«Дамы и господа, мое последнее изобретение — молочная фляга. Я буду водворен в эту флягу, заполненную водой. Комиссия закроет висячие замки и положит ключи под свет рампы. Я попытаюсь освободиться. Если что-нибудь случится, если я не смогу выйти за определенное время, мои ассистенты распахнут занавеси, ворвутся в будку, разобьют флягу и сделают все возможное, чтобы спасти мою жизнь. Маэстро, музыку!»

Ассистенты Куколь и Викери вынесли флягу на сцену, держа ее за ручки, приклепанные к покатым бокам. Пока они ведрами наливали во флягу воду, Гудини отсутствовал. Вернулся он в купальном костюме.

К крышке фляги были приклепаны шесть крюков, которым соответствовали шесть скобок на горлышке. Ассистенты подняли Гудини, и он опустил ноги во флягу. Горлышко казалось тесным, но в конце концов ему удалось протиснуться внутрь. Когда его голова погрузилась в воду, та хлынула на брезент, расстеленный на сцене. Ассистенты стали торопить членов комиссии, чтобы те запирали замки.

Быстро соорудили будку, и под мрачные звуки оркестра, играющего «Спящий в глубине», зрители стали ждать. Прожекторы освещали занавес будки. Бессознательно зрители пытались сдерживать дыхание, но через полминуты сдались, громко переводя дух. Прошла минута, полторы, две, две с половиной. Напряжение росло. Три минуты. По залу пронесся стон. Напряжение стало практически невыносимым. Три с половиной минуты. Гудини раздвигает занавес и выходит из будки. По нему струится вода. За его спиной стоит фляга — запертая и, по-видимому, не претерпевшая никаких изменений.

Эта сенсация сразу вернула имя Гудини на афиши театров. Его опять стали писать гораздо более крупными буквами, чем имена других артистов. Вновь он стал получать самые крупные гонорары и пользоваться огромной популярностью. Молочная фляга возымела чудесное действие не только на зрителей, но и на карьеру Гудини.

Он преподнес публике нечто новое, заставил ее пережить глубокое волнение. В результате, там, где он выступал, в залах оставались только стоячие места. По ходу турне Гудини разработал другие номера, которые заняли почти все полтора часа программного времени. В качестве разминки он мог проделать номер со смирительной рубашкой, казалось, никогда он не надоедал зрителям. Но приходили Они смотреть флягу.

С тех пор многие из зрителей пытались задержать дыхание на столько времени, на сколько, предположительно, задерживал его Гудини. Он им подыгрывал. Перед тем, как крышку запирали, он предлагал им небольшое соревнование. Он будет оставаться под водой в течение одной минуты; все, кто хотел, приглашались на сцену, чтобы попытаться задержать дыхание на такое же время. Зрители сдавались один за другим. Наконец Гудини выныривал из фляги, отдуваясь и отбрасывая волосы с глаз.

Потом он приглашал залезть во флягу чемпионов по плаванию, но редко кому удавалось его победить: Гарри умел не дышать в течение трех минут.

Сделанный в Чикаго по чертежу Гарри бидон напоминал самый обыкновенный, с каким хозяйки ходят в лавку за молоком. Он имел около сорока двух дюймов в высоту, имел покатые бока и цилиндрическое горлышко. От пола до начала скоса — тридцать дюймов, сам скос — пять дюймов, прямое горлышко — оставшиеся семь. Швы были спаяны водонепроницаемым припоем. С двух сторон на скосах закреплено по ручке. Корпус фляги сужался внизу примерно на дюйм. Это была гениальная находка, ибо теперь никто не мог сказать, что фляга двойная, и Гарри вылезает из внутренней, просто поднимая внешнюю. Но фляга и впрямь была двойной, вся, за исключением скошенной части. Просто припой, скреплявший скос с цилиндрам корпуса, был ненастоящий. Стоило обследовать флягу изнутри, и этот припой можно было нащупать пальцами. Когда крышка захлопывалась, Гудини надавливал на нее снизу, она вместе с горлышком открывалась от корпуса.

Ручки служили для отвода глаз. Верхняя часть прикреплялась к днищу двумя хитрыми заклепками. Когда ассистенты несли флягу на сцену за ручки, две эти заклепки соединяли детали. Когда фляга наполнялась водой, и Гудини погружался внутрь, под водой он находился совсем недолго, лишь пока разъединял заклепки. Таким образом, освобождение не было сложным.

Но в крышке имелось несколько дырочек для воздуха, чтобы атмосферное давление не слишком прижимало ее. Так что Гарри мог дышать, даже если верхнюю часть прижимало давлением, и у него было время дать знать ассистентам, что дело плохо.

С двумя настоящими заклепками флягу можно было без риска выставлять напоказ в фойе театра.

Но 1908 год был знаменателен не только из-за молочной фляги. В том году Гудини нанял нового ассистента, который вскоре стал его главным помощником. Это был английский механик, человек среднего роста, с физиономией типичного полицейского шпика. Звали его Джим Коллинз, и он был лондонцем, родом из Хайгейта.

Хотя Франц Куколь умел ладить с напыщенными европейскими бюрократами и полицейскими чинами, мог подбирать музыку, подавал сигналы музыкантам во время выступлений, когда и что играть, он не был механиком. А Гудини-очень нуждался в искусном механике, в таком человеке, который по грубому наброску мог создать толковый — чертеж, взять одну часть из одной машины, другую из другой, соединить все части вместе и претворить идею Гудини в жизнь. Таким человеком был Коллинз.

Коллинз был также прекрасным краснодеревщиком. Вскоре он знал о замках столько, сколько и должен был знать главный помощник Гудини. Он мог проходить под видом члена комиссии в тюремные камеры и искусно прятать отмычки и ключи, и выглядел он настолько респектабельным, что никто не принимал его за шоумена. Волосы его поредели на затылке, он носил очки, был скромен и неприметен, умел держать себя. Мало кто мог догадаться, что на самом деле он был правой рукой великого Короля освобождения.

Группа Гудини теперь состояла из Коллинза, Куколя, Джима Викери и Джорджа Брукса. При необходимости они нанимали новых людей. Бесс исполняла роль гардеробщицы и билетера, а в случае нужды улаживала трения между мужем и его помощниками. Когда ребятам нужны были лишние деньги, она играла с ним в покер, делая дикие ставки при плохих картах.

Во время путешествий компания размещалась в двух железнодорожных вагонах (небольшие вагончики, в которых ездили в Англии и на континенте), в одном из которых перевозили багаж, реквизит и специальную библиотечку Гудини, придуманную и сделанную Джимом Коллинзом и вмещавшую сто книг.

Работа ассистента была нелегкой. Надо было проследить за погрузкой и разгрузкой, разместить реквизит в театре. Они занимали три уборных: одна для

Гудини, другая для помощников, а третья — для реквизита. Эту последнюю всегда называли «лавочкой», и в ней Коллинз делал ключи и приспособления для трюков Гудини, которые тот продолжал разрабатывать даже после изобретения молочной фляги.

Сцена во время представлений Гудини всегда была закрыта; ни другим артистам, ни работникам сцены не разрешалось заходить за специальные экраны, которые ставились помощниками Гудини, когда он выступал. Дабы умилостивить персонал, Гарри после вечерних спектаклей по субботам заказывал бутерброды и пиво и угощал других артистов, музыкантов и работников сцены. Последние уже не были самонадеянными хозяевами театра, они находились под бдительным надзором Гарри. Он любил угощать людей, особенно больных и нуждающихся. Добрые дела были для него чем-то само собой разумеющимся. После перевозки реквизит тщательно проверялся. Если наручники были в употреблении или приносились зрителями, Коллинз сразу же осматривал их и подбирал подходящие ключи или отмычки.

Кроме расстановки реквизита, помощники были обязаны распространить рекламные листки с описанием последнего побега их шефа из тюрьмы или прыжка с моста. Гудини и сам распространял множество рекламных листков, если чувствовал, что публика теряет интерес к нему.

Когда кто-либо из помощников давал маху, Гудини в гневе увольнял его, но очень переживал, если тот и впрямь считал себя уволенным. Тогда Гудини начинал бушевать, упрекая помощника в предательстве. Примерно раз в неделю под горячую руку попадал Коллинз, который вообще=то совершал промахи нечасто.

Он был редкой, редкой птицей этот Коллинз — человек, на которого можно было полностью положиться. Как многие англичане, он любил выпить пива, а частенько и чего-нибудь покрепче. Режим работы у Гудини подразумевал какую-либо форму быстрого расслабления, но хотя Джим был способен изрядно «расслабиться» после представления, на следующее утро он всегда был трезв и прекрасно соображал. Сам Гудини выпивал стакан пива на своем прощальном вечере, и все.

Это была волнующая и изматывающая жизнь. Когда Джим слышал крик: «Коллинз! Коллинз! Быстрее сюда!» — он никогда не знал, что случилось: то ли он положил ключ от наручников не на то место, то ли в театре пожар, то ли у Гудини появилась новая идея, такая, как, например, промазать заклепочные швы в молочной фляге вазелином, чтобы вода не просачивалась. Джим Коллинз всегда сохранял философское спокойствие перед лицом неведомого.

Любое успешное начинание в шоу-бизнесе порождало несметное множество имитаторов. Вскоре номера с наручниками стали чем-то обыденным. Многие подражатели пользовались подмененными наручниками и висячими замками и, по существу, паразитировали на номерах Гудини, превращая трюк с наручниками в нечто заурядное. Гудини решил не показывать номера с наручниками и, выступая в Берлине в цирке Буш 10 сентября 1908 года, исключил их из программы.

Нашел он замену и номеру со смирительной рубашкой, который у него тоже безбожно сдирали. Он попробовал трюк с «одеялом для душевнобольных», который прошел с большим успехом. Это ограничивающее свободу движений приспособление было приобретено в сумасшедшем доме вместо- рубашки. Можно было использовать любое одеяло, только к нему прикреплялось несколько ремней.

Подобно буйнопомешанному, Гарри катался в толстом одеяле, стянутом четырьмя крепкими ремнями. Потом к ним стали добавлять пятый, дополнительный. Хорошенько попотев, чтобы освободить руки, Гудини расстегивал пряжку сквозь ткань одеяла, а потом ослаблял и остальные застежки. Все это происходило на глазах у зрителя. Неожиданно Гарри подбрасывал одеяло высоко в воздух, вскакивал на ноги и отвешивал публике поклон.

В клиниках для душевнобольных в Германии Гудини нашел новые возможности для трюкачества. Там применялась так называемая «мокрая простыня» — одно из надежнейших и самое безболезненное средство обездвиживания человека.

В книге покойного Уильяма Сибрука «Дом умалишенных» есть красочное описание «влажной простыни», ее применения и того странного упускающего действия, которое она оказывает на пациента. Больного заворачивают в простыни, каждую руку и ногу отдельно, а потом пеленают множеством других простыней. Пациент становится похожим на кокон. Затем его обливают из ведер теплой водой и оставляют лежать в теплой комнате на клеенке. Это приспособление призвано не столько лишить человека свободы, сколько успокоить его. Так говорят люди, которые испытали его на себе во время душевных расстройств. Некоторые пациенты способны крутиться и извиваться, но это предусмотрено. Помимо всего прочего, пребывание в коконе — еще и хорошая зарядка.

Когда Гудини впервые увидел пациента в этом влажном тюке из простыней, его глаза сверкнули. Можно было сделать номер. Он попросил двоих служащих клиники прийти к нему в гостиницу и упаковать его. Освобождался он в течение двух часов. Они упаковали его еще раз, но теперь он был готов и сумел найти способ ослабить натяжение простыни. Однако, когда на простыни налили теплой воды, задача усложнилась в сотни раз.

Он освобождался от влажной кипы простыней при зрителях, и на это ушел час с четвертью. Ценители поняли, что номер блестящий, но ожидания большинства зрителей были обмануты.

В конце концов Гудини усложнил номер: теперь его руки связывали, а сам кокон перетягивался железной цепью.

Освобождение из кокона требовало невиданных доселе затрат энергии, поэтому Гудини бросил этот номер, показав его в Европе и Америке. Воздействие на зрителей было не пропорционально затраченным усилиям.

23 октября 1908 года Гудини отмечал двадцать пятую годовщину своей деятельности в шоу-бизнесе.

В этот период он разработал трюк, который провел резкую грань между талантливым мастером сценического эффекта и подлинным гением. Это было освобождение из петли на виселице.

Виселица была не в форме перевернутой буквы «L», как ее обычно изображают на картинках. Она состояла из двух подпорок и прочной перекладины между ними; подпорки крепились к помосту. Кисти рук Гудини связывали крест-накрест, концы веревки были обмотаны вокруг его тела и крепко затянуты за спиной. На ногах были кожаные путы, в кольца которых вдевалась короткая цепь, соединенная с колечками у основания столбов. На шею надевали кожаную петлю, сквозь кольцо в которой пропускали веревку, которая шла вниз и привязывалась к петле между ног Гудини. Шея артиста трижды обматывалась крепкой веревкой, привязанной к крестовине. Шею защищал кожаный ремень.

На взгляд зрителей, задача была неразрешима, однако не успевал опуститься занавес будки, как Гудини выходил из нее, сосредоточенно развязывая зубами узлы на запястьях. Расправившись с последним узлом, Гарри с видом победителя швырял веревку в зал и кланялся.

Публика пребывала в недоумении. Гудини показывал трюк так, что невозможно было догадаться о способе освобождения. Как, к примеру, ему удавалось наклониться с веревкой на шее, чтобы развязать' ноги? И как мог он снять веревку с шеи, когда его руки были связаны на уровне груди? И каким образом ослабил веревки за спиной, не освободив кисти рук? Зрители беспрестанно задавали себе эти вопросы и не находили ответов.

Но ответ был прост. Решение дано в старой «библии» Гудини «Откровения медиума». Анонимный автор советует предполагаемому медиуму делать следующее: если он связан слишком крепко, надо иметь при себе острое лезвие, спрятанное в одежде. Разрезав веревки, следует извлечь их дубликаты, а для пущей убедительности заявить, будто на помощь пришло божественное Провидение.

Гарри не утверждал, что, ему помогло Провидение, но процедура была именно такова. Гарри прятал на груди острое лезвие и, как только закрывался занавес, начинал освобождать кисти рук. На это уходило одно мгновение. Затем он натягивал две петли на шее так, что на миг у него перехватывало дыхание. Когда веревка ослаблялась настолько, что можно было снять третью петлю с шеи, задача решалась просто. Резко наклонившись к ногам, он расстегивал ремни и освобождался. Гениальность Гудини проявилась в том, что он прятал веревку с кистей рук и заменял ее другой, с заранее завязанными узлами. Потом он выходил из будки и делал вид, будто освобождает кисти. Таким образом создавалось впечатление, будто кисти становились свободными не в первую, а в последнюю очередь.

По мнению многих иллюзионистов, финал номера с виселицей был гениальной выдумкой. Как писал сам Гудини в книге «Робер-Гудин без маски», секрет успеха заключается не в том, что делает фокусник, а в том, что о его действиях думает публика.