Едва ступив в лодку, я забываюсь глубоким сном. Когда мы прощаемся, Хуан укоряет меня:
— А я-то думал, ты расскажешь мне о разных штуках…
— В следующий раз, даю слово.
Я возвращаюсь в Дом на рассвете. Цезарь поджидает меня, чтобы забрать блокнот, и предлагает мне сначала поесть, а затем пойти и доспать в своей комнате.
Приняв душ, я залезаю в постель и не показываюсь до самого обеда. Мои коллеги, кажется, не особо рады меня видеть. Один только Жан-Люк встречает меня едва уловимой улыбкой, и я сажусь рядом с ним.
— Ну, все тип-топ! Девчонок видел? Красивые, правда? — начинает он, подмигивая и обрисовывая руками в воздухе женский силуэт с пышными формами.
— Напоминаю, — говорю я с улыбкой, — я не имею права сообщать подробности.
Мы едим молча, он поворачивается ко мне, и в его взгляде я вдруг чувствую какую-то тревогу.
Вторая половина дня посвящена долгой беседе с двумя Цезарями, которые, поздравив меня с успешным выполнением задания, приступают к допросу:
— Твои записи порой недостаточно точны. Так, например, ты не описал во всех подробностях, как избавился от мотоциклиста.
— Я просто был вынужден его убить и не могу гордиться этим поступком. Была бы моя воля, я стер бы его из памяти. Мне не хотелось заново переживать этот ужасный момент, пересказывая его в письменном виде.
— Мы понимаем тебя, но ты же знаешь — у тебя не должно быть секретов от нас.
Немного подумав, я кидаюсь к Цезарю 3 и хватаю его за шею. Захваченный врасплох, он отбивается, но я крепко сжимаю кадык. Затем, ослабив хватку, я снова сажусь и продолжаю:
— Парень вел мотоцикл, держась руками за руль, и даже не проявил защитного рефлекса — все было проще, чем с Цезарем. Простите, если сделал вам больно.
— Пустяки, — цедит он сквозь зубы.
— Почему ты не придерживался правил, установленных отцом семейства и властями Зоны? — продолжает другой Цезарь. — Действуя подобным образом, ты навлекал опасность на них, да и сам…
— Я соблюдаю только законы Дома. Для успешного выполнения задания мне понадобилось узнать немного больше, чем известно молодежи на континенте. Наверное, вы помните, что я смотрел телевизор в часы, предназначенные для взрослых: мне было любопытно познакомиться с этим объектом.
— И еще ты читал газеты.
— Да, это так, но я должен был выяснить, говорится ли там о моем убийстве. И нашла ли полиция свидетелей преступления.
— А как ты объяснишь тот факт, что оставил Мишеля наедине с его подругой в саду? Этот эпизод также не фигурирует в твоих записях.
— Во-первых, я принял все меры предосторожности, а во-вторых, я сделал это с прицелом на будущее. Если когда-нибудь меня призовут обратно на континент и мне понадобится помощь, этот мальчик будет обязан меня выручить — в память о моей доброте.
— И последний момент, который заинтересовал нас больше всего. Расставшись с нашим агентом в квартале «Э», ты добрался до резиденции Марка-Аврелия, одного из отцов-основателей Зоны. Зачем тебе понадобилось там проходить и рассматривать фасад?
— Я попал туда по чистой случайности и решил немного пройтись пешком по этому спокойному району. Я ведь знал, что весь следующий день просижу взаперти. Мое внимание привлекли флаги на окнах. Я сразу подумал, что там живет какая-то важная особа, и подошел ближе — из простого любопытства, мне охота все знать…
— Что именно «знать», Мето? — раздраженно перебивает Цезарь 3.
Я прикидываюсь, будто не понимаю вопроса.
— Нам бы хотелось, — продолжает он, — чтобы ты перестал валять дурачка и рассказал правду о том, почему ты оказался у дома № 187 в квартале «Э».
— Честно говоря, и сам не знаю…
— Что ж, очень хорошо. На сегодня хватит, но я настоятельно советую тебе обдумать это как можно быстрее. Для нас вопрос остается открытым.
Его тревога подтверждает, что я не ошибся: Марк-Аврелий, один из отцов-основателей Зоны № 17, бывший торговец оружием и создатель «надеждина» — в самом деле мой дед. Какую же оплошность я совершил, если он передал меня Юпитеру и Цезарям, несмотря на масштабы собственной власти? Я вспоминаю Каэлину, свою сверходаренную надсмотрщицу, которая шпионила за мной даже в семейном кругу Шенов, да так, что я ни о чем не догадывался. В следующий раз надо быть осторожнее.
Жан-Люк предлагает поплавать в море. Погода теплая, и я охотно соглашаюсь. Мы получаем разрешение, но Цезарь 3 заставляет взять с собой Бернара, который явно не в восторге от нашей компании. Я впервые плаваю в этой мягкой, обволакивающей воде. Волны выбрасывают меня на пляж, и я весь облеплен водорослями. Мои спутники предлагают поплыть вместе с ними в открытое море. Я безмерно счастлив и совершенно не волнуюсь. Метрах в тридцати я замечаю древесные стволы, которые качает зыбь. Бернар останавливается и жестом велит нам поворачивать обратно. Мы еще не успеваем добраться до пляжа, как вдруг меня осеняет: это был не сплавной лес, а до неузнаваемости раздувшиеся тела нескольких мужчин. Сотоварищи догоняют меня. Я понимаю, что они тоже все видели, и мы возвращаемся домой в тягостном молчании.
На уроке я должен перерисовать карту Зоны № 17 с главными ориентирами и основными магистралями. Я очень серьезно подхожу к работе.
После обеда все мы замечаем отсутствие Юпитера: Цезарь 1 сообщает, что Мэтр очень устал.
— Если у вас нет конкретных вопросов, — добавляет Цезарь, — предлагаю всем вернуться в свои комнаты. У кого-нибудь есть что спросить?..
Вопрос, как всегда, риторический: никто и не думает выступать. Члены группы «Э» молча встают с кресел.
— Всем до свидания, — подытоживает Цезарь.
— До свидания, Цезарь, — хором отвечают мои товарищи.
Я устал после купания, у меня щиплет глаза, и я борюсь со сном, потому что жду прихода Клавдия или Ромула. Наконец открывается дверь, и входит мой друг.
— Тебе незачем рассказывать о задании, — заявляет он, — я тайком прочитал отчет о нем в конторе Цезарей. Времени ты зря не терял, но они подвергли тебя дьявольским опасностям. В конце рапорта рукой Цезаря 1 приписана фраза, несколько раз подчеркнутая красным: «Юпитер не верит в случайность». Ты не знаешь, о чем речь?
— Да, Юпитер подозревает, что я знаю о своем происхождении, а стало быть, мне все-таки удалось открыть серую папку.
— Ты можешь поплатиться за это жизнью, Мето.
— У них нет возможности это доказать. На сей раз придется поверить в случайность — им просто ничего другого не остается. Можно мне выйти сегодня ночью? Я хочу узнать новости об Октавии.
— Да, с четверти первого до двадцати семи минут четвертого. Будь осторожен.
— Обещаю.
Я благополучно добираюсь до Промежутка. Заметив меня, Ева отворачивается, и я слышу журчание воды. Затем она возвращается, вытирая лицо, и с улыбкой говорит:
— Не хотела, чтобы ты видел меня в облике ведьмы. Подойди.
Пару минут мы стоим, обнявшись, а потом садимся на ее матрас. Не успеваю я спросить, как она уже рассказывает об Октавии. Еве пришлось его выхаживать: иссечь ухо, почистить его и убрать кольцо. Она также зашила несколько ран на лице и животе и пару дней дежурила у постели. Сейчас он вновь работает у побережников, и Рваные Уши обходятся с ним нормально.
— Боюсь, как бы они не отомстили ему за нашу дружбу, и собираюсь навестить его, прежде чем подниматься обратно. Ты знаешь, где он спит?
— Да, но ты не пойдешь туда. Вчера я подслушала один разговор: они хотят заманить тебя в ловушку, Мето, а Октавий послужит приманкой. За ним следят денно и нощно. Тебе придется отказаться от встречи с ним до поры до времени, зато я могу передавать записки.
Я решаю прислушаться к ее мнению, а затем подробно рассказываю о своем задании на континенте. Она очень внимательно слушает, но, когда речь доходит до Каэлины, морщится:
— Эта девчонка играет роль дочери, а родители делают вид, будто верят, хотя их настоящая дочь, вероятно, в опасности. Безобразно так поступать!
— У нее не было выбора. Ты же знаешь, ее заставляют.
Ее лицо становится непроницаемым, и я жалею, что рассказал об этом. Эта история похожа на ее собственную, и, наверное, она боится, что родители тоже нашли ей замену. Ева закрывает руками лицо и плачет. Я обнимаю ее и привлекаю к себе. Она немного упирается, но затем уступает, и ее тело сотрясается от рыданий.
— Я больше так не могу, Мето. Ты должен забрать меня. Мне очень одиноко, я чувствую, что эти изверги косо на меня смотрят, и мне страшно. Я все реже выхожу из своего убежища, поесть и даже помыться — проблема. Мне снятся жуткие кошмары о том, что я умерла и меня все забыли. Прошлой ночью я чуть не выпила пачку таблеток, только бы покончить со всем.
— Ты обязательно должна продержаться, я тебя выручу. Как раз хотел рассказать тебе о моряке Хуане, который доставил меня на сушу. Вскоре ты сможешь сесть на его лодку. Я засек…
— Когда ты думаешь забрать меня с острова?
— Во время следующего задания.
— Точнее, Мето? — чуть ли не выкрикивает она.
— Тсс! Точнее пока не знаю, Ева, но обещаю, что скоро.
После долгой паузы она отходит от меня, а затем приносит бумагу и карандаш. Я пишу записку для Октавия:
Я все время помню о тебе. Мето.
Я встаю и целую Еву в щеку.
— Скоро вернусь.
— Я знаю.
Меня будит Аттик. Сегодня я не готов шлифовать металл и бормочу сквозь зубы:
— Аттик, мне нужно поспать… Пожалуйста.
— Мето, я принес тебе подарок. Проснись!
Я открываю один глаз, и Аттик с ликующим видом протягивает ключ. Я молчу, и тогда он поясняет:
— Это тебе. У меня есть другой.
— Как ты это провернул?
— Сказал, что потерял свой, и они изготовили дубликат.
— А у них не возникнет подозрений?
— Мне уже не впервой.
Он расстегивает комбинезон и показывает спину. Я вижу на ней отпечатки трех ключей: два бурых и один покраснее.
— Этот у меня уже третий, — продолжает Аттик, — они привыкли. Перед выдачей нового они нагревают его на раскаленных углях и клеймят меня, чтобы я помнил.
— С ума сошел! Ты сделал это ради меня? Как я смогу…
— Брось, Мето, ты же мой единственный друг. Ну а теперь спи.
— Спасибо, Аттик.
Проснувшись, я засовываю свой ключ в носок и отправляюсь к остальным. Жан-Люк садится напротив меня. Вид у него неважный: круги под глазами, будто он не спал или много плакал. Жан-Люк дает понять, что хочет поделиться со мной секретом, и спрашивает, готов ли я его выслушать. Я соглашаюсь. Почему он вдруг решил нарушить правила? Чтобы не привлекать внимания своими заговорщическими минами, я начинаю разговор легкомысленным тоном:
— Хорошая погода. Надеюсь, мы снова искупаемся.
Жан-Люк натужно улыбается.
Чуть позже, когда мы натягиваем форму перед утренней пробежкой, он подходит ко мне и шепчет:
— После занятий вызовись убрать снаряжение.
Мы присоединяемся к группе. Сегодняшний маршрут проходит вблизи Дома, и нам незачем надевать маски. Придется то бежать, то лазить, то ползать, то прыгать. Тренировкой руководит Бернар. Это утомительно, но очень весело. Мы боремся парами. Конечно, я не такой опытный боец, как остальные, однако защищаюсь хорошо. Жан-Люк сегодня совсем не в форме: остальные грубо подгоняют его, обзывают «слабаком», «неженкой» и насмехаются. В конце пробежки Бернар вызывает двух добровольцев, которые должны унести снаряжение. Как и было условлено, я предлагаю свои услуги, а вторым он сам назначает Жан-Люка. Остальные уходят. Мы начинаем с колышков, удерживающих сетку, которой обнесен наш маршрут.
— С тех пор как я вчера увидел тех утопленников, постоянно о них думаю.
— Мне очень хочется тебя выслушать, Жан-Люк, но ты хоть понимаешь, как рискуешь?
— Рискую? Я тебя знаю: ты не из тех, кто побежит доносить. Ну и мне нужно с кем-нибудь поговорить. Вот послушай: на последнем задании мы проникли на грузовое судно с «Нежелательными лицами». Как обычно, пришлось выполнять грязную работу, которую власти Зоны не рискуют поручать службам безопасности. Наша задача заключалась в следующем: вывести ночью из строя навигационные приборы, чтобы корабль унесло в открытое море, а затем выкачать горючее насосом в воду. Это был уже не первый случай, так что они поджидали нас и набросились, как только мы высадились. Заковали нас в кандалы и прямо на палубе избили. Пришли дети и женщины, которые стали нас оскорблять и плеваться. Эта пытка продолжалась битый час, пока не вмешались солдаты, ну а потом началась резня. Повсюду валялись убитые, людей выбрасывали за борт целыми семьями. Я тоже участвовал в бойне и с тех пор без конца об этом думаю.
— Судно называлось «Либерта»?
— Откуда ты знаешь?
— Читал газеты на континенте. Там писали, что корабль добровольно покинул территориальные воды.
— Это еще не все. Накануне задания я поговорил с Хуаном. Мне поручили подготовку «Зодиака», и я столкнулся с ним на понтонном мосту, где он ремонтировал свою лодку. Мы поболтали о том о сем, и я лишь вскользь упомянул вылазку в открытое море, но он, наверное, догадался. Даже не знаю, кто еще мог бы их предупредить. Теперь я считаю себя виновным во всех этих смертях, и меня мучает совесть.
— Ты поделился с Цезарями своими подозрениями насчет Хуана?
— Ты с ума сошел! Признаться, что я их предал? Чтобы я потом окочурился в холодильнике?
— Тогда почему же остальные тебя третируют?
— Они чувствуют, что события той ночи морально меня добили, но им хочется, чтобы я оставался таким же, как они, и пошел на следующее задание. Мои угрызения напоминают об их собственной вине. Поэтому сейчас они люто ненавидят меня.
Мы продолжаем трудиться молча, и, перед тем как запереть склад, он добавляет:
— Спасибо тебе, Мето. У меня словно камень с души свалился. Знай, если захочешь мне довериться, я тоже всегда готов тебя выслушать.
Последняя фраза звучит как приглашение, однако нужно оставаться начеку. Что если Цезари подослали «ложного друга», чтобы вызвать меня на откровенность?
Под вечер меня вызывают в контору.
— Мы хотим поручить тебе задание, — сообщает Цезарь 1. — Только смотри не возомни, что ты тут стал незаменимым. Мы не можем послать кого-то другого только потому, что все твои товарищи в прошлый раз провалили задание и наши враги знают их в лицо. Мы поставим перед тобой задачу, но ты должен продумать стратегию и, прежде чем отправиться в путь, познакомить с ней нас: шансы твои сомнительны, а мы не любим подвергать членов группы «Э» необоснованному риску.
Он протягивает фотографию, и я тут же узнаю Иеронима — заметного в прошлом воспитанника Дома, отличавшегося внутренним спокойствием и силой. По моим оценкам, разница между нами — года четыре: когда он пропал из Дома детей, я был еще Голубым. Он всегда хорошо относился к малышам, боролся за справедливость и даже выступал против самоуправства Цезарей. Я мог бы называть его «старшим братом», которого хотелось бы иметь каждому, если бы знал в то время такое слово.
— Узнаешь его?
Я качаю головой, и Цезарь продолжает:
— Он отправился в Зону № 17, чтобы внедриться в банду детей, совершавших диверсии, но решил остаться с ними и стать одним из их главарей. Мы неоднократно пытались его образумить, но безуспешно. Мы не знаем, как его урезонить. Подумай и предложи какой-нибудь план. Вот остававшаяся часть досье.
ДОСЬЕ НА ИЕРОНИМА
Приоритетное досье
Описание
Волосы темные, лицо смуглое, глаза карие. Рост — 1 м 80 см, вес — 70 кг.
Возраст — 18 лет и 4 месяца.
Три правонарушения, зарегистрированные в период пребывания в Доме детей
• неповиновение,
• драка,
• попытка дестабилизации группы Красных.
Отличительные черты
Умный, влиятельный, хорошо сдерживает эмоции, доказал способность рисковать ради других, может проявлять щедрость.
Резюме
Личность, с трудом поддающаяся определению, а стало быть, и контролю.
Изначальное задание
Внедриться в детскую банду района № 1, известную под названием «Сорняк», члены которой совершают насильственные действия, главным образом в отношении властей Зоны № 17. Иероним должен был установить их личности, а также личности тех, кто их поддерживает, рассекретить явки и тайники оружия.
В течение первого месяца к нам регулярно поступали сведения, но затем след его затерялся. Новый агент, отправленный на место, установил, что Иероним жив. После того как он вычислил агента, последний был тотчас отозван обратно в Дом и доставил следующее сообщение: «Теперь я все понял и больше никогда не вернусь. Я знаю, кто мои собратья, а кто — враги. Иероним».
Список стратегических приемов, использованных при попытках возвращения
• дружеское расположение
• разумные доводы
• соблазнение
• объявление «ВС»
• шантаж
• применение силы.
Местоположение
Иероним очень мобилен, и у него в распоряжении не менее шести пристанищ, где можно спрятаться. Он использует преимущественно три дома (их адреса указаны в приложении), где проживают ложные семьи, и три-четыре дома, занимаемых настоящими семьями, сочувствующими его деятельности.
Нынешняя роль в группе «Сорняк»
С недавнего времени Иероним — главарь организации. Он планирует диверсионные операции и при случае не гнушается участвовать в них лично. Именно он призвал к бойкоту медикаментов, производящихся фирмой «АААП», которая принадлежит Артюру Ф., одному из членов Триумвирата. Кроме того, Иероним якобы создал подпольные школы для сирот. Согласно нескольким источникам, в настоящее время он стремится объединить различные подпольные группы Зоны № 17.
Самая последняя информация
В настоящее время его группа ослаблена наркоторговцами, которые пытаются обосноваться на его территории, дабы расширить свою клиентуру за счет маргинальной молодежи.
Я в восторге от Иеронима. Если бы на меня не рассчитывали мои друзья, возможно, я бы пошел тем же путем. Уже пару ночей мне снится счастливый исход, который мало-помалу вырисовывается для всех нас. Мне еще понадобится этот «герой» для успешного осуществления моего великого замысла.
После обеда я перечитываю полученные записи. Нужно как можно быстрее выяснить, что означают буквы «ВС». В голове начинает складываться стратегия, которую я предложу Цезарям. Мои слова должны звучать убедительно: мне очень хочется немедленно отправить Еву на родину. Это моя главная цель, и она гораздо важнее самого задания. К тому же все остальные провалили его, и я не понимаю, почему именно я должен добиться успеха.
Юпитер не является на вечернее собрание второй раз подряд, но Цезарь 1 это никак не комментирует. Словом, мы возвращаемся в свои комнаты раньше обычного. Как всегда, я жду одного из своих обычных гостей. Сегодня это Ромул, он не в духе и говорит скороговоркой:
— Отцу плохо. Может, он наконец-то умрет. Цезари очень волнуются, но постоянно меня избегают. Я решил подслушать под дверьми, и то, что я узнал, меня разозлило. Цезари сделают все для того, чтобы сохранить власть, назначив Рема преемником старика. Поскольку он не способен принимать разумные решения, они будут решать вместо него. Но я не допущу этого! Клянусь тебе. Чтобы добиться своих целей, им придется устранить меня. Мето, ты скоро мне понадобишься. Ты готов перейти в мой лагерь?..
— Я на твоей стороне, Ромул.
— Спасибо, именно это я и хотел от тебя услышать. Мне пора.
Когда он уже собирается пожать мне руку, я добавляю:
— Ромул, я предан тебе и не сомневаюсь, что в Доме наконец наступят перемены. Я прав?
— Поговорим об этом позже, ладно?
Меня будит Аттик, у него озабоченный вид:
— Я должен предупредить тебя, что события развиваются не совсем так, как я предполагал. Цезари хотят устроить обыск — перерыть все комнаты и осмотреть людей, чтобы найти ключ. В первую очередь это касается тебя. Приятель передал мне слова Цезаря 3: «Странно, что пропала именно та отмычка, что используется в секторе Мето!» Где ты обычно его прячешь?
— Ношу с собой в носке.
— Они проверят твою одежду и все закутки в раздевалке, пока ты будешь в душе. Не знаю, как ты выкрутишься. Это я во всем виноват!
— Аттик, я найду выход. Прошу тебя, не волнуйся. Ты и так уже много для меня сделал.
Я долго не могу заснуть после его ухода, но наутро уже четко знаю, как нужно действовать. Душ мы принимаем после утренней пробежки, так что я могу спрятать ключ снаружи. Придется на пару секунд отвлечь внимание моих «товарищей».
За завтраком ко мне подсаживается Жан-Люк. Ему лучше, и он шепчет:
— Остальные меня бойкотируют. Думаю, тебе не нужно пока со мной водиться, а то тебе грозит та же участь.
— Я не из тех, кто бросает друзей.
— Спасибо, что назвал меня другом.
Мы выходим на пробежку. Уже через два километра я вдруг слышу, как Жан-Люк падает у меня за спиной. Я останавливаюсь и наклоняюсь помочь ему. Кажется, он потерял сознание. Прежде чем позвать остальных, я прячу ключ под моховиной и кладу сверху две скрещенные палочки. Пока кричу, пытаюсь запомнить особенности ландшафта. Группа «Э» в полном составе сбегается и окружает Жан-Люка. Влепив ему пару увесистых оплеух, Бернар заявляет:
— Сооружаем носилки и возвращаемся.
Не проходит и пяти минут, как мы уже отправляемся в обратный путь.
Я спокойно принимаю душ. Солдаты тщательно обыскивают комнаты и форму, даже не пытаясь проделать все это незаметно. Досадуя, что вернулись ни с чем, они проникают в душевые, чтобы обследовать каждый миллиметр тела. Мы позволяем обращаться с собой, как с куклами. При помощи тонких электрических фонариков они долго осматривают полости рта, а затем с ворчанием уходят. Мы одеваемся и с облегчением переглядываемся.
На выходе из раздевалки Цезарь 3 уводит меня в комнату, где мы готовимся к заданиям.
— Ну, как твои успехи? — начинает он.
— В целом неплохо. Но для начала объясните мне, что значит «ВС»?
— Это аббревиатура от «Возврата в семью». Мы говорили, что его сестра якобы погибла в автокатастрофе и семья получила разрешение требовать его возвращения.
— Но ведь это бы означало, что он свободен и ему незачем было сюда возвращаться.
— Ему понадобилось бы появиться в Доме для получения необходимых сведений о его семье и прохождения медосмотра… Но давай сменим тему. Как тебе уже известно, это сообщение не заинтересовало его, и он предпочел остаться с детьми-бродягами. Поэтому я надеюсь, что ты придумал что-нибудь получше.
— Да, но чтобы я мог продумать свой план во всех деталях, мне нужны сведения о пассажирах «Либерты» — того судна, о котором писали газеты Зоны.
— Это еще зачем? — сурово спрашивает Цезарь 3.
— Чтобы меня приняли в банду, я должен выдумать себе правдоподобную легенду. Я решил сказать, что сбежал с корабля на континент и с самого своего прибытия укрывался в сточных канавах. Это объяснило бы мою недостаточную осведомленность о Зоне и о жизни на суше вообще.
— Я подумаю, какие документы можно предоставить тебе для ознакомления, не подвергая опасности Дом.
— Думаю, чем лучше я буду информирован, тем эффективнее смогу действовать.
— Действовать ради чего и против кого?
— Не понимаю вопроса.
— Я уверен в обратном, но не будем об этом. Как ты рассчитываешь снискать доверие этих жестоких маргиналов? Они не только подозрительны, но еще и безжалостны. Тебе понадобится как-то задобрить их.
— В вашем досье я прочитал, что у банды Иеронима возникали конфликты с наркоторговцами. Я могу взять на себя ответственность за убийство байкера Бориса.
— А как ты уговоришь Иеронима вернуться?
— Я буду играть с ним по-честному и освежу его память, похвастаюсь тем, что успешно возглавил восстание против Цезарей, а потом скажу, что нуждаюсь в нем, чтобы отомстить Юпитеру и уничтожить Дом. Я объясню, что решил внедриться в группу «Э», сплотить союзников и собрать максимум информации для разработки плана. Я добавлю, что его опыт и знания необходимы для успешного осуществления моих замыслов. Учитывая его благородство, он наверняка согласится мне помочь.
Цезарь 3 устремляет на меня взгляд, смысл которого трудно понять: смесь недоверия и издевки.
— А ты хитер.
Он встает, чтобы выйти, и я слышу его бормотание:
— По мне, так даже слишком.
Он уходит — вероятно, чтобы побеседовать с другими Цезарями, перед тем как принять решение. Около часа я сижу один. Я понимаю, что удивил его и скорее всего насторожил, но время поджимает, и нужно было предложить какое-то решение. Я чувствую опустошенность. Цезарь 3 возвращается:
— Вопреки моим ожиданиям, твой план утвержден. Ты собираешься работать в одиночку?
— Нет, хотелось бы взять с собой Анну.
— Почему именно ее?
— Я видел ее в деле: она очень эффективно работает, умеет становиться невидимой и хорошо знает местность.
Подлинная же причина в другом: лучше всегда знать, где находится тот, кто за тобой следит.
— Ладно, отправишься через два дня. Ну а пока готовься. Ах, да, чуть не забыл: с тобой хочет встретиться Жан-Люк. Понимаешь, мы беспокоимся за него. Думаю, мы ошиблись: не выйдет из него «эшника».
Мой товарищ лежит в санчасти. Он очень возбужден, лицо вспотело.
— А, Мето, друг! Ты здесь. Подойди ближе, поговори со мной. Мне нужно прогнать все эти навязчивые воспоминания.
— Даже не знаю, что тебе сказать.
— Рассказывай о чем угодно. Мы здесь одни, и нас никто не подслушает. Например, о своем последнем задании или о том, как ты руководил восстанием против Цезарей. Давай, прошу тебя.
Я молчу, и тогда он выходит из себя:
— Ты не доверяешь мне, да? Но я же тебе все рассказал!
Я решаю уступить его просьбе, стараясь не упоминать тех моментов, что еще неизвестны Цезарям. Жан-Люк внимательно слушает, изредка задавая вопросы. Он заметно оживляется. Я ухожу на обед, пообещав вернуться на следующий день. Как я и ожидал, остальные проявляют ко мне безразличие, словно я переметнулся в чужой лагерь и теперь они презирают меня. Меня преследует мысль о том, что все это — инсценировка, цель которой — изолировать меня и сделать доверенным лицом Жан-Люка.
После отбоя ко мне заходит Клавдий.
— Мето, давай используем эту встречу по максимуму, — начинает мой друг. — Ромул намекнул, что она будет последней перед долгим перерывом. Он хочет, чтобы впредь твоя дверь оставалась ночью закрытой для всех, кроме него. Ромул сказал, что от него ускользает слишком много информации. Он должен сохранять контроль и боится, что за его спиной зреет заговор.
— Это меня не удивляет. Он чувствует себя одиноким и загнанным, но мне он больше не нужен, потому что у меня есть ключ от моей комнаты!
— Я догадывался, что это был ты. Вся эта суматоха была из-за тебя! Как тебе удалось пережить обыск?
— Меня предупредили, и я спрятал ключ снаружи во время утренней пробежки.
— Все равно будь осторожен, Мето. Вчера я подслушал конец одного разговора в конторе и сумел разобрать, что Юпитер говорил о тебе. Он сказал, что нужно позволить тебе довести до конца твой дерзкий замысел и что хватит уже Цезарям бояться какого-то сопляка. Выйдя из комнаты, Цезарь 2 негромко выругался, мол, старый шеф не в своем уме и подвергает Дом необоснованному риску. На что Цезарь 1 возразил: «Но Мето еще не победил, и я пока не сказал свое последнее слово».
— Мне нужно будет выйти завтра вечером. Сможешь узнать для меня расписание?
— Оставь дверь открытой. Постараюсь заскочить.
Я рассказываю о предстоящем задании на континенте и вижу, как он морщится:
— Вернуть обратно Иеронима? Ты меня пугаешь. Между собой они считают эту операцию невыполнимой и даже самоубийственной. По-моему, они нашли способ, как от тебя избавиться.
— Не волнуйся. Я буду осторожен.
Впервые за долгое время я смог выспаться и наутро встречаюсь с остальными за завтраком. Они оставляют для меня место, но не позволяют участвовать в разговоре. Я смиряюсь со своим одиночеством. Натянув на себя экипировку в раздевалке, я вдруг обнаруживаю, что в правый ботинок что-то попало. Хочу разуться и посмотреть, но меня останавливает Бернар:
— Некогда, и так опаздываем.
Это было подстроено. Боль пронизывает меня с самых первых шагов. Я догадываюсь об ухмылках под масками моих палачей и прилагаю огромные усилия, только бы не доставить им удовольствия и не выказать своих страданий. Я знаю, что долго не продержусь, они обгоняют меня один за другим, всякий раз толкая и выводя из равновесия. Оставив меня позади, они поочередно возвращаются и следят за мной. Я хочу добежать до тайника с ключом и высматриваю свои ориентиры. Надеюсь, что падаю в нужном месте. Я сбрасываю ботинок и одновременно шарю в траве во всех направлениях, пытаясь найти ключ. Он перепачкан землей, и я засовываю его в левый ботинок. Остальные поворачивают вспять. Я вытаскиваю из ступни гвоздь. Мой носок в пятнах крови. Я кричу из-под маски: «Шайка мерзавцев!», но слышится лишь комичный звук, похожий на крик недорезанного поросенка. Они помогают мне встать, и я не успеваю завязать шнурки. Меня выталкивают вперед и заставляют бежать первым, подгоняют, если, по их мнению, я бегу недостаточно быстро. Я в ярости, но в душевой этого не показываю, а затем просто делаю крюк, чтобы зайти в санчасть. Цезаря 3 беспокоит мое состояние:
— Как ты поранился? Сейчас же снимай второй носок. Мы найдем тебе чистые.
Я охотно подчиняюсь, потому что успел переложить ключ в карман.
— Просто острый камешек в ботинке. Нужно было его раньше вытащить. Как себя чувствует Жан-Люк?
— Неважно. Кстати, он хочет тебя видеть.
— Постараюсь зайти позже. Главное — подготовиться к заданию.
Я научился распознавать малейшие эмоции на лице у Цезарей. Он растерян: не ожидал, что я откажусь.
В библиотеке я нахожу досье по «Либерте». Отодвигаю в сторону газетные вырезки, не заслуживающие доверия, и знакомлюсь с планом судна, списком пассажиров и членов экипажа. Еще для меня приготовили более общее досье о «судах для ссыльных» и условиях жизни на борту.
ОФИЦИАЛЬНЫЕ НОРМЫ И ПРАВИЛА
Грузовые суда обладают правом пополнять запасы питьевой воды и топлива два раза в год. Это осуществляется в открытом море супертанкерами, зафрахтованными теми Зонами, из которых вышли суда. Заодно они передают почту, однако не имеют права забирать к себе на борт кого-либо из пассажиров.
Повседневная жизнь на борту
Различие между членами экипажа и пассажирами, существующее в начале плавания, обычно довольно быстро стирается, и все сообща выполняют различные бытовые работы, необходимые для обеспечения жизнедеятельности. На некоторых судах сформировались спасательные комитеты, и решения принимаются демократическим путем.
Дабы обеспечить себя пропитанием, пассажиры занимаются разнообразными промыслами: рыбной ловлей, охотой на птиц, а также гидропонным выращиванием сои, фасоли и чечевицы. Многие время от времени совершают набеги на континент в официальных Зонах и за их пределами.
Для детей организуются школы, и обеспечивается обмен опытом между взрослыми.
Цезарь 3 подводит итоги, а я постепенно разрабатываю легенду для своего персонажа и персонажа Каэлины, которая выступит в роли моей сестры. Волосы у нас должны быть каштановые, потому что это самый распространенный цвет в Зоне № 17.
— Мы запланировали твой отъезд на завтра, на три часа ночи. Как думаешь, успеешь подготовиться?
Я заверяю, что успею. Перед уходом он просит меня навестить Жан-Люка и добавляет, что если тот не одумается, завтра же будет вынесено решение о его понижении.
— Чего вы от меня ждете?
— Сейчас он очень слаб, и мы думаем, что ты мог бы помочь ему преодолеть этот тяжелый период. Он цепляется за тебя, как за соломинку, но твое сердце так зачерствело, что ты ничего для него не делаешь.
Эта настойчивость кажется мне подозрительной. С чего это вдруг Цезарю упрекать меня в бесчувственности?
Я застаю Жан-Люка в плачевном состоянии и сообщаю:
— Скоро я отправлюсь на задание и хотел повидаться с тобой перед отъездом. Ты в курсе, что они хотят тебя понизить? Знаешь, что это означает? Больше никаких поездок на континент — только дурацкие задания по надзору внутри Дома…
— Плевать. Здесь я всего лишь орудие зла. Никак не могу забыть тех людей, что качались на волнах: их убили, хотя они никому не причинили вреда. Мы ведем скверную жизнь, так зачем ее продолжать?
— Я пока не могу тебе объяснить, но уверен, что лучшая жизнь для нас возможна. У меня есть план, и, если хочешь поучаствовать, для тебя тоже найдется место.
— Правда? — спрашивает он, выпучив глаза.
— Даю слово. До скорого, Жан-Люк.
Вечером мы мельком видим Юпитера. Он сидит, развалившись в кресле, и выглядит внезапно постаревшим и усохшим. Все по очереди подходят к нему, а он лишь добродушно провожает нас взглядом. Мы возвращаемся в комнаты, и я дожидаюсь полной тишины в коридорах, чтобы наконец опробовать свой ключ. Клавдий приходит очень поздно, прокрадывается в комнату и негромко докладывает:
— Коридоры освободятся через двадцать минут и будут свободны до двух часов двенадцати минут. Будь осторожен. Пока!
— Спасибо. Не волнуйся за меня.
Я встаю, чтобы ополоснуть лицо, и шагаю на месте, разминая мышцы, а затем прижимаюсь к двери и наблюдаю за последними перемещениями. Все, пошел.
Не теряя времени на раздумья, я быстро преодолеваю расстояние, отделяющее меня от Евы, и добираюсь до входа в большую пещеру, где слышатся какие-то шорохи возле ночных костров. Пока еще рановато, но в моем секторе путь свободен, и я пересекаю Промежуток, не привлекая к себе внимания. Похоже, Ева меня ждала. Я ощущаю ее тревогу и на краткий миг прижимаю к себе. Мы садимся на ее кровать, она поворачивается ко мне: на ее красивом лице следы усталости.
— Ты уедешь отсюда завтра ночью, а пока постарайся немного поспать.
— Завтра, Мето? Завтра?
— Да, и хорошо запомни мои инструкции. Оденься мальчиком и намажься ваксой. Лодка стоит на якоре примерно в километре к северу. Тебе придется идти по берегу через пляж. Приготовься выйти в полночь. Там крутой спуск. Кое-где надо будет карабкаться, пробираться между скалами, возможно, даже прыгать через лужи. Уже на месте дождешься подходящего момента и поднимешься на борт. Лодка маленькая, в передней части каюты хранятся сети и какие-то клетки. На палубе найдешь люк, открой его и спустись внутрь. Ни в коем случае не шевелись, я выпущу тебя при первой возможности.
Ева выглядит рассеянной и как-то странно улыбается. Я прошу ее повторить все мои инструкции, и она машинально повинуется. Ее черты мало-помалу смягчаются, как будто до нее наконец доходит смысл собственных слов.
— Мы уедем, Мето. Значит, это правда, мы уедем!
Она бросается ко мне и плачет навзрыд. Я обнимаю ее, и она успокаивается. Перед уходом я шепчу ей на ухо:
— До завтра, Ева.
— До завтра, Мето.
Утром Жан-Люк приходит на завтрак. Его общее состояние особо не улучшилось, но он ждет меня и даже пытается мне улыбнуться.
— Аппетит еще не вернулся, но захотелось прийти и поблагодарить тебя перед отъездом.
— Поддержать друга — это нормально.
— Не для всех, — шепчет Жан-Люк. — Сегодня еще никто со мной не поздоровался. Я должен либо снова стать таким же, как они, либо исчезнуть. Ты когда уезжаешь?
— Завтра ночью, но я не знаю точного срока задания — на этот раз оно настоящее.
Жан-Люк смотрит, как я ем, потом я помогаю ему встать и отвожу обратно в санчасть. Он валится на кровать, я укутываю его и выхожу.
— Даю слово, что к твоему возвращению встану на ноги, — шепчет он, не открывая глаз.
— Я в этом не сомневаюсь, Жан-Люк.
Как только я расстаюсь с ним, Цезарь 3 тащит меня в контору и спрашивает в лоб:
— Что ты сказал, чтобы растормошить его?
— То, что он хотел услышать. Вы же сами научили меня лгать. Я хорошо усвоил ваши уроки, вы должны быть довольны.
— Не виляй. Что ты ему конкретно сказал?
— Я говорил с ним о надежде. Сказал, что мы можем изменить будущее.
— И ты в это веришь? — спрашивает он с ироничной миной.
— Нет, но это сработало. Я могу идти?
— Да.
Я уже собираюсь выйти из комнаты, когда он вновь обращается ко мне:
— Мне не нравится твое высокомерие, Мето. Заруби себе на носу: я держу тебя на мушке.
Все утро я заучиваю информацию из досье, в том числе расположение тайных убежищ «террористической группы», и знакомлюсь с главными членами банды «Сорняк». В большой книге под названием «Словарь» я нахожу значение этого слова:
«Сорняк — дикорастущее растение, обитающее на землях, используемых в качестве сельскохозяйственных угодий».
Интересно, как Каэлина восприняла мою просьбу отправить ее вместе со мной на задание? Если это ловушка, как предполагает Клавдий, значит, я втягиваю в нее Каэлину.
Часов в одиннадцать Бернар приходит, чтобы перекрасить мои волосы, и меня это радует: я уж боялся, что Цезари обо всем забыли. Сам Бернар не проявляет никакого энтузиазма, словно он считает эту работу унизительной, и лишь недовольно ворчит. Возвращаясь чуть позже, чтобы ополоснуть мои волосы, он цедит сквозь зубы:
— Только не строй иллюзий по поводу своего задания — ты его не выполнишь. Постарайся хотя бы вернуться целым и невредимым.
— Я и сам все понял, Бернар.
После обеда ко мне заходит Цезарь 2, и я спрашиваю, как мне найти Каэлину.
— Вы встретитесь около одиннадцати часов в сквере Радужного будущего, в центральной части района «Э». Ты уже знаешь этот квартал, который так интересует тебя по непонятным причинам.
Последнюю фразу он произносит саркастическим тоном, а я пытаюсь сохранять невозмутимость. В его взгляде чувствуется враждебность, но тон остается спокойным:
— Ты должен примерить одежду для нового задания. Нельзя надевать ту же, что и в прошлый раз.
— Почему?
— Тебе нужна поношенная, старомодная.
Заметив, что я не понимаю, Цезарь объясняет:
— Стиль одежды с годами меняется, а люди на кораблях не знают об этих преобразованиях и продолжают ходить в той, в которой садились на судно.
— А моя новая легенда?
— Можешь сам придумать себе историю: у «сорняков» нет никакой возможности ее проверить. Ну а для властей Зоны ты сохранишь документы Мишеля Шена — на всякий случай. Но, между нами говоря, ты должен всячески избегать любых проверок, потому что этого прикрытия надолго не хватит, особенно если полицейские будут строго следовать инструкции и позвонят в коллеж. Впрочем, попасть в руки полиции вам особо не грозит. Если бродяжки примут вас в свое племя, они научат вас запросто выбираться из передряг.
После обеда время тянется медленно, и я без конца поглядываю на часы. Не зная, чем себя занять, я спрашиваю, можно ли поплавать в море. Мне разрешают это сделать, правда, под конвоем. Двое приставленных ребят плетутся за мной, еле волоча ноги, но в воду я захожу один. Они довольно громко болтают, и, хотя волны и ветер заглушают их слова, я улавливаю обрывки их беседы. Разговор вращается вокруг преемника Юпитера. Видимо, Ромулу предложили большую сумму за выход из игры. Речь заходит и обо мне. Доносятся эпитеты «протеже Юпитера», «задавака», «махинатор». Какие комплименты!.. В отместку я отплываю подальше от своих надзирателей, притворяюсь, будто не слышу их, когда они меня зовут, и уступаю лишь после того, как они надсаживают глотки и замачивают в море штаны, пытаясь до меня докричаться. Я выхожу из воды с дурацким видом искренне огорченного парня, но по взглядам своих надсмотрщиков понимаю, что их не проведешь.
Я ужинаю в одиночестве и сразу возвращаюсь в свою комнату: Юпитера снова нет.
Я думаю о Еве, об испытании, которому подвергаю ее, и о долгом переходе, при мысли о котором от страха сводит живот. Я представляю себе ее хрупкую фигуру, бредущую по берегу в темноте. Как отреагирует Хуан на ее присутствие? Может, я чересчур доверчив? Вдруг из-за меня она рискует жизнью?
Я хочу воспользоваться этим заданием, чтобы помириться с семьей, мечтаю встретиться взглядом с отцом, взять за руку сестренку, почувствовать запах матери. А еще, возможно, я увижусь с Марком, ведь я запомнил его адрес. Ради всего этого придется либо перетянуть Каэлину на свою сторону, либо найти средство ее обезвредить.