К середине июля жизнь в «Северном» вроде бы устоялась и покатилась медленно, будто воды тихого лесного ручейка. Если на дворе не было дождя, вечерами у дома Русановых собирались уже всем знакомые «посиделки», на которых обсуждались последние нехитрые новости, заводились разговоры о том о сем, и даже споры. Теперь уже Хати вместо Лизы немного наигрывал на гитаре, за зиму сумел— таки освоить нехитрый инструмент. Пел тоже сам, поскольку ни голосом ни слухом природа-матушка не обделила.

Катя усаживалась рядом, чувствуя себя полностью в кругу друзей. Роман ее, в смысле — рукописный, уже приближался к завершению, все перипетии сюжета должны были закончиться пышной свадьбой, а после радостным известием о том, что в положенный срок Катарина подарит наследника или наследницу возлюбленному де Лостану. Катюша переживала небывалый творческий подъем. Первую часть своего сочинения она предложила почитать Лизе, и та сразу же одобрила стиль и сюжет.

— Молодец, Катя! Читается легко, захватывает так, что оторваться невозможно, и никаких мудреных длинных повествований, действие развивается быстро и элегантно. Говоришь, папа у тебя — писатель, сразу чувствуется, что тебе от него эти способности передались. Насчет мужчин не знаю, но, обычным женщинам книга твоя обязательно понравится. Она выгодно смотрится на фоне этих бесконечных штампованных историй про вампиров и оборотней. У тебя же получилась чистая, трогательная история с довольно ощутимым чувственным шлейфом.

Даже удивительно, как тебе это удалось, вроде сцены весьма откровенные описываешь, но все так романтично, изысканно, красиво… никакой пошлости. Это будет книга для души и для тела, особенно подойдет женщинам, замотанным повседневной рутиной. Просто сладкая сказка для взрослых девочек! Но в ней и философия своеобразная есть и психологические этюды. Вообщем, книжка глубокая, не на один раз. Можно, я Маше тоже дам почитать? Ей очень понравится, я уверена.

Такой вердикт Елизаветы Морозовой сильно подбодрил Катю, и она с еще большим воодушевлением принялась набирать рукопись на ноутбуке. Надо еще сказать, что задушевные разговоры с врачом принесли немало пользы Катиной самооценке и даже помогли избавиться от некоторых предубеждений, способных отравить ей этот чудесный месяц в лесу.

— Лиза, а что ты думаешь насчет телегонии? А, вдруг, это все правда?

— Это по поводу того, что все дети женщины будут похожи на ее первого мужчину? Чушь и бред… выдумка неуверенных закомплексованных дядечек, ну, или слишком уж озабоченных идеей чистоты рода, — уверенно ответила Лиза.

— Нет, конечно, их желание вполне справедливо, я все понимаю. Пусть себе девственниц ищут и берегут как зеницу ока, пояс верности наденут еще. Я только «за»… А еще я — за здоровье нации… за нравственность молодежи… и категорически против беспорядочных половых связей. Но, зачем же такую дикую теорию под свои позитивные идеи подводить? Причем, совершенно научно не обоснованную, ну, совершенно голословную. Ни одного внятного доказательства! Только кликушество с пеной у рта!

Кать, я тоже за женскую чистоту, вот у меня дочурка родиться, будем ее воспитывать строго, чтобы первый раз только с тем, в ком уверена, чтобы случилось это в любви, в нежности, как сокровенная тайна, как чудо, а не по принципу — все в классе попробовали, вот и мне пора. Я даже не столько о теле беспокоюсь, не о каких-то там, якобы вечных физических отпечатках всех мужчин, что это тело трогали… я о душе. Вот в душе-то, и правда, следы остаются, и на всю жизнь!

— Все это верно, но…

— А, кстати, ты почему спрашиваешь? Может, это тебя муженек твой бывший так обработал? Чтобы собачонкой у его ног сидела и сапоги лизала ему за то, что он тебя «вскрыл», уж прости за выражение! Вот же какой, гад-манипулятор! Катя, успокойся, и выброси эти глупости из головы. Каждый ребенок появляется от слияния лишь двух клеток — одной мужской и одной женской, ну, про двойняшек-тройняшек не будем говорить, итак ясно… Но, есть непреложный факт: у каждого малыша может быть только один биологический папа и одна мама, соответственно. Это закон природы!

А уж если завести разговор о каких-то незримых, волновых, духовных следах бывших интимных отношений, то здесь уж требуется чистота обоих партнеров, а никак не иначе. А, то что же это получается, мужчина может всех шлюх в городе пройти, болезни нехорошие подлечить, а потом женится на невинной девчушке и ждет идеальное потомство?! А чего ждать-то в таком случае? Думаешь, он так вот запросто в баньке смыл ментальную информацию всех чужих постелей в своей жизни? Думаешь, на него ничего не прилипло… в духовном плане?

— В тантре секс — это как раз взаимообмен тончайшими энергиям, — увлеченно подхватила Катя мысли подруги. И обе расхохотались. А потом Лиза продолжила:

— Вот я о том же и говорю! Оба должны быть чисты, но больше душой, мыслями, отношением друг к другу, ну, и желательно, чтобы за спиной у женщины поменьше было всяких случайных связей.

— Значит, мужчинам ты, все-таки, послабление даешь?

Лиза вздохнула, подумала немного.

— Даю, Катя… мужчинам им, наверно, труднее верность хранить. У них и в природе такая роль — семян побольше раскидать, больше шансов потомства оставить. А, вот женщина — это сосуд принимающий, в нем малыш растет, и потому «сосуд» этот должен быть изначально чистеньким. Хотя, и наливаться в него тоже должна не всякая дрянь…

Женщины снова рассмеялись, понимая друг друга. А потом Катя как-то легко рассказала Лизе свою историю с мужем. Лиза сразу же объяснила девушке некоторые нюансы поведения Антона, успокоила насчет не наступившей за прошлый год беременности. После этого разговора на сердце у Кати стало гораздо спокойнее. С каждым днем она все больше раскрывалась с Хати, привязывалась к нему.

Они отлично проводили время вместе и вскоре девушка поняла, что не представляет своего будущего без этого мужчины. Ей нравилось в нем все: легкий, веселый нрав, склонность решать все щекотливые вопросы доверительным разговором, а не играть «в молчанку», решительность и одновременно гибкость характера. А еще Волк по-настоящему заботился о ней, и Кате это было особенно важно. Но, один камень преткновения на их совместном пути все-таки встретился.

Наступила середина июля — самая макушка лета. Гроза нагрянула из-за озера внезапно, и в этот вечер Ольга посоветовала ребятам остаться в поселке, а не плыть на другой берег под угрозой ливня. Хати впервые остался ночевать в комнате любимой девушки. Под утро Катя, как обычно, проснулась от наплыва фантазий, которым не терпелось выплеснуться на клетчатые листы уже изрядно помятой тетради. Девушке оставалось закончить последнюю главу своего романа о девушке из двадцать первого века, чудесным образом переместившейся в мир магического средневековья.

Набрав на ноутбуке самое распоследнее предложение, Катя еще хотела пробежаться по основному тексту и проверить орфографию, а заодно отшлифовать некоторые спорные места, но глаза предательски закрывались, тогда девушка положила голову на плечо своей вытянутой на столе руки и задремала. «Сейчас немного отдохну и все закончу…».

Хати проснулся от того, что рядом не ощущалось уже привычное тепло любимой. Увидев Катюшу, склонившуюся над столом, Волк немедленно поднялся и бережно перенес девушку в постель. «Да что же она такое печатает, даже спать не может спокойно, вымоталась уже вся из-за своей книжки…», — Хати чуть ли не со злостью дернул «мышкой» и бросил взгляд на загоревшийся экран ноутбука. Вскоре на лице мужчины появилось крайне удивленное выражение, мужчина сел на стул поудобнее и начал внимательно читать текст.

— Где госпожа?

— Она сейчас у реки, милорд.

— Одна?

— Она запретила нам идти с ней.

— И ты так просто ее послушал?! Я тебя не узнаю, Торм…

— Если бы ты сам больше времени проводил с ней, то понял, что ей очень трудно в чем-то отказать, ей, похоже, уже нравится роль здешней Хозяйки… Да, и что же с ней может случиться? Она в трех шагах, я отсюда слышу ее голос.

Со стороны обрыва и правда доносился смех Катарины и какая-то из ее задорных песенок, а также плеск воды.

— Ну, что ж… тогда я сам отважу ее от таких далеких прогулок. Она штаны обмочит от страха и будет целыми днями сидеть в замке. А вы пока вернитесь к дороге!

Сняв сапожки, и закатав до колен свои узкие брючки, Катя весело шлепала босыми ногами по мелководью. И вдруг странное ощущение чьего-то присутствия заставило девушку подозрительно оглядеться. На обрыве, прямо напротив нее стоял большой лохматый волк. Несколько мгновений Катя смотрела прямо в его холодные желтоватые глаза, а потом зверь угрожающе зарычал и спрыгнул на берег вниз, сразу же оказавшись в двух шагах от девушки.

— О Боже! Спасите!

Катя в ужасе отбежала подальше в воду и, прижав ладони к судорожно бьющемуся сердцу, не спускала взгляд с волка. А тот почему-то остановился, словно раздумав нападать, и как-то даже насмешливо фыркнул, встряхиваясь всем телом.

— Так ты еще и смеешься, глупое животное! — немедленно возмутилась Катя, — думаешь, я не узнала тебя, ты помог мне тогда, в лесу, потом крутился у нашей пекарни, а сейчас явился сюда напугать меня до полусмерти? Ничего не выйдет, дружочек! Я тебя не боюсь ни капли, так и заруби себе на серой морде.

Хати заинтересованно покрутил колесико мышки, чтобы перейти на другую страницу, а потом на следующую, и еще на одну, и еще…

— Когда ты так рычишь, мне хочется назвать тебя Веймаром, тот вечно не в настроении.

Кате показалось, что при этих словах волк будто бы дернулся в сторону и, прижав уши к голове, посмотрел на девушку с каким-то даже обиженным выражением.

— Ты, что же, тоже его боишься? Знаю, знаю, это его земля и все здесь трясутся от страха перед ним… ну, разве что кроме меня, хотя… и мне порой бывает с ним жутковато. Но, вот тебя-то я должна бы боятся по-настоящему, ведь ты же все-таки дикий зверь, и несомненно хищник, а кто же знает, что на уме у настоящего хищника? Даже если он порой и бывает нежным… как ты со мной. А потому, не рычи, и не пугай меня. Давай-ка лучше поедим хлеб и сыр, я взяла и на твою долю сегодня. Будешь?

Волк взял кусочек сыра из рук девушки и, словно в благодарность, лизнул ее теплую ладонь, а после улегся у ног Кати, положив голову на передние лапы.

— Вот, какой ты у меня молодец, послушный мальчик!

Катя погладила зверя по загривку, запустив пальчики в густой подшерсток.

— А еще ты очень красивый, тебе кто-нибудь такое говорил прежде?

Катя тихо рассмеялась своей шутке, а Волк поднял большую голову и внимательно посмотрел на девушку, теперь в его взгляде таилась почему-то самая настоящая человеческая тоска.

— Нет? Ну, что ж, тогда я буду первой… Знаешь, я рада, что ты пришел ко мне, я правда, не очень понимаю, зачем тебе-то все эти встречи, но… мне ты точно нужен, поэтому не бросай меня одну, ладно? Понимаешь, здесь все чужое, все другое, и я никак не могу привыкнуть, хоть и делаю вид, что все хорошо, а еще это предстоящее замужество… ну, какая из меня Баронесса де Лостан? И если честно… я очень бы хотела сбежать куда-нибудь подальше, я бы даже взяла тебя с тобой, будь я мужчиной и мы бы путешествовали вместе… но, я всего лишь маленькая трусливая женщина и все это совершенно невозможно.

Меня сразу же вернут обратно, и Веймар будет в ярости. Он закроет меня в башне наверху и не выпустит гулять, а я умру, если не увижу больше реку, и лес, и луг, и тебя. Ты мой единственный друг в этом странном мире. Я верю, ты все понимаешь и сочувствуешь мне… иначе бы не приходил… А, может, ты тоже заколдован и тебе нужна моя помощь? Ах, если бы я знала, как тебе помочь, я бы все сделала для тебя…

Катя опустилась на колени рядом с волком и порывисто обхватила его лохматую шею. Ей показалось, что по телу зверя пробежала дрожь…

Хати забыл о том, где он сейчас находится, он потерял счет времени, полностью погрузившись в переживания главных героев.

— Скажите мне правду сейчас или я никогда больше не смогу вам верить!

— Но, что тебе сказать девочка, в чем я должен признаться?

— Он… он правда может становиться волком, да?

Торм со вздохом опустил глаза, виновато развел руками, склонив голову.

— У нас это знают все…

— И никто не поставил меня в известность? Меня… его будущую жену?!

— Господин запретил нам тебе говорить, даже малейший намек. Он же из Лостанов, это древнее проклятие его рода или… дар, уж кому как понравится. Значительную часть своей жизни он обязан проводить в зверином облике, и нам еще повезло с Веймаром, он отлично контролирует себя, и не так жесток, как некоторые его предки. Думаешь, почему в замке мало слуг? А почему поблизости нет деревень, а все они за холмами, за лесом… Ты видела разрушенную церковь на берегу?

— Мы прятались там от дождя…

— Прежде здесь было богатое поселение, о нем рассказывал мой дед, он еще брал оттуда невесту, мою бабку. Там было много красивых девушек… И одна из них осмелилась отказать в ласке самому Хоргану де Лостан, отцу Веймара.

— И что случилось? — затаив дыхание шепотом спросила Катя.

Торм озадаченное глянул на девушку.

— Шли бы вы к себе, госпожа. Уже поздний час, милорд скоро вернется и будет искать вас. Я хоть стар и искалечен, но хотел бы пожить еще.

— Что случилось с твоей рукой? — отрывисто спросила девушка, поплотнее закутываясь в плащ, чтобы справиться с внезапным ознобом, — это он, да? И эти шрамы на лице тоже? Скажи мне, это сделал Веймар? Только правду, Торм, умоляю, скажи мне правду!

— Нет, девочка, это сделал его отец, клянусь тем, что от меня еще осталось. Я случайно оказался на его пути, когда он был зол, я попался ему под горячую руку и лишился своей. Я чудом остался жив, ведь Хорган никогда никого не щадил, даже мать своего единственного сына. Он издевался над ней прямо на глазах у мальчика, он раньше срока довел ее до могилы. Может поэтому, когда Веймар вырос и возмужал, то…

— Что, Торм, что он сделал?

— Он убил своего отца в тот же день, когда впервые обратился в волка. Но, мне кажется… нет, я совершенно уверен в этом, я точно знаю, что Веймар никогда не обидит тебя, Катарина. Он так долго искал тебя, так долго ждал, что мы и не надеялись…

Девушка больше не слушала старого солдата, она поправила на голове капюшон, пряча влажные волосы от порывов ветра, и побежала обратно в сторону кухни. Мысли девушки перепутались, словно корни огромной ивы над обрывом. Кате хотелось поскорее попасть в свою уютную комнату и захлопнуть за собой дверь. Но сразу же вернуться в дом ей не удалось, из мрака перед девушкой появилась крупная мужская фигура и преградила ей путь.

— Где ты сейчас была? — зловещий хриплый голос прогремел почти над ухом, а сильные пальцы больно сжали руку чуть выше локтя.

— Куда ты ходила? К кому? Отвечай, немедленно!

Катарина ахнула, уставившись в горящие глаза Веймара. Как же она не замечала раньше? Но, раньше она просто не смела вот так пристально разглядывать лицо барона. А сейчас она их узнала… Серые, с янтарными крапинами глаза ее верного спутника по лесным прогулкам. Это несомненно были глаза Веймара и… волка. Того самого, которому Катя доверяла все свои самые сокровенные мысли и желания. И страх тотчас рассеялся, давая место искреннему негодованию.

— А сам ты уже набегался по лесу на четырех лапах? — дрожащим от волнения, но все-таки достаточно твердым голосом переспросила Катя.

Пальцы мужчины медленно разжались и отпустили ее руку.

— Ты… знаешь.

Девушка с удовольствием уловила некоторые нотки смущения в его голосе.

— Так где ты все-таки сейчас была?

— Я ходила к Торму, чтобы уточнить кое-какие свои предположения.

— И он их подтвердил? — как-то чересчур спокойно и даже несколько весело спросил Веймар.

— Да, подтвердил! И что? Отгрызешь за это его вторую руку? — с вызовом бросила Катя, смутно понимая, что уже говорит лишнее.

— Представляю, как вы все потешались надо мной, когда я уходила гулять! А я-то, глупая, вдруг решила, что меня оставили, наконец, в покое. Ну, еще бы, чего меня охранять, если сам хозяин крутиться… крутиться…

— Под ногами, — вкрадчиво подсказал Веймар, откровенно усмехаясь.

Щеки девушки вдруг окрасил румянец стыда, когда она припомнила некоторые подробности ее последних встреч с волком. Ей показалось, что она снова чувствует его прохладный нос на своих голых коленях, а ее соски напряглись будто от прикосновений его шершавого языка.

— Подлец! Ну, какой же ты все-таки подлец!

— Не забывайтесь, леди Катрин… Вам не следует меня оскорблять! — его тон на пару мгновений снова стал угрожающим, а потом вдруг понизился до горячего шепота:

— Ты даже не представляешь, как мне хотелось обернуться человеком и взять тебя прямо там, на берегу, после грозы. Меня разрывало от желания утолить твою жажду, но, я боялся тебя испугать. Мне — Волку ты всегда позволяла больше, чем мне — человеку. Я смирился. Тогда… на время, но не сейчас.

— Ты мог бы и вовсе не приближаться ко мне в таком обличье, но ты желал получить мое доверие, да? Понял, что я болтушка и мне одиноко, решил, что я даже со зверем буду разговаривать? Что ж, тебе повезло! Узнал о себе немало интересного, правда? Но, все равно это было гадко, гадко так использовать меня… чтобы приручить.

— Надо еще разобраться, кто здесь кого приручил, Катрин, — как-то смиренно и тихо проговорил Веймар, — я ведь хотел только один раз напугать тебя, заставить сидеть внутри ограждения замка, ну, или прогуливаться где-то рядом в сопровождении слуг. Мне всегда было тревожно оставлять тебя одну, я так беспокоился, покидая тебя на весь день. И я решил, что увидев волка, ты не узнаешь его и… больше не станешь уходить далеко. А когда ты приласкала меня и заговорила, словно с человеком, я и сам забыл, зачем показался тебе посреди дня. Мне хотелось быть рядом. Всегда около тебя, чтобы защищать, оберегать от всего плохого, что могло бы угрожать тебе в этих местах.

— И в любой момент ты мог стать человеком?

— Но, ведь тебе гораздо интереснее было гулять с волком, так? Ты даже жаловалась, что у тебя никогда не было щенка, а тебе хотелось бы иметь большую грозную собаку, которая бы тебя охраняла. Я решил доставить тебе это удовольствие и предложил себя… в виде волка.

На губах Веймара теперь играла уже знакомая самодовольная усмешка. И Катя вдруг поняла, что вся ее злость и обида тает, уступая место легкой досаде.

Через несколько страниц Хати добрался до описания любовной сцены. Очень чувственной и откровенной. Хати перечитал ее несколько раз, подавляя нестерпимое желание немедленно броситься к мирно спящей Катюше и сейчас же воплотить в жизнь все, написанное девушкой. До мельчайшей подробности. Прямо перед его глазами был подробнейший сценарий роскошной ночи любви.

Требовались лишь два участника, и женщину звали Катериной. А вот мужчину… Хати едва мог сдержать рычание. Она описывала какого-то милорда Веймара, владельца огромного поместья и всех окрестных деревень, к тому же способного превращаться в настоящего волка. В отличие от Хати… И с этим самым Веймаром несравненная Катерина занималась любовью на широкой постели в богато обставленных покоях.

У Хати же был только маленький рыбацкий домик на берегу, лодка и сети, ну, и еще какие-то деньги на счету, про них говорил Коротков. Но, уж точно — ни замка, ни слуг… Хати бесшумно ходил кругами по комнате, рядом со спящей девушкой. Катя лежала на спине и была такая соблазнительная в задравшейся маечке, почти не скрывавшей грудь, в облегающих крохотных шортиках на круглой попке.

Дрожащими руками Хати укрыл девушку одеялом, отчаянно борясь с искушением стащить с нее все бесполезные тряпочки, а потом расцеловать эти белые плечики и и этот гладенький животик и все, что находится ниже, а когда она станет готова, войти в нее медленно и сразу глубоко, как ей нравится, а потом Катя, конечно, проснется и они станут двигаться вместе и…

Хати вдруг понял, что слишком усердно поглаживает себя руками, он надел штаны и поплелся в ванную комнату на первом этаже, от души надеясь, что Ольга еще не встала и не заняла ее.

Вернувшись через десять минут обратно в спальню Кати, мужчина сразу же сел за ее письменный стол, раздраженно отодвинул ноутбук, взял ручку и начал выводить в тетради девушки ниже размашистого слова «Конец» следующие слова:

— Скажи, Катя, зачем ты все это пишешь? Зачем так подробно рассказываешь на весь мир все самое личное, что у нас было? Это гадость! Я даже не знал, что ты такая! Хотя, погоди, вообще-то, я понял, ты хочешь стать знаменитой писательницей, и чтобы все читали твои книжки и восхищались. Да, сказка хорошая, мне понравилось, честно. Но, она закончилась. Вот и слово «Конец» ты сама написала. А, теперь, что?

Уедешь в город, а я тут останусь, да? Я сейчас только догадался — я тебе только для этой сказки и был нужен. Ты меня использовала. Была со мной, а в голове придумывала, что бы еще такого интересного написать. А на Хати плевать. Ну и все… Ты же знаешь, я не оборотень, не какой-то барон, у меня почти ничего нет, зачем тебе быть со мной дальше?

Вдруг Волк почувствовал, что в груди у него что-то медленно сжимается, вызывая мучительную ноющую боль. Последний раз он испытывал подобное, когда Ханс Хелльбек сказал, что его отстраняют от проекта Крафта по созданию «Русского вида», и они с Хати больше никогда не увидятся.

— Мне очень жаль… Им всегда не нравились мои методы, они считают, что я слишком лоялен к тебе, а результата нет. Того результата, что им нужен. Представляешь, они хотели сделать из тебя берсерка… В двадцатом веке… Безумцы! Хотя я-то вижу отличный результат, мальчик. Самый лучший, который можно только представить… «и, кажется, мне придется поплатиться за это жизнью».

— Убей меня, дай какой-нибудь препарат! Ты же обещал!

— Я обещал убить тебя, если ты и впрямь превратишься в животное, но ведь этого не произошло…

— Они доведут свое дело до конца, а тебя не будут рядом. Не оставляй меня одного, они же растерзают меня! Мне так страшно! Помоги мне уйти сейчас… отец.

Глаза Ханса застилали слезы, он отвернулся, судорожно сглотнув.

— Я не могу… Теперь после меня останешься только ты. Ты выживешь. Ты просто обязан выжить. Об этом не говорят, но… я-то знаю, наши дела совсем плохи. Против фюрера готовился заговор, мятежные генералы убиты. Капитуляция Германии неизбежна… На что он вообще надеялся… А сколько жизней загублено зря — весь цвет нашей нации! Молодые, сильные, здоровые мужчины… Столько нерожденных детей!

Нет, этому-то чудовищу не отделаться островом Святой Елены… Помяни мое слово, Хати, не отделаться… Жаль, я уже не увижу, не узнаю! Но ты должен жить вместо меня, слышишь! У меня ведь больше никого нет… Мой сын погиб в Африке, моя жена умерла при родах, а маленькая дочь скончалась от пневмонии, мои археологические находки пытаются использовать для вызова демонов, Хати…

Эти люди потеряли разум, если хотят выиграть войну с помощью нечистой силы! Я ученый, я всего лишь старый ученый, и я христианин… Они заигрались в Богов… они себя возомнили Богами… А такое не прощается, мальчик, запомни мои слова… Возмездие уже близко, но моя расплата наступит гораздо раньше…

Хати выскочил из-за стола, схватил со стула свою одежду и выбежал из комнаты. Виски ломило от жуткой головной боли, чьи-то невидимые руки все сильнее сжимали горло, не давая вздохнуть. Спотыкаясь, Волк потрусил к озеру, а потом долго лежал в лодке, успокаивая разогнавшееся сердце, восстанавливая дыхание.

Он никогда не сможет забыть эту картину: мужчины в черной форме бросили окровавленное тело Ханса на каменный пол подвала, у профессора не осталось ни одной целой кости, но он, кажется, еще был жив. Вытаращенные от невыносимой боли глаза устремлены в сторону мечущегося по клетке Хати-Волка, а разбитые губы будто пытаются еле слышно сказать:

— Leb, mein Sohn! Leb…

Хати смотрел в чистое голубое небо, омытое ночным дождем, потом зачем-то пристально следил за полетом ранней чайки. В голове звенела тишина, мужчина закрыл глаза и прислушался к этому внутреннему шуму. И вдруг, через некоторое время он различил какой-то веселый музыкальный наигрыш, а потом и заливистый женский смех. «Гармошка… там, кажется, играет, гармошка, вот же дают, черти!» — от неожиданности Волк даже громко рассмеялся. Ему показалось, что он сошел с ума, потому что здесь на озере никто не мог сейчас играть на гармони, рядом не было ни одной девушки, что могла бы так задорно петь частушки, звучащие сейчас в голове Хати.

И вдруг он отчетливо увидел ее своим внутренним зрением, не то увидел, не то вспомнил — ту самую девушку, что пела, дерзко поглядывая на статного гармониста. У нее было почти Катино лицо: милое, раскрасневшееся, в форме сердечка, с маленькими ямочками на округлых щеках. И ясные, голубые Катины глаза, только волосы подлиннее — две косы пшеничного цвета, перекинутые на высокую грудь. «Катя! А где же моя-то Катя?» Мужчина мгновенно напрягся и оглянулся в сторону коттеджей на берегу, он хотел уже было кинутся назад, но вдруг схватился за голову и глухо застонал, согнувшись на днище лодки.

В уме его все тут же перемешалось: танцующая в круге стройная девчонка, сыплющая частушками, всадники на конях, подъезжающие к старому замку, кровь на снегу и злобное ворчание волков, яростно разрывающих дымящуюся на морозе оленью тушу. А потом молодой парень, что играл на гармони вдруг обернулся и посмотрел на Хати, заглянул ему прямо в лицо… будто в зеркало. И задорный молодой голос отчетливо прозвучал в самое ухо:

— Вань! А, Вань! Ты чего же замолк-то, касатик, душа пляски просит! Сыграй нам еще, миленький, зазнобушку свою порадуй!

Хати прыгнул с лодки в прохладную воду озера и поплыл на другой берег размашистыми мощными гребками. Постепенно мужчина приходил в себя. Голоса в голове смолкли.