Утро в Лунной долине было даже краше звездной ночи. К осени дело шло, а здесь поляны цветами усыпаны, рядом в хвойном бору птицы поют, словно весной. По всему лесу слышны трели зябликов и овсянок, еще и кукушка завелась, не смолкает, да дрозд вовсю славит восход.

Мужчине, что звался Филином, на вид было лет за пятьдесят, но, судя по всему, так он выглядел уже не один век. Русый, с проседью волос, нос с горбинкой, тонкие губы, лицо вроде без морщин, словно высеченное из серого камня. Только глубоко посаженные глаза под кустистыми бровями — смотрят, не мигая, и редко, кто долго выдержит такой взгляд.

Филин проводил Леду к теплому источнику, что бился из карстовой впадинки, образуя настоящую природную ванну. Оставил одну, а сам возвратился к Змею. Девушка с наслаждением окунулась в бурлящую минеральную воду, смыла с себя все заботы душевные и телесную усталость, долго плескалась там, зажмурив глаза, чувствуя на губах солоноватый вкус.

А когда уже надумала покинуть приветливую купель, то обнаружила на камне рядом стопочку чистой одежды. Рубашка из некрашеного льна мягко обняла тело, особым широким полотном волосы можно было обсушить… Спасибо Правителям Долины за заботу!

Годар ожидал Суженую под старой елью, мужчина тоже помыться успел, блестели на солнце влажные волосы, зачесанные назад. У колен его прямо на земле была разостлана вышитая скатертка, поверх нее белоснежный рушник, а на нем всякая снедь: хлебушек, словно лишь сейчас из печи, аж корочка хрустит на изломе, тонкие ломти розоватого сала, каждый прозрачен на свет, жбан с квасом и кувшинчик душистого травяного настоя. А еще яблоки — небольшие, соломенно-желтые, со свежей кислинкой на вкус. Благодать…

Князь на девушку строго посматривал:

— Что худо ешь? Меня забранит сестрица, скажет, совсем тебя в пути не берег.

— Сыта уже. Глаза сами закрываются. Перепутала день с ночью. Еще после теплой воды… совсем меня разморило.

Филин усмехнулся в седые усы:

— Знамо дело. Водица здесь целебная, тело врачует и успокаивает дух. Ложись-ка, поспи перед дальней дорогой.

Леда уютно устроилась на плаще прямо под мохнатыми еловыми лапами, быстро заснула и не заметила даже, как вскорести к ней присоединился и Князь. Поцеловал в теплую щеку, сбросил с плеча ладушки махонького паучишку на серебристой кудельке и тоже задремал.

В обратный путь тронулись ближе к полудню. Филин разбудил гостей, дал немного понежиться друг возле друга, а потом сам помог Леде обвязаться ремнем на спине Крылатого. И в этот раз девушка вдоволь насладилась полетом, смеялась даже от избытка восторженных чувств и пробовала напевать, только голос срывался. Молча любовалась тем, как сменяются пейзажи под крылом Змея, поглаживала шероховатый «малахит» шеи Чудовища.

Болота миновали быстро, а потом замелькали внизу леса, поля, поселения. Может, сама Лунная Дева удвоила силы Крылатого, и потому легко парил он в облаках, устали не зная. Или счастлив был, что летит домой, а с ним его Ненаглядная. Должно быть так.

Заночевать Годар решил на окраине Торжка. Не хотел добираться вечером до воеводы, а в человеческом обличье, держа Леду за руку, гостем простым зашел на постоялый двор. Только быстро признали Князя, едва не в ноги повалились, послали таки за воеводой и местной знатью. Хозяин двора славным ужином расстарался, шутка ли, Сам пожаловал, а с ним девица пригожая, даром, что в мужских портах. Как не уважить высокого гостя!

И здесь, в чистой маленькой комнате наверху, Леда уснула, только коснувшись головой подушки. А вот Князь, напротив, до самого рассвета, кажись, не сомкнул очей. С воеводой толковал о чем-то, выслушивал просьбы и жалобы торговых людей, отказывался от подарков, что норовили вручить купцы.

А едва показалось солнышко, Леду разбудила девочка-работница:

— Подниматься, изволь! Князь тебя за столом ожидает. Вот я и умыванье принесла. Пожелаешь, и косу тебе заплету мудрено. У меня пять сестренок, давно уже наловчилась.

Леда потягивалась, зевала, прогоняя остатки дремы, «еще бы часок поваляться на пуховой перинке…». Но с улыбкой спросила:

— Пять сестренок, это хорошо! Неужели, ни одного парня?

— Маменька брюхата опять, небось, на сей раз принесет и мужика. То-то тятька возрадуется. Он у нас по дереву мастер, все жалобится, что от девок ему никакой подмоги, а сынка бы выучил своему ремеслу.

— Пусть все так и будет!

Леда сошла вниз по скрипучей старенькой лестнице. Кое-где ступеньки были заменены на новые деревянные плашки, они были гораздо светлее прочих и пахли свежо. Уже запросто, по-домашнему совсем девушка приветствовала Князя. Да, видать, близко подошла. Годар Милую себе на колени усадил, повелел обнять за шею, сам поцеловал завитки волос надо лбом:

— Соскучился-то как по тебе. С трудом держался, чтобы не войти ночью.

— Знаю…

Леда глаза опускала, но улыбку довольную скрыть не смогла, потом наклонилась к уху:

— Смотрят хозяева, на стол не решаются нести, боятся тебя рассердить. Так и будем не кормлены в обнимку сидеть. А надо бы собираться домой.

— Твоя правда, ладушка.

Нехотя Змей перенес девушку на лавку рядом, повелительно глянул в сторону кухонных дверей и они тотчас отворились, будто по волшебству. Ох, и хороши были оладушки с пылу с жару, политые сладким сиропом. А сметанка к ним в отдельной плошке стояла — густая, да белая. А еще хлеб серый, ржаной с тмином. Тут же первые груздочки соленые и молоденькие опята в прозрачном рассоле с пряными травами. И суп с потрошками.

И пышная «глазунья».

И блюдо с варениками.

И рубец бычий, всякой всячиной начиненный.

И сладкий пирог.

И пряники печатные с отличительным знаком Торжка — ключ на запертых воротах.

— Это сколько же они ждут гостей? — удивилась Леда.

— Нас одних потчевать собираются, — усмехнулся Князь, подвигая девушке миску с дымящимся супом.

Пышно провожать себя горожанам Годар не позволил, только что подвезти в крытом возке до последних городских околиц. А там вдвоем с Ледой вернулись они на поле, где вчера завершили полет. И вот снова небеса. Немного осталось верст впереди, близка цель путешествия — родное Гнездовье. Уже после полудня Змей сел у леса, что отчего-то Леде сразу показался родным.

— Скоро, скоро уже будем дома, ладушка, вижу, что измаялась в дороге, налеталась вдоволь, и не запросишься более со мной.

— Как знать, — вздыхала Леда, — может, недолгое время пройдет, снова мечтать начну, чтобы ты меня покатал.

— Баловство одно, — ворчал Князь, пряча улыбку. Кажется, бесхитростные слова девушки ему поглянулись.

— Пойдем-ка, что тебе покажу… Нарочно здесь остановку сделал. Уж больно место чудное. Каждый раз, как сюда наведываюсь, долго у камня стою, два пути его уже испытал удачно, а вот третьего еще не доводилось. Не лежала душа по нему ступить. Теперь сам хочу то дело исправить. Пришла, знать, пора.

— Да, о чем же ты говоришь?

— За мной иди и сама все увидишь.

Леда послушно ухватилась за протяную ладонь, вслед за Князем прошла вдоль лесной окраины до неширокой равнины впереди. Места нежилые. Непаханная степь с чахлым разнотравьем раскинулась вокруг, но вдалеке уже виднелись новые леса. С высоты, пожалуй, эта прогалина лоскутком кажется, зажатым между сосновыми борами. Только ровно посредине пустоши какой-то непонятный выступ, словно каменный гриб из земли торчал. Путники подошли ближе.

Легкий ветерок шевелил подсыхающие веточки бессмертника и еще крепенькой пижмы с желтыми подушечками цветов. Густо разросся вокруг валуна и тысячелистник с душицей, а рядом ковыль расправлял свой невесомый султан. Ни дать ни взять, кто-то нарочно здесь добрые травы посадил, украсив древнее надгробие. Леда сразу заметила на щербатом от времени валуне какую-то надпись. Стерты были многие буквицы, зеленью обросли или сизым лишайником.

— Что-то я не разберу, Годар. Может, сам прочтешь…

Леда с опаской водила пальчиками по растрескавшимся рунам, и Князь свою руку поверх ее положил:

— Остереженье это я на память знаю, давно заучил. Вместе прочтем:

Как пряму ехати — живу не бывати Налеву ехати — богату быти Направу ехати — женату быти.

Леда даже не сдержала восторженного возгласа:

— Истинные чудеса! Да я же такое знаю, это во всех наших сказках встречается, а вот удалось и наяву повидать. Спасибо, Годар! Только… только страшно чуток, как же так — «живу не бывати»? Неужто, нарочно туда ходил?

Теперь Леда с замиранием сердца смотрела на заросшую пожухлым клевером тропу, что вела от камня прямиком к чернеющему вдали бору. Потом со страхом посмотрела в смеющиеся глаза Суженого.

— Не тревожься, заюшка моя, давно уж быльем поросло, да крапивой подернулось то дремучее зло. Много выпило людской кровушки, много славных витязей истребило, а и на Него управа нашлась. Долго бились с Поганью, а все ж таки я его одолел. На груди только и осталась метка. Когти у Него кривые были, ровно иноземные сабли, а пасть клыкастая как у секача, только гораздо злее. Ну, что дрожишь-то вся… не буду далее сказывать… Лучше про богатство спроси.

— Ас этим как? Не отсюда ли полные короба девичьих забав привез в прошлый раз? Кольца, да серьги…

— А вот и не угадала! Украшениями со мной Звенигорцы расплатились. Тамошние мастера на всю Дарилану славятся таким-то добром. А здесь богатство другое оказалось. Не златом-серебром, а медной рудой да красной глиной полна земля, отдал находку рукастым людшкам из Боридуба. Там хорошие гончары и кузнецы, руки их целый город кормят и окрестные поселения.

У подножия камня Годар сорвал маленький цветок незабудки и укрепил в волосах девушки. Строго смотрел, словно в самую глубь души:

— Сама видишь, одна мне дорога осталась. Вместе по ней пойдем, потому как другой мне жены не надобно. Ты — одна мне навек Богами дана.

Рассмеялся даже, так, словно тайну открыл, запрокинув голову к чистому небу, тронула губы улыбка:

— Арлета дома нам свадьбу готовит, уже, чую, наряды шьет, целую толпу девок посадила за работу. Большой праздник нам устроить хочет, все приметы-обряды соблюсти. А в прежние-то времена люди проще женились, обходили посолонь кругом ракитового куста или светлой березки — вот и сладили дело. И я здесь тебе хочу свою клятву дать, что буду тебя любить и беречь, пока кровь по жилам бежит. До последнего дня. До последнего вздоха. И ты обещайся моей быть.

Леда жадно слушала его, трепетала душой: «А ведь верно, какие еще нужны ритуалы, если два человека все друг другу сказали честно. Любим и будем вместе. Потому что в этом счастье для нас, потому что иначе нельзя».

Соединились уста, смешалось дыхание, долго стояли так, обнявшись, Леда поглаживала плечо Годара, чувствуя, как быстро бьется в груди сердце Змея.

— «Хороший мой, тоже тебя люблю, один для меня навек и так много счастья сейчас, что даже боязно…»

— Скажи, а что имя твое значит, почему назвали тебя Годар?

Улыбнулся, не открывая глаз:

— Сама додумайся, ведь совсем легко: Го-дар… Горыни дар. Отец меня ждал, любил, да вот только строг был, не в пример матушке.

— А она? Из ближайших мест?

— Сказывала, напротив, из чужой далекой земли. Купил ее отец на торгу. Увидел и сразу признал за свою пару. Все бы отдал, чтобы с собой забрать. Привез в Гнездовье и сделал женой. А она его долго дичилась, после привыкла, конечно, а может, когда понесла, тоже любовь в ней проснулась. Матушка добрая была, песни нам на чудном языке пела…

Ну, полно, полно грустить! Руку мне дай, ступим на заветную тропу, чтобы и мне женату быть. Суженую свою я уже встретил.

— Это хорошо! — согласилась Леда, протягивая мужчине ладонь.

Вместе, плечо к плечу, ушли они вправо от седого валуна, и не видали уже, как выскочила на камень юркая серая ящерица, долго сидела, греясь на солнышке, смотрела людям вслед, согласно покачивая точеной головкой.