Глава первая

I

Джереми Полдарк был приятным молодым человеком, выросшим в уюте семейного очага, где под будничными заботами скрывались глубокие чувства, а ссоры почти всегда заканчивались смехом. И вследствие этого, какие бы глубокие эмоции ни таились в нем, у них пока не было повода проявиться. Хотя Джереми был зачат в тот период, когда его отец ожидал суда и возможной казни, а рожден, когда родители жили на грани нищеты, похоже, он не унаследовал ни мрачного пессимизма Росса, ни порывистого жизнелюбия Демельзы. Пожалуй, он больше всех в семье обладал подлинно кельтским хладнокровием.

Лишь одно выводило его из себя — жестокость или дурное обращение с животными. И лишь одно, помимо таланта к рисованию, глубоко его интересовало.

Интерес возник, когда ему было всего десять с половиной лет. Это случилось утром двадцать восьмого декабря 1801 года, он скакал рядом с отцом на новом пони, подаренном на Рождество, в гости к лорду Данстанвиллю в Техиди. Отец был совладельцем банка Корнуолла, главным акционером которого являлся лорд Данстанвилль, а в число партнеров входили также мистер Стакхауз, мистер Харрис Паско и мистер Дейвис Гидди.

Джереми впервые отправился так далеко вместе с отцом и очень собой гордился. Он был в костюме для верховой езды из коричневого вельвета, также подаренном на Рождество, и треуголке, закрепленной шнуром под подбородком, чтобы не слетела от порывов ветра. День выдался ясным, только над северо-западным горизонтом наплывали облачка, спешащие в сторону Франции. Когда мужчины удалились в гостиную для беседы, леди Данстанвилль, ее дочь Франсис и мистер Гидди, прибывший не по делам банка, вышли вместе с Джереми на террасу, болтая, смеясь и выжидающе посматривая на длинную подъездную дорожку, ведущую к воротам. Франсис Бассет, доброжелательная девушка девятнадцати лет с заурядной внешностью, объяснила юному гостю, чего все так ждут.

Молодой инженер с одной из Камборнских шахт по фамилии Тревитик, занимающийся разработкой удивительного механизма под названием «двигатель высокого давления», поставил штуковину, предназначенную для откачки воды с шахт, на колеса и заявил, что она поедет.

Многие были настроены скептически. Люди знали лишь одну тягловую силу — животных с четырьмя ногами, чьи копыта время от времени цокали по дорогам. Но даже если неуклюжее сооружение Тревитика сможет привести колеса в движение, сами колеса вряд ли будут иметь достаточное сцепление с дорогой, чтобы сдвинуть с места экипаж. Колеса наверняка будут лишь прокручиваться. В любом случае, сомнительно, что они даже начнут вращаться.

Однако оживленная компания, в которой оказался Джереми, явно верила в изобретателя больше, чем остальная публика, поскольку мистер Гидди сам поощрял молодого инженера, а леди Данстанвилль присутствовала и даже поддувала воздух мехами, когда очередная модель сумела проехать по комнате.

И теперь они ждали на террасе, потому что мистер Тревитик обещал в тот день запустить свою машину и проехать три мили от Камборна до Техиди, где его поприветствуют и по достоинству оценят механизм мистер Гидди и леди Данстанвилль.

Время шло, но машина так и не появилась, и все пришли к печальному выводу, что между моделью высотой в восемнадцать дюймов и настоящим экипажем десяти футов высотой существует громадная разница и наверняка произошла ошибка в расчетах. Когда лорд Данстанвилль и капитан Полдарк присоединились к остальным, машина так и не появилась, и все сочли, что попытка, какой бы ценной она ни была, не увенчалась успехом. Капитана Полдарка пригласили к обеду, но он отказался, сославшись на то, что дома его ждет жена. Он с улыбкой похлопал Джереми по плечу, и после бокала канарского они сели на лошадей и поехали к воротам.

Отдохнувший пони Джереми бежал резво, и хотя мальчик пытался пересказать отцу недавний разговор на террасе, время от времени они оказывались на приличном расстоянии. Они отъехали от ворот почти на милю, когда Джереми увидел то, чего никогда не сможет забыть.

По ухабистой дороге навстречу ползло нечто, похожее на саранчу на колесах, с высоко задранным хоботком впереди, выпускающим клубы густого дыма. Оно двигалось на четырех колесах, но в теле чудовища крутилось множество мелких колесиков: одни зубчатые, а другие гладкие. Оно звенело, скрежетало и кашляло, каждый сустав помимо хоботка тоже выпускал то белый пар, то черный дым. Но пожалуй, самое удивительное заключалось в том, что за механизм цеплялись, невзирая на жару и опасность, около десятка грязных и громко вопящих мужчин, а еще пара десятков бежала вслед, улюлюкая.

Стоял такой невообразимый шум, что Россу пришлось спешиться и взять лошадей под уздцы, пока процессия не проедет мимо. Многие махали ему руками, включая высокого и грузного изобретателя и его компаньона Эндрю Вивиана. Джереми в благоговейном страхе стиснул бока пони ногами. Он не мог и представить нечто подобное. Это была дверь в новый мир.

Полдарки как раз поравнялись с таверной и сели там, чтобы понаблюдать за поступью клацающего и дымящего чудовища. Едва доехав до таверны, машина резко остановилась, все попрыгали вниз и вошли в зал. Через несколько минут все были внутри, а на дороге одиноко дымилась и пыхтела удивительная машина.

Росс похлопал лошадь по морде.

— Так у них все-таки получилось. Блестящий результат. А теперь поедем-ка домой.

— Но папа, мы могли бы вернуться и посмотреть...

— Мы это еще увидим. Если всё прошло успешно, можешь быть в этом уверен.

По дороге домой они заметили несколько тучек, отмечающих перемену погоды зимнего дня. Но больше той машины они не видели — надо полагать, веселящаяся толпа обнаружила в таверне отличного жареного гуся и превосходный эль и решила перекусить, прежде чем отправиться в Техиди. Но никто не догадался потушить огонь под котлом, вода испарилась, котел раскалился, и деревянные части машины воспламенились. Тогда кто-то заколотил в дверь таверны, вся компания высыпала наружу и увидела, как чудесный механизм исчезает в огне, оставив после себя лишь груду искореженного металла, покоробившиеся колеса и кучку дымящихся угольков.

II

Росс не захотел останавливаться еще и потому, что у него были слегка натянутые отношения с Тревитиком. В двадцать один год тот вместе с другим молодым инженером по фамилии Булл установил на Уил-Грейс насос, но все эти годы толком не присматривал за своим детищем, и когда молодые инженеры разошлись, Росс предпочел иметь дело с более надежным. Тревитику это не понравилось, что он и высказал совершенно недвусмысленно. После смерти Булла Росс обходился помощью Хеншоу и других соседей. Росс не таил на Тревитика обиду, но поскольку они ни разу с тех пор не встречались, постеснялся вдруг спрыгнуть с лошади и броситься поздравлять с новым достижением.

Другое дело Джереми — он целыми днями не мог думать ни о чем другом. Для него эта странная машина была не просто мешаниной болтов, гаек, цилиндров, поршней и конденсаторов, она была живым существом, таким же как лошадь или человек. Она была личностью, обладала собственным сложным характером и заслуживала почтенного имени. Чтобы запустить ее, нужно развести огонь в ее чреве и подбросить угля, тогда она начнет шипеть и плеваться, а все ее мудреные части придут в движение — свершится чудо зарождения жизни. Это подтверждало само то, как машина двигалась, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, как будто при ходьбе, и выпускала отовсюду пар, словно пот или дыхание дракона, пробирающегося по полям.

Всё это казалось ему фантастическим видением.

Джереми жадно изучал «Шербурн меркьюри» в поисках заметки о своем герое, но теперь Тревитик чаще бывал за пределами Корнуолла, и в конце концов новости о том, что изобретатель нашел применение своей игрушке, пришли из Уэльса, где он сконструировал локомотив, бегущий по рельсам. Более известный инженер Джеймс Уатт, которому было уже около семидесяти, предрекал катастрофу, поскольку сам он использовал паровые машины с давлением в котле два или три фунта на квадратный дюйм выше атмосферного, а Тревитик поднял давление в котле до шестидесяти и поговаривал о ста. Рано или поздно котел взорвется, предсказывал Уатт, и унесет много жизней. Чтобы это понять, достаточно приварить крышку котла с водой и поставить его на огонь. Одних только клапанов для выпуска пара недостаточно.

Лишь семь лет спустя, во время первого своего визита в Лондон вместе с родителями, Джереми встретился с инженером. К этому времени Тревитик, не довольствуясь тем, что в 1803 году прогнал одну из своих пыхтящих и клацающих машин по лондонским улицам, вместе с друзьями купил поле на севере Лондона, между Верхней Говер-стрит и бедфордскими огородами, огородил его забором и проложил круговую железную дорогу, а позже стал рекламировать новую машину, прозванную «Поймай, кто сможет», и брал с любопытных плату за поездку в раскачивающемся вагоне. Этот аттракцион был попыткой привлечь внимание и интерес публики.

В то время Росс был сильно занят подготовкой одного из своих редких выступлений в парламенте — по поводу реформы Палаты общин, но Джереми так напирал, что он согласился посетить это зрелище. Демельзу всегда приводили в восторг новинки, и она не меньше Джереми горела желанием пойти. Они провели там всё утро, катаясь на скорости почти двенадцать миль в час. Тревитик лично занимался посетителями и с бесконечным терпением объяснил семнадцатилетнему юноше принципы работы механизма.

К этому времени, однако, произошло несколько смертельных несчастных случаев, как и предсказывал Уатт. Одна машина взорвалась и развалилась на кусочки в Гринвиче, унеся жизни четырех человек и покалечив еще нескольких. В то утро, когда они посетили аттракцион, там было всего с десяток человек и только еще двое отважились на поездку. По пути домой Росс сказал:

— Это замечательное изобретение, но я бы не хотел, чтобы в его испытании принял участие мой брат или сын.

— Мистер Тревитик сказал, что теперь все котлы оснащены двумя выпускными клапанами вместо одного, — ответил Джереми.

— Даже не знаю, хочу ли я, чтобы из этого что-нибудь вышло, — сказала Демельза. — Думаю, я скакала верхом и быстрее, но чувствовала себя совсем по-другому. На лошади не боишься свалиться под колеса!

— Мистер Тревитик говорит, что из-за войны не хватает лошадей, — заметил Джереми. — Он считает, что паровой экипаж ждет большое будущее.

— Возможно, — согласился Росс. — Но не думаю, что время уже настало. Людям это не нужно.

Джереми вздохнул. Даже его отец, такой умный и безупречный человек, не видит фантастический потенциал нового изобретения. И Джереми снова, хотя теперь он стал намного старше, ощутил странную убежденность, что в сердце этого пыхтящего чудовища таится жизнь, как в сказке. Это не просто сконструированная человеком машина. Человек создал нечто новое, не просто плод своего каприза, а личность. И не найти двух одинаковых.

Он гадал, относится ли к этому подобным же образом и мистер Тревитик, чувствует ли тот же немой восторг. В любом случае, в ближайшие годы выяснилось, что его отец оказался прав. Несмотря на мощный потенциал нового изобретения, никто не заинтересовался его развитием. Так всё и заглохло. В последний раз Джереми слышал о мистере Тревитике в 1810 году, незадолго до того, как выловил в море Стивена Каррингтона. Изобретатель был болен и в долгах, и подумывал вернуться в Корнуолл.

Но в то время Джереми волновало кое-что другое. Стивен покинул Нампару двадцатого января, но всего лишь переехал к Нэнфанам, живущим неподалеку от церкви Сола, а несколько дней спустя пришел к Джереми с предложением.

Оказалось, как он со стыдом признался, история о том, что он плыл на небольшом торговом судне из Бристоля в Ирландию, неправда. На самом деле он находился на борту приватира, и того потопили французы, но оказавшись в таком доме, где за ним ухаживали такие воспитанные и почтенные леди как мисс и миссис Полдарк, он не решился им признаться. Конечно, в этом нет ничего противозаконного, но он не знал, как на это посмотрят Полдарки. Он уже открыл правду мисс Полдарк, но не миссис Полдарк.

Но это еще не всё. До того как приватира «Бесподобный» потопили, он кое-что захватил. Маленький люггер с несколькими бочками бренди. Капитан Фрейзер не посчитал это достаточной добычей, чтобы вернуться домой, и поэтому они оставили люггер в Треско, на островах Силли, чтобы забрать на обратном пути, присоединив к другим трофеям. А вместо этого они наткнулись на французский военный корабль. Выжил только Стивен, и он хочет забрать люггер. Не поможет ли ему Джереми?

— Хочешь, чтобы я отвез тебя туда? — уточнил Джереми.

— Да. Ты спас мне жизнь на той чудесной гичке. С твоей стороны было бы весьма любезно помочь мне немного разжиться деньжатами.

— У тебя есть документы? Ты сможешь забрать люггер?

— Нет, бумаг у меня нет. За ним присматривают два брата по фамилии Хоскин. Капитан Фрейзер уже имел с ними дело, и я наверняка тоже буду. Просто придется поторговаться.

Они сидели на кровати Джереми в его комнате в Нампаре. Стивен зашел узнать, нет ли новостей от мисс Клоуэнс, но Демельза ушла в Сол. Джереми осматривал во дворе больного теленка. Внезапный град загнал их в дом, и поскольку внизу носились Изабелла-Роуз и Софи Энис, Стивен спросил, не могут ли они перемолвиться словечком наедине.

— Какая команда тебе понадобится, чтобы отвести люггер домой? — спросил Джереми.

— Два человека. Лучше три, но думаю, мы и вдвоем справимся.

— Для «Девушки из Нампары» нужны двое. А это значит, что нам понадобятся четверо, чтобы привести ее обратно.

— Точно. Я подумал, что Пол Келлоу не против присоединиться. И может, еще тот, кто меня выловил — Бен Картер, кажется?

Джереми задумался. Бену Стивен Каррингтон не особо нравился по очевидной причине — тот явно увлекся Клоуэнс, и это оказалось взаимным, если Джереми правильно понял. Какими бы ничтожными ни были надежды Бена на этот счет, он не мог сдержать ревность.

Стивен неправильно понял эти колебания.

— Я хорошо тебе заплачу. Это французский люггер, но его хоть завтра можно продать за пятьдесят фунтов. А еще есть груз.

— Да нет, — махнул рукой Джереми. — Дело не в этом. Я рад тебе помочь... Когда ты хочешь отплыть?

— Чем раньше, тем лучше. Я не могу довериться Хоскинам дольше, чем на три месяца. Ты получишь прибыль — долю от бренди, хорошо? Что думаешь?

— Я думаю, что двое других будут рады что-то получить. Но это может подождать.

— Надеюсь, не слишком долго, — засмеялся Стивен.

Джереми бросил взгляд на отскакивающие от окна градинки, они собирались в углублениях и уже начали таять.

— Придется сказать маме.

— Конечно. Как хочешь. А она может тебе запретить?

— Дело не в том, Стивен. Просто мы не такая семья, чтобы я мог отсутствовать пару ночей и не сказать, где я. В любом случае, против Силли она возражать не будет.

— Твой отец благополучно вернулся домой?

— Да, слава Богу. Мы узнали об этом утром. Мама пошла рассказать друзьям.

— Тогда, может, сейчас удачное время, чтобы ей сообщить.

— Почему? — искренне удивился Джереми.

Стивен снова засмеялся и похлопал его по спине.

— Ты счастливчик. — Когда Джереми повернулся к нему, он продолжил: — С такой-то матерью. С таким домом. Похоже, здесь не бывает ссор и напряжения. Так было всегда?

— Нет... не всегда.

— А когда вернется твой отец, будет именно так?

— Да. О да, несомненно... Тогда мы станем полноценной семьей.

— Но так было не всегда? — настойчиво повторил Стивен.

— Бывали времена, еще в детстве, когда я чувствовал, что разрываюсь от страстей и чувств. Я их не понимал, но они заполняли наш дом. Родители никогда не ругались, Стивен, никогда не кричали друг на друга, как часто бывает в других семьях. Но если они ссорятся, то всегда по важному поводу, и тогда... тогда это действительно важно.

Стивен взял свою шляпу.

— С нетерпением жду встречи с капитаном Полдарком. Но надеюсь, еще до того...

— Скорее всего, еще до того, — ответил Джереми.

III

Тем вечером он рассказал матери.

Она ослепительно улыбнулась.

— И ты хочешь сплавать?

— Похоже на то.

— А что такое приватир, Джереми? Я не вполне уверена.

— Это корабль частного владельца, который во время войны получает... Это вроде называется патентом? В общем, он может нападать на корабли противника, с которым его страна воюет.

— Интересно, что об этом думает твой отец.

— О приватирах?

— Да. И о Стивене. Стивен — такой обольститель... Но я знала, что его рассказ — неправда.

— Каким образом?

— Перед тем как вы его подобрали, две недели не было ни одного шторма.

— Я не запоминаю погоду такой давности. Как тебе это удается? Я едва помню и вчерашнюю.

Демельза налила себе портвейна. После него она становилась не только беззаботной, но и немного легкомысленной.

— Что ж, вот так. Твой отец сообщил, что еще на несколько дней задержится в Лондоне, но как можно скорее вернется. Интересно, он виделся с Клоуэнс? Они не знали, что Росс вернулся, потому что он не остановился, где обычно. Он живет у мистера Каннинга. А миссис Каннинг существует? Надеюсь, они встретились. Я про Клоуэнс и твоего отца. А может, приедут в одной карете. Слава Богу, он в Англии. Тяжело перестать волноваться, невозможно сделать это вот так сразу, как кран закрыть. Я слышала про человека, который выжил в самых ужасных передрягах и подскользнулся на банановой кожуре.

— Мама, — прервал ее Джереми.

— Что, милый?

— А ты послала туда Клоуэнс не потому, что...

— Я не посылала Клоуэнс. Она сама поехала.

— На нее не похоже.

— Да, не похоже. Но люди часто ведут себя непривычным образом. Что вообще значит сохранять верность себе? Никогда не могла понять. Иногда во мне как будто живут три разных человека, и все со своими желаниями. Который из них я? Каков ты внутри, Джереми? Такой же? Я не знаю. Иногда ты тревожишь отца. Есть что-то такое, чем ты хотел бы заниматься в жизни?

— Возможно.

— Правда? И ты можешь это назвать?

— Не совсем. Я не уверен... Мы доставляем тебе хлопоты, мама?

— Совсем немножко. Я немножко обеспокоена. Боже мой, вот что значит иметь семью!.. А что до Клоуэнс, то она вполне может своевольничать. Она взрослеет.

— Мы все взрослеем.

— Увы.

— Почему?

— Что почему?

— Почему увы?

— Думаю, лучше бы все были одного возраста. Как шток-розы. Прежде чем начнут увядать.

— Что ж, благодарю, мама. От твоих комплиментов никуда не скрыться.

В дверях появилась голова миссис Кемп, и огонь на свечах начал выплясывать джигу.

— Изабелла-Роуз ложится спать, мэм. Она хочет пожелать спокойной ночи.

— Прекрасно, миссис Кемп. Благодарю вас. Скажите ей, что я сейчас же поднимусь, миссис Кемп. Может, секунд через сто или около того, примерно.

Миссис Кемп заморгала в ответ на этот поток слов и ушла. Демельза допила портвейн, протянула пальцы к камину и размяла их.

— А мне хочется поиграть на спинете. Очень хочется. Если Белла его окончательно не добила. Знаешь, Джереми, наверное, мне нужен новый. Надо будет попросить твоего отца, когда он приедет.

— Что, новый спинет?

— Нет, рояль. Они гораздо лучше. Музыка может затихать и снова разгораться. А этот старый инструмент, хоть я его и люблю, уже износился.

— Белле это понравится.

— Нужно отучить ее стучать по клавишам. Миссис Кемп вообще не видит у нее музыкального дара... Январь — не время пускаться в плавание, Джереми. Вы не можете подождать, пока не прояснится погода?

— Стивен утверждает, что нет.

— Не нужно так на него полагаться, милый.

— На Стивена? Почему ты так считаешь?

— Просто мне так подумалось. Не обращай внимания.

— Я всегда обращаю внимание на твои слова. В особенности когда ты в подпитии.

— Что ты сказал?

— Прости, мама. Я не хотел. Просто у меня такое чувство, что ты часто бываешь права.

— Что ж... Я пытаюсь не судить слишком скоро в таких вещах. Не вижу ничего хорошего в излишней осторожности. Семь раз отмерь, один отрежь, и тогда не получишь сюрпризов — ни приятных, ни неприятных.

Джереми поправил ногой полено в камине.

— Если Пол с нами, думаю, нужно выйти в море в среду, если позволит погода. Хочу сплавать туда и вернуться до папиного возвращения.

— Если ты должен это сделать, отправляйся сейчас, — сказала Демельза.

— Ура! Мне это подходит.

 

Глава вторая

I

Они отплыли в среду на заре. Пол Келлоу согласился к ним присоединиться, а после колебаний — и Бен Картер. Демельза иногда говорила, что зима в Корнуолле устанавливается восемнадцатого января, но в этом году, не считая налетающего время от времени ветра с градом, погода была вполне приятной, не как в глубине страны. Ветер дул с северо-запада, и потому морозов не было, цвели примулы и подснежники.

Но все-таки море было неспокойным, и пришлось держаться на приличном расстоянии от изрезанного, похожего на пилу побережья. Когда они миновали мыс Адская глотка и устье Хейла, Пол Келлоу иронично приложил ладонь ко лбу в знак приветствия. Море усеивали лодки рыбаков из Сент-Айвса, раскачиваясь на волнах, как чайки. Затем гичка проплыла мимо парочки опасных скал с белой пеной у подножия, потом — мимо песчаных отмелей Сеннена и дальше — по бурному морю у мыса Лендс-Энд.

Стивен подошел к Джереми, который закреплял канат вокруг кофель-планки около грот-мачты.

— При такой скорости будем на месте еще до темноты, — прокричал он. — Джереми...

— Что?

— Мы не решили, как разделимся по пути домой. Ты поплывешь со мной?

— Я думал плыть с Полом. А это важно?

— Не особо. Но Пол должен вернуться к пятнице самое позднее. Не знаю, сколько времени понадобится...

— Мне казалось, мы управимся намного раньше. Но я могу заменить Пола, если ты думаешь, что так лучше.

Стивен закинул последний кусок пирога в рот. Прожевав его наполовину, он сказал:

— Бренди контрабандный.

— Не сомневаюсь.

— А еще мне кажется, «Филиппа» трудно будет ввести в вашу бухту. К тому же это ведь трофей, а твой отец вскоре будет дома. Не знаю, как он на это посмотрит. Мне бы не хотелось его смущать.

Джереми закончил закреплять канат и дернул за него.

— И что ты предлагаешь?

— Я подумывал сначала отвести люггер в Бристоль и предпочел бы там избавиться от груза, а если найдется покупатель и на судно, то хорошо бы и его продать. Вот я и думал, может, ты или кто-нибудь из твоих друзей захочет помочь мне отвести его туда, а потом вернуться домой по суше!

— Я рассчитывал, что мы все вместе вернемся в Нампару... Что ж, согласен, в Сент-Агнесс деньгами не разживешься.

— Вот и я так подумал. Так мне сказали и Нэнфаны. Но есть еще Сент-Айвс, Пензанс, Фалмут и Маваджисси.

— В Фалмуте живет кузина моего отца, — сказал Джереми. — она замужем за отставным капитаном пакетбота и может подсказать покупателя... Но если ты предлагаешь...

— Отвести люггер в какой-нибудь порт на Ла-Манше. Времени это отнимет не больше, чем до Нампары, а если повезет, завершим дело за пару дней. Конечно, если хочешь вернуться домой и оставить меня здесь, я справлюсь и сам.

С кормы накатила большая волна — больше всех прежних — и маленькая гичка взбрыкнула, как ретивая лошадь. Стоящий у румпеля Бен Картер привел ее к ветру.

— У тебя есть знакомые на этом берегу? — прокричал ему Джереми. — Нельзя же просто прибыть в порт с двадцатью бочками контрабандного бренди.

— Я думал попытаться в Меваджисси, — сказал Стивен. — Я знаю там пару человек, хоть и шапочно, и они с радостью возьмут товар. Поблизости есть таможенники?

— Понятия не имею.

— А в Сент-Агнесс?

— Там сложнее. Есть человек по имени Веркоу, он там уже много лет. И страшно зверствует, чем дальше, тем хуже.

— А на лапу не берет что ли? Они все так делают.

— Насколько я знаю, нет. Разумеется, торговля все равно идет, но я ни разу не слышал, чтобы он или его люди закрывали на это глаза.

— Что ж... Тогда разумней плыть в Меваджисси или куда поблизости. Ты готов?

Задолго до заката даже этого короткого дня они увидели острова Силли. Висела легкая облачность, и солнце село только без десяти пять, за этим последовали долгие сумерки, гичка миновала опасные рифы и островки Вороний Крик и бросила якорь в маленькой бухте Треско у острова Брайер. Из-за высокого прилива и мощных течений это было не самое удобное место для крупного корабля. Но для такого мелкого, как «Девушка из Нампары», небольшой гранитный изгиб пристани предлагал достаточно защищенную бухту. Наступило время прилива, и огромная водная долина, разделяющая два острова, выглядела грозной и раздувшейся.

— Во время отлива, — сказал Стивен, — я ходил между островами вброд. Можешь в такое поверить? — Он повернулся. — А вот и он.

Стивен указал на стоящее на якоре суденышко рядом с парой гребных лодок и яликом.

— А он неплохо выглядит, — заметил Пол. — На месте твоего капитана я бы удовольствовался им, а не таскался бы в поисках чего получше.

— У нас была команда из восьми человек, — ответил Стивен. — Раздели приз на всех, и получатся крохи. Вот потому он так и решил, да упокоит Господь его душу.

— Где твои знакомые? — спросил Джереми.

— Вон там, в домике, где горит свет. Слушайте, может, я один схожу? Думаю, если мы постучимся в дверь вчетвером, Хоскины могут схватиться за ружья, приняв нас за французов!

Оставшись втроем, они как следует пришвартовали лодку на ночь после предупреждения Стивена о том, что к полуночи она может завалиться на песке, а потом спрыгнули на берег и уселись на каменной пристани, поболтать с местными, которые тут же появились из-за всех углов — полюбопытствовать, что привело сюда гостей. Но они хранили молчание, как наказал Стивен. Время шло, и любопытные разошлись, а Джереми с друзьями запахнулись в плащи на холодном ветру. Через час вернулся Стивен со штормовым фонарем.

— Всё отлично. Проведем ночь в этой дыре, а на рассвете уплываем. Смотрите под ноги, кажется, я потревожил гадюку.

— В такое время года на гадюку не наткнешься, — возразил Джереми.

— Ладно, ладно, — сердито буркнул Стивен, как будто встреча с Хоскинами прошла не так уж гладко.

Всё выяснилось, когда они подошли к коттеджу. Замызганный старик с седыми волосами, стоящий на пороге, подозрительно покосился на них. Рядом с другим стариком, подсчитывающим монеты, плевалась единственная сальная свеча. На лбу у него был нарост размером с гусиное яйцо. Никто не заговорил с гостями. Первый брат захлопнул дверь и подошел к буфету. В комнате смердело мочой и окурками. Тут наверняка полно клопов, подумал Джереми, к утру мы все будем в укусах.

— Ну, так садитесь уже, — добродушно сказал Стивен, к нему снова вернулось хорошее расположение духа. — Мы можем воспользоваться этой комнатой, но поесть у них нечего. Они не виноваты — ведь мы нагрянули неожиданно. У нас что-нибудь осталось, Бен?

— В этой сумке, — отозвался Бен Картер. — Две буханки и немного масла от миссис Полдарк. Три копченых сардины. Яблоко. Сыр.

— Отлично. Отлично. А теперь, старичье, может, оставите нас? Мы не украдем ни ваш дом, ни деньги. Разбужу вас на заре, чтобы вы успели пересчитать свои ложки до нашего отъезда, — засмеялся Стивен. — Тут все-таки теплее, чем на ветру. Надеюсь, вы не окоченеете. Ну ладно, Ник и Саймон, это всё.

Старик с опухолью связал мешочек, в нем звякнули монеты.

— Сомневаюсь, что ты имеешь права на лодку, — сказал он.

— Не обращайте внимания, всё улажено, — сказал Стивен. — Спокойной ночи, Ник.

Седовласый направился к другой двери.

— Ага, всё улажено. К лучшему или к худшему, но всё улажено. Идем, Саймон.

Братья удалились. У двери Саймон снова заныл, обращаясь к брату:

— Сомневаюсь, что у него есть права, Ник. Ох, сомневаюсь.

II

В обратный путь они отправились, когда серое небо озарили первые лучи солнца. Пока они спали (и беспрерывно чесались), вода из пролива ушла и снова его наполнила, как будто ничего и не изменилось. Только внимательный наблюдатель мог бы заметить, что полоска водорослей на песчаном берегу на фут выше, чем вчера вечером. И этот наблюдатель, такой как Джереми, заметил, что вода поднялась.

Пол Келлоу и Бен Картер на «Девушке из Нампары» отчалили первыми. Потом — Джереми и Стивен на «Филиппе», за ними пристально наблюдали два хмурых брата Хоскина — они спустились на пристань, чтобы их проводить.

— Вот сволочи, — сказал Стивен. — Десяти бочек бренди не хватает. Я с ними поцапался по этому поводу, но они ни в чем не признались.

Джереми его не слушал. Больше всего его интересовало, как французский люггер будет слушаться паруса и руля. Всё равно что оседлать новую лошадь. Он не беспокоился о «Девушке из Нампары», раз на борту Бен Картер, лучший моряк из всех четверых. Но ему хотелось привести домой «Филиппа», вот почему он тогда немедленно согласился на предложение Стивена.

Где-то через час после рассвета собрались тучи, а ветер задул с юго-востока и стал усиливаться. Для их курса ничего лучше и не придумаешь, а начавшийся дождь усмирил волны. Вскоре они потеряли «Девушку из Нампары» из вида, и до скал Манакль им не попадались другие корабли. Потом они встретили пару рыбацких лодок из Ньюлина, которые время от времени показывались между волнами, но отстали, когда люггер устремился в Ла-Манш.

Стивену каким-то образом удалось выпросить у угрюмых братьев Хоскинов парочку яиц, до отплытия он их сварил, и теперь они поели холодных яиц с глотком крепкого бренди, в котором не было недостатка. Люггером управлять оказалось труднее, чем предполагал Джереми, но в усиливающемся ветре он выжимал из посудины всё, на что она способна.

— Как разгрузим, будет совсем по-другому! — прокричал Стивен. — И молю Господа, чтобы это случилось поскорее.

У Фалмута английский фрегат подавал им какие-то сигналы, но они сделали вид, что не заметили. Джереми понимал, что следовало бы поднять флаг или еще как-то обозначить государственную принадлежность. Но поскольку ветер усилился почти до штормового, вряд ли кто-нибудь обратит на них внимание. К полудню облака опустились к самому морю, густой массой дрейфуя над барашками волн. «Филипп» шел вяло и вместо того, чтобы взбираться на волну, зачерпывал воду. Стивен поменял курс, держась с подветренной стороны от берега.

Оба они вымокли до нитки, вода перекатывалась в трюме среди бочек с бренди. Стивен жестом велел Джереми зарифить парус.

— Нам нужно оказаться в Меваджисси не раньше заката, — прокричал он.

— Если не доберемся в ближайшее время, — откликнулся Джереми, — то я не уверен, что вообще доберемся.

— Взгляну на карту.

Стивен вытащил из-под плаща мокрый пергамент, и ветер тут же начал рвать его из рук. Стивен свернул карту в квадратик, уперся в раскачивающуюся мачту и умудрился ткнуть пальцем в сторону берега.

— Вот, смотри. Это Додман-Пойнт. Вон там, впереди. Если хотим идти в Меваджисси, нужно его обогнуть, а при таком ветре, дующем к суше... Впереди две или три бухточки. Ты не знаешь, в какой-нибудь из них можно безопасно бросить якорь?

— Я раньше здесь не плавал. Давай лучше попытаемся добраться до Портлоу. Там точно можно укрыться.

— Не получится. Лодка идет слишком медленно. Думаю, лучше рискнуть.

Побережье здесь сильно отличалось от того, вдоль которого они плыли в сторону Силли. Тут не было огромных утесов, вздымающихся прямо из моря. Но местные утесы, пусть и на четверть меньше размером и с зелеными полями, спускающимися к воде, были не менее опасными — под бурлящими волнами скрывались рифы, достаточно острые, чтобы оторвать киль от любой лодки. Вместо мечей здесь были кинжалы.

Некоторое время они шли в галфвинд, приближаясь к берегу. Теперь бухточки стали хорошо видны, всё зависело от ветра и мудрости выбора. Если в выбранной бухте окажутся одни лишь подводные скалы, люггер может уже не выйти в открытое море.

У бухты по левому борту был довольно большой песчаный пляж, на него с грохотом накатывали волны. Бухта по правому борту оказалась поменьше, с мелкими барашками волн в том месте, где находились скалы. Между этими двумя бухтами лежали еще три без пристани или причала, но похоже, глубиной в несколько ярдов, достаточной для люггера, и частично закрытые от ветра. Стивен выбрал третью, глубже вгрызающуюся в берег.

Джереми стоял у румпеля и правил между скалами, Стивен потравил грот, а потом и люггер. Несколько минут их бросало по волнам, лодка почти потеряла управление. Стивен схватил весло и оттолкнулся от скалы, выпрыгнувшей как морской лев с левого борта. И вовремя — они обошли рифы и оказались в бухте.

Им повезло. Там обнаружился полуразрушенный от старости и штормов причал, каменная хибара лишь с половиной крыши, и полоска гальки с ловушками для омаров. Люггер качался и подпрыгивал на волнах. Джереми взялся за другое весло. Раздался отвратительный скрежет, когда люггер царапнул дно, а потом он снова освободился. Стивен кинул канат и промахнулся, кинул снова и попал на гранитный столб, а потом подтянул корму. Джереми сунул весло в воду, нащупал дно и оттолкнулся. Люггер, такой неторопливый в открытом море, теперь превратился в лошадь без седока, не желающую, чтобы ее обуздали. Судно качнулось, и Джереми потерял равновесие, выронил весло и вцепился в борт, чтобы не оказаться в воде. Киль снова царапнул камни, Джереми бросил на берег второй канат, и люггер прижался к кранцам, которые Стивен засунул между планширем и пристанью.

Стивен стянул шляпу и вытер ей брызги дождя и соленой пены с лица. Его золотистая грива прилипла к голове.

— Мы в безопасности, Джереми. Хотя попали в самую забытую богом дыру.

Джереми выуживал потерянное весло с помощью шила для заплетки каната. С каждой волной весло соблазнительно приближалось, но стоило волне отхлынуть, как оно снова оказывалось вне досягаемости. Наконец, очередная волна принесла весло поближе, и Джереми вытащил его вместе с налипшими водорослями.

— Когда закончится прилив, судно сядет на мель.

— Вода еще поднимается, судя по скалам. Сомневаюсь, что бухта совсем высыхает.

Они как могли закрепили люггер. Сломанный причал был не лучшим выбором, но обеспечивал укрытие.

После жуткой качки последних часов они оказались в тихой гавани. Ветер не унимался, лил дождь, а море накатывалось на берег и пенилось. Но они были в тихих водах, избежав самого худшего, в окружении низкорослых деревьев, чьи черные ветви нависли, как крыша, поскрипывая и шелестя на ветру. Вокруг ни одной живой души.

Стивен спрыгнул на берег.

— Можем переждать пару часов или больше. Лучше до темноты. Мне не понравился тот фрегат.

— Отсюда не выбраться, пока не утихнет ветер.

Джереми последовал за другом.

Стивен оценивающе посмотрел на хижину.

— Тут никого нет. Хотя они наверняка сюда придут — видишь эти ловушки? Матерь божья, умираю с голода! У нас ничего не осталось?

— Ни крошки.

Они медленно пошли к хижине.

— А знаешь, — сказал Стивен, — если бы мы смогли найти помощников, то это неплохое местечко для выгрузки бренди. Сколько до Меваджисси по земле?

— Думаю, миль пять.

— А знаешь, это неплохая идея.

Джереми уже знал, как быстро у Стивена меняется настроение, как легко он может уверовать в только что пришедшую в голову мысль.

— Какая? — настороженно спросил он.

— Мы можем остаться здесь, и один из нас найдет нужных людей, чтобы разгрузить бренди прямо тут. Как я знаю, в Меваджисси много контрабандистов, но могу поклясться, что члены «братства» не разгружают груз в порту, возможно, они пользуются и этой бухтой. Будет куда проще и безопасней продать и разгрузить товар здесь, а потом приведем «Филиппа» в порт уже пустым — просто трофей на продажу, всё легально, не подкопаешься.

— Стивен, — сказал Джереми, — к черту бренди. Сколько там — двадцать бочек? Твоя добыча — люггер. Бренди был в нем, когда ты его захватил. Давай приведем люггер в порт и объясним таможенникам, как всё вышло, пусть сами решают, что с ним делать. Идет война. Ты захватил французское судно и всё его содержимое. Ты ведь должен получить треть от цены груза, так? Кто знает, может, от контрабандистов ты получить даже меньше. Люггер можно продать тем же путем.

— А там что темнеет за деревьями, это коттедж? Похоже на то. Давай посмотрим, есть ли там кто, хотя бы набьем брюхо.

Соломенная крыша коттеджа прохудилась, а всё вокруг заросло молодыми деревцами и сорняками, но стоило постучать, как в окне отодвинулась занавеска и на них уставилась старуха. Когда они попросили поесть, старик за ее спиной угрожающе покачал в скрюченной от артрита руке старым мушкетоном. Джереми протянул ему серебряную монету, и старик опустил оружие и впустил гостей. Они уселись на ящиках. Пол не посыпали новым песком уже явно больше года, и он был скользким от мышиного помета. Они с жадностью проглотили холодного кролика, водянистый суп из кабачков, четыре полусгнивших яблока и выпили по стакану сидра.

Во время еды Стивен сказал:

— Слушай, бочки на лодке небольшие, весят фунтов пятьдесят или шестьдесят. Половина от веса обычных бочек, и продать проще. Их не двадцать, а сорок восемь. В каждой примерно четыре галлона спирта. Если его развести до нужной крепости и добавить жженого сахара для цвета, то это выйдет где-то по двенадцать галлонов в бочке. Я никогда не был силен в арифметике, но это вроде выходит около шести сотен галлонов. Наши собратья могут продать их по двадцать шиллингов за галлон. А нам заплатят по десять. Мы получим не меньше трехсот фунтов. Хочешь выкинуть на ветер такие деньги?

— Нет, олух! Моя доля сейчас будет очень кстати. Но за какую дополнительную прибыль мы рискуем? Ведь мы можем получить деньги и без риска.

Стивен икнул.

— Думаю, мы в любом случае ничем не рискуем, Джереми. Ну почти. На таком ветру мы не выведем «Филиппа» в море, ты сам сказал. Почему бы не оставить его здесь, под присмотром, и не пойти по берегу? Эти люди знают дорогу и могут мне показать. Если повезет, если я быстро найду нужных людей и мулов, то вернусь вместе с ними, они разгрузят всё за ночь, за ближайшую ночь, и еще до зари всё будет шито-крыто.

Джереми провел рукой по подсохшим волосам и зевнул. Старики сидели где-то в дальнем углу, было слышно, как они копошатся, но было неясно, слышат ли они разговор, а даже если и услышали, то смогли ли понять. Джереми знал таких людей в деревушках вокруг Нампары. Старые и немощные, беззубые, почти немые, но каким-то образом они наскребали достаточно — с земли, моря или подаяний, чтобы избежать перемещения в работный дом.

— Не знаю, сможешь ли ты уговорить контрабандистов, Стивен. Они подозрительны, иначе никак. Я уже об этом говорил. Если в деревне появится чужак вроде тебя, не из Корнуолла, и вдруг начнет нашептывать о бренди, который привез в ближайшую бухту, они десять раз подумают, прежде чем начать действовать. А может, даже вытащат ножи. Откуда им знать, что ты не таможенник и не приведешь их в ловушку?

— Я знаю два имени, Стоут и Пенгелли. Их мне назвал товарищ по плаванию, погибший, упокой Господь его душу, но он сказал, что они известные контрабандисты и с ним знакомы. Это всё, что я могу. У тебя есть план получше?

— Если ты твердо намерен продать товар, — ответил Джереми, — то лучше сначала его выгрузить и спрятать в кустах. Тогда ты хотя бы не станешь мишенью для таможенников, если они вдруг пройдут мимо.

Стивен поразмыслил и покачал головой.

— Ты прав, приятель, но не сейчас. Если разгружать, то в темноте. В Корнуолле повсюду глаза. Люггер выглядит вполне невинно, так пусть здесь и остается, никто не знает, что в его трюме... Который час?

Джереми вытащил часы, послушал их и убедился, что они еще ходят.

— Начало пятого.

— Значит, остался час до заката. Если выйду сейчас, то буду в Меваджисси вскоре после сумерек. Как раз вовремя. Сегодня лунная ночь? Нет, как я помню. И это тоже хорошо, в лунную ночь они не рискнули бы. Если повезет, я вернусь к полуночи с людьми, и они всё разгрузят! Ты останешься здесь? Еще за одну монету старики не будут возражать, чтобы ты здесь переночевал.

— Нет. Я останусь на люггере. Лучше за ним присматривать.

— Молодец. — Стивен поднялся. — Тогда я пошел. Но сначала надо нажать на стариков, чтобы показали кратчайший путь. Ты их понимаешь, Джереми? Лично я — ни черта.

 

Глава третья

I

Джереми понимал, что Стивен явно недооценивает подозрительность рыбаков Корнуолла, в особенности тех, что промышляют контрабандой. Они жили закрыто и женились между собой, так что почти у каждого имелась родня среди соседей и каждый знал, чем занимается сосед, от колыбели и до могилы. Человека из деревушки в трех милях считали чужаком. Какова вероятность, что незнакомец из дальних мест, прибывший из порта, о котором они никогда не слышали, завоюет их доверие? Если бы многие из них не были методистами, Стивен Каррингтон скорее всего плавал бы лицом вниз еще до следующего прилива.

Убийство находилось вне закона, и хотя большинство в глубине души были людьми добросердечными, вероятно, Стивена они встретят с равнодушием, намекая на обещания, которых никогда не сдержат, чтобы переходя от одного к другому, он разозлился на их глупость и убрался восвояси.

После ухода Стивена еще около часа Джереми оставался в коттедже. Он попытался разговорить стариков, но дело продвигалось медленно. Он выяснил, что они живут в приходе церкви святого Михаила из Каэрхейса, местного землевладельца и хозяина поместья зовут Тревэнион, а ближайшая деревня называется Босуингер, но ловушками для омаров владеют рыбаки из Трегаварраса и Тревеора. Свои лодки они держат в полуразвалившемся сарае у причала, но сейчас все слегли с трясучкой и не появлялись уже неделю. После расспросов Джереми пришел к выводу, что трясучка — это, по всей видимости, инфлюэнца. Он спросил название ближайшего города и дороги, где ходят почтовые кареты, но старики не знали. Они упомянули Грампаунд, но не могли сказать, в какой он стороне. Их знания о мире простирались не дальше Меваджисси.

Около половины шестого Джереми покинул коттедж и вернулся на люггер. Дождь прекратился, и облака над землей на закате полыхнули красным, как кровавая рана. Ветер над морем по-прежнему свирепствовал, но теперь стал сухим и не таким холодным.

Джереми прыгнул на борт люггера и укрылся внизу. Он приготовился к тоскливому ожиданию, но не хотел заснуть. Пока еще совсем не стемнело, он изучил суденышко, нашел в ящике стола кое-какие документы и судовой журнал и пожалел о том, что в школе изучал латынь, а не французский. Большая часть бочек находилась в трюме у грот-мачты. Там было полно воды, но Джереми надеялся, что люггер не дал течь. Хотя это могло бы объяснить его медлительность. Будет жаль, если Стивену всё удастся, и по возвращении он обнаружит шесть футов воды в трюме «Филиппа».

Джереми с улыбкой подумал, что его собственная осмотрительность развилась только после знакомства со Стивеном. Бристолец обладал феноменальной способностью убедить его, что всё пойдет именно так, как хотелось Стивену. Он умел уболтать его, заставить действовать и выпутаться из чего угодно. И впутаться тоже. Реакция Джереми была инстинктивной попыткой уравновесить бесконечный оптимизм Стивена. Но всё же, восхищенно признался он сам себе, если кто и сумеет добиться невозможного и вернуться в полночь с компанией контрабандистов, так это Стивен.

Джереми снова поднялся на палубу и осмотрелся. Больше ему всё равно нечем заняться. Настали сумерки. По небу плыли лоскуты облаков, заслоняя звезды. Вода отступала, но как и сказал Стивен, вряд ли причал окажется на суше. Если люггер сядет на мель, это не причинит ему вреда. Джереми вернулся в каюту. Там нашелся штормовой фонарь, но он решил его не зажигать. Младший Полдарк уселся около иллюминатора и стал ждать.

Шли часы, и он задремал, проснулся и снова задремал. Его веки так отяжелели, словно несли груз всех мировых забот.

Внезапно он пробудился, услышав шаги по палубе над головой. Он продрог, стояла полная тьма. Некоторое время он сидел не шевелясь. Иногда в Нампаре в начале осени крыса забиралась в соломенную крышу и в разгар ночи принималась исследовать свое теплое убежище. Сейчас до него доносились похожие звуки: осторожные, тихие, любопытные. Шажок, шуршание, пыхтение. Всё это едва ли услышал бы человек или животное, производящее эти звуки, но под палубой они отдавались громче. У Джереми не было огнестрельного оружия, только большой складной нож, который привез из Америки его отец четверть века назад, но Джереми все-таки вытащил его из кармана и раскрыл.

Потом он услышал голос, свист и сердитое бурчание. Затем последовал ответ. Шорох и движение по палубе продолжились.

Кто бы это ни был, на палубе он ничем бы особо не поживился — там лежали только паруса и пробковый плотик. Первым побуждением Джереми было подняться наверх и спросить, по какому праву здесь находятся эти люди и зачем, но настойчивость Стивена по поводу продажи бренди лишила его уверенности. Он боялся, что это окажутся представители властей, обследующие люггер. Если они спустятся, тогда он встретит их лицом к лицу. Если услышит, как они сгружают бочки из носового трюма, то тут же выскочит, чтобы им помешать. Но пока он выжидал. Затаился и выжидал.

Время шло, шаркающие приглушенные шаги стихли, и наступила тишина. Джереми взглянул на часы, но не смог рассмотреть циферблат. Ему показалось, что судно слегка качнулось, как будто кто-то спрыгнул на причал, но не исключено, что это разыгралось воображение, он просто принял желаемое за действительное.

За час до рассвета вернулся Стивен. Он тихо, но четко свистнул, и Джереми вылез через люк ему навстречу. Небо очистилось и было усеяно звездами.

— Ну как?

— Мои чертовы треклятые ноги! Эти башмаки не предназначены для ходьбы! Я будто десять миль прошагал, а не пять. А тот древний скелет, что показал мне путь, его и вовсе не знал. Но всё же... Я всё устроил.

— Устроил!

— Ты был прав, Джереми, этот народец точно такой, как ты говорил, рты им разве что ножом откроешь. Меваджисси — это сущий кошмар, я так и не нашел ни Стоута, ни Пенгелли. Но в конце концов... сунув кому надо серебро... Они придут завтра ночью.

— Завтра!

— Они сказали, что слишком поздно устраивать выгрузку сегодня, и должен признаться, я их понимаю. Без должной подготовки невозможно собрать столько мулов. А еще они сказали, что это нельзя делать у всех на виду. В порту есть таможня, и караульный на мысе Нэр-Хед. Они придут завтра в одиннадцать вечера. Я имел дело с человеком по имени Роуч, Септимус Роуч. Жирная, несговорчивая и жадная вошь, но думаю, он заплатит честно. Он знает, что я его достану, если не заплатит... Он обещал всего шесть шиллингов и шесть пенсов за галлон, и только после того, как снимет пробу. Ну ладно, неплохой навар, учитывая почти нулевые затраты!

Джереми потер усталые глаза.

— А сегодняшний день?

— Лучше разгрузить бочки. Ты был прав. Найди укромное местечко. Не знаю, может, вон в тех деревьях у воды. Это будет та еще работенка, но если мы спрячем товар, то окажемся в более выгодном положении — можем дать одну бочку на пробу, когда они явятся, и пусть сначала заплатят, прежде чем получат остальные.

— Может статься, бухта не так уж пустынна, как выглядит, — заметил Джереми. — После твоего ухода на борт забрались два человека, как только стемнело, а я прятался внизу. Я не стал их окликать.

Стивен перестал тереть свою пятку и уставился на него.

— И кто это был — мужчины или дети?

— Я их не видел, только слышал, как они двигаются по палубе, минут десять. Насколько я могу судить, фонаря у них не было.

Из светлеющих сумерек проступили контуры мыса Нэр-Хед.

— А тебе это не приснилось? Или, может, это были чайки?

— Я слышал, как они разговаривают. И не похоже было, что это дети.

— Матерь Божья, не нравится мне это... Но всё же... Что нам остается? Ветер немного стих, и мы можем попробовать выйти в море и провести день там. Но старое корыто дало течь, так ведь?

— Где-то в трюме с бочками. Не думаю, что это серьезно, но помпа не работает. Можем попытаться вычерпать ведрами.

Стивен снова натянул башмак.

— И почему только эти французишки позволяют захватывать свои суда в таком дрянном состоянии... К тому же люггер перегружен. Будет куда легче с ним управиться, если облегчить на полторы тонны бренди! Думаю, нужно разгрузить товар.

— Тогда давай приступим, — сказал Джереми. — Лучше разгрузить всё до завтрака!

II

Они приступили. Носить бочки было тяжело, к тому же планки оказались неструганные, оставляли на ладонях занозы. Выбор укромного места ограничивался расстоянием, на которое они могли дотащить бочки. А кроме того, занимался рассвет. Густая растительность по берегам бухты поначалу создавала видимость безопасности и уединенности. Но ночные события на люггере изменили это ощущение. Как знать, может, за ними кто-то наблюдает?

Сначала они подумали о полуразрушенной хижине. Она подходила, да и дверь легко открывалась. Если хозяева ловушек для омаров больны, то вряд ли им понадобится лодка. Ведь это всего на день. Но поставив у двери гору бочек, они отправились на разведку и обнаружили яму, как будто кто-то добывал здесь камень или даже руду. Если бочки аккуратно скатить по склону, то с каменистой тропы, ведущей в бухту, их не будет заметно.

К тому времени, как они закончили, солнце поднялось уже высоко и бросало косые лучи на бухту. «Филипп» стал лучше держаться на воде, словно потерял не только вес, но и груз забот. Ветер дул с юга, изменив направление на пару румбов, но по-прежнему не ослабевал. С полчаса они вычерпывали воду ведрами, пытаясь найти течь, а когда поднялись на палубу, то обнаружили на пристани двух ребятишек лет семи или восьми. Дети уставились на люггер, сунув пальцы в рот.

— Это и есть твои гости? — спросил Стивен.

— Сомневаюсь. У них еще голос не ломался.

Джереми с улыбкой заговорил с детьми, спросил, как их зовут и откуда они. Те лишь молча таращились. Один вытащил изо рта палец, но только чтобы плюнуть. Дети были в рванине, босые, на плечах и коленях через дыры просвечивало тело. От них воняло. У девочки — той, что помладше, — была сыпь на коже и струпья у рта и на подбородке. Стоило Джереми приблизиться, как оба попятились.

— Пусть стоят, пока мы поищем что-нибудь съестное, — сказал Стивен. — Вреда от них не будет.

— Ты что, рассчитываешь принести сюда еду? — удивился Джереми.

— Это вряд ли. Разве что я украду где-нибудь курицу.

— Я бы и быка слопал, — сказал Джереми. — Но боюсь, у стариков больше ничего для нас нет. Ни за какие деньги не купить мяса, если его нет.

Они ушли, а дети с пальцами во рту провожали их взглядами. Старуха, которая несомненно знала обо всём, чем они занимались, испекла темный ячменный хлеб и открыла яблочное варенье. Еще она предложила две макрели, пойманные стариком, но, понюхав рыбу, Стивен и Джереми отказались. Они выпили слабого чая. Старик сидел в углу крохотной комнатенки у завешенного тканью окна и наблюдал.

Джереми подумал, что ситуация очень похожа на ту, что была в Треско. Он заплатил старикам в десять раз больше, чем стоила еда, и старуха стала дружелюбней. Надолго ли останутся гости? Если так, она пошлет Альфа в Меваджисси прикупить рыбы и картошки. «Матерь Божья, — прошептал себе под нос Стивен, — неужели он сумеет туда дойти?» Они ответили, что уедут утром, но если бы могли разжиться несколькими яйцами и маслом с ближайшей фермы, то лучше не отправлять ее мужа в такой долгий путь. Она кивнула, моргнула одним алчным глазом с коростой экземы на веке, и сказала:

— Верно, верно, пошлю его в Тревеор.

Позавтракав, они вернулись на люггер, и Стивен закурил трубку. Дети исчезли. Ветер постепенно стихал, и на ярком солнце было вполне тепло. Стивен отложил трубку, вытянулся на палубе и уснул.

Джереми прислонился к люку и стал выковыривать занозы из ладони. «Девушка из Нампары» наверняка уже дома, если только ей не пришлось искать укрытие в Сент-Айвсе или Сент-Агнесс. Интересно, выехал ли уже домой из Лондона отец? Встретился ли он с Клоуэнс, и скоро ли вернутся Энисы? Джереми знал, что Клоуэнс отправили в Лондон из-за того молодого человека, что сейчас спит на солнышке рядом с ним. Хотел бы он, чтобы Стивен стал его зятем, если всё окажется серьезно? Общество Стивена ему нравилось, как и многим другим. В особенности женщинам.

Последнюю неделю Стивен жил у Нэнфанов, и уже пошли слухи о его амурах с Бет Нэнфан, сероглазой, как и ее мать, блондинкой двадцати двух лет. Хотя Джереми прекрасно знал, что стоит в Соле или Грамблере улыбнуться какой-нибудь приличной девчонке, как возникнут слухи или даже скандал. Стивен был из тех людей, чья общительность, тем не менее, препятствовала более близкому знакомству. Он охотно рассказывал о своей жизни на море, с готовностью отвечал на редкие вопросы о детстве и юности в предместьях Бристоля, называя его Бристоу, признавал, что жизнь его была необузданной и тяжелой, и щедро делился деньгами и временем. Его уже хорошо знали в Соле и привечали, а одно это уже большое достижение для чужака в этих краях, с таким же замкнутым сообществом, как и в Меваджисси.

Со временем Джереми, который тоже не выспался, задремал, потом проснулся и увидел на дороге у мыса человека. Он потряс Стивена, и тот моментально пробудился от глубокого сна и потянулся рукой к поясу с ножом. Джереми показал на дорогу.

— Похоже, там старуха.

— Она подает какие-то знаки. Сходи узнай, чего она хочет, Джереми. Нет, я тоже с тобой.

Они спрыгнули на берег и зашагали вверх по склону. Это и правда оказалась старуха с грязным шелковым платком на голове. Она стояла у кривого куста боярышника и шамкала челюстями. Когда они приблизились, она что-то промямлила, но неразборчиво. Но значение пальца у губ они поняли.

— В чем дело? — спросил Джереми, понизив голос и склонившись к ней.

— ...ки, — прошамкала она деснами.

— Чужаки?

Она нетерпелива замотала головой, закатив глаза.

— Таможенники? — спросил Джереми.

— Угу...

Джереми со Стивеном тут же выпрямились и огляделись, настороженно и с опаской.

— Где?

Она мотнула головой через плечо.

— В твоем доме?

— Угу...

— Боже милостивый! Нам лучше...

Джереми похлопал старуху по руке в знак благодарности, и они собрались снова спуститься. Но было поздно. Послышался шорох шагов по камням. Стивен нырнул в кусты, Джереми последовал за ним. Когда из-за угла показались двое мужчин, старуха стала опять взбираться на холм. Мужчины были в потрепанных голубых фланелевых куртках, синих бриджах и черных шляпах. У каждого ружье и патронташ.

— Чего это ты, мисси, бродишь на такущем ветру, а? — спросил тот, что повыше. — Кто это тебе велел, а? Чего ты прячешь?

Старуха сгорбилась и попыталась пройти мимо, но мужчина схватил ее за платок.

— Откуда это у тебя? Такого добра в здешних краях не найдешь. Приторговываешь потихоньку, а?

Старуха что-то раболепно промямлила и заныла.

— Чего? Тебе его дали? Ну и дела! Да кто отдаст такой отличный шелк старой карге вроде тебя? А? А? Сдается мне, нужно его конфисковать в пользу его величества.

— Да ладно тебе, Том, — сказал второй, поменьше ростом и моложе. — У нас есть дела и поважнее.

Они отпустили старуху и спустились к лодке. Женщина наблюдала за ними, и когда они уже не могли слышать, плюнула им вслед и растерла плевок. Больше она не подавала никаких знаков прячущимся в кустах молодым людям, а поспешила к дому, прижимая к себе пресловутый платок.

Джереми вытянул согнутую ногу. Стивен схватил его за руку.

— Черт побери, если они найдут бренди, мы пропали! Но если мы не спустимся, они могут конфисковать люггер.

— Пошли вон туда. С той стороны укрытие понадежней.

Они метнулись через дорогу, по следам таможенников. Из-за кустов они увидели, как те двое подошли по пристани к «Филиппу». Один крикнул, чтобы все поднимались на палубу. Когда ответа не последовало, высокий хотел прыгнуть на люггер, но тот, что пониже, ему помешал. Некоторое время они спорили. Старший, судя по жестам, указывал на то, что таможенники не имеют права подниматься на борт судна в отсутствие владельца.

Высокий оглядел причал и показал на каменный сарай. Невозможно выгрузить сорок восемь бочек бренди, не оставив следов. Когда молодые люди шныряли туда-сюда с грузом, они примяли траву и нанесли грязь. Было очевидно также, что недавно перед дверью сарая лежали какие-то ящики или бочки. Таможенники отправились к сараю и попытались открыть дверь, но не вошли. Они наверняка приметили, что грязная тропка не заканчивается у двери, а пересекает травянистый пятачок с оставшимися после дождя лужами и ведет влево, к поломанным зарослям ежевики и затоптанному папоротнику.

Стивен чертыхнулся себе под нос.

— Вот уж повезло! Повезло, как чертовым утопленникам! Будь они трижды прокляты! Кто-то их навел, это точно. Та старуха...

— Это не старуха, — сказал Джереми, — она-то как раз нас вовремя предупредила.

— Ну, значит, кто-то из ее отродья! Вчера ночью кто-то тут разнюхивал, ты сам говорил. Может, они и утром наблюдали. Те дети...

— Осторожней! — предупредил Джереми. — Не вставай, не то они тебя заметят.

— Да не, они слишком увлечены — идут по нашему следу. Только погляди на них — пригнули головы, как две чертовы гончие.

За их спинами раздался щелчок, и они резко развернулись. Там стоял человек с ружьем — в обносках и куртке явно не по размеру, в круглой шляпе и с густыми усами. На рукаве куртки — повязка.

— Не шевелитесь, ребятки, — сказал он пронзительным голосом. — Не шевелитесь, не то худо будет. А мы покуда разберемся, что вы тут делаете, лады?

Через мгновение Стивен сглотнул и ответил:

— Что мы здесь делаем? Да ничего. Смотрим, как там копошатся два ваших приятеля. Мы тут гуляли по лесу и увидели двух этих падальщиков, вот и стало интересно, чем они занимаются. Ясно? Вот и всё.

— Да? Хорош сказки рассказывать, ребятки. Неа, будем честными, лады? — Он сунул пальцы между сломанными зубами и лихо свистнул.

— Ник! Том! Сюда, ребятки! Я тут наткнулся на крысиное гнездышко!

Джереми увидел, как два таможенника остановились и посмотрели наверх. Они развернулись и стали подниматься к ним. Со своего места третий таможенник не мог разглядеть, услышали ли его товарищи, он снова сунул пальцы в рот и свистнул. И в это время Стивен выбил из его рук ружье.

Оно клацнуло по камням, и Стивен прыгнул. Таможенник попытался ему врезать, но кулак Стивена угодил ему в физиономию, и мужчина отлетел в кусты. Он приподнялся, а Стивен схватил ружье и треснул таможенника прикладом. Тот рухнул навзничь.

— Бежим!

Они бросились бежать. Теперь оставшиеся двое были всего в сорока ярдах. Раздался грохот, и между ними просвистела пуля.

— Сюда!

Они ринулись к густому лесу, окружающему бухту. Через несколько ярдов Стивен остановился и разрядил ружье в преследователей.

— Это сделает их более осторожными.

Он зашвырнул ружье в кусты, ведь у них не было ни пуль, ни пороха.

Они бежали почти прямо на запад, солнце светило сквозь голые деревья, а ежевика и прочие кусты цеплялись за штаны, царапали руки и головы. Они двигались слишком шумно и не могли оторваться от преследователей, но слышали и их, а иногда между ветвями мелькала синяя форма. Но никто больше не стрелял.

Двигаться было нелегко, и Стивен вдруг громко охнул, упал на одно колено и снова поднялся.

— Что с тобой? — спросил Джереми.

— Лодыжка... Чертова кроличья нора. Подвернул! Ничего страшного. — А еще через несколько секунд он сказал:

— Беги дальше один.

— Черта с два, — сказал Джереми, замедляя бег.

— Даже не думай! Слушай. — Стивен откинул с глаз волосы. — Нам лучше разделиться — они не смогут преследовать обоих... и не будут. Они слишком напуганы... А выбирать будут наугад, но скорее всего побегут за мной. Я смогу за себя постоять — и не из таких передряг выпутывался... А ты — нет.

Лес поредел, перед ними оказался ручей, а дальше — снова лес.

— Слушай, Джереми... Если тебя поймают, назови вымышленное имя... Скажи, что это я во всем виноват! А если не поймают, беги со всех ног домой... Пока!

Еще с минуту они находились рядом, потом Джереми перепрыгнул через ручей, а Стивен резко свернул направо и прихрамывая побежал по редколесью. В ожидании пули Джереми казалось, что его спина стала шириной в два ярда. Но пули не последовало. Один таможенник упал, а другой помог ему подняться. Лес снова стал густым, слава тебе Господи.

Джереми бежал слишком близко к морю, здесь не найти хорошего укрытия. Он подвернул ногу после прыжка и задыхался. Но и таможенники наверняка тоже.

Через три-четыре минуты он оказался на пляже, одном из тех, что они видели вчера. Песок и низкие, острые камни. Если побежать сюда, он станет легкой мишенью, даже с приличного расстояния ему могут попасть в ногу. Чуть выше за деревьями скрывался дом. Большой и полуразрушенный, окруженный развалинами каменной ограды. Тяжело дыша, Джереми оглянулся. Таможенников он не увидел, но услышал треск сломанных веток. Они тоже замедлили бег, но были где-то поблизости. Похоже, они все-таки выбрали его. Вероятно, потому что он побежал прямо — они могут даже и не понять, что беглецы разделились, пока лес снова не поредеет.

Не исключено, что к тому времени, как они появятся из леса, он сумеет последовать примеру Стивена и скрыться. Ограда находилась в четверти мили от дома. Чтобы добраться до нее, придется пробежать сотню ярдов по открытой местности, а желательно, чтобы его не заметили. Рискованно, но другой вариант — бежать полмили по пляжу или попытаться срезать через поля с пасущимся скотом, на север.

Он рискнул, позабыв о боли в ноге и рези в легких. Страх удвоил его скорость. Стена оказалась выше, чем выглядела вначале, Джереми хотел перелезть через нее, но не сумел и побежал к воротам, нашел разрушенную часть ограды высотой всего в пять футов и перепрыгнул. Он упал в неглубокую канаву с другой стороны и лежал там, пытаясь надышаться, как будто из легких вышел весь воздух.

Прошло несколько секунд. Он огляделся — канаву трудно считать укрытием. Рядом пара кустов ежевики, молодые деревца без листвы, груды сломанных кирпичей и штукатурки. Преследователям всего-то нужно залезть на стену и осмотреться. Неподалеку росли кусты. Джереми пополз к ним, а добравшись, уткнулся в юбку.

Девушка уставилась на него.

— Что ты здесь делаешь, парень? — спросила она.

Не успел он ответить, как послышался топот ног. У ограды таможенники остановились и двинулись вдоль нее, потом подошли к воротам. Туда же вышла и девушка.

— Вы что-то ищете? — спросила она.

— Ой, мисс, просим прощения, мы тут идем по следу двоих парней... двоих мерзавцев... двоих отщепенцев... — сказал тот, что пониже ростом, глотая воздух.

— Двоих или шестерых? — спросила девушка.

— Двоих, мэм. Э-э... мисс Тревэнион. Не пробегали тут?

— Я никого не видела, Парсонс. Почему вы за ними гонитесь?

— Контрабанда бренди, мисс... Нападение на таможенника во время исполнения обязанностей, мисс... И не остановились, когда им приказали. Владение... Незаконное владение французским люггером.

— Боже ты мой, — сказала девушка, — это серьезные обвинения, Парсонс. Надеюсь, вы схватите всех шестерых.

— Двоих, мисс, — поправил ее высокий, заглядывая через ворота. — Ежели мы их схватим, их могут и к смертной казни приговорить.

— Очень на это надеюсь, — ответила девушка.

Они помолчали. Коротышка кашлянул и собрался уходить.

— Не позволите ли осмотреть ваши владения, мисс? — спросил высокий.

Девушка уставилась вдаль.

— Не думаю, что мой брат это одобрит.

— Правда, мисс? Просто...

— Просто вы не верите мне на слово, что я не видела двух беглецов от правосудия?

— Не совсем так, но...

— Парсонс, а как зовут вашего напарника? Кажется, мы не знакомы.

— Это не так, мисс! — неловко произнес высокий. — Но мы преследовали этих двоих прямо до края вашего пляжа, и я не думаю, что они могли подеваться куда-нибудь окромя ваших владений. Может, вы их и не заметили, а они где-нибудь прячутся.

— Парсонс, — сказала девушка. — Вы ведь главный?

— Да, мисс Тревэнион.

— Тогда прошу вас, позвольте мне самой разобраться. Ступайте со своим напарником на пляж или куда считаете нужным, но не смейте вторгаться в мои владения. Я сообщу своему управляющему, а он даст указания слугам всё тщательно обыскать. Если через полчаса вы никого не найдете, возвращайтесь. К тому времени мы закончим поиски, и если отыщем тех двух негодяев, что вы описали, даю слово, мы вам их выдадим. Вас это устроит?

Они снова замолчали. Таможенников это явно не устроило, уж точно не высокого, но он ничего не мог поделать. Они кивнули и прикоснулись ко лбам — оба во время преследования потеряли шляпы, — а потом убрались восвояси. Вскоре их неторопливые шаги по сырому песку стихли за воротами. Девушка прислонилась к воротам и проводила таможенников взглядом. Через некоторое время она обернулась.

— Ну что, парень?

 

Глава четвертая

I

Росс покинул Лондон с Клоуэнс и Энисами седьмого февраля, и двенадцатого они оказались дома. Демельза уже получила письмо, написанное после бала и сообщающее о планах, и ждала их. Впрочем, путешествия непредсказуемы, так что она не знала точного времени и даже дня прибытия, пока не услышала стук копыт по булыжнику.

Демельза задумалась, наступит ли однажды такое время, когда она, располневшая, покрывшаяся бородавками и поглупевшая от старости, не будет так радоваться мужу, стоящему в дверном проеме, когда ее руки перестанут трястись, а все внутри — дрожать. Если и наступит, то нескоро. А сейчас он здесь, как всегда высокий, утомленный после тяжелой миссии. Его лицо после португальской инфлюэнцы стало чуть более серым и бледным. Он неулыбчиво разглядывал ее, пока Гимлетт забирал багаж, а Джереми помогал Клоуэнс спуститься.

— Что ж, Росс, я надеялась, что вы прибудете сегодня.

— Ты получила письмо?

— Да, получила.

Она сделала несколько шагов к нему, он — к ней. Росс взял ее за руку и поцеловал в щеку, затем, словно невзначай, в губы. Она поцеловала его в ответ.

— Все благополучно?

— Да, все хорошо.

Он осмотрелся, узнавая знакомые вещи.

— Мы надеялись приехать раньше, но в Грэмпаунде у кареты сломалась ось, и нас задержали на два часа.

Первые несколько мгновений они казались незнакомцами.

— А как Изабелла-Роуз?

— Спит.

— С ней все хорошо?

— Да. Она подросла.

— Как и Клоуэнс. Подросла, несомненно. Я глазам своим не мог поверить на балу.

— Она хорошо выглядела?

— Прекрасно. Но ты не захотела поехать в Лондон вместе с ней?

— Я боялась, что мы разминемся — ты поедешь одной дорогой, а я другой.

— Я об этом не подумал. Сожалею, что так долго отсутствовал.

— Да, прошло много времени.

Он отпустил ее. Джереми и Клоуэнс еще не вошли. Росса удивило такое проявление тактичности.

— Вы ужинали? — спросила Демельза.

— Перекусили. Вполне достаточно.

— Не думаю. Клоуэнс наверняка захочет чего-нибудь.

— Отлично. Твоя стряпня для нас теперь будет в новинку.

— Надеюсь, хотя бы неплохой.

— Ты сама должна знать.

Возникла пауза, затем Демельза улыбнулась:

— Я скажу Джейн.

— Незачем так торопиться.

Демельза остановилась. Росс подошел к ней сзади, коснулся лицом ее щеки и глубоко вдохнул.

— Росс, я...

— Помолчи, — попросил он, не отпуская.

Ужин прошел довольно оживленно, но сначала переговаривались лишь Джереми и Клоуэнс. Джереми беззаботно обсуждал новости на шахте и ферме, будто во всем мире не было ничего важнее. Эффи, их средняя свинья, на прошлой неделе родила девять поросят, а Кэрри, старая, должна опороситься со дня на день. В понедельник они перебирали кукурузные стога и обнаружили множество мышей. Джереми, не любитель крови, поспешил уйти, а вот Белла, что немного пугает, осталась до конца и, кажется, получала от происходящего удовольствие. Они планировали уже закончить со вспашкой, но Мозес Вайгас и Дик Кобблдик одновременно слегли с инфлюэнцей, а у Эрна Лобба началась ангина.

Посреди этого ничего не значащего разговора Джереми прервался, оглядел присутствующих и замолчал.

— А ты встретился с Джеффри Чарльзом, отец?

И Росс рассказал.

Беседа зазвучала по-новому: теперь говорил в основном Росс, рассказывая о битве при Буссако, о Лиссабоне, о своем возвращении и безумии короля. Cлушали и комментировали всей семьей — как в старые времена. Не хватало лишь личного разговора, взаимодействия между Россом и Демельзой. Они все еще были скованы, смущены присутствием друг друга. Понадобится время, чтобы отношения стали прежними.

Лишь раз, всего один раз, Росс взглянул на Демельзу иначе, и она подумала: а знают ли наши дети, предполагают ли, что случится, когда мы уйдем наверх? Знаю ли я сама? Буду ли я с ним такой же, как всегда?

Многим позже, уже практически в полночь, когда они заново познали друг друга, но еще не спали, она сказала:

— Эта разлука далась мне тяжело, Росс. Правда. Я провела в этой постели столько долгих одиноких ночей. Я чувствовала себя так, словно уже вдова.

— А потом этот паршивец снова появляется... Понимаю. Мне тоже было одиноко. Но, в конце концов, есть и радость — радость воссоединения этой ночью.

— Знаю. Я очень счастлива этой ночью. Но нет ли риска, что после очередного твоего отъезда мое сердце не будет биться как прежде?

— Сейчас это нам не грозит, так что давай решать проблемы по мере их поступления...

В комнате еще горела свеча. Гореть ей оставалось, наверное, минут десять, если конец фитиля не упадет в кипящий воск.

— Жизнь состоит из равновесия, противовеса и контраста. Прости, если звучит нравоучительно, но ведь так оно и есть. Делая выбор, человек или приобретает, или теряет очень многое, и никто не может точно взвесить все выгоды или убытки. Когда меня ранило на реке Джеймс в 1785 году, и я попал в лазарет, какой уж был, хирург, какой уж был, решил не ампутировать ногу в первые несколько дней, а посадил меня на строгую диету. Вообще никакой еды, кровопускания, слабительное и сильно разбавленное вино. Через пять дней, когда у меня спала температура, он понял, что умирать я не собираюсь, и разрешил мне поесть. Мне принесли первое вареное яйцо. Это было, словно нектар... Кажется, я никогда не ел ничего вкуснее. Видишь, через лишения...

— Кажется, я понимаю, о чем ты, — отозвалась Демельза. — Этой ночью я — твое вареное яйцо.

Кровать затряслась от смеха Росса:

— Нет. Ты моя курочка. — Он утопил пальцы в ее волосах. — Пушистая, гладкая и кругленькая.

— Если я что и высидела, то теперь я старая курица, и мой гребень потускнел от отсутствия заботы.

— Это не навсегда, я обещаю. Клянусь, мы срастемся и будем одной плотью.

— Не слишком удобно.

— Я ужасный человек?

Росс взял ее за руку.

— Зачастую.

— Почему кто-то должен чувствовать себя ужасно или грустно после такого воссоединения?

— Может, потому что оно было слишком хорошим?

— В какой-то степени. Может, человеческий разум не привык к полному счастью. Было бы оно сегодня частичным, а это вполне вероятно, и кто знает...

— Тебе так кажется?

— Чуть раньше казалось.

— Но теперь нет.

— Нет. Такой странный приступ меланхолии.

— Значит, меланхолия.

Росс заворочался.

— Когда я жил у Джорджа Каннинга, то нашел томик стихов некоего Герберта. Я запомнил такие сточки: «Приятный день, неся прохладу и покой, венчает небеса с землей...» — Он посмотрел на мерцающую свечу. — Сегодня между нами не было ничего похожего на прохладу и покой, но были и небеса, и земля...

— Боже ты мой, мне кажется, это самое красивое из того, что ты мне когда-нибудь говорил, — сказала Демельза, не давая воли эмоциям.

— Нет, я же наверняка говорил еще что-нибудь красивое...

— Конечно, говорил. Я складываю все эти слова в специальную шкатулочку памяти, и, когда чувствую себя забытой, извлекаю их и раздумываю над ними, — она замолчала и замерла.

— Что теперь? — спросил Росс.

— Ты сказал всё правильно, хотя и не совсем. То, что произошло сегодня между нами — ненормально. Наши чувства давно уже должны были охладеть, стать спокойнее. А я чувствую себя, как в первый раз, когда ты повел меня в постель в этой комнате. Помнишь, я тогда надела платье твоей матери.

— Ты меня соблазнила.

— А когда всё закончилось, так не казалось. Ты зажег еще одну свечу.

— Хотел получше узнать тебя до утра.

Демельза снова замолчала.

— Может, и правда настала пора для меланхолии... Это случилось двадцать четыре года назад. Теперь у нас взрослые дети, и пора бы уже прекратить заниматься любовью, как юные возлюбленные. Наверное, меня околдовали...

— А я хромаю на одну ногу.

— Как она, кстати?

— Не лучше, но и не хуже. А твои головные боли?

— Я молилась святому Петру, чтобы ты не вернулся на прошлой неделе.

— И он ответил на твои молитвы, так ведь? Впереди еще две с половиной недели, прежде чем нам снова придется поволноваться.

— После сегодняшней ночи ты, наверное, истощен.

— Это точно... Но как по-твоему, неужели я тоже кое-что не вспоминаю, находясь вдали от дома?

— Я на это надеюсь.

— Неужели, по-твоему, я не помню ту ночь, когда я вернулся из Сола после ловли сардин? Тогда всё было по-другому. Той ночью я в тебя влюбился. Прежде это было лишь физическое влечение... Но без чувств это ничто. Не стоит даже и вспоминать. Просто убогая возня. К счастью, с тех пор между нами такого не было.

— Боже! Благодарю тебя, что я не таков, как прочие люди .

— Ты что, читала Библию?

— Я вспомнила фарисеев.

— В пользу фарисеев можно многое сказать.

Росс поднес ее руку к своему лицу.

— Ты к чему-то прислушиваешься? — спросила Демельза через некоторое время.

Он закатился смехом.

— Ну всё, ты меня поймала. Да, я слушаю кое-что — стук твоего сердца.

— Так не очень удобно.

Росс медленно наклонился и положил голову ей на левую грудь.

— Оно там.

Он отпустил ее руку и обхватил грудь ладонью.

— Свеча догорает, — сказала Демельза.

— Я знаю. А это имеет значение?

— Ничто не имеет значение, кроме тебя, — ответила она.

II

Позже, когда уже поднялась луна и осветила небо, как будто зарождалась заря, Росс сказал:

— Мне так много нужно тебе рассказать.

— Так расскажи. Я не собираюсь спать этой ночью.

— До встречи с Джеффри Чарльзом...

— Что?

— Я наткнулся на одного старого знакомого, твоего бывшего воздыхателя. Капитана МакНила.

— Иисусе! Это было так давно. Как он?

— Теперь он уже полковник.

— Джеффри Чарльз... Ты мало рассказывал о нем сегодня.

— Не хотел, чтобы Джереми решил, будто я его нахваливаю или восхищаюсь им... Он лишился части лица. Но это его не портит.

— Джеффри Чарльз тебя заботит больше, чем Джереми?

— Разумеется, нет. Это совсем другое.

— Но у вас с Джеффри Чарльзом явно много общего.

— Мы часто сходимся во взглядах и чувствах.

— А с Джереми?

— Ну, Джереми гораздо моложе.

Демельза ждала, когда Росс еще что-нибудь добавит, но он молчал. Несмотря на его заверения, Демельзе показалось, что он чего-то не договорил.

— А Клоуэнс? — спросил Росс. — Я слышал, она увлечена каким-то молодым человеком.

— Кто тебе сказал?

— Она сама. По дороге домой. Мы провели ночь в Марлборо. Я немного ее подпоил, и она пришла ко мне и села на кровать.

— Вероятно, она рассказала тебе больше, чем мне.

— Сомневаюсь. Клоуэнс честна, честна с нами обоими.

— Думаю, она сильно увлечена, Росс. Иногда невозможно быть честной с другими людьми, потому что не можешь быть честной с собой.

— Она сказала, что поговорила с тобой, и ты посоветовала ей на несколько недель уехать.

— Я ей предложила. Она согласилась. Думаю, она опасалась, как и я бы на ее месте, что всё зайдет слишком далеко и слишком быстро.

— Он тебе не нравится?

Демельза заворочалась.

— Дело не в этом. Не совсем в этом... Может, у меня крестьянская подозрительность к чужакам.

— Странная характеристика для себя самой! Что за самоуничижение?

На сей раз она не поддалась на уловку.

— Он появился... из моря, полумертвым, его выловили Джереми, Пол и Бен. Сначала он сказал, что его собственный корабль затонул во время шторма. Потом признался, что это неправда, а на самом деле он был канониром на приватире, который наткнулся на два французских фрегата и затонул, а капитан погиб. Он...

— Тоже не похоже на правду, — прервал ее Росс.

— Почему?

— Французские фрегаты не топят приватиры. Они их захватывают и приводят в порт в качестве трофея. Французские капитаны не такие идиоты, чтобы лишать себя денег.

— Даже если те дерутся до конца?

— Никто не дерется до конца. По крайней мере, со времен Гренвиля.

Одиноко закричала разбуженная луной чайка, как будто навсегда потеряла надежду.

Демельза положила голову на плечо Россу.

— Ты похудел. Это инфлюэнца? Там она косит всех подряд.

— Всего несколько фунтов. Мелочи. Твоя стряпня скоро вернет мне брюшко.

— У тебя его никогда и не было. Ты такой неугомонный, что никогда не набираешь вес.

— Неугомонный? Мне стоит побеспокоиться, если Клоуэнс влюбилась в мерзавца.

— Не думаю, что он такой. Почти уверена. К тому же, возможно, нам и не о чем волноваться.

— Почему?

— Он пропал, почти так же неожиданно, как и появился. Сказал, что его приватир захватил небольшой трофей и оставил его на Силли, и попросил Джереми, Пола и Бена отвезти его туда на «Девушке из Нампары». Так они и сделали, Пол и Бен пришли обратно на «Девушке из Нампары», а Джереми помогал Стивену Каррингтону привести сюда люггер. Но им пришлось идти в Меваджисси, потому что Стивен хотел продать корабль там, и во время шторма они укрылись в бухте, как я понимаю, в Вериан-бэй. Там они пришвартовались — это верное слово? — на день, а потом Стивен Каррингтон послал Джереми одного пешком, а сам уплыл. С тех пор никто о нем не слышал.

— Клоуэнс знает?

— Думаю, Джереми ей уже рассказал.

— Так что, наверное, она не зря уезжала.

— Возможно. Конечно, в любое время он может снова появиться.

Их начал одолевать сон.

— Клоуэнс покорила кое-кого в Лондоне, — сказал Росс.

— В Лондоне? Кого?

— Лорда Эдварда Фитцмориса. Брата лорда Лансдауна, богатого и одаренного пэра. Мне кажется, младший брат тоже талантлив, хотя, вероятно, не в области политики.

— И что произошло?

— Они познакомились на приеме герцогини Гордон. Похоже, он увлекся Клоуэнс и пригласил ее на чай к своей семье.

— А потом?

— Она отказалась.

— Ох! Какая жалость!

— Кэролайн тоже так решила. Когда она узнала, то расстроилась и сказала, что от подобного приглашения просто неприлично отказываться, и она заставила Клоуэнс в это поверить. Конечно же, вряд ли это так. Кэролайн принялась за старые игры.

— И что дальше?

— Кэролайн настояла на том, что на следующий день пошлет записку в дом Лансдаунов на Беркли-сквер. Она написала, что хочет нанести визит леди Изабел Петти-Фитцморис, и не может ли она взять с собой мисс Клоуэнс Полдарк. Ее просьбу удовлетворили.

Демельза тихонько вздохнула.

— Это так непохоже на нашу Клоуэнс, с растрепанными волосами скачущую по пляжу на Неро.

— Точно.

— И ты позволил Кэролайн запугать Клоуэнс?

Росс засмеялся.

— Позволил. Когда Кэролайн что-то втемяшется в голову, ее не переубедить. Сначала я отверг эту идею, но потом поразмыслил и решил, что с подобной дуэньей Клоуэнс ничего не грозит, а чай в такой утонченной компании расширит ее горизонты.

— Надеюсь, это и произошло. Что там было?

— Они пили чай.

— Нет, Росс, хватит насмехаться.

— Думаю, что Фитцмориса оскорбил отказ Клоуэнс, и в конце концов его честь была восстановлена. Его тетушке наша дочь понравилась, и Фитцморис предложил мисс Полдарк посетить их поместье Бовуд в Уилтшире, где они проведут несколько летних недель, с подходящим сопровождением, разумеется.

Демельза стряхнула с себя сон.

— Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я ее сопровождала?! Боже ты мой!

— А кто ж еще? Но судя по словам Клоуэнс в Марлборо, она не горит желанием принимать приглашение, даже если это невежливо.

Демельза поразмыслила над этим.

— Мне кажется, если ее попросили, то следует согласиться... А ты что думаешь? Кэролайн так бы сказала.

Росс поцеловал ее в плечо.

— Спи. Уже петухи пропели.

— Ну да...

Оба замолчали.

— А война? — спросила Демельза через некоторое время.

— Продолжится, как я и сказал за ужином, благодаря полному перерождению принца-регента.

— Интересно, почему он передумал в последний момент?

— Не имею представления.

— А твои друзья имеют?

— Высказывают догадки, конечно же.

— А ты каким-либо образом с этим связан? — спросила Демельза через несколько секунд.

— Почему ты спросила?

— Наверное, именно поэтому ты задержался по пути домой. Не думаю, что ты остался только ради голосования, спинным мозгом чую, ты как-то замешан. Твоя поездка в Португалию и...

— Если бы я знал то же, что чует твой спинной мозг, я бы стал личным советчиком Веллингтона.

— Я просто раздавлена.

— Вовсе нет... Что до перемены точки зрения принца, то скорее всего, тут множество причин... Разумеется, в любое время он может и передумать... Но надеюсь всё же, что нескоро.

— Ты хочешь, чтобы война продолжалась?

— Я хочу почетный мир. Но любое примирение сейчас означает бесчестье.

— И значит, Джеффри Чарльз пока не вернется домой за наследством.

— Он может вернуться когда угодно. Он сказал мне, что уже отслужил свой срок, но сомневаюсь, что он уедет. Мы несем слишком большие потери.

— Именно этого я и боюсь, — сказала Демельза.

Росс лег на спину, положил руки за голову и посмотрел на рождающийся за окном рассвет.

III

— Отец, ты знаешь Тревэнионов? — спросил Джереми.

Они возвращались с шахты после первого визита Росса на Уил-Грейс.

— Кого? Тревэнионов?

Росса больше волновало то, что он увидел и услышал, а также записи в счетных книгах.

— Живут за Каэрхейсом.

— Пару раз встречал Джона Тревэниона. Майора Тревэниона. А что?

— Когда Стивен Каррингтон высадил меня на берег, я оказался неподалеку от их дома. Они любезно меня пригласили.

— В очень юном возрасте он стал шерифом Корнуолла, — сказал Росс после паузы. — А потом — членом парламента от Пенрина, хотя вскоре покинул этот пост. Пару лет назад я познакомился с ним получше. В Бодмине и в других местах проходили собрания в поддержку парламентской реформы. Он выступал за нее. В этом мы сходимся.

— Тебе он нравится?

— Да, нравится. Хотя он высокомерен, как многие виги, они куда надменнее тори.

— Его там не было, — сказал Джереми, — но его... его семья меня пригласила, позаботилась обо мне и одолжила лошадь. У них огромный дом. Прямо замок!

— Никогда его не видел.

— А помнишь, как пять лет назад ты возил нас в Виндзор? Так вот, дом в Каэрхейсе напомнил мне Виндзорский замок.

— Помню, Данстанвилль говорил, что этот молодой человек строит какую-то громаду, пригласил дорогого лондонского архитектора, любимчика принца Уэльского... Для Корнуолла всё это кажется слишком грандиозным.

— Грандиозно — это точно.

Росс остановился, чтобы отдышаться, и огляделся. В серый февральский день пустынный пейзаж выглядел еще более пустынным, потому что природа находилась в самом унылом состоянии. У Росса немного кружилась голова из-за недостатка сна и избытка любви. Сегодня он был бы совершенно счастлив, если бы не увиденное на шахте. Но такова жизнь. Три шестерки подряд не выкинешь. И этим утром Джереми почему-то решил поговорить о каких-то глупостях.

— Сколько раз ты спускался в шахту во время моего отсутствия, Джереми?

— На Грейс? Дважды в неделю, как ты и велел.

— Северная жила почти выработана.

— Я знаю.

— Руда еще есть, но ее качество едва оправдывает добычу.

— Что ж, сэр, она сделала нас богатыми.

— О да. Благодаря ей мы неплохо пожили. А еще я сумел сделать несколько небольших, но полезных вложений в другие предприятия... Если Грейс закроется, мы не умрем с голода.

— Но мне бы этого не хотелось, — сказал Джереми.

— Думаешь, мне бы хотелось? Помимо нас от шахты зависит благополучие больше сотни человек. Видит Бог, я никогда не смогу поступить как Уорлегганы, но когда шахта перестанет приносить прибыль, она начнет слишком быстро съедать наш капитал.

— Нам нужен новый насос, отец. Большая Бет работает хорошо, но уже старовата.

Росс посмотрел на Джереми.

— Наверняка ее можно как-то усовершенствовать. Твое предложение уменьшить утечки пара из рабочего цилиндра, надев на него списанный старый большего размера, пришлось как нельзя кстати. Потери тепла значительно снизились. Но ведь Бет всего двадцать лет — ничто для насоса.

— Ее можно продать. Это частично окупит новый.

— Если у Грейс были бы лучшие перспективы, я бы согласился. Но ничто не оправдывает дополнительные затраты.

— Даже усовершенствование Бет?

— Это зависит от стоимости.

— Что ж, для начала новый котел высокого давления существенно увеличит мощность насоса.

— Но при этом увеличит и нагрузку на него.

— Нет, если потратить немного денег — ход насоса можно сделать более плавным, чтобы снизить нагрузку на стенки поршня. И конечно же, мы будем тратить меньше угля!

— Если бы ты нашел кого-нибудь, чтобы рассчитать стоимость, я бы охотно взглянул.

— Я сам могу сделать расчеты, — ответил Джереми.

Росс поднял бровь и промолчал. Они пошли дальше.

— Отец, я слышал, мистер Тревитик вернулся в Корнуолл.

— Вот как... Что ж, можешь посоветоваться с ним. К сожалению, он лишь инженер и не умеет находить жилы.

— Недавно из Лондона приехал и еще один человек, хотя, по-моему, он выходец из Корнуолла. Артур Вульф. В прошлом месяце он давал объявление в «Газетт». У него превосходная репутация и наверняка множество новых идей.

Они ненадолго остановились, чтобы понаблюдать за схваткой двух клушиц с двумя воронами. В конце концов, как всегда, победили вороны, а клушицы отступили, разочарованно хлопая крыльями.

— Хорошо, что ты проявляешь интерес к практической стороне работы насосов, — сказал Росс. — Но сейчас, если посмотреть на Грейс, это означает ставить телегу впереди лошади. Даже шахта, оснащенная лучше всех в мире, не будет приносить прибыль, если в ней нет богатой руды.

Джереми посмотрел на мрачное море.

— А на Уил-Лежер никогда не было насоса?

— Не было.

— Там была медь, да?

— Главным образом красная медь. Высокого качества. Но жила истощилась, и Уорлегганы закрыли шахту, чтобы получать большую цену за медь с других своих шахт.

— Уорлегганы по-прежнему владеют шахтой?

Росс взглянул на кучку полуразрушенных строений на мысу у пляжа Хендрона.

— Скорее всего. Хотя владеть там особо нечем.

— Ост-Индская компания в этом году собирается купить полторы тысячи тонн меди. Цены взлетят.

— Не для компании. Она получит медь по цене ниже рыночной. Но я понял, что ты имеешь в виду. Да... спрос может превысить предложение. У меди больше перспектив, чем у олова.

Демельза помахала им из сада, а они помахали в ответ. Выдержав паузу, Джереми вернулся к прежнему разговору.

— Семья Тревэнионов...

— Да?

— Майор Тревэнион наверное еще молод. Недавно он потерял жену, у него двое малолетних детей. А также брат и... и две сестры. И мать. Миссис Беттсворт. Возможно, она снова вышла замуж.

— Нет... Насколько я помню, по мужской линии все умерли. А оставшаяся Тревэнион вышла замуж за Беттсворта, пару поколений назад. Теперешний владелец, тот, который построил грандиозный дом, родился Беттсвортом, но после совершеннолетия принял фамилию Тревэнион. А остальные, вероятно, до сих пор Беттсворты.

— Кроме одной, — сказал Джереми. — Одной из сестер. Она тоже Тревэнион. Мисс Кьюби Тревэнион.

IV

— Ну что, парень, – произнесла она, и его жизнь переменилась.

Глаза удивительного орехового цвета разглядывали его из-под угольно-черных ресниц. Темно-каштановые волосы, прямые и непослушные, обрамляли бледное лицо (скорее круглое, нежели овальное). На ней было простое лавандовое платье, а сверху наброшен лиловый плащ с откинутым капюшоном. На лице застыло надменное выражение.

— Ну что, парень, – произнесла она, и Джереми вскочил, одновременно пытаясь стряхнуть грязь и песок с одежды.

Он вытянулся, чтобы заглянуть за ограду, но ему это не удалось.

— Благодарю за доброту, мисс.

— Так объяснитесь, иначе я перестану быть доброй.

Он улыбнулся:

— Те люди. Они пришли за мной. Я не хотел, чтобы они меня поймали.

Она изучила его улыбку, но не улыбнулась в ответ.

— Должно быть, вас не удивит, что я уже пришла к этому выводу. Как вас зовут?

Стивен наказал ему не выдавать себя, но тут было совсем другое дело.

— Полдарк. Джереми Полдарк.

— Никогда о вас не слышала, — сказала она.

— Верно, ведь я не из этих мест.

— Так что же вы здесь делаете, Джереми Полдарк? Мой брат не одобрит, если я укрою злоумышленника — не это ли слово используют приходские священники? Да, злоумышленника, который совершил контрабандный рейс и напал на таможенников. И где пятеро ваших друзей-злоумышленников? В каких кустах они скрываются?

— Не пятеро, а всего лишь один. И его здесь нет, мисс. Мы расстались вон в том лесу четверть часа назад. Те люди решили преследовать меня, поэтому я полагаю, что ему удалось убежать.

Она заправила прядку за ухо.

— Вы говорите, как джентльмен. Я догадалась об этом прежде, чем вы заговорили. Как же я додумалась? Возможно, из-за вашей прически. Хотя большинство знакомых мне джентльменов имеют полезную привычку бриться.

— Я уплыл из дома три дня назад, и с тех пор значительную часть времени мы провели в море. Мой друг… он хотел забрать свой люггер на островах Силли…

Джереми ударился в объяснения. Ему некуда было деться, реши она передать его властям, поэтому она вполне могла узнать правду. Джереми понимал, он объясняет бестолково, но причина заключалась в том, что каждый раз, когда он смотрел на девушку, язык начинал заплетаться, а слова никак не складывались в предложения с той легкостью, как следовало бы.

Она терпеливо ждала, пока он не закончил говорить, а затем подвела итог:

— Итак, теперь вы потеряли и бренди, и люггер. Вот что выходит, когда жадничаешь.

— Это правда. И не будь вы так исключительно добры, меня бы задержали.

— И в этом нет ничего приятного, Джереми Полдарк. Таможенникам не так часто удается кого-нибудь поймать, поэтому уж поймав... Даже мировые судьи сейчас не так снисходительны, как раньше.

— Вот отчего я признателен вам вдвойне.

— Ох, не торопитесь с выводом, что вы свободны! Теперь вы под моим надзором.

— Я счастлив находиться в вашем полном распоряжении, — сказал Джереми.

Слова были задуманы частично как шутка, как ответ на игру девушки, но сказаны вполне всерьез. Он почувствовал, что покраснел.

Незнакомка отвернулась и посмотрела в другую сторону, через ворота. После долгой паузы она проговорила:

— У вас был коричневый люггер с красными парусами?

Джереми сделал пару шагов, и пляж оказался в его поле зрения. «Филипп» плыл круто к ветру вдоль пляжа, очень близко к нему — только-только вне зоны досягаемости выстрела двух таможенников, которые в гневном недоумении таращились на судно.

— Должно быть, он побежал в обратную сторону! Улизнул от них и забрался на борт! Слава небесам, ветер меняется. Но он ищет меня! — вскричал Джереми.

— Если вы покажетесь, я не смогу вас спасти от справедливого воздаяния, — резко бросила мисс Тревэнион.

Люггер сделал поворот и вновь оказался у берега. Хотя Стивен управлялся с судном один, ему удавалось неплохо маневрировать. Дым и треск возвестили о том, что один таможенник выстрелил. Как только люггер оказался у восточного края пляжа, Стивен вновь поменял курс, направляясь в море. Он явно понимал, что даже если Джереми его заметит, то все равно не сумеет забраться на борт, не привлекая нежелательного внимания таможенников.

Море искрило, как фольга под зимним солнцем. Люггер удалялся.

Джереми повернулся к девушке.

— Мисс Тревэнион, как я объяснил, мой дом находится на северном побережье. Ближайшая дорога для почтовых карет в семи милях от него. Но если вы позволите, я вполне мог бы дойти туда пешком. Вряд ли это больше двадцати пяти миль. И я с легкостью осилю путь за день…

— Мистер Полдарк, меня зовут Кьюби Тревэнион. Раз уж я так далеко зашла, нарушив закон, то думаю, не произойдет ничего дурного, если я помогу вам еще немного. Мой брат сейчас в отъезде, поэтому я могу вам помочь и не вызвать его недовольства. У нас на кухне должна быть еда – вы голодны? Выглядите голодным. И без сомнения, в конюшне я найду вам какую-нибудь лошадь. Следуйте за мной.

— Разумеется. И благодарю вас.

— Другой мой брат также в отъезде. Мы даже можем одолжить вам бритву, — добавила она, идя впереди.

Джереми прошел за ней вверх по холму, по гравийной дорожке через лес. Деревья недавно срубили, а землю перекопали.

— Это чтобы открыть вид на море, — объяснила девушка.

По мере того, как они приближались, дом становился все более похожим на сказочный замок с башенками и бастионами, зубчатыми парапетами и округлыми башнями. В любое другое время этот вид поразил бы Джереми, но сейчас ему некогда было смотреть по сторонам. Все его внимание сосредоточилось на подоле юбки перед ним и паре желтых, заляпанных грязью полусапожек, которые то появлялись, то исчезали из-под подола. Совершенно потерянный, будто загипнотизированный, он последовал бы за этими полусапожками хоть на край света.

 

Глава пятая

I

В деревне Сол, между Стиппи-Стаппи-лейн с бедными, но приличными коттеджами и нищим Гернси, где у пляжа и портовой стены сгрудились убогие хибары, находилась лавка. Не больше обычного коттеджа, но с небольшим эркерным окном и крашеной входной дверью. Лавка тетушки Мэри Роджерс, именно под таким названием она до сих пор известна многим людям, которые отказываются запоминать что-то новое, хотя тетушка Мэри вот уже тринадцать лет покоится на кладбище Сола. С тех пор лавкой владели Скоблы.

Двадцать лет назад Седовласый Скобл женился на Джинни Картер. Он был шахтером и в то время работал на Уил-Лежер, упитанный бездетный вдовец с румяными щеками и совершенно седой уже в тридцать лет. Джинни же была старшей дочерью Заки Мартина, двадцатитрехлетней вдовой с тремя малышами. Ее муж умер от заражения крови в Лонсестонской тюрьме. Скобл любил Джинни, а она его нет, но прислушалась к увещеваниям родителей, что детям нужен отец, к тому же ей самой хотелось оказаться подальше от Нампары и Меллина.

Скобл жил в собственном коттедже в Грамблере, арендованном на десять лет, и семейная жизнь текла прекрасно, пока не закрылась Уил-Лежер. Тогда Скобл стал перебиваться случайными заработками и прикладываться к бутылке. Росс пытался помочь семье, но по личным причинам Джинни отказалась. В 97-ом году тетушка Мэри Роджерс неохотно продала последнюю кварту миндальной карамели и навечно переселилась на холм, на церковное кладбище. Тогда Россу окольным путем удалось убедить Заки Мартина выкупить лавку и всё ее немногочисленное содержимое. Заки с невинным видом солгал дочери, что накопил достаточно денег, работая управляющим у Росса Полдарка, и может позволить себе покупку.

Вскоре после этого Седовласый Скобл вернулся к жене — ему как раз вовремя скостили тюремный срок — и с тех пор они трудились вместе и вели тихую и вполне комфортабельную жизнь. Меловой пол заменили деревянным, сколотили полки, на окна повесили чистые кружевные занавески, а у двери — колокольчик, чтобы звенел при входе посетителя, починили весы, которые теперь показывали правильный вес, и заполнили лавку лучшими товарами. Люди иногда приходили сюда даже из Сент-Агнесс, потому что их собственная лавка была не такой богатой.

Детей у Седовласого Скобла так и не появилось, он сильно переживал по этому поводу, и именно потому часто отсутствовал и пил, но перевалив через пятидесятилетний юбилей, примирился со своим изъяном. К тому же он мог быть отцом для трех детей Джинни, хотя они носили другую фамилию. Старшая дочь Мэри вышла замуж и переехала. Кэти, младшая, служила у Тревонансов. Сын, Бенджи-Росс, или Бен, как его называли, до сих пор жил с родителями.

Чудаковатый малый. В двадцать пять лет до сих пор не женат. Он носил бороду, хотя все вокруг считали ее принадлежностью попрошаек и немощных стариков. Он любил музыку, но не пел и не играл в хоре, как принято, а соорудил на чердаке орган собственной конструкции и наигрывал мелодии, когда был в настроении. Он также в одиночку работал на собственной шахте в миле от Грамблера, там он нашел несколько «карманов» намывного олова и копал дальше, пока металл не исчезал или пока яма не заполнялась водой. Иногда на склоне он мог довольно сильно углубиться. Зарабатывал он мало, но не транжирил, и накопленного за удачные месяцы ему хватало на месяцы скудные.

Это позволяло ему отдыхать, когда пожелает, и рыбачить с Джереми Полдарком. Джинни так же озадачивали эти бесцельные плавания, как и Демельзу Полдарк. Джинни возражала и против того, что сын проводит много времени в Нампаре, хотя ее молчаливое неодобрение играло мало роли.

Она противилась частично из-за старой скабрезной сплетни, которую впервые озвучил ей Джуд Пэйнтер. Якобы Бен на самом деле сын Росса, а похожий шрам на его щеке — знак дьявола, отметина их родства. Со временем люди позабыли этот слушок, в особенности когда Бен отрастил бороду, закрывшую шрам. Но Джинни знала, что всегда найдется высохшая старая карга, сидящая перед дверью хибары и шепчущая: «Не знаете что ли, зачем он отрастил бороду? Ну-ну, это же ясно, как божий день». Из-за этого многие годы Джинни старалась держаться подальше от Нампары, иногда даже вела себя враждебно, потому-то и не принимала от Росса помощь, которая могла бы послужить спусковым крючком для нового навета.

Другая причина ее желания отдалить Бена от Нампары заключалась в том, что Джинни знала: Клоуэнс стала для Бена настоящим наваждением. Но эта страсть обречена. Хотя между ними не стоял барьер кровного родства, зато имелся барьер происхождения. Конечно, миссис Полдарк и сама дочь шахтера, не лучше прочих, но это не заставит ее снисходительнее смотреть на союз своей дочери и шахтерского сына. Как и капитана Полдарка. И вообще, это неправильно. Если бедная девушка выходит за джентльмена, то она, скорее всего, поднимется до его уровня. Но богатая девушка, выходящая замуж за парня из рабочего класса, опустится до его уровня. Так устроен мир.

Правда мастер Джереми Полдарк был не меньше привязан к Бену, чем тот к нему. Их близость проистекала не из-за похожих вкусов: высокий и стройный сын сквайра рос почти что в роскоши, а худой, бородатый и жилистый молодой шахтер пусть и не голодал, но с колыбели жил в бедности.

Как-то в начале марта, в безветренный, вопреки обыкновению, день, Джереми спрыгнул с седла в полумиле от мельницы Джонаса и привязал лошадь к кусту старого боярышника. Земля перед ним была похожа на изрытую кротом лужайку, разве что трава здесь не зеленела, вместо нее торчал вереск и пучки дрока. И земля, выброшенная на поверхность кротом, была не жирной пахотной, а уродливой кучкой желтых камней и глины вперемешку с поломанным вереском.

Джереми пару раз свистнул, и из очередной ямы вылез Бен, прикрывая глаза от яркого света. Они вместе осмотрели последнюю кучку земли, которую перевернул с лопаты Бен. Сейчас, после зимних дождей, глубокие ямы по большей части затопило.

— Есть чуть-чуть олова, это я вижу, — сказал Джереми, — но хватит ли его, чтобы оплатить промывку?

— А мне этого и не нужно — ты же видишь, я только копаю. Видал эти ямки вокруг холма? Смотри внимательней, как лежат камни. Если глаз наметан, сможешь понять, откуда они скатились. Ручеек камней с оловом — он как павлиний хвост, видишь? И если отследить источник, то найдешь единственный след, который приведет к жиле.

Они сели на корточки, разглядывая холм.

— Бен, хочу предложить тебе кое-что другое.

— Что еще, приятель?

— Как-нибудь на днях... Может, сегодня или завтра хочу спуститься в Уил-Лежер и осмотреться там. Пойдешь? У тебя же шахтерский глаз, а у меня — нет.

Бен покачал в ладони булыжник, пробуя на вес.

— На земле Тренеглосов? В шахту Уорлегганов?

— Тренеглосы возражать не будут. Молодой Хорри — мой друг, а его отцу на всё плевать.

— А Уорлегганы?

— Тут уже многие годы нет их людей. До их ближайшей шахты в Сент-Агнесс — шесть миль, а перед закрытием они продали каждую дощечку и камешек, которые чего-то стоили.

— Помню, когда ее закрыли, — сказал Бен. — Я тогда был еще мальцом. Мы тогда очень нуждались, ведь отец там работал. В смысле, мистер Скобл, не мой настоящий отец. Я и сам собирался там работать на подхвате. Мне бы платили три шиллинга в неделю. Жалованье твердое, и я прям предвкушал первую настоящую работу и настоящие деньги. А потом мы узнали, что шахту закрывают.

Он встал, стряхнул глину с квадратной лопаты и расправил свободную фланелевую куртку.

— Так что ты ищешь?

— То же, что и все.

— Шахта заброшена. И скорее всего, полна воды.

— Только не на утесе.

— Ну, тогда завтра. С утра?

— Бен, ты ведь знаешь, что оловянные залежи в Грейс сделали Полдарков, то есть нас, богатыми, да и деревенские неплохо заработали — деньги всегда доставались и им. Но теперь жила истощается, никто в открытую этого не говорит, но все шепчутся. Южная жила совсем истощилась, это все знают. Северная дает металл почти восемнадцать лет. Кто ж будет ждать большего? Мой отец тут не виноват, насколько я помню, судя по счетным книгам, на разведку других жил постоянно тратили по сто фунтов в неделю. Мы рыли шахты глубже, делали перекрестные тоннели, тянули их к старым выработкам — сам помнишь, что случилось, когда случайно прорвалась вода из Уил-Мейден и два человека утонули. Короче говоря, мы сделали всё возможное, исследуя шахту. Сколько еще времени Грейс будет приносить прибыль? Может — год, может — два, если цены на олово подскочат. А потом, насколько я знаю своего отца, еще пару лет он будет работать в убыток. Но думаю, пришло время поискать что-то новое.

— На Лежер?

— Ну, полагаю, можно и начать что-то совершенно новое. Позади коттеджа Рис вполне многообещающее место, но там уже поработали Вайгасы и Барагванаты. И не нашли ничего, что оправдало бы масштабные работы.

— Нельзя быть уверенным без оборудования, не потратив денег, — осторожно высказался Бен.

— А помимо этого поблизости есть только Грамблер, но понадобится целое состояние, чтобы её запустить, и Уил-Пенроуз, за мельницей Джонаса, которая закрылась через год работы.

— А что по поводу Уил-Лежер думает капитан Полдарк?

— Что ж, это же было его первое предприятие, еще до моего рождения. Тогда он верил в шахту, и некоторое время она приносила неплохие деньги. Но когда контроль над ней получил Уорлегган, он закрыл ее просто из прихоти, а отец сосредоточился на Грейс, которая тогда была такой же заброшенной, как сейчас Лежер. Вчера я расспрашивал его об этом. Ты знаешь, что на Лежер никогда не спускались ниже тридцати саженей?

— Я знаю, что там никогда не было приличного насоса.

— Какую прибыль мы получили бы от Уил-Грейс, если бы не спустились ниже этого уровня?

Лошадь Джереми заржала, и Бен подошел к ней и погладил по морде.

— А Уорлегганы? — снова спросил он.

— Посмотрим, но скорее всего, они, как и Тренеглосы, не интересуются шахтой. Чтобы каждая шахта с самого начала принадлежала тому, кто начал ее разрабатывать? Такого не бывает.

— Тогда будем надеяться, что они оттуда уберутся. Ну и скатертью дорога.

II

В это же время Росс посетил с визитом Треготнан и сообщил своему покровителю, что на следующих выборах не станет переизбираться в парламент. Эдвард, четвертый виконт Фалмут, принял это заявление без единого комментария и склонился понюхать раскрывающийся цветок магнолии. Когда он выпрямился, Росс встретился с ним взглядом и мрачно усмехнулся.

— Ваша семья слишком долго ставила на меня, милорд.

— Разве это не нам решать?

— Наверняка я много раз безумно раздражал вашего отца, и он хотел послать меня к черту.

— Редкие союзы не подпорчены расхождением во взглядах. Точнее, редкие союзы, представляющие ценность.

Росс познакомился с новым виконтом, еще когда тому было всего десять лет, но с тех пор как он вступил в наследство пару лет назад, редко с ним виделся. Эдвард Боскауэн был выше и крупнее отца. Он недавно женился и вел себя еще очень по-юношески. Но за время их коротких встреч Росс уловил в нем твердость и честолюбие, а также пылкую приверженность принципам тори, что не соответствовало его собственным убеждениям. Двадцатичетырехлетний юноша ему нравился, но Росс пришел к заключению, что с ним не так легко будет поладить, как с его отцом. Когда скончался третий виконт, он был всего на пару лет старше, чем сейчас Росс. Их отношения с годами переросли во взаимное уважение, здесь же всё будет по-другому, это очевидно.

— Пятнадцать лет в парламенте, — сказал Росс, — это достаточно долгий срок. К тому же, как вы знаете, я не так богат и из-за постоянного отсутствия в Корнуолле забросил собственные предприятия.

— В каком смысле?

— Главным образом шахту, на которой основывается мое благосостояние. Но и остальное...

— У вас нет способного управляющего?

Росс улыбнулся.

— Я пытаюсь управлять делами сам. Но во время отлучек это не получается.

Возникла пауза. Россу показалось, что Фалмут ждет дальнейших объяснений.

— Самое неприятное случилось в 1802-ом и 1803-ем. Но были и другие случаи, — сказал Росс.

— Прошу вас, продолжайте. Я весь внимание.

— После рождения моей младшей дочери я довольно долго отсутствовал: сначала ездил с доктором Энисом во Францию во время перемирия, разыскивая там друзей или родню покойных друзей, а потом, когда я понял, что этот Наполеоновский мир — фальшивка, жил в Лондоне, пытаясь среди прочих убедить Питта вернуться, пока не стало слишком поздно... И пока меня не было, на Уил-Грейс творился кошмар. Моя жена занималась ребенком, сыну исполнилось всего двенадцать, управляющий шахтой слег с туберкулезом, а группа шахтеров разработала схему, как красть олово.

— Но разве его не нужно плавить?

— Нет, они переправляли руду во Францию по морю, а взамен получали шелк и бренди. Контрабандисты частенько возят груз в обе стороны.

Фалмут мрачно усмехнулся.

— Не слышал, чтобы эти мерзавцы предстали перед судом. Наверное, тогда я был слишком юн.

— Нет. Я предпочел не выдвигать обвинений.

— Почему? Ошибочно позволять кому-либо решить, что он может безнаказанно преступать закон.

— В принципе согласен. Но это было тяжелое время, как вы помните. Я избавился от четырех зачинщиков. Остальные... утихомирились. Некоторых легко подбить на преступление, но не все они... Кстати, вы знаете, что один из них мне сказал? «Мы не думали, что это так уж плохо, сэр, раз теперь у нас мир с Францией».

Молодой человек снова засмеялся, теперь более открыто.

— Что ж, капитан Полдарк, насколько я понимаю, ваше отсутствие в Корнуолле всегда было вашим собственным решением. И всегда выходило за рамки обязанностей члена парламента. Я всячески подчеркиваю, что многие ваши коллеги по Вестминстеру — тоже сельские джентльмены, и их выбрали в парламент в точности так же, как в клубы «Уайт» и «Будль», да и воспринимают они это таким же образом — приходят, когда заблагорассудится, а когда пожелают — живут в своих графствах.

— О да, согласен. Но так уж получилось, что во время войны эти поездки казались более ценным вкладом в процветание страны, чем...

— Чем были на самом деле. Это верно... Давайте пойдем в дом. Ветер становится холодным.

Они вошли внутрь и выпили канарского в мрачноватой гостиной с рыцарскими доспехами и боевыми знаменами.

— Эти земляные работы у реки, — сказал Росс. — Что-то строите?

— Новый дом, — ответил Фалмут. — Этот стал маловат и неудобен. Архитектором будет мистер Уилкинс.

Росс поднял брови. Нынешний дом, пусть и довольно мрачный, уж точно никто бы не назвал маленьким, если только маленьким дворцом. Но богачей по соседству, а также юных молодоженов охватила мания строительства домов. Тревэниону едва исполнилось двадцать, когда он начал строить свой замок.

— Как поживает леди Фалмут?

— Прекрасно, благодарю вас. На следующей неделе я присоединюсь к ней в Вулхэмптоне. Вы знаете, что она ожидает нашего первенца?

Росс не знал и поздравил виконта.

Они поговорили о Португалии, а потом Росс сказал:

— Я также знаю, что из-за моего членства в парламенте ваш отец терял деньги. Хозяева парламентских округов ожидают получить прибыль от своих кандидатов.

— Это часть существующей системы. Которую, как я полагаю, вы хотели бы изменить.

— Да. В особенности когда речь заходит о том, что сэр Кристофер Хокинс лишил Дэвиса Гилберта места, потому что Джон Шелли предложил ему больше денег.

Молодой виконт поморщился.

— Хокинс позорит парламент. Мы... то есть отец, я и подобные нам, различаем покровительство и коррупцию. Мы не отвергаем честных людей и отдаем им должное, они заслужили это по праву. Мы не скупаем голоса, предлагая больше благ или денег.

Росс припомнил кое-какие случаи в 1796 и 1797 годах, но промолчал.

— Это тонкая грань. Я бы даже мог поспорить, что если вы не платите за голоса деньгами, то приходится платить обещаниями.

— Тем не менее, — продолжил лорд Фалмут, — не думаю, что вам стоит тревожиться о наших потерях и во сколько нам обходится ваше место. Став членом парламента, а в особенности в последние годы, вы заработали себе в Вестминстере определенную репутацию. О да, я знаю, не выступлениями в Палате! И потому мой отец был рад, что именно вы представляете его округ и можете участвовать в государственных делах. Так что это имело для него определенные преимущества. Могу сказать то же самое и о себе.

— Весьма любезно с вашей стороны.

— И всё-таки, — продолжил виконт, — и всё-таки я согласен, бывали времена, когда отцу совершенно не нравилась ваша позиция по определенным вопросам. Главным образом, когда вы выступали в пользу закона о свободах для католиков.

— И до сих пор выступаю, — сказал Росс.

Лорд Фалмут глотнул канарского и уставился на потрепанные знамена.

— У вас есть родственные связи с католиками? Какой-нибудь брак...

— Ничего похожего.

— А сами вы не из гугенотов? Мне кто-то говорил.

— Это было очень давно, — улыбнулся Росс.

— Но даже если и так, это тем более странно.

— Нет... Просто я считаю, что нынешние законы частично лишают гражданских прав большую группу талантливых англичан, не менее преданных короне, чем вы или я.

— Средство от этого — в их собственных руках!

— Но им так не кажется, милорд. Осмелюсь предположить, это стало ясно и многим протестантам.

— Что ж... Должен признаться, капитан Полдарк, что я полностью против любых изменений действующего закона, в точности так же, как и мой отец. И даже более. Я считаю, что признание этих людей полноценными гражданами — а при первой же возможности они присягнут иностранным державам — станет национальной катастрофой и ошибкой государственного масштаба.

Росс снова улыбнулся.

— В таком случае, вероятно, хорошо, что я сам прошу об отставке.

— Надеюсь всё же, что до этого не дойдет. Подумайте еще немного. Пока что выборы не намечаются, и я предлагаю вам доработать срок, а когда придет время, обсудим всё снова.

Они замолчали.

— Еще канарского?

— Благодарю, нет, мне бы хотелось вернуться домой до темноты.

Молодой пэр поднялся.

— Кстати, о выборах. Что вы думаете о дуэли между сэром Кристофером Хокинсом и лордом Данстанвиллем?

— Что? Хокинс и Бассет! Я не слышал! Когда это случилось?

— Вы были в отъезде. Я думал, вы уже знаете, учитывая вашу дружбу с Данстанвиллем. Хотя, понятное дело, хвастаться ему нечем.

— Когда это произошло?

— В ноябре. В Лондоне. Я тоже тогда был в Лондоне, но в то время ничего не знал. Это случилось на каком-то приеме, где собрались виги. Между ними давно уже были трения — по поводу Пенрина, само собой. Вы же знаете об их соперничестве в этом округе. Но неожиданно вспыхнула ссора. Как мне сказали, вместе с Хокинсом там был Уорлегган. Хозяйка как раз говорила с ними, когда мимо проходил Данстанвилль, и он расслышал, как Хокинс произнес что-то по поводу «этих корнуольских гномов в зеленом», явно имея в виду зеленый фрак и невысокий рост Фрэнсиса Данстанвилля. Данстанвилль тут же бросил Хокинсу вызов, тот его принял, и на следующей неделе они дрались за «Савоем».

— И с каким результатом?

— Нужно ли спрашивать? Оба промахнулись, честь была удовлетворена... некоторым образом. Они с каменными лицами пожали друг другу руки, раскланялись, и на этом с инцидентом было покончено. Но на самом деле ссора не делает чести ни одному из них, неудивительно, что они о ней не болтают.

Росс последовал за хозяином дома к двери.

— Дуэль редко делает честь кому-либо из ее участников.

Фалмут обернулся.

— Отец говорил, будто и вы оказывались в подобной ситуации. Тогда всё было совершенно по-другому, я уверен. Оскорбление вашей жены... В то время как эта ссора...

— Да, разница есть. Но тогда дело закончилось смертельным исходом.

Под эти слова они прошли через приемную, под гулкое эхо шагов по дубовому полу, а потом оказались под лучами зимнего солнца. Вопреки воле Росса слова прозвучали с оттенком упрямства — всегда присущего ему недостатка. Пока лакей помогал Россу надеть плащ, молодой пэр молчал и взял собственный. С годами на лице Росса еще сильнее проступили скулы, он стал выглядеть еще чуть более мрачным.

— Как миссис Полдарк? — добродушно спросил Фалмут. — После нашего возвращения, а это будет в конце июля или в августе, если всё пройдет благополучно, ждем вас на крестины. Приедет моя тетушка, миссис Говер. Я знаю, как ей нравится ваша жена.

— Благодарю вас. Придем с удовольствием.

Эдвард Боскауэн оглядел свои владения.

— Из нового дома будет лучший вид на реку. Но до этого еще далеко, строительство продлится несколько лет. Мне кажется, у отца когда-то была такая мысль, но после смерти матушки у него пропал стимул.

— С моим отцом много лет назад тоже приключилось подобное — разумеется, в куда меньшем масштабе. Нампару начали строить в 1765 году и не закончили до 1797-го, когда моя шахта процветала и я мог позволить себе кое-какие излишества.

Конюх привел лошадь Росса.

— Но ведь банк Корнуолла процветает? — поинтересовался Фалмут.

— О да, несомненно. Но вы же понимаете — хотя я и совладелец, мои вложения крайне малы. А потому и доля в доходах банка весьма незначительна.

— Как я слышал, банк Уорлеггана идет ко дну.

Росс удивленно уставился на молодого виконта.

— Вы серьезно?!

— Так мне сказали, хотя и не в Корнуолле.

— Но они... они же славятся тем, что никогда не ошибаются.

— Мне сказали, что и лично сэр Джордж испытывает финансовые затруднения. Он рискованно вложил средства в Манчестере в надежде на рост прибыли от мануфактур. А вместо этого они пришли в еще большее запустение, и вряд ли в скором времени что-то изменится.

— Не похоже на Джорджа.

— Что ж, говорят, что у него большие трудности. Хотя он делает хорошую мину здесь, в Труро, и в основном ему верят.

— Я бы тоже поверил.

— Надо полагать, вы хорошо знаете сэра Джорджа.

— Можно и так сказать.

— Я встречался с ним всего пару раз. Мне он показался выскочкой и малоприятным типом. Отец, разумеется, его терпеть не мог.

— Разумеется. И частично именно из-за неприязни вашего отца к Джорджу я и занял место в парламенте.

— Да будет вам. Вы себя недооцениваете. Но я понимаю, о чем вы. В отличие от многих сыновей...

Росс подождал, но продолжения не последовало.

— Что вы хотели сказать?

— Я хотел сказать, что в отличие от многих сыновей, я прислушивался к отцу и часто с ним разговаривал. Мы хорошо друг друга понимали. Он много рассказывал мне о парламентских округах, которые мы контролируем, и о людях, имеющих к ним отношение. Он подолгу жил в Лондоне, но следил за событиями в Труро. К примеру, он рассказал мне о банкротстве банка Паско.

— Вот как.

— Да, именно так. И о слухах, которые распространили, чтобы подкосить банк.

— Да, это правда.

Они задумчиво замолчали. Проводив гостя до двери, его сиятельство не торопился с ним распрощаться.

— Мистер Харрис Паско скончался?

— Да, увы, в прошлом году.

— Как жаль.

— Согласен. Но почему жаль вам?

— Как я понимаю, он занимал значительную позицию в вашем банке. Банки, хорошие банки, имеют в своей власти мощные разрушительные инструменты. Возможно, ему хотелось бы этим воспользоваться.

Росс посмотрел на сверкающую за лужайкой реку.

— На что вы намекаете?

— Намекаю? Ни на что.

— Ну, значит, предполагаете.

Молодой Боскауэн махнул рукой.

— Ваш мистер Паско, возможно, захотел бы поквитаться по старым счетам. Вот и всё.

Лошадь Росса, увидев хозяина, заржала, приготовившись к дороге.

— А вы, сэр Фалмут?

— Я?

— Хотите поквитаться по старым счетам?

— У меня нет никаких неоплаченных счетов. А чего хотел мой отец — не могу сказать. Всё это было так давно. Но в любом случае, для меня это лишь теоретический вопрос. Интересы моей семьи в банках Корнуолла весьма незначительны. Даже если бы мы хотели повлиять на положение дел, то не обладаем для этого необходимым влиянием.

— Другое дело — банк Корнуолла.

— Решать ему, не правда ли?

— В самом деле. Да, и впрямь. — Росс взобрался в седло и приподнял шляпу. — Хорошего дня, ваше сиятельство. Ваши слова дадут мне пищу для размышлений по пути домой.

 

Глава шестая

Неделю спустя сэр Джордж Уорлегган посетил своего дядю в конторе за Большим домом в Труро. За последнее десятилетие Кэрри мало изменился. Замедленное пищеварение уже давно лишило его даже тех остатков плоти, что имелись в зрелые годы, но костям оно не повредило. Без одежды он бы выглядел как модель человеческого тела для демонстрации в анатомическом театре, но к счастью, никто не видел его в таком первозданном состоянии. Маленькая шапочка прикрывала коротко стриженные седые волосы, черный сюртук болтался на нем, как на пугале. Но глаза за толстыми стеклами очков смотрели внимательно, как и прежде, а мозг, привыкший думать лишь о цифрах, продолжал функционировать с эмоциональностью автомата. В прошлом месяце Кэрри испытал острую неприязнь к своему выдающемуся племяннику.

— Ну что, — сказал Джордж, — тебе ответили?

— Да, — сказал Кэрри. — На вопросы, которые я задавал. Но ответы тебе не понравятся.

— На вопросы, которые ты задавал? Что это значит?

— Значит, что чем меньше людей знают о наших финансовых затруднениях, тем лучше! Это же элементарно. Как по букварю. Переписка с другими банками и вопросы к ним, особенно в такое время, когда всем не хватает денег, все равно что признание. Я написал только самым крупным, а именно трем: Карну из Фалмута, Робинсу, Фостеру и Куду в Лискерд и Болито из Пензанса. И все ответили одинаково, как и следовало ожидать.

— Как?

— Отговорки. Отовсюду. Война с Францией продолжается, принося разрушительные потери экспортерам, сокращение выпуска частных векселей, снижение числа кредитных операций, политику уменьшения собственных обязательств. Чего еще ты ждал? Разве мы долгие годы старались построить добрососедские отношения с этими людьми? Ничего подобного. Ведь мы считали, что нам они не нужны, никогда не понадобятся. Мы считали, что Уорлегганам ничто не грозит, с нашими-то плавильными заводами, оловянными и медными шахтами, мельницами, шхунами, прокатными станами! Кто мог представить, что единственный сын Николаса Уорлеггана и внук Люка Уорлеггана вдруг сойдет с ума и потратит всё свое состояние на покупку обанкротившихся фабрик в Манчестере!

— Мы справимся, — твердо сказал Джордж.

— Но этого недостаточно. Когда больше десяти лет назад умерла твоя жена, ты ввязался в пару неразумных спекуляций, это было беспечно, но объяснимо. Ты был расстроен, еще хранил память об этой женщине и толком не понимал, что делаешь. Но сейчас! При всех твоих возможностях!

— Мои вложения не потеряны. В должное время всё наладится.

— Что за ситцевая мануфактура — как ее там — кажется, Ормрода? Обанкротилась! Это не вложение капитала, а стопроцентная потеря, Джордж, стопроцентная потеря! А фирма Флеминга держится на плаву только после вливания внушительной суммы. А что делать с твоим товаром на складах? Деньги на ветер! Никто не купит эти ткани! Да что с тобой случилось?

— Война наверняка закончилась бы, если бы принц-регент остался верен своей партии... Откуда мне было знать, что в последнюю минуту он переметнется?!

Кэрри перебирал бумаги на своем столе. Все они имели отношение к вложениям Джорджа на севере, его вопиющей ошибке, как называл их Кэрри.

— Принц — всего лишь тщеславный флюгер. Если война сложится для нас плохо, он вполне может снова переметнуться к вигам, чтобы заключить мир, — сказал Джордж. — Тогда мои потери превратятся в прибыль, как и должно быть. Разумеется, если я смогу удержать свои приобретения.

Губы Кэрри сжались и стали похожи на трещину между половицами.

— Иногда люди раздуваются от собственной значимости, становятся слишком заносчивыми, выходят за пределы той области, в которой что-то понимают, и пытаются расширить дело там, где их знаний недостаточно. От тебя, Джордж, я такого не ожидал. Твоя матушка знает?

— Естественно, нет. Она слишком нездорова, чтобы беспокоиться о таких вещах.

— Она должна узнать, если дела пойдут совсем плохо. Кэрри посмотрел на племянника поверх очков. — Ты никогда не был игроком, Джордж. Что заставило тебя играть в азартные игры? Очередная женщина?

Джордж глубоко вздохнул.

— Осторожней, дядя. Не переходи границы.

— До меня дошли слухи. Не думай, будто я ничего не слышу, оттого что никогда не выхожу. Не думай. Ходили слухи. И ты не ответил на мой вопрос.

— И не отвечу. Ты не правишь миром из этой конторы и мне не указ. Скажи, каково наше нынешнее положение, и я оставлю тебя наедине с твоими счетными книгами.

Кэрри отложил бумаги и открыл записную книжку. С тех пор как Джордж стал рыцарем и овдовел, он стал менее податлив, и хотя эти двое часто виделись с глазу на глаз, они вечно не сходились во мнениях, чаще всего Джордж настаивал на своем. Но, конечно же, прежде с ним никогда подобного не случалось.

— Если завтра наступит кризис, — ледяным тоном произнес Кэрри, — толпа начнет стучать по конторке банка, требуя выплат, мы сможем оплатить лишь двадцать процентов наших банкнот!

— Всего лишь на пять процентов больше, чем на прошлой неделе.

— Невозможно найти активы за одну ночь! Если мы вдруг начнем их распродавать, стоимость тут же упадет.

Джордж подошел к ящику, отпер его и вынул папку. В ней находилась опись его имущества.

— Сегодня появились какие-нибудь признаки бегства вкладчиков?

— Крупные вкладчики еще не сделали ни шагу. Пришел пивовар Майкл, чтобы переоформить векселя. Мне пришлось отказать, что создает плохое впечатление, ведь он несомненно может дисконтировать их через дорогу. Саймонс забрал больше денег, чем обычно — больше половины своего вклада — но он мелкая сошка.

— Что ж, тогда....

— Но нервозность присутствует, это точно. Я ее чую. Вижу в глазах людей. Как пустошь с дроком после засушливого лета — лежит себе до первой искры.

— У нас есть индийские акции, — сказал Джордж, всматриваясь в документы в папке. — Мы могли бы избавиться от них достаточно быстро, и убытки вполне переживем... Но в идеале нам нужен еще один банк, из самых крупных, и новый заем на двадцать тысяч фунтов в солидных краткосрочных векселях. Тогда мы будем в безопасности.

— А как насчет банка Корнуолла?

— В каком смысле?

— Ты же был на дружеской ноге с Данстанвиллем. Это был бы добрососедский поступок с его стороны.

— Об этом не может быть и речи.

— Почему?

— Уже много лет мы почти не видимся. А в ноябре прошлого года я оказался вовлечен, хотя и невольно, в его ссору с сэром Кристофером Хокинсом. Она закончилась дуэлью, и я был одним из секундантов Хокинса. Поэтому к нему сейчас невозможно найти подход.

— Всегда можно что-нибудь придумать.

— В любом случае, — сказал Джордж, — обратиться к банку Корнуолла означает навлечь на себя всё то, чего ты старался избежать с другими банками. Он же наш главный конкурент в городе.

— А как насчет Хокинса? Он владелец большой шахты Халламаннин и серебряно-свинцовых рудников в Чивертонской долине.

— Он человек дружелюбный, не спорю, но не стоит ждать, что он откликнется на нашу просьбу.

Оба замолчали.

— Могу ли я рассчитывать на тебя, Кэрри? — спросил Джордж.

— На меня?

— Ты богат и заинтересован в платежеспособности банка, как и я.

Кэрри почесал лоб под шапкой. На книгу с записями выпусков векселей посыпались хлопья перхоти.

— Большая часть моих денег вложена. Активы невозможно реализовать в спешке.

— Ты всегда хранишь наверху тысячу фунтов золотом. Так говорил отец.

— Это не его дело. К тому же сейчас это не такая уж крупная сумма.

Джордж внимательно посмотрел на дядю.

— Предположим, произойдет самое худшее и кто-то запалит искру в дроке. Сколько нам понадобится?

— Если начнется паника? Не менее тридцати тысяч.

— Из них мы можем найти двенадцать. Еще две, возможно, в мелких активах вроде личных накоплений. Верно?

— Примерно так.

Джордж закрыл папку и тщательно запер ее, пощупав ключ.

— Что ж, банк не закроет свои двери, я об этом позабочусь. Плавильное предприятие в Биссоу даст нам весь необходимый капитал.

— Не надо его продавать! Это же основа, на которой мы построили все остальное! И напомню, третья часть моя.

— А у меня пятьдесят пять процентов. В крайнем случае придется это сделать.

— Из-за падения цены при продаже второпях это было бы безумием!

-У банкиров не всегда есть выбор...

— И еще остается Кардью, — сказал Кэрри.

Джордж посмотрел на дядю с неприязнью.

— Ты хочешь посмотреть, как твоя сноха, твой племянник и внучатая племянница окажутся на улице?

Кэрри стиснул руки и передернул плечами, словно стряхивая дурной сон, в котором верность семье предполагала расставание с личным капиталом.

— Что ж, как ты сам сказал, всё дело в своевременности. У нас есть активы, но нельзя продавать с молотка шахту или плавильное предприятие, когда вкладчики толпятся у банка, требуя свои деньги, ведь об этом объявят газеты. Ничего страшного может и не случиться, Джордж. Обывателю требуется время, чтобы поверить в слухи. Банк Уорлеггана, скажет он, всегда был надежным. Если держаться уверенно, продемонстрировать наши активы и выплачивать по первому требованию... Теперь я понимаю, что ошибся, когда утром отказал пивовару Майклу. Нужно надуваться от важности, а не осторожничать. Продажа Биссоу или Кардью была бы преступлением. Настоятельно советую тебе, Джордж, сейчас же продать твои предприятия в Манчестере, за любую цену, которую можно получить. Они должны что-то стоить — хотя бы несколько тысяч. А как только получишь деньги, сколько сумеешь, и в золоте, привези сюда почтовой каретой. Если ты потеряешь восемьдесят процентов — это плохо, но еще нескольких тысяч в ближайшие две недели, и чтобы их тут же можно было пустить в ход, хватит для спасения банка. И тогда не нужно будет вести речь о других жертвах.

II

Росс ещё не виделся с Фрэнсисом Бассетом, бароном Данстанвиллем. Он говорил себе, что сейчас важнее домашние дела, но всё же нашел время посетить лорда Фалмута.

Правда заключалась в том, что за последний год или около того в их отношениях возник холодок, связанный со скандалом с любовницей герцога Йорка, миссис Кларк, продававшей армейские звания. Обсуждение этого громкого дела заняло у парламентариев слишком много времени, когда и без того предстояло решить много вопросов, но член Палаты общин, полковник Гвиллим Уордл, напирал, заявив, что тем самым обличает и коррупцию в продажных парламентских округах.

В этом Росс встал на его сторону, выступив с речью, что делал редко, и, когда обсуждение перекинулось на дела в провинции, принял сторону реформаторов, которые проводили встречи по всему графству, настаивая на переменах и требуя положить конец подкупу и взяткам. Бассет пылко возмущался реформаторами, лично выступал на собраниях и всячески старался помешать возмутителям спокойствия. Хотя страсти уже улеглись и внешне они снова поддерживали дружеские отношения, Бассет так и не простил Россу якобинские настроения.

А значит, время для обсуждения дел в графстве, и в особенности проблем Уорлеггана, было не слишком благоприятным. И Росс не знал, готов ли Бассет накинуться на Джорджа и его дядю, как намекнул Фалмут. За последние десять лет в банке Корнуолла многое изменилось, теперь в совет директоров входили Макворт ​​Прэд, Стакхауз, Роджерс, Твиди, Полдарк и Нанкивелл. Данстанвилль решил отозвать свое имя, хотя все знали, что банк по-прежнему остается под его контролем. На следующей неделе в Труро намечалось заседание акционеров. Ситуация с Уорлегганом несомненно будет там обсуждаться: трудно поверить, чтобы два банка, работающие бок о бок в маленьком городке, не беспокоились о кредитоспособности конкурента. Если такое обсуждение состоится, то как себя вести Россу?

Утро неожиданно встретило ярким солнечным светом, хотя всё предвещало, что еще до заката пойдет дождь. Росс вышел к Демельзе — она копалась в саду. Десять лет назад вдохновленная посещением Строберри-хилла и удрученная тем, что шахта вторглась на территорию перед домом, она убедила Росса устроить каменную ограду вокруг сада, расширив его, и начала обустраивать это пространство.

Сад широким овалом раскинулся перед домом и библиотекой, стоящей под прямым углом к дому. Здесь, укрытые от ветра, чудесно цвели нарциссы, тюльпаны и другие первоцветы. К июлю пик цветения заканчивался, поскольку слишком легкая почва не могла удержать влагу. Большую часть зимы, а часто и весной, сад опустошали штормовые ветра, от которых его не могла уберечь даже каменная ограда. Часто цветы оказывались сломанными и почерневшими, как после лесного пожара. Но временами они сполна вознаграждали Демельзу и пару ее помощников за усилия. Она давно отказалась от попыток вырастить деревья. Даже мальву было достаточно сложно сберечь.

Этим утром, по какому-то странному совпадению, она рыхлила почву под кустом, подаренным Хью Армитаджем более десяти лет назад, его посадили у стены библиотеки. Когда подошел Росс, Демельза выпрямилась и запястьем откинула волосы с лица.

— Две магнолии Фалмутов, — сказал Росс, — которые, как мне кажется, привезли из Каролины в то же время, что и нашу, уже двадцать футов высотой, а на одной уже бутоны.

— Это бедное деревце никогда не было здесь счастливо. Да и зима выдалась суровая. Не думаю, что из него получится что-то путное. Здесь неподходящая почва.

Они смотрели на растение. В этом разговоре не было ничего необычного, теперь от Хью Армитаджа осталась лишь неясная тень.

— Возможно, его следует вернуть, — сказала Демельза.

— Куда? В Треготнан?

— Растение, которое не умирает и толком не живет. Здесь явно не его стихия.

— Нет, оставь его.

Демельза взглянула на Росса и улыбнулась. Солнце придало ее глазам блеск.

— Зачем?

— Зачем? Что ж ... оно стало частью нашей жизни.

Напоминание об ошибках прошлого, как ее, так и его, но Росс не стал продолжать. Это и так подразумевалось, хотя и без затаенной обиды.

И тут до них долетел крик Изабеллы-Роуз, та галопом скакала по траве. Посторонний решил бы, что она ошпарилась, но ее родители знали — это всего лишь свидетельство прекрасного настроения, ее способ выражать радость жизни. Рядом с ней прыгал Фаркер, английский сеттер-спаниель, оба исчезли в воротах, ведущих к пляжу.

Демельза посмотрела им вслед, но их уже не было видно, возможно, они вместе бежали по песку за стеной сада.

— Она больше похожа на тебя, чем остальные дети, — сказал Росс.

— Клянусь, я никогда так не кричала!

— Мы с тобой не были знакомы, когда тебе было восемь лет. Но даже в восемнадцать ты иногда вела себя, как безумная.

— Глупости!

— И потом. Позже. Тебе было двадцать один или около того, когда ты в одиночестве отправилась рыбачить за день до рождения Джереми.

— Кстати, вот и он. Возможно, именно из-за той моей вылазки он так полюбил ходить под парусом!.. В кого он такой, Росс? Он не похож ни на одного из нас.

— Согласен.

— В последнее время он изменился, — сказала Демельза, защищая сына. — Стал таким оживленным.

— А не просто легкомысленным?

— Нет, дело не в этом.

— В любом случае, — сказал Росс после паузы, — пока он не добрался до нас, позволь мне рассказать кое-что о Джордже Уорлеггане, я услышал это от лорда Фалмута в прошлую пятницу.

Джереми, спустившись с холма у шахты и увидев, что родители заняты серьезной беседой, обогнул их и перебрался по ступеньке в изгороди на пляж, где Изабелла-Роуз бросала палку Фаркеру. Приближаться к ней было опасно, она кружилась и, хотя целилась в море, палка могла улететь в любом направлении.

— Трудно поверить, — сказала Демельза. — Вот уж не думала, что Джордж станет спекулянтом... Но если это правда, так оно и есть. И что ты собираешься делать?

— Наверняка Данстанвилль об этом уже слышал. Без сомнения, у него есть своя точка зрения на этот счет.

— Но тебе тоже придется высказать свою точку зрения, Росс. Ведь так?

Он вытер о траву след от червяка на сапоге.

— Месть — паршивый советчик. Но все же мне трудно забыть о том, как Уорлегганы преднамеренно обанкротили банк Харриса Паско, и не просто не вполне законными способами, а печатая листовки и распространяя лживые слухи. И сколько раз до этого он пытался нас погубить.

— И не только отнимая деньги.

— Можно вспомнить о том могуществе, которое он получил в Корнуолле, и скольких людей он разорил. Можно задуматься о том, как много он причинил зла. И разве в этом случае речь только о расплате по старым счетам? Или разорить его — наш долг перед обществом?

— А ты бы мог, если бы попытался?

— Вряд ли придется идти на подлость и распространять слухи. Конкурирующему банку достаточно кое-что сделать, и паника начнется сама по себе.

— Выходит, многое будет зависеть от лорда Данстанвилля?

— И моих партнеров по банку. У мистера Роджерса нет причин любить Уорлеггана, и полагаю, у Стакхауза тоже.

Демельза подставила лицо солнцу.

— Кэролайн говорит, что Джордж ухаживает за какой-то титулованной дамой, леди Харриет Как-ее-там. Интересно, что из этого теперь получится.

— Ты не дала мне совет, — сказал Росс.

— Насчет чего?

— Насчет того, как мне поступить.

— Вряд ли это будет в твоей власти.

— Не полностью, разумеется, но отчасти — возможно. После смерти Харриса Паско на меня смотрят как на его преемника.

— И ты просишь моего совета? Вправе ли я его дать?

— Несомненно. Ты пострадала от Джорджа не меньше меня.

— Но разве не мужчине решать?

— Не увиливай, дорогая.

Демельза посмотрела на него.

— Я не увиливаю, дорогой. Просто не хочу в этом участвовать.

— Не участвовать в попытке обанкротить Джорджа? В давлении на банк Уорлеггана?

— Именно так, если хочешь знать мое мнение.

На берегу Изабелла-Роуз звонко захохотала. Тонюсенький, громкий и заразительный звук казался не совсем человеческим. Как будто засвиристел пьяный соловей.

— Когда меня могли приговорить к казни, — сказал Росс, — Уорлегганы сделали всё возможное, чтобы меня осудили. Без их денег и уловок...

— Джорджу и его родне придется жить с тем, что они сделали. Что бы мы ни сделали, приходится с этим жить. Я оглядываюсь на свою жизнь, Росс. Часто, когда ты в отъезде и мне не с кем поговорить, я оглядываюсь назад, и оказывается, что я не помню многие постыдные поступки. А кое-что напрочь забыла! Но чем меньше приходится вспоминать, тем лучше. Говоря, что не хочу принимать в этом участия, я думаю не о Джордже, а о себе.

— И по-твоему, если Макворт Прэд, Роджерс или Бассет предложат такой шаг, я должен возразить?

Демельза вытерла влажную почву с рук.

— Не думаю, что тебе стоит помогать Уорлегганам, Росс. Но поскольку ты сам когда-то был участником этой истории, лучше остаться в стороне.

— Как Пилат.

— Я знаю. Мне всегда было жаль Пилата... Но не Каиафу . И не Иуду.

— Хотя ты часто его поминаешь, когда ругаешься.

— Я? — Демельза подняла на него взгляд. — Опять ты насмехаешься.

— Лишь потому, что ты моя лучшая половинка. И я должен ее беречь.

— Ну правда... Ты не согласен?

— Знаю, что должен согласиться. Но мне жаль, что возникло такое искушение. Ведь мы могли поквитаться не только с Джорджем, но и с его ненавистным дядей.

— Он стар, — возразила Демельза. — И скоро умрет. Как и многие другие люди и поступки. Джордж тоже стареет, Росс. С годами люди смягчаются, ведь так? Может, он тоже смягчился. Мне кажется, Клоуэнс не считает его таким уж отвратительным.

— Клоуэнс? Когда она с ним познакомилась?

— Это произошло случайно, — ответила Демельза, поняв, что проговорилась. — Неподалеку от Тренвита. Не так давно.

— Я даже не знал, что он приезжал сюда.

— Я тоже. Ты был прав, когда предупредил Джеффри Чарльза, что дом в запущенном состоянии. Хотелось бы мне, чтобы он приехал сюда на какое-то время, в отпуск. Из Португалии пришли плохие новости, да?

Росса оказалось не так-то просто увести в сторону от темы.

— Они разговаривали? Джордж ее узнал?

— Как я понимаю, она сама ему назвалась. Но с тех пор пошло несколько месяцев, это было еще летом, до твоего отъезда.

— И мне не сказали?

— Я решила, что ты будешь волноваться, а не было нужды волноваться.

— В следующий раз предоставь мне самому решать.

— Ты уже был поглощен мыслями о предстоящей поездке в Португалию. Я не хотела тебя отвлекать.

— То есть не хотела, чтобы я отчитал Клоуэнс. Иисусе, какая же ты обманщица!

— А теперь ты украл мое словечко!

Джереми покинул пляж и теперь входил в ворота.

Росс предостерегающе стиснул руку жены.

— И все-таки это показывает, что я со своими добрыми намерениями хожу по канату. Ты велишь забыть и простить, и в целом я согласен... но как только ты упомянула о его приезде в Тренвит, несомненно, чтобы позлорадствовать над тем, как дом приходит в упадок, и дать указание Харри скопидомничать еще больше, да еще... еще он разговаривал с Клоуэнс... От всего этого у меня снова сжимаются кулаки, и я готов... готов...

— От чего у тебя сжимаются кулаки, отец? — спросил Джереми, подойдя ближе. — Кто должен дрожать?

— Если бы это вызывало у моих детей чуть больше дрожи, в Нампаре стало бы больше порядка, — сказала Демельза.

— Брось, мама, — отозвался Джереми, — ты прекрасно знаешь, что слишком любишь своих детей и не станешь вставать у них на пути.

— Не стоит на это рассчитывать, — сказал Росс, сжимая кулак. — Если ты...

— Но я на это и рассчитываю! — ответил Джереми. — Прямо сейчас. Серьезно. Мы можем минутку поговорить серьезно?

— Мы говорили совершенно серьезно, пока не появился ты.

Джереми переводил взгляд с одного на другого, раздумывая, не совершил ли он тактическую ошибку, когда решил поговорить сразу с обоими. Раньше ему часто было легче добиться своей цели, если он рассказывал всё одному из родителей, чтобы тот передал другому. Они обсуждали это, и нередко один выступал в роли адвоката Джереми. По крайней мере, так ему казалось.

Но это дело, пожалуй, слишком важное, чтобы так поступить.

— Отец, вчера утром я не пошел на Грейс, как обычно, — сказал он. — Я пошел другим путем, прогуляться вдоль утесов. Оттуда открывается прекрасный вид. Песок был таким чистым — ни плавника, ни обломков. Но к сожалению, начало моросить. Помнишь? Около десяти. И я подумал, вот ведь незадача, я же промокну, и зазря, нужно где-нибудь укрыться. Вот я и решил спуститься в Уил-Лежер. Она как раз кстати подвернулась — стоит прямо на утесе. Ну, я и спустился.

Ясное утро померкло. С юго-запада наползали груды облаков, похожие на дым от костра, пока еще не угрожающие, но к полудню они потемнеют и сгустятся.

— Я же запретил тебе спускаться в Лежер!

— Я такого не помню, отец. Помню только, ты это не сильно одобрял.

В глазах Росса мелькнула ирония.

— И что ты там нашел? Золото?

— Шахта в плохом состоянии. Некоторые штреки обвалились, пришлось возвращаться и искать новый проход. На тридцати саженях стоит вода, два фута воды, и она стекает вниз.

— Опасно спускаться туда одному, — сказала Демельза, ее кольнули воспоминания.

— Я был не один, мама. А с Беном Картером.

— Он тоже просто гулял по утесам?

— Именно так... Что ж, по правде, мы гуляли вместе.

— Я не сомневался. Итак, вы спустились в шахту и промокли больше, чем под дождем. И что ты насчет этого думаешь?

— Ну, Бен умнее меня и в десять раз опытней. Он считает, что стоит углубить пару шахтных стволов, скажем, саженей на двадцать.

— Какие именно?

— Мы думали об этом. В окрестностях жилы обычно тянутся на запад и восток, значит, можем продолжить разработку залежей олова в Уил-Грейс или снова пробиваться к старым выработкам в Треворджи. В любом случае, медь исчерпана только на верхних уровнях.

— Без насоса глубже не забраться, — сказал Росс, поразмыслив.

— Можем попробовать на паре стволов через несколько месяцев, если весна выдастся сухой, с ручными насосами, пока не появятся признаки годной жилы.

— И что тогда?

— Тогда можем установить паровой насос.

— Но ведь Уил-Лежер принадлежит Уорлегганам, — вмешалась Демельза.

— После спуска мы повидались с Хорри Тренеглосом. Ведь когда шахта закрылась, еще был жив его дед. Хорри расспросил отца. Мы считали, что Уорлегган мог продать свою долю. Но похоже, ничего подобного. К тому времени Уорлегганы уже скупили доли большинства акционеров. Так что они распродали с шахты всё сколь-либо ценное и объявили о временной приостановке работ. Так всё и осталось. Насколько известно мистеру Тренеглосу — он владеет восьмой долей, а Уорлегганы — семью восьмыми, хотя ему кажется, что у капитана Хеншоу есть родственник, отказавшийся продать свою шестьдесят четвертую часть... Сейчас это место не стоит ни гроша. Несколько каменных строений и дыра в земле.

— Поверь, Уорлегганы сохраняют интерес в этой дыре, — сказал Росс.

— Так что это неосуществимо, — добавила Демельза.

— Вообще-то... — Джереми откашлялся, переводя взгляд с одного родителя на другого. — Я уговорил Хорри убедить отца вмешаться.. Например, заглянуть в банк Уорлегганов во время следующего визита в Труро и сказать, что он хотел бы снова открыть Уил-Лежер. Не сомневаюсь, они ответят, что условия неблагоприятные... Тогда он может предложить выкупить их долю, чтобы продолжить самостоятельно. Они с удовольствием продали бы ему то, что не хотят продавать нам.

— У мальчика развивается деловая хватка. А это коварство в лучших традициях... — сказал Демельзе Росс. — Ты полагаешь, Джон Тренеглос должен выступить своего рода номинальным держателем?

— Не совсем, отец. Мы полагаем... если цена не будет слишком высока — он мог бы выкупить треть.

— Это совсем не похоже на известного мне Джона Тренеглоса.

— Предприятие может принести выгоду. Ранее его отец извлек из шахты неплохую прибыль. К тому же земля принадлежит Тренеглосу, и если шахта откроется, он в накладе не останется. Так же, как мы с Уил-Грейс все эти годы.

— В былые времена мистер Хорас Тренеглос выкупил лишь одну восьмую — и то без всякой охоты.

— Да... тут такое дело. Хорри говорит, что с тех пор как корабль Винсента пошел ко дну, родители изо всех сил стараются удержать его дома. Он думает, они могли бы поддержать идею передать ему долю в шахте.

— А остальные две трети?

— Я думал, треть купишь ты, отец. А на оставшуюся часть мы могли бы найти покупателя. Не думаю, что с вашими именами во главе списка владельцев у нас будут проблемы с привлечением нескольких инвесторов.

— Ты неожиданно практичен и предприимчив, — сказал Росс спустя мгновение. — Определенно что-то изменилось.

Джереми покраснел.

— Я просто решил, что дело стоящее, ведь Уил-Грейс близка к истощению...

Голос юноши упал до невнятного бормотания. Демельза посмотрела на него.

— Двадцать лет назад, — сказал Росс, — когда мы с кузеном Фрэнсисом открыли Уил-Грейс, это обошлось нам примерно в двенадцать сотен фунтов. Сегодня, вне всяких сомнений, выйдет тысячи в полторы, без учета затрат на покупку шахты. Я знаю, сразу все расходы не свалятся, но насос — если до этого дойдет, а дойдет наверняка — будет стоить около тысячи.

Солнце первый раз скрылось за настоящим облаком. Краски дня поблекли, а затем вспыхнули вновь.

— Я изучал паровые насосы, — сказал Джереми. — Пока тебя не было. Думаю, что смогу сконструировать подходящий — с Аароном Нэнфаном и одним из Карноу в качестве помощников. Стоимости изготовления деталей это, конечно, не снизит, но в итоге экономия выйдет значительная.

Росс уставился на сына, а затем перевел взгляд на жену.

— Это правда?

— Если он так говорит, Росс, значит правда.

— Но Джереми, — произнес наконец Росс, — нельзя научиться этому за несколько месяцев, только изучая чертежи, как бы ты ни старался.

— Я не только изучал чертежи.

— Мне следует в этом удостовериться. В любом случае, стоимость не снизится больше чем... на пятнадцать процентов?

— Думаю, на двадцать, отец.

— И все же не стоит собирать насос, который из-за некоторых, возможно даже небольших, просчетов в конструкции поставит под угрозу остальные восемьдесят. Однако... — тут Джереми собрался было вставить слово, но Росс продолжил, — подумаем об этом позже. Предположим, мы решим, что открытие шахты — хорошая идея. Очевидно, прежде чем мы это решим, нужно кое-что прояснить. Для начала — устранить пару препятствий. И до тех пор размышлениям о насосе придется подождать. Во-первых, так ли перспективна шахта, как, кажется, утверждает Бен? Хотя идея вторгнуться на территорию собственности Уорлегганов мне не нравится, я желаю спуститься. И если Заки Мартин чувствует себя достаточно хорошо, мне хотелось бы взять его с собой. Во-вторых, если мы убедимся в справедливости оценок, согласятся ли Уорлегганы на продажу?

— Да, — признал Джереми, пока что довольный ходом разговора. — Именно так и следует поступить.

Бьющий в лицо ветер и, быть может, тон сына, заставили Росса нахмуриться.

— Дорогая, мы помешали твоим садовым делам.

— Ох, я повожусь еще немного.

— Я тебе помогу, — сказал Джереми.

— Хорошо. Можешь попробовать повыдергивать этот пырей из фуксий, — сказала Демельза. — Ужасная работа, я все пальцы поранила... — она вскинула голову, снова отбрасывая волосы. — Как думаешь, Росс, Джордж действительно продаст свою долю?

Они посмотрели друг на друга.

— Сейчас — вполне возможно, — заметил Росс. — Даже по выгодной для нас цене.

— И тут мы даже не сыграем роль Каиафы, — сказала Демельза.

— Ладно, в пятницу я увижусь с Джоном Тренеглосом. Тогда и обсудим.

Как только Росс ушел, Джереми сказал:

— У вас двоих есть секретный язык, который до сих пор меня поражает. Проклятье, что значит это... эта библейская ерунда? Ты ведь говорила о Каиафе?

— Не бери в голову, — ответила его мать. — Иногда правильнее остаться непонятым...

— Особенно собственными детьми... Мама.

— Да?

— В следующую субботу я хотел бы уехать на ночь.

— Не на Силли же опять?

— Нет. Хотя одно из другого вытекает. Тревэнионы, которые были столь добры, когда мы пристали к берегу рядом с их домом, устраивают небольшой прием и приглашают меня остаться на ночь.

— Как мило... А Клоуэнс они не позвали?

— Нет... Я не уверен, что им вообще известно хоть что-нибудь о моей сестре.

— Просвети их при случае. Ей нужно выходить в свет.

— Да, я знаю. Прости. Но... э-э... мог бы я предложить кое-кому из них... мисс Кьюби Тревэнион... где-нибудь в конце месяца провести вечер у нас? Мы ведь не устраивали прием на Рождество, потому что отец отсутствовал. Может быть, теперь это будет уместно. Я не имею в виду нечто грандиозное. Человек десять-пятнадцать?

— Пасха в этом году ранняя. Мы могли бы организовать что-нибудь после окончания Великого Поста. Ты встречался с родителями мисс Тревэнион?

— Отец её умер много лет назад. Я видел её мать. Брат... то есть, старший брат, майор Джон Тревэнион... он отсутствовал, когда я был у них в прошлый раз. Джон — глава семьи, но недавно потерял жену. Она была очень молода. Другой её брат, капитан Джордж Беттсворт, погиб в Голландии. Есть еще третий брат, Огастес, но я еще его не видел, и сестра — Клеменс.

Демельза отстранилась, глядя на то, как сын рассеянно дергает пырей.

— В такие времена я не ожидала бы от них праздничного настроения.

— О, это музыкальный вечер. Клеменс играет на клавесине. Полагаю, присутствовать будут лишь немногочисленные соседи.

— Кьюби тоже играет?

Он поднял взгляд и снова покраснел.

— Нет. Только поет немного.

— Мило, — сказала Демельза. — Прошу, передай ей, что я была бы рада знакомству.

Теперь она поняла, что за странности — или же, напротив, вовсе не странности — происходили с Джереми в последние несколько недель. Сын летел вперед, словно под действием одного из тех электрических разрядов, о которых писали в газетах. Кроме того — правда ли? — как ей показалось, только что на пляже он кричал во все горло вместе с Изабеллой-Роуз. И разве не могла мисс Кьюби Тревэнион стать объяснением всему?

 

Глава седьмая

I

Девушка, чье лицо, как однажды заметила её мать, напоминало едва раскрывшую лепестки ромашку, была, вопреки репутации, не столь откровенна со своей семьей. В пятницу, встретив молодого Лобба — сына старого Лобба, — который ехал вниз по долине, везя с собой почту, она уже не в первый раз стала допытываться, не пришло ли что-нибудь ей. В этот раз — не напрасно.

Открыв и прочитав письмо, она не стала, как следовало бы, рассказывать о нем за обедом. Хотя сообщение о записке от Стивена Каррингтона было бы интересно всем присутствующим за столом. Вместо этого она сунула письмо в карман юбки, запрятав его под носовым платком, и вовсе не стала о нем упоминать.

Мисс Клоуэнс, дорогая Клоуэнс! (так оно начиналось)

Вы будете гадать, что же со мной приключилось. Большую часть времени, прошедшего с тех пор, как нас едва не схватили таможенники, я провел в Бристоу. Я даже и теперь переживаю, удалось ли Джереми благополучно удрать. Мой люггер «Филипп» стал причиной некоторых проблем. Говорят, что я то ли не имею, то ли не могу подтвердить свои права на трофей. Так что я все еще в Бристоу, решаю возникшие в связи с этим делом затруднения. Я упрямец и не сдамся, ибо ни у кого другого нет больше прав на призовые деньги. Когда все закончится, я вернусь в Нампару, где живет моя любовь. Мисс Клоуэнс, я касаюсь вашей прохладной кожи кончиками своих пальцев. 

Искренне ваш,

Стивен Каррингтон

Странное письмо от странного человека. Перехвати его отец — беды не избежать! Клоуэнс запуталась в собственных смешанных чувствах. Но в потоке этом выделялось одно — то, что было мрачнее всех остальных.

На следующий день — именно в эту субботу Джереми отправился в Каэрхейс — Клоуэнс уже знала письмо наизусть. Она брела по Солу под блеклыми лучами солнца, неся с собой гостинцы для Пэйнтеров, и снова и снова повторяла про себя некоторые фразы. «Вернусь в Нампару, где живет моя любовь». «Моя любовь». «Мисс Клоуэнс. Я касаюсь вашей прохладной кожи». «Мисс Клоуэнс, дорогая Клоуэнс». «Я касаюсь вашей прохладной кожи кончиками своих пальцев». «Вернусь в Нампару». «Вернусь в Нампару, где живет моя любовь».

Добравшись до обшарпанных коттеджей деревни Грамблер, Клоуэнс непокорно тряхнула головой, едва не потеряв из-за этого свою розовую соломенную шляпку. Этот жест подошел бы, скорее, пловцу, настигшему волну, а не юной леди из поместья, наносящей благотворительный визит. Но именно так Клоуэнс, казалось, пыталась оттолкнуть, отшвырнуть прочь того темного зверя, который черпал её жизненные силы, заставляя кровь бежать быстрее, а сердце бешено пульсировать. Сейчас об этом стоит забыть. «Вернусь в Нампару, где живет моя любовь».

Она увидела, что Джуд Пэйнтер выбрался на свежий воздух. В эти дни его выходы из дома стали событием примечательным, потому что в свои семьдесят восемь лет он почти перестал двигаться. Пруди, сущая девчонка, была младше его на десять лет. Она все еще оставалась энергичной, насколько подобное понятие вообще когда-либо входило в число её достоинств. Теперь ей пришлось взять дела в свои руки, раз Джуд мог лишь шаркать ногами по ступеням, опираясь на трость. Он потерял в весе, но лицо раздалось, распухнув от возраста, злобы и пьянства. На дворе еще стоял март, но погода была теплой, однако Джуд завернулся во множество старых тряпок, отчего походил на восседающую на камне жабу. Увидев его на улице, Клоуэнс испытала прилив облегчения. Теперь, если повезет, она сможет покончить с делами прямо здесь, избавившись от необходимости заходить в провонявший дом.

Когда подошла Клоуэнс, Джуд сплюнул и уставился на неё налитыми кровью глазами, наполовину скрывшимися среди избороздивших лицо морщин.

— Мисс Клоуэнс, значит. Где же сегодня ваша мамуля, а? Представляю, как мы ей надоели. Представляю, как она мечтает от нас избавиться. Не удивлен. Стань бездомным и обездоленным, и узнаешь, кто твой настоящий друг...

— Я принесла тебе печенье, Джуд, — весело произнесла Клоуэнс. — И немного выпить. Есть еще пара вещичек для Пруди.

Звуки голосов просочились за открытую дверь, и Пруди вышла из дома, вытирая руки о грязный фартук и улыбаясь. Следом за женщиной вышагивала утка и восемь крошечных утят.

— Они вылупились! — воскликнула Клоуэнс. — Все здоровенькие? Когда?

— Ох, некоторое время мы уже вместе. У Нози не хватало перьев, чтобы укрыть всех. Она потеряла покой, носилась туда-сюда. И я решила, раз уж она высиживает восьмерых сразу, нужно ей подсобить. И я отобрала себе троих.

— О чем ты?

— Прям тут, — Пруди указала на свою полную грудь. — Держала их там день и ночь, день и ночь. Днем-то было удобно, но ночью я боялась на них улечься.

— Воистину, две недели смотрела, — заявил Джуд. — А как же я? Как же я? Меня она вниманием не баловала. Ни единой минуточкой. Она, видите ли, думала о яйцах. «Не делай так, не делай сяк, — говорила она, — иначе я разобью яйца». «Не тряси меня, когда я помогаю тебе подняться, иначе я разобью яйца». «Никуда не могу нынче выйти, я должна сидеть с яйцами». Ишь, какая недотрога!

— Запихнуть бы тебя в каменный ящик да зарыть заживо, — сказала Пруди. — Как двадцать лет назад, когда ты едва тем и не кончил! Заходите, мисс Клоуэнс, я сделаю вам чашечку чая.

— Мне нужно в мастерскую Пэлли, — ответила Клоуэнс. — Но благодарю.

— И только посмотри на них теперь, — не мог угомониться Джуд. — Срущиеся жалкие твари. Куры не пачкаются. С курами можно жить. Куры даже кучу навалят, как джентльмены, чего и следовало ожидать. Но не утки. Только гляньте на пол в кухне. Весь испоганен утиным дерьмом!

— Захлопни пасть! — огрызнулась уже начинавшая раздражаться Пруди. — Иначе я оставлю тебя здесь замерзать, когда сядет солнце. У мисс Клоуэнс есть дела поприятнее твоих жалоб!

— Это неправильно, — закричал Джуд. — Недостойно. Неподобающе. Эти утки срут везде, где хотят. Это неприлично.

К его вящей досаде, обе женщины отошли в сторонку, и Клоуэнс передала Пруди полсоверена, посланные Демельзой. Как и прежде, Пруди сильно обрадовалась, мысленно уже превратив деньги в кварты джина, и проводила мисс Полдарк вниз по тракту, на ходу комментируя текущую вокруг жизнь.

Главными целями нападок стали её ближайшие соседи — три брата Томаса, которые не только совершили преступление, несколько лет назад перебравшись в Сол из Порттована, но к тому же усугубили его, прикрыв находившуюся здесь с незапамятных времен лавку с джином, потому как они, видите ли, трезвенники и методисты. Однако их религиозность и воздержание от выпивки не уменьшали всех иных грехов, в частности, как утверждала Пруди, бессовестную похотливость.

Каждый день Джон, старший брат, чье имя часто сопровождалось скабрезными комментариями, навещал Винки Митчел в её коттедже на другом краю Сола. Он был точен, как часы, если только не выходил в море. По вечерам святоша топал через пустошь, чтобы ровнехонько в десять, словно по часам, оказаться у нужного дома. Происходящее внутри сомнений не вызывало, потому что Винки Митчел, привязанная к своему одноглазому, глухому и прикованному к постели мужу, была известной любительницей бесстыжих извращений.

Что до Арта Томаса, этот бесстыдник волочился за тетушкой Иди Пермеван, а она на тридцать лет его старше, да к тому же сдобная и круглая, словно шафрановая булочка. Конечно же, все знали, в чем дело. Детей у Иди не было, и с тех пор как умер Джо, некому было заниматься кожевенным делом. Сильный молодой парень — как раз то, что нужно для возрождения промысла. Всё не так плохо, да вот только известно, что Арт падок до девок. И кто поверит, что женившись на тетушке Иди, он удовлетворится тем, что она сможет ему дать? А еще есть Музыкант Томас — младший брат, конюх в Плейс-хаусе. Его Пруди считала самым опасным из троих, потому как он до сих пор ни на чем не попался. Но когда тебе восемнадцать, а ты все еще поешь в хоре и ходишь на цыпочках, будто муха...

— Некоторые, — почесываясь, заявила Пруди, — считают его Томом Подглядывающим. Пусть тока попадется, говорю я, и окажется в смоле и перьях, прежде чем моргнуть успеет!

Ворчание это продолжалось до тех пор, пока Пруди, жалуясь на ноги, не повернула домой. Клоуэнс продолжила идти, полагая, что Пруди ворчливо осветила лишь парочку темных углов, таящих деревенские скандалы. По большей части все они уже были известны. Хоть жизнь Клоуэнс протекала вдали от деревни, в Нампаре, семья слишком сблизилась с местными жителями, чтобы не знать каждого лично. Капитан Полдарк — несмотря на статус землевладельца, а теперь, когда Тренвит опустел, и единственного сквайра в округе — всегда был с ними дружнее, чем полагалось. Можно предположить, что жена его, дочь шахтера, постарается расширить пропасть, чтобы избежать сравнения. Но этого не произошло. Один из братьев Демельзы был местным проповедником и женился на девушке из Сола, тем самым закрепив своеобразную связь.

Клоуэнс знала здесь всех. Следом за Томасами жила старая мисс Прут — о которой Пруди мрачно бормотала: «Её мать была мисс Прут, и мать её матери была мисс Прут», — крупная, дородная, веселая женщина без единого зуба. Затем встретился выводок детишек Триггсов, копошащийся в грязи. Потом — две девушки у водокачки, набирающие воду и хихикающие — Анни Код и Нелл Рови. Одна рябая и худенькая, а вторая — широкобедрая и коротконогая фермерская дочка. Когда Клоуэнс проходила мимо, подружки улыбнулись, полуприсели в реверансе и зашептались.

На другой стороне улицы в дверном проеме стояла Джейн Боттрел (золовка Неда) с всклокоченными черными кудрями, широкими бровями и большими желтыми зубами. Муж её умер, перевозя контрабанду, из пятерых детей выжил лишь один. Теперь он работал на Уил-Грейс. В следующем домике стояла тишина, хотя всем известно, что он битком набит Биллингсами. Дальше стояли коттеджи Стивенсов, Бисов, кожевенная мастерская Пермеванов, за ней раскинулось поле с пасущимися козами. Оно протянулось до первых заброшенных строений шахты Грамблер. Остальные домики были раскиданы по округе. Клоуэнс знала здесь всех. Она помнила запах этого места, запах коз и свиней, сменявший вонь тухлой рыбы Сола. И, разумеется, зловоние выгребных ям, которое не оскорбило бы лишь самый непривередливый нос. К счастью, девять дней из десяти дул чистый холодный ветер.

Именно в этой деревеньке Стивен Каррингтон обосновался после того, как покинул Нампару. Дом Нэнфана был чуть дальше, у деревенского пруда. Спустя многие годы Томасы все еще вызывали подозрение у Пруди и ей подобных, но Стивена приняли со всей возможной доброжелательностью. Разумеется, ведь он был другим. Моряк, спасенный и оставшийся на поправку, он не собирался здесь обосноваться и выстроить дом, а потому вызывал лишь сочувствие и доброту, а не подозрительность и осторожность. Вскоре он стал пить с мужчинами и, возможно, заигрывать с женщинами. До Клоуэнс доходили слухи. Но ведь без них не обходилась ни одна деревня. Что, если он вернется и действительно сделает это место своим домом? Как взглянут на него тогда? И как взглянет на это она? При этой мысли по коже побежали мурашки. Из письма совершенно ясно следовало, что он собирался вернуться.

Джереми отбыл чуть позже. Он уехал на Мальве, маленькой кобыле, которую Демельза и Сэм как-то купили в Труро, и прихватил с собой одолженную на время лошадь. Он направился через Марасанвос, Зело, Сент-Аллен и Сент-Эрме, пересек в Трегони главную дорогу, идущую от Труро до Сент-Остелла, а потом двинулся по покрытым листвой тропкам и дорожкам, прямиком к южному побережью.

День был словно затянут паутиной — в теплом после сильного дождя воздухе стояла пелена, сотворенная из солнца и тумана. Повсюду распространилась прекрасная, волшебная морось с лужицами чистой воды на земле и бегущими по полям ручьями. На паутинках, украшающих ветви кустарников и деревьев, сверкали капли дождя. Демельза всегда говорила, что нет худшего времени для пауков, ведь ни одна муха не окажется столь глупа, чтобы попасться в сети, которые видны каждому встречному.

Вместе с Джереми она поднялась вверх по долине, прямиком до Уил-Мейден и молельного дома, желая как можно дольше разделить с ним удовольствие и волнение. И пусть Демельза осознавала свою непричастность к чувствам сына, ей нравилось, что он так оживлен, так напряжен, так готов сорваться или, напротив, развеселиться. В конце концов, он теперь совсем не походил на её Джереми, вопреки детской нервозности и склонности к болезням превратившегося в этого легкого на подъем молодого человека. Прежний Джереми, казалось, предпочитал наблюдать за течением жизни, а не вмешиваться в неё.

Демельза следила за ним с вершины холма. Ладно, к лучшему или к худшему, но с ним что-то происходит. Боль и радость. Она лишь надеялась, что мисс Кьюби будет его достойна. И добра. Девушки умеют уколоть, словно нанося удары крохотными ножиками, а ведь часто в том даже нет надобности. В таком состоянии человек очень уязвим. Что думает обо всем этом Росс? Он мало говорит, пока не уверен точно. Его старшая дочь едва не отдала свое сердце красавцу-моряку со вздорным характером, одновременно не оставаясь безучастной к интересу, проявленному к ней лордом Эдвардом Фитцморисом — письмо от него только что прибыло. Его сын уезжает, чтобы встретиться со своей первой девушкой. Причем девушкой очень подходящей, с красивым домом и древней родословной. И все это происходит одновременно. Возможно, таково нормальное положение вещей: двое детей, младшая из которых, будучи девочкой, повзрослела быстрее, в один год подходят к внезапной зрелости и вместе сталкиваются с похожими трудностями.

Когда фигурка Джереми стала совсем маленькой, а затем и вовсе пропала за изгибом долины, Демельза бросила взгляд в сторону Грамблера, где увидела дочь, которая возвращалась со своей теткой. Золовка Демельзы вела молодого бычка, обернув веревку вокруг его шеи и морды, а Клоуэнс шла позади, дружески подталкивая теленка, когда тот, как обычно, упрямился.

Много лет назад, когда казалось, что сердце её брата Дрейка разбито потерей Морвенны, ужасно и безвозвратно вышедшей замуж за преподобного Осборна Уитворта, Демельза решила спасти его, представив молодой красавице Розине Хоблин, удивительно умной и изящной дочке Джаки. Дрейк согласился жениться на Розине, но этому помешал несчастный случай с мистером Уитвортом — к несчастью для Розины и, в конечном итоге, к радости Дрейка, свадьба так и не состоялась. Демельза продолжала дружить с Розиной, но старательно избегала знакомить её с Сэмом, своим вторым братом, который разбирался с собственным разбитым сердцем. С неё довольно. Свахи могут быть опасны для общества. Она уже обожглась.

На самом деле Сэм с наслаждением шел собственным путем, поддерживаемый верой в спасение на том свете и даже не думая ни о ком, с тех пор как потерял Эмму. Когда Дрейк и Морвенна переехали в Лоо, где Дрейк взял на себя управление верфью Росса, Росс предложил мастерскую Пэлли Сэму. Тогда Сэм подумал и отказался. Его паства жила на земле Полдарков, вокруг Нампары, Меллина, Сола и молельного дома. Он не желал забираться слишком далеко. Лучше оставаться скромным шахтером, чем быть лавочником, став выше большинства представителей своей общины. Кроме того, он не был ни колесным мастером, ни умелым плотником.

Потому некоторое время мастерская Пэлли пустовала, а поля вокруг нее оставались невспаханными.

Но несмотря на счастливую уверенность в Спасении и славе, ожидающих в жизни иной, эту жизнь нужно было прожить, а потому Сэм, находя опору в своих убеждениях, все же страдал от потери больше, чем казалось. В своем мрачном коттедже он остро ощущал одиночество. И вот однажды, подходя к Солу с миссией надежды, он повстречал Розину Хоблин и её замужнюю сестру Парфезию. И не смог не отметить разницы между женщинами.

Парфезия была моложе. Шумная, смешливая, со щербатой улыбкой, она прижимала к себе двух чумазых детей, в то время как третий плелся следом. Розина же, такая тихая и воспитанная, тем не менее казалась одаренной, уверенной и сообразительной, что невероятно впечатлило Сэма. Он уже знал, что Розина не придерживается его религиозных убеждений, однако регулярно посещает церковь. Мимоходом Сэм отметил, что девушка привлекательна: темные глаза, изящные черты лица, нежный рисунок щек, ухоженные черные волосы, скромная обаятельная улыбка.

Вот так, потихоньку, между ними зародилась привязанность. Не желая вмешиваться, Демельза только затаила дыхание и скрестила пальцы. Розина, обманутая дважды и не по своей вине, в 1801 году уже встретила тридцатилетие. Слишком утонченная, чтобы стать простой женой шахтера, но не обладающая достаточным воспитанием, чтобы привлечь джентльмена, она представляла собой идеальную партию для методистского проповедника, который и сам был низкого происхождения, но через брак сестры оказался связан с Полдарками. Что уж говорить о его особых отношениях с Богом. Но несмотря на свои высокопарные, граничащие с надменностью речи, Сэм во всех смыслах был по-настоящему хорошим человеком. Они поженились осенью 1805 года, за месяц до Трафальгара и спустя два года после начала отношений.

В качестве свадебного подарка Росс снова предложил Сэму теперь уже полуразвалившуюся мастерскую Пэлли, и на этот раз предложение оказалось принято. В конце концов золовка Демельзы стала жить здесь, как и планировала. Все вышло очень странно и до странного приятно. С тех пор минуло пять с половиной лет. Сэм восстановил дело, хотя всё не шло столь же хорошо, как при Дрейке, а Розина, с наконец вырвавшимся на волю характером и энергией, превратила дом и шесть акров земли в небольшую ферму, где выращивали кукурузу, овощи и пасли скот.

Вот как образовалась вышагивающая к ней процессия. Хотя у Сэма и Розины не было детей (печальный факт для них обоих), совсем недавно появился теленок, которого Росс предложил купить. Именно это послужило поводом теперешнего появления животного.

Бычки от природы несговорчивы, и потому идущим рядом людям то и дело приходилось останавливаться. Издалека казалось, что Розина, самая слабая из двоих, куда менее решительно тянула быка за голову, нежели Клоуэнс, подталкивающая его сзади. Когда женщины добрались до сосен, Демельза разглядела, как они смеются и обмениваются любезностями. Испытывая угрызения совести, она подумала, что такая жизнь не очень подходит Клоуэнс, как и Розине — простая, незатейливая, полная тяжелой работы. Жизнь, проходящая рядом с землей и морем, подчиняющаяся прихотям дневного света и тьмы, ветрам и бурям, посевам, жатве и сменам сезонов. Но есть ли жизнь лучше этой, если проживаешь её рядом с любимым? Хотя есть и риск. Прежде чем Розина благополучно обосновалась в этой гавани, жизнь её была тяжела. Возможно, Клоуэнс повезет больше. Пускай Клоуэнс повезет больше.

— Мама! — сказала Клоуэнс. — Я думала, ты сегодня за выпечкой! У тебя голова не болит?

— Не болит, — заверила её Демельза, улыбаясь и целуя Розину. — Как ты? Это вы ведете Эдди или он — вас?

— Так вы помните его имя! — воскликнула Розина. — Думаю, я буду только рада сбыть его с рук. Он такой упрямый, кто знает, что будет, когда он подрастет!

Розина не отличалась упитанностью, но благополучие и достойная работа придали её стройному телу силы и гибкости. Ее хромота была едва заметна, кожа светилась здоровьем, а взгляд прекрасных глаз после замужества и обретения определенного статуса стал менее тревожным и более спокойным. Демельза и не чаяла, что между этими двумя возможен брак по любви, но, тем не менее, все получилось.

— Как Сэм? — спросила она.

— Распрекрасно. Привести Эдди должен был он, но Клоуэнс подошла как раз вовремя, потому я сказала, что бычка поведем мы, в смысле, мы с ней, а Сэм пускай займется другими делами.

«Спасение» настигло Розину шесть лет назад, и хотя говор её никогда не походил на речь Сэма, фразы теперь обрели ту же цветистость. Женщины повернули, чтобы вместе сопроводить Эдди в Нампару. По дороге теленок прильнул к Демельзе, касаясь своим шершавым языком руки и запястья. На мгновение Демельза почувствовала себя странно, словно в тумане. Она будто вернулась на четверть века назад. В ту ночь она решила, что единственный способ остаться в Нампаре, вопреки желанию отца, желающего видеть её дома — заставить Росса затащить её в постель. Дело было вечером, и она кормила телят вместо Пруди. Там, у дальней стены коровника, где топтавшиеся вокруг телята щипали мокрыми губами её платье и руки, в голове у нее созрела идея. Росс уехал в Труро, пытался спасти от тюрьмы Джима Картера, а когда вернулся, Демельза направилась к нему, совершенно ясно давая понять свои намерения.

Так все и произошло, а через несколько месяцев Росс женился на ней. Она родила ему четверых детей. Дочь умерла. А двое старших теперь пойманы в сети тех же неудержимых страстей, что овладели ею в ту ночь. Возможно, эмоции эти просто бурлили где-то внутри, словно морской дракон, медленно плавающий в глубоком омуте. Но проснувшись однажды, они больше не знали покоя. До самой старости — иногда Демельзе приходилось слышать, что чувства эти будут неподвластны даже тогда. Однако в молодости едва контролируемые порывы еще не ведают ограничений разума. Чувства принесли этому миру проблем не меньше, чем счастья.

— Мама, с тобой точно все в порядке? — спросила Клоуэнс. — Выглядишь не очень.

— Всё хорошо, благодарю, — ответила Демельза. — Просто что-то меня знобит.

III

Прием в Каэрхейсе устроили небольшой. Присутствовали только члены семьи, Джереми и Джоанна Бёрд, подруга Клеменс, гостившая в доме. Джереми был польщен.

Изнутри размеры особняка оказались совсем не столь впечатляющими. Он был не особо просторным, а эффектные бастионы только пускали пыль в глаза. Кроме того, он не походил и на уютный дом с болтовней за трапезами, когда все перешучиваются, передают друг другу блюда и, пока это вписывается в рамки разумной вежливости, ведут себя в соответствии со своим настроением.

Похоже, в этом доме настроение задавал майор Тревэнион, чье место во главе стола отнюдь не было номинальным. Ему едва стукнуло тридцать, но голубые глаза на румяном лице выглядели воспаленными, а светлые, зачесанные назад волосы начинали редеть в области лба. Он был в простом черном шелковом сюртуке и обтягивающих желтых панталонах. Майор был неразговорчив, а может, лишь временно не испытывал желания болтать, что послужило знаком для всех остальных. Для всех, кроме Кьюби, самой молодой из собравшихся, не желающей подчиняться. Его мать, старая миссис Беттсворт, хоть старой она и не выглядела, сидела поджав губы и не прилагала особых усилий, чтобы развеселить гостей. Блюда отличались от привычных: гороховый суп, треска с огурцами и креветочным соусом, жаренные устрицы, запеченный молодой гусь, а на десерт — яблоки, апельсины, орехи и изюм.

Когда обед закончился, свет дня еще не померк, а потому Джереми дерзко предложил мисс Кьюби прогуляться с ним по берегу моря.

— Там дождь, — ответила она.

— Думаю, он почти закончился.

— Что ж, мне нравится дождь.

Миссис Беттсворт подняла голову от вышивания.

— Джоанна и Клеменс пойдут с вами. Им полезно подышать свежим воздухом.

Другие девушки отнеслись к затее без энтузиазма, но когда о своем желании отправиться на прогулку объявил Огастес Беттсворт, их настроение изменилось. Вскоре пятеро молодых людей покинули замок и начали спуск по грязной садовой тропинке, бегущей мимо пруда к морю. Джереми оказался прав, кратковременный дождь уносился прочь, оставляя после себя лужицы, сверкающие в свете ранних сумерек. Сквозь легкие облака проглядывал полумесяц. После северного побережья здешнее море казалось покорным и спокойным.

— Чем занимаетесь, Полдарк? — спросил Огастес.

Ему было около двадцати восьми. Симпатичный молодой человек с красивыми светлыми волосами, собранными в хвост, и скрипящими даже на сырой земле сапогами.

— Помогаю отцу, — ответил Джереми. — В основном в шахте.

— Несколько лет назад ваш отец имел в Корнуолле отличную репутацию. До сих пор имеет, полагаю. Члены парламента нынче идут по пенни за пару, но мало кто из них живет в этом проклятом графстве. В газете писали, он вернулся из какой-то миссии. Что за миссия? Где он был?

— Государственные дела, — коротко бросил Джереми. — Кажется, в Португалии.

— Что ж, слава Богу, мы еще воюем с лягушатниками. Я думал, все изменится, когда за дело возьмется Принни. Хотя неплохо бы разжиться несколькими хорошими генералами.

— Мой отец хорошо отзывается о Веллингтоне.

— Этот генерал сипаев! Сомневаюсь, что он смыслит хоть что-нибудь в британских войсках! Что до Чатема — он способен вести людей за собой, примерно как каменная статуя на пьедестале, покрытая голубиным пометом! Только посмотрите на погубивший моего брата хаос, учиненный им у Валхерена! Нам не побить Бонси, пока мы обзаведемся новыми Мальборо.

— Кроме того, я интересуюсь паром, — сказал Джереми.

— Паром? О чем это вы? Как из чайника что ли?

Девушки захихикали.

— Вроде того, — ответил Джереми, игнорируя провокацию. — Можно, однако, найти пару лучшее применение. Например, в насосах для шахт. Я верю, что в свое время он найдет себе место и на дорогах.

Огастес остановился и пошевелил тростью в луже. Поскольку он шел впереди, а тропа была узкой, остальным также пришлось остановиться.

— Дорогой Полдарк, вы, должно быть, не всерьез. Неужели речь идет о колесящем по дорогам экипаже с огромным чайником в центре и горящим под ним огнем?

— Что-то вроде того.

— Он будет крутить колеса?

— Да.

— Это невозможно. Ваш чайник окажется таким огромным, что колеса просто сломаются под его тяжестью! Смех, да и только.

— Вы правы, — сказал Джереми, — если вести речь только об использовании атмосферного давления. Двадцать лет назад дела обстояли именно так. Но если увеличить прочность чайника, то он сможет выдержать давление в сто фунтов на квадратный дюйм, а не четыре, и тогда, вопреки всем прогнозам, мощность его возрастет.

— Ха! — воскликнул Огастес. — Вопреки всем прогнозам! Вопреки здравому смыслу — уж точно!

Он снова зашагал к морю.

— Так уже делали, — сказал Джереми Кьюби. — Десять лет назад.

— Эй, о чем это вы? — Огастес снова остановился. — Делали, да? Этот ненормальный — как там его треклятое имя? Тревитик. Слышал я об этом. Он ведь едва сам не подорвался, не так ли? Столько погибших. Но ведь этого вы и ждете, правда? Разогреете ваш чайник — или котел, или что там еще... до такого давления и — бах! Он взорвется, словно пороховой заряд, в который попала искра! Именно так, если у вас есть хоть толика здравого смысла.

— Там есть предохранительный клапан, — возразил Джереми. — И если давление поднимается слишком высоко, он открывается, чтобы выпустить избыток пара.

— Но ведь это уже стоило людям жизни, да? Разве не так?

— Да, в Лондоне. Человек, следивший за двигателем, проявил халатность и оставил клапан закрытым. После этого случая мистер Тревитик добавил второй предохранительный клапан, и проблем больше не было.

— Но это стоило жизни жителям Корнуолла! Безумная затея, пригодная только для безумцев!

— Благодарю за комплимент, — сказал Джереми, касаясь лба ладонью.

— Огастес не имел в виду ничего такого, — заметила Кьюби, придерживая свою шляпку от ветра. — Он готов половину Англии приравнять к Бедламу за все, что хоть в малейшей мере противоречит его предрассудкам.

— И большую часть Корнуолла, — добавил Огастес.

Наконец они добрались до ворот, где когда-то прятался Джереми. Теперь компания вышла на пляж. Вокруг царили теплые влажные сумерки. Кьюби подпрыгнула и со всех ног помчалась к морю. Джереми присоединился к ней, и они бросились наперегонки. Благодаря своим длинным ногам он вышел в этой гонке явным победителем. Задыхаясь, они свернули и разбились на пары, чтобы отправиться к низким скалам, лежащим по правую руку.

— Здесь все так не похоже на северное побережье, — сказал Джереми. — Поля зеленее, скот — более откормленный, деревья... У нас нет таких деревьев.

— В прошлом году я отправилась в Падстоу, — рассказала Кьюби. — Но шел дождь, а ветер был так силен, что от поездки пришлось отказаться.

— Вам нужно увидеть наше побережье. Мама говорит, что была бы рада знакомству. Если мы устроим небольшой прием, вы приедете?

— Что, одна?

— Я бы заехал за вами.

— Не уверена, что это понравится моей матери.

— Тогда, может быть, с вами поедет Клеменс? Или даже Огастес.

Кьюби рассмеялась.

— Огастес. Он постоянно гавкает. Даже кусается иногда. Но зубы у него не слишком острые. Простите, если он вас чем-то обидел.

— Я слишком счастлив здесь находиться, — заверил её Джереми. — Никто не сможет меня обидеть.

— Я рада, что сегодня с утра вы побрились. Так вам гораздо лучше.

— Как думаете, таможенник Парсонс меня узнает?

— Боже мой, я совсем об этом не подумала! Может, нам стоит повернуть к дому?

— Скоро стемнеет. Стоит рискнуть.

— Мистер Полдарк, нам обязательно шагать так широко? Не то чтобы я считала себя коротконогой или непропорционально сложенной, но...

Джереми тут же замедлил шаг.

— Простите. Я просто следовал за своими желаниями.

— Могу я спросить, какими?

— Желанием опередить вашего брата и сестру, чтобы поговорить с вами наедине.

— Что ж, мы прилично от них оторвались. Может, подождем?

— Не уверен, что этого желаю.

Они добрались до скал, торчащих по краю узкой бухты, а затем повернули обратно к замку. Следы чернели на темном песке.

— Теперь, когда мы наедине, — заговорила девушка, бросая на него взгляд, — почему вы молчите?

— Язык словно к небу пришит.

— Глупая фразочка. Пытались ли вы когда-либо пришить чей-нибудь язык, мистер Полдарк? Кусочком нитки или ленточки? Это ведь невозможно.

— Для начала, мог бы я попросить вас не называть меня мистер Полдарк?

— Я звала вас «парень», не так ли? Но теперь, когда мне известно, что вы джентльмен, это было бы неуместно. Мистер Джереми?

— Джереми, прошу вас.

— Мама решит, что для этого еще слишком рано.

— Тогда — наедине?

Кьюби посмотрела на Джереми.

— Вы полагаете, мы будем часто общаться наедине?

— Я молю об этом.

— Кого, парень?

— Наверное, Эроса.

Они добрались до скал. В полумраке Кьюби опередила его, быстро и ловко карабкаясь по камням. Джереми постарался догнать и перегнать девушку, но поскользнувшись на водорослях, полетел в воду. Смеясь и хромая, Джереми выбрался из моря и уселся на валун, потирая ногу.

Кьюби вернулась и окинула его обвиняющим взглядом.

— Ты снова повредил ногу! Как всегда!

— Кажется, я постоянно за кем-то бегу или от кого-то убегаю.

— А на этот раз?

— Бегу за кем-то.

В её глазах плескался свет, отраженный от водной глади.

— Кажется, ты мне нравишься, парень, — сказала Кьюби.

 

Глава восьмая

I

Другими гостями музыкального вечера были молодая супружеская пара — находящийся в отпуске капитан и миссис Октавиус Темпл из Карвоссы в Труро, а также леди Уитворт со своим пятнадцатилетним внуком Конаном. Затем, вместе с Николасом Карветом, братом миссис Темпл, явился достопочтенный Джон-Ивлин Боскауэн. Завершали список собравшихся сэр Кристофер Хокинс и сэр Джордж Уорлегган вместе с сыном Валентином.

Клеменс играла на клавесине, Джоанн Бёрд — на английской гитаре, Николас Карвет — на улучшенной версии кларнета, недавно продемонстрированной Иваном Мюллером, Джон-Ивлин Боскауэн немного пел и аккомпанировал, когда пела Кьюби. Джереми эти люди казались пустозвонами из высшего общества. Страдая от боли в лодыжке и восхищаясь Кьюби, он просто сидел и аплодировал или качал головой и улыбался, если кто-нибудь выжидающе поглядывал на него в поисках музыкальных талантов.

Джереми отметил, как быстро меняется настроение майора Тревэниона. Из мрачного и неразговорчивого человека, которым он казался за обедом, брат Кьюби превратился в говорливого, обаятельного и веселого хозяина. Майор следил, чтобы все гости расположились с удобством, хорошо поели и не испытывали недостатка в выпивке. Он суетился над всеми, включая собственных сестер.

Хотя номинально они были соседями, к тому же отдаленно связанными через родственный брак, Джереми не видел Валентина Уорлеггана года три, а не общался и все шесть. Семнадцатилетний Валентин превратился в высокого молодого человека со слегка искривленной ногой, широкими плечами, тонкими лодыжками и запястьями, темными волосами, резкими чертами лица и близко посаженными глазами, портящими его приятную внешность. Казалось, он постоянно смотрит на свой нос. Он был одет очень элегантно для столь юных лет, и очевидно, кто-то не пожалел средств, чтобы нарядить его подобным образом.

Сэра Джорджа Джереми видел и того меньше. Они искоса поглядывали друг на друга. Джорджа раздражало присутствие на подобном приеме этого нескладного юноши, представителя следующего поколения надоедливых Полдарков, он чуял в этом подвох. Джереми не обладал очарованием Клоуэнс, и потому не способен был смягчить сердце Джорджа. Что касается Джереми — он посчитал Уорлеггана старым и нездорово располневшим. Джереми был достаточно взрослым, чтобы слышать и принимать участие в родительских беседах о Уорлегганах, а следовательно, имел стойкую антипатию к этой семье. Теперь он видел в Джордже хозяина желанной шахты, препятствие, которое нужно устранить или преодолеть, прежде чем Уил-Лежер снова заработает.

Вечер продолжался, и раздражение Джорджа только росло. Он убедился, что однажды уже видел этого молодого человека, но никак не мог вспомнить с кем. Джордж гордился своей памятью на лица, но на этот раз связь от него ускользала.

Джереми же недоумевал по поводу леди Уитворт. Конечно, он никогда не видел её раньше, но имя казалось знакомым. Очень старая и неимоверно толстая, она носила завитой каштановый парик, у нее были глаза цвета жареных каштанов, обвисшие щеки, так густо напудренные, что, казалось, стоит ей тряхнуть головой — и все платье покроется пудрой. Она обладала сильным и зычным голосом. Последнее стало причиной некоторых трудностей, ибо ее пение так заглушало музыку, что Джону-Ивлину Боскауэну, совершенно сбившемуся с ритма, пришлось просить леди Уитворт остановиться. Исходи эта просьба не от брата виконта, трудно представить, каким мог оказаться ответ. Но в данных обстоятельствах дама неохотно отдала «дирижерскую палочку».

Что до её внука — он выглядел крупным для своего возраста. Толстогубый, неуклюжий и невероятно высокопарный. Его коротко стриженные темно-каштановые волосы напоминали мышиную шерсть. И без того маленькие карие глазки казались еще меньше из-за жира вокруг них. Все лицо юноши, бледное и одутловатое, как будто только что вылепили из теста и еще не поместили в печку. На протяжении всего вечера он грыз ногти, быть может потому, что под рукой не нашлось ничего более съедобного.

Но Джереми воспринимал происходящее рассеянно. Кое-что тревожило его куда больше. Мало того, что молодой Боскауэн аккомпанировал поющей Кьюби, он составил ей компанию, когда подали прохладительные напитки, и занял места на кушетке в нише окна, где третьему места на нашлось. Было понятно, что он не находит их близость неприятной. Что до Кьюби, сегодня она была в простом бледно-голубом муслиновом платье с изумрудно-зеленой лентой на плечах, а в темных волосах сверкала небольшая бриллиантовая заколка. На ногах — зеленые бархатные туфли. Обычно лицо Кьюби заставляло ожидать от нее высокомерия или надменности, но становилось сияющим, стоило ей только улыбнуться. Это было похоже на чудо, какой-то фокус. Все в ней светилось и искрилось. Пару раз, столкнувшись со встревоженным взглядом Джереми, она весело изгибала бровь. Но было ли вызвано её веселье вниманием молодого Боскауэна или его собственной явной озабоченностью, Джереми сказать не мог.

К Джереми подошел Валентин. В одной руке он держал пирожное, а в другой — бокал мадеры.

— Что ж, Джереми. Еще не бьешь французов?

— Нет... Как и прежде, предоставляю это Джеффри Чарльзу.

— Думаю, он сейчас в Португалии. Или где-то еще. Очень глупо. Никто не поблагодарит его, когда все закончится.

— Не уверен, что он желает благодарности... Разве ты не должен быть в Итоне?

— Да, но меня временно отчислили. Заделал ребенка любимой горничной моего наставника. Уверен, все могло сложиться не так плохо, если бы она столь явно не оказывала предпочтение мне, а не ему.

— Когда ты едешь в Кембридж?

— В следующем году. В колледж Святого Иоанна. Надеюсь, горничные там не хуже.

— Они в основном мужчины.

— Упаси Господь. Кстати, эта девочка, Кьюби, весьма приятна и цветом лица и формами. Я бы с удовольствием испробовал ее после прохладительных напитков.

— Вряд ли это возможно.

Валентин покосился на кузена.

— Маленькое увлечение? Хочешь приберечь её для себя, да?

Джереми поднял бокал и отпил.

— Посмотри, как она дышит, — сказал Валентин. — Как тут не разыграться воображению? Просто потянуть за ленту...

Кьюби с сияющей улыбкой отвечала на какие-то слова Джона-Ивлина.

— Изучал историю? — спросил Валентин.

— А что?

— Когда принц или принцесса входят в брачный возраст — а часто и раньше — король пытается соединить своего сына или дочь с чьим-то отпрыском, дабы скрепить союз, получить земли или собственность, закончить вражду и всё в таком роде. Что ж, мой отец — вот он там — полагает, раз его сыну уже семнадцать и он готов к завоеванию женщин, то можно уже делать расчеты, кого этот сын получит в жены, исходя из подобных побуждений. Как жаль, что у сына на этот счет другие мысли!

— И какие же?

Валентин покрутил бокал.

— Я еще несколько лет не желаю оказываться в этой ловушке. Пусть золотое кольцо и супружеское ложе — это лишь договоренность, и ее легко можно отбросить, но осознание того, что дома меня будет дожидаться маленькая миссис Уорлегган с кислой миной, следящая за мной из другой комнаты, душит лучшие порывы. А кроме того, приличная девушка, а некоторые из них привлекательны, несмотря на приличия, не будет столь расположена к любовному увлечению, узнай она, что кавалер женат. Ты не согласен?

— Согласен, — сказал Джереми. — Это действительно важный шаг.

— Расскажи о себе, кузен. У тебя есть девушка, или, может быть, у твоего отца есть для тебя хорошая партия? Ты симпатичный парень, и мне кажется, большинство девушек Сола и Меллина готовы завалиться перед тобой на спину.

— Для этих целей лучше время жатвы, — ответил Джереми. — Падать помягче.

— Ты не находишь, что у местных девушек ноги коротковаты и слишком толстые? Я нахожу. Ладно, полагаю, ты кормишься в другом месте. В этом отношении Полдарки всегда скрытничали. О Боже. Музыка вот-вот опять заиграет. Интересно, смогу ли я найти место рядом с мисс Кьюби.

II

Джереми уехал на следующий день. Он посетил церковь, но не оставался на обед. Незадолго до отъезда Кьюби показала ему остальную часть дома и примыкающие территории. Строительные работы в западном крыле еще не закончились, и изысканный, величественный фасад замка резко контрастировал с задней его частью, где море из грязи, камней и древесины заполняли раскиданные повсюду телеги, тачки, корыта и груды сланца. В воскресенье, разумеется, не следовало ожидать здесь рабочих, однако место выглядело заброшенным. Ничто не указывало, что тут недавно копали или укладывали камень, а кое-какой железный инструмент заржавел.

— Рабочие приходят каждый день? — спросил Джереми, глядя в желтые лужи.

— Зимой их не было. Брат считает это пустой тратой времени из-за дурной погоды. Они начнут в мае.

— Сколько уже времени строится замок?

— Пять лет. Разумеется, раньше здесь был дом.

— Твой брат был очень молод, когда взялся за это дело.

— Временами мне кажется, он жалеет, что начал! Но всё же сейчас это красивый дом.

— Потрясающий.

— Мистер Нэш сделал несколько ошибок в проекте, что добавило расходов. Как видишь, замок стоит на склоне, и мистер Нэш сконструировал большую стену, по которой можно будет бродить летом после обеда и смотреть на озеро и парк, она также послужила бы подпорной стенкой для фундамента дома. Увы, прошлой весной, когда пошли дожди, не хватило дренажных отверстий, и мокрая земля обрушила стену! Помню, я проснулась ночью от такого грохота, что уж было решила, будто случилось землетрясение! Даже стены тряслись, а утром мы обнаружили развалины. После этого стену пришлось строить вдвое толще прежней!

Они остановились у церкви, где не так давно прослушали службу и проповедь. Сейчас там было пусто.

— Разъясни мне кое-что, — попросила Кьюби. — Вчера ты так горячо спорил о паровых машинах.

— Правда? — удивился он, вспоминая хохот.

— Ты же знаешь. Так искренне рассказывал, а Огастес задирал тебя.

— Что ж, верно. Среди последних открытий это самые волнующие, да?

— Не знаю. Это ты скажи. Какое тебе до этого дело?

— Дело есть всем нам! Когда-нибудь это изменит нашу жизнь.

— Каким образом?

Джереми посмотрел на Кьюби. Обычно уголки ее рта казались скорбными полумесяцами. Но стоило только вызвать у нее улыбку... И все сразу вылетело из головы.

— Каким же образом? — повторила она. — Просвети меня.

— Что ж... — сглотнув, он попытался собраться с мыслями. — Паровая машина даст нам преимущества. До настоящего времени мы зависели от лошадей, рогатого скота, от ветра или воды — всем этим нельзя управлять полностью. Не нами это создано, в отличие от паровой машины. Когда мы научимся в полной мере использовать их мощь, паровые машины будут служить для обогрева домов, толкать телеги на дорогах, молоть кукурузу или управлять кораблями. Можно даже использовать машину во время войны вместо пороха.

— Но паровую машину уже используют...

— Не такой мощности, как в котлах под высоким давлением. Это решительно все изменит.

— Но разве не таится в этом, как утверждал вчера Огастес, большая опасность?

— Риск есть... Как это обычно бывает со всеми нововведениями. Но сейчас он почти преодолен.

— Все это случится при нашей жизни?

— Может быть. Еще я считаю, что это поможет бедным и нуждающимся, потому что удешевит производство всяких вещей, которые сейчас они не могут себе позволить...

Они повернули к церкви. Джереми остановился у надгробия.

«Шарлотта Тревэнион, скончалась 20 февраля 1810 года в возрасте 27 лет.

Памяти возлюбленной жены, чьи останки покоятся в семейном склепе. Памятник возведен Джоном Беттсвортом Тревэнионом, эсквайром, в знак супружеской любви. От страданий, принесенных затяжной болезнью, от восторгов тех, кто знал её, от любящих детей, от обожающего мужа призвал её к себе волею своею Всемогущий.

А также священной памяти Шарлотты Агнесс, младенца и единственной дочери Шарлотты и Дж. Б. Тревэниона, умершей 8 мая 1809 года в возрасте 2 лет и 8 месяцев».

— Это жена и ребенок твоего брата? — спросил Джереми.

— Да.

— Такая молодая. Отчего она умерла?

— От саркомы груди, так сказал доктор. Невыносимо было смотреть на ее страдания.

Кьюби двинулась дальше, будто ей не терпелось уйти.

— Неудивительно, что твой брат временами впадает в меланхолию.

— До кончины Шарлотты он был веселым, оптимистичным и честолюбивым. Теперь же его веселость, как ты понял вчера вечером, не выглядит искренней. Какая-то возбужденная и лихорадочная. Словно он пытается ухватиться за нечто ускользающее.

— Как ты считаешь, он женится снова?

— Нет. Никогда.

— Но у него же двое детей!

— Мы справимся.

— Вы сплоченная семья.

— Трудно сказать. Наверное, так и есть... Во времена невзгод.

— Кажется, вы любите друг друга.

— О да, да, конечно.

Они прошли еще несколько шагов.

— Кьюби...

— Да?

— Раз уж мы заговорили о чувствах... То, что ты сказала вчера...

— Что именно?

— Ты же помнишь. Или это так мало для тебя значит?

— На пляже?

— Да.

— Я сказала: «По-моему, ты мне нравишься, парень». Это значит для тебя так много?

— Для меня — очень много.

— Ох, да брось. — Окинув его взглядом, она двинулась дальше. Джереми последовал за ней.

— Ты...

— Не следует принимать слишком близко к сердцу.

— Ты шутишь?

— Нет. Не шучу.

— Не верю, что ты говоришь так всем мужчинам.

Она усмехнулась.

— Ты так хорошо меня знаешь?

Джереми нервно сглотнул.

— Так хорошо, что думаю, я люблю тебя.

У нефа они остановились. Она посмотрела на витраж.

— Опасно думать о таких вещах, Джереми, — произнесла она после недолгой паузы.

— Отчего же?

— Потому что у меня может появиться искушение тебе поверить.

Джереми коснулся ее руки.

— Сомневайся в чем угодно, но не в этом.

— Взгляни только, сколько предков, — девушка отдернула руку, — здесь и другой Джон Тревэнион. А еще Уильям Тревэнион. И Анна Тревэнион.

— Единственная Тревэнион, которая меня волнует — это Кьюби.

— Ну что ж... Послушай, Джереми, мы ведь живем не сами по себе... И не отшельники. Если бы! — она отвела взгляд в сторону, но Джереми успел заметить вспыхнувшее чувство в ее глазах. — Нет, — продолжила Кьюби. — Мы уже все сказали. Пока что... Смотри, солнце выходит. Твоя поездка домой будет приятной.

— Мне совсем не хочется ехать домой. Я... опасаюсь...

— Ну да, в окрестностях и вправду бродят разбойники.

— Я опасаюсь не разбойников по пути домой. А здешних разбойников. И меня беспокоит, что они могут кое-что стащить.

— Что именно?

— Вчера почти весь вечер я терзался из-за самого назойливого на свете молодого Боскауэна, который суетился вокруг тебя! Я мучился от ревности и отчаяния!

— Ты хотел бы его вздернуть за то, что он смотрел на меня?

— Если его взгляды означали то, о чем я подумал, то да.

— Ох, дорогой... Ты меня смущаешь, — уголки рта немного приподнялись. — И это мне льстит. Мы встречались всего три раза. И должны уже неплохо знать друг друга, правда?

— Весьма неплохо.

— Ты не знаком с моей семьей, как и я не знакома с твоей. Совсем. Не всё так просто. Пусть все будет постепенно. Не стоит торопиться.

— А Боскауэн?

Она потеребила серебряную пряжку на плаще.

— Не думаю, что тебе следует этого бояться.

— Докажи.

— Как я могу доказать?

Джереми наклонился и поцеловал ее в подставленную щеку — губы ощутили матовую, сладко пахнущую кожу. Он было отстранился, и тут Кьюби поцеловала его в губы. Но пару секунд спустя двинулась дальше.

Джереми перехватил ее у дверей церкви.

— Не нужно торопиться, — резко повторила она, краснея.

— Кьюби, Кьюби, Кьюби, Кьюби, Кьюби, Кьюби...

— Скоро ты запомнишь, как меня зовут.

— С этим именем я буду просыпаться каждое утро. И с ним же засыпать.

Они вышли на церковное кладбище.

— Посмотри, как пробиваются солнечные лучи. Разве мы не счастливее тех, кто здесь покоится? Скоро весна, а мы так молоды! Молоды! Поезжай домой, дорогой Джереми, и не думай обо мне дурно.

— С чего мне думать дурно? Да и как бы я мог?

— Прошу, не уезжай насовсем. Приезжай еще как-нибудь.

III

Несколько недель спустя компания джентльменов обедала в гостинице Пирса в Труро.

Во главе стола сидел лорд Данстанвилль из Техиди, в недавнем прошлом сэр Фрэнсис Бассет, самый богатый человек графства, особенно с тех пор, как вновь открыли шахту Долкот, а также самый передовой во взглядах. Присутствовали его зять, мистер Джон Роджерс из Пенроуза, а также мистер Макворт Прэд, мистер Эфраим Твиди, мистер Эдвард Стакхауз, мистер Артур Нанкивелл и капитан Росс Полдарк.

Званый обед проходил наверху, в отдельной столовой, чьи окна выходили на изгиб реки Труро, лизавшей набережную и подножья частных домов на Принц-cтрит. Это была пыльная комната, пахнущая камфарой. На ярко-пурпурных тисненых обоях висели поблекшие акварели со сценами охоты на оленей.

Обед завершился, дошла очередь до портвейна.

— Остается лишь один нерешенный вопрос, господа, — сказал лорд Данстанвилль. — Я предложил оставить его до окончания обеда, чтобы у нас было еще немного времени на размышления. Выскажемся по очереди?

Все молчали. Стакхауз наполнил бокал портвейном и передал бутылку дальше.

— Не смотри на меня так, Фрэнсис, — проговорил Джон Роджерс. Это был толстяк с брюшком, мешавшим придвинуться к столу плотнее. Ко всему прочему он был глух и говорил тихо, только чтобы услышать самого себя. — Мне нечего добавить. Ты ведь знаешь, люди вроде Уорлегганов не могут быть друзьями, но к счастью, мне они не навредили, и потому исход дела меня не сильно трогает.

— Что ж, не могу сказать, что и я с ними на ножах, — добавил Твиди, адвокат из Фалмута, разбогатевший за счет состоятельных клиентов. — Но их имя постоянно всплывает. То один, то другой мелкий лавочник оказывается на грани банкротства, потому что в руках Уорлегганов его векселя, и в любой момент те могут потребовать выплату. А если кто-то выступит против Уорлегганов, то вряд ли откроет новое дело где-либо в Корнуолле. Еще я верю, точнее, твердо убежден, что они стоят за действиями «Корнуольской медеплавильной компании», когда та не дала «Харви и Ко» доступ к устью реки в Хейле. И судебное разбирательство между двумя шахтами в Скорриере — «Объединенным союзом» и Уил-Толгус — это их рук дело. Не знаю. Вечно что-то возникает. Они как в каждой бочке затычка, да к тому же грязная затычка!

Зашел официант, чтобы забрать тарелки. Вскоре лорд Данстанвилль отослал его. За скрипом башмаков последовал щелчок закрывающегося замка.

— Так вы поддерживаете наши действия?

Твиди неловко заерзал. Он стал главой церковной общины в Фалмуте в основном по деловым причинам, как и щедрым жертвователем на церковные нужды.

— Поддерживаю, если сделать это достойно, не очернив нашего доброго имени.

— Трудно сказать, что означает в современном продажном мире «сделать достойно», — сухо заметил Данстанвилль. — К сожалению, нравственные ценности меняются... А вы, Стакхауз?

— Я их не выношу, — проговорил Стакхауз. — Но мне не нравятся средства, с помощью которых можно от них отделаться. Я бы ничего не предпринимал, пусть торговые и финансовые круги сделают всё за нас.

Графин с портвейном можно было поставить лишь в специальное углубление в столе, поэтому его передавали из рук в руки. Со своего места Росс видел гавань, на мачте корабля поднимали парус, она накренилась по ветру. Ему ужасно захотелось оказаться там. Даже в Буссако он чувствовал себя лучше, чем в этой комнате.

— Это вполне достойный поступок, — произнес Макворт Прэд, фыркнув длинным, загнутым аристократическим носом. — Можно со спокойной совестью спать по ночам. Насколько я понял, предложение состоит в том, чтобы просто отодвинуть конкурента. Или надеяться его отодвинуть. Так поступают многие — в мелком масштабе или в большом, если говорить о династиях и государствах. Ставлю крону, что бессонница не мучила Уорлегганов, когда они покончили с банком Паско.

— Значит, вы за.

— Определенно. Конечно. Это просто коммерческий шаг. Без какого-либо самокопания. Аминь. Передайте портвейн.

Вмешался Артур Нанкивелл, женатый на девушке из рода Скобелл и таким образом вступивший во владение землями и собственностью рядом с Редратом — резковатый, бледный человек с изрытым оспой подбородком. Хотя был не его черед выступать, он сказал:

— Как жаль, что Харриса Паско нет в живых. Неплохо было бы узнать его мнение... Капитан Полдарк, вы были близким другом Паско и сильнее всех пострадали из-за банкротства. На совещании выглядело так, будто вы не особо горели желанием выступать. Не поделитесь своим мнением?

Росс без конца вертел бокал. Он расплескал вино, из-за чего на столе отпечатался мокрый след.

— Возможно, я был слишком вовлечен в то дело. Это не должно стать сведением старых счетов, лишь деловым вопросом.

— А Уорлегганы явно подобным не гнушались, — сказал Твиди.

— Разумеется. Они ведь обанкротили Паско не только ради коммерческой выгоды, но и просто из злобы.

Лорд Данстанвилль позвонил в колокольчик и попросил у вошедшего официанта:

— Будь добр, принеси письменные принадлежности.

— Хорошо, милорд.

Когда принесли бумагу и перо, его милость недовольно поморщился, глядя на грязное перо, и произнес:

— Пусть будет неофициальная запись. Джон?

Мистер Роджерс сложил руки на животе, поглаживая его.

— Да или нет?

— Да или нет.

— Тогда нет. В этом году обстоятельства в графстве и так непростые. Если падут Уорлегганы, это может коснуться и остальных.

— Твиди?

— Если сделать осторожно, то согласен.

— Прэд?

— Да, несомненно. Обстоятельства весьма скверные, что только повышает вероятность успеха. По-моему, графство вздохнет с облегчением, если избавится от них.

— Нанкивелл?

— А как вы сами намерены голосовать, милорд?

— Поскольку я больше не являюсь активным партнером Банка Корнуолла, то не намеревался голосовать, разве что без меня голоса разделятся поровну.

Нанкивелл поскреб рябое лицо.

— Тогда нет. Я несколько раз встречался с Джорджем Уорлегганом и нахожу его довольно приятным. Несомненно, если бы мы скрестили шпаги, дело было бы совсем другое.

Фрэнсис Данстанвилль сделал пометку.

— Не сомневаюсь, мистер Нанкивелл, безусловно.

Зная, что настал его черед, Росс извинился и распахнул окно. Прилив уже достиг предела. Домашний скот стоял по колено в воде. Река разлилась под старым мостом на краю города. Новый мост как раз собирались построить, чтобы удобней было добираться до дороги на Фалмут. На холме высились добротные и красивые дома, квадратные прочные постройки на широкой улице. На склоне находились офицерские казармы ополчения Брекона и Монмута, сейчас войска были расквартированы здесь и в Фалмуте для поддержания порядка.

Росс слышал, что городской совет не так давно отклонил предложение назвать красивую новую улицу в честь Уорлегганов.

— Полдарк? — окликнул его Данстанвилль.

Нувориш Джордж почти прибрал к рукам Фрэнсиса Полдарка, а после его смерти женился на прекрасной вдове Фрэнсиса, бывшей невесте Росса. Когда на постоялом дворе «Красный лев» Джордж насмехался над банкротством «Карнморской медной компании» и попытками ее сохранить, Росс схватил его за шейный платок и сбросил с лестницы. Джордж разворотил стол, чудом не сломав шею. С перевесом в один голос Джорджа выбрали членом парламента от Труро, после чего их встреча с Бассетом, лордом Девораном и сэром Уильямом Молсвортом, опять в «Красном льве», и ожесточенная вражда чуть вновь не привела к очередной стычке. Потом Джордж стал преследовать Дрейка Карна, брата Демельзы, его егери избили Дрейка до полусмерти. Глумление Джорджа и Монка Эддерли на приеме в Лондоне, где Джордж, как подозревал Росс, подбил Эддерли покуситься на честь Демельзы, привело к поединку и смерти Эддерли.

Его заклятый враг. Единственный враг. Джордж всегда был здесь, в Корнуолле, на торжественных приемах, собраниях — его сосед, всегда влиятельный и очень богатый. Теперь же, по какому-то необычайному стечению обстоятельств, Джордж оказался в его руках.

Как там говорила Демельза? Джорджу и его родичам придется жить с тем, что они натворили. А нам придется жить с тем, что сделаем мы. Мне не следует принимать в этом участия.

Тем не менее, Макворт Прэд смотрел на это как на коммерческую сделку, так что нечего стыдиться и не стоит терзаться угрызениями совести.

Как сказал Роджерс, положение в графстве весьма скверное (что справедливо). Если Уорлегганы падут, за ними могут последовать и другие (что также справедливо).

— Полдарк? — снова окликнул его Данстанвилль.

Бриг уплывал, ветер нес его прочь от причала, к широким просторам лежащей впереди реки. Лебеди лениво уступали ему путь.

Люди слабы, не правда ли?

Росс повернулся и нахмурился.

— Уверен, милорд, что для меня правильнее воздержаться от голосования.

IV

Росс переночевал в Труро и вернулся домой только в одиннадцать утра. Демельза в одиночестве сидела на кухне.

— Боже, Росс, я не ждала тебя так рано! Ты уже позавтракал?

— О да. Я рано проснулся... Чем занимаешься?

Демельза чихнула.

— У наших птиц обнаружились блохи. И это совсем не радует.

— Обычное дело.

— Что ж, я выведу их черным перцем. Пока они не успели вырасти, размешаю его в теплой воде и вымою кур. Это убьет всех паразитов.

— Где ты такое узнала?

— Не помню. Утром мне вдруг пришло в голову.

— Иногда я задаюсь вопросом, не было ли у тебя другой жизни? Была ли ты только шахтерской дочкой, ставшей хозяйкой Нампары? В конце концов, откуда тебе известно о таких вещах? Про лечение «кургузого хвоста» у коровы, например. Часто даже кажется, ты не меньше Дуайта знаешь о том, как лечить хвори своих домашних.

Демельза потерла нос.

— Разве то, что я сейчас делаю, не логично? Блохам это точно не понравится.

— А цыплятам?

— Это их не убьет.

— Кое-что ты так и не усвоила за эти годы. Всю грязную работу за тебя сделают слуги.

Она улыбнулась.

— И чем же мне еще заниматься? К тому же мне это нравится. Как прошла вчерашняя встреча?

— Как обычно. Я не банкир по природе, Демельза. Разговоры об облигациях, жилищных счетах и индийских акциях навевают на меня скуку, я откровенно зеваю и изо всех сил стараюсь, чтобы этого не заметили и не сочли меня грубым.

— Ну да. А что еще?

— Ты имеешь в виду Уорлегганов?

— Конечно.

— Что ж, они обо всем знают. До банкиров доходят слухи. Не знаю, дошли ли они и до прочих коммерсантов, но слухи вряд ли можно остановить.

— И что думают твои партнеры?

— Это мы обсудили в первую очередь, затем по предложению Фрэнсиса Данстанвилля прервались на обед. Одни призывали действовать, другие — воздержаться.

— Как именно действовать?

— Как-то вроде того, на что намекал лорд Фалмут. Проинструктировать наших клерков, что именно говорить, когда им вручают векселя банка Уорлегганов или при выплате денежных средств. Парочка высказываний в нужных кругах об увеличении выпуска ими векселей и что они держат огромное число залоговых обязательств... Следующим этапом, при необходимости, анонимные письма, как поступили с банком Паско...

— И лорд Данстанвилль это одобрил?

— Его милость сказал, раз теперь он не является активным партнером банка, то не будет вставать на чью-либо сторону. Но, по крайней мере, отдаст решающий голос, если голоса шести активных партнеров разделятся поровну.

— И они разделились поровну?

— Нет.

Демельза ждала.

— Так что же?

— Роджерс проголосовал против. Он считает, что крах банка Уорлеггана, если до этого дойдет, плохо повлияет на всю банковскую и промышленную сферу, особенно в такое непростое время, как сейчас. — Росс сел на краешек стола. — Прэд проголосовал за. Мы должны полностью задействовать возможности банка Корнуолла в попытке склонить чашу весов против них. Стакхауз, к моему удивлению, проголосовал против. Нанкивелл проголосовал против, чем меня не удивил, поскольку у него свои интересы в некоторых предприятиях Уорлеггана. Твиди — за. Остался только я.

— А ты что ответил?

— Именно так, как ты меня учила.

— Учила тебя!

— Что ж, во всяком случае, предлагала. Так вот, поскольку мы — в смысле, Полдарки — слишком сильно заинтересованы, даже имеем нечто вроде родственных отношений по браку, я категорически отказался голосовать по этому вопросу. Как ты говорила, и Пилат не сделал бы больше.

— Так... Так значит, ничего не решили?

— Разумеется, все решено. Действующие партнеры проголосовали втроем против двоих, в пользу того, чтобы ничего не предпринимать, а я воздержался. Я знаю, Данстанвилль испытал величайшее облегчение от того, что не его голос был решающим.

Наступила тишина.

Росс чихнул.

— Проклятый перец!

— Ты самый ничтожный из мужей, — пожаловалась Демельза.

— Что? Теперь-то я что натворил?

— Ты умудрился выставить все так, по крайней мере, в своем рассказе, будто ответственность за выживание банка Уорлеггана целиком и полностью легла на мои плечи! Теперь, если что-нибудь между вами пойдет наперекосяк, если он в один ужасный день вернет свою власть и деньги, виновата буду я!

— Нет, вовсе нет. Но ведь мы пришли именно к такому соглашению!

Демельза отбросила зернышки перца.

— Ты спросил моего совета. И я дала его. Но твой поступок... твой выбор — это твое, а не мое решение! Я не согласна брать за него ответственность!

Росс взял её под руку.

— Тогда подобного не случится.

Демельза оттолкнула его руку.

— Уж будь уверен.

— Я же сказал.

— Пообещай.

— Обещаю.

Росс чихнул.

— У тебя нет носового платка?

— Воспользуюсь рукавом.

— Как ты меня раздражаешь! Возьми мой.

Он взял платок.

— Я потерял тот, что ты мне давала.

— Как обычно.

— Ладно, но какой в них толк для меня? Я же не чихаю целый год напролет. И не ожидаю подобных напастей в собственном доме.

— Скоро все пройдет. — Демельза снова чихнула. — Иди, сядь в гостиной. Я присоединюсь к тебе за чаем.

Росс встал из-за стола, но дальше не двинулся. Несмотря на полушутливую перепалку с Демельзой, он понимал, что жена права. Решение, принятое вчера в Труро, может не иметь для них последствий. Или же последствия, напротив, могут оказаться жизненно важными. В былые дни тень Джорджа Уорлеггана так долго маячила за его спиной, что трудно было с легкостью отказаться от возможности уничтожить его навсегда. Правда, в последние десять лет им удавалось избегать друг друга и таким образом — конфликтов. Верно, что месть — дело нехристианское и с ее последствиями было бы неуютно жить. Возможно, через несколько месяцев Росс даже почувствует радость и облегчение от того, что не воспользовался возможностью ответить оком за око. Но сейчас его переполняли сомнения, и, судя по реакции Демельзы, жена разделяла эти чувства.

Разумеется, все будет хорошо. После смерти Элизабет у них не возникало поводов для конфликтов. Зависть — да. Со стороны Джорджа всегда была зависть, а со стороны Росса — яростная враждебность. Но даже эти привычные чувства поутихли с течением лет. Жить самому и давать жить другому — покуда они держатся друг от друга подальше...

— Демельза, — сказал он.

— Да, Росс?

— Разумеется, мы приняли верное решение.

— А если нет? — резко спросила она.

— Тогда мы не станем сожалеть.

Она ответила мужу полуулыбкой.

— Только так и можно жить.

Росс стоял у двери и смотрел на нее. Она стала засыпать перемолотый перец в ведро.

— Еще кое-что, — заговорил Росс, радуясь, что можно сменить тему разговора. — Когда я проходил мимо Грейс, то встретился с Хорри Тренеглосом. Он хотел повидать Джереми, но тот, похоже, опять ушел рыбачить.

— Да, я ему объяснила.

— Он сказал, зачем приходил?

— Нет.

— Похоже, Джон, его отец, нанес визит Джорджу в Труро и высказал соображения, что следует вновь открыть Уил-Лежер. Джордж, как и следовало ожидать, отклонил все пункты проекта, объявив условия невыгодными, он, дескать, не понимает, зачем вкладывать деньги, так что Джон предложил выкупить шахту в ее нынешнем виде. Джордж притворился было, что хочет отказаться, но немного поторговавшись, решил согласиться на пятьсот фунтов. Мистер Тренеглос предложил триста пятьдесят, на том и порешили.

— И?

— Что ж, Джон умнее, чем я думал. Он не показывал своей заинтересованности, иначе бы Джордж почуял, что к чему, поднял цену или решил повременить.

— Я до сих пор не уверена, что там есть что чуять.

— Как и я. Разумеется, у меня сердечная привязанность к Уил-Лежер. Предложение Джереми пробудило старые чувства.

— Заки Мартин хорошо к этому отнесся?

— Весьма хорошо. Но его беспокоит одышка, поэтому я не стал на него нажимать. Некоторые старые жилы еще целы, но зажаты между слоями твердой породы и едва в дюйм толщиной. Следуя за жилой вниз, можно вскоре добраться до хороших пластов. Остальные лежат плашмя или горизонтально, поэтому не принесут больших прибылей. До наступления сухой погоды мы мало что можем предпринять.

— Но если Джон получит долю от Уорлеггана, скажем, на четыре сотни фунтов, тогда ты откроешь шахту?

— Необязательно.

— Будет много расходов, если пойдет не по плану.

— Другого пути нет.

Демельза поставила чайник.

— На мой взгляд, это разумный риск, — сказал Росс. — Будем действовать по ситуации. Если откроем шахту, то можем значительно сэкономить, купив подержанный насос. Если он будет доступен по цене и подойдет нам по размеру.

— Это может очень разочаровать Джереми.

— Я знаю.

— Эта идея с открытием Уил-Лежер и работой над насосом дала ему новую цель в жизни, Росс.

— И это я тоже знаю.

— Мне кажется, тут есть что-то еще, — сказала Демельза. — И одно идет рука об руку с другим.

Росс поднял взгляд.

— Ты имеешь в виду, что действительно считаешь, будто он влюбился.

— Я же говорила.

— И ты думаешь, это серьезно?

— Да, думаю.

— Тогда удачи ему. Когда мы увидим девушку?

— Я писала её матери в прошлую среду. Джереми хочет устроить небольшой прием на пасхальной неделе.

Чайник закипел. Когда Демельза сняла его с плиты, Росс сказал:

— Надеюсь, ты не собираешься мыть кур самостоятельно. Если не решаешься побеспокоить слуг, можешь попросить помощи у Клоуэнс.

— Сарказм никогда не был твоей сильной стороной, Росс. Может, желаешь сам подержать для меня кур?

— Охотно. Если ты объяснишь, почему мой сын тратит по крайней мере день в неделю на эти рыболовные вылазки... особенно в такую погоду.

— Почему бы тебе не спросить его самого?

— Я спрашивал. Но он неуловим, словно сардина. Я даже предложил отправиться с ним, но он сказал, что предпочитает общество Бена или Пола.

В кухню вошла Эна Дэниэл.

— Ох. Прошу прощения, сэр. Мэм. Я не знала, что вы оба здесь. Только что доставили почту, мэм. Мне принести её сюда?

— Нет. Капитан Полдарк как раз собирается в гостиную. Уверена, все письма для него.

— Нет, мэм. Я так не думаю. На верхнем написано «Миссис Полдарк», как мне кажется.

Демельза вытерла руки о фартук.

— Что ж, его ты можешь принести сюда, Эна.

Когда она ушла, Росс сказал:

— Не дай ей сбежать.

— Ты о чем?

— Будь добра к своим слугам и позволь им получить немного радости от ловли и мытья кур.

Было слишком поздно отвечать в том же тоне. Когда Эна снова вошла, Демельза оказалась к ней спиной.

— Эна.

— Да, сэр?

— Твоей хозяйке нужна помощь.

— Да, сэр.

Чихнув, Росс вышел.

Письмо было написано крупным, текучим почерком. Демельза сломала печать. Подписано было «Франсис Беттсворт».

Дорогая миссис Полдарк!

Мы были чрезвычайно рады получить от Вас любезное приглашение провести две ночи в Нампаре, адресованное нашей дочери, мисс Кьюби Тревэнион.

К несчастью, в настоящее время Кьюби имеет много других приглашений — как и обязательств по отношению к своему недавно овдовевшему брату. И потому я вынуждена отказать от ее имени. Несмотря на то, что понимаю, каким разочарованием это станет для всех.

Как и прежде, с величайшим уважением, искренне Ваша,

Франсис Беттсворт

 

Глава девятая

I

— Ну ладно, — сказал Джереми, — пока что мы сделали все возможное. Вне всякого сомнения, дополнительные два фута к длине корпуса позволят нам его установить. Какая невероятная удача.

— Если у нас все получится, — заметил Пол Келлоу.

Джереми бросил взгляд на Саймона Поула — тот поджал губы с неопределенным выражением лица.

— Ты снова упомянул об этом мистеру Харви?

— О да. Я передал ему твои слова.

— И он?

— Не был слишком разговорчив. Полагаю, он колеблется.

Молодые люди уставились на котел, стоящий на деревянных опорах, на которые они затащили его две недели назад. Четвертым в группе был Бен Картер, и сейчас они находились в углу литейного цеха Харви, в пятнадцати милях на юг от Нампары.

— Что ж, это несомненно именно то, чего мы хотим, — сказал Джереми. — То, что надо. Он торчал здесь много лет, никому не нужный... Давайте еще раз всё обмозгуем. Замеры при тебе, Саймон?

— Диаметр — четыре с четвертью фута, и восемь футов сверху донизу.

— Продолжай.

Пол с хрустом развернул пергамент.

— Толщина стенок должна достигать полутора дюймов, а фланец закреплен двадцатью шестью болтами кованого железа. Внутренний диаметр составит примерно сорок восемь дюймов.

Джереми вытер руки тряпкой. Монотонный стук молотка затих, когда рабочий остановился, чтобы немного передохнуть.

— Итак, из того, что ты рассказал — или из того, что я узнал здесь, — предел прочности чугуна потребует силы в пятнадцать тысяч фунтов, чтобы разорвать брусок сечением в один квадратный дюйм. И... — достав карандаш и листок бумаги, на котором писал дома, Джереми уставился на проделанную работу. — Чтобы этот котел лопнул, потребуется внутреннее давление свыше девятисот фунтов на квадратный дюйм. На сколько установлен предохранительный клапан?

— Пятьдесят фунтов на квадратный дюйм.

— Слава Богу! Таким образом, для того, чтобы разорвать котел, давление пара почти в двадцать раз должно превышать значение, установленное предохранительным клапаном.

— В цилиндрической части — да, — сказал Пол. — Но что насчет фланцевых болтов и жаровых труб?

— Что ж, — отозвался Джереми. — Особое внимание нужно уделить безопасности жаровых труб. Но я сделал расчеты. Возможно, тебе стоит сравнить результаты со своими.

Пол положил бумагу на стол и начал высчитывать все сам.

— Слишком много суматохи, — сказал Бен. — Как по мне, он достаточно безопасен для любых целей.

Пол развернулся.

— Всё как ты хотел. Но я полагаю, воспользоваться им будет отдельной проблемой.

— Так или иначе, мы должны им воспользоваться, — сказал Джереми. — Не стоит отказываться от даров небес.

Джереми присоединился к Полу, и после долгих переговоров они вернулись к остальным.

— Выходит примерно так же. Болты на пять шестых диаметра состоят из прочного железа. Таким образом, потребуется около семисот пятидесяти фунтов на квадратный дюйм, чтобы разорвать верх котла. В пятнадцать раз больше, чем предусмотрено предохранительным клапаном. Это превышает любые разумные меры предосторожности... Мы могли бы переставить клапан на сто двадцать и поднять давление пара до сотни без малейшего риска. И даже тогда у нас останется еще семь раз по столько же сверху.

— Котлу уже пять лет. Мистер Тревитик не приглядывал за ним все это время.

— Так ведь котел больше ему не принадлежит, — сказал Джереми. — Мне нужно снова повидать мистера Харви. Приложу все усилия, чтобы убедить его.

— Думаешь, есть шанс? — спросил Пол.

— Да... у меня в рукаве козырь, которого раньше не было.

Остальные остались в литейном цеху. По общему согласию ведение всех переговоров передали Джереми из-за его благородного происхождения.

На улице дул легкий восточный ветер и слегка накрапывало. Джереми обогнул кузни, прокатный стан, монтажные цеха и угольный склад, направляясь к двухэтажной деревянной постройке, служившей конторой. Постучав в дверь, он дождался приглашения войти.

Генри Харви был тридцатишестилетним коренастым мужчиной с прямыми волосами и ниспадающей на лоб челкой. Он был в темном саржевом сюртуке с фалдами и шелковом шейном платке кремового цвета. Посетитель особой радости у Харви не вызывал.

Джереми Полдарк, впервые представленный ему Эндрю Вивианом, регулярно посещал завод на протяжении большей части года, обычно два раза в неделю. Благодаря магическому влиянию имени капитана Полдарка, Генри был рад приветствовать юношу, с удовольствием и удивлением следя за тем, как парень приступил к практической работе. Это было нечто из ряда вон выходящее. Соглашаясь на эту идею, он рассчитывал, что молодому Полдарку будет интересна только теория и, как и большинство джентльменов, он не пожелает работать руками. Пускай всю работу делает инженер, задача джентльмена — следить и поощрять. Но тут — другой случай. Полдарк трудился в литейном и монтажных цехах наравне с остальными, все время объединяя теорию с практикой.

Вместе с ним пришли еще двое молодых людей, которые также учились и работали — хотя их поведение соответствовало внешнему виду. Тощий по имени Келлоу был склонен избегать тяжелой работы, а бородатый, Картер, напротив, брался за нее, что соответствовало его грубой одежде и голосу. Так или иначе, они трудились вместе с его людьми, и мистер Харви, обремененный достаточным количеством тревог и забот, не возражал против бесплатной помощи.

Кроме того, юноши отлично ладили с рабочими, что тоже было немаловажно. С нависшим над ним судебным процессом и не слишком большим числом влиятельных друзей, мистер Харви чувствовал, что иметь под рукой Полдарка будет не лишним. Когда Джереми попросил его не упоминать о своих визитах, мистер Харви счел это примером юношеской скромности, которую в случае надобности можно будет легко отбросить в сторону.

Но не так давно мистер Полдарк расправил перышки. Он признался Харви, что главный его интерес не столько в машинах для горного дела, сколько в паровой повозке. Как оказалось, он с ранних лет следил за карьерой мистера Тревитика, очарован его достижениями и вовсе не замечал неудач.

И потому он просил разрешения выточить в цехе Харви четыре колеса, раму и корпус, которые в конечном итоге можно будет использовать для создания локомотива, вроде того, что сделал Тревитик. Он сказал, что заплатит за железо, обработку дерева и все прочее, если им позволят потратить часть времени на сбор механизма. Генри Харви согласился и даже пару раз отправлялся посмотреть на прогресс.

Делу было далеко до завершения. Но две недели назад, слоняясь по заводу, Джереми раскопал этот котел, который мог им пригодиться после некоторых доработок корпуса. Эта штука была покрыта пылью и грязью, а также далеко не пустячным слоем ржавчины. Она долгое время валялась в углу цеха без всякого внимания. Но найдя котел и приступив к его чистке, молодые люди едва могли поверить в свою удачу. Это был крепкий паровой «брючный» котел — названный так из-за формы кованой трубы внутри. Его спроектировал сам Тревитик. Вероятно, для молотилки. Теперь он покоился на сваях, словно толстый детеныш кита, потерявший мать.

На прошлой неделе Джереми уже встречался с Генри Харви. Он спрашивал, не могли бы они арендовать котел для своих экспериментов за неимением достаточного количества денег для его покупки. Это совершенно не радовало Харви, считающего, что вся эта таинственность преувеличена, и капитан Полдарк, если уж на то пошло, вполне может оплатить капризы сына.

— Мистер Харви, не могли бы вы уделить пару минут своего времени?

— Что ж, мистер Полдарк, у меня есть неотложное дело. Но пару минут оно может подождать. Прошу, садитесь.

Джереми присел на край стула.

— Думаю, в начале недели вы узнали от мистера Пола, что мы еще тщательнее очистили и осмотрели котел. Он в высшей степени соответствует нашим пожеланиям, а потому мы с трудом верим в нашу удачу.

— Пол поставил меня в известность, — осторожно сказал Харви. — Тем не менее, это едва ли решает основную проблему...

— На самом деле, — сказал Джереми, — я хотел поговорить с вами не об этом, сэр. Несомненно, дела связаны, потому что, как вы знаете, мы экспериментировали с созданием повозки, но отсутствие котла, способного выдерживать высокое давление, стало одной из самых крупных проблем. Если это решаемо, мы могли бы... — Джереми сделал паузу и оставил фразу висящей в воздухе.

Мистер Харви заерзал.

— Ладно, хорошо. Могу сказать, что я понимаю вашу позицию. На том и остановимся. Но вы говорите, что пришли поговорить не о котле...

Джереми посмотрел в окно. Отсюда он мог видеть бриг «Генри», он, словно пьяный, склонился у причала. Два паруса, все еще венчающие его мачты, напоминали утонувших бабочек. Судно причалило сегодня утром, во время прилива, но теперь вода ушла, оставив после себя песчаную отмель, которую пронизывали три или четыре неглубоких змеящихся потока. В одном из этих небольших каналов бросила якорь «Девушка из Нампары». Благодаря этому она могла бы ускользнуть в любое время, но бриг теперь застрянет у причала до новолуния, то есть на две недели, если только не сумеет уйти с утренним приливом. Жаль, что эта естественная гавань, самая безопасная на северном побережье, оказывается практически непригодной из-за песка.

— Почти рядом с отцовской есть одна заброшенная шахта, — сказал Джереми. — Мы подумываем вновь ее открыть. Причем, если раньше она осушалась сама, то теперь нам понадобится насос...

— Вот как.

— Полагаю, судя по книгам и почерпнутым здесь знаниям, а также насколько я знаю эту шахту, у меня есть достаточно четкое правильное представление о размерах подходящего для этого двигателя.

Росс бы удивился уверенности, с какой говорил Джереми.

— Вполне возможно, — согласился Харви.

— И раз у меня есть обязательство перед заводом Харви, очевидно, нам следует построить насос здесь.

Генри Харви пощекотал пером скулу. Это была его привычка, когда наклевывалось дельце.

— Что вы задумали?

— При условии соглашения с отцом и другими предпринимателями, думаю, подойдет тридцатишестидюймовый цилиндр, девять футов хода. Котел из кованого железа, примерно восемнадцать футов длиной, пять футов шириной, с овальной трубкой, три с половиной фута у выхода огня и три фута у конца дымохода. Вес, предполагаю, около семи тонн.

Харви сделал пометку.

— А насосные штанги?

— Из данцигской сосны. Это самые надежные.

— А балка?

— Хотелось бы из чугуна.

Харви поднял голову:

— Это отход от общепринятого, мистер Полдарк. Знаю, так уже делали, но только я бы не советовал двигатель такого размера.

— Но почему?

— Что ж, трудность изготовления. Хороший дуб позволяет небольшие ошибки в расчетах. Если говорить о чугуне, то размеры имеют решающее значение.

Джереми начал сердиться.

— Чугун куда практичнее. Деревянная балка сжимается и расширяется, постоянно требуя регулировки, как нам известно. Болты расшатываются. С чугуном, если габариты выбраны правильно...

— Да, если так. Понимаю вас. Но размер и вес делают эту затею нелепой.

— С новым оборудованием, что вы купили в этом году, это возможно, — возразил Джереми.

Харви встал и подошел к окну, заложив руки за фалды сюртука.

— Вы меня поймали, мистер Полдарк. Хорошо, я обсужу это с мистером Уэстом... Ваш отец одобрил этот заказ?

— Нет, сэр. Как я сказал, проект еще ждет отцовского одобрения. Надеюсь, в ближайшие недели мне удастся подготовить полный набор чертежей и получить мнение отца, а так же других упомянутых мною персон. Когда мы согласуем планы, я принесу их вам и буду рад услышать ваши советы. После этого мы просчитаем стоимость.

— Кто станет вашим инженером?

— Надеюсь, я сам.

— Вы? — Харви покашлял в кулак, чтобы скрыть свое изумление. — Должен признаться, вы проявили недюжинные способности...

— Естественно, я не буду работать один. Но если мы обойдемся без найма опытного инженера, то значительно сэкономим на расходах. Вероятно, хороший специалист обойдется нам в двадцать процентов всех расходов — включая его работу и контроль за её исполнением. Но я думаю, если все сделать здесь, мы сможем справиться без него.

Генри Харви кивнул.

— Так значит, теперь ваш отец знает о тех визитах, что вы нам наносите?

— Еще нет. Думаю, скоро узнает.

— Конечно. Конечно.

— И все же, — продолжил Джереми, — я надеюсь, вы не станете сбывать с рук котел Тревитика, над которым мы работаем, по крайней мере, не сообщив об этом мне.

— Согласен, — ответил Харви.

— Я рассчитываю, что если насос будет построен, вы более благожелательно посмотрите на нашу просьбу одолжить котел, а также некоторые другие детали для постройки самодвижущегося экипажа.

Фалды сюртука Генри Харви раскачивались, словно метроном.

— Мистер Полдарк. Мне действительно кажется маловероятным, что соглашение об аренде может оказаться выгодным для обеих сторон. Но, предположим, если насос для шахты построят здесь, я был бы готов продать вам котел за половину той цены, что заплатил за него Тревитику шесть лет назад. А все иные материальные и трудовые затраты — по себестоимости. Это вас устроит?

— Весьма, — заверил его Джереми. — Могу я спросить, сколько вы заплатили за котел Тревитику?

— Что ж, на самом деле, я лично изготовил его для мистера Тревитика под его присмотром. Позже я забрал его за долги. Это был жест доброй воли. В конце концов, он мой шурин. Не думаю, что он станет возражать, если я продам его за тридцать фунтов.

— Это меня более чем устроит, — сказал Джереми.

Харви повернулся.

— Вы никогда не объясняли мне причину подобной скрытности между вами и вашим отцом. Почему вы отговариваетесь походами на море — куда там? — в эти так называемые рыболовные экспедиции? Живя в Хейле, вы могли бы приходить к шести каждый день на протяжении недели и закончили бы учебу за половину затраченного времени. Ваша мать тоже участвует в этом обмане?

— Она ничего не знает. Причина в том, что отец запретил мне иметь дело с паром и высоким давлением.

— Вот как... но почему?

— В том числе из-за вашего старшего брата, мистер Харви.

Харви уставился на него.

— Фрэнсиса? Ох, вы имеете в виду опасность. Да, он и впрямь погиб от взрыва котла. Но то были ранние эксперименты

— Мой отец знал вашего брата. А потом произошел взрыв в Вулидже. Взорвавшийся котел убил четверых, да? И серьезно ранил примерно столько же. А еще трагедия на Уил-Ноа, всего год назад. От взрыва разлетелось столько осколков...

Харви посмотрел на посетителя.

— Все это понятно. Но... Можно ведь упасть с лошади и сломать шею. Но никто не осуждает верховую езду.

— Именно это я скажу ему, если возникнет конфликт. Но мне кажется, я нашел способ избежать споров — по крайней мере, пока не будет что показать.

Генри Харви вернулся на свое место.

— Что ж, хорошо. — В его голове мелькнула мысль, что, узнай капитан Полдарк о сыновьем непослушании, и сам Харви может вместо ожидаемых благодарностей оказаться в немилости. — Теперь, мистер Полдарк, я должен идти. До утра мы пытаемся выгрузиться и снова загрузиться. Это займет большую часть ночи, но нам поможет луна. Пожалуйста, принесите мне чертежи, как только они будут готовы и одобрены. Я прикину примерную стоимость.

Джереми поднялся.

— Надеюсь, через несколько недель. Все зависит от обстоятельств.

— Как будет называться ваша новая шахта?

— Э-э-э... Уил-Мейден.

Очень вовремя Джереми вспомнил, что как-то видел в литейном цеху Харви Джорджа Уорлеггана. А ведь официально Уил-Лежер до сих пор им не принадлежит.

II

Вскоре после этого разговора они отплыли. В пути их сопровождал легкий бриз. Солнце заходило около половины седьмого, и значит, до Нампары они доберутся еще засветло, часа через два. Они сделали то, ради чего явились, и были готовы к возвращению.

Джереми пребывал в отличном настроении. Паровой экипаж стал ближе. И если впереди его ждет шахта, то будет и интересная работа, приключения с созданием насоса и возрождение старой выработки. Но главной причиной его горячего желания поскорее вернуться домой был интерес, не ответила ли мать Кьюби на отправленное его матерью приглашение погостить в Нампаре. Эта перспектива захватывала больше всего остального.

Выйдя из устья Хейла, когда с берега до них больше не доносилось ни единого звука, Джереми откупорил бочонок эля и начал вместе с друзьями запевать непристойные песенки. Когда все скабрезные куплеты были спеты, Бен сменил настроение, перейдя на псалмы, что продолжалось еще полчаса. Затем Джереми, которого от небольшой дозы выпитого обуяло чувство пьяной сентиментальности, спел им любимую песню матери.

Любимой моей розу белую сорвать

А к ней в придачу бутон алый,

Любовь, что в моем сердце, пытаюсь доказать,

Что твоё сердце и так уже знает.

Поранит палец острый шип,

Кровь алой каплею прольётся

Сердце отчаянно кровит

И к твоему сердечку рвётся.

Прижму я палец к языку,

На время боль прервется.

А сердца боль я извлеку,

Когда в песне с твоим сольется.

Его друзья подхватили. А гичка неуклонно скользила по волнам тихого моря, и вскоре их накрыло мягким моросящим дождем.