В десять часов утра зазвонил мой мобильник. Я был так плотно закутан в одеяло, что, пытаясь освободиться, едва не свалился с кровати.

На дисплее высветилось имя Силлы, и я заколебался. Я не знал, что говорить. Я вспомнил, как шериф и Джуди нашли нас на кладбище. Я обнимал Силу, но не для того, чтобы успокоить, а чтобы удержать на месте, не дать приблизиться к Ризу. В ее глазах была пустота. Тело Риза лежало там, рядом, все было покрыто его кровью, и меня буквально выворачивало наизнанку. Глаза его оставались полуоткрытыми, а губы казались вялыми и высохшими.

Я не представлял, что можно сказать Силле, но я должен был ответить. Я нажал кнопку приема звонка и подошел к окну:

— Привет.

— Привет. — Ее голос был мягким, доверительным.

Мы оба замолчали; я прижал свою забинтованную руку к холодному стеклу. Под бинтами швы соединяли края раны, полученной на кладбищенской стене. Рана болезненно пульсировала, но холод немного успокаивал боль. Я смотрел в окно через прижатые к стеклу пальцы.

В утреннем свете деревья казались обыденными — совсем не такими, как в том месте, куда привели шерифа следы крови Джозефин и где они пропали. Они обыскали дом мисс Трип, нашли несколько поддельных удостоверений личности, свидетельства о рождении и водительские удостоверения с ее фотографиями. Везде были вписаны разные фамилии. Шериф составил ориентировку и разослал ее по всему штату, а может, и не только по штату. Мистер Тодд не допускал и мысли о том, что она может объявиться в своем доме, но обещал моему отцу, что его заместители будут регулярно патрулировать вокруг нашего дома и дома Силлы. Чушь собачья. Они просто объявят ее умершей.

Я посмотрел на кладбище, притаившееся за лесом.

Я, не без помощи Джуди, убедил всех, что мисс Трип была одержима старыми историями, от которых у нее в конце концов и поехала крыша. Если кто-то в чем-то и заподозрил нас с Силлой, то ничего об этом не сказал. Возможно потому, что все уже и так вдоволь наслушались разнообразных сплетен и слухов. Естественно, полиция не начала никакого расследования. Им было очень удобно считать, что за всем этим стоит мисс Трип. Как я подметил, всем здесь нравилось представлять дело в наиболее привычном для них свете. Они не задавали таких вопросов, ответы на которые могли бы изменить их мировосприятие.

Так вели себя все, кроме отца и Лилит. Я чувствовал, что они не принимают факты на веру, а размышляют. Как раз сейчас они были внизу и работали. Они вели себя исключительно тихо — и он, и она, — причем все утро. И не трогали меня. Отец не изменил своему рабочему распорядку — четыре деловые поездки в неделю — и не выказывал мне никаких чувств после всего произошедшего. Он вообще ничего мне не сказал, но было ясно: если что, он всегда рядом. Я так и не смог найти способ дать ему знать о том, что я все понимаю и ценю его молчаливую поддержку, хоть и не желаю обсуждать с ним мое положение.

Да и Лилит вела себя вполне по-людски. Завтрак был ужасен, но не из-за очередной ссоры между нами. Отец и Лилит, не прерывая какую-то бестолковую беседу и не пытаясь вовлечь в нее меня, передали мне французский тост и картофельные оладьи. Я сидел, жуя картофельные оладьи, вызывавшие у меня легкую тошноту, к которой примешивалось чувство вины за то, что я не участвую в их беседе. И тут локоть Лилит натолкнулся на руку отца как раз в тот момент, когда он потянулся к блюду с омлетом, и ее бокал с виноградным соком опрокинулся на скатерть. Пролитый сок не походил на кровь, но я при виде темно-алого пятна резко оттолкнулся от стола и грохнулся на пол вместе со стулом. Я закрыл лицо руками и часто задышал. Что бы я сейчас ни видел, в моих глазах все было залито кровью.

И тут Лилит сказала:

— Проведи его на кухню и дай ему холодной воды. Я здесь все уберу.

Мне претило ее доброе отношение ко мне, но я с ним смирился.

Па меня подул ветер из открытого окна, и я наконец спросил Силлу:

— Как ты?

— Нормально.

Она сделала глубокий вдох и сказала:

— Мне необходимо тебя увидеть.

— Конечно, — тут же согласился я.

Мне хотелось целовать ее, напомнить себе о том, что она жива. И ей напомнить о том же.

— Приходи в «Королевскую сыроварню», — произнесла она.

— «Королевскую… сыроварню»?

— Ну, пожалуйста…

Мы закончили разговор. Я схватил толстовку и выскользнул из дома.

СИЛЛА

Джуди послала меня купить салфетки.

Более бессмысленное на тот момент дело придумать было невозможно, но, по ее словам, мне надо было хоть чем-то занять себя. Похороны состоятся завтра, и нам еще надо организовать поминки. Именно для этого и понадобились салфетки.

Я поехала на грузовике Риза. В кабине все еще пахло машинным маслом, сеном и потом. Стоило мне повернуть ключ зажигания, как из магнитолы раздался голос Брюса Спрингстина. Я терпеть не могла оптимистичные рок-песни с затянутыми соло на гитаре, но не смогла заставить себя выключить музыку.

Крепко вцепившись в руль, я представляла себе руки Риза. Вспомнила его шестнадцатый день рождения, когда он наконец купил этот грузовик. Он хотел провести вечер с приятелями, но мама велела ему остаться дома. Это был вечер буднего дня, и мама сказала, что покататься с друзьями он сможет в пятницу. Я помогала ей приготовить жареного цыпленка. Риз в тот раз показал себя грубияном и упрямым козлом, заявив, что если он останется дома, то не выйдет из своей комнаты. Он кричал и даже ругался, а мама изо всех сил старалась не расплакаться. Пришел отец и, узнав, что Риз, надутый и озлобленный, сидит в своей комнате, велел нам с мамой продолжать накрывать на стол. Я не знаю, что именно сказал он брату, но примерно через пятнадцать минут они оба спустились вниз, и Риз извинился перед мамой. Мы сели ужинать, а Риз стал смотреть подарки. Я подарила ему игру для приставки, которую он очень хотел. От мамы он получил свитер и аккредитив на триста долларов в счет стоимости грузовика. Он должен был копить на эту покупку целый год, а так он получал машину сейчас. Отец сказал ему, что грузовик дожидается его в магазине мистера Джонстона, да еще и с новыми шинами. Кроме этого, отец подарил ему браслет с вставленным в него тигровым глазом. На столе у нас было мороженое и кексы в светло-коричневой глазури, которые брат обожал.

Может, мне стоит зайти в магазин и купить в придачу к салфеткам еще и коробку кексов?

Заехав на парковку возле супермаркета, я устало потерла лицо. У меня было такое чувство, будто воспоминания и мысли, словно водоворот, крутятся и затягивают меня вглубь, а я могу лишь бороться за то, чтобы глотнуть воздуха. Меня всю трясло.

Выйдя из кабины, я сразу попала под яркие лучи солнца. На парковке стояло пять машин, и все они были мне знакомы. Господи, а ведь я так надеялась, что никто не встретится мне на пути. А может, если принять убогий, несчастный вид, то никто не обратит на меня внимания? Захватив кошелек и потупившись, я торопливо пошла к дверям магазина.

Перед входом мистер Имори пропустил меня впереди себя:

— Привет, моя девочка, у тебя все хорошо?

Я, быстро подняв голову, увидела, что глаза его были черными и холодными, в уголках рта залегли глубокие морщины. Я кивнула и проскочила мимо него.

— Силла?

Я обернулась: глаза мистера Имори были такими же, как всегда, — светящимися и искрящимися под лучами солнца.

— Э-э-э… — Я покачала головой. — Простите, мистер Имори. Я в порядке. Спасибо, — добавила я шепотом.

Он раздраженно сжал губы, кивнул и, повернувшись, пошел прочь. Я медленно обвела взглядом торговый зал.

Джозефин могла быть где угодно.

Прижимаясь к стеклянной перегородке, я рассматривала проходы между стеллажами, вдоль которых на полках были выложены продукты. Два кассира были свободны и дожидались покупателей: сестры Веет и Эрика Эллис, обе в голубых фартуках. Они долгое время работали на упаковке, до того как в прошлом году получили повышение. У стеллажей с консервированными фруктами я заметила миссис Энтони с сыном Питом. Пит, сидевший в своей коляске, болтал полными ножками. Миссис Моррис, держа в руках две коробки с хлопьями, никак не могла решить, какую из них выбрать. Хозяин супермаркета, мистер Мерсер, стоял, прислонившись спиной к небольшому холодильному шкафу с мясными полуфабрикатами, разговаривал с Джимом, мясником.

Любой из них… Да все они… Я не видела, куда полетели вороны Джозефин. Может, они специально ждали, когда я ослаблю бдительность. Я шла к секции хозяйственных товаров, и биение моего сердце отдавалось в ушах. Все взгляды были устремлены на меня. Они наблюдали. Выжидали. Как до этого наблюдали вороны. Все было почти так, как в тот ужасный день в школе, когда она проникла в тело Венди. Мне повсюду мерещились враги. И сегодня я понимала, что эта детская тактика в виде изображения рун на теле совершенно бесполезна.

Даже маленький Пит перестал болтать ножками, когда я прошла мимо.

Я схватила упаковку дешевых салфеток и направилась к кассе, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на быстрый бег.

Эрика Эллис сочувственно улыбалась мне.

— Вы нашли то, что нужно? — задала мне она свой обычный вопрос.

Я засмеялась, и этот смех даже мне показался истерическим.

Она остановилась и, удивленно приподняв брови, посмотрела поверх меня на свою сестру. Но того, что мне было нужно, не оказалось, да и не могло оказаться в каком-то долбаном супермаркете.

Когда она взяла мою пятидолларовую купюру, в ее взгляде появилась отсутствовавшая прежде осмотрительность, словно я инфицирована смертельным вирусом и опасна для окружающих. Она нахмурилась, увидев порезы на моих руках. Меня так и подмывало опустить пониже горловину свитера, чтобы показать ей длинный зазубренный шрам под ключицей.

Но позади нее я вдруг увидела злобный взгляд Бет. А ведь они запросто могли оказаться врагами. Могли быть Джозефин.

Поэтому я, ничего не сказав, взяла свою сдачу, салфетки и вышла.

НИКОЛАС

Йелиланская «Королевская сыроварня» размещалась в невысоком бетонном здании рядом с продовольственным супермаркетом, где я когда-то пил кофе с Эриком. Над громадными грязными окнами была прикреплена большая красно-белая вывеска. Остановившись примерно в двадцати футах от «сыроварни», я мог через окна видеть облупившийся пластик киосков и усталые лица ребят, склонившихся над прилавком.

К счастью, мне не пришлось заходить внутрь — внезапно я услышал автомобильный сигнал. Когда я повернулся в его сторону, Силла уже открыла дверь грузовика, который совсем недавно принадлежал Ризу. Она вышла из машины и, обойдя ее, взяла что-то с заднего сиденья.

Я прислонился к автомобилю и увидел у нее в руках лакированную шкатулку моей матери. Силла протянула ее мне:

— Не хочу держать это в своем доме.

Я невольно напрягся:

— Да? Ну ладно.

А я-то с нетерпением ждал ее, чтобы рассказать ей о своей жизни. Я надеялся, что это хоть немного отвлечет ее, снова пробудит интерес к магии.

Передав мне шкатулку, Силла отступила на шаг и сложила руки на груди. До того как она отвернулась, я успел заметить на ее щеках слезы. Пряди волос обрамляли ее лицо. Было видно, что этот внезапный порыв причинил ей боль, и мне просто захотелось остановить ее от дальнейших болезненных действий.

— Силла, ну, Силла… — протянул я, быстро поставил шкатулку на асфальт и потянулся к ней.

Она не обернулась, но позволила взять ее за плечи и даже прижалась ко мне спиной, а я коснулся щекой ее волос. Она медленно и осторожно, словно боясь чего-то, обхватила ладонями мои пальцы. Мы снова принадлежали друг другу. Да, принадлежали. Я должен был в это поверить. Она не отвергла меня, хотя магия была частью меня — была тем, чего я желал. А шкатулка, видимо, просто напомнила ей о горе, поэтому она решила от нее избавиться. Правильно. Гак и должно быть. Это нормальная человеческая реакция.

— Она мерещится мне повсюду, Николас.

— Джозефин? — Ее имя было мне ненавистно; я произнес его шепотом, содрогнувшись от отвращения.

— Да. Я не могу поверить, что она действительно скрылась.

— Я тоже.

— В каждом, на кого я смотрю, мне видится она. Я и в «Королевскую сыроварню» не могу зайти, потому что там мистер Денли и он пристально смотрит на меня. Я, как парализованиая, смотрю на него и жду, когда он вынет нож и бросится на меня. То же самое было со мной и в продовольственном супермаркете, там я боялась даже детей, которые и ходить-то толком не умеют.

Я прижал Силлу к себе и, словно тычок под ребра, ощутил чувство вины за то, что ни на минуту не задумался об опасностях, которые подстерегали ее. Все это время я думал лишь о себе, о своем участии в магических ритуалах; о том, как к нам относятся в городе, о первом увиденном мною трупе. А здесь, рядом со мной, была моя девушка, до глубины души потрясенная случившимся. Я тяжело вздохнул. Мне надо было хоть как-то утешить ее.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказал я, вспомнив про защитные амулеты.

Мы сделаем их. Мы сделаем их и вдвоем.

— Я все время плачу и не могу остановиться.

Я прижал Силу к себе еще крепче, стараясь дать ей почувствовать, что я никуда от нее не денусь.

После долгой паузы, во время которой мимо нас медленно проезжали машины и ветер холодил лица, освещенные прямыми солнечными лучами, она вдруг спросила:

— Так почему она все-таки жива, а Риз мертв?

Что я мог ответить?

— Мне очень жаль, — прошептал я.

— Ты сломал мои маски, Ник.

— Сломал что?

— Мои маски. Ты их испортил. — Она произнесла это беззлобно, но я удивленно отстранился. — Если бы ты не мог видеть меня сквозь них, я бы никогда, ни на миг даже, не подумала бы, что они мне необходимы. Но ты все воспринимал с легкостью; смотрел мимо меня, но видел меня, видел все — и кем я была, и на что я способна. Ты знал магию, ты знал все тайны.

Она выпрямилась, и ее голос окреп. Я, почувствовав обиду, разжал свои объятия. Она сразу отошла от меня:

— Никто никогда не говорил нам. Эти глупые ужасные тайны. Магия! Кровавая магия. Ведь отец все знал, но никогда не говорил нам. Он сам виноват в том, что умер, и в том, что умерла мама. Риз был прав. Не столь важно, кто именно нажал на курок! — Силла бросилась ко мне. — Теперь я знаю, как брат воспринимал все это, что именно он чувствовал. — Ее пальцы сжались в кулаки, и она прижала их к моей груди. — Послушай! Меня так и подмывает ударить кого-то, разрушить что-то. Что угодно. Меня душит злоба. Ник, а ведь Риз был прав, и вот теперь его пет, а я совершенно одна.

Я вздрогнул. У Силлы же есть я, но как сказать ей об этом сейчас, когда вся ее семья мертва?

— Прости, Ник. — Она закрыла глаза. — Я просто хотела… даже и не знаю, чего я хотела. Возьми эту шкатулку. Пожалуйста.

Возможно, мне не следовало все это слушать. Возможно, мне надо было остановить ее. Меня начинало злить то, что я оказался крайним во всей этой истории с магией: я выбрал собственный сценарий этого магического водоворота, припомнив те глупые приемы, к которым прибегала моя мать, а теперь Силла считает это неправильным. И она даже не понимает, что нужна мне. Действительно нужна. Я не знаю, что это может означать для нас обоих.

Мне ничего не оставалось делать, как взять шкатулку матери и уйти.

Сделав несколько шагов, я услышал, как хлопнула дверь грузовика, и ее плач. По я лишь со всей силы прижал шкатулку к себе, пока не почувствовал, как в моей пораненной руке снова пульсирует кровь, напоминая мне о том, что магия — это неотъемлемая часть меня.