Леда открыла глаза и попробовала вдохнуть поглубже, пытаясь окончательно прийти в себя. День на дворе. Светло и тепло. Никакого подземелья нет и в помине. Леда села, опираясь на руки, потом пошевелила ногами. Все в порядке, хотя одежда мятая, грязная, волосы растрепаны. Главное, сама цела-невредима. И тут же мысли недобрые в голову заползли. Наверняка, это была шутка и все подстроено заранее. Сама же Башкирцеву сказала, что Дракон — не страшный, вот и устроили ей представление по всем канонам добротного триллера.

Медвежонка выпустили, сова, конечно, тоже ручная. И тот дяденька, у костра, вероятно, был в маске. Вот только откуда он знал про ее амулет… Это единственная загадка, пожалуй. Но Леда вовсе не против и этот секрет разгадать. Сейчас встанет, вернется в «Былину» и выскажет Владимиру Иванычу все, что думает по поводу своих ночных приключений. Идея интересная, никто не спорит, но ведь предупреждать надо заранее о нежити из тумана. Кто-то и описаться мог бы от страха, вышел бы конфуз, или есть люди с больным сердцем. Нехорошая шутка у Башкирцева получилась, злая…

Леда поднялась, отряхнула с одежды комочки земли и мятые травинки, с удивлением огляделась. Ни равнины с курганами, ни сосен величавых — девушка стояла на широкой поляне посреди березняка. А еще елочки молоденькие в сторонке красовались и пара трепетных осинок.

— «Странно, неужели меня куда-то перенесли. И бросили опять одну. Да, что за люди за такие, какие-то глупые эксперименты проводят — как девчонка городская собирается выживать в лесу и ориентироваться на местности. Камеры, наверно, по кустам понатыканы. Ждут от меня истерику и вопли. Не дождутся!»

Леда решительно зашагала в сторону просвета между деревьями, полностью уверенная, что ее «снимает» невидимая среди листвы сверхсовременная аппаратура. Вскоре девушка наткнулась на неглубокий ложок и заросли дикой малины. Немного подкрепилась кисловатыми мелкими ягодами и крепко задумалась. Ни тропинки, ни следов присутствия человека. Старые березы с корявыми, наклонившимися к земле стволами, цветочное разнотравье, звонкие птичьи голоса в широких кронах, вон бурундучок промелькнул меж веток, взобрался на недосягаемую высоту, смотрит на Леду с любопытством. Запахи-то какие, свежие, теплые… Воздух чистейший, словно настоянный на меду и землянике. Но, девушка всерьез загрустила. Чего же от нее ожидают, когда выведут к домикам? Начала рассуждать вслух по старой привычке:

— Только без паники. Бросить меня здесь одну не имеют права, все равно к людям выйти должна. Буду относиться к этой нелепой ситуации, как будто, это игра. Этакий сказочный квест по русскому лесу. Знать бы еще правила… Нет, чего от меня все — таки хотят, чего добиваются? Не буду я пугаться и визжать на всю округу. И вчера не надо было мне лезть на гору, а посмеялась бы вместе со «скелетом», глядишь, шапку бы с маской снял. Некрасиво получилось, так я же не знала, что это шутки… А если нет? Ой, даже представить страшно!

Девушка посидела еще немного на теплом плече овражка и двинулась дальше. Мысли вразбег, на глаза уже слезы наворачивались, хотелось пить, да и покушать бы чего-то более существенного, чем бусинки костяники, щедро разбросанные вокруг. И когда девушка заметила вдалеке округлую серую крышу, радости ее не было предела.

— Ну, братцы, вы и горазды народ пугать! Так Башкирцеву и сознаюсь, мол вчера ночью чуть сердце из груди не выскочило при виде этого персонажа… с хромой лошадкой. Ничего не скажешь, колоритного «призрака» подобрали! Только где же теперь мой «дракончик»? Обязаны вернуть!

Леда чуть ли не бегом пустилась на поляну к небольшому строению с ослепительно белыми стенами.

— Чудной домишко! Не поймешь, правда, деревянный он или каменный, стены будто побелены известкой, окошечки махонькие под самым потолком. Если двери заперты и не попадешь внутрь.

Но, к счастью, девушка легко отворила низковатую дверь, и согнувшись, проникла внутрь.

— Здравствуйте, люди добрые! A-у! Есть тут кт-о-о?

Теперь Леда с интересом разглядывала скромное убранство помещения. Всего одна большая комната, печь русская весь угол занимает, ухваты и чугуны рядышком, огромный горшок на шестке стоит, вдоль стен лавки приспособлены, широченный деревянный стол. А в «красном углу» под вышитым полотенцем висит веревка да нож-тесак.

— Интере-есное дизайнерское решение… Хотя, здесь бы лампадка смотрелась лучше, если уж им иконы совсем не нравятся. Пусть даже в языческом стиле хотели сделать жилище, но, тогда бы статуэтку идола какого-то сообразили, нож-то зачем, да еще такой огромный… Бр-р!

Уже с некоторой опаской Леда еще раз внимательно осмотрела странную избу.

— «Точно, комната страха для впечатлительных интуристов, лучше и не сказать!»

Еще бы, между окошечками на стенах были развешены черепа оленей с ветвистыми рогами и чучело — голова кабанья с оскаленной разъяренной мордой.

— Да уж! Здесь гостей явно не ждут и питательным завтраком меня не накормят… печально…

И тут Леда вздрогнула и едва не бросилась к дверям от звука мягкого мужского баритона:

— Накормил бы я тебя красавица, с радостью превеликой, да не все здесь в моей власти. А вот попробуй-ка, назови меня по имени, да изложи свою просьбу, авось повезет…

— В-вы сами-то где? Что-то я вас не вижу.

Леда прижала руки к груди и со страхом озиралась вокруг, не в силах понять, откуда доносится этот голос. А неведомый человек только весело рассмеялся:

— Уж сколько лет я живу, а все одно людское удивление забавно! Здесь я, девица, рядышком с тобой, да меня не увидишь, и не старайся.

— Это игра? Вы от Владимира Иваныча?

— Не знаю, о ком ты баешь. А играть люблю сызмальства, только раз боком мне игрища вышли, за то и наказан крепко.

— А вас как зовут?

Снова веселый смешок теперь уже гораздо ближе, чуть не в ухо, Леда отшатнулась в испуге и возмущенно пробормотала:

— Шуточки свои бросьте! Тут, наверно, и нет никого, а ваш разговор записан для гостей. Чтобы испугать и удивить. Что ж, я под сильным впечатлением, примите мои искренние аплодисменты, но я тут, кажется, одна. Или вы где-то тут прячетесь с микрофоном, тогда можно выходить, уже конец игре. Я, признаться, устала немного и кушать хочу, а еще бы помыться не мешало после ночной физзарядки. Не подскажете, как бы мне выбраться из леса и вернуться домой? Кажется, я эти выходные на всю жизнь запомню!

— Прости, красавица, но пока меня по имени не назовешь, ничем тебе помочь не смогу. Хотя, жаль мне тебя, жаль до слез, а что ж сделать… И всплакнуть-то толком не получится за твою загубленную душу.

— Как это, загубленную?! Вы это о чем?

— Да о том, что напрасно ты сюда заглянула, красавица, доля тебя ждет, ой, как не завидная. Хозяин скоро вернется, а тут ты… заместо подарка — цветочек луговой, ягодка спелая.

Леда кинулась к двери, со злостью начала дергать кольцо, пытаясь выбраться наружу.

— Это уже все границы переходит! Я требую, чтобы меня выпустили. Слышите! Немедленно откройте дверь, я Башкирцеву пожалуюсь, а если он в этом деле замешан, жалобу напишу… в Департамент по культуре или куда-нибудь еще. Я в полицию буду обращаться! Вы издеваетесь над людьми, я на это согласия не давала. Я не позволю вам на мне ставить подобные эксперименты. Кто бы вы ни были, слышите меня!

Размазывая по лицу слезы, Леда всем телом яростно билась в двери, но они не поддавались, а рядом кто-то тяжко вздыхал, выражая неподдельное сочувствие.

— Сколько лет я живу, а все вас людишек слабеньких жалко!

— Так, помогите же мне! — разрыдалась Леда, опустившись на лавку — нервы, кажется, начали сдавать.

— Имя мое скажи, — вкрадчиво прозвучало над ухом. — Да то затея пустая, никто не угадывал прежде…

— Так, имя, имя… надо сказать ваше имя…

Леда попыталась унять дрожь в ногах, попробовала собраться с мыслями. В который раз обежала взглядом белые стены:

— Раз хозяина ждете, стало быть, сами вы тут — слуга?

— Да, что-то вроде того.

— И вы у нас — невидимка? Верно?

— Не углядеть, не потрогать…

— Ха! Есть такой знакомый персонаж в одной сказке!

Леда даже приободрилась немного, что же, если это испытание, она попробует с ним справиться.

— Ну, тогда, может быть… Сват Наум. Ага, точно! Сват Наум, накорми-ка меня!

Леда ожидала чего угодно: того, что откроется стена в тайную комнату или вылезет из подполья специальный сотрудник «Былины», пусть даже в костюме лешего или домового. Вообщем, кто-то сейчас к ней выйдет и радостно объявит, что она — молодец, сказки знает и награждается призом за смекалку и храбрость. И Леда даже простит начальнику свои страхи, жаловаться не будет, только бы поскорее увезли ее домой.

Но все получилось совершенно иначе. На столе сама собой растелилась скатерть и на ней прямо из воздуха стали появляться блюда и чаши с дымящимся варевом, пластами мяса да рыбы. Леда словно к лавке прилипла, сидела с разинутым ртом и никак не могла понять, с ума она сошла или это какая-то иллюзия перед глазами, а может, даже гипноз.

— Уф! Вот же радость-то за весь мой последний век… Чего сидишь, да глазами хлопаешь, беги-ка к столу, красавица, потчевать тебя буду, от всей души, что во мне осталась!

Леда и сама не поняла, как оказалась на противоположной лавке прямо у стола, словно бы ветром перенесло ее ближе к яствам богатым. А чего тут только не было: и вареного-то и печеного, калачи да булки, медок ароматнейший, масла целый круг, сальцо розовое, полупрозрачными ломтиками порезано, творожок во взбитой сметанке тонет, рыбка малосольная соком истекает, ушица янтарной пленочкой подернулась, из жирной семушки небось сварена…

А блинки пухлые, ноздреватые, сейчас лишь со сковороды — сами в рот просятся, только нагребай красную икру в ложку с горкой, трубочкой блин сворачивай, да сверху маслицем топленым поливай, все рядышком, все под рукой. А запотевшие кувшины с напитками так и манят жажду утолить. Эх, пир горой, да и только!

Сама своим глазам не веря, Леда потянулась за пирожками, что горой были навалены на ближайшее блюдо.

— Ммм… с груздями! Прелесть какая, сто лет не ела таких! Спасибо огромное! А вы сами? Может, покушаете со мной? Мне одной как-то неловко, может, уже покажетесь, расскажете, как это у вас все получилось? Это какой-то фокус, да? Ммм, очень вкусно, даже если это гипноз, все равно, спасибо!

Мужской голос снова по-доброму рассмеялся, но теперь в нем послышались несколько смущенные нотки:

— Давненько никто меня за стол с собой не сажал, за приглашение — спасибо, только я сыт уже, почитай, как триста лет. Да, ты обо мне не заботься, кушай, милая, скоро хозяин вернется, надо бы тебя спрятать.

— Такой грозный хозяин у вас? — Леда налила из кувшинчика жидкости рубинового цвета, оказалось, на вкус — морс клюквенный или брусничный, замечательно освежает, кстати.

— Лучше тебе с ним не видеться… А вот и он, легок на помине Бородатый… Полезай-ка, девка, на печь, да овчиной получше укройся. И не вздумай голос подать, что бы сама тут не услыхала.

Повинуясь приказу, Леда выпрыгнула из-за стола и по высокой скамеечке шустро взобралась на печь. Там сразу же пахнуло на нее спертым духом свалявшейся шерсти и сухой кожи, богато были навалены выделанные шкуры животных. Аж в носу свербило от звериного запаха. Преодолевая некоторое отвращение, Леда забилась в самый дальний угол, и как заслон, выставила перед собой растянутое на деревянной раме чучелко зайца.

— «Браконьер, как пить дать, браконьер тут обитает! Злой, наверно, как черт, проверок из города боится, вот и гостей не любит».

Заслышав скрип открывающейся двери, Леда затаила дыхание, только сердце вдруг застучало, как бешеное, да всякая ерунда в голову полезла.

— «А если они маньяки какие-то… и не только зверюшками промышляют…»

Девушка сжалась в комочек, со страхом прислушиваясь к тому, что творилось в избе:

— Э-эй, Сват Наум, собери на стол, да попроворней!

Тон недовольный и голос скрипучий, словно бы стариковский, надтреснутый. Зашелестела по столу тяжелая льняная скатерть, забрякали чашки-ложки, а потом раздалось отвратительное чавканье и ворчание, словно старый хряк добрался до кормушки.

— Р-р…хах, мало… мало, еще давай… скорее тащи… жутко голоден я!

А вот Слуга, что прежде так ласково беседовал с Ледой сейчас почему-то молчал, но судя по довольному сопению за столом, Сват Наум беспрекословно выполнял все пожелания неведомого Хозяина.

А тот вдруг начал громогласно фыркать и чихать на всю избу, раздался грохот бьющейся об пол посуды:

— Человечком воняет! Неужто, кто ко мне заходил, а? Чего притих, Сватушка? Кого прячешь?

— Сам-то где только не бывал, чем только не пропах! А человеку в наших краях делать нечего, причудилось тебе, видно. Никого здесь нет.

— Добро! Наелся, убери… устал я, спать буду…

Леда дрожала в своем углу на печке ни жива не мертва, отчего-то вдруг пришло ясное осознание, что это все никакой не розыгрыш, а на ее глазах происходят очень странные и пока необъяснимые события. Ко всему теперь надо быть готовой, даже к тому, что она попала в какую-то параллельную реальность. И Башкирцев здесь не поможет, потому как он сейчас далеко и знать о ней ничегошеньки даже не знает. Пропала Леда, с глаз долой из памяти вон, мало ли, что девке на ум пришло, может, струхнула чего, да и в город ночью сбежала.

А этот старик, что сейчас храпит у стола на лавке, очень-очень опасен, чистую правду про него Наум говорил.

— Девица? Ты здесь еще, краса моя ненаглядная? Не боись, заснул супостат, скоро выйдем из дому, выведу тебя на тропу.

Тихий шепот Наума сразу же придал сил. Леда осторожно выбралась из — под звериных шкур и приподняла занавеску, что отгораживала закуток на печке. Тут же сморщилась, прикрывая рот ладошкой… На полу были разбросаны в разные стороны кости крупных животных, посуда в беспорядке валялась на столе опрокинутая, суп разлит, каша растеклась по скатерти из сваленного на бок горшочка.

А на лавке лежал неприметный с виду мужичонка, росточком чуть не вдвое меньше самой Леды, прямо карлик какой-то, только ступни голые непомерно большие, да руки, как деревяшки свисают до пола, заканчиваясь пудовыми кулачищами. А борода жиденькая вроде, но длинная, белесая, тянется к поясу, трижды за его петли обвиваясь. Неприятное впечатление производил человечек, особливо, когда храпел еще, рот разинув, да носом сиплые посвисты выводя.

Леду будто ветром с печи снесло, да подбросило к самой двери.

— Открыть попроси… — жаркий шепоток едва не обжег щеку.

— Сват Наум, выпусти за порог, будь другом. И вообще, что тебе прислуживать этому старому лешему, пойдем-ка, лучше со мной.

Двери распахнулись, и Леда оказалась на улице. А потом потащило ее дальше и дальше от дома, аж голова кругом пошла, в глазах все потемнело от мелькающих перед лицом веток и листвы.

— Да что же так быстро? Или боишься, что догонит Хозяин?

Ответом ей был лишь довольный смешок:

— А Дед мне теперь и не хозяин, ты же меня с собой позвала, тебе и владеть мной… до поры.

Леда выдохнула с нескрываемым облегчением:

— Вот и прекрасно! Отправь-ка меня домой, в мой родной город!

— Прости, хозяюшка, только мне не под силу такое. Напоить, накормить — это я запросто. Обидчику какому шею свернуть, тоже с удовольствием превеликим, а вот домой будешь добираться сама.

— Так я даже не знаю, куда мне идти? Что это за место у вас такое странное? Как хоть ваши края называются-то?

— Дарилана — земля всеведов. Змеиные угодья тут рядышком совсем, только я там еще не бывал, не доводилось. А ты откуда будешь? Из Торжка или Звенигорья родом?

— Ох… чудеса в решете. Может, вы все-таки шутите? Ага! Только вот, кто вы сами, еще вопрос… «То, не знаю, что», — такое даже во сне не привидится!

Леда приложила прохладные ладони к загоревшимся вдруг щекам.

— Торжок, Звенигорье — по словам — города русские. А что это за Змеиные угодья? — Да, ты и впрямь издалека. Гнездовье здесь все знают. И братьев тоже…

— Скажите мне только одно, как мне попасть домой! Именно туда, куда я хочу! — Хм… а коли к знающему сведу, отпустишь меня?

— Господи, да конечно!

Хохот невидимого существа прозвучал как раскат грома. Кажется, спутник Леды был весьма доволен ответом.

Значит, по рукам?

— Ну, да… по рукам.

Леду толкнуло вдруг в плечо так, что она едва наземь не полетела, да тот, кто толкнул, видно сам же и удержал.

— Прости, душенька, не смог радость сдержать. Уж без малого триста лет я у Деда обитаю, надоел Старый хуже горькой редьки. Пусть теперь без меня помыкается. Ух и зол же будет, как проснется, да нас ему не поймать. Кончится на реке его сила. А потому поспешить надобно.

Леду подхватило что-то за талию и понесло вперед, ноги едва касались травы. Девушка просто закрыла глаза и обхватила себя руками за плечи. Будь, что будет!

— Ну, вот и Резвушка, вовремя добрались. Сейчас в лодочку сядем, только нас и видали.

Девушка с удивлением обнаружила, что стоит на невысоком берегу, густо заросшим темно-зеленой растительностью, а чуть не в двух шагах покачивается на воде махонькая лодчонка. Леда и ойкнуть не успела, как вновь подняла ее вверх неведомая сила и ловко опустила на цветастый коврик, что покрывал дно лодки. Никаких скамеек и весел не было видно.

— А как же грести?

— Не заботься, красавица, сам управлюсь. Мигом домчимся. Только смотри в оба, скоро вода цвета крови пойдет, ручки свои белые с борта не спускай, а то мне тебя не удержать. Их супротив меня больно много, и злые, как черти…

— Кого это — их?

Голос хмыкнул только недобро и лодка, покачнувшись, дернулась вперед, вниз по реке. Леда сидела на днище, обняв колени, прижатые к груди, и украдкой щипала себя за локоть. Было больно, похоже, это не сон, а все вьяве с ней происходит. Вот же напасть, как бы здесь не пропасть…

— «Что за мир такой — сказка не сказка, только Бабы — Яги и Кащея не хватает!»

А, может, так вот прямо в лоб и спросить, сразу все будет понятно:

— Дядя Наум, а Кащей где живет?

— Батюшка далече теперь, давно не видались, да и признаться, желанья нет. Худо он со мной поступил!

Леда застонала и ничком повалилась на коврик, не зная плакать ей теперь или же засмеяться вслух. Только причин-то для радости не было никаких, видать, просто нервы сдали.

— Ну, вот, начинается… Тихо сиди, авось и не заметят.

Леда не сдержала любопытства, приподнялась и заглянула за бортик лодочки. Вода розовела на глазах, пузырилась, будто вскипая изнутри, и вскоре стала мутнокрасной, даже как будто загустела. Вокруг стояла зловещая тишина, и даже суденышко теперь двигалась гораздо медленнее. Втянув голову в плечи, девушка робко озиралась вокруг, поражаясь тому, что видит. Лес по берегам реки тоже менялся, редел березняк, дерева стояли кривые, скукоженные, почти без листвы, кое-где словно поваленные бурей. С обломанной верхушки старой ели поднялась ворона. Прокричала гортанно и закружила над лодкой. И тотчас, повинуясь неведомому приказу, сорвалась стая ворон и с других сучьев корявых, заполонили небо, забазлали враз, оглушительно хлопая крыльями.

Леда закрыла голову руками и пригнулась. Хорошо, что не смотрела дальше. Вода вокруг лодки забурлила, зацарапали по смоленому дереву когтистые руки ли лапы, и не разобрать.

— А, ну, кыш отседова! Не видать, топляки, вам поживы, обещал целой к бабке доставить и слово сдержу!

Леда едва разбирала отборную ругань, на которую весьма скор был Наум, пытаясь отогнать жутких созданий, что толкали и качали лодку, бились в днище лбами, отчаянно желая ее перевернуть. Девушка сидела, боясь шелохнуться, вспоминала про себя все молитвы-заговоры, что еще в памяти держались. Но прошло сколько-то времени, и снова наступила тишина.

— Дядя Наум, а это кто был-то? — дрожащим голосом еле слышно спросила девушка.

— A-а, то люди худые, что не своей смертью померли, кого казнили, кого притопили, земля их не берет, вот и мыкаются бедные посреди реки. Резвушка добра, все терпит, жалко ей и пустой народ.

— А от нас-то они хотели чего?

— Знамо дело, кровушки твоей молоденькой испить, силы взять да на берег выбраться. Такое уж не раз бывало, ходили топляки по округе, пока местные кол им в глотку не забивали, да не сжигали останки.

— Так, они что же — вампиры?

— Упыри, проще сказать… До живой плоти охочи люто, но и на них управа имеется.

— «Ма-ма, куда же я попала!»

— А скоро мы уже доберемся до того, кто меня отсюда отправит домой? Этот ваш знаток — он хоть человек?

Затянувшееся молчание Леду отнюдь не вдохновило, но деваться было совершенно некуда. Однако, скоро лодка причалила к пологому берегу и Леда мигом оказалась на песке.

— Вот и славненько! Потерпи, душа моя, скоро на месте будем. Там и узнаешь путь-дорогу в свои края. Если бабке понравишься, конечно. Со старухой не спорь, гляди ласково, ступая мягонько, коготочки спрячь, словно кошечка домашняя. Любишь, небось, кошек, красавица?

— Мне, знаешь ли, не до питомцев сейчас. Голова кругом идет от всех ваших чудес! Пойдем уже поскорее, только можно я сама, ножками, так сказать. Мне как-то привычней…

— Эх, ты, кулема! Лучше бы я тебя перенес через Мертвый лес, но раз прогуляться желаешь, против не буду. И зверей ты любишь, как я погляжу, авось и звери тебя не тронут…

— Люблю животных, — согласилась Леда, — только смотря каких!

— Пушистых, да ласковых, тех, что до смерти забаюкать могут…

— Видно на свободу вы не торопитесь, Сват Наум! Что ни слово, то загадка.

— Да, какой же я тебе-то сват, дядькой лучше зови. Ну, пойдем, кулемушка дорогая, коли не шутишь.

— Обзываться, пожалуйста, бросьте! Я сейчас очень серьезно настроена. Я до сих пор не могу поверить, что это все со мной происходит на самом деле. Мне как-то не до веселья и приколов. Чужой непонятный мир, страшенные обитатели!

— Э-э, моя ты красота! Дед Лесной да Болотная Бабка — это же разве страшно, даже топляки — тьфу, нежить тухлая. Есть и похужее твари, особливо те, что с крылами по небу летают, да дышат огнем. Ладно, хоть тот, из Гнездовья, своих, говорят, не трогает, даже бережет-защищает. А, ну, как останется один, да одичает совсем? Где тогда искать на него управу? Округу разорит в одночасье, по миру пойдем, если кто живой будет.

— Погодите, ничего не пойму! Кто останется один? Местный Дракон? Ой, ужас! У вас тут и такое бывает? И далеко он живет?

— Сказал же тебе, недалече его Гнездовье. Вот же ты недотепа какая, память девичья, приблуда залетная. Навязалась на мою голову, тошнехонько такой недотепе служить!

— У вас есть чудесная возможность от меня избавиться — отправьте меня в Мой Мир, наконец!

— Избавиться я от тебя мог еще на реке, нежити только того и ждали, да я-то не совсем падаль, помню твое добро. Отплачу сполна, полный короб отмерю.

Леда зажмурилась, представив на мгновение, что летит с лодки прямо в голодные раззявленные пасти кровососов.

— Спасибо, вам, дядя Наум! Ведите меня к своей бабке или куда там надобно.

— Вот и ладненько! Там и распрощаемся по добру, по здорову.

Леда старалась шагать быстро, пытаясь не отстать от задорного молодого голоса, что, посвистывая, вел ее за собой по заболоченной луговине до леса. Да и можно ли было тот сухостой лесом назвать? Торчали из земли голые стволы деревьев, точно колья, с ободранной корой. Кучи валежника преграждали путь, а в сторону шагнешь — увязнешь в трясине.

Девушка только сейчас пожалела, что вызвалась пробираться своим ходом, спутник ее невидимый мог бы, пожалуй, гораздо ловчее с маршрутом справится, Леда бы даже ножек не промочила. Да еще эти вороны настроение портят, ишь, расселись на каждой кочке, будто дожидаются чего. Вот уж верно сказано — Мертвый лес, да и только. Тихо, мрачно, под ногами болотная жижа хлюпает, атмосфера гнетущая. Леда крепилась из последних сил, чтобы не взмолиться Науму о подмоге, как вдруг услышала впереди чарующее пение, переходящее в воркованье. Голос вроде не человеческий, но и птицы не так поют. Очень интересно, надо бы подобраться поближе да разведать, что здесь выискался за сладкоголосый певец.

— Стой, дурища! Косу отрастила, а ума не нажила. Пропадешь ведь ни за грош.

— Да я же только разочек глянуть…

— Поглядишь, ужо! Только под моим присмотром, а то опосля и косточек твоих не соберу.

Жалостливый всхлип над ухом показался Леде притворным и девушка рванулась вперед, на зов нежного мурлыканья. Но не добежав несколько шагов остановилась, как каменная, вытаращив глаза на невиданное существо, издававшее дивные звуки. На высоком гладком столбе сидело нечто, очень похожее на крупного кота породы мейнкун, только непомерно больше обычного. Все же это был именно кот, а не леопард или ягуар, никаких сомнений. Добродушный на вид домашний Васька — переросток. Восседал на своей деревянной жердочке, лапки мохнатые облизывал, и при этом громко урчал и мурлыкал так приятно, что издалека это походило на монотонное монашеское пение.

— Красавец какой! — восхитилась Леда, желая подойти еще ближе, но кто-то сильно дернул ее за край футболки.

— Ты понизу-то хоть глянь, дурная! Чары разом пройдут.

Леда нехотя опустила глаза, да так и застыла в ужасе, вся земля вокруг столба была усеяна костями, а пустые глазницы человеческих черепов явно свидетельствовали о том, кто именно был здесь в качестве блюда.

Чудовищный Кот тотчас выгнул спину дугой, выпуская кривые когти-кинжалы, с вершины столба в разные стороны полетела драная щепа.

— Ми-я-у-у, мя-у-конькая девчо-о-нка пожа-ловала…

Что было дальше, Леда запомнила смутно. Перед лицом мелькнули зловещие круглые глаза с острыми зрачками, да белые клыки клацнули едва ли не у самой шеи. А после что-то подняло девушку к самим небесам и понесло над лесом.

— Испужалась, небось? Знать будешь теперь, каков наш Баюн на самом-то деле? Небось, больше сюда и не сунешься.

— Твоя правда, дяденька. Спасибо, что спас.

— Ты ж Хозяюшка моя. О тебе лишь моя печаль да забота, и про речку я тогда лжу сказал, нипочем бы тебя упырям не скинул, так, шугнуть малость хотел, чтобы воли не брала на себя много. Ты, как я погляжу, девка, шустрая, на слова скорая. Чай уже и под мужиком побывала? Сразу видно, молодайка… Нехитрое дело, может, от худой славы и бежишь в чужие края.

— Да ты… ничего ты не знаешь. Я любить хотела, да не получилось. И больше никогда не полюблю.

— Порча на тебе, что ли? Брось, я бы это мигом прознал. Чиста ты духом, и сердце у тебя доброе. Только в голове шибко думок много, а девке справной много думать не требуется. Для того есть мужик, он над ней голова.

— Ага! А женщина — шея…

— А на непокорную шею бус вязанку, да покрепче затянуть, чтоб рта раскрыть не могла, не срамила мужа!

— Я мужа хочу уважать, за другого и не пойду. Я, вообще, наверно, замуж не выйду, так и помру старой девой. Никто меня не полюбит по-настоящему, а фальшивки мне не надо.

— Вот, бабы-дуры! О чем плачутся… Да была бы каша навариста, а уж ложка хлебать завсегда найдется.

— Ваше сравнение женщины с кашей довольно обидно.

— Не любо — не слушай, а врать не мешай.

— Дядя Наум, а ты кого-нибудь сам взаправду любил?

— Может, и любил, да только за тыщу лет разве всех вас упомнишь. Ну, вот, кажись, и бабкина хоромина. Туда мне ходу нет, одна пойдешь на поклон. Прощай, красавица, может, еще и свидимся, коли живы будем.

Леда неловко бухнулась на колени, и в полном недоумении разглядывала перед собой частокол из кривых заостренных бревен. О спутнике ее разговорчивом только хохоток вдали напоминал. Теперь девушка осталась одна, посреди леса, рядом с чужой усадебкой. Небо заволокли сизые тучи, приближался вечер, хотя Леда давно счет времени потеряла. Что же делать, поневоле придется стучать в ворота да проситься на ночлег. Может, и отворят…