Все в лаборатории шло вверх дном. Тончайшие электрические поля нарушались сами собой, датчики несли ахинею. Невидимый прибой врывался сквозь стены лаборатории, в окна, опрокидывая и смешивая привычные вещи, путая их местами. «Чертовщина!» — сотрудники не скрывали своего раздражения: опыты, накануне отработанные до блеска, кончались ошеломляющими конфузами…
Внешне порядок оставался непоколебленным: в те же часы начинается работа, двое переодетых в штатское «бобби» стоят на выходе — между ними не проскользнет мышь. И все же… Буря потрясает лабораторию.
— Что теперь скажут? — хватался за голову мистер Панни, руководитель работ. — Что скажут?..
Хотя он не договаривал, кто и что может сказать, сотрудникам было ясно: что скажут боссы?
Вчера при контрольном опыте по влиянию магнитного поля на рибонуклеотиды, когда решалась судьба двухлетней работы Патрика Олсборна и сам он, казалось, стоял на пороге переворота в науке, осциллографы вместо четкой линии равных взаимодействий показали на экранах такие выплясы, что ни о каком перевороте не могло быть и речи. Патрику стало дурно, а в протокол внесли запись о необходимости переделать заново всю работу.
Это было последней каплей. М-р Панни помчался в дирекцию института.
Здесь его выслушали корректно, посмотрели материалы, которые он привез в подтверждение. Действительно, в лаборатории неладно. Пожимали плечами… Незаметно, точно сквозь стену, в комнату просочился Джефри Перкинс, начальник отдела Тысяча ноль шестнадцать. Его называют «Темный Джеф»: ученых трудов за ним не числится, но институт финансирует Джефри и его отдел наряду с любой научной лабораторией. М-ру Панни предложили повторить рассказ специально для Джефри.
— Да-а… — многозначительно протянул тот, он умел придавать междометиям значимость, от которой по спинам собеседников пробегали мурашки. — Давно это началось?
— Месяца два тому назад.
— Два месяца!.. — Укоризненные взгляды щупали м-ра Панни со всех сторон.
— А скажите, профессор, — спросил Джефри, — ваши работники лояльны к правительству?..
— Н-не совсем понимаю… — М-р Панни смешался.
— Нет ли среди них, — Джефри настораживающе поднял вверх палец, — красных или хотя бы сочувствующих?..
М-р Панни ощутил во рту металлический вкус.
— Не думаю… — сказал он растерянно.
— А вы подумайте!
Кое-кто из присутствующих поддержал Джефри:
— Подумайте, мистер Панни!
Возвращался профессор в дурном расположении духа. Болван Джефри выбил его из колеи. Красные в лаборатории?.. М-р Панни дает волю своему раздражению. «По-ду-май-те!..» — произносит он скрипучим голосом Джефри. Будто бы у руководителя лаборатории не о чем больше думать, как об этих красных… Что за идиотское время — красные, черные!.. Профессор в сердцах сигналит: впереди пробка. Машина застревает в ряду таких же машин справа и слева. «Сядешь тут на добрые полчаса… Идиотское время!» — повторяет профессор, с отвращением вспоминая, каким маленьким он чувствовал себя, в кабинете директора. «Тьфу!..» — плюет он, ощущая, как у него сосет под ложечкой. И начинает думать, перебирать в памяти штат сотрудников.
Первым — м-р Панни загибает палец на левой руке — приходит на ум Оливер Харст, генерал, выкормыш Уэст-Пойнта. «Может быть, он? — иронизирует м-р Панни. — Ату его, Джеф!..» Профессор недолюбливает генерала, но предположить, что он красный, — увольте! Дальше — загнуты сразу два пальца — молодые ученые Вайтси Лан и Берн Хэрвуд. Окончили университет в Пенсильвании, посланы в лабораторию по рекомендации Пентагона… Хилл Вайсман и его жена Бэтси Вайсман — пять пальцев сжаты в кулак — не интересуются ничем, кроме подопытных кошек… М-р Панни вспоминает сонм кошек — белых, черных, рыжих. Спустить бы их всех на Джефри!..
Уничтожать Джефри мысленно и на расстоянии было удивительно простым делом. Даже приятным. Профессор не отказывает себе в этом небольшом удовольствии… Но действительность была хуже. И не для Перкинса, а для самого м-ра Панни: есть лаборатория с непонятными странностями, есть Перкинс с ухмылкой:
«А вы подумайте».
М-р Панни загибает палец на правой руке: Сюзанна Мак-Холланд, лаборантка. Работает недавно, но девочка сама святость. Профессор знает ее отца, всю семью Холландов: католическое добропорядочное семейство. Дальше — семидесятилетний Олсборн. М-р Панни сочувствует Олсборну: неудача с нуклеотидами подкосила старца под корень. «Ну, он-то не красный», — успокаивается м-р Панни. Кто же тогда? Сторож Виллард, инвалид, член Американского легиона?.. «Компания…» — морщится м-р Панни, взглянув со стороны на своих сотрудников. И дурак Джеф ищет в лаборатории красных!
Пока м-р Панни бьется над неразрешимой задачей, в Тысяча шестнадцатой комнате знают, с чего начать. Новенькое, только что испеченное здесь готово досье. Сам Джефри на блестящей папке зеленоватого колера — зеленые папки предназначались материалам по особо важным делам — вывел несмываемыми чернилами надпись: «ДЭлЛТ-73», что означало: «Диверсия, электрическая, лабораторная, тайная, 1973 год».
Утром следующего дня на столе у профессора зазвонил телефон. С недобрым предчувствием м-р Панни потянулся за трубкой. Предчувствие не обмануло его. С другого конца провода сообщили:
— Мистер Панни, мы вам пришлем еще одного сотрудника.
— У меня полный штат, — возразил м-р Панни.
Трубка помолчала с минуту, раздумывая, учитывать возражение м-ра Панни или не учитывать, и пришла к тому же решению:
— Все-таки мы вам пришлем еще одного сотрудника.
— Может быть, кого-нибудь сократить?
— Ни в коем случае, мистер Панни! Ни в коем случае!..
— Тогда мне сотрудник не нужен.
— Нужен, — как эхо, отозвалось на другом конце провода.
— Что же он будет у меня делать?
— Что-нибудь… элементарное.
— У меня даже лаборантка имеет образование бакалавра…
— Знаем. И все-таки еще одного сотрудника вам надо.
— Не понимаю, что он у меня будет делать?
— Это мы уже слышали, — с оттенком раздражения ответила трубка. — Вы там найдите, что ему делать.
Спор становился бессмысленным, интонации в трубке нетерпеливее.
М-р Панни сдался:
— Присылайте…
Так в лаборатории появился Томас Уитби, парень с веснушчатым лицом и крепкими, как у профессионального взломщика, руками.
— Студент, — представил его сотрудникам м-р Панни, — практикант.
Народ в лаборатории был занятой, и практиканту уделили ровно столько внимания, чтобы поглядеть на его веснушки и нескладные, точно прикрепленные на шарнирах, конечности. Откуда он появился, никто не знал, каждый думал: лишь бы не мешал мне. Ближе знакомиться с новичком ни у кого желания не было.
Совсем другим оказался характер у практиканта. Не прошло двух дней, как он нашел контакт со всеми сотрудниками: Вайсманам проявлял фотоснимки, Олсборну починил микроскоп, даже Сузи успел проводить с работы домой. Он был неглуп, молодой Уитби, но и не столько умен, чтобы задеть чье-либо самолюбие. Смышленость его даже импонировала. Лан и Хэрвуд сразу перешли с ним на «ты»: молодых ученых пленили географические познания Уитби в смысле расположения в городе кабаре, ночных клубов и ресторанов, куда Хэрвуд и Лан ни за что бы не рискнули пойти одни. Но все это шалость, пока бродит молодое вино…
М-р Панни наблюдал за Уитби издали и посмеивался: ищи, ищи… Затея Джефри с поисками красных в лаборатории ему претила, Уитби не нравился: он был липким, как угорь, о него можно испачкаться… Но пока что этой иронией и коротким «ищи» исчерпывалось отношение м-ра Панни к «студенту». Стопроцентный интеллигент, он не терпел прямолинейности даже тогда, когда задевали его престиж. Сейчас престиж определенно задет, но м-р Панни не сказал еще своего слова в этом вопросе. Обязательно скажет в будущем…
Другое дело — генерал Харст. Он догадывался, что появление практиканта в лаборатории не случайно. О том, что м-р Панни ездил в дирекцию института, он знал. И хотя разговор, происходивший там, ему не был известен, вторжение Уитби в лабораторию генерал связывал с этой поездкой. Никто, конечно, — ни профессор, ни генерал, ни тем более сотрудники — не знал, что каждый день после работы Уитби набирал известный ему номер телефона и говорил в трубку два слова: «Ничего, сэр…» Странности в лаборатории не прекращались, и независимо от кого бы то ни было генерал считал своим долгом выяснить причины явления, которое тоже считал диверсией. Он будет следить. За сотрудниками и за Уитби тоже. От его взора ничего не укроется! Они еще поймут там, наверху, кто такой генерал Харст. Поймут и оценят.
Однако честь раскрытия тайны выпала на долю Патрика Олсборна.
Старик не мог оправиться от удара, который постиг его в контрольном опыте с нуклеотидами. Он повторял опыт еще и еще. Иногда все завершалось блестяще, иногда что-то нарушало магнитное поле, нуклеиновые кислоты перемешивались, расслаивались, опыт срывался. Не было уверенности, что контрольный эксперимент удастся.
Олсборн работал. Он был старым конем, который не привык останавливаться на полдороге. «Заново?» — отметили в протоколе. Он впряжется в телегу и все начнет заново.
В это утро ему сопутствовала удача. Поле было устойчивым, нуклеиновые кислоты складывались в нужных пропорциях. Затаив дыхание, ученый следил в окуляр, как светлыми узелками в магнитном поле синтезируется белок. Еще минута, полминуты, и опыт завершится — в который раз! — положительным результатом. Если бы это был контрольный опыт!
И вдруг точно ветром подуло под окуляр. Силовые линии, вдоль которых, как бусы, формировались белковые шарики, изогнулись, стройная картина нарушилась: сейчас все завяжется в жгут, в уродливый ком, опыт пойдет насмарку. Не в силах вынести катастрофы, Олсборн поднимает от окуляра глаза. Рядом проходит Сузи. «Девочка, тут же решается моя судьба! — с тоской думает Олсборн, глядя на миловидное лицо Сузи. — Ничего ты не знаешь, ничто тебя не волнует…» Он опять смотрит в окуляр, и — чудо! — картина почти не тронута. Будто ветер прошел по магнитным линиям, но ветер настолько слабый, что не нарушил их, а только качнул, как воздушные провода. Слияние белка продолжалось… Но вот опять дрогнули провода. Олсборн поднял глаза, Сузи опять проходила мимо. Странная, неправдоподобная догадка мелькнула в мозгу ученого.
— Сузи… — позвал он, прежде даже чем успел подумать, насколько правдоподобной может быть такая догадка.
Девушка обернулась.
— Сузи! — оробев, позвал ее Олсборн и тут же приник к окуляру.
Сузи сделала шаг к нему. Силовые линии тотчас качнулись, нуклеиновые остатки поползли во все стороны.
— Сузи! — Олсборн глядел на нее, как на утопленницу.
— Что с вами? — девушка испугалась. — Вам плохо? — потянулась за графином с водой.
— Назад! — завопил Олсборн, делая жест, как Архимед, когда кричал римскому воину: «Не трогай моих кругов!»
Девушка замерла.
— Нет, нет, Сузи… — Олсборя стал приходить в себя. — Не обращайте внимания. Мне действительно плохо…
— Может быть, вам помочь?
— Нет, Сузи, не обращайте внимания. Все пройдет. Все пройдет…
Сузи отошла прочь. Олсборн, даже не взглянув в окуляр, еле волоча ноги, побрел в кабинет м-ра Панни.
Когда он открыл дверь, на нем лица не было. Два или три шага до кресла он сделал как пьяный.
— Что случилось? — М-р Панни поднялся ему навстречу. Он уважал коллегу за трудолюбие и порядочность, желал ему от души успеха.
— Это Сузи, шеф… — Олсборн тяжело упал в кресло. — Только- чш-ш… Ни звука! Я ее поймал. Я ее поймал, шеф!..
— Что — Сузи? — ничего не поняв, спросил м-р Панни.
— Диверсия, шеф. Это она! Я убедился собственными глазами. Я работал, шеф, повторял опыт, и вдруг Сузи рядом. Все пошло вкривь и вкось. Сузи отдалилась — все стало на место: магнитное поле, белок… Тогда я позвал: «Сузи!..» — чего мне это стоило, шеф! И все началось сначала, как магнитная буря. Это она буря, шеф! У нее, наверное, аппарат!..
— Какой аппарат?
— Чтобы вредить всем. Мой опыт!.. — застонал Олсборн. — Это она испортила мой опыт! Ее надо арестовать, мистер Панни. Немедленно.
Олсборн казался помешанным.
— Не забывайте, что это я поймал ее, — бормотал он. — Я поймал ее!
Первым побуждением м-ра Панни было — позвать Сузи для объяснения. Он протянул руку к звонку:
— Сейчас все узнаем.
— Никак нет, сэр. Только не это!
Олсборн вздрогнул и обернулся: возле двери сидел Томас Уитби — старик не видел его, когда разговаривал с м-ром Панни. Теперь студент подошел к столу.
— Только не это! — Уитби почти приказывал м-ру Панни. — Разрешите мне взяться за дело. Все здесь очень непросто. Если Сузи Мак-Холланд вредит в лаборатории, она работает не одна. За ее спиной кто-то. Этой задачей займусь я сам!
М-р Панни не дотянулся рукой до звонка. Олсборн что-то глотал и не мог проглотить. В голове старика не укладывалось, что происходит в мире: букашка Сузи перевернула лабораторию, юнец приказывает шефу, профессору. Все идет колесом. Старик не без основания опасался, что колесо закружит его до потери сознания.
Командование лабораторией принял на себя с этой минуты Томас Уитби. А в комнате Тысяча ноль шестнадцатой в зеленую папку было внесено имя Сюзанны Мак-Холланд.
Для Томаса Уитби неразрешимых вопросов не было. Сузи Мак-Холланд? Девушка восемнадцати лет?.. Прямой путь к тайнам лежит через ее сердце.
Со стороны не удивились, когда заметили, что Томми стал отдавать предпочтение лаборантке: «Мисс Сузи, вот вам цветы», «Мисс Сузи, не сидите возле окна — сквозняк…» Тысяча мелочей предлагалась мисс Сузи в знак внимания. И только в комнате под иззестным номером знали, что Томми терпит фиаско.
«Ничего…» — по-прежнему звонил он в итоге каждого дня.
Джефри тоже не сидел сложа руки. Фамилия Холландов была проверена до седьмого колена, до предков, покинувших Ирландию в погоне за счастьем в благословеннейшем Новом Свете. Bсe Холланды оказались католиками, беспорочными американцами, И жених Сузи, Грегори Миллс, тоже католик.
— Черт бы его побрал! — бормотал Джефри. Неуспех у Сузи он относил исключительно происками Миллса.
Неуспех был, что называется, полный, не только из-за цветов. Не обращала внимание на него. Не только из скромности, присущей такой девушке — Сузи была воплощенная скромность — и потому, что самонадеянный Тоцмц вообще, оказывался в проигрышной стратегии. Ринувшись штурмовать сердце Сузи, он не ожидал, что оно занято неприятелем — доцентом-филологом из Фэрфакс-колледжа. Вскоре это было подтверждено самим Грегори, недвусмысленно давшим понять «студенту», чтобы он занимался учебниками и не вылезал из лаборатории… Томми вынужден, был признать неудачу и занялся пуговицами, брошками Сузи, ее сумкой — работа есть работа, — нет ли в них излучателя.
Излучателя не было. Диверсия в лаборатории продолжалась. Исходила она от Сузи — в этом не было никакого сомнения. Может быть, Сузи подставное лицо? Не замешан ли в этом деле ее жених Миллс? Пришлось заняться Миллсом. Томми особенно усердствовал, раскапывая дело соперника, но, увы, дело Миллса оказалось таким же тощим, как ну Холландов: членом профсоюза не состоит, дансинги не посещает, католик…
— Это все? — спрашивал Джефри.
— Все.
— Да-а… — с неодобрением тянул Джефри, ставя зеленую папку на место.
Пат Олсборн при виде Сузи страдал от страха. Страшна была ее гладкая блестящая кожа, страшен ее румянец, голос, улыбка — вся Сузи от прически до каблуков. «Ах ты, господи…» — повторял Пат, не находя других слов. В то же время детское безграничное удивление не покидало старика ни на минуту. Так уж, наверное, мы устроены: все странное, необычное привлекает нас как магнит. «Господи, — повторял Олсборн, — наваждение! Поговорить с кем-нибудь, что ли?..» Олсборн долго думает, с кем бы поговорить, чтобы все выложить до конца и чтобы его поняли. Очень старику хочется быть понятым до конца, облегчить душу. Есть у него старый друг доктор Коллинз. Но как с ним поговорить об этом? Прощелыга Уитби предупредил Олсборна и м-ра Панни, чтобы они ни словом никому не обмолвились.
Бесконечно терзаться противоречивыми чувствами и тайной, вторгшейся в лабораторию, Пат Олсборн не мог. Вот почему однажды вечером он оказался в кабинете друга своей университетской юности доктора Коллинза.
Громадный, седой, с могучим голосом, доктор был похож на римского легионера. Но для Олсборна он попрежнему оставался капитаном бейсбольной команды, вожаком, перед которым такие, как Пат, млели от восхищения. Он и сейчас силен, независим, лабораторию м-ра Панни называет «Блошиным раем», а сотрудников «кошкодавами» и «учеными индюками». «Для кого вы стараетесь? — спрашивает он. — Для жизни или для смерти? Синтезируете белок, улучшаете хромосомы — кажется, для жизни. А руководит вами военное министерство. Хо-хо-хо!» Занимается доктор частной врачебной практикой.
И все же Олсборн тянулся к этому человеку: не так уж много осталось университетских друзей.
— А-а!.. — встретил его Коллинз. — Не ждал! — Протянул через стол громадную руку. — Какими ветрами?
Олсборн огляделся по сторонам — нет ли кого в кабинете.
— Хо-хо! — заметил доктор. — Пуганая ворона!..
Слушал он Патрика, поглядывая на него из-под насупленных бровей, иногда сопровождал рассказ ироническими восклицаниями: «Чудненько! Славненько!..» Или отделывался кратким: «Хо-хо!» Когда Пат рассказывал о студенте, как тот взял лабораторию в руки, Коллинз вспылил.
— Негодяи! — загремел он. — Все они негодяи! Джефри — самый первый из негодяев!.. А Сузи — хохо-хо! — восхитительно! Расскажи подробней о девочке.
— Что именно? — спросил Пат.
— Внешность, костюм…
Патрику казалось, что это не главное, он ожидал вопросов по существу.
— Костюм, понимаешь, в чем ходит? Какие у нее платья, блузки? — торопил Коллинз.
Патрик стал вспоминать:
— Платья светлых тонов…
— Материал? — нетерпеливо гремел Коллинз. — Материал?
Из какого материала платья у Сузи, Патрик не знал, за что тут же получил от доктора ряд кличек в духе студенческого лексикона. «Растяпа» из этих прозвищ было самым невинным.
— Чистенькая, говоришь? — спрашивал Коллинз, не дав Патрику отдышаться. — Свеженькая, как помидор?
Это было уже совсем легкомысленно для такого старика, как Коллинз, и Пат начал жалеть, что рассказал все другу юности.
— Хо-хо-хо! — хохотал Коллинз. — Идея! Пришли ко мне эту Сузи. И вздуем же мы Джефри вместе с его командой!
Потом они говорили о жизни, о молодости, о болезнях, об утрате друзей — обо всем, о чем говорят между собой старые люди. И лишь в конце разговора вернулись к Сузи.
— Значит — чистюля?.. — переспросил Коллинз.
Между тем события в лаборатории набирали скорость и вес, как снежный ком, пущенный под гору. Через неделю после разоблачения Сузи в кабинет. м-ра Панни, прямой и решительный, вошел генерал Харет:
— Объясните, шеф, что за игра ведется вокруг Сузи Мак-Холланд? Шепотки кругом, разговоры. И еще этот Уитби? Дурак поймет, что он замаскированный сыщик. К тому же с нечистыми пальцами. Я своими глазами видел, как он запускал их в сумочку Сузи. В чем подозревается мисс Мак-Холланд?
М-ру Панни ничего не оставалось, как рассказать генералу все, от поездки в дирекцию до открытия Патрика Олсборна.
— Уволить! — реагировал генерал. — Такую дрянь нельзя держать ни минуты!
Мысль о том, чтобы уволить Сузи Мак-Холланл, давно зрела в голове м-ра Панни. Но вряд ли он решился бы на ее осуществление, если бы она не совпадала, с решением Джефри Перкинса.
В Тысяча ноль шестнадцатой комнате рассуждали без обиняков:
— Уволить и посмотреть, что она будет делать.
— Найти работу не так-то легко.
— Без протекции…
— Если Сузи связана с тайной организацией, друзья постараются ей помочь. Тут и расставить…
— Капканы!
М-р Панни долго раздумывал, как уволить Сузи. Будут просьбы и слезы. Все это трудно вынести. Один он не справится, надо с кем-то вдвоем. Нет, нет, не с Уитби! И конечно, не с генералом: этот все выложит с прямотой солдафона. Выбор шефа остановился на Олсборне: старик — заинтересованное лицо, воспитан, человек умный.
Так и случилось, что при увольнении Сузи правой рукой м-ра Панни оказался Пат Олсборн.
— Мы должны вас уволить, Сузи, — начал шеф, как только девушка появилась в дверях кабинета.
— За что, сэр?
— Не спрашивайте, но мы должны вас уволить,
— Я так старалась…
— Мы дадим вам отличные рекомендации…
М-р Панни тут же испугался опрометчивого обещания: что скажут в дирекции?
— Может быть, вы считаете меня больной, сэр? Я вижу, как меня сторонятся в лаборатории…
Глаза у Сузи были на мокром месте: неожиданно свалившееся несчастье убило ее. Ученые чувствовали к ней жалость. Откуда у нее способность вредить? Не верилось. Пожилым людям было совестно перед девчонкой.
— Наверное, вы больны, Сузи, — мягко сказал Олсбори. — Полечитесь и, может быть, вернетесь обратно. Я вам дам адрес хорошего доктора: Массачузетс-стрит, 18, квартира 2, спросите м-ра, Коллинза.
— Ax!.. — сказала Сузи и залилась слезами. М-р Панни заерзал на месте, Олсборн почувствовал, как у него щекочет в носу.
— Не плачьте, Сузи, — сказали они в один голос. — Мы не хотим быть жестокими, но иначе не можем.
— Что ж мне теперь — идти? — с погасшей надеждой спросила Сузи.
— Расчет получите через два дня.
Сузи всхлипнула и закрыла за собой дверь.
В этот же вечер она пришла к доктору Коллинзу.
— Тэ-эк-с!.. — сказал тот, откинувшись в кресле и глядя на девушку, помертвевшую при виде гиганта. — Мне семьдесят восемь лет, — продолжал он. — Я вам прадедушка. Поэтому прошу отвечать на вопросы и не усматривать за ними никакой задней мысли.
После этого вступления доктор придвинул кресло к столу, отчего показался Сузи еще громадное, и поставил первый вопрос:
— Вы часто моетесь в ванне?
— Да, сэр.
— Вы любите шелковое белье?
— Да, сэр.
— И носите его постоянно?
— Да…
— И сейчас вы в обычной своей одежде?
— Да… — еле отозвалась Сузи.
— Тэ-эк-с… — произнес опять доктор Коллинз, в высшей степени зловеще, как показалось Сузи.
— Тогда поставим опыт, — встал он из-за стола. В дальнем шкафу он порылся за картонками, склянками и вынул старый, наверно, еще девятнадцатого столетия электроскоп. Вытер его от пыли марлей, лежавшей там же, в шкафу, и поставил на стол.
— А теперь, — сказал Сузи, — прошу вас встать и пройтись по комнате.
Сузи встала и нерешительно сделала несколько шагов.
— Быстрей! — сказал доктор Коллинз.
Сузи засеменила быстрее.
— Еще быстрей!..
Так он прогонял ее из угла в угол комнаты раз шесть или семь.
— Теперь подойдите сюда, — указал на электроскоп, — протяните руку.
Сузи протянула руку. Листочки электроскопа раздвинулись.
— Уберите! — скомандовал доктор Коллинз.
Сузи убрала руку. Листочки опали.
— Ну-ка еще раз по комнате — марш!
Опять Сузи бегала взад и вперед, подходила к электроскопу. Прибор неизменно показывал электризацию. Всякий раз доктор зловеще произносил: «Тэ-эк-с…»
— Неужели это… я? — спросила Сузи, начиная коечто понимать. — Вырабатываю электричество?
— Если показывает электроскоп, — ответил доктор Коллинз, — что же могут выделывать точнейшие приборы в лаборатории?..
Сузи со страхом смотрела на свои руки. Она вспомнила сумятицу в лаборатории, неудавшийся опыт старика Олсборна и как он кричал на нее «Назад!..»
— Значит… все это я? — пролепетала она, чувствуя, как пол, стены и доктор поплыли куда-то в сторону.
Потом она сидела на краешке стула и плакала. Доктор, огромной глыбой поместившись за стол, чтото писал, шевеля сердито бровями.
— Что же мне теперь делать? — в отчаянии спросила Сузи.
— Бросить шелковое белье, носить полотняное.
— Меня увольняют из лаборатории…
— Я позабочусь, не беспокойтесь, — сказал док гор, не поднимая глаз от листка, и пробормотал еще что-то. «Ученые индюки…» — показалось Сузи. Конечно, она ослышалась, не может же доктор называть индюками м-ра Панни и Олсборна!
Доктор писал долго, а Сузи сидела и размышляла о превратностях жизни: ей только восемнадцать лет, а сколько несчастий выпало на ее долю и сколько хлопот она принесла другим. Что же будет, когда ей, как доктору, исполнится семьдесят восемь?..
— Мыться можете по-прежнему, — сказал наконец доктор, закончив письмо. — Хоть дюжину раз в день. Но в шелковом белье в лабораторию не являйтесь. Это письмо, — протянул он листок, — передадите мистеру; Панни… С моим глубоким почтением, — с нескрываемой иронией добавил он. — А с работы вас не уволят.
— Доктор! — Сузи встала, готовая броситься к его большим добрым рукам.
— Э, бросьте! — сказал он. — Не надо благодарить.
— Я буду вас помнить всю жизнь!
— Это другое дело! — согласился он добродушно. — Люди для того и живут на свете, чтобы оставлять по себе добрую память.
Он, проводил Сузи до порога и сам закрыл за ней дверь.
Вернувшись к столу, доктор опять уселся в свое огромное кресло. Снял трубку, повертел диск телефона.
— Мистер Перкинс? — спросил он, как только в трубке послышалось далекое: «Слушаю». — Я к вам по делу Сузи Мак-Холланд.
На другом конце провода слушали, и Коллинз заговорил не торопясь, точно с кафедры, когда нужно, чтобы его поняли самые тупые ученики:
— Мисс Мак-Холланд только что была у меня. Это ее удача — что она попала ко мне… Ну-с, так вот. Эта девочка очень чистоплотная. Понимаете, чис-то-плот-ная! — повторил он по слогам, подчеркивая необычайную важность этого обстоятельства. — Второе, — продолжал он. — Сузи имеет пристрастие к шелковому белью… Не прерывайте меня! Чистая гладкая кожа и шелк взаимодействуют так же, как замша и стекло в школьном опыте, — создают электризацию… Отсюда все ненормальности в лаборатории мистера Панни: нарушения магнитных полей, неверные показания приборов и прочее… Это говорю я, доктор медицинских наук, лауреат Государственной премии Эдвард Коллинз. Говорю с полным авторитетом, — добавил он. — Если вы ищете в лаборатории крамолу — кажется, так я должен понимать засылку туда вашего эмиссара Уитби, — то давайте бросим это бесполезное дело. Уитбн отзовите, Сузи Мак-Холланд оставьте на прежней работе. Нарушения в работе прекратятся… Что? Дано указание уволить Сузи Мак-Холланд? Плюньте на указание! И не возражайте. Иначе эту историю я передам репортерам, и завтра вся Америка будет указывать на вас пальцами — на вас, мастер Перкинс! — и хохотать до упаду. А насколько я понимаю, вам выгоднее держаться в тени: за это вам платят деньги… Договорились?
Джефри не возражал.
На другом конце провода звякнуло — доктор Коллинз положил трубку. Но Джефри все еще прижимал трубку к уху. Ему представился осел Уитби, каждый день доносивший из лаборатории: «Ничего, сэр…»
— Болван! — Джефри опустил на рычаг трубку. Поднялся из-за стола. Несколько минут переминался с каблуков на носки и обратно, потом двинулся к сейфу. Набрал шифр, распахнул дверцу. Вынул папку в зеленой обложке и, не развернув, со злостью швырнул в корзину.
— Болван!.. — повторил он.
Похоже, что теперь это относилось не только к Уитби, но и к нему самому.
