Первые два года правления Елизаветы были отмечены несомненными успехами. Она утвердила в своей стране протестантскую религию, одержала военную победу в Шотландии и способствовала укреплению власти в этой сопредельной стране. Авторитет Англии на европейском континенте значительно вырос.

Не оставалось без удовлетворения и женское тщеславие Елизаветы. Ее руки добивались мужчины из самых знатных домов Европы.

Дело доходило до анекдотов. Венецианский посол Паоло Тьеполо информировал дожа и Сенат, что «посол Дании в Англии, желая продемонстрировать любовь своего сюзерена к королеве Елизавете, носил на своем камзоле алое сердца из бархата, пронзенное стрелой». Одно время казалось, что Елизавета отдает предпочтение эрц-герцогу Карлу. Но когда ее спрашивали, она отвечала, что не выйдет замуж за человека, которого в глаза не видела. А пригласить его приехать в Лондон она не может.

Со временем настроение Елизаветы переменилось, и она принялась всерьез рассматривать кандидатуру Эрика, старшего сына шведского короля, который послал в Лондон своего младшего сына, герцога Финляндского, предлагать Елизавете руку своего брата.

Испанский посол де'Куадро писал своему предшественнику Ферия: «Нас здесь десять или двенадцать послов, и все соревнуются, предлагая королеве руку своего сюзерена, и они говорят, что следующим претендентом будет герцог Голштейнский. Герцог Финляндский, который здесь представляет своего брата, грозится убить посла императора, королева боится, что они могут перерезать друг другу глотки в ее присутствии».

Герцог Финляндский произвел на лондонский высший свет дурное впечатление, но он щедро рассыпал на лондонских улицах серебряные монеты и говорил также, что его брат будет рассыпать уже не серебро, а золото.

Тем временем шведский король умер и престол достался его сыну Эрику. Тот ни за что не хотел отказываться от мысли жениться на Елизавете, и, хотя, получал отказ за отказом, отступать не хотел. Он говорил, что ни море, ни враги, никакие опасности не заставят его отказаться от нее.

И действительно, в августе 1560 года он отплыл в Лондон, но встречные ветры заставили его вернуться в Стокгольм. Он снова снарядил флот, но сильные ветры разметали его корабли.

Обилие претендентов и поклонников создавало некую атмосферу суеты и суматохи. Осторожный сэр Уильям Сесил писал: «Здесь происходят большие беспокойства среди поклонников и противостояние влюбленных, и дай Бог, чтобы королева выбрала одного из них и остальные с достоинством успокоились бы».

В конце концов Елизавета сделала свой выбор. Она влюбилась. Влюбилась, как влюбляются все женщины, вне зависимости от того, королевских ли они кровей или простолюдинки, – теряя голову, самозабвенно, рискуя своим именем и репутацией.

Избранником королевы Елизаветы оказался лорд Роберт Дадли.

Это был высокий, статный, очень красивый мужчина, к тому же отличный наездник. Он родился в 1532 году на несколько месяцев раньше Елизаветы. Его отец Джон Дадли был в фаворе у короля Генриха VIII, хотя отец Джона Дадли, Эдмонд Дадли, был казнен в самом начале царствования Генриха VIII – его сочли ответственным за непопулярную финансовую политику короля Генриха VII. При жизни Генриха VIII Джон Дадли стал виконтом Лисли, а в годы правления Эдуарда VI получил титул графа Барвика, герцога Нортамберлендского и стал правителем Англии. Роберт Дадли вырос при королевском дворе и был дружен с Елизаветой еще когда они были детьми. Когда ему исполнилось семнадцать лет, он женился на Эмми Робсар, дочери дворянина-помещика из Норфолка. Надо полагать, что Роберт Дадли был по-настоящему влюблен в Эмми Робсар, иначе ничем нельзя объяснить этот неравный брак сына самого могущественного человека в Англии со скромной девушкой, у которой не было ни положения, ни богатства.

Как известно из истории, судьба первых людей в Англии оказывалась весьма переменчивой – от королевского дворца до Тауэра было рукой подать. Вот и отец Роберта Дадли, герцог Нортамберлендский и пятеро его сыновей после девяти дней правления Джейн Грей, были брошены в Тауэр. Нортамберленд и его сын, муж Джейн Грэй, Джифорд Дадли, сложили свои головы на плахе во дворе Тауэра, и его сыновья видели эту казнь из окошек своих темниц. Скоро они были помилованы, как говорили, не без нажима со стороны короля Филиппа Испанского. Один из них, Джон, умер, а Амброс, Роберт и Генри отправились служить в армию короля Филиппа, сражавшуюся во Франции, и отличились в сражении при Сан-Квентине. Генри погиб в бою, а Амброс и Роберт сохранили свои жизни и вернулись в Англию.

Последние девять месяцев правления королевы Марии были очень трудным временем для Елизаветы. Роберт Дадли был в эти месяцы в ее близком окружении. Сразу же после своего восшествия на престол, Елизавета назначила Роберта Дадли главным королевским конюшим. Ему тогда исполнилось двадцать шесть лет. Естественно, что королевский конюший должен был почти все свое время проводить в Лондоне, при дворе. Его жену Эмм не устраивала такая жизнь, и она обитала, в основном, в имениях своих родственников в Норфолке и Линкольншире или в поместье Хзмптонколхор в Оксфордшире, в нескольких милях к северу от Лондона, которое арендовал лорд Роберт. Он навещал ее там время от времени.

А в Лондоне, в королевских дворцах, весной 1559 года события развивались довольно бурно. Придворные уже не шушукались, а в открытую говорили, что королева влюбилась. Да, королева по неопытности и не скрывала своего чувства к лорду Роберту Дадли. Она уделяла ему много внимания – сажала его за обеденный стол рядом с собой, ей нравилось говорить с ним, превозносить его достоинства, дарить ему подарки. Если кто-нибудь плохо отзывался о лорде Роберте Дадли, королева со всем своим темпераментом бросалась на его защиту.

Елизавета сделала сэра Роберта Дадли рыцарем ордена Подвязки, даровала ему право вывозить без лицензии из страны шерсть, сделала ему поистине королевский подарок – двенадцать тысяч фунтов стерлингов на покрытие его расходов как королевского конюшего. Получать богатые подарки от сюзерена было для придворных делом обычным, но когда сюзерен – женщина, это дает пищу для слухов и подозрений.

Комнаты лорда Роберта Дадли в Уайтхолле были этажом ниже апартаментов королевы, он однажды пожаловался на сырость, и Елизавета незамедлительно приказала поселить своего конюшего на том же этаже, где обитала она, дверь в дверь рядом с ее апартаментами. Это не могло не вызвать новые сплетни.

Елизавета очень любила верховую езду. Она часто отправлялась с Робертом Дадли на прогулки верхом или на охоту. Их могли видеть, когда они отдыхали, – королева сидела на траве, а главный конюший лежал у ее ног.

Однажды вечером после ужина в доме Дадли, она возвращалась домой во дворец в Ричмонде, ехала в темноте в сопровождении факельщиков из слуг Роберта. По дороге она заговорила с факельщиками, рассказывая им, какой замечательный человек их хозяин и что она поднимет его на такую высоту, какую не знал никто в его роде. Один из факельщиков пересказал своему другу слова королевы. Этот друг высказал мнение, что королева хочет сделать Дадли герцогом. Нет, возразил факельщик, она намерена выйти за него замуж. Этот разговор стал известен, и факельщика и его друга вызывали в Тайный совет для допроса.

Сплетни ходили разные, говорили даже, что Дадли любовник королевы и что она тайно родила от него ребенка. Утверждали, что Дадли намерен отравить свою жену, чтобы получить возможность жениться на Елизавете.

Врагов у лорда Роберта Дадли было хоть отбавляй – ему, попросту говоря, многие остро завидовали. Завидовали его мужественности, его красоте, его положению при королевском дворе, а главное, конечно, тому, что он был явным фаворитом королевы. Не было таких смертных грехов, в которых не обвиняла бы его злая молва. Его называли отравителем, развратником и тому подобное.

Близкая к Елизавете Кэт Эшли могла позволить себе рассказать королеве о сплетнях, порочащих ее, и предупредить Елизавету о возможных последствиях ее неосмотрительного поведения. Елизавета назвала эти сплетни абсурдными. Она уверяла Кэт Эшли, что у нее никогда не было никаких сексуальных отношений с Робертом Дадли. Как это могло прийти кому-то в голову, что такое возможно, когда она постоянно, день и ночь, окружена своими фрейлинами. И тут же, словно возмутившись, что присутствие фрейлин ограничивает ее свободу, Елизавета добавила: «Если бы она когда-либо захотела, и находила бы удовольствие в подобном безнравственном поведении – от чего Бог ее упас, – она не знает никого, кто мог бы ей воспрепятствовать». Довольно противоречивое заявление. Вопреки вызывающим словам Елизаветы, она отнюдь не была свободна в осуществлении своих сексуальных желаний. Королева, даже и правящая королева, вовсе не была в равном положении с королем-мужчиной. В обществе существовала двойная мораль: то, что прощалось королю-мужчине, то категорически запрещалось королеве-женщине. Король мог беспрепятственно пробираться по ночам в спальни придворных фрейлин, мог во время охоты посещать хорошеньких жен и дочерей помещиков и крестьян. Королева же не только была под постоянным наблюдением своих фрейлин и служанок, но, если бы она завела любовника, то рисковала бы забеременеть.

Королеве-протестантке приходилось быть особенно осторожной. Католики только и ждали случая, чтобы получить подтверждение об аморальности женщины-протестантки. Елизавета, как дочь Анны Болейн, осужденной в свое время за неверность мужу, была в особо опасном положении. Если бы ее уличили в разврате, в любовной связи с Робертом Дадли, это нанесло бы страшный удар протестантству в Англии, да и во всем христианском мире.

Ситуация грозила оказаться критической. Это очень волновало государственного секретаря и главного советника Елизаветы Уильяма Сесила. Дело было не только в том, что Сесил сплошь и рядом не мог согласовать важные государственные действия с королевой, ибо она оказывалась на природе, верхом с Робертом Дадли или на охоте. Сесил чувствовал, что теряет свое влияние на Елизавету, что Дадли настраивает королеву против него.

Наблюдая, как поведение Елизаветы становится все более безрассудным, Сесил понимал, какой опасностью это грозит Англии и его собственному положению. Сессил пошел так далеко, что заговорил на эту тему с испанским послом де'Куадро в надежде, что тот использует свое влияние на Елизавету и как-то образумит ее. Сесил объяснял Куадре, что Роберт Дадли представляет собой опасность, что лорд Роберт может отравить свою жену, а это повлечет за собой совершенно непредсказуемые последствия. Судьба распорядилась так, что на следующий день после разговора Сесила с де'Куадрой Елизавета холодно сообщила испанскому послу, что жена лорда Дадли Эмми умерла.

Эта смерть вызвала массу кривотолков. Оставалось множество загадок, на которые не было ответов.

Эмми Дадли жила в то время в доме в Канорхолле в одиночестве, окруженная только слугами. В тот день она отправила всех своих слуг на ярмарку в Ябингтоне и осталась в доме совершенно одна. Это была первая загадка – почему она отослала слуг?

Говорили, что в тот день в доме Эмми Дадли побывали двое людей от мужа, Роберта Дадли. Во всяком случае, когда ее слуги вернулись с ярмарки, они нашли свою хозяйку мертвой. Она лежала с переломанной шеей у подножия лестницы.

Как только это известие дошло до Елизаветы, она послала за Робертом Дадли, чтобы поговорить с ним наедине. О чем они беседовали, осталось тайной. Только стало известно, что королева приказала лорду Дадли удалиться в свой дом и оставаться там до тех пор, пока судебный пристав не вынесет заключение, что это был несчастный случай.

Такой вердикт никого не убедил. Грозил разразиться грандиозный скандал. Общее мнение было таково – лорд Дадли убил свою жену, чтобы развязать себе руки и получить возможность жениться на королеве Елизавете.

Английский посол во Франции Трокмертон был потрясен этим известием. Он написал Сесилу, что хотя он очень уважает лорда Роберта, но долг перед королевой заставляет его предупредить Сесила и написать откровенно королеве, что если она выйдет замуж за лорда Роберта, ситуация окажется ужасной и непоправимой. Он умолял Сесила сделать все, что в его силах, чтобы предотвратить этот брак, ибо «если это произойдет, нас будут презирать». Королева будет дискредитирована, от нее все отвернутся, страна рухнет. Трокмертон писал Чемберлену, английскому послу в Мадриде, что хотя известия из Лондона говорят о том, что Эмми Дадли погибла в результате несчастного случая, никто во Франции в это не верит.

До королевы Елизаветы дошли разговоры о том, что она причастна к этому убийству, – дескать, знала, что это должно произойти и не препятствовала, так как хотела, чтобы лорд Дадли оказался свободен и она могла бы выйти за него замуж.

У Елизаветы была одна чисто женская черта, которая проявлялась на протяжении всей ее жизни, – она могла вести себя совершенно безрассудно, приводя в ужас своих советников, но в самый критический момент в ней пробуждался здравый смысл и она принимала нужное и правильное решение.

Так и на этот раз – она не только поняла, но и ощутила всю опасность ситуации, в которой оказалась. Елизавета осознала, что продолжение любовных отношений с лордом Робертом Дадли может стоить ей королевского престола. И она решила оборвать эти отношения. Она отказалась от своего намерения сделать его графом Лестером. Рассказывали, что она весьма разгневалась, когда ей принесли на подпись его патент на это звание. Она располосовала патент ножом. Злилась ли она на Роберта Дадли, что он поставил ее в столь затруднительное положение? Или на себя за то, что позволила себе слабость? Просто она первый раз в своей жизни столкнулась с вечным противостоянием – что должно брать верх: интересы государства или личные женские интересы. И она осознала, что ее интересы как личности, должны отойти на второй план, она должна ими пожертвовать ради интересов своей страны.

И она принесла в жертву свою первую любовь.

Рядом с этим центральным сюжетом возникают побочные сюжеты, но все они так или иначе связаны с предполагаемой женитьбой лорда Роберта Дадли на королеве Елизавете.

Здесь в наше повествование вползает (не врывается, не входит, а именно вползает) мелкая и коварная личность – личный секретарь испанского посла, епископа де'Куадро, Боргезе Вентурино.

Однажды де'Куадро имел неосторожность послать своего личного секретаря Боргезе с каким-то поручением к государственному секретарю Сесилу, и это послужило началом довольно запутанной интриги. Движимый то ли какой-то личной обидой на своего хозяина де'Куадро, то ли корыстью, Боргезе предложил Сесилу раскрыть ему все тайны Дархомплейс – дома, где жил испанский посол, рассказать ему, что знал. А знал он все.

Через его руки шла вся тайная переписка испанского посла, и Боргезе не поленился списывать копии с каждого письма. Достаточно привести такой пример. По поручению де'Куадро, Боргезе сопровождал священника доктора Тернера во Фландрию, который должен был искать там людей, готовых поддержать леди Леннокс в ее претензиях на английский престол. У Тернера с собой был список недовольных аристократов, сопровождаемый детальным изложением того, что они предполагают сделать, если испанский король пообещает им помощь.

Тернер умер во Фландрии, оставив все свои бумаги в руках Боргезе, который аккуратно снял копии со всех документов. Среди этих бумаг было, в частности, письмо де'Куадро испанскому королю, в котором посол настойчиво рекомендовал своему монарху оказать помощь леди Леннокс и ее сыну, заверяя короля, что в этом случае восемь или десять аристократов поднимутся и сбросят Елизавету с престола.

Сесил с интересом прочитал письмо де'Куадро, в котором епископ утверждал, что Елизавета подталкивает королеву шотландцев выйти замуж за лорда Аврана для того, чтобы обеспечить Елизавете брак в лордом Робертом.

Испанский посол выступал за брак королевы шотландцев с Доном Карлосом, который сможет изгнать Елизавету и стать не только королем Шотландии, но и Англии.

Умнейший Сесил сразу же понял, какого ценного агента он обретает, и сказал Боргезе, чтобы тот вернулся в дом де'Куадро и продолжал там шпионить. Однако Сесил был не единственным политиком, располагавшим сетью шпионов. У де'Куадро в доме Сесила тоже были свои шпионы, которые не замедлили сообщить испанскому послу о предательстве его личного секретаря. Положение становилось опасным, и де'Куадро принял решение: Боргезе надо убрать, иначе говоря – убить. Но при здравом размышлении испанский посол пришел к выводу, что производить эту операцию на территории Англии опасно – может обнаружиться его причастность к убийству, и тогда де'Куадре придется уехать из Англии. Посол решил отправить Боргезе с каким-нибудь поручением за границу, а уж там покончить с ним будет проще простого.

Но Боргезе был хитрый малый и понял, что ему грозит. Он сбежал из дома на Дархомплейс и укрылся не где-нибудь, а в доме Сесила. Достать его там было невозможно.

Де'Куадро доносил кардиналу Гранвиллю: «Я сделал все, что мог, чтобы исправить ситуацию, возникшую в результате провала, но мне ничего не удалось сделать. Дьявола, который вселился в моего служащего, изгнать не удалось. Я пытался убедить его покинуть страну, я умолял, угрожал, обещал, давал взятку – и все без результата. Предать его смерти, как он того заслуживает, было бы неосмотрительно». Де'Куадро принял решение просить помощи у королевы Елизаветы. В конце концов, говорил он, она женщина светская, она может понять, что он воздерживается от убийства этого человека в Англии, поскольку это может вызвать беспорядки. Не будет ли Ее Величество так добры, чтобы выслать его из страны.

Королева, похоже, не поняла посла и вместо того, чтобы выслать Боргезе из Англии, она распорядилась арестовать его. Де'Куадро был в ужасе. Он просил еще одной аудиенции у королевы, но ему было отказано.

Вместо этого Елизавета пожелала сама выслушать Боргезе. Она услышала много интересного. В частности, Боргезе рассказал королеве о визите сэра Генри Сиднея, зятя лорда Роберта Дадли, в ходе которого Сидней заявил послу, что если сам король Испании поспособствует браку лорда Роберта с королевой, то он получит в лице Дадли человека, «готового повиноваться ему и служить ему, как верный вассал… Он будет готов восстановить в Англии католическую религию».

После разговора с Боргезе Елизавета вызвала де'Куадро и холодно объявила ему, что она весьма недовольна тем, как он отозвался о ней в письмах королю Испании. В частности, она сослалась на такие его слова: «Очень трудно иметь дело с женщиной, у которой, я думаю, сто тысяч дьяволов в ее теле, вопреки тому, что она мне говорила: „Я хотела бы быть монахиней и проводить свои дни в молитве в своей келье…“ Характер этой женщины таков, что я готов поверить всему, что о ней говорят. Ею владеет дьявол, который влечет ее… От нее можно ожидать всего. Если Ваше Величество во второй раз спасет ее жизнь, она не будет верна вам больше, чем сегодня. А если бы она могла использовать яд и устроить пожар в Нидерландах, принадлежащих Вашему Величеству, она без колебаний пошла бы на это».

Член Тайного совета лорд Хоуард и законник доктор Уотон потребовали от де'Куадро, чтобы он письменно ответил на ряд вопросов. В частности, там был такой вопрос: «Писали ли вы, господин посол, испанскому королю, что королева была тайно обвенчана с лордом Робертом в доме лорда Пэмброка?»

Ответ де'Куадро был в высшей степени примечателен. Он отвечал: «Я написал Его Величеству то, что я говорил самой королеве, что по всему Лондону говорят, что бракосочетание имело место. Королева на мои слова не возразила, она не выразила ни удивления, ни неудовольствия, она только сказала, что не только люди за стенами этого дворца верят в это, но в тот самый вечер ее фрейлины, увидев, как она возвращается вместе с лордом Робертом, спросили ее, должны ли они целовать ему руку, как целуют ей, на что она ответила, что не должны и вообще не должны верить в эти сплетни.

Спустя два или три дня после этого лорд Роберт сообщил мне, что королева обещала ему выйти за него замуж, но не в этом году. Мне она сказала, поклявшись, если она выйдет замуж за англичанина, то это будет он».

Проблема престолонаследия продолжала волновать придворных и саму королеву. Когда Мейтланд, шотландский посол при английском королевском дворе, стал уговаривать Елизавету назвать Марию, королеву шотландцев, своей преемницей на престоле Англии, она ответила ему, что, пока она жива, она будет королевой Англии. «Когда я умру, – сказала Елизавета, – они решат, кто должен наследовать корону Англии. Если этой наследницей станет ваша госпожа, я не причиню ей никакого вреда. Если же кто-то другой окажется более достойным, было бы неразумным требовать от меня, чтоб я давила на них.

…У меня хороший личный опыт. Во времена правления моей сестры многие люди жаждали посадить меня на ее место. Теперь, – добавила она, – претензии, наверное, поубавились. Подобно тому, как детям снится яблоко и они плачут, когда утром не находят его, так и многие люди, стремившиеся помочь мне, когда я была леди Елизаветой, представляли себе, что немедленно после того как я взойду на престол, они будут вознаграждены. А теперь, когда они убедились, что действительность не соответствует их ожиданиям, сейчас они склонны к новым переменам в надежде на лучшее. Ни один государь не может быть таким великим, чтобы удовлетворить желания всех».