигары, за которым нагнулся, чтобы раскурить следующую, как сделал это наверху, а целое пламя.

Батто переместился на другой край ложа, но что-то куснуло его за ногу, шерсть на груди опалилась и стала отвратительно вонять. Он оглядел мерцающее логово.

В природе обезьян заложена боязнь огня, но хозяин дал Батто понять, что огонь за каминной решеткой не кусается. Но этот огонь был не за решеткой, а прямо на кровати. Пламя дымило, прыгало и вспыхивало.

Он тревожно фыркнул, встал и начал колотить себя по груди. Потом заревел что есть мочи, ему хотелось сбежать подальше от того, что он натворил. Будет куда безопаснее в темноте других подвалов и в большой темной комнате наверху, где огонь горит за решеткой и совсем не такой злой.

Батто метнулся к сломанной металлической двери, протиснулся в нее, оглянулся на огонь в подземном логове и увидел, что горячее пламя взметнулось по стенам. От черного дыма он закашлялся. Он прошел в дверь и с фырканьем, принюхиваясь, двинулся к винному погребу.

В столовую просочились первые медлительные струйки дыма. Но миссис Крэддок, которая на десять минут отлучилась с одним из близнецов, заметила дым только по возвращении, после минуты сомнения она выбежала в коридор и подняла тревогу. К тому времени подвал уже полыхал.

Все устремились из гостиной к выходу, и обнаружили, что дом заполнен дымом, из кухни доносился зловещий гул. Клубы дыма поднимались по лестнице.

— Росс, выводи всех! — крикнул Валентин. — Дэвид, идем со мной. — Валентин преодолел первый пролет лестницы сразу через три ступеньки, закашлялся на верхней площадке и дождался Дэвида.

Перепрыгивая через три ступеньки, они преодолели второй пролет. Полли Стивенс открыла дверь.

— Я только собиралась проверить... Бог ты мой!

Валентин проскользнул мимо нее в комнату, схватил Джорджи и побежал обратно к двери. Полли хотела забрать что-то еще, но Дэвид вытолкнул ее за дверь. Полли споткнулась, когда он поторапливал ее к парадной лестнице.

Дом словно подготовили к сожжению: пламя пожирало солому, которой в подвале оказалось предостаточно, и вдобавок его раздувал сильный ветер, и огонь побежал за дымом, как стая волков. Дом был из корнуольского глинистого сланца, а внутренняя отделка почти вся деревянная, но не из дуба, а из мягкой древесины, которая за столетия совершенно высохла и быстро разгоралась.

Они вывели Джорджи и Полли через коридор и вышли к остальным во влажный туман. После резкого жара прохлада снаружи стала отрадой. Лошадей напугали людские крики, и половина животных вырвала из земли колышки с привязанными поводьями, и топтались и ржали где-то в тумане.

— Все выбрались? — спросил у Валентина Росс.

Валентин огляделся и посчитал.

— Да, вроде все.

Росс бросил взгляд на Джорджа. Тот сидел на краешке садовой скамейки и пытался надеть пальто, которое Бленкоу каким-то образом умудрился вытащить. Джорджи, наконец-то воссоединившись с матерью, держал ее за руку и выкрикивал:

— Папи, папи!

Кухарка стряхивала с тонкого платья Полли копоть и рассказывала, как все произошло.

— Нужна вода, — сказал Росс.

— За домом есть водокачка, но только одно ведро. Вода есть в шахте, но...

— Шахтеры, — сказал Росс. — Сколько их на поверхности, восемь, десять? Можно встать в цепь.

— Да, у них есть ведра, но...

Валентин не успел договорить — Росс уже ушел.

Он чуть не свернул не в ту сторону, но туман приподнялся, и Росс увидел тропу. По счастливой случайности первым он встретил Требетика, который приставил руку к глазам, вглядываясь вдаль. Росс коротко объяснил ситуацию, и Требетик громогласно поднял тревогу, по имени выкликивая всех, кто находился в пределах слышимости. Из штольни хлестала вода, в новом здании подъемника стояли ведра. Росс крикнул, что он начнет, и просил следовать за ним, наполнять ведро и передавать.

К радости Селины, шахта всегда находилась рядом с домом, но даже это расстояние оказалось слишком большим, и Росс вскоре понял, что его первая мысль образовать цепь и передавать ведра не годится. Нужна сотня человек или больше. Лучше всего, если каждый из тридцати человек будет пробегать десять ярдов, передавать ведро и забирать пустое обратно. Но когда Росс прорвался через туман, то понял, что даже так, вероятно, они уже не успеют.

Пламени не было видно, но плотный черный дым валил изо всех дымоходов, открытых окон и подвальных решеток. Людей у дома как будто поубавилось. Опрокинув ведро воды в прихожую, Росс подошел к давнему врагу, который выглядел сморщенным и постаревшим.

— Где остальные?

Джордж дернул головой.

— С той стороны.

Росс побежал туда. Несколько человек столпились у высокого окна гостиной в другом крыле дома. Из разбитого окна поднималась струйка дыма. Но по сравнению с остальным домом здесь видимость была лучше. Рядом стояли Дэвид Лейк, двое слуг и Гектор Трембат. Они молча посмотрели на Росса.

— Что такое?

Лейк пожал плечами.

— Я пытался его остановить.

— Кого?

— Валентина.

— Какого дьявола...

— Он пошел искать Батто... Я всячески старался его остановить. Но вы же знаете Валентина, когда ему взбредет что-либо в голову. Эта крыло дома не слишком пострадало... хотя лично я не стал бы перебираться через подоконник.

— Когда он туда пошел?

— Минуты три назад.

— Пять, — уточнил Гектор Трембат.

Росс подошел к окну и заглянул внутрь.

— Валентин! — крикнул он. — Валентин!

Росс заметил на столе бокалы и два опрокинутых подноса — очевидно с них сдернули льняные салфетки, чтобы соорудить примитивную дыхательную маску.

— За домом есть водокачка, — сказал Росс стоящему позади Дэвиду.

— Да, прямо за тем углом.

Росс залез в комнату, наступив на разбитое стекло.

— Эй, вернитесь! — крикнул Дэвид.

Росс перебрался обратно наружу.

— Покажите, где водокачка.

— Послушайте, не рискуйте. Валентин может вернуться с минуты на минуту.

— Водокачка!

Росс сдернул еще две салфетки с подносов. Потом последовал за Лейком к водокачке, налег на ручку, пока не полилась вода, и намочил салфетки.

— Если войдете, — сообщил Лейк, — мне придется пойти следом за вами.

— Не будьте идиотом.

— Тогда и вы не будьте идиотом! Это же самоубийство!

Когда обогнули угол дома, Росс подозвал лакеев.

— Если я войду в комнату, как собираюсь, а мистер Валентин не появится, то приказываю вам не позволять лейтенанту Лейку следовать за мной. Понятно?

Они колебались.

— Да, сэр...

— Это приказ. Не смейте ослушаться.

По сравнению с тем крылом дома над кухней, где быстро заполыхала столовая, в это крыло лишь просачивались тонкие спирали удушливого дыма, хотя в щелях половиц уже мелькали зловещие искры. Росс не знал расположения комнат в доме. Точно есть погреб, но Росс не представлял его размер и в какой он стороне. Он взглянул на покрытый грибком потолок, который пока выглядел прочным, и осторожно подошел к двери, откуда все вышли десять минут назад. Он открыл ее, и его обдало жаром и дымом.

Дерево на двери с той стороны тлело, но ветер через сломанное окно раздувал пламя и в то же время рассеивал дым.

Коридор вел на задний двор и предположительно на кухню, там было четыре двери, одна приоткрыта. Росс двинулся к ней, споткнувшись о какой-то обломок, очевидно, свалившийся с лестницы на второй этаж.

— Валентин! — закричал он. — Ты где?

В таком гуле вряд ли удалось бы расслышать его крик. Россу показалось, что за приоткрытой дверью послышался какой-то звук; он толкнул ее и осмотрелся.

Это была та самая музыкальная комната, где Селина однажды обругала Кэти. Незавершенная вышивка на пяльцах, четыре стула вокруг стола с колодой карт и клавесин в углу, рядом с вазой увядших цветов. Здесь было сумрачно, как и снаружи. Через окно виднелся молоденький платан, гнущийся на ветру. Ни души.

Росс вышел, оглядел коридор. Путь к отступлению скоро будет отрезан. Он открыл еще одну и обнаружил кухню. На крюке булькал чайник. На веревке болтался лук, словно повесили сушиться белье. Стояло ведро, наполовину заполненное картошкой. Кухонный буфет.

Черный кот испуганно таращился на Росса из-за плиты.

Росс шагнул к окну, распахнул его, схватил царапающегося кота. Росс высунул голову и бросил кота наружу, тот благополучно приземлился на гравийную дорожку.

Что ж, отсюда легко выбраться. Надо только спрыгнуть. Но куда запропастился Валентин? Тряпка на лице почти высохла, и он смочил ее в кувшине с молоком, приложил к лицу и вернулся в коридор.

Еще три двери. Он снова позвал Валентина. Из прохода повалил чернильный дым. Зеленая дверь была подперта клином. Валентин мог пойти на кухню за Батто. Но стоит ли идти за ним? Если Валентин в той стороне, то его уже не спасти.

Росс шагнул во мрак коридора. В нише не столе стоял незажженный канделябр. На полках по одну сторону выстроился фарфор, местами разбитый. Жар становился сильнее, и у Росса закружилась голова. Он оперся о полку, но дерево было уже слишком горячим.

Росс остановился, пытаясь вдохнуть и не закашляться. Глаза слезились. Вдохнуть нормально не получалось. Невозможно войти в такое пекло.

Он отступил обратно в коридор, и тут вспыхнула половица под ногой. Росс попытался затоптать огонь, но один сапог загорелся.

— Валентин! — крикнул Росс и поперхнулся.

В ответ вдруг расслышал крик. Росс шагнул в том направлении, наткнулся на стул и упал, потянув за собой шторы.

Голоса приближались. Чьи-то руки на лодыжках оттаскивали его прочь, чьи-то руки под лопатками, над ним склонился Валентин. Они снова оказались в большой гостиной.

— Отец! — сказал Валентин. — Отец, не надо было за мной идти. Я вышел через другую дверь. Я нашел Батто. Он погиб.

Тут на них обрушился град штукатурки, следом — опорная балка, а когда их вытаскивали наружу — и часть потолка.

 

Глава восьмая

Росса отвезли в Тренвит, ближайший из особняков, стоящий почти на том же расстоянии, что и коттеджи в Сент-Агнесс. Из старой двери, покрытой одеялом, соорудили носилки, другим одеялом накрыли Росса. Амадора, столкнувшись с чрезвычайной ситуацией, по незнанию поместила его в ту самую спальню, где двадцать семь лет назад Росс овладел Элизабет против ее воли, с того времени и начались все беды, которые никак не заканчиваются.

Дуайт нагнал процессию прямо у Тренвита и последовал за четырьмя мужчинами, несущими носилки из двери.

Положили Росса на ту же кровать, Дуайт склонился над ним. На его лбу образовался синяк, один сапог обгорел и развалился, часть сюртука превратилась в черные обугленные лохмотья, на плече и руке виднелись ушибы. Но самое большое опасение вызывало шумное, затрудненное и неровное дыхание.

— Это все из-за дыма, — заметил Требетик. — Сперва, когда мы его вытаскивали, нам показалось, что он вообще не дышит. Я уж решил, что ему крышка. Потом он дернулся. Мы плеснули ему водой в лицо. Надеюсь, правильно сделали.

Дуайт прослушал сердце Росса. Оно быстро, но уверенно колотилось. Словно он пробежал целую милю. Дуайту не нравилось дыхание: оно напоминало дыхание пациентов, находящихся при смерти, такое может продлиться часа четыре, а потом затихнуть. Удар и шок. Синяк на лбу расползался, выступила кровь.

По пути Требетик рассказал Дуайту о случившемся, а мальчишку бегом отправили за Демельзой.

Росс глубоко вздохнул, веки дрогнули, но не открылись.

Но после опасно долгой паузы дыхание восстановилось.

Демельза прискакала на неоседланной лошади, как привыкла с детства, и соскользнула с кобылы, не привязав ее. Ее встретила Амадора и быстро провела наверх. В комнате, прикрыв рот рукой, Демельза уставилась на мужа, затем бросила на Дуайта пронзительный взгляд, и тот поспешил объяснить:

— Дорогая, в Плейс-хаусе случилось несчастье... пожар, и Росс угодил в самое пекло...

Дуайт умолк, потому что Демельза его не слушала.

Она подошла к кровати, склонилась над Россом и стала его разглядывать. Выбившийся от быстрой езды локон упал на ушибленное плечо Росса. Демельза отбросила локон и снова посмотрела на Дуайта.

— Сотрясение и шок, как мне кажется, — сообщил Дуайт. — Ожоги несерьезные. Скоро появится Боун с бинтами и мазью. Не вижу признаков внутренних повреждений.

— А ты бы их увидел? — наконец заговорила она.

— Увидел? Не совсем. Но внутренние травмы заметны по определенным симптомам, которых я не вижу.

— Он упал?

Дуайт посмотрел на Требетика, и тот ответил:

— Я не в курсе, мэм. Меня там не было, но говорят, он вернулся в дом, чтобы кого-то вытащить, и ему на голову обрушился потолок.

Повисло долгое молчание, которое прервала Демельза:

— Есть ли еще... пострадавшие?

Мужчины молчали. Затем Требетик ответил:

— Вроде это все из-за шимпанзе. Так сказала кухарка. Он вырвался из пристройки и что-то натворил. В доме находились важные персоны, но, по-моему, все... или почти все выбрались.

— Ты уже проверил, Дуайт?

— Нет пока. Я не слышал о жертвах, но встретил людей, которые несли Росса, и решил, что это самое важное.

Демельза опустилась на колени перед кроватью.

— Росс! — прошептала она. Затем подняла голову. — Его веки подрагивают.

— Они подрагивают уже не первый раз. Это хороший признак.

Раздался стук, Боун сунул голову в дверь.

— Сэр, я принес все, что вы просили.

— Проходи. Демельза, попроси Амадору приготовить тебе чай или дать вина. Я позабочусь о нем.

— Я помогу, — ответила она, — хочу остаться здесь.

Когда Росс начал приходить в себя, уже опустилась темнота. Мерцали две свечи, у догорающего камина сидела темноволосая стройная дама.

Росс не понимал, кто он, где находится и который час. Отчасти он узнал обстановку, но мебель была как из далекого прошлого. Он совсем ничего не понимал. Он узнал коричневые бархатные шторы, подвязанные шнуром. И зеркало в позолоченной раме над туалетным столиком из орехового дерева. Он помнил лицо, отражавшееся в нем. Но оно не принадлежало женщине, сидевшей у камина.

Это была Элизабет. Христос милосердный, но ведь Элизабет умерла двадцать лет назад!

Понимание всколыхнулся в нем, память вернулась, включая события сегодняшнего дня. Росс сел, в голове помутилось, и он снова упал на подушку, охнув от боли.

Темноволосая женщина стояла рядом и неотрывно смотрела на него.

— Демельза, — наконец заговорил Росс.

— Ох, слава Богу!

— Где мы? Который час?

— Около семи. Или восьми.

— Меня привезли сюда... в Тренвит?

Демельза не осознала, почему Росс задал этот вопрос.

— Тебя вытащили из пожара в Плейс-хаусе. Здесь уже побывал Дуайт.

Он оглядел себя, что вызвало боль.

— Я так и понял. Господи! Такой дымище!

— Твое дыхание улучшились. На некоторое время я...

— Я бы не отказался попить.

Демельза спешно пересекла комнату, взяла чашку с кувшином и вернулась.

— Может, приподнимешься? Боюсь...

Росс приподнялся на локтях, скривился от боли. Демельза подложила подушку и, придерживая Росса за голову, дала ему глотнуть воды.

Росс сделал пару глотков и дал понять, что напился. Он тяжело и с хрипом закашлялся. Когда приступ закончился, Росс улыбнулся встревоженной жене.

— Сейчас все хорошо.

— Ну что ж... тебе лучше, слава Богу.

— Невероятно, насколько быстро распространился огонь. Никто не пострадал?

— Джеффри Чарльз пошел выяснить. Он был в Камборне и потому ничего не знал, пока не вернулся к ужину полтора часа назад. Он заглядывал к тебе, но ты еще... спал, поэтому он сразу пошел узнавать последние новости.

Росс размышлял. Затем оглядел комнату, смущенно подмечая, что первое впечатление оказалось обманчивым. Да, это спальня Элизабет, но туалетный столик не тот же самый. Шторы бордовые, а не коричневые. Наверное, лишь позолоченное зеркало все то же. А остальное ему почудилось.

— Думаю, это шимпанзе устроил пожар. Когда я подходил к дому, то слышал визг, похоже, его что-то расстроило. Мы... мы все собрались в гостиной, и тут ворвался слуга и сообщил, что дом... горит. Когда мы выскочили в коридор... дом... наполнился дымом.

— Не разговаривай пока. Просто спокойно полежи. Не хочешь перекусить?

— Пока нет, благодарю. Валентин ранен?

Демельза помедлила с ответом.

— Я точно не знаю.

— Другие тоже здесь? Все-таки это ближайший крупный дом, но в «Короне» в Сент-Агнесс есть свободные комнаты.

Где-то в темноте мычала корова.

— Сколько времени у нас осталось до отъезда в Лондон? — спросил Росс.

Демельза пораженно смотрела на него.

— Предполагалось, что поедем через неделю, но ты точно не поправишься к тому времени.

— Это трудно. Попытаюсь связать одно с другим.

— Росс, ты меня удивляешь. Только полтора часа назад ты лежал при смерти.

— И чувствую себя почти так же. Хотя ожоги вроде поверхностные, а упавшая на меня балка ударила только вскользь.

— Посмотрим. И подождем, что скажет Дуайт.

Росс отпил воды, он еще держал чашку в руке, когда послышался стук в дверь. Зашел Джеффри Чарльз с бледным лицом. Он улыбнулся Россу и искренне обрадовался, что ему лучше. Джеффри Чарльз был еще в дорожной одежде.

— Пожар почти потушили, но дом сгорел. Спасли кое-что в западном крыле, конюшня и лошади не пострадали. Подробнее осмотреть можно будет только завтра. От фонарей больше тени, нежели света. Росс, тебе повезло. Говорят, ты пошел вызволять Валентина.

— Он ранен?

— Боюсь, он умер. Его нашли в столовой. Шимпанзе лежал рядом.

— Как такое возможно? — резким тоном спросил Росс. — Я вернулся в гостиную, где проходила встреча. Через окно, само собой. Валентин ушел пять минут назад искать Батто. Когда я попал туда, то услышал... или думал, что услышал... крик из коридора. Открыл дверь. В коридоре стоять было невозможно, но я пошел туда в надежде его найти, заглянул в три комнаты и сдался. По пути назад в коридоре на меня что-то рухнуло... потом меня вытаскивали. Валентин был рядом. Сказал, что вышел через другую дверь. И что Батто мертв.

Повисла жуткая тишина. Лицо Джеффри Чарльза от потрясения пошло пятнами, и он мрачно добавил:

— Разумеется, меня там не было. Я лишь передаю то, что мне сообщили.

— Кто сообщил?

— Сначала капитан шахты, Требетик. Но там было еще трое слуг, и они не опровергли его версию. По всей видимости, около шести часов Джордж Уорлегган и его стряпчие уехали домой. Его невестка Селина осталась в «Короне» в Сент-Агнесс с кузиной и малышом Джорджи. Похоже, возникли какие-то разногласия, потому что Джордж-старший хотел, чтобы они все вернулись вместе с ним, а Селина закатила истерику. Потом я встретил Сэма.

— Сэма? Нашего Сэма?

— Да. У него недалеко кузница, ты ведь знаешь, и он услышал о пожаре от какого-то проходящего мимо жестянщика. Я так понимаю, именно он с двумя другими шахтерами первым вошел в столовую и обнаружил тела.

— Последнее, что я помню, — прошептал Росс, — перед тем как меня сшибла балка, это как Валентин склонился ко мне и рассказывал, что Батто умер, а сам он вышел через другую дверь.

В туманной тьме снова замычала корова.

— Валентин соорудил в подвале что-то наподобие логова, чтобы зимой Батто не мерз, — продолжил Джеффри Чарльз. — В погребе, как сказала мне кухарка, находились тюки с соломой, одеяла и мешки. Каким-то образом Батто выбрался оттуда и случайно поджег свою нору. Слава Богу, это случилось не ночью.

Демельза молчала.

— Где сейчас Валентин?

— Сэм настоял, чтобы его принесли в церковь. Сэм позаимствовал свечи из шахты и собирается просидеть около него всю ночь.

 

Глава девятая

— Мама, — спросил Генри, — а вы с папой больше не любите друг друга?

Демельза удивлённо посмотрела на сына.

— С чего это ты взял?

Такой ответ его озадачил.

— Я думаю, — объяснила Демельза, — твой папа просто очень опечален из-за смерти твоего кузена Валентина.

— Ну да... и ты тоже?

— Конечно же. Все мы.

— Но мне показалось... — Генри снова попытался что-то сказать, но умолк.

— Папа огорчен больше всех. Они с Валентином чаще виделись. Когда погиб Джереми, Валентин был почти его ровесником, и папа стал чаще приглашать его к нам. Валентин, разумеется, порой был непростым в общении человеком...

— Что значит непростым?

— Упрямым, своенравным. Даже жена от него сбежала, прихватив малыша Джорджи, так что он жил в одиночестве. Но мы ведь родственники и соседи, и папа считал своим долгом помогать ему, и вскоре очень привязался к Валентину... Поэтому все мы огорчены.

— Упрямым, — повторил Генри. — И про меня ты иногда так говоришь.

— Ты упрямый, но, к счастью, не настолько.

— Со мной не случится того же, что с Валентином?

— Ох, нет, что ты! Нет.

Генри потер один башмак о другой.

— Ты бы не разрешила мне держать такого же зверя, как Батто?

— Надеюсь, тебе и не захочется.

— На слецтвст... — как ты там говорила?

— Следствие.

— На следствии лейтенант Лэйк сказал, что если бы он не вернулся спасать Батто, то не лишился бы жизни.

— Откуда ты узнал? Тебя ведь там не было.

— Элен Портер рассказала.

— Это её не касается.

— Ещё она сказала... — Генри вдруг сбился с дыхания. — Она сказала, что если папа не пошел бы искать Валентина, он бы не поранился.

— Это правда.

— Эллен говорит, они оба храбрые, рисковали собой, чтобы спасти глупого зверя.

— Верно. Но ничего хорошего не вышло. Один погиб, другой чудом спасся.

— А папа... он успеет выздороветь к пятнице, чтобы поехать в Лондон?

— Пока непонятно.

Физически Росс быстро шел на поправку. Ожоги были не сильные, в трех местах наложили повязки, еще четыре смазывали цинковой мазью трижды в день. Реальные опасения внушали сотрясение мозга и отравление угарным газом. Он стал нормально дышать, только когда легкие полностью очистились от дыма. Из-за удара у Росса иногда кружилась голова, но он скрывал это от Дуайта. Ему не давала покоя глубочайшая тоска, смешанная с досадой из-за бессмысленной, нелепой гибели Валентина. Когда Росс потерял Джереми, его сковали опустошение и отчаяние, сейчас же он чувствовал себя так, будто получил тяжкую рану.

Росс задавался вопросом, только ли жалость к животному и присущая ему бесшабашность толкнули Валентина вернуться за Батто. Может, все недооценили чувства Валентина к шимпанзе. Валентин редко демонстрировал свою привязанность к кому-либо. Даже его любовь к сыну стала очевидна только в последний год. Может, его отцовские инстинкты распространились и на обезьяну-беспризорника, найденного в Фалмуте и взятого под опеку. Гибель Валентина вызвала у Росса бурю воспоминаний: о детстве Валентина, об Элизабет, их разговорах, таких как при случайной встрече у церкви, когда в нем снова всколыхнулись прежние чувства к ней. Столько лет прошло.

Ему вспомнилось письмо Элизабет (он хранил его много лет, но потом уничтожил), в котором она сообщала, что выходит за Джорджа Уорлеггана. И наконец, её странная смерть при родах. Он сомневался, понимает ли Демельза глубину свалившегося потрясения, его чувства, страдания, нахлынувшие воспоминания, которые не оставляли и будоражили его. Хотя Демельза и не была в восторге от Валентина, его смерть по-своему потрясла её, она как-то отдалилась от Росса, чувствовала отчуждение.

Загадочное видение Росса, или что это было, тоже не давало ему покоя. Когда он валялся в коридоре, полузасыпанный горящими обломками, перед ним стоял Валентин, который сказал: «Я вышел через другую дверь. Нашел Батто. Он мертв». И дважды назвал его отцом. Дважды. На самом же деле в тот момент Валентин уже был мертв и лежал, схватив Батто за руку, так их нашли Сэм и другие после пожара. Что-то вроде чтения последних мыслей умершего? Взаимодействие разума?

Если бы Дэвид Лейк его не вытащил, это воспоминание стало бы у Росса последним: «Отец. Отец». Никогда на памяти Росса Валентин не обращался к нему так. Он звал его. Приветствовал. Признавал. Больше Росс не услышит этих слов. Завтра похороны. После пожара Росс трижды ездил к Селине, один раз видел Джорджи. От Плейс-хауса остались одни руины. Часть крыши еще держалась, но до первого шторма. Только голые обгоревшие стены. Узнаваемая, но непригодная мебель. Дымящиеся горы пепла.

Конюшня, оранжерея и некоторые надворные постройки не пострадали. Несколько ночей подряд среди руин шныряли мародеры, но брать было особо нечего, кроме еды и выпивки. Дэвид Лейк взял на себя обязательства приезжать каждый день из «Короны» в Сент-Агнесс.

Шахту снова запустили. Пока Росс неуклюже слезал с лошади, Демельза поднималась из бухты Нампары.

— Ты слишком много ездишь верхом, — мягко сказала она.

— Думаю, на сегодня хватит. Возможно, в среду придется поехать в Труро.

— Ты пользуешься мазью?

— С сегодняшнего утра уже нет. Только вот нога немного беспокоит.

— Дай посмотрю.

— Если никуда не торопишься.

— Конечно, не тороплюсь.

Они поднялись в спальню, и Демельза помогла ему снять сапог и чулок.

— Нога распухла, — сказала Демельза.

— Да, немного.

— Дуайту показывал?

— С воскресенья нет. Не думаю, что мне стоит выполнять все его предписания. Доктора вечно перестраховываются.

Демельза осторожно ощупывала распухшую ступню, наблюдая за его реакцией.

— Хорошо хоть это не поврежденная нога.

Росс смотрел на ее склоненную голову, густые вьющиеся волосы, теперь немного подкрашенные по его совету.

— Хотя, если подумать, в среду утром я мог бы пригласить Баррингтона Бардетта сюда. Сегодня я был в банке Корнуолла, осталось подписать всего пару документов.

— А я думала, ты снова навещал Селину.

— Да, навещал, но потом поехал в Труро.

— Она не передумала?

— Знаешь, мне кажется... Конечно же, нелепая смерть Валентина всех ужаснула, но как ни странно, именно Селина горюет больше и дольше всех.

— Надо же...

— Подозреваю, ее враждебность по отношению к Валентину не столь глубока, как казалось. На самом деле она просто сильно обижена и всеми силами старалась заставить его это почувствовать, но не хотела потерять его навсегда.

— Порой насколько сильно любишь, настолько сильно и ненавидишь, — подметила Демельза. — Так, мазь наложена. Посиди еще пару минут.

— Она такая прохладная.

Демельза встала.

— Отдохни несколько дней. Ты уже не молод. Не стоит тебе ехать в Лондон.

— Но мне нужно ехать в Лондон, если...

— Если это тебя не добьет.

Он усмехнулся.

— Вряд ли. Должен же я еще раз увидеть ее на сцене.

— Удар был сильным, Росс. И эта утрата. Ты быстро поправился, но...

— Честно говоря, я бы с радостью отдохнул, но не могу сидеть сложа руки. А ты как, дорогая? Тебе тоже не сладко пришлось.

— Да уж... не то слово.

Позже, когда Гарри уснул, Демельза спросила:

— Днем ты сказал, что не можешь сидеть сложа руки. Почему?

— Почему? Я же объяснил.

— Повтори.

Росс закурил трубку, мысли его блуждали где-то далеко.

— Валентин научил шимпанзе курить. По мнению Дэвида Лейка, так и начался пожар. Когда обнаружили тело Батто, он сжимал сигару...

Она уставилась на трубку.

— Я на всю жизнь возненавидела запах сигар после... после Пола Келлоу.

Росс потягивал трубку, подбрасывая щепок в огонь.

— Я не в силах больше объяснять, не затрагивая болезненных тем.

— Болезненных для кого?

— Для тебя. Слишком часто всплывала тема о происхождении Валентина. Трагедия все это оборвала довольно жестоким способом, оставив только горечь, скорбь и опустошение. Разве что будущее Джорджи вызывает опасения. Очевидно, Валентин, как и я, не хотел, чтобы Джорджи воспитывался Уорлегганом. Поэтому я старался сделать все возможное, чтобы не допустить разрыва с Селиной. И в случае неудачи принять сторону Валентина в споре об опеке над мальчиком. Когда он написал с просьбой приехать в Плейс-хаус в прошлый вторник, ты советовала мне не ехать. Я не объяснил тебе истинные причины поездки, потому что обещал Филипу Придо не говорить никому, что на днях Валентина должны арестовать. Из-за обезьяны этого не случилось.

Демельза посмотрела на громадный ушиб на лбу мужа.

— И поэтому все эти дни вместо отдыха ты провел в разъездах?

— Кажется, смерть Валентина полностью разрушила мои последние надежды на спасение малыша Джорджи от воспитания под надзором Джорджа.

— И ты встречался с Селиной?

— Трижды. Дэвид Лейк рассказал, как сильно она горюет, и я понадеялся, что можно прийти к согласию.

— Это к ней ты ездил в пятницу?

— Да, она вернулась в Рэйли-фарм. С ней и малышом Джорджи была ее кузина. Селина все еще в шоке и не могла двух слов связать.

Демельза ничего не ответила.

— После ужина она немного успокоилась, говорила более связно. Кстати, незадолго до случившегося она приходила ко мне за советом.

— В самом деле! Как водится, в мое отсутствие.

— Недавно одна из падчериц Селины вышла замуж, и вроде бы удачно, за индуса или полуиндуса. Он сын какого-то богатого торговца хлопком, родом, кажется, из Бомбея. Они поженились в августе, и Селина буквально разорилась на роскошную свадьбу. В следующем году молодые собираются поехать в Бомбей на пару лет. Поэтому Летиция позволила Селине пожить в своем доме в Лондоне до их возвращения. Даже до пожара Селина не могла принять решение. Им с кузиной не нравится дом, который снял им Джордж, и скорее всего, они с малышом Джорджи переедут в Лиссон-Гроув.

— Еще бы, — сказала Демельза, — как тут на что-то решиться, когда сына похитили. Могу себе представить.

— Тогда что тебе не ясно?

— Ты вроде бы пытаешься мне объяснить, верно?

— К сожалению, замешаны еще и финансы, эту проблему я пытался решить. У Селины остались деньги, но ей с трудом удается поддерживать привычный образ жизни. Когда она обратилась за помощью к Джорджу, ей пришлось связаться ростовщиками, чтобы оплатить дорогостоящую свадьбу. Я полагаю, Джордж расплатился с ростовщиками с условием, что она вернется жить в Корнуолл, а другие условия тебе известны. Если Селина нарушит условия договора, ей придется уплатить эту сумму Джорджу. Но ей это по силам, как говорит миссис Осворт, за счет продажи дома в Финсли или еще где-то. Ей не придется платить за дом в Лондоне, так она не наберет долгов, а оставшуюся часть денег может пустить в оборот или на проживание.

— Это все?

— Нет.

Трубка Росса потухла, пока он говорил, но не стал снова прикуривать.

— Ты, наверное, думаешь, что я так спешил из-за грядущего отъезда в Лондон. Но нет, я хотел воспользоваться тем, что Селине опостылел дом, в котором она живет, и помочь ей выработать план дальнейших действий, чтобы Джорж ей не помешал.

— Это звучит по меньшей мере странно. Только ли судьба Джорджи тебя заботит, может, и самой Селины?

— О Господи, ну разумеется, Джорджи! Она меня не волнует! Ты ведь должна понимать мои чувства к Джорджи!

— Да-да, я понимаю. Валентин ничего не оставил? Неужели одни долги?

— Я спрашивал Селину и узнал, что при жизни мистер Поуп оплачивал страховку от пожара в Плейс-хаусе, но она сомневается, что Валентин удосужился ее продлить. А шахта, новая шахта Уил-Элизабет — многообещающий источник дохода. Знаешь, когда мы затевали эту компанию для покупки шахты, чтобы спасти Валентина от долговой ямы, банк «Уорлегган и Уильямс» получил сорок девять процентов, а банк Корнуолла — двадцать шесть, а еще двадцать пять процентов остались в собственности. Валентина. Эта спасательная операция предпринималась с полным осознанием ее возможной убыточности. Сейчас же есть шансы на удачный исход. Учитывая исключительные обстоятельства, я предложил банку Корнуолла уступить двадцать процентов из двадцати шести, которыми он владеет, в случае, если Селина решит вернуться в Лондон и не возьмет денег Джорджа. Таким образом, она будет владеть сорока пятью процентами акций предприятия. Если шахта принесет прибыль, Селина может надеяться на достойную и независимую жизнь.

— Наверняка твои партнеры не захотят расставаться с акциями, чтобы передать их Селине, предположила Демельза.

— Что ж, они действительно не жаждали этим заниматься...

— И?

— Я купил все акции сам.

— Ты... Ты вложил все собственные деньги в эту шахту?

— Да.

Росс потупился.

— И, надо понимать, потерял... Сколько? Две... три тысячи фунтов сбережений?

— Но не прямо сейчас...

— Помнишь, когда-то давно, когда Джулия была совсем крошкой, ты чуть не прогорел и с трудом избежал долговой тюрьмы из-за трех тысяч фунтов.

— Отлично помню. Но сейчас дела идут намного лучше.

— Насколько лучше, Росс? Ты никогда мне не рассказываешь!

— Это несправедливо! Обычно ты не интересуешься делами.

— Я всегда интересуюсь. Но я слышала, что на Уил-Лежер открыли новую медную жилу, и если мне понадобится новое платье, скорее всего, я его куплю. Нам удалось устроить для Клоуэнс чудесную свадьбу. Мы смогли оплатить обучение Беллы и прочие расходы. В общем-то, я довольна и живу без забот. Но было время, очень долгое время, когда приходилось тревожиться каждый день.

— Я слишком хорошо это знаю. И теперь ты снова начала волноваться, потому что я подарил акций на три тысячи фунтов милой молодой женщине, которая в конце концов меня обольстит. Правильно?

— Возможно, потеря трех тысяч фунтов — не самое страшное из моих опасений.

Демельза глубоко вздохнула.

— Я хочу все провернуть на законных основаниях— сказал Росс, намеренно уводя тему в сторону. — Баррингтон должен приехать сюда в среду — убедиться, что сделка заключена правильно. Видишь, как я стал похож на Джорджа!

Макардл пришел на начало генеральной репетиции.

Хотя до премьеры осталось десять дней, ему хотелось проверить, как продвигается постановка. Они с мистером Глоссопом сильно потратились на новые декорации. Точно так же они потратились и на «Макбета», и это удвоило, по его мнению, как удовольствие зрителей, как и их численность. Спектакль положил начало новой эре, теперь зрители не выражали удовлетворения игрой актеров, пока не упадет занавес. «Макбет» играли в декорациях впечатляющих холмов Шотландии.

Важная сцена в «Ромео и Джульетте» проходила на балу у Капулетти, но большее внимание уделили сцене в склепе. Декорации установили в воскресенье. Пора было двигаться дальше. Дина Партлетт, играющая синьору Капулетти, жила чуть севернее Хаттон-Гарден, поэтому обычно заходила к Белле, и они вместе шли в театр. Репетиция проходила в костюмах, хотя их выбрали неделю назад.

Зрительный зал был огромный (один только балкон в театре вмещал восемьсот человек) и в этот день казался еще больше, хотя в ложе теснилось друг к другу всего пять человек. Начало репетиции прошло успешно.

Стоя на заднем плане и изредка шепотом обмениваясь замечаниями с тем или иным актером, Белла отвлеклась и задумалась о проблемах и парадоксах своей жизни за последний год. От главной партии в «Севильском цирюльнике» в Руане до незначительной роли в «Ромео и Джульетте» спустя полгода. Частичная потеря голоса повергла ее в уныние. Однако она продолжала учиться. Милый Морис назначил ее, почти неопытную певицу, на главную роль в непростой опере во Франции. Спектакль имел успех. Теперь же, перестав жаловаться на больное горло, Белла скоро выйдет на лондонскую сцену в шекспировской пьесе, благодаря настойчивости Кристофера и влиянию Эдварда. Она начинает вторую жизнь на сцене.

Неужели с первой окончательно покончено? Неделю назад как-то утром Белла улизнула из-под доброжелательной опеки миссис Пелэм и явилась к профессору Фредериксу. Она рассказала о новой роли, и пораженный профессор за нее порадовался, но был разочарован тем, что она выйдет на сцену не как певица. Перед уходом профессор прослушал Беллу.

Когда она умолкла, профессор украдкой смахнул слезу:

— Милая Белла, у вас был такой красивый голос... и в низком регистре он все так же прекрасен. Все впереди, еще рано говорить. Нисколечко не сомневаюсь, что Господь, одаривший вас этим прекрасным даром, вернет его обратно! Будем надеяться и молиться... А тем временем не отчаивайтесь, вы держитесь великолепно, и я постараюсь прийти на премьеру восемнадцатого числа.

На этой неделе Белла не получала писем от родителей и надеялась, что они приедут. Если ничего не случилось, они приедут в субботу. Она написала Эдварду и поблагодарила за то, что употребил свое влияние ради нее. С Кристофером, разумеется, она виделась каждый вечер. Он не потерял надежды и веры в нее. Еще в Корнуолле он объявил, что избавился от пристрастия к белому вину. Можно ли вообще побороть подобную слабость? После ее болезни он ни разу не проявил признаков зависимости.

На минувшей неделе она послала Морису письмо, где сообщила о «смене профессии».

На репетиции они дошли до второго и более серьезного поединка на шпагах. Белла вышла на пару шагов вперед, с огромным удовольствием наблюдая за поединком. Пару раз она брала дуэльные шпаги и получила возможность пофехтовать с Меркуцио.

Они подошли к главной дуэльной сцене из первой сцены третьего акта. Меркуцио пал от руки Тибальта и долго прощался перед кончиной. Вскоре Тибальт погибнет от руки Ромео. Они двигались назад и вперед, лязгали металлические клинки. Именно этого зрелища жаждали зрители: решающую битву, чтобы сердца забились в ускоренном темпе; все должно выглядеть натуральным.

После длительного поединка, когда Тибальт начал брать верх, Ромео загнал его в угол; после чего последует выпад, который пронзит Тибальта. Играть это нетрудно, но взмахи шпагами перед смертельным ударом всегда несли серьезную опасность. В этот раз, возможно, из-за правдоподобных декораций или впервые надетого итальянского камзола и панталон Фергюс Флинн сделал слишком сильный выпад. Ромео вскрикнул, выронил шпагу и попятился, лицо залила кровь. Затем он пошатнулся и упал; женщины завизжали и столпились вокруг. Защитный гуттаперчевый чехол на острие рапиры процарапал щеку и угодил в глаз.

Похороны Валентина прошли тихо. Он пользовался дурной славой у деревенских, в особенности у методистов, пусть это и скрывалось. А тем более у женщин, потому что Валентин никогда не упускал случая пошутить, при этом гадко и жадно пожирая глазами. Молодой человек с причудами, о котором много говорили и сплетничали. Некоторые мужчины с радостью бы от него избавились. Как сказал один рыбак из Сент-Агнесс: «Мне куда больше жаль Батто, чем его хозяина».

В церковь пришли Харриет и Урсула. Джордж сослался на то, что неважно себя чувствует. Группка расфуфыренных дамочек приехала из Труро. Эндрю Блейми-младший как раз вернулся из рейса и пришел вместе со своей матерью Верити. Семья Карн приняла должное участие в похоронах. Бен Картер отказался покидать шахту, и Эсси пошла со свекровью. Явились лишь очень немногие дружки Валентина по азартным играм, которые вдоволь пили и ели у него в доме. Прибыл Филип Придо, как и Требетик с тремя шахтерами с Уил-Элизабет. В самый последний момент появились Дейзи Келлоу с отцом.

Если это не конец эпохи, все равно казалось, что один компонент затянувшейся вражды исчез. Больше нет этого саркастичного и несносного человека. За короткое время сгинули двое молодых людей: один сидел в тюрьме Бодмина, другой лежал в могиле. А всего пять лет назад всеми любимый Джереми покинул этот мир. Деревни обеднели.

Хотя Плейс-хаус относился к приходу Сент-Агнесс, но отсутствие постоянного священника и то обстоятельство, что мать Валентина похоронена у церкви Сола, определили выбор кладбища.

Мистер Профитт выступил с проповедью, читаемой уже не один раз, основанной на полном незнании характера молодого человека, чьи похороны он проводил. Это уже неважно, думал Росс; единственное значение для него имела потеря сына. Вот так, спустя двадцать шесть лет и триста один день, ребенок, рожденный во время затмения луны, исполнил свое предназначение, которое напророчила ему с первых минут жизни снедаемая хандрой тетушка Агата.

 

Глава десятая

Отъезд в Лондон наметили на пятницу, в шесть утра из Труро на королевской почтовой карете. Эти дилижансы курсировали уже пять лет, Росс и Демельза уже пользовались услугами этой компании. Экипаж следовал по старому северному маршруту, в целом надежному, минуя Лискерд и Плимут. В среднем поездка из отеля «Красный лев» в Труро до «Головы сарацина» в Лондоне занимала тридцать пять часов. Когда они сели в экипаж, их обрадовали, что первую часть пути они будут ехать внутри в одиночестве. Погода стояла промозглая, и Демельзе было не по душе, что семеро пассажиров в целях экономии сидят снаружи. Но для обожженной ступни Росса это пойдет на пользу.

Утром они мало разговаривали. Может, именно потому, что они стали мало общаться, думала Демельза, Генри и задал ей тот чувствительный вопрос.

— Я сплю на ходу, — сказала Демельза. — Ведь мы встали в четыре утра. Ты не против, если я вздремну?

— Не против. Что ж, пользуйся возможностью, пока к нам не подсел какой-нибудь пузатый горожанин.

На какое-то время установилась тишина, только экипаж покачивался и трясся по разбитой дороге к Сент-Остеллу. Через двадцать минут Демельза открыла глаза и, заметив на себе неотрывный взгляд Росса, захихикала.

— Не могу заснуть.

— Я тоже.

Эта поездка всегда давалась им с трудом. Совсем скоро, думала Демельза, они будут ездить в экипаже до Бата, а потом пересаживаться на паровоз до Лондона. Но ей не особо этого хотелось. К тому же при мысли о паровой машине она обязательно вспомнит Джереми. Росс вытянул теперь уже другую больную ногу.

— Вот скажи, я усох?

— Усох? — Демельза осмотрела его крепкую фигуру. — Ты? Почему ты спрашиваешь?

— Мне показалось, что Джордж как-то усох, когда я видел его во время пожара в Плейс-хаусе. Он тогда сидел на скамейке в одиночестве.

— Вот как?

— Я снова это отметил, когда пришел к нему в Кардью после смерти Валентина. Он сидел в кресле, сгорбившись, и я подумал, что он каким-то образом уменьшился в размерах.

— С чего ты взял, что ты сам уменьшаешься?

— Он старше меня на год. Просто пришло в голову.

— Тот несчастный случай мог его состарить.

— Надеюсь, мой несчастный случай не повлияет на возраст!

— В будущем веди себя умнее и не лезь в пекло, чтобы тебя не ударила по голове падающая балка!

Росс смотрел на стучащий в окно дождь. В прошлом году они ехали в этом же экипаже, и весь путь до Лондона их сопровождали дождевые тучи.

— Могу сказать только одно, неважно сильно ли усох Джордж или не очень, но не стоит недооценивать его коварство, мстительность и обидчивость. Горбатого могила исправит, — сказал Росс.

— Он и правда скорбит о кончине Валентина?

— О да. Но еще сильнее беспокоится за ребенка.

— И в этом ты пошел ему поперек.

— На какое-то время. Селина может передумать. Или Уил-Элизабет принесет не такую прибыль, как мы надеемся. Деньги Джорджа всегда останутся угрозой.

— С которой тебе не хватит сил тягаться.

— Естественно. Даже пытаться не стоит.

— Или она может повторно выйти замуж.

— Вполне возможно. У нее на лице написано, что она еще не раз выйдет замуж.

Они ехали по лесистой долине неподалеку от Пробуса. С темных деревьев капала вода.

— А еще остается загадка с Валентином, — сказала Демельза.

— Загадка? Ты про мое видение?

— Отчасти. Но не совсем.

На какое-то время разговор прервался из-за шума снаружи, экипаж остановился и сошли два пассажира. Когда карета снова покатила дальше, Росс продолжил:

— Ты, конечно же, знаешь главную причину, из-за которой я поехал в Плейс-хаус тем утром — передать Валентину предупреждение от Филипа Придо, что его собираются арестовать за вывоз контрабандного олова из страны.

— Да. Теперь я об этом знаю.

— Так вот, на похоронах Дэвид Лейк сказал, что Валентин уже знал.

— Что?!

— Кто-то из матросов с брига сообщил ему, что ходят такие слухи, и что он, этот человек, уезжает из Корнуолла, спасая шкуру.

— Но тогда получается... Что это значит?

Росс помотал головой.

— Я ломал над этим голову. Никто теперь не узнает.

Демельза наконец задремала, проспав до самого Бодмина. Там они передохнули и выпили чаю с печеньем. Она обрадовалась камину на постоялом дворе, сняла перчатки и протянула руки к огню. Поданный чай обжигал, тепло разошлось по телу. Впереди их ждал длинный отрезок пути по вересковым пустошам до самого Лонсестона. Они поужинают там и заночуют в Хонитоне. Мысли Росса как будто и не прерывались, и он сказал:

— Многое о Валентине мы никогда уже не узнаем.

— Ты думаешь...

— Ты о чем?

— Ну... что он покончил с собой?

Росс покачал головой.

— Он не похож на... Но оказываясь в трудном положении, люди совершают немыслимые поступки... Господи, даже не знаю. Осознав, что наворотил кучу дел, он мог прийти к убеждению, что нет приемлемого выхода, и стал еще упорней напрашиваться на неприятности, поэтому спонтанно пошел на риск, дополнительный риск, ради спасения любимого шимпанзе, риск, на который не пошел бы, если бы над ним не висела угроза суда и тюрьмы...

Несмотря на то, что супруги делили одну спальню, дома их всегда окружала семья и слуги. В общем пространстве дома сложно было обсуждать такие чувствительные проблемы. Как правило, время на личные беседы находилось только в постели — перед сном или рано утром, однако в последние несколько недель, а казалось, прошли долгие месяцы, они так не разговаривали. В почтовой карете они были заточены, как в одиночной камере, по крайней мере, еще на час, и никто не отвлечет делами шахты или усадьбы.

— Ты знаешь, что на днях мне сказал Генри? — прервала молчание Демельза. — Он спросил: «Вы с папой больше не любите друг друга?»

Росс улыбнулся, но помрачнел.

— И что ты ответила?

— Спросила, что он имеет в виду. Он хотел рассказать, но запнулся и сразу умолк. Тогда я объяснила, что ты очень расстроился из-за смерти Валентина... Разумеется, я сказала, что мы все очень расстроены, но папа больше всех. Я пыталась объяснить, что после смерти Джереми вы с Валентином сделались особенными друзьями, больше привязались друг к другу, а потом, когда Валентин расстался с Селиной, ты пытался поддержать его, дать совет. В конце концов, это правда, хотя бы отчасти.

— Гарри — очень наблюдательный ребенок. Но детская интуиция не видит глубинной сути.

— И это неудивительно. Похоже, он что-то услышал и выспрашивал подробности у Эллен Портер.

— Надо отказаться от услуг этой ненадежной девицы. Или сделать ее горничной, чтобы взяла на себя часть работы Бетси-Марии.

— Потом он спросил, разрешу ли я иметь ему домашнего питомца наподобие Батто.

— Надеюсь, ты ему разъяснила, что он и так окружен животными, которые точно не подожгут дом?

— ...Он ведь проницателен для ребенка восьми лет, согласен?

— Если бы тебя вынуждали ответить на его первый вопрос, что бы ты сказала?

Демельза закусила губу.

— Я бы ответила, что мы до сих пор любим друг друга, но из-за последних событий между нами не все гладко.

— Все настолько скверно?

— А ты бы как ответил на моем месте?

— Я бы ответил... нет, я ничего не стал бы объяснять восьмилетнему ребенку. Ты права!

— А восемнадцатилетнему тоже не стал бы объяснять?

— Вот тут другое дело. Ладно. Мне пришлось бы ответить, что в своей жизни я любил только двух женщин. Вот. Первая вышла замуж за моего главного врага. Вторая вышла за меня. Она моя возлюбленная, подруга, хозяйка дома, мать моих детей, голос... моей совести. В моих глазах она не сравнится ни с какой женщиной на свете. У меня, как у простого смертного, временами возникают иные привязанности, другие незначительные фантазии и мечты — всякое, но только не измены. Временами это чрезвычайно сильные привязанности, особенно по отношению к трудному юноше, который, как я подозреваю, был моим сыном. Наверное, это сопряжено с чувством вины! Но опираясь на такую гипотезу, нравится мне это или нет, я и дальше буду проявлять интерес к судьбе его сына. По-другому не получится, и если жена не требует проявлять интерес исключительно к ней, она получает от меня всю неизменную поддержку, интерес, заботу, сочувствие, любовь и сердечную доброту. И если последние недели я тем или иным образом пренебрегал семьей, то прошу у нее прощения и постараюсь исправиться. Так лучше?

Минуту погодя Демельза тихо проговорила:

— Не знаю, смеяться мне или плакать.

— Почему вдруг смеяться?

— Потому что от такой чудесной речи у меня слезы на глаза наворачиваются, но ты произносишь ее легкомысленно, отчего на ум приходит мысль, что ты говоришь об этом — как там это слово? — цинично. Это так, Росс?

Он пристально и долго смотрел ей в глаза.

— Ответ отрицательный. Но теперь я понимаю, что не следовало всего этого тебе говорить.

Как странно, думала Демельза, такие замечательные слова вроде должны способствовать их примирению, но почему-то трещина еще не заросла.

— Доктора считают, что зрение можно спасти, — сказал Макардл. — Но ему придется провести хотя бы неделю в темной комнате. А потом, если все пойдет хорошо, потребуются две-три недели для восстановления.

— Что ж, вот и все, да? — сказал Джозеф Глоссоп. — Мы либо полностью отменим, либо отложим постановку до Нового года.

— Мы уже распродали большую часть лучших мест в ложах! — метался Рори Смит, управляющий театра. — Будь проклят этот чертов Флинн во веки веков! Его нужно гнать со сцены!

— Он ирландец, — заметил Глоссоп, — и слишком возбудим. Другие постановщики теперь примут это к сведению.

Макардл шагал взад-вперед по кабинету.

— Я уже перебрал всех людей, которые могли бы его заменить. Джеймс, его дублер, слишком уродлив. Нужно было подумать об этом раньше, но кто мог предвидеть такой поворот? Жаль, ведь у него хороший голос, да и фехтовальщик он неплохой, только публике, которая ожидала увидеть Артура Скоулза, он точно не понравится.

— На Кина никаких надежд? — спросил Смит.

— Невозможно! Он играет Лира в «Гардене», как вы знаете.

— Дэвидж сейчас в Америке. А Кук?

— Ему уже за пятьдесят, да он на них и выглядит. Разумеется, будь с нами Кин, зрители проглотили бы что угодно.

Макардл встал спиной к окну, закрыв собой большую часть зимнего света.

— Известное имя — вот что мне нужно. Или совсем неизвестное. Вот бы вы нашли кого-нибудь, чтобы пробудить в публике любопытство...

— О Масгроуве вы думали? А Эрик? Не очень известен. Докатился до того, что играет синьора Монтекки. Хотя, признаться, он моложе остальных. Сможет ли Шарлотта сделать вид, что влюблена в него? Нет, лучше отменить спектакль. Так безопаснее. Мне нужно заботиться о репутации.

— Мне предложили еще одну кандидатуру, — сказал Глоссоп. — Идея эксцентричная, однако на меня оказывают определенное давление.

Все выжидающе посмотрели на него. В конце концов, именно его семья поддерживала на плаву Королевский театр «Кобург», чтобы в нем не погасли огни. Бросив взгляд на остальных, Глоссоп покачал головой.

— Не знаю. Вряд ли. Дайте мне еще сутки. Завтра в это же время мы примем решение.

Карета прибыла в Лондон в пять часов воскресенья. В этот час город был черным, как антрацит, однако горели фонари, к тому же многие улицы с недавних пор освещались газом. Кристофер, одетый по-городскому, встретил их у «Головы сарацина» в частном экипаже, который должен был отвезти их на Георг-стрит. Он передал теплые приветствия от Беллы, а также ее извинения — в театре что-то случилось, и потребовалось ее присутствие. В театре серьезно подумывали о переносе спектакля, и наконец, решили не отменять его, но это означало череду дополнительных репетиций. Вторую генеральную репетицию назначили на понедельник, а премьера была назначена на вторник, как и запланировано. Вероятно, будет четыре спектакля, но в случае успеха, возможно, представления продолжатся на следующей неделе.

— Перенос спектакля как-то касается Беллы? — спросила Демельза.

— Да. Кого-то ранили в поединке, и это означает перестановки в актерском составе.

— Белла играет другую роль?

— Да. Но полагаю, она бы хотела сама вам обо всем рассказать.

— Не сомневаюсь, — сказал Росс.

— Ваше письмо о Валентине пришло вчера. Мы все страшно расстроились. Вы поправились, сэр?

— Благодарю. В целом — да... Все хорошо.

— Это обезьяна подожгла дом?

— Да. Шимпанзе тоже погиб. Его похоронили на утесе, чуть выше руин дома. Полагаю, доктор Энис сохранил некоторые части тела для исследований.

— Лучше бы он этого не делал. — Демельза вздрогнула. — Иногда я не понимаю, как Кэролайн с этим уживается... с препарированием прямо в доме.

— Не в доме, дорогая. Он использует часть конюшни.

— А еще арестовали Пола Келлоу? После моего приезда к вам столько всего произошло!

Доехали они быстро и вскоре уже разгружали багаж у дома номер четырнадцать. Миссис Паркинс встретила их и помогла Кристоферу перенести наверх саквояжи.

— Не останешься с нами на ужин? — спросила Демельза.

— Благодарю, вы очень добры, но я собирался вернуться в театр, забрать Беллу, когда они закончат, и отвезти ее домой.

— В котором часу это будет?

— Она говорила — в восемь или в девять.

— Тогда до завтра, наверное, не стоит ее беспокоить?

— Я ни в чем не уверен. Не уверен даже насчет завтрашней генеральной репетиции. Все зависит от Макардла, он любит все доводить до совершенства. Надеюсь, вы оба поймете. Такой вот поворот. Мы, конечно, не ожидали ничего подобного

— Мы бы стали более понимающими, — мягко сказал Росс, — если бы знали, о каком повороте идет речь.

Кристофер расправил плечи.

— Что ж, в таком случае, сэр, я бы не прочь чего-нибудь выпить, если у вас есть.

Демельза позвонила, вызвав миссис Паркинс, и все потягивали бренди, закусывая кексом.

— Как бы я хотел, чтобы она лично вам все рассказала, — начал Кристофер, — но теперь вижу, что без подробного объяснения вы не поймете, чем ваша дочь так занята сегодня вечером, что даже не может с вами встретиться... И, кажется, только я могу объяснить.

— Это означает плохие новости?

— О нет! Надеюсь, вас это так же взволнует, как и меня, однако... однако у вас могут появиться сомнения... Даже не знаю...

— Так расскажи, что происходит.

Кристофер рассказал о несчастном случае с Артуром Скоулзом, о поисках замены, о выборе между отсрочкой и отменой спектакля, о принятом в итоге решении.

— В конце концов, — сказал он, — Макардлу и Глоссопу надлежало принять окончательное решение. Или найти творческий выход из положения, который приведет к наименьшим потерям. В итоге они спросили Беллу, сможет ли она сыграть эту роль.

— Что?! — выпалил Росс.

Демельза сглотнула и спросила:

— Какую роль?

— Ромео.

 

Глава одиннадцатая

— Меня не было рядом в тот момент. Я находился у себя в конторе. Кажется, ее вызвали в комнату управляющего театром и в упор спросили, справится ли она.

— Боже!

— И знаете, что они сказали? Что она почти без колебаний ответила: «Да, разумеется».

Воцарилась ошеломленная тишина.

— Но это же, — заговорила Демельза, — это же главная роль...

— Да, как и роль Джульетты.

— Но она была... как это называется... дублершей Джульетты! А это мужская роль!

— Иногда женщины тоже ее исполняли. На самом деле, как я понимаю, сыграть Ромео страстно мечтают многие наши ведущие актрисы. Его играла миссис Актон. И миссис Армитадж. Думаю, Сиддонс тоже хотела. Она сыграла Гамлета. Все равно Белла собиралась играть мужчину, небольшую роль.

— Но это... невозможно, — сказал Росс. — Ты единственный, кто видел Беллу на профессиональной сцене. И она сыграла главную роль. Скажи честно, что ты об этом думаешь?

— Мне показалось, что Белла в прекрасной форме. Она играла хорошенькую молодую наследницу... Чудесно пела, но это совершенно другое... Зрители, надо сказать, были в восторге, но...

— Это была иностранная публика!

— Там же столько текста для запоминания, — сказал Росс. — Она должна идеально знать все слова!

— Похоже, она знает. Или почти. Не забывайте, она впитывала в себя эту пьесу несколько недель.

— Но разве Ромео не должен драться на дуэли? — спросила Демельза. — Похоже, должен, судя по твоему рассказу!

— Да. Но уверяю вас, Фергюс Флинн, который уже вывел из строя одного Ромео, оказав при этом медвежью услугу своей актерской карьере, теперь два раза проверит, не слишком ли он реалистичен... А Белла быстро учится.

— Что значит «быстро учится»?

— С тех пор как я услышал эту новость, я обучаю Беллу основным ударам и выпадам. Когда зимой Веллингтон стоял в Лиссабоне, он устроил спортивные состязания, чтобы чем-то занять войска. Приз за фехтование получил я.

Росс встал.

— Кристофер, это ты стоишь за этим назначением?

— Если вы спрашиваете, не я ли ее уговорил, то это, разумеется, не так. Когда она согласилась на роль, меня там не было. Я и не пытался отговорить ее, потому что желаю ей успешной карьеры. Это поразительный шанс. Даже неудача может принести ей славу. Возможно, только я знаю, как глубоко она переживает потерю оперного голоса. На прошлой неделе она сказала, что чувствует себя пустым местом — как будто вообще не существует. Я верю, что такая неординарная возможность — вернуться не в качестве статиста, а в самый центр сцены, оживит ее. Разве я мог поступить иначе?

— А ты что думаешь? — Росс посмотрел на Демельзу.

— У меня нет слов.

— Тут точно не обошлось без чьего-то влияния. Не приложил ли к этому руку Эдвард Фитцморис?

— Он сейчас в Норфолке, — сказал Кристофер, — Белла слышала это вчера от Клоуэнс.

— А сколько примерно зрителей вмещает королевский театр «Кобург»? — спросила Демельза.

— От пятнадцати до восемнадцати сотен.

Демельза больше ничего не сказала, лишь выразительно, почти с мольбой, посмотрела на Росса.

Кристофер перехватил ее взгляд.

— Не было возможности просить вашего одобрения. Она сказала «да», и у меня нет полномочий сказать «нет». Знаю, это сложнейшая задача для нее, но, видимо, назад уже не повернуть.

— Ты сказал, что неудача может все равно пойти ей на пользу, — сказал Росс, — но что, если неудача не окажется такой уж достойной? Это может положить конец ее желанию появляться на публике. Полностью убить в ней уверенность! Ты ведь понимаешь, насколько жестоко и грубо может вести себя толпа. Публика там не самая утонченная. Театр расположен в бедном районе.

— Сомневаюсь, что в Руане публика отличалась высокой культурой.

— Да, не отличалась. Но когда я увидел ее выступление, Белла уже успела стать всеобщей любимицей.

— С божьей помощью это случится и здесь, — сказал Кристофер.

Никому и в голову не приходило, что Кристофер решил на какое-то время утаить правду.

Заметив степень влияния Эдварда Фитцмориса, вложившего в театр пятьсот фунтов, после чего его избрали попечителем, Кристофер продал новый дом (со значительной прибылью) и вложил пятьсот фунтов в Королевский театр «Кобург». Он рассудил, что если Белла хорошо справится с небольшой ролью, он употребит свое влияние попечителя, чтобы мистер Глоссоп в ближайшем будущем дал ей роли посерьезнее. Ничего другого Кристофер пока не придумал, но счел необходимым помогать Белле делать новую карьеру. Он не смог смириться с мыслью, что ее карьера разрушена.

Позже случился несчастный случай, и втайне от Беллы Кристофер сначала взялся за мистера Глоссопа, потом за Фредерика Макардла, а затем за обоих вместе. Это вызвало сопротивление, хотя и далекое от враждебности. Макардл на удивление оказался сговорчивее, хотя и по-прежнему противился.

— В последний раз мужскую роль сыграла миссис Актон лет пятнадцать назад. Восприняли ее вполне сносно. Женщина, играющая мужскую роль, всегда вызывала особый интерес. Шекспир хорошо это понимал. Камзол и штаны, плюс намек на похотливость. У Беллы определенно привлекательная внешность. Но нет опыта. Ох, нет, у нас такая грубая публика. Извините, Кристофер, я беспокоюсь о вашей даме. Вряд ли она станет рассматривать такое предложение.

— Спросите сначала у нее.

— Нет, слишком рискованно, — решительно возразил Глоссоп. — Моя семья вложила в театр несколько тысяч фунтов. Если постановка провалится, мы понесем значительные потери. Но если провалится с треском, нашей репутации конец.

— У меня есть средства, — сказал Кристофер. — Я готов выделить пятьсот фунтов, чтобы покрыть возможные убытки. Если все окончится неудачей, деньги пойдут на оплату расходов. Если успехом, то на приобретение еще пяти долей в театре.

Глоссоп почесал толстый подбородок.

— Вы так сильно верите в мисс Полдарк, Хавергал.

— Я давно ее знаю.

— Что скажете, Макардл?

— Я обдумаю это предложение, — отозвался постановщик. — Как говорится, надо искать способ извлечь выгоду из обстоятельств. Никому не известная девушка, никогда прежде не выступала на лондонской сцене, профессиональная оперная певица, имевшая огромный успех в Париже. Это привлечет публику... Но если в итоге все закончится крахом, зрители могут здорово разозлиться.

В мистере Глоссопе заговорили деньги:

— Как думаете, актеров возмутит такое преждевременное повышение?

— Возмутит или нет, — ответил Макардл, — но я прослежу, чтобы они этого не показывали.

Весь понедельник лил дождь. Беллу вызвали в театр на репетицию, и родители увидели ее только после обеда, около пяти, когда Кристофер привез ее к ним. Она сияла и прекрасно выглядела, но то и дело внезапно затихала и витала в своих мыслях. Она укоротила волосы и надела простое голубое платье с жестким накрахмаленным воротником, вполне под стать юноше. Совершенно очевидно, что голова ее была занята ролью.

Как кошка-мать, Демельза осматривала Беллу и гадала, не слишком ли она перетруждается после тяжелой летней болезни.

Даже голос Беллы стал ниже, вероятно, она намеренно перенимала мужские повадки, но выдержит ли она такое напряжение, декламируя текст перед тысячной аудиторией? Несмотря на подобные мысли, встреча вышла оживленной. У Беллы с Кристофером восстановились прежние нежные отношения. А вдруг внезапно нагрянет Морис?

Во вторник погода стояла хорошая, дождь прекратился. Белла сказала, что перед премьерой не хочет встречаться с родителями — проведет тихое утро и перекусит в театре.

Росс и Демельза пошли на обед к миссис Пелэм, а потом в театр к половине седьмого. Там шла легкая комедия под названием «Арлекин», а спектакль «Двое влюбленных из Вероны» начинался в семь. Время тянулось медленно. Темнело, заморосил дождик, но потом стих. Они сели в экипаж миссис Пелэм, и лошади размеренно зацокали навстречу судьбе Беллы.

Мост Ватерлоо освещали мерцающие газовые фонари, которые отражались в Темзе, как обычно, полной лодок и напоминающей прерывистую змейку светлячков.

А вот и театр. Красивый фасад. Толпа вместо того, чтобы заполнить зал, все еще стояла снаружи. Кристофер ожидал их у парадного входа и провел в ложу. Они вошли как можно тише, чтобы не мешать актерам, которые уже пели и танцевали на ярко освещенной сцене. Несколько человек в партере и на балконе, наоборот, решили помешать и всеми способами потягаться с актерами в пении.

— На Новый год собираются провести газ, — сообщил Кристофер. — Мне как-то не очень хочется; ведь эти лампы дают более мягкий свет.

Ложа находилась близко к сцене, возвышаясь над ней не больше, чем рост человека, и на таком же расстоянии от нее. На сцене играли фарс, грубо разукрашенные лица актеров были на то и рассчитаны, чтобы вызывать хохот или насмешку. Они ставили подножки и падали друг на друга, женщины кричали и показывали языки, ревел оркестр из двенадцати музыкантов. Зал был уже заполнен больше чем наполовину; народ все прибывал, толкался и ломился к лучшим местам.

«Зачем я позволила этому случиться? — подумала Демельза. — Могла ведь остановить с самого начала! Могла бы сказать: «Белла, не надо! Это не твое... И не для нас. Мы всего лишь провинциалы, которых заботит смена времен года, погода и повседневная рутина — уход за животными, сбор урожая, и так день за днем». Зачем я вообще позволила ей увлечься этой дешевой мишурой? Почему она должна выставлять себя напоказ, чтобы ее освистывали лондонцы, которые трудятся на мрачных фабриках, а по вечерам идут на пантомиму и отпускают грубые шутки? Ведь Белла скоро выйдет на сцену, играть влюбленного юношу. У Росса теперь есть средства, чтобы сходить в театр и развлечься. Но необязательно принимать участие в спектакле! Белла совсем скоро предстанет перед этим сбродом. Боже мой, кажется, я упаду в обморок! А если упаду, то сумею все это остановить?»

Музыкальная пьеса подходила к концу. Актеры кланялись, оркестр дошел до крещендо, а когда занавес опустился, сцена и зал погрузились во тьму. Кристофер дал ей программу, но у Демельзы тряслись руки. Там крупным шрифтом упоминалась мисс Белла Полдарк, поэтому читать не хотелось. Только больше расстроит. Занавес поднялся, и когда заговорил высокий, худой человек в черно-белом вечернем костюме, как диктовал законодатель мод Красавчик Браммел, гомон в зале постепенно стих.

Он оповестил зрителей о том, что они уже знали — о характере шекспировской трагедии, замечательно подобранном актерском составе, о недавней замене исполнителя роли Ромео, потому что с мистером Артуром Скоулзом произошел несчастный случай, но так удачно вышло, что руководство воспользовалось услугами мадемуазель Беллы Полдарк, которая после недавнего триумфа в Париже согласилась взять на себя главную роль (пауза для приглушенных аплодисментов). Также он рекомендует обратить внимание на великолепные декорации, специально созданные для спектакля.

Он обращался к зрителям в полутишине, а когда поклонился и скрылся за бархатными кулисами, повисла напряженная пауза, после чего занавес медленно разошелся в стороны, открывая взору оживленную улицу Вероны.

Декорации много значили для публики, и раздались одобрительные хлопки и свист. На сцене прогуливались женщины с корзинами, беседовали мужчины, в углу сидел попрошайка, ступеньки слева вели к величественному особняку с портиком. Превосходные костюмы были в основном зеленых и коричневых тонов, но с желтыми или алыми вставками на голове или у шеи. Убедительная картина. Теперь зрители точно готовы внимать действию.

Пролог начинал попрошайка, так что вскоре он встал, зевнул, пригладил драную одежду и вышел к центру сцены.

В двух семьях, равных знатностью и славой,

В Вероне пышной разгорелся вновь

Вражды минувших дней раздор кровавый,

Заставил литься мирных граждан кровь...

Итак, спектакль начался, мирная сцена внезапно сменилась ссорой между слугами и родственниками Монтекки и Капулетти, Монтекки затеяли ожесточенную драку с мечами и щитами. На репетициях много времени уделяли дракам, поэтому зрителям очень понравилось. Бенволио, друг Ромео, пытался прекратить ссору, но ее снова раздул склочный и вздорный Тибальт, кузен Джульетты. Дуэль подогревалась дубинками горожан, затем прибыли синьор и синьора Монтекки, синьор и синьора Капулетти, а вслед за ними — сам герцог Веронский и пригрозил смертью или изгнанием любому, кто в будущем осмелится нарушить порядок.

Когда народ стал расходиться, о Ромео заговорили отец и остальные. Где он? Что с ним приключилось? Только когда сцена опустела, гуляющий Ромео встретился с Бенволио и объяснил, что отчаянно влюблен в свою кузину Розалину.

Демельза с трудом узнавала дочь. В алом камзоле и штанах, волосы туго стянуты и спрятаны под алым беретом, у бедра висел меч. Голос выше, чем у остальных мужчин, но ниже обычного, каждое слово звучало ясно, но произносилось небрежно, словно она думала вслух.

Любовь летит от вздохов ввысь, как дым.

Влюблённый счастлив — и огнём живым

Сияет взор его; влюблённый в горе

Слезами может переполнить море.

Любовь — безумье мудрое...

Насколько заметила Демельза, хотя зрители никак не успокаивались, их не отпугнуло то, что Белла девушка. Действие переместилось на бал; Ромео уговорили прийти туда в маске. Когда он впервые увидел Джульетту, то позабыл Розалину и осознал, что вот она, единственная любовь всей его жизни, и зрители стали смотреть и слушать с бóльшим вниманием. К счастью, Шарлотта Бэнкрофт была на три дюйма ниже Беллы. Легкое шелковое платье, падающие на плечи волосы — этой иллюзии хватило, чтобы показать разницу между ними.

Больше всего поразило Демельзу, что ее дочь говорит с такой уверенностью и ясностью. Всего год обучения дикции в академии профессора Фредерикса! Хотя она не кричала, как пара мужчин, но ее голос звучал четче. И в основном это были стихи. Но с таким же успехом она могла произносить эти слова на кухне Нампары.

Вскоре Тибальт узнал Ромео под маской и сообщил об этом синьору Капулетти, но тот утихомирил родственника и отказался выгонять Ромео.

Демельза малу-помалу потеряла связь с реальностью и увлеклась историей несчастных влюбленных, углубившись в трагедию, которая разворачивалась на сцене. Когда сцена на балу завершилась, Кристофер шепотом извинился и вышел из ложи. Белла велела ему не заходить к ней в антракте, но Кристофер хотел пока что узнать мнение мистера Глоссопа.

— А каково твое мнение... до сих пор, Кристофер? — спросила Демельза.

Он помедлил.

— Я безмерно в нее верил, но это превзошло все мои ожидания.

Когда он удалился, Росс накрыл ее руку своей.

— Пока что...

— Росс, я поражена. Неужели это наша Белла?

— Что ж, я видел ее в Руане, но такого точно не ожидал.

— Ей затемнили кожу?

— Немного, на подбородке. Почти незаметно, можно сказать.

— Как она держится! А как ходит! Прямо как мужчина!

— Как некоторые мужчины. Чуть развязно, но не перебор. По-моему, ее ждет успех.

— Я напугана до смерти.

— Я тоже. Но чего именно ты боишься?

— Драки на шпагах.

— Да-да, — протянул Росс. — Но это же понарошку.

— Не забывай, что случилось с первым Ромео.

Пьеса прервалась после второй сцены второго акта, когда Ромео, взобравшись на стену сада за особняком Капулетти, заговорил с Джульеттой и поклялся в вечной любви. Затем следовал долгий и знаменитый диалог между ними, он стоит в саду, она — на балконе. Белла говорила с подлинной страстью, изредка пропуская пару слов, но передавала чувства с таким пылом и восторгом, что зрители застыли и слушали с упоением. Шарлотта Бэнкрофт не отставала и прекрасно сыграла роль, как дитя, впервые охваченное любовью. Когда занавес опустился, возвестив об антракте, зал взорвался аплодисментами.

Демельза еле вытерпела интерлюдию. Во время сцены на балу прозвучала необходимая музыкальная вставка, вышли певцы и танцоры. Публика их освистала. Когда начался настоящий антракт, в партере и на балконе возникла давка, одни зрители спешно протискивались к выходу, а другие устремились внутрь, чтобы занять лучшие места. Появились разносчики сандвичей с ветчиной и свиных ножек, мальчишки с устрицами вели бойкую торговлю.

Вскоре в оркестровой яме прозвучал колокол, звон повторился ровно через две минуты, сообщая зрителям, что спектакль возобновляется.

Первая сцена в келье брата Лоренцо началась длинной речью монаха, после чего вошел Ромео, и на время буря страстей стихла. В последующей сцене Тибальт, не просто кузен Джульетты, но и мастерски владеющий шпагой, затеял ссору с Меркуцио; они столкнулись в поединке, где Меркуцио ранили, и он долго и мучительно умирал. Ромео, который стремился предотвратить первую драку, от горечи утраты бросил вызов Тибальту.

Теперь предстоял решающий поединок на шпагах между ними, в которой Артур Скоулз и получил травму глаза. Зрители не выносили явного притворства и хотели поверить в льющуюся кровь. На ярко освещенной улице Вероны, в тесном окружении зевак, Ромео и Тибальт сражались не на жизнь, а на смерть. Кристофер приходил каждый вечер, чтобы спланировать поединок: отвлекающие маневры здесь, выпад там, выпад здесь, парирование ударов. За неделю он совершил чудо. Хотя Фергюс Флинн и был актером, а не фехтовальщиком.

Кристофер обучал обоих правильной стойке, контратакам, как уклоняться и одновременно наступать, обманным выпадам. Даже отработал с ними такие шаги, чтобы они могли сблизиться и схватиться вплотную, глаза в глаза, а затем они расходились и снова начинали фехтовать. Поставили старую тележку, чтобы Белла могла отпрыгнуть за нее, когда дела ее станут плохи. Затем она перешла в наступление и повела Тибальта к лестнице особняка Капулетти.

Тут она поскользнулась и упала на второй ступеньке, но по-кошачьи ловко вскочила, Тибальт едва успел отдернуть руку. Это вышло случайно, клялась Белла, но по настоятельному требованию Макардла сцену впоследствии повторяли каждый вечер. Они сражались, пока Белла не загнала Тибальта в угол, он бросился в грубую контратаку, и она отскочила в сторону и ткнула шпагой ему в грудь. Тибальт рухнул замертво. Бенволио призвал Ромео поскорее бежать из страны, но его слова заглушили бурные овации блестящему поединку.

Затем последовала трагедия изгнания Ромео, его короткая, страстная ночь любви с возлюбленной, их мучительное прощание, отчаяние Ромео, уловки, на которые идут брат Лоренцо и кормилица, чтобы помочь влюбленным; снадобье Лоренцо, посланное Джульетте, чтобы ее погрузить в похожий на смерть сон на сорок два часа; затем Джульетта выпивает снадобье, а потом ее родители и кормилица обнаруживают, что ночью она скончалась. Затем похороны, последующая дуэль в усыпальнице между выбранным ей в мужья родителями Парисом и обезумевшим от горя Ромео, который в итоге убивает Париса, а затем и себя, уверовав в кончину Джульетты, потом ее пробуждение; она находит тело Ромео и кончает с собой.

И вот прозвучали последние слова герцога Веронского:

Нам грустный мир приносит дня светило —

Лик прячет с горя в облаках густых.

Идём, рассудим обо всём, что было.

Одних — прощенье, кара ждёт других.

Но нет печальней повести на свете,

Чем повесть о Ромео и Джульетте.

Остальные актеры молча покинули сцену, оставив только три тела. Зрители явно приняли спектакль прекрасно. Но когда опустился занавес, никто из труппы не ожидал таких бурных и восторженных рукоплесканий.

 

Глава двенадцатая

Когда овации достигли предела и занавес подняли в пятый раз, Демельза разразилась слезами и долго не могла с собой совладать. Момент в самом деле был трогательный, но и непредсказуемые события последнего месяца потрепали Демельзе нервы. Чуть больше месяца прошло с тех пор, как на нее напал Пол Келлоу и ей посчастливилось спастись. Меньше двух недель назад не стало Валентина, и Росс чуть не погиб вместе с ним. События в духе шекспировских трагедий. Позже появилось некоторое отчуждение между ней и Россом, которое до сих пор дает о себе знать. Демельза глубоко прониклась успехом первого выступления Беллы в Лондоне, и ей не верилось, что все это происходит на самом деле. Пока Демельза заливалась слезами как ребенок, радуясь триумфу дочери, миссис Пелэм ободряюще обнимала ее за плечи.

Им еле удалось пробраться сквозь толпу зрителей, оставшихся посмотреть получасовое представление, завершающее вечер. В конце концов к ним присоединились Кристофер и Белла, снова принявшая привычный женский облик. Взбудораженная, но веселая компания набилась в карету. Кристоферу досталось место рядом с кучером. Так они добрались до дома миссис Пелэм, чтобы вместе поужинать; все разошлись далеко за полночь.

Демельзе захотелось прогуляться до дома пешком. Путь больше мили не пугал, она сказала, что не может уснуть и хочет проветриться. Убывающая луна освещала безлюдные тихие улицы.

— Я не боюсь грабителей. Ты такой рослый, что кого угодно отпугнешь, — сказала Демельза.

— Прекрасный вечер, — сказал Росс немного погодя. — Я как никогда горжусь своими детьми.

— Она непривычно молчалива сегодня вечером, — удивилась Демельза. — На протяжении всего ужина. Куда менее разговорчива, чем обычно. И ела мало. Просто сидела, улыбалась и тяжело вздыхала.

— Возможно, переутомилась, — предположил Росс. — Из-за нервного напряжения и эмоций на сцене.

— Понимаю. Все эти реплики брата Лоренцо! Как Белла так ловко сумела перевоплотиться в мужчину?

— Талант, — сказал Росс, — исключительный. Может, и ещё что-то.

К ним подошел нищий, и Росс сунул ему горстку монет. Старик ошарашенно вздрогнул и, прежде чем отступить в темноту переулка, радостно улыбнулся, обнажив гнилые зубы.

— А Кристофер молодец. Он постарался для нее. Показывал, как вести себя на дуэли! Я правда опасалась, что она покалечится.

— Завтра все повторится.

— Росс, мы должны снова пойти! Как думаешь, мы сможем занять то же место?

— Не знаю, выдержу ли я. А вдруг все пойдет не так гладко?

— Нам стоит пойти, надеюсь, Кристофер что-нибудь придумает.

— Не удивлюсь, если у него особое влияние на Глоссопа, — предположил Росс, — я краем уха слышал их вчерашний разговор, когда мы уходили. По словам Глоссопа, он рад, что Кристофер его уломал.

— Думаешь... То есть, уломал может означать «уговорил».

— Наверняка. Точно.

— Думаешь, они что-то скрывают?

— Кто знает? И Глоссоп, и Макардл — дельцы бывалые, у них наметанный глаз на потенциально талантливых актеров.

— А это важно?

— Вряд ли. Скорее всего, нет. Спрошу при случае у Кристофера.

Демельза взглянула на полумесяц, наблюдавший за ними из-за печных труб.

— Не думаю, что стоит это делать, Росс.

— Почему? У тебя есть особая причина?

— Пожалуй. Кристофер отлично постарался. Сначала заставил Эдварда использовать свое влияние, чтобы Беллу взяли в пьесу. И ведь удалось, она получила небольшую роль. Конечно, никто не ожидал такого происшествия с Артуром Скоулзом! Первое было лишь мелочью по сравнению с тем, чтобы вытащить ее из неизвестности и дать главную роль — еще и мужскую. Разумеется, они увидели Беллу в мужском образе и поняли ее потенциал. Но это подарок судьбы. Пошли бы они на такой огромный риск только по собственной воле?

— Именно об этом я и думал! — согласился Росс. — И сомневаюсь, что это была затея Глоссопа. Если у Кристофера было достаточно денег, чтобы предложить ему сделку...

— В таком случае, раз он держит это в тайне, лучше не расспрашивать. На кону большой куш.

— Белла?

— Не знаю, какие у них сейчас взаимоотношения. Вроде бы наладились. Даже более чем. Но если она решит выйти за него, то лучше бы не из чувства благодарности. Вряд ли его порадует, что благодарность толкнула Беллу предпочесть его Морису или еще кому. Подозреваю, после такого успеха ухажеров у нее только прибавится.

— Интересно, восстановится ли окончательно её голос?

— Сегодня он звучал необычайно чисто, но низко. Конечно, это намеренно. Не знаю, как она сама восприняла сегодняшний успех по сравнению с «Цирюльником».

— Во Франции зрители были в восторге.

Демельза с облегчением вздохнула.

— Прекрасно достигать успеха в разных сферах. Думаю, здесь сыграла роль и ее личность. Кажется, публика сразу в нее влюбилась!

— Не терпится узнать, что напишут завтрашние газеты. Критикам не так просто угодить. Даже если зрители вопят от восторга, мнение критиков может оказаться противоположным.

— Когда выйдут газеты?

— Завтра рано утром. Вряд ли во всех будет об этом написано. Я заказал четыре основные, миссис Пелэм принесет перед завтраком.

 

Глава тринадцатая

Выдержка из «Утренней хроники» от 9 декабря 1820 года:

Лондон славится огромным рынком овощей и фруктов в Ковент-Гардене. Определенно, это самый известный рынок в Англии, а кто-то даже заявляет, что и в мире. Для нашего удовольствия доступны лучшие фрукты: клубника из Сассекса, сливы из Вустершира, груши из Дорсета, яблоки из Сомерсета, вишня из Кента. Но на этой неделе от знатоков фруктовых поставок ускользнул персик, очевидно привезенный из мрачного и скалистого графства западнее реки Тамар, и выступил он не в «Ковент-Гардене» и даже не в «Друри-Лейн», а в малоизвестном театре на другом берегу Темзы; это одна из первых попыток руководства Королевского театра «Кобург» отбросить наконец мелодраматический мусор, поставив пьесу под названием «Двое влюбленных из Вероны».

В ней господин Уильям Шекспир обязательно распознал бы собственную короткую пьесу под названием «Ромео и Джульетта», но название изменили (и не только название), чтобы соблюсти старинный и набивший оскомину закон, принятый еще во времена правления Карла II.

К чему мы ведем? Во-первых, попутно надо поздравить мистера Фредерика Макардла и мистера Джозефа Глоссопа со спектаклем, их постановка, актерская игра и общее впечатление не уступают любому театру с патентом. А ведем мы речь о юной леди, которая предстала минувшим вечером в роли Ромео.

Похоже, она выступала на сцене только раз, где блеснула исполнением главной женской роли в «Севильском цирюльнике», в театре Жанны д'Арк в Париже.

Объявили даже о том, что мисс Полдарк француженка (обычное искажение истины, как способ руководства привлечь зрителя), но на самом деле она чистокровная уроженка Корнуолла. Причина ее назначения на столь лакомую роль, предел мечтаний большинства наших выдающийся актрис, состоит в том, что с мистером Артуром Скоулзом, планировавшим играть Ромео, случился несчастный случай, и пришлось его снять.

Итак, что мы видим? Хорошенькая девушка, которой, на удивление, удалось запомнить наизусть все эти нетленные строки. Ее Ромео слишком привлекательный для юноши. Но позвольте, разве не бывает в природе красивых мальчиков? Пока мы пытались примириться с этой уловкой, то сами не заметили, как оказались в плену у мисс Полдарк. Ее сильный голос, энергия и пыл, с которыми она произносит каждое слово, одно ее присутствие увлекает нас за собой, одновременно отметая сомнения. Мало того, что она выглядит как юноша, но и ведет себя, как таковой, когда выходит на сцену, прыгая с невероятной гибкостью. Милосердные небеса, а как она мастерски фехтует!

Мисс Шарлотта Бэнкрофт играет очаровательную и мягкую Джульетту, но справедливости ради признаемся, кто вызвал наш главный интерес. Нет необходимости убеждать вас приглядеться к юной мисс Полдарк. Если мы, как критики, продолжим работу, то в ближайшие лет десять о ней будет написано гораздо больше! Мы лично хотели бы, чтобы она сыграла, скажем, Порцию или Виолу, или даже леди Макбет! Тем не менее, готовы заявить официально, что ей не следует пренебрегать талантом играть мужские роли. В конце концов, в дополнение к прочим достоинствам, у нее самые красивые ноги в этом столетии!

В газете «Таймс» от того же числа появилась заметка касательно замены мистера Артура Скоулза, который получил серьезную травму на репетиции, после чего руководство Королевского театра «Кобург» в Ватерлоо поставило на роль исключительно талантливую девушку, покорившую публику. Она создала образ юного Ромео с непревзойденным изяществом и мастерством, доблестного юношу, который дрался на дуэли с той же элегантностью и уверенностью, с какой поэтично и с восхитительной мужественностью ухаживал за Джульеттой. Подобное исполнение роли мы не видели уже много лет. Эту актрису следует считать находкой сезона.

В «Морнинг пост» статья назвалась «Появление актрисы». В ней подробно разбирали спектакль, одновременно критикуя жалкие попытки обойти патент и предрекая, что руководству театра, скорее всего, придется уплатить штраф за нарушение. Далее говорилось: «Лондон помнит мало молодых и пылких Ромео, которые выглядели бы столь же убедительными». И в конце: «Финальные сцены пьесы мы смотрели сквозь туман слез».

В «Морнинг геральд» было всего несколько строк, но тем не менее: «К финалу публика пришла в дикий восторг».

Второе представление пьесы «Двое влюбленных из Вероны» прошло так же успешно, как и первое. Свою лепту явно внесли возникшие слухи, партер и балкон, которые и в первый вечер казались переполненным, сегодня были набиты битком. Но зрители терпели и на этот раз рукоплескали на протяжении всего спектакля.

Кристофер Хавергал чуть не опоздал на третий спектакль, в четверг; он приехал в театр за полчаса до поднятия занавеса. Когда он постучался в дверь гримерной и ему разрешили войти, то Белла уже стояла в сценическом наряде.

— Прости, прости, милая. — Он поцеловал ее. — Возникли проблемы у Ротшильда, и я никак не мог отпроситься. У меня чудесные новости!

— Кристофер, я рада, что ты вовремя. Днем я репетировала с Шарлоттой; ту речь на балконе и несколько реплик. Ты про... чудесные новости... ты про письмо?

— Ну конечно, про письмо, глупышка! А про что ж еще?

— Я оставила его для тебя у двери, — чопорно объявила Белла.

— Знаю, милая, и я принес его с собой с ощущением триумфа.

— Я не понимаю, объясни.

— И не нужно. Оно прекрасно само за себя говорит. Прочти его! Прочти вслух, если у тебя еще есть сомнения!

Белла забрала письмо и потрясла его двумя пальцами, словно там затесался какой-то дополнительный лист, который она пропустила.

— Ну же!

Она начала читать:

Дорогая мисс Полдарк, не могли бы вы прийти ко мне как-нибудь? Хотелось бы обсудить с вами возможность постановки «Отелло» в «Ковент-Гардене». Премьера намечена на четверг, 11 января. Мистер Джон Джулиус Бут обещает сыграть главную роль, а мистер Томас Кобэм сыграет Яго. Если мы договоримся об условиях, я бы предложил вам роль Дездемоны. Скорее всего, пьеса войдет в репертуар, и ее исполнят с десяток раз. Не окажете ли мне любезность сообщить в письме, когда мы можем увидеться? Предлагаю встретиться около полудня в любой день, начиная с грядущей пятницы.

Искренне ваш,

Чарльз Кембл.

— Чарльз Кембл? — спросила Белла.

— Это младший брат. Он взял на себя руководство театром «Ковент-Гарден» пару лет назад.

— Думаешь, он приходил на наш спектакль?

— Могу поспорить на последнюю гинею, что так оно и есть! У него слишком большой опыт, чтобы полагаться на прессу.

— Я слышала о Джоне Джулиусе Буте, но его не знаю. Он...

— Они оба — самые главные в театральном деле, только Кин их превосходит. Для тебя наступает время испытания. Это начало. Твое первое путешествие.

— Которое окончится кораблекрушением?

— Глядя на тебя в этой постановке, я отвечу, что такое невозможно.

Когда Белла наносила на подбородок каплю темной пудры, на ее щеках проступили ямочки.

— Непотопляемая, — с юмором добавил Кристофер.

— Ох, кстати, — вспомнила Белла, — мама сегодня хотела посмотреть спектакль из-за кулис. Я спросила у мистера Макардла, и он согласился.

— А ты?

— Я? Ну разумеется. Когда я... выхожу на сцену, то забываю, кто и откуда на меня смотрит. Но я подумала... за кулисами будет толпа. Ты не постоишь с ней на случай, вдруг ей понадобится помощь?

— С огромным удовольствием. Но вряд ли ей она понадобится.

— Ну, может, ей...

— Твоя мать все еще красивая женщина. Не знаю, замечала ли ты.

— Разумеется, замечала. Она...

— Даму, которая выглядит настолько привлекательно, как твоя мать, вряд ли кто-то не заметит или придавит. Иногда я думаю...

— О чем?

— Что в тебе смешались лучшие качества обоих родителей. У тебя материнская энергия и отцовская выдержка. Внешне ты больше похожа на отца, чем на свою красивую мать. Но в тебе полно его решимости и силы. Когда ты стоишь на сцене, то привлекаешь внимание, как... как магнит. И я навсегда полюбил тебя с самой первой встречи в британском посольстве в Париже в 1815 году. Помнишь?

Белла перевела на него взгляд. Когда они оставались наедине, разговор часто становился беззаботным и задорным. Но она знала, когда Кристофер говорит серьезно.

— Как такое забыть. Ты тогда еще показывал мне будуар Жозефины.

— Да, — согласился Кристофер. — Помню. Тогда ты была простодушным ребенком. А сейчас...

— Что сейчас?

— Сейчас ты одета по-мужски и ведешь себя как мужчина. Однако для меня этот наряд, камзол, штаны, укороченные волосы, мужская рубашка, низкий каблук и сознательно заниженный голос... Лично мне кажется, что твой облик стал как раз-таки до неприличия женственным. Ты ведь меня не отвергнешь?

— Не отвергну?

Он редко приоткрывал зубы при улыбке, поэтому сейчас она была почти волчьей.

— Белла, ты меня околдовала. Я бы пошел ради тебя на убийство!

— Убил бы меня?

— Нет! Чтобы тебя заполучить!

Ее взгляд не дрогнул.

— Кристофер, милый. Тебе и не придется.

Демельзе пришлась по душе мысль посмотреть хотя бы один акт из-за кулис. Возражать никто не стал, поэтому она решила пересмотреть сцену на балу из начала пьесы. Демельза считала, что ее мучает обычное веселое любопытство. Хотелось подглядеть, как трудятся рабочие сцены, как у них получается преобразовывать сцену за несколько минут, как актеры собираются и находят точное место, когда вновь поднимется занавес. Особенно интересно разобраться в насыщенной сцене на балу. Но когда дошло до дела, все ее внимание переключилось на дочь.

Ведь в конце концов, у нее главная роль. Как так получилось, что Белла, которую она кормила грудью в младенчестве, поддерживала в раннем детстве, ухаживала за ней, когда она изредка хворала и серьезно заболела летом этого года — как так получилось, что она играет одну из величайших ролей в пьесе Шекспира в Лондоне перед полным залом зрителей, которые теперь рукоплещут ей в конце каждой сцены? Когда умерли Джулия и Джереми, у Демельзы словно вырвали кусок сердца, а теперь душу ее переполняли тепло, жар, дурман, очарование, что другое ее дитя всячески возносят и приветствуют, чуть ли не чествуют в этой причудливой постановке.

Демельза стояла среди толпы за кулисами, и тут из гримерной вышла Белла, лучисто улыбнулась матери и поцеловала ее; дождалась своего выхода и, изменив выражение лица, уверенно вышла на сцену. Демельза неотрывно смотрела всю сцену — как разворачивается действие и нарастает напряжение, как ситуация усложняется и разрешается. Десять минут магии, и Белла сорвала аплодисменты, ушла за кулисы, снова вышла на сцену, а затем вернулась и взяла мать за руку. Демельза ощущала, что девочка напряжена до предела, нервы натянуты — та тяжело дышала, словно после длительной пробежки, все ее тело пылало.

С очаровательной скромностью Белла выслушивала тихие поздравления, ненадолго опустила голову на материнское плечо, а когда костюмер накинул на нее теплую шаль, ушла обратно в гримерную, чтобы подготовиться к следующей сцене.

В антракте Демельза вернулась в ложу, и Росс заметил:

— Выглядишь так, словно у тебя было видение.

— Так и есть. — Демельза устроилась в кресле, держа впечатления при себе, словно из страха, что их украдут.

Занавес поднялся, и в ложе воцарилась тишина. Когда он снова опустился, Росс спросил:

— Видела, кто сидит в ложе напротив?

Она посмотрела в указанном направлении.

— Боже правый! Там Клоуэнс и Эдвард! Боже! Их там не было, когда я уходила!

— Они опоздали. Послали записку. У экипажа сломалось колесо. Им хотелось сделать сюрприз.

— Ох, как чудесно!

Демельза поймала взгляд Клоуэнс и помахала. Те помахали в ответ.

— Миссис Пелэм, — сказала Демельза. — Не знаю, как вас благодарить за все, что вы сделали для Беллы.

— Милая, мне только в радость.

— До чего же приятно это слышать. Но даже если и так, а я верю вашим словам, мы все равно в долгу перед вами.

Следующим вечером они ужинали у Эдварда Фитцмориса в Лансдаун-хаусе. Часы показывали уже одиннадцать. Белле посоветовали лечь спать, на что она махнула рукой, мол, глупости, выспится утром. За столом сидели только Росс и Демельза, Белла и Кристофер, Сара Пелэм, Эдвард и Клоуэнс.

Новобрачные вернулись домой в спешке, увидев в Норфолке выпуск «Таймс» за среду, и уехали пораньше, чтобы успеть на «Двух влюбленных из Вероны», пока спектакль еще идет. Когда они добрались до Лондона (хотя все равно с опозданием), то узнали, что из-за успеха пьесы ее покажут еще четыре раза, последний — в следующую среду.

— Все это благодаря вашему великодушию, — продолжила Демельза. — Принять Беллу на такой длительный срок... Представляете, если бы она жила в пансионе! Кристофер тоже очень помог, но без вашего участия всего этого могло и вовсе не произойти!

Миссис Пелэм похлопала ее по руке:

— Поверьте, я сама получила огромную радость.

— А теперь, — объявила Демельза, — я устою рождественский прием. Для нас это тоже только в радость. Мы с Россом и Беллой уезжаем домой в следующий четверг. Кристофер поедет с Эдвардом и Клоуэнс в субботу. Дуайт и Кэролайн со своими детьми точно к нам присоединятся. Еще приедут моя невестка Кьюби, с которой вы вряд ли знакомы, и моя внучка.

Миссис Пелэм чуть пожала руку Демельзы.

— Милая, уж сколько раз Кэролайн уговаривала меня пожить у нее в Корнуолле! Я всегда заявляла, что мое место в большом городе. Всегда говорила, что никогда не бывала дальше Стайнса! Это правда! Теперь же, не говоря уже о предпочтениях, я слишком стара для поездок. Мне семьдесят восемь — только не сообщайте моим друзьям! В ближайшие годы я еще не раз увижусь с вами в Лондоне, приезжайте почаще. Одна ваша дочь замужем за Фитцморисом, другой суждено прославиться на сцене! Вынуждена отказаться от поездки, но с нетерпением буду ждать вашего следующего визита.

Демельза вздохнула и улыбнулась.

— Этот прием крайне важен для меня. Народу там будет немного, только друзья, а вы, дорогая миссис Пелэм, самая желанная гостья.

На самом деле Демельза озвучила мысль, которую вчера вечером они с Россом обсудили пока только в нескольких предложениях. Белла сказала, что хотела бы поехать домой на Рождество. Росс забронировал места в Королевской почтовой карете на четверг, потому что на понедельник у него была назначена встреча со стряпчими в Труро. Все складывалось великолепно, потому что Белла возвращается вместе с ними. Кристоферу не отделаться от Ротшильда до субботы. А Эдвард и Клоуэнс как раз поедут только в субботу днем. Демельзе льстило, что обе дочери захотели провести Рождество в Нампаре.

— Одна — хорошо, а две — куда прекрасней, — так сказала Демельза Россу, когда они узнали о намерениях Эдварда и Клоуэнс.

— Кристофер, ты не против, что Белла поедет с нами? — спросила она.

— Я догоню вас, — ответил он. — И если Беллу пригласят в «Отелло», ей придется вернуться не позднее четвертого января. Так что она побудет дома пару недель.

— Ты... ты веришь, что ей удастся эта роль?

— Я всегда жду от Беллы невозможного, а она вечно превосходит мои ожидания.

Через три дня Белла попрощалась со всеми коллегами-актерами, с работниками сцены, с Фредериком Макардлом и Джозефом Глоссопом. Беллу расцеловали буквально все, только Генри Дэвидсон, игравший Меркуцио, затаил легкую обиду. Естественно, он считал, что следовало отдать предпочтение опытному актеру двадцати восьми лет, а не зеленой девчонке на десять лет моложе. Его тоже можно было понять. Остальные актеры притворно выражали сердечность.

— Я вернусь! — снова и снова повторяла Белла. — Спасибо вам всем. Я вернусь, — обратилась она к Фредерику Макардлу.

— Буду ждать, — тепло ответил тот, пока Джозеф Глоссоп благодушно улыбался, прекрасно понимая, что если Белла продолжит свой успех, ему придется бороться за нее с такими людьми, как Чарльз Кембл, у которого влияния куда больше.

В четверг все трое поспешили на почтовый экипаж, поскольку он отъезжал в половине восьмого. Сонная Белла терла глаза, садясь в карету. Внутри находилось еще двое, так что поговорить на личные темы не представлялось возможным.

Но Росс услышал, что другие пассажиры вроде бы едут до Бейзингстоука, так что если повезет, больше в экипаж никто не сядет. Когда Лондон остался позади и они проезжали мимо кирпичного завода и садов, Росс выглянул в окно, и его снова охватила грусть по Валентину. В Лондоне, пока он восхищался успехами дочери, его отпустило. Теперь же возвращение домой и возобновление будничных обязанностей не приносило радости.

Бестолковая и бессмысленная потеря Валентина повисла на нем, как изношенное пальто на крючке, которое дожидается, пока его снова наденут. Странное видение, когда Росса вытаскивали из горящего дома, все еще терзало перед пробуждением или перед сном. Росс понимал — нельзя допускать, чтобы случившееся опять вмешалось в отношения с Демельзой. Он всецело разделял ее восторг по поводу удивительного успеха Беллы. Но Демельзу с ее тонким чутьем не обманешь. Надо тщательнее скрывать от нее все мрачные мысли. Не подавать виду, сохранять внешнюю невозмутимость, а это не составит труда, поскольку на его лице отражалась искренняя радость — не придется притворяться, ведь чувства подлинные.

Он снова вспомнил Джорджа, а потом и Харриет. Наверное, именно ее влияние поумерило ревность и враждебность Джорджа. Зачем она вышла за него? Тем вечером в Придо-плейс Харриет пыталась объяснить причины.

Разговор зашел о жизненных принципах.

— Разумеется, я вышла за Джорджа из-за денег. Но также и по другой причине. Он привлекал меня физически... не его внешность, хотя он вовсе не урод. Скажем так, я своенравная женщина и обожаю трудности.

Немного помолчав, она добавила:

— Скажем так, меня возбуждает его откровенно уродливая мораль.

Последняя фраза запечатлелась у Росса в памяти. Хотя сказано было с юмором, но эти слова показали что-то глубинное. И это многое объясняло.

В экипаже он размышлял о своей симпатии к Харриет. Его и в самом деле физически тянуло к ней. Но этому влечению не хватало вожделения, а симпатиям было далеко до любви. Росс понимал, что не будь Джорджа, они бы скоро сдружились.

Вполне логично, что Джордж замышляет или попытается взять малыша Джорджи под свой контроль, установить опеку и укрепить свое влияние над ним. Но хромая по мосту к театру, Росс вдруг подумал, а не преувеличены ли его собственные страхи.

Даже если в предстоящие годы Джордж каким-то образом получит контроль над Джорджи, это вовсе не значит, что у него получится создать из мальчика свое подобие. Джордж искренне пытался подружиться с юными Валентином и Джеффри Чарльзом, сделать их своими соратниками, но оба в итоге его возненавидели.

После Бейзингстоука им повезло, никто не сел в экипаж. Они основательно пообедали, даже чересчур, а когда снова тронулись в путь, Белла уснула от постоянного недосыпа.

Рядом с Андовером они остановились из-за сломанной оси, Белла проснулась, сонно улыбнулась родителям и уткнулась в тоненькую зеленую книжку, на корешке которой Демельза рассмотрела надпись золотыми буквами: «Отелло».

Вскоре Белла отложила книгу.

— Ты так и не рассказала нам, как прошло собеседование, — сказала Демельза.

— С мистером Кемблом? Ой, прости. Я посвятила Кристофера в подробности, а когда ты зашла, только сообщила об итоге. А потом все эта спешка и суета. Прости.

— Он тебе понравился?

— О да. Он актер, само собой. Актер и управляющий. Очень обаятельный, приятный, беззаботный. Только вот когда мы заговорили о деньгах, его беззаботность испарилась. Он предложил мне триста фунтов за десять спектаклей. Кристофер велел просить пятьсот. Мистер Кембл потрясенно намекнул на мою неопытность, риск, на который они идут, говорил о каких-то «накладных расходах». Налил мне стакан лимонада. Потом сказал, он слышал, что я пою и выступала в опере. Я рассказала о случившемся. С моего позволения он вышел, чтобы посоветоваться с кем-то еще. А когда вернулся, то сообщил, что большинство театров предложит не больше четырехсот фунтов, поэтому я согласилась.

Экипаж снова затрясся. Демельза глубоко вздохнула.

— Такими темпами ты скоро разбогатеешь, любовь моя.

— Ведь чудесно столько заработать. Но мистер Кембл прав. У меня мало опыта. Каждый день я учусь чему-нибудь новому. Теперь я точно знаю, что профессор Фредерикс — великолепный педагог.

— Но он получил в ученицы большой талант, — отозвался Росс.

Белла улыбнулась, на щеках появились ямочки.

— Кристофер не пошел с тобой к мистеру Кемблу?

— Я его просила. Но он считает, что я не должна прятаться за его спиной. Не хочет, чтобы я казалась его протеже.

Росс одобрительно кивнул.

— Хотя в каком-то смысле так и есть. Как тебе удалось так отлично фехтовать?

Белла снова улыбнулась.

— Каждое утро перед уходом в банк он приходил к миссис Пелэм, и мы около часа фехтовали. И то же самое вечером. Как ты сказал, я его протеже.

— Ты выйдешь за него? — вдруг спросила Демельза.

— Да, — без малейшего замешательства прозвучал ответ.

— Ох, я рада, — отозвалась Демельза.

— Вы назначили дату? — спросил Росс.

— Нет. Похоже, ему пришлось продать купленный для нас дом. Он ведет себя немного загадочно... Но он... очень умный, и я нисколько не сомневаюсь, что найдет какое-нибудь решение.

— Помню, когда он поступил к Ротшильду, я посчитал, что у него не получится многого добиться, ведь он не еврей. Но если еврей найдет способного человека, то никогда его не упустит.

В Лондоне дождь шел почти не переставая, и поездка в Корнуолл не стала исключением. Дороги развезло, ветер с дождем дул в морды лошадям, что влекло неизбежные задержки. Демельза предположила, что их может нагнать экипаж Лансдаунов, покинувший Лондон на два дня позже.

До Йовиля они добрались затемно; ограничились легким ужином и легли спать. Но на рассвете, когда высокие облака предвещали ясный день, Демельза загорелась обсудить планы на рождественский прием.

В Нампаре не слишком просторно, но на этот раз Демельза была полна решимости разместить всех гостей, а не уповать на великодушие Энисов или Джеффри Чарльза. На листе бумаги она набросала план раздобытым где-то карандашом. Эдвард и Клоуэнс займут самую большую из двух новых спален над библиотекой, Кьюби и Ноэль — соседнюю. Дальше посложнее. Белла переночует в своей спальне, Кристофер займет комнату Джереми, Генри на пару ночей устроится в родительской спальне. Что касается Филипа Придо...

— Ты пригласишь его? — спросила Белла.

— Если он придет.

— Должен прийти. Он ведь спас тебе жизнь.

— Присутствие Клоуэнс его может смутить.

— Ничего страшного, они справятся.

— Есть еще дальняя спальня над кухней, — сказала Демельза. — Там куча всякого хлама. Можно ее освободить, купить кровать (выбрать для него подлиннее) и повесить новые кретоновые шторы.

— Осталась всего неделя, — напомнил Росс.

— В понедельник мы с Беллой съездим в Труро. Недалеко от старых кавалерийских казарм есть мастерская некоего Дженкинса. Он делает мебель.

Когда экипаж преодолел еще несколько миль, Белла сказала:

— Кьюби часто видится с Филипом Придо, насколько я слышала. Как думаете, они поладят?

Росс взглянул на Демельзу, и оба расхохотались.

— Я сказала что-то смешное? — растерялась Белла. — Просто подумала...

— Что ты подразумеваешь под словом «поладить»? — поинтересовался Росс.

— Ну... понимай, как знаешь. Я решила, что они могут даже пожениться.

— Твои слова нас развеселили, потому что точно такая же мысль пришла нам обоим.

— Но ведь это хорошо, правда? Если трое Полдарков помыслили об одном и том же, никто не устоит перед ними!

— Не забывай, — заметил Росс, — мы имеем дело не с Полдарками.

— Не забывай также, — возразила Демельза, — что раз такая мысль посетила всех нас по отдельности, то возможно, она пришла в голову и остальным. Тут легко понять, заметить соответствие. Она... вдова офицера, погибшего при Ватерлоо. Он — кавалерийский офицер, и его нервы пострадали на том же сражении. Он свободен. Она свободна. Они часто видятся. Но... но если бы люди сопоставили очевидное, то поняли бы, что отношения Кьюби и Филипа производят неправильное и вредное впечатление, которое только загубит их отношения. И даже если не загубит, все равно препятствий немало. Ей не хочется быть второй после Клоуэнс. Ему не хочется быть вторым после... после Джереми.

— Как жаль, — минуту погодя заговорила Белла. Она тихонько напевала. — Просто мне хочется сосватать кого-нибудь.

— Белла, скажи мне кое-что, — попросила Демельза. — Как тебе удается запоминать все эти реплики? Да, ты хорошо училась в школе, но не была выдающейся ученицей.

— Это не так уж сложно. Легче запоминать, когда тебе нравится и интересно. И в стихах есть определенный ритм. Не проблема все выучить, это как музыка. Почти как песня.

— Но все-таки не песня. Тут нет ничего общего с пением.

— Я не совсем это имею в виду. — Белла вдруг нахмурилась и потерла лоб. — Знаешь, о чем я думала чаще всего, когда играла Ромео? О Джереми.

— О Джереми?

— Я так им восхищалась, что иногда ему подражала, его манере говорить, ходить... как он выражал собственные взгляды! В конце концов, он мой герой, мой старший брат. Поэтому, играя Ромео, я говорила себе: «Ты не только Ромео, но еще и Джереми!»

— Еще и Джереми, — задумчиво проговорил Росс. — Понятно...

— А кроме... кроме того, в «Ромео и Джульетте» я думала о Джереми и Кьюби. Ни к одной девушке он не испытывал таких чувств, как к Кьюби. Потом она тоже его полюбила столь же сильно. И итог истории тоже печальный...

Дождь прекратился, но распухшие облака нависали, как коровье вымя, и плыли по небу; капли на окне мешали обозревать пейзаж. Изабелла-Роуз сумела уснуть во время поездки, свернулась калачиком в углу экипажа, размеренно дыша, и уже настолько привыкла к покачиванию и тряске, что это не мешало ей спать.

Росс время от времени поглядывал на дочь и никак не мог поверить, что в этом стройном, прекрасно сложенном и крепком теле, за белокожим и привлекательным лицом с четкими чертами, за скрытым от глаз мышлением, каким-то образом возник неповторимый талант, который редко кому дается.

Все попытки Беллы объяснить родителям, что она ничего особенного не делает, были неоспоримым доказательством ее таланта.

Пару раз сегодня Белла напевала. Летом после болезни ее почти не слышали. В июне все сосредоточилось только на одном. В декабре вдруг переключилось на другое. Удивительная непоследовательность. Неужели это признак того, что ее способности возвращаются? Будет ли она когда-нибудь так же блистать в опере, как в театре? Хотелось бы знать, окажется ли успешным ее грядущий брак с Кристофером. Под его беззаботным и беспечным поведением скрывается несгибаемая решимость, не меньшая, чем целеустремленность Беллы.

Глядя на нее, Росс не имел понятия, будет ли она снова петь в опере. Просто так, ради удовольствия, само собой, в образе персонажа тоже споет какую-нибудь милую песенку в терпимом диапазоне, но сила и устойчивость верхних нот навсегда исчезла. Не знал он также, как не знала и она, что Белле вскоре суждено стать известнейшей английской актрисой на пару поколений. После «Отелло» последует непрерывная череда успеха: «Деревенская жена», «Венецианский купец», «Любовь за любовь», «Прямодушный», «Двенадцатая ночь». Картины и гравюры с ее лицом будут продаваться в лавках, и все в Лондоне станут ее узнавать. Она прославится, ей будут восхищаться богатые и известные люди: Веллингтон, Палмерстон, Хэзлитт, Кольридж, Саути, Вордсворт.

Пока что она ничего об этом не знала. Ей снилось, что профессор Фредерикс и мадам Лотти Шнайдер угощают ее какао и убеждают, что музыкальное переложение «Ромео и Джульетты» прекрасно подойдет для ее нового голоса.

— Это совершенно иное переложение, — говорил профессор Фредерикс, его шейный платок, как всегда, съехал набок. — Только когда Ромео умирает, Джульетта должна взять высокую «до», которую подхватит флейта! Никто не заметит.

— Но, — возражала Белла, — я играю Ромео и не могу петь баритоном!

Она очнулась от резкого толчка и с облегчением обнаружила в карете родителей. Она всего лишь оказалась в плену кошмара. Мать спала, отец перебирал книжные страницы, но не особо вчитывался.

— Папа, — позвала она хрипло.

Росс поднял на нее взгляд и улыбнулся; озабоченно глянул на спящую жену.

— Как думаешь, мы разбудим маму, если поговорим?

— Вряд ли.

— Как заживают твои травмы после пожара? Знаю, ты о них не упоминаешь.

— Почти зажили.

— На лбу у тебя сильный кровоподтек.

— Почти не видно. Через неделю совсем пройдет.

— А ожог на ступне?

— Кажется, лучше, несмотря на то, что я много хожу. Тоже через неделю пройдет.

— И все?

Она внимательно на него посмотрела.

— И все.

Росс не стал упоминать периодическое головокружение.

Она откинулась назад.

— Должно быть, это было ужасно. Расскажи подробнее, как погиб Валентин.

Он рассказал, как именно это произошло, однако не стал упоминать галлюцинацию. Белла задала несколько вопросов, но, к облегчению Росса, тему происхождения Валентина не затронула. Он понадеялся, что Белла в силу возраста не слышала эти сплетни.

— А что сэр Джордж? — спросила она, немного помолчав.

Росс рассказал.

— Когда мне было лет десять, я всегда его очень боялась, боялась одного его имени и вашей ужасной вражды. Всегда опасалась, что вы затеете драку или что однажды устроите дуэль — уйдете куда-нибудь, возможно, в горы, и только один из вас вернется оттуда живым. Я представляла вас обоих, размахивающих саблями или с дымящимися пистолетами в руках. Это вселяло в меня ужас, и я привыкла волноваться.

Росс задумался на мгновение.

— Да, вероятно, это стало бы самым прямолинейным выходом из ситуации. Но разве тебе не приходило в голову, что это несправедливо по отношению к сэру Джорджу? Ведь я стреляю гораздо лучше!

— Да, но... Ведь никогда не знаешь наверняка... Нога может поскользнуться на камне...

— Ну и что? — улыбнулся Росс.

— Ты... нельзя же так доверять судьбе! Добро не всегда побеждает.

— Довольно циничные мысли для десятилетней девочки.

— Да, но это так. Так я думала. Однако теперь, судя по твоему тону, это исключено?

— Да, маловероятно.

— Ну, и слава Богу!

Экипаж трясся в сумерках среди вересковых пустошей.

— Мне показалось, что во время спектакля ты несколько раз испытывала настоящий гнев?

— Настоящий гнев? О чем ты, папа?

— Что ж, ты сыграла столько любви. В первых сценах. Если бы я видел, как ты выражаешь такую страсть в реальной жизни, я бы с готовностью поверил. Но такой гнев... Особенно в сцене — кажется, из третьего акта? — где ты в келье брата Лоренцо рассказывала о своем гневе, разочаровании и отчаянии, думая, что все потеряно между тобой и Джульеттой, ты выразила это с такой реалистичностью, что, по-моему, я никогда не видел твоего лица таким! Кажется, я вообще никогда не видел тебя в ярости — уж, конечно, не с таким искаженным лицом, рвущей на себе волосы от горя. Откуда ты взяла все это?

Белла взъерошивала волосы, раздумывая какое-то время.

— Я потеряла голос.

— Ах. Ой, прости. Прости, Белла, я не подумал.

— Мне нравится играть в театре, — сказала Белла, — это увлекательно. Но больше всего на свете я хочу петь. Это идет изнутри. Обладать голосом и не иметь возможности использовать его по своему усмотрению — истинная несправедливость, по-моему.

— Возможно, голос еще вернется.

— По-моему…

Демельза зашевелилась в углу. В сумеречном свете ее профиль казался совсем бледным.

— Папа, уж ты точно никогда не желал покорно мириться с несправедливостью.

— Да, — признался Росс, — были времена...

— Много раз, — сказала Демельза.

— Ты уже не спишь?

— Не сплю. И слышала большую часть вашего разговора. Пожалуйста, продолжайте. Так приятно просто сидеть здесь и слушать вас.

Уже почти полностью стемнело, но фонарь внутри зажигать не стали. В экипаже стояла духота, пахло камфорой и пылью. Одно окно чуть-чуть опустили, и сквозь щель струился поток воздуха, освежающий, как лимонад. Белла дремала, погрузившись в раздумья. Она сделала глубокий глоток свежего воздуха, очистив голову от тревожных мыслей.

А в следующее мгновение увидела впереди громаду с мерцающими на ней огнями. Высокая кромка холма врезалась в небо. Судя по огням, там стоял дом.

— Где это мы? — спросила Белла.

— Въезжаем в Лонсестон, — ответил Росс.

— Мы не... уже проехали Ядовитый мост?

— Нет, только подъезжаем.

— Ясно. — Она на мгновение задумалась. — Папа, попроси кучера остановиться, когда проедем мост.

— Остановить экипаж? — удивился Росс. — Зачем?

— Мне нужно выйти.

— Через десять минут ты уже будешь в «Белом олене»!

— Мне не для этого.

Росс взглянул на жену, ее выражение лица было сложно различить в полумраке. Она покачала головой.

— Папа, ну пожалуйста! Вот уже мост!

— Ох, ну хорошо, — он постучал в маленькую дверцу на крыше, и когда она открылась, передал просьбу. Поскольку колотил Росс активно, просьбу немедленно удовлетворили. Четыре темных фигуры на другой стороне улицы удивленно наблюдали за молодой леди, которая спустилась вниз с помощью второго кучера и исчезла, растворившись в сумерках. Потом юная леди вернулась. Фонарь кареты осветил ее довольное лицо. Она несла в руках что-то, напоминающее куски влажной черной земли. Когда Белла забралась внутрь и за ней закрыли дверь, она протянула родителям сложенные ладони, сияя одной из своих роскошных лучезарных улыбок, способной озарить весь мир.

— Корнуольская земля! — сказала Белла. — Чувствуете, как пахнет? Совсем по-особому! Мы дома!

Переведено группой «Исторический роман» в 2019 году.

Домашняя страница группы ВКонтакте: http://vk.com/translators_historicalnovel

Подписывайтесь на нашу группу ВКонтакте!

Яндекс Деньги

410011291967296

WebMoney

рубли – R142755149665

доллары – Z309821822002

евро – E103339877377

PayPal, VISA, MASTERCARD и др.:

https://vk.com/translators_historicalnovel?w=app5727453_-76316199